Николай и Александра Масси Роберт

Роберт МАССИ

НИКОЛАЙ И АЛЕКСАНДРА

(История любви, погубившей империю)

[ отсутствуют главы 11,26, часть гл.24 ]

"Я имею твердую и полную уверенность Сюзанне,

что судьба России, точно также как судьба моя и

моей семьи, находится в руках Бога, который

поставил меня на мое место. Что бы не случилось, я

склоняюсь перед Его волей, полагая, что никогда я

не имел другой мысли, как только служить стране,

управление которой Он мне вверил".

(Николай II)

"В конечном счете, источником всех бед России

стала детская".

(Сэр Бернард Пэйрс)

"Императрица не желала покориться судьбе. Она

постоянно говорила о невежестве врачей... Она

обратилась к религии, и молитвы ее были окрашены

какой-то истеричностью. Сцена была готова для

появления чудотворца".

(Великий князь Александр Михайлович)

"Болезнь наследника наложила тень на весь

заключительный период царствования Николая II, и

лишь она может его объяснить. Хотя на первый

взгляд это было не так, именно она оказалась одной

из главных причин его низвержения, поскольку

сделала возможным феномен Распутина и привела к

роковой изоляции государя, императрицы, которые

жили в обособленном мире, всецело занятые своими

печалями и тревогами, которые приходилось скрывать

от всех".

(Пьер Жильяр)

"Не будь Распутина, не было бы и Ленина".

(А.Ф.Керенский)

ОТ АВТОРА

Как часто бывает в жизни, мысль написать эту книгу возникла благодаря вмешательству Провидения. Десять с лишним лет назад нам с женой стало известно, что наш сын болен гемофилией, и я стал выяснять, как решались обусловленные этим необычным недугом проблемы в других семьях. Так я узнал о судьбе цесаревича Алексея, единственного сына и наследника последнего русского императора Николая Второго.

То, что я выяснил, захватило и в то же время огорчило меня. Мне стало ясно, что болезнь царственного ребенка роковым образом повлияла на судьбу его родителей - царя Николая II и императрицы Александры Федоровны - и в конечном счете привела к краху Императорской России. В наиболее серьезном политическом обзоре того периода, "Падение русской монархии", сэр Бернард Пэйрс, категорически утверждает: "12 августа 1904 года... произошло событие, которое предопределило весь дальнейший ход российской истории. В этот день наконец родился наследник престола - долгожданный, вымоленный страстными молитвами". Пэйрс имеет в виду факт, который, по существу, никто и не оспаривает: пытаясь облегчить страдания сына, отчаявшаяся мать обратилась за помощью к Григорию Распутину, знаменитому сибирскому "старцу". Приближение в дальнейшем Распутина к престолу, его влияние на императрицу, а через нее и на русское правительство, привело к падению династии, во всяком случае ускорило его.

Факты заинтриговали меня. Но обескуражило то, что даже лица, придававшие огромное значение болезни наследника, не объясняли происшедшее ни с общечеловеческой, ни с медицинской точки зрения. Возникло гораздо больше вопросов, чем тот, который поначалу волновал меня. Раз уж болезнь мальчика и помощь ему Распутина привели к гибели многовековой династии Романовых, а затем к революции в России со всеми ее ужасными последствиями, то почему же никто не попытался поведать нам о тяжких страданиях мальчика и объяснить чудесные его исцеления? Кто не слыхал хотя бы краем уха о Распутине, этом необыкновенном человеке, и о его подлом убийстве? Но знает ли кто-нибудь определенно, каким образом облегчал он страдания царевича? А ведь и в историческом и общечеловеческом плане вопросы эти, по-моему, чрезвычайно важны, поскольку, лишь изучив их взаимосвязь, можно понять в этой истории и остальное.

Я ознакомился с дневниками, письмами и мемуарами современников мужчин и женщин, которые были непосредственным образом вовлечены в эту драму. В переписке Николая II и Александры Федоровны, в письмах царя своей матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, мемуарах, принадлежащих перу родственников императорской четы, близких друзей императрицы, фрейлин, придворных сановников, министров и иностранных послов, множество разрозненных сведений. Но они не систематизированы. В своей книге я попытался увязать отдельные факты как в свете современной медицины и психиатрии, так и опыта, какой приобретают все семьи, в которой есть больной гемофилией, воссоздать историю семьи, борьба которой с этим недугом привела к таким последствиям, которые оказали огромное влияние на судьбы всего мира.

Вначале я главным образом изучал роль гемофилии, но очень скоро меня заинтересовали самые разные аспекты царствования Николая II, его роль, как монарха, его место в истории и блестящая эпоха, главным участником которой он был. Из книг и устных свидетельств я понял, что более полстолетия спустя люди по прежнему проявляют живейший интерес к личности Николая II. Некоторые, в основном, русские эмигранты, которые видят в царе символ безвозвратного прошлого, преклоняются перед ним, даже творят из него кумира. Отдельные представители Русской Православной Церкви считают его и его семью, умершую мученической смертью, неканонизированными святыми. [(31 октября / 1 ноября 1981 года Русская Православная Церковь "за Границей канонизировала царскую семью вместе с сонмом других Новомученников, от безбожной власти убиенных. Торжества состоялись при участии 15 архиереев во главе с митрополитом Филаретом в присутствии всех здравствующих членов дома Романовых и огромного числа съехавшихся со всех стран русского pассеяния", как указывает Е.Е.Алферьев. Здесь и далее, примечания, кроме особо оговоренных, принадлежат переводчику.)]

В то же время есть те, кто по политическим или иным мотивам продолжают твердить, что это был "Николай Кровавый". Чаще всего последнего царя эти люди изображают недалеким, слабым и неумным - этакой невыразительной фигурой на шатком троне, существовавшей в последние дни гнилого и непрочного режима. Таким предстает перед обывателем образ последнего российского самодержца.

Историки признают, что Николай был "добрым человеком". Его личное обаяние, приветливость, любовь к семье, глубокая набожность и горячее патриотическое чувство - исторический факт, опровергнуть который невозможно. Но ученые утверждают, будто личные качества государственного деятеля в счет не идут; главное, по их мнению, заключается в том, что Николай был плохим царем. Добродетели, которыми мы восхищаемся в частных лицах и которым нас учит религия, отступают на второй план, когда речь идет о сильных мира сего. Насколько велик император или президент, должно, дескать, подтверждаться не личной его жизнью, не даже добрыми намерениями, а делами.

Если мерить его такой меркой, Николай II великим царем не был. С точки зрения истории выдающиеся руководители русского народа - Иван Грозный, Петр Первый, Ленин и Сталин - были людьми, которые с помощью насилия и террора выдвинули отсталую нацию в число передовых. Пожалуй, и поныне русские испытывают благоговейный трепет перед беспощадным вождем, который кнутом подгоняет их вперед. Петра Первого, пытавшего своих врагов на дыбе, собственноручно рубившего стрельцам головы на Красной площади и предавшего мучительной смерти родного сына, называют Великим. А Николай II, самый кроткий из всех русских монархов, заслужил прозвище "Кровавый". Такова была жестокая ирония судьбы, тем более, что император знал, как его называют.

Вряд ли справедливо сравнивать Николая II с его предками-исполинами. Впрочем, еще неизвестно, как бы справились они с несчастьями, сыпавшимися как из рога изобилия на Николая II. Справедливее было бы сравнивать этого царя с его современниками, восседавшими на европейских тронах английскими королями Эдуардом VII и Георгом V, германским кайзером Вильгельмом II и императором Австро-Венгрии Францем-Иосифом. Кто из них сумел бы поспорить с бурей, какая выпала на долю Николая II? Впрочем, история ответила нам на этот вопрос: война, которая отняла престол у русского царя, свергла как германского, так и австро-венгерского императора.

Сравнение с обоими английскими королями - Эдуардом VII и Георгом V которые, соответственно, приходились Николаю дядей и двоюродным братом, лишь усугубляет иронию. Если бы Николаю II не внушали с детства, что конституция - это исчадие ада, он стал бы идеальным конституционным монархом. По своему умственному развитию он ничуть не уступал ни тогдашним, ни нынешним европейским правителям. Личными качествами и вкусами он удивительно напоминал короля Георга V, на которого был так поразительно похож внешне. В Англии, где от монарха требуется одно - быть добрым, Николай II стал бы идеальным королем.

Но судьба не уготовила последнему царю из династии Романовых столь безоблачное существование или столь завидную роль. Он родился русским, а не англичанином и стал не конституционным монархом, а царем-самодержцем, который правил многомиллионным народом, населяющим обширную территорию. Оказавшись на троне, он столкнулся с двумя несчастьями: неизлечимой болезнью сына и неминуемым распадом великой державы. С рождением наследника оба эти несчастья тесно переплелись. Хотя император занимал самое высокое положение в явно отжившей свой век системе, это отнюдь не означало, что конец царской России был предопределен. Возможность приспособить самодержавие к современным условиям существовала. Но как назло, Судьба породила гемофилию и Распутина. От этого удара ни Николай, ни царская Россия оправиться не сумели.

Трагедия Николая II, по сути, состояла в том, что он родился не в свое время. Получив образование, необходимое для того, чтобы стать монархом XIX века, и обладая характером, какой подобает английскому королю, он жил и царствовал в России XX века. Мир, который был понятен ему, рушился. События чередовались слишком быстро, на смену одной идее приходила другая, еще более радикальная. Гигантской бурей, которая пронеслась над Россией, смело и царя, и всех, кого он любил. До самого конца он делал все, что было в его силах. Для жены и детей это было очень много. Для России - недостаточно.

Человек, который весьма смутно представляет себе масштабы надвигающейся бури и все-таки сохраняет присутствие духа, стремясь исполнить свой долг - явление весьма характерное для нынешнего столетия. Возможно, именно поэтому нам легче понять испытания, выпавшие на долю Николая II, и его личные качества. В прежние времена, когда в мире царил порядок, а хаос обычно возникал в результате чей-то человеческой слабости или глупости, ответственность за войну или революцию можно было возложить на того или иного правителя. Но две мировые войны, кризис и десятилетия ядерного противостояния научили нас многому, в том числе терпимости. Мы поняли, что существуют силы, которыми никто, будь то царь или президент, не в состоянии управлять. [(Нельзя не согласиться с этим. Ведь, по словам В.К.Александра Михайловича, "трон Романовых пал не под напором предтеч советов или юношей бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и других общественных деятелей, живших щедротами империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было напрасным трудом угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства, и оппозиционным бюpократам, воспитанным в русских университетах".)] Мы также произвели переоценку многих ценностей. Перед лицом событий, о которых имеем весьма нечеткой представление, и не зная, куда идти, мы придаем больше значения намерениям и стараниям. Мы можем проиграть и, как правило, проигрываем, и все же должны прилагать все усилия для достижения поставленной цели. Такова мораль двадцатого столетия.

Попав в тенета, из которых он не смог выбраться, Николай расплатился за свои ошибки и погиб мученической смертью вместе с женой и пятью детьми. Однако Судьба не обездолила их окончательно. Исконные ценности, которых придерживалась царская семья, сама вера, за которую она подвергалась насмешкам, исполнили ее мужеством и величием духа, которые искупили все остальное. Эти человеческие качества непреходящи, они навсегда сохранят свою ценность и значение и переживут расцвет и падение любой империи. Именно поэтому Николай II был исключительной личностью. И, в конце концов, победил.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. 1894 ГОД. ИМПЕРАТОРСКАЯ РОССИЯ

Царь жил в своей резиденции в Санкт-Петербурге - городе, построенном на болоте в устье Невы. Владения его были столь обширны, что когда на западных границах империи наступала ночь, на тихоокеанском побережье вставало солнце. А между двумя этими границами простирался целый континент, одна шестая всей суши. Под тяжелыми шапками снега долгую зиму стояли огромные хвойные леса. Освещаемые пологими лучами нежаркого солнца летом, шелестели шелковистой листвой белые березы. К далекому югу плавно несли свои воды полноводные реки, которые текли среди пойм и лугов Европейской России. В Сибири, пробиваясь сквозь тайгу и безрадостную тундру, где не ступала нога человека, к Северному Ледовитому океану устремлялись еще более могучие реки.

Рассеянные по этим просторам, жили сто тридцать миллионов подданных царя. В это число входили не только славяне, но также прибалты, евреи, немцы, грузины, армяне, узбеки, татары. Одни обитали в провинциальных городах и городишках, над белыми стенами которых возвышались луковицы церквей. Еще больше народу жило в своих бревенчатых избах в деревнях. Порой возле дома росли подсолнухи. По немощеной улице бродили гуси и свиньи. Крестьяне и крестьянки все лето трудились, сея, а потом убирая высокие хлеба. В течении шести долгих месяцев зимы поля являли собой безжизненные пустыни. В душных избах, пропахших запахом нагретой одежды и ароматом чая, крестьяне сидели у печей, спорили, обсуждали таинственные явления природы, чудные дела Господни.

Население деревень жило почти в полной изоляции. Люди, как правило, умирали в тех же селениях, где и появлялись на свет. Три четверти их были детьми крестьян, раскрепощенных царем освободителем Александром II. Но свобода не принесла им сытости. Когда лишенная влаги земля покрывалась сеткой трещин, зерно осыпалось в прах и наступал голод, крестьяне раскрывали крытые соломой избы, чтобы накормить скотину, а дети их, в поисках заработка, уходили в города. В голодное время мужики, натянув на себя рваные зипуны, молча стояли день-деньской у дороги, запорошенной снегом. Закутанные в меха барыни разъезжали на тройках по деревням, в которые пришел голод, и изящными движениями красивых пальчиков швыряли им пригоршни серебряных монет. Затем появлялись сборщики податей, отбирали у мужиков эти монеты и требовали еще.

Если мужики возмущались, появлялся эскадрон казаков с пиками в руках, шашками и нагайками на боку. Смутьянов пороли, текла кровь, вскипала ненависть. Крестьяне проклинали всех - помещиков, полицейских, губернатора и чиновников. Но только не царя. Царь, живущий в своем дворце за тридевять земель, ни в чем не виноват. Царь-батюшка не ведает о страданиях, которые выпали на их долю. "До Бога высоко, да царя далеко!" - гласила русская пословица. Но если дойдешь до царя, да расскажешь ему обо всем, то все твои невзгоды как рукой снимет - таков смысл доброй сотни русских сказок.

В конце прошлого столетия жизнь обитателей многочисленных этих городков и селений стала не столь однообразной, чему способствовало появление "чугунки". В те годы темпы строительства железных дорог в России были выше, чем в любой другой стране Европы. Как и на американском Западе, железные дороги покрывали огромные расстояния, соединяя сельское хозяйство с городами, промышленные предприятия с рынками сбыта. Сев в уютное купе в Москве, путешественник мог, прихлебывая чай и разглядывая из окна вагона снежные просторы, в тот же день добраться до Санкт-Петербурга. По решению царского правительства, в 1891 году началось строительство Великого Сибирского пути - Транссибирской магистрали, самой длинной в России железной дороги. Взяв начало на одной из восточных окраин Москвы, нитка пути, протянувшаяся на четыре с лишком тысячи миль, должна была соединить сердце России с Тихим океаном.

Как и ныне, Москва была центром страны, узлом, где сходились железные дороги, водные пути, средоточием торговли и промышленности. Из небольшого, обнесенного частоколом, поселения, каким она была в XII веке, Москва превратилась в столицу, священный град России. Именно здесь, вступив в 1547 году на престол, Иван Грозный заявил, что будет короноваться не как Великий князь Московский, а как царь всея Руси.

В Москве насчитывалось "сорок сороков церквей". Над зелеными крышами вздымались в небо голубые с золотом маковки сотен церквей. Вдоль широких улиц выстроились украшенные колоннами княжеские дворцы, особняки богатых купцов и мануфактурных магнатов. В лабиринте улочек и переулков стояли двухэтажные деревянные дома и домишки, в которых находили пристанище мелкие служащие и мастеровые. Зимой улицы скрывались под толстым слоем снега, весной утопали в грязи, а летом были покрыты пылью. Выходя на улицу, женщины и дети оглядывались по сторонам, чтобы не угодить под колеса экипажа или копыта отряда казаков, с гиком мчащихся наметом точно ковбои, очутившиеся в провинциальном городе где-нибудь на диком Западе.

В самом центре столицы на берегу реки возвышались облицованные красным кирпичом массивные стены средневековой цитадели, Кремля, этого символа русского могущества. То была не просто крепость, а целый город, который одному романтическому французу представился как бы воплощением России: "Этот своеобразный конгломерат дворцов, башен, монастырей, часовен, казарм, арсеналов, и бастионов; это скопище передовой цивилизации и средневековья; этот конфликт между самым низменным материализмом и высотами духа - разве все это не истинная история России, эпос русской нации, тайная драма русской души?".

Москва была "третьим Римом", центром православия. Миллионы русских приходили и с горем, и с радостью в православные храмы. В величественных соборах крестьянки в ситцевых платочках оказывались рядом с княгинями в дорогих шубах и драгоценных украшениях. Люди всех сословий, и стар, и млад, часами стояли со свечою в руке, душой и разумом постигая величие происходящего. Освещенные тусклым светом лампад, с икон в золотых окладах на них смотрели лики святых. На иконостасе, на митрах и крестах облаченных в сияющие ризы епископов, сверкали бриллианты, изумруды и рубины. Священники с окладстыми боpодами пpоходили сpеди pядов пpихожан, pазмахивая кадилами, в котоpых куpился ладан. Богослужение представляло собой не продолжительное песнопение, а чередование гимнов, которые выводили своими могучими басами дьяконы. Ошеломленные величественным зрелищем и благоуханием, очищенные чудными звуками молитв, по окончании службы прихожане прикладывались к кресту, сжимаемому холеной рукой епископа, который наносил им на лоб благовонным елеем знак креста. В церкви верующие испытывали всю гамму чувств, от печали до восторга. Церковь учила, что страдание благо, что уныние и страдание - неизбежные спутники жизни. "На все Божья воля", - твердили русские и с помощью церкви старались обрести кротость духа и силу, которые помогли бы им вынести бремя земной юдоли.

Несмотря на свое великолепие и славу, в 1894 году Москва не была столицей Российской империи. Двести лет тому назад Петр Первый оторвал Россию от ее древних славянских корней и попытался насильно привить ей западно-европейскую культуру. На низменных невских берегах он построил новый город, решив тем самым "прорубить окно в Европу". На болотистые берега были доставлены миллионы тонн красного гранита, забиты тысячи и тысячи свай. Двести тысяч рабочих умерли от лихорадки и истощения. Но до самой смерти в 1725 году царь правил страной, пребывая в этом странном, искусственном городе, расположенном в восточной оконечности Балтийского моря.

Град Петра был воздвигнут на воде, на девятнадцати островах, соединенных между собой арочными мостами и разрезанных извилистыми каналами. К северо-востоку от него простиралось огромное Ладожское озеро, к западу - Финский залив, куда впадала полноводная Нева, берущая начало в озере. "Рассекая город пополам, молча и быстро несет свои холодные воды Нева, похожая на полосу стали, видом своим напоминая о просторах лесов и болот, давших ей начало". Над северным берегом вознеслись мрачные бастионы Петропавловской крепости, в центре которой стояла колокольня собора, упиравшаяся в небо своим золоченым шпилем высотой в четыреста футов. По южному берегу, облицованному гранитом, на три мили тянулась набережная, вдоль которой выстроились здания Зимнего дворца, Адмиралтейства, посольств иностранных держав и особняки знати.

Получивший название Северной Венеции, Вавилона снегов, Санкт-Петербург был европейским, а не русским городом. По своей архитектуре, стилю, нравам и мышлению он принадлежал Западу. Особенно заметными здесь были итальянские мотивы. Выписанные в Россию Петром I и его наследниками итальянские архитекторы Растрелли, Росси, Кваренги спроектировали величественные дворцы в стиле барокко, выкрашенные в красный, желтый, салатный, синий с белым цвета, разместив их среди прекрасных садов вдоль широких, уходящих вдаль бульваров. Даже менее внушительные здания окрашивались, отделывались лепниной, и украшались точно в южных городах. Громоздкие казенные строения выглядели не такими массивными благодаря красивой формы окнам, балконам, портикам. Величественный Казанский собор в Петербурге представлял собой точную копию базилики святого Петра.

Несмотря на свой средиземноморский стиль, Петербург был северным городом, и, благодаря его географическому положению, игра света в разное время года создавала неожиданные эффекты. Зимою темнело пополудни, а рассветало чуть ли не в полдень. Нашпигованные льдом ветры и метели, не встречая на пути преград, обрушивали свою ярость на стены и окна дворцов в стиле Ренессанса, заковывали поверхность Невы в прочный ледяной панцирь. Над шпилями и замерзшими каналами переливалось огнями северное сияние. Иногда унылое однообразие зимы скрашивал погожий денек. Голубело усеянное серебряными блестками небо; кристаллики снега на ветвях деревьев, крышах домов, и золоченых куполах храмов сверкали на солнце так ярко, что резало глаза. Зима уравнивала всех. И царь, и министр, и священник и мастеровой все закутывались до самых глаз, а, придя домой, тотчас кидались к кипящему самовару, чтобы налить себе стакан горячего чаю.

Если зимой в Петербурге довольно темно, то летом света хоть отбавляй. Двадцать два часа в сутки там светло, как днем. Лишь к одиннадцати вечера яркие краски тускнеет, вместо них появляется полусвет, отливающий серебром и перламутром. Полусвет этот окутывает город, и он засыпает. Но полуночники, взглянув на восток, замечают на небе розовую полоску, предвестницу нового дня. Летом в столице бывает жарко. В распахнутые окна врывается ветерок, дующий с реки, принося с собой солоноватый запах моря и смолы, ароматы специй, стук колес экипажей, возгласы уличных разносчиков, перезвон колоколов соседней церкви.

В 1894 году Петербург все еще следовал предначертаниям Петра I. Он был центром всего самого передового, самого умного и зачастую самого циничного в жизни страны. Здесь выступали знаменитые оперные певцы и артисты балета; симфонические и камерные оркестры исполняли произведения Глинки, Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского и Чайковского; петербуржцы читали Пушкина, Гоголя, Достоевского, Тургенева и Толстого. Но светское общество говорило по-французски, а не по русски, и лучшие туалеты и мебельные гарнитуры выписывались из Парижа. Русская знать отдыхала в Биаррице, в Италии, на Ривьере, предпочитая их огромным родовым поместьям, откуда управляющие присылали своим господам деньги для развлечений. Мужчины ходили на скачки, играли в карты в клубах. Дамы спали до полудня, вызывали парикмахеров, затем отправлялись на прогулку на Острова. Завязывались любовные интриги, в гостиных с наслаждением предавались сплетням.

Каждый вечер представители высшего света отправлялись в великолепный голубой с золотом Мариинский театр, чтобы посмотреть спектакль Императорского балета, или во Французский театр, где чересчур декольтированные дамы выставляли напоказ свои драгоценности. После спектакля дамы и их кавалеры, кутаясь в меха, садились в легкие санки и неслись в ресторан "Кюба" ужинать и танцевать. "Раньше трех утра никто не думал уходить, а офицеры обычно засиживались до пяти... когда небо покрывалось перламутровыми, розовыми и серебристыми красками".

Сезон веселья в Санкт-Петербурге начинался в Новый год и продолжался вплоть до Великого поста. Все эти долгие зимние месяцы столичная знать кружилась в вихре развлечений. Концерты, банкеты, балы, балеты, оперы, приемы, ночные пиры... Все устраивали приемы, все приходили на них. Офицеры в блестящих мундирах, в орденах и медалях, старые дамы в белых атласных платьях с фижмами толпились в гостиных с высокими потолками. Подходили слуги с подносами в руках, на них стояли бокалы шампанского, блюда с осетриной, паштеты, фаршированные яйца, три вида икры. Устраивались "белые балы", на которых юные девушки в белоснежных платьях танцевали с молодыми офицерами кадpиль под присмотром бдительных наставниц, усевшихся в золоченые кресла с высокими спинками. Для молодых женатых пар устраивались "розовые балы", где молодежь кружилась в вальсе, слушала цыганскую музыку, блистая драгоценными украшениями и щеголяя синими, зелеными, алыми мундирами. "Казалось, будто у тебя на ногах крылья, а голова где-то среди звезд".

В разгар сезона утром дамы надевали драгоценности, шли в церковь, принимали за обедом гостей, пополудни отправлялись на прогулку, затем возвращались домой, чтобы успеть переодеться к балу. Самые великолепные балы устраивала в Зимнем дворце императорская чета. Ни один дворец в Европе так не подходил для всеобщего веселья. В Зимнем дворце было множество залов - огромных и высоких как собор. Гигантские колонны, облицованные яшмой, мрамором и малахитом, подпирали украшенные золоченой лепниной потолки, с которых свешивались огромные хрустальные позолоченные люстры. В стылые январские ночи все три здания Зимнего дворца были залиты светом. К подъезду подкатывали все новые и новые экипажи. Отдав швейцарам шубы и шинели, прибывшие поднимались по белым мраморным лестницам, покрытым пушистыми коврами. Бесконечные ряды пальм стояли на главной лестнице и вдоль стен галерей.

Залы заполнялись "придворными чинами, иностранными дипломатами, офицерами гвардейских полков и восточными владыками. Их блестящие формы, шитые серебром и золотом, являлись великолепным фоном для придворных нарядов и драгоценностей дам, - вспоминал великий князь Александр Михайлович. - Кавалергарды и конногвардейцы в касках с Императорским двуглавым орлом и казаки Собственного Его Величества конвоя в красных черкесках стояли вдоль лестницы и при входе в Николаевский зал. Залы украшались бесчисленными пальмами и тропическими растениями, доставленными из придворных оранжерей. Ослепительный свет больших люстр, отраженный многочисленными зеркалами, придавал всей картине какой-то волшебный характер...

И вдруг вся толпа замирала. Появлялся обер-церемонийместер и три раза ударял о пол своим жезлом, чтобы возвестить начало Высочайшего выхода.

Тяжелая дверь Гербового зала открывалась, и на пороге показывались Государь и Государыня в сопровождении членов императорской фамилии и свиты. Самодержец открывал бал всегда полонезом, после чего начинались общие танцы..."

Царский бал начинался ровно в половине девятого вечера. Шуршали сотни платьев - дамы приседали в почтительном реверансе. В тот зимний вечер 1894 года после объявления церемониймейстера в залу вошел высокий, могучего телосложения, бородатый мужчина. Это был царь Александр III. Рядом с ним, в платье из серебряной парчи, усыпанном бриллиантами, с знаменитой алмазной диадемой в волосах, выступала темноглазая императрица Мария Федоровна, урожденная принцесса Датская Дагмара. Оркестр грянул полонез, потом танцевали кадриль, шаконну, мазурку, вальс... К полночи в соседних комнатах были накрыты к ужину столы. Уничтожая салаты из омаров, куриные паштеты, взбитые сливки и торты, сквозь двойные высокие окна пирующие наблюдали, как над замерзшей рекой метет поземка. Саженного роста царь шел вперевалку, точно огромный медведь, между столами, останавливаясь то у одного, то у другого стола. В половине второго царственная чета удалялась в свои покои, и гости неохотно разъезжались по домам.

Царь Александр III отличался огромной работоспособностью и невероятной физической силой. Он запросто сгибал кочергу или серебряную тарелку. "Однажды во время обеда австрийский посол начал докучливый балканский вопрос, - писал великий князь Александр Михайлович. - Царь делал вид, что не замечает его раздраженного тона. Посол... намекнул, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата.

- Вот что я сделаю с вашими двумя или тремя мобилизованными корпусами, - спокойно сказал Царь".

Александр III был единственным хозяином не только в стране, но и в семье. Жене его требовалось немало усилий, чтобы улестить грубоватого великана; дети его, в особенности три сына, почти не пользовались самостоятельностью. Слова царя походили на команды. По словам одного тогдашнего придворного, когда император говорил, казалось, еще мгновение, и он ударит. [(С.Ю. Витте, человек прямой и резкий, отмечал спокойствие, твердость и незлобливость императора Александра_III ("Воспоминания", М., Соцэкгиз, т.1, с.198).)] Собрав небольшой домашний камерный оркестр, царь заглушал своим фаготом остальные инструменты.

При Александре III российская система самодержавия функционировала надлежащим образом. Царь воплощал правительство, обладая абсолютной властью и неся ответ лишь перед Богом. От царя власть передавалась по вертикали вниз, исполняемая целой армией министров, губернаторов, чиновников, акцизных и полицейских, назначаемых от имени царя. Парламента не существовало, и народ не участвовал в управлении страной. Даже члены императорской семьи - великие князья и княгини - повиновались царской воле. Великие князья занимали должности губернаторов или высокие должности в армии или флоте, но служили они лишь для того, чтобы угодить царю. По мановению руки царя они расставались со службой.

Александр III был самодержцем до мозга костей и пользовался всеми привилегиями своего положения. [("Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать", - ответил он одному министру, который настаивал в Гатчине, чтобы Александр III принял немедленно посла какой-то великой державы", - писал впоследствии Александр Михайлович. Вот еще один пример решительности царя, приведенный великим князем: "Какой-то чрезмерно честолюбивый министр угрожал отставкой Самодержцу. В ответ на эти угрозы Царь взял его за шиворот, и тряся, как щенка, заметил: - Придержите-ка ваш язык! Когда я захочу вас выбросить, вы услышите от меня об этом в очень определенный выражениях".)] Он был волевым правителем при любых обстоятельствах, но его ожесточенную веру в самодержавие питала ненависть к убийцам его отца, Царя-Освободителя Александра II. Факт, что цареубийцами были не либералы, а революционеры террористы, не интересовал императора, он считал, что это одна шайка-лейка.

Все тринадцать лет своего правления Александр III подавлял малейшее сопротивление самодержавию. Сотни его политических противников были отправлены в отдаленные селения Сибири. Печать подвергалась суровой цензуре. Вскоре его динамичная политика стала способствовать распространению самодержавной идеологии, террористы-убийцы и революционеры заметно поубавили свой пыл.

Если оставить в стороне его реакционные политические воззрения, то Александр III был дальновидным пpавителем. Он заключил союз с Францией, чтобы получить французские займы, нужные для строительства железных дорог. Предпринял реорганизацию русской армии и не поддавался ни на какие провокации, которые могли бы втянуть его в войну. Хоть царь и недолюбливал немцев, он благоволил немецким промышленникам, которые ввозили капиталы для развития угольной и железнорудной промышленности. Стремление управлять огромной империей в одиночку требовало от царя отдачи всей его могучей энергии. Чтобы работать без помех, в качестве резиденции он выбрал Гатчину, расположенную в сорока четырех километрах от столицы. Императрица предпочитала С.-Петербург и каждую зиму перевозила мужа в столицу. Однако Александр III не любил огромный, вычурный Зимний дворец, в котором, по его мнению, холодно и гуляют сквозняки, и царская чета селилась в Аничковом дворце, выходившем на Невский проспект.

По счастью для России, Александр III был женат на женщине, обладавшей достоинствами, вполне соответствовавшими ее положению. Урожденная принцесса Датская Дагмара, она приходилась младшей сестрой принцессе Александре, которая вышла замуж за принца Уэльского Эдуарда и стала английской королевой. В девичестве Дагмара была помолвлена со старшим братом Александра III, Николаем Александровичем, тогдашним наследником престола. Но перед свадьбой Николай умер, завещав брату не только титул цесаревича, но и свою темноволосую невесту. Перед бракосочетанием принцесса Дагмара, была наречена Марией Федоровной.

Русские полюбили эту невысокую, жизнерадостную женщину, ставшую их императрицей. Та с наслаждением отдалась жизни двора, вечерам, балам. "Я танцевала до упаду", - писала она в возрасте сорока четырех лет. За столом умела вести умную, искрящуюся юмором беседу. Глаза ее блистали, низковатый голос был был исполнен душевного тепла и веселья. Она становилась душой любого общества не только благодаря своему положению, но и обаянию. Когда возникал повод посудачить, царица с удовольствием пускала сплетню по кругу. "Полчаса танцевали мазурку, - сообщала она как-то в письме сыну. Одна бедняжка потеряла нижнюю юбку, которая валялась у нас под ногами, пока какой-то генерал не догадался спрятать ее за вазу с цветами. Злополучной даме удалось скрыться, прежде чем узнали, кто она". Подтрунивая над человеческими недостатками, императрица была терпима к слабостям людей. Она с насмешливой жалостью наблюдала за страданиями эрцгерцога Франца-Фердинанда, нанесшего царской чете визит вежливости в 1891 году: "Его совсем закормили обедами и ужинами. Дело кончится несварением желудка. Вчера вечером в театре он выглядел весьма бледно и рано ушел, сославшись на мигрень".

К тридцати годам Мария Федоровна успела исполнить свой материнский долг, родив императору пятерых детей. Николай родился 18 мая 1868 года, за ним Георгий (1871), Ксения (1875), Михаил (1878) и Ольга (1882). Поскольку муж был вечно занят работой, царица, как наседка, обихаживала своих детей, наблюдала, как они готовят уроки, давала советы, выслушивала их тайны. Очень часто она выступала в качестве буфеpа, смягчая столкновения между своим подpастающим потомством и сильным, пpямолинейным мужем, их отцом. Особенно нуждался в материнской поддержке ее старший сын, Николай. Царь вызывал благоговейный трепет в душе сына. В октябре 1881 года в Борках императорский поезд упал под откос, несколько человек получили увечья. Во время крушения государь с семьей находился в столовом вагоне; вся крыша вагона упала на императора, и он лишь благодаря своей гигантской силе удержал крышу на спине. Дети и жена смогли выбраться, и никого не задавило. Затем, отмечал Витте, со свойственным ему спокойствием государь вышел и сам из вагона, всех успокоил, раненым оказал помощь. Мысль о том, что однажды ему придется стать преемником этого исполина, вызывала в юном цесаревиче растерянность.

В начале 1894 года казалось, что страхи Николая Александровича преждевременны. Царю Александру III было всего сорок девять лет, он лишь приближался к вершине своего могущества. Первые годы царствования он посвятил восстановлению подлинного самодержавия. Теперь же, обеспечив безопасность империи и сохранность династии, император, обладавший к тому времени неограниченной властью, намеривался наложить могучую свою печать на весь образ русской жизни. Многие, с уверенностью глядя в будущее, сравнивали Александра III с Петром Великим.

2. ЦЕСАРЕВИЧ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Судьбе было угодно, чтобы наследником престола, а затем и царем стал именно Николай Александрович. Он был старшим из четырех сыновей Александра III, но, по целому ряду печальных обстоятельств, не получил от братьев поддержки, которые те могли бы оказать брату-монарху. Александр умер в младенчестве. Второй, Георгий, был любимым товарищем детских игр. В детстве Николай восхищался искрометным юмором Георгия. Всякий раз, как брат говорил что-то смешное, он аккуратно записывал шутку на клочке бумаги и прятал его в шкатулку. Много лет спустя, когда Николай Александрович был императором, домашние слышали, как он смеется у себя в кабинете, перечитывая собрание острот Георгия. К несчастью, в отрочестве у Георгия развился двусторонний туберкулез легких, и его отправили вместе с немногочисленной прислугой на солнечный Кавказ. Летом 1899 года он умер в Аббас Тумане.

Хотя в Гатчинском Большом дворце насчитывалось девятьсот комнат, Hиколай и его братья и сестры воспитывались со спартанской простотой. Александр III ежедневно поднимался в семь утра, умывался холодной водой, облачался в крестьянское платье и, сварив себе кофе, усаживался за письменный стол. Позднее, когда просыпалась царица, оба завтракали ржаным хлебом и яйцами вкрутую. Дети спали на простых походных кроватях, положив под голову волосяную подушку. Приняв утром холодную ванну, на завтрак ели кашу. За обедом встречались с родителями. Еды было достаточно, но, поскольку, детей кормили в последнюю очередь, после всех гостей, а вставать из-за стола полагалось вместе с отцом, они зачастую ходили голодными.

Однажды Николай набросился на полый золотой крест, в который был помещен пчелиный воск с кусочком животворящего Креста. "Ники был настолько голоден, что он открыл крест и съел почти все его содержимое вместе с реликвией", - вспоминала сестра его Ольга Александровна. - Потом ему стало стыдно, но он признался, что это было "невероятно вкусно". Когда дети оставались одни, им перепадало больше, хотя, оказавшись без родительского надзора, дети часто принимались безобразничать, обстреливая друг друга хлебными шариками.

Цесаревича Николая Александровича учили наставники. Они преподавали ему языки, историю, географию; был среди них и украшенный бакенбардами учитель танцев, который требовал, чтобы всякий раз на рояль тапера ставили огромную вазу цветов. Однако самым главным наставником был Константин Петрович Победоносцев. Крупный мыслитель, реакционный философ, он получил прозвище "верховного жреца социального застоя" и оказал "решающее и вредное влияние на последнего царя". Сухой, лысоватый, с холодными глазами аскета, смотрящими сквозь стекла очков в стальной оправе, он впервые обратил на себя внимание еще будучи профессором Московского университета, когда написал фундаментальный труд "Курс гражданского права" и материалы по истории русского права. Он был наставником детей Александра II, и будущий царь Александр III еще в молодости стал его верным и убежденным учеником. Когда Александр III взошел на трон, Победоносцев уже занимал должность обер-прокурора Святейшего Синода, являясь светским главой русской православной церкви. Кроме того, ему было поручено воспитание наследника престола, цесаревича Николая Александровича.

Блестящий ум Победоносцева был проникнут идеями национализма и самодержавного фанатизма. Он придерживался мизантропических воззрений Гоббса на человечество в целом. Славян он называл людьми медлительными и ленивыми, которым нужна сильная рука. Россия же, по его словам, представляла собой ледяную пустыню, "по которой бродил лихой Человек". Полагая, что для сохранения этой огромной, населенной многочисленными народностями, империи необходимо национальное единство, он верил в два объединяющих России принципа: самодержавие и православие. Он требовал беспощадной борьбы с малейшей оппозицией двум этим началам. Выступал против всяческих реформ, называя их "базаром прожектов... шумихой дешевых и низменных страстей". Конституция, по его словам, "это первая и самая ужасная язва... Газеты - царство лжи. Печать доведена до небывалой распущенности". Он рассматривал всеобщее избирательное право, как роковую ошибку. Но больше всего Победоносцев ненавидел парламентаризм.

"Одним из самых лживых политических принципов, - заявлял он, является принцип верховной власти народа... которым, к сожалению, заморочены головы некоторых неумных русских... Парламент - это институт, который служит для удовлетворения личных амбиций, тщеславия и самолюбия его членов. Парламентаризм поистине одна из самых наглядных иллюстраций человеческих заблуждений... Судьба уберегла нашу Россию с ее многонациональным населением от подобных бед. Страшно подумать, что бы с нами произошло, если бы судьба послала нам роковой дар - антирусский парламент. Но этого никогда не случится".

По той же причине, будучи, по существу, министром по вопросам религии, Победоносцев преследовал всякие религиозные течения, не желающие приобщиться к православию. Особенно он ненавидел упорствующих. Ярый антисемит, он заявил, что еврейскую проблему в России можно решить, если треть еврейского населения эмигрирует, другая треть примет православие, а остальные исчезнут. Проникнутый идеями Победоносцева, Александр III написал на полях доклада о бедственном положении русского еврейства в 1890 году: "Не следует забывать, что евреи распяли Господа нашего и пролили Его драгоценную кровь".

Победоносцев относился с предубеждением не только к евреям, но и к католикам-полякам и мусульманам, разбросанным по огромному пространству империи. Не кто иной, как Победоносцев подписал в 1901 году документ об отлучении Л.Н.Толстого от церкви. [(Л.Н.Толстой отошел от церкви, и отлучение явилось лишь формальным признанием этого факта. Но, возможно, Победоносцев получил личное удовлетворение, отлучив от церкви великого писателя. Начиная с 1877 года, после завершения "Анны Карениной", ходили слухи, будто образ Алексея Каренина, холодного и чопорного бюрократа, которому изменяет жена и который разводится с ней, списан с К.П.Победоносцева (Прим. авт.))]

Россия, какой изображал ее цесаревичу Победоносцев, не имела ничего общего с мятущимся гигантом за окнами царского дворца. То была древняя, отсталая, уважающая силу страна, объединенная тремя принципами: "самодержавие, православие, народность". Царь - это помазанник Божий, внушал наследнику наставник. Божий промысел не допускает вмешательства народа в управление государством. Следовательно, царь, который не правит единолично, не исполняет обязанностей, возложенных на него Всевышним. Возможно, рассуждения старого наставника звучали для юного Николая Александровича несколько схоластически, но железная их логика убеждала.

Наиболее убедительным для Николая Александровича подтверждением доводов Победоносцева было зверское убийство его деда, Александра II, самого либерального русского монарха XIX столетия. За то, что он отменил крепостное право, Александра II назвали Царем-Освободителем, и все же основной целью русских революционеров народовольцев было его убийство. К каким только ухищрениям не прибегали убийцы. Однажды они приобрели неподалеку от Москвы здание возле железной дороги и, сделав подкоп, заложили под железнодорожные пути мощную мину. Царь уцелел, поскольку поезд ушел из Москвы в другом направлении. [(Взрыв все-таки произошел (19 ноября 1879 г.), были убитые, раненые, искалеченные (царский и свитский поезд поменялись местами в пути). Первая бомба, замаскированная под кулич, оторвала голову проходившему мимо мальчику разносчику. Вторая бомба, которая смертельно ранила Царя-Освободителя, тоже имела вид кулича. (Ю.Гаврилов. Казенный дом. "Огонек", 1989, N 47, с.12-15).)] Было предпринято еще шесть покушений, и 13 марта 1881 года, по иронии судьбы, через несколько часов после того, как царь одобрил решение о введение института присяжных, попытка удалась. Когда царская карета ехала по набережной Екатерининского канала, террорист метнул бомбу, которой разбило в щепы карету, ранило лошадей, кучера, лейб-казака. Сам царь остался невредим. Вопреки настоятельной просьбе кучера вернуться боковыми улицами во дворец, император стал помогать раненым. В эту минуту подбежал второй убийца и с криком "Бога славить рано", бросил бомбу прямо под ноги императору. Взметнулся сноп огня и осколков. Взрывом Александру II оторвало обе ноги, распороло живот, изуродовало лицо. Находясь еще в сознании, царь прошептал: "Во дворец, умру там". Изувеченные останки государя внесли в Зимний дворец. "Большие пятна черной крови указывали нам путь по мраморным ступеням и потом по коридору в кабинет Государя", вспоминал великий князь Александр Михайлович. - "Император Александр II лежал на диване у стола. Он был в бессознательном состоянии... Ему оставалось несколько минут жизни. Вид его был ужасен: его правая нога была оторвана, левая разбита, бесчисленные раны покрывали лицо и голову. Один глаз был закрыт, другой - смотрел перед собой без всякого выражения. Ники, смертельно бледный, стоял в своем синем матросском костюмчике. Его мать, Цесаревна, была тут же и держала в дрожащих руках коньки". У окна стоял отец, Цесаревич Александр Александрович, опустив могучие плечи. Кулаки у него то сжимались, то разжимались. Агония императора продолжалась сорок пять минут. "Государь император скончался", - объявил лейб-медик, опустив окровавленную кисть Александра II. Новый царь, Александр III, угрюмо кивнул и сразу преобразился. "Какой-то огонь святого мужества загорелся в его спокойных глазах, - отмечал великий князь. - Александр Александрович дал рукой знак Цесаревне, и они вышли вместе. Коляска двинулась, окруженная сотней донских казаков, которые скакали в боевой готовности, и их пики ярко блестели красным отблеском в последних лучах багрового мартовского заката". В своем манифесте, обнародованным в связи с восшествием на престол, Александр III объявил, что будет править "с верой во власть и право самодержавия". И все тринадцать лет своего царствования император правил Россией, руководствуясь принципами, разработанными Победоносцевым.

В двадцать один год цесаревич был стройным юношей среднего роста, с квадратным, открытым лицом, унаследованным от отца, выразительными, как у матери глазами, и неотразимым личным обаянием. О воплощенным благородством, добротой и дружелюбием. "Ники улыбнулся своей обычной мягкой, робкой, чуть-чуть грустной улыбкой", - вспоминал его родственник и близкий друг, великий князь Александр Михайлович (Сандро). Готовый любить всех, Николай Александрович надеялся, что и окружающие любят его. И насколько он мог понять, несмотря на лесть и подобострастное внимание окpужающих, так оно и было.

Цесаревич получил прекрасное среднее и высшее образование. У него была феноменальная память, он хорошо знал историю. "Он мог ввести в заблуждение любого оксфордского профессора, который принял бы его, по знанию языка, за настоящего англичанина. Точно также знал Николай Александрович французский и немецкий языки", - писал Александр Михайлович. Цесаревич великолепно ездил верхом, отлично танцевал и метко стрелял. Его приучили вести дневник, и, по примеру многих тогдашних князей и дворян, он изо дня в день добросовестно заносил туда сведения о погоде, количестве убитой дичи, имена всех, с кем совершал прогулки и обедал. Дневник Николая II ничем не отличался от дневника его кузена, короля Георга V; он представлял собой реестр событий, описанных лаконичной прозой, и ведение их рассматривалось как одна из обязанностей. Как ни странно, но дневник Николая II, в котором отсутствуют выразительность, свойственная его частным письмам, оказался золотым дном для клеветников, между тем как на дневники Георга V зачастую ссылаются, как на доказательство откровенного характера этого доброго монарха.

В мае 1890 года, за несколько дней до своего двадцатидвухлетия, цесаревич писал в дневнике: "Сегодня окончательно и навсегда прекратил свои занятия, окончив их с Леером". После этого юноша предался более приятному занятию - развлечениям. Вставал он поздно утром, не успев придти в себя после очередного кутежа. "Как всегда после бала, чувствовал себя ненормально, в ногах слабость, - записал он в дневнике. - Встал в 10 1/2; я уверен, что у меня сделалась своего рода болезнь - спячка, т.к. никакими средствами добудиться меня не могут".

Встав с постели, он отправлялся на заседание Государственного совета, принимал шведского министра или путешественника, вернувшегося в Россию после двухлетнего пребывания в Эфиопии. Иногда ему везло. "Сегодня не было заседания Государ. совета, я этого не оплакивал".

От Николая Александровича требовалось, чтобы он большей частью ничем не занимался. Главная задача цесаревича по завершении им образования и достижения совершеннолетия состояла в том, чтобы ждать, по возможности, не подавая виду, свой черед занять престол. [(Ошибочное, хотя и распространенное мнение. После 9-ти месячного заграничного путешествия Николай Александрович вернулся в С.-Петербург, после чего в течение нескольких лет Александр III привлекал его к участию в государственных делах. Он состоял Председателем комитета по сооружению Великого Сибирского пути, возглавлял Комитет по борьбе с голодом в 1892-93 гг., пожертвовав на помощь голодающим доставшиеся по наследству 5 миллионов золотых рублей, заседал в государственном совете и в Комитете Министров. Тот же факт, что, подавленный неожиданной кончиной отца, он сказал великому князю Александру Михайловичу, что не подготовлен к царскому служению, лишний раз свидетельствует, насколько наследник цесаревич был требовательным к себе. (См. Е.Е.Алферьев, цит. пр. сс. 22-23).)] В 1890 году Александру III было всего сорок пять лет. Рассчитывая, что процарствует еще лет двадцать или тридцать, он не очень то спешил поделиться с наследником опытом правления. Николай охотно принял на себя роль повесы, предоставившуюся ему с молчаливого согласия отца. Он появлялся на заседаниях Государственного Совета, но то и дело посматривал на часы и при первой возможности под благовидным предлогом исчезал.

Зимой он забирал с собой сестру Ксению и отправлялся на каток, где катался на коньках с сестрой и теткой Эллой. "На катке было очень весело. Я наконец надел коньки и валял во всю мочь за мячиками", - писал он. Упав на лед, он разбил коленки, стер ноги, и ему пришлось ковылять в домашних туфлях, завидуя счастливцам, которые могли кататься на коньках. С наступлением сумерек, разрумянившись от движения и мороза, конькобежцы шли к кому-нибудь в гости и пили горячий чай. Ужинать они могли где угодно: в ресторане вместе с друзьями или шли к знакомым, где хозяин устраивал концерт балалаечников.

Зимой 1890 года Николай каждый вечер выезжал в свет. В январе он двадцать раз был в театре, опере или балете, которые иногда посещал дважды в день. Именно тогда в Петербурге состоялась премьера балета "Спящая красавица" на музыку Чайковского. Цесаревич побывал на двух генеральных репетициях и на двух спектаклях. Он смотрел пьесы, исполнявшиеся на немецком, французском и английских языках, в том числе "Венецианский купец". Особенно ему нравилось слушать оперы "Евгений Онегин" и "Борис Годунов", а в феврале ему даже предложили сыграть небольшую роль в "Евгении Онегине". Он был желанным гостем на званых вечерах, где гостей развлекал оркестр императорского флота, хор с участием шестидесяти певцов или знаменитый конферансье, рассказывавший гостям забавные истории. Два-три раза в неделю цесаревич отправлялся на бал. "Пение, пляска продолжались до первого часа; ...сели за ужин в 3 1/2 утра". С наступлением Великого поста увеселениям приходил конец. После бала и позднего ужина, завершившего зимний сезон 1890 года, Николай сделал следующую запись: "Я находился целый день в веселом настроении масленицы, что отчасти не подходит к времени говения".

С наступлением Великого поста Николай оставался дома, ужинал в обществе матери, играл с друзьями в карты. У него в комнате во дворце был установлен телефон, связанный со сценой театра с тем, чтобы цесаревич мог слушать оперу Чайковского "Пиковая дама". Часто наследник отправлялся с отцом на охоту. Уйдя из дома на рассвете, они целый день бродили по окрестным лесам и болотам, охотясь на фазанов и зайцев.

Цесаревич был особенно счастлив, когда, сидя на белом коне перед Зимним дворцом и приложив к козырьку руку, наблюдал, как мимо проходят рысью эскадроны казаков в надвинутых на бpови папахах, держа в руках пики с развевающимися на концах значками. Всю жизнь Николай Александрович был влюблен в армию с ее нарядными мундирами, ее историей, и ни один из своих титулов не ценил более чина полковника, к которому представил его отец. "Став командиром эскадрона лейб-гусарского полка, он затем два года прослужил офицером в Гвардейской конно-артиллерийской бригаде. Ко всем своим обязанностям относился серьезно и добросовестно, - вспоминал впоследствии его двоюродный дядя "Сандро". - Смерть отца застала его командиром батальона Лейб-гвардии Преображенского полка в чине полковника..." Скромность цесаревича создала ему большую популярность в среде офицеров-однополчан.

Получив в девятнадцать лет под свое начало эскадрон, он отправился с ним на маневры в Красное Село. Сняв частный дом со спальней, кабинетом, столовой и балконом, выходящим в небольшой сад, вел приятное бездумное существование, ничем ни отличавшееся от от жизни любого молодого русского офицера из аристократической семьи. Он участвовал в жизни и разговорах офицерской столовой и заслужил дружбу своих товарищей.

"Теперь я вне себя от радости служить и с каждым днем все больше свыкаюсь с лагерной жизнью, - писал он матери из Красного Села. - Каждый день у нас два занятия: или утром стрельба, а вечером баталионные учения, или наоборот, утром баталионные учения, вечером стрельба... Завтракаем в 12 час., обедаем в 8 ч., между этими [занятиями] спим и после чай. Обеды очень веселые, кормят нас замечательно. После еды господа офицеры... играют в биллиард, кегли, карты, домино".

Императрицу тревожила мысль, как бы ревностный служака не забыл, что он наследник престола. "Ни на минуту не забывай, что глаза всех прикованы теперь к тебе, все желают увидеть, каковы будут твои самостоятельные шаги, - писала он. - Постоянно будь вежлив и учтив с каждым, не выделяя никого в особенности, но, в то же время, не допускай излишней фамильярности или панибратства и никогда не слушай подхалимов".

Николай Александрович 25 июня 1887 года благопослушно отвечал: "Всегда буду стараться следовать твоим советам, моя душка Мама. Нужно быть осторожным во всем на первых порах!" Но в дневнике записал иное: "Умаялись", "испробовали шесть сортов портвейна и немножко перепили", "валялись на траве и пили", "офицеры вынесли меня на руках".

Весной 1890 года, в ту пору молодой офицер, Николай впервые встретил семнадцатилетнюю танцовщицу из Императорского балета Матильду Кшесинскую. Hевысокого роста, живая, гибкая, полногрудая, с гордо изогнутой шеей, темными локонами и живыми глазами, Кшесинская уже десять лет училась в балетной школе, и в 1890 году была лучшей ученицей выпускного класса. На выпускном спектакле и праздничном ужине присутствовала вся императорская семья.

В своих мемуарах Кшесинская вспоминает о появлении Александра III, который, возвышаясь над всеми, громко спросил: "Где Кшесинская?" Когда ему представили девочку, царь, взяв ее за руку, приветливо произнес: "Будь славой и украшением нашего балета". Во время ужина рядом с Матильдой сидел государь император. Потом он передвинулся, и его место занял цесаревич. Когда Кшесинская взглянула на Николая, "в сердцах каждого из нас возникло непреоборимое влечение друг к другу". Запись Николая в своем дневнике была более лаконичной: "Поехали на спектакль в театральное училище. Была небольшая пьеса и балет, - очень хорошо. Ужинали с воспитанниками".

С того момента Кшесинская норовила попасться на глаза Николая. Узнав, что цесаревич с сестрой Ксенией часто выходят на балкон Аничкова дворца, чтобы поглядеть на людей, прогуливающихся по Невскому проспекту, Кшесинская каждый день проходила мимо. В мае, в день тезоименитства наследника цесаревича, она украсила свою комнату бело-сине-красными флажками. В то лето ее назначили в труппу, которая выступала в деревянном театре для офицеров, расквартированных в Красном Селе, где цесаревич нес службу со своими гвардейцами. Он ежедневно приходил посмотреть выступления Кшесинской. Однажды, увидев их обоих беседующими, царь с улыбкой заметил: "Да вы, я вижу, флиртуете".

Поскольку цесаревич и балерина никогда не оставались наедине, дальше флирта в то лето у них не зашло. "Мне казалось, что, хотя он и не влюблен в меня, то питает ко мне известное расположение, и я предалась мечтам", писала она. "Положительно, Кшесинская 2-я меня занимает", - признавался в дневнике Николай. Несколько дней спустя он писал: "Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно". Перед отъездом из лагерей он добавил: "После закуски в последний раз поехал в милый Красносельский театр. Простился с Кшесинской".

Николай Александрович не видел Матильду почти год. В октябре 1890 г. вместе с братом Георгием он отправился в девятимесячное плавание по Средиземному морю, через Суэцкий канал в Индию и Японию. Родители надеялись, что, проведя несколько месяцев на борту судна, согревшись под лучами солнца и надышавшись соленым морским воздухом, Георгий подлечит больные легкие. Для Николая же, наследника российского престола, рассчитывали августейшие родители, это путешествие явится важным событием, во время которого он обучится дипломатическим тонкостям и успеет позабыть молодых дам, которые начали осложнять его жизнь.

Кшесинская не была единственной из них. Николай Александрович нашел, что балерина привлекательна. Она была всегда под рукой, хороша собой, изыскивала всяческие способы дать ему понять, как он ей нравится. Но чувство, которое Николай питал к высокой золотоволосой принцессе Алисе Гессен-Дармштадской, оказалось гораздо глубже. Принцесса Алиса была младшей сестрой великой княгини Елизаветы Федоровны, двадцатипятилетней супруги великого князя Сергея Александровича, дяди наследника цесаревича. Елизавета Федоровна, которую близкие звали Эллой, была жизнерадостной женщиной, своими праздниками на катке и домашними театральными постановками вносившая юный задор в жизнь императорской семьи. Наследник часто гостил у молоденькой тетушки. Когда к старшей сестре Элле приехала двенадцатилетняя Алиса, визиты наследника участились. Внешне серьезная и робкая, Алиса была страстной по натуре. Впервые обратив взор своих серо-голубых глаз на Николая (ему было тогда шестнадцать), она тотчас почувствовала к нему симпатию. К сожалению, жила она далеко, в Гессен-Дармштадте. К тому же, родители цесаревича считали, что захудалая немецкая принцесса не подходящая партия для наследника российского престола.

С унынием в душе покинув С.-Петербург, Николай Александрович и Георгий Александрович отправились в Афины, где великих князей встретил их двоюродный брат, греческий принц Георгий. Там три кузена, сопровождаемые молодыми русскими аристократами, в том числе князьями Баратянским, Оболенским и Ухтомским, сели на борт русского фрегата "Память Азова". К тому времени, как фрегат достиг берегов Египта, путешественники подружились, и настроение у Николая значительно улучшилось. Сев на яхту египетского хедива, они совершили плавание вверх по Нилу. Изнемогая от жары, цесаревич разглядывал однообразные селения да кущи пальм, выстроившиеся вдоль берега. Останавливаясь в прибрежных городах, молодые аристократы заинтересовались искусством местных танцовщиц. "Ничего особенного", - записал наследник после первого представления. Но на следующий вечер появилась такая запись: "Этот раз было лучше. Они разделись и выделывали всякие штуки". Путешественники поднимались на две пирамиды, ели, как арабы, руками, катались на верблюдах. Яхта поднялась до Ассуанских порогов. Цесаревич наблюдал, как в бурной, пенящейся воде купались египетские мальчишки.

В Индии князья Барятинский и Ухтомский убили по тигру, наследник к его большому огорчению, остался без трофея. Стояла невыносимая жара, и цесаревич стал раздражителен. В письме из Дели он жаловался матери: "Несносно быть снова окруженным англичанами и всюду видеть красные мундиры". Мария Федоровна поспешила ответить:

"Хочется верить, что ты учтив со всеми англичанами, которые так стараются для тебя, устраивают приемы, приглашают на охоту и т.д. Прекрасно понимаю, что балы и прочие официальные мероприятия не очень-то увлекательны, особенно в такую жару, но ты должен понимать, твое положение обязывает. Надо позабыть о собственных неудобствах, быть вдвойне учтивым и любезным и, самое главное, никогда не подавать виду, что тебе скучно. Ты ведь сделаешь так, не правда ли, мой милый Ники? Во время балов ты должен больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это тебе больше по душе. Этого просто нельзя делать, дорогой, я знаю, все это ты превосходно понимаешь; единственное мое желание в том, чтобы никто не сказал о тебе ничего дурного, чтобы ты повсюду производил хорошее впечатление".

В Индии Георгий Александрович страдал от жары. Кашель усилился, бедного юношу постоянно била лихорадка. К огромному его разочарованию родители приказали ему прервать путешествие. Когда фрегат "Память Азова" покинул Бомбей, Георгий Александрович поднялся на борт взявшего курс в противоположном направлении миноносца, чтобы вернуться к прежней спокойной жизни на Кавказе.

Продолжая путешествие, Николай Александрович делал остановки в Коломбо, Сингапуре, Батавии, Бангкоке, где нанес визит королю Сиама. Оттуда направился в Сайгон и Гонконг, а когда в токийских парках зацвели вишни, прибыл в Японию, где посетил Нагасаки и Киото. Когда он гулял по улицам города Отсу, путешествие его - да и жизнь - едва не прервались навсегда.

С шашкой в руках на него неожиданно кинулся японский полицейский. Клинок, нацеленный в голову, лишь скользнул по лбу и из раны брызнула кровь. Убийца взмахнул шашкой во второй раз, но греческий принц Георгий отбил удар тростью. Причины, побудившие террориста напасть на цесаревича, так и не были окончательно установлены. Не мог ничего объяснить и сам Николай Александрович. На всю жизнь у него остался шрам, и временами он страдал от головных болей. По мнению одних, нападение было совершено религиозным фанатиком, взбешенным якобы непочтителтьным поведением Николая Александровича и его спутников при посещении японского храма. Другие приписали его ревности некоего самурая, жена которого приглянулась цесаревичу. Этим эпизодом путешествие и завершилось: царь телеграфировал сыну, требуя немедленного возвращения. После того эпизода Николай невзлюбил Японию и чаще всего называл японцев "макаками". Запись в его дневнике гласит: "Принял шведского посланника и японскую "макашку", "поверенного в делах", который привез мне письмо, портрет и старинные доспехи, подаренные мне ее величеством [японской императрицей]".

Возвращаясь домой, цесаревич остановился во Владивостоке, где прожил достаточно долго и участвовал в закладке Владивостокского вокзала в самой крайней точке Великого Сибирского пути. Владивосток представился ему заброшенным провинциальным городком с грязными, немощеными улицами, открытыми канализационными канавами, бревенчатыми домами, фанзами, в которых жили китайцы и корейцы. 31 мая 1892 года, несмотря на холодную, ветреную погоду, цесаревич присутствовал на молебне, состоявшемся под открытым небом. Наполнив тачку грунтом, Николай Александрович провез ее на расстояние нескольких десятков метров и опрокинул на насыпь будущей железной дороги. Вскоре осле этого, взяв в руки кельму, уложил первый камень здания вокзала. [(Еженедельник "Владивосток" (N 21, 26 мая 1891_г.)] так описывал торжества по случаю начала Уссурийского участка Великого Сибирского рельсового пути: "19(24) мая к 10 часам утра уже собралась масса народа... Тотчас по прибытии Его Высочества Государя Наследника Цесаревича началось молебствие... По окончании молебна Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Его Королевское Высочество греческий принц Георг приложились к кресту и направились к месту земляных работ... Почти у самого павильона была приготовлена лопата и тачка, в которую Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич и Великий Князь Николай Александрович собственноручно наложил землю и отвез ее на полотно будущей железной дороги. Момент, когда Царственный Сын управлялся рабочей тачкой, двигаясь с нею вперед и вываливая из нее землю как простой рабочий, был поистине торжественный: все смолкли... По окончании всей Церемонии Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Его Королевское Высочество греческий принц Георг изволили сесть в вагон; туда же вошли приамурский генерал-губернатор, военный губернатор, адмиралы, генералы, свита и г.Урсати (строитель железнодорожной линии)... Раздался свисток, другой - и поезд тронулся, провожаемый оглушительными "ура" бежавшей за поездом публики. (Цитир. по статье А.Сенина в газете "Домострой" N_19 21_мая 1991_г.))

По возвращении в С.-Петербург Николай Александрович вновь стал встречаться с Кшесинской. Сначала влюбленные встречались на берегу Невы в карете. Затем Николай стал бывать в доме отца Матильды. Он обычно появлялся в обществе своих молодых двоюродных братьев - великих князей Сергея, Георгия и Александра Михайловича. Кшесинская угощала гостей отцовским шампанским и слушала грузинские песни. По воскресеньям Матильда посещала скачки, усаживаясь напротив императорской ложи и всякий раз получая букет цветов, который, по поручению цесаревича, преподносили балерине его сослуживцы офицеры.

Привязанность цесаревича к Кшесинской крепла. Он подарил ей золотой браслет, усыпанный алмазами и крупный сапфир. На следующее лето, когда Кшесинская вновь приехала с труппой в Красное Село, Николай Александрович часто приходил на репетиции, сидел у Матильды в артистической уборной, чтобы поболтать с балериной до начала репетиции. После спектакля заходил за Кшесинской и увозил ее в собственном экипаже. Они совершали прогулки под луной, носились галопом по окрестностям Красного. Иногда после таких волнующих кровь прогулок оба ужинали, и Николай Александрович оставался у возлюбленной до рассвета.

В конце лета 1892 года Матильда решила обзавестись собственным гнездышком. "Хотя цесаревич и не говорил этого открыто, - писала Кшесинская, - я знала, что он разделяет мое желание". Отец ее, огорченный этим известием, спросил, понимает ли она, что наследник никогда не сможет на ней жениться. Матильда отвечала, что не задумывается о будущем и хочет лишь воспользоваться счастьем, которое подарила ей судьба. Вскоре Кшесинская сняла в С.-Петербурге небольшой двухэтажный дом, принадлежавший композитору Римскому-Корсакову.

После того, как в доме все было готово к новоселью, цесаревич подарил Кшесинской набор из восьми золотых стопок, усыпанных алмазами. После этого, писала Матильда, "мы зажили тихой незаметной жизнью". Наследник обычно приезжал верхом к ужину. Они устраивали небольшие вечеринки, приглашая трех молодых великих князей, одну-двух балерин и тенора, который нравился Николаю. После ужина в "интимной восхитительной атмосфере" вся компания играла в баккара.

Тем временем Николай Александрович продолжал выполнять и свои государственные обязанности. "Меня назначили членом Финансового комитета, - писал он. - Чести много, радости мало... Принял шесть членов этого учреждения; признаю, я даже не подозревал прежде о его существовании". В качестве главы Комитета по борьбе с голодом 1891-1892 гг., цесаревич много трудился, изыскивая средства по подписке, да и сам жертвовал значительные суммы на помощь голодающим. Отношения с отцом были несколько натянутыми. "Мне хотелось сегодня поупражняться с гусарами, - писал он, - но забыл спросить разрешения у Папа". Сергей Юльевич Витте, грузный и толковый министр финансов, строивший Транссибирскую магистраль, и позднее, уже при Николае II, во время русско-японской войны и революции 1905 года, входивший в состав правительства, писал в мемуарах о своей беседе с Александром III. По словам Витте, он предложил императору назначить цесаревича председателем Комитета по сооружению Великого Сибирского пути. Александр III был удивлен подобного рода предложением. Произошел следующий диалог.

"- Как?.. Да вы знаете наследника цесаревича?

- Как же, ваше величество, я могу не знать наследника цесаревича?

- Да, но вы с ним когда-нибудь о чем-нибудь серьезном разговаривали?

- Нет, ваше величество, я не имел счастья о чем-нибудь говорить с наследником.

- Да ведь он, - говорит, - совсем мальчик; у него совсем детские суждения: как же он может быть председателем комитета?

- ...Но ведь если вы, ваше величество, не начнете приучать к государственным делам, он никогда к этому не приучится".

Витте отмечал, что "уже через несколько заседаний комитета... наследник овладел положением председателя, будучи человеком очень быстрого ума и быстрых способностей".

В 1893 году цесаревича, как представителя российской императорской фамилии, послали в Лондон на торжества по поводу бракосочетания его двоюродного брата Георга, герцога Йоркского, будущего короля Георга V, с принцессой Марией Текской. Поселили его в Марлборо-хаусе вместе с многими представителями королевских домов Европы, жившими в комнатах, которые выходили в общий коридор. Принц Уэльский, известный законодатель мужских мод, тотчас решил приодеть своего молодого гостя. "Дядя Берти... конечно, мне немедленно прислал портных, сапожника и шляпочника", - написал матери Николай Александрович. В Лондоне он был впервые. "Я в восторге от Лондона и никогда не думал, что он мне так понравится", - сообщал он родительнице, рассказывая о своем посещении Вестминстерского аббатства, собора св. Павла и Тауэра. Естественно от посещения Палат парламента цесаревич уклонился.

Николай Александрович был очарован принцессой Мэри. "Мэй прелестна, гораздо лучше, чем на фотографиях", - писал он 24 июня 1883 года родительнице. Что же до Георга, то он и Николай Александрович были так похожи друг на друга, что кузенов путали даже те, кто хорошо был с ними знаком. Георг был пониже ростом и чуть стройнее. Николай Александрович имел более худощавое лицо и выпуклые глаза. Оба расчесывали волосы на прямой пробор и носили бородки а ля Ван-Дейк. Когда они вставали рядом, то походили на братьев близнецов. Во время церемоний сходство не раз приводило к недоразумениям. Во время праздника в саду цесаревича приняли за Георга, а у Георга спросили, приехал ли он лишь для того, чтобы присутствовать на бракосочетании или же у него есть и другие дела. Накануне бракосочетания жениха какой-то придворный, приняв Георга за его русского кузена, просил герцога не опаздывать на церемонию.

После бракосочетания Николай Александрович посетил Виндзорский замок и завтракал у королевы Виктории. "Она была очень любезна и разговорчива и дала мне the order of the garter [орден Подвязки]", - писал он императрице-матери. Зная, что это будет приятно родительнице, на балу в Букингемском дворце он "много танцевал и даже веселился, там я не видел особенно много красивых дам".

Тем временем в С.-Петербурге маленькая Кшесинская становилась известностью. В девятнадцать лет она уже танцевала Фею Драже в "Щелкунчике" Чайковского и принцессу Аврору в "Спящей красавице". На ее репетиции приходил сам Чайковский, аккомпанировавший балерине на рояле. Однажды, после того, как Матильда исполнила роль принцессы Авроры, знаменитый композитор пришел к танцовщице в артистическую уборную, чтобы поздравить ее лично. Позднее Матильду Кшесинскую, наряду с Анной Павловой и Тамарой Карсавиной, назовут самой великой балериной дореволюционной России.

Конечно, находились и такие, кто объяснял ранний успех Кшесинской ее связью с наследником. Это отнюдь не означало, что общество осуждало эту связь. Для русской аристократии балет являл собой искусство, и зачастую знатные титулы и стройные ножки тесно соприкасались. Не одна полногрудая танцовщица из Императорского кордебалета, накинув на плечи манто, уходила из Мариинского театра, и, приподняв юбки, садилась в поджидавшую ее карету, обитую внутри бархатом, которая везла ее на ужин в какой-нибудь великолепный особняк.

Несмотря на успехи Матильды на балетной сцене, привязанность к ней Николая Александровича стала ослабевать. Наследник никогда не скрывал своих симпатий к принцессе Алисе.

В начале 1894 года он сообщил Кшесинской, что надеется видеть Алису своей невестой. Позднее, в том же году, Николай и Матильда сказали друг другу "прости". Она оставалась в экипаже, он сидел верхом на лошади. Когда Николай отъехал, Матильда заплакала. По ее словам она много месяцев "ужасно страдала оттого, что потеряла своего Ники". Знаменитый балетмейстер Мариус Петипа утешал ее, уверяя, что если стремишься к большим ролям, страдание необходимо. "В своем горе и отчаянии я не осталась в одиночестве... Рядом со мной находился молодой великий князь Сергей, который утешал и защищал меня". Великий князь приобрел для нее виллу с садом на берегу моря. Позднее, в расцвете своей славы, Матильда познакомилась с другим двоюродным братом царя, великим князем Андреем Владимировичем. Хотя он был на семь лет моложе, они вместе ездили в Биарриц и Венецию. В 1902 году у них родился сын, а в 1921 году, в Каннах, они официально сочетались браком.

3. ПРИНЦЕССА АЛИСА

"Моя мечта - когда-нибудь жениться на Алисе Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты".

Когда Николай Александрович сделал в своем дневнике в 1892 году эту запись, он еще не свил с Матильдой Кшесинской любовного гнездышка. Он был расстроен отказом отца благословить его брак с принцессой Алисой. Да и светское общество не разделило бы восторгов по поводу золотоволосой юной немки. Когда Аликс приехала в столицу в гости к своей сестре, великой княгине Елизавете Федоровне, она произвела на придворных неблагоприятное впечатление. Безвкусно одетая, угловатая, она плохо танцевала, говорила по французски с кошмарным акцентом, краснела как школьница, была слишком робкой, слишком нервной, слишком заносчивой. Таковы некоторые из нелестных эпитетов, которыми наградили в С.-Петербурге Гессенскую принцессу.

Светское общество открыто пускало шпильки в адрес принцессы Алисы, зная, что Александр III и государыня, враждебно настроенные к Германии, не намерены допустить ее брак с наследником престола. Всем было так же известно, что, хотя принцесса Алиса его крестная дочь, Александр III подыскивает подыскивает для цесаревича улов покрупней, к примеру, принцессу Елену Французскую, высокую, темноволосую дочь графа Парижского, претендента на французский престол. Хотя Франция и была республикой, она являлась союзницей России, и Александр III рассчитывал, что брачный союз между представителями династии Романовых и низложенного Дома Бурбонов придется по душе французскому народу и укрепит его альянс с русской державой.

Но попытки родителей сблизить цесаревича с принцессой Еленой были ему не по душе. В дневнике он записал:

"В разговоре с Мама утром она мне сделала некоторый намек насчет Елены, дочери гр. Парижского, что меня поставило в странное положение. Это меня ставит на перепутье двух дорог: самому хочется идти в другую сторону, а по-видимому, Мама желает, чтобы я следовал по этой! Что будет?"

Пpинцесса Елена тоже возражала против брака. Она вовсе не собиралась менять римско-католическую религию на православное вероисповедание, в которая должна перейти будущая русская императрица. Обескураженный, царь направил сватов к принцессе Маргарите Прусской. Николай решительно заявил, что скорее пострижется в монахи, чем женится на некрасивой и костлявой Маргарите. Однако до этого дело не дошло. Маргарита сама не захотела менять протестанство на православие.

Все это время Николай лелеял надежду, что когда-нибудь сочетается браком с Аликс. Перед тем как отправиться в путешествие на Дальний Восток, он записал в дневнике: "Боже! как мне хочется поехать в Ильинское [подмосковное имение великого князя Сергея Александровича], теперь там гостит Виктория с Аликс; иначе, если я не увижу теперь, то еще придется ждать целый год, а это тяжело!!!" Родители продолжали отговаривать сына, убеждая, что Аликс никогда не переменит религию, чтобы выйти за него замуж. Николай попросил разрешения лишь повидаться с ней и сделать ей предложение. Если Аликс отвергнет его, он никогда не женится.

Пока Александр III был здоров, он пропускал просьбы сына мимо ушей. Но зимой 1894 года император заболел гриппом, и у него началась болезнь почек. Здоровье гиганта начало ухудшаться, царь стал беспокоиться, каково-то будет управляться без него Россия. Что касается неопытности цесаревича в государственных делах, тут ничего нельзя было поделать, но, чтобы упрочить его положение, цесаревича следовало женить. Поскольку ни о ком, кроме принцессы Алисы, сын и слышать не хотел, Александр III и государыня дали, наконец, свое благославление на брак.

Для Николая Александровича это было большой победой. Впервые в жизни, преодолев все препятствия, отметя все возражения, он одолел могучего родителя и настоял на своем.

Алиса-Виктория-Елена-Луиса-Беатриса, принцесса Гессен-Дармштадтская, родилась 6 июня 1872 года в средневековом городе Дармштадте, что неподолеку от Рейна. Она была названа Алисой (Аликс) в честь своей матери, английской принцессы Алисы, третьей дочери и девяти детей королевы Виктории. Имя Аликс было наиболее благозвучным немецким вариантом имени Алиса. "Здесь мое имя уродуют, - жаловалась ее мать, - произнося его "Алиисе".

"Принцесса Алиса родилась милой, веселой крошкой, всегда смеющейся, с ямочкой на одной щеке", - писала мать королеве Виктории. Когда Аликс крестили, причем крестными отцами ее были царь Александр III и будущий король Англии Эдуард VII, мать успела назвать девочку Солнышком. "Солнышко была в розовом и все ею ужасно восхищались", - сообщала принцесса Алиса в Виндзорский замок матери.

Если эмоциональные связи между Англией и небольшим великим герцогством Гессен-Дармштадтским были прочны, то отношения между Гессеном и Пруссией, управляемой домом Гогенцоллернов, были прохладными и натянутыми. Всего за два года до рождения Аликс герцогство Гессен было насильно включено в состав недавно созданной Германской империи. Еще в 1866 году Гессен участвовал в войне против Пруссии, окончившейся для него неудачно, на стороне Австрии. Отец Алисы, Великий Герцог Гессенский и Рейнский, Людвиг IV, ненавидел Пруссию и Гогенцоллернов, и всю жизнь Алиса разделяла чувства отца.

Дармштадт представлял собой старинный немецкий город с узкими мощеными булыжниками улицами, домами с островерхими крышами и резьбой XV века, украшавшей их стены. Дворец великого герцога находился в центре города и был окружен парком, в котором росли липы и каштаны. В комнатах дворца было множество предметов, которые Алиса, дочь королевы Виктории, привезла из Англии. В гостиных висели портреты королевы Виктории, принца Альберта и всех здравствующих английских двоюродных братьев Алисы. Стены спален украшали виды Англии, рисунки с изображениями английских дворцов. Полновластной хозяйкой детской была отличавшаяся строгостью английская гувернантка, миссис Орчард. Детские спальни были просторными, с высокими потолками, но обстановка в них была очень скромной. Пища была простой: печеные яблоки и рисовый пудинг. Миссис Орчард следила за точным соблюдением распорядка дня. Много лет спустя Аликс завела те же порядки и в своей семье, где ели в определенное время, а утро и день разбивали на определенные отрезки времени. Привезенная в Россию вместе с заведенными ею порядками миссис Орчард наблюдала, как четко расписан каждый час, и одобрительно кивала головой.

Когда Аликс начала кататься по парку на легковой коляске, запряженной пони, которым она сама управляла, ей не было и шести лет. Правда, рядом с пони шагал облаченный в ливрею слуга. Летом отец девочки, великий герцог Людвиг IV, вывозил свою семью в охотничий домик под названием Вольфсгартен. Аликс любила играть по утрам во дворе, освещенном ярким солнцем, носиться вверх и вниз по крутым каменным ступеням, сидеть у фонтана, запуская в воду руку, чтобы поймать золотую рыбку. Ей нравилось надевать старые матеpины платья и разгуливать в кринолинах по залу, воображая себя эдакой важной дамой или феей из какой-нибудь волшебной сказки.

Рождество праздновали с немецким размахом, но на английский манер. В бальном зале дворца устанавливали огромную елку, на ветвях ее развешивали яблоки и золоченые орехи, укрепляли маленькие свечки, освещавшие помещение. Рождественский ужин начинался традиционным гусем и заканчивался сливовым пудингом и мясными пирогами, специально доставленными из Англии.

Каждый год все семейство ездило в гости к королеве Виктории. Детям очень нравилось бывать в Виндзорском замке, расположенном неподалеку от Лондона, в сложенном из гранита замке Балморал, находящемся в Шотландии, и в Осборне - крытом черепицей дворце эпохи возрождения, стоящем на берегу моря. Много лет спустя, уже живя в России, императрица Александра Федоровна вспоминала, как девочкой, гостя в Англии, ловила крабов, купалась и строила песочные замки.

В 1878 году, когда Аликс было шесть лет, во дворец Гессен-Дармштадта проник дифтерит. Все, кроме одного, дети великого герцога заболели. Королева Виктория прислала своего лейб-медика, чтобы помочь немецким докторам, но, вопреки всем их стараниям, Мэй, четырехлетняя сестричка Алисы, умерла. Измученная бдениями у кроваток своих детей, мать Аликс, принцесса Алиса, слегла. Не прошло и недели, как она скончалась.

Смерть матери в возрасте всего лишь тридцати пяти лет потрясла шестилетнюю Аликс. Тихая, замкнутая, она часами сидела в игровой комнате, а няня, наблюдая за ней стояла в углу и заливалась слезами. Даже игрушки, которыми играл ребенок, были незнакомыми: в целях профилактики старые, любимые игрушки сожгли. Прежде Аликс была веселой, живой девочкой. Упрямой, вспыльчивой, но доброй. После случившейся трагедии она замкнулась в себе. Научилась скрывать свои чувства, и на устах ее редко появлялась улыбка. Однако, испытывая потребность в дружбе и ласке, Аликс пряталась в свою скорлупу. Ей не нравились незнакомые места и незнакомые люди. Открывалась она лишь в тесном семейном кругу, где ее любили и понимали. И тогда робкая, серьезная, холодная принцесса Аликс снова становилась веселым, с ямочками на щеках, любящим "Солнышком" - такой, какой она была в раннем детстве.

После смерти дочери королева Виктория стала относиться к великому герцогу Людвигу как к родному сыну и часто приглашала его в гости вместе с осиротевшими детьми. Аликс, самая младшая, была любимицей стареющей королевы. Наставницам и гувернанткам в Дармштадте предписано было посылать отчеты в Виндзор. Взамен они получали советы и распоряжения от королевы. При таком надзоре вкусы и манеры у Аликс стали вполне английскими и совершенно викторианскими. Будущая русская императрица превратилась в типичную английскую дворянку, чопорную пуританку.

Аликс получила блестящее образование (она имела степень доктора философии). К пятнадцати годам превосходно знала историю, географию, английскую и немецкую литературу. На рояле играла как виртуоз, правда, не при посторонних. Когда королева Виктория просила ее исполнить что-нибудь для гостей Виндзорского замка, Аликс повиновалась, но по ее пунцовому лицу было видно чего ей это стоит. В отличии от Николая Александровича, который учил то, что задавали, наизусть, Аликс любила пускаться в абстрактные рассуждения. Одна из ее наставниц, англичанка Маргарет Джексон, которую принцесса Аликс звала "Мэджи", увлекалась политикой. Свою страсть она передала и Аликс, убежденной в том, что политика - это сфера, которой должны заниматься не только мужчины. Ведь в конце-концов, бабушка Аликс была женщиной и в то же время одним из самых могущественных монархов Европы.

Аликс впервые приехала в С.-Петербург в двенадцатилетнем возрасте на бракосочетание своей стаpшей сестры Эллы, великой княгини Елизаветы Федоровны, и великого князя Сергея Александровича, младшего брата Александра III, дяди наследника цесаревича. Девочка с любопытством наблюдала за тем, как на Николаевском вокзале в С.-Петербурге сестру встречала золоченая карета, запряженная белыми лошадьми. Во время церемонии бракосочетания, состоявшейся во дворцовой церкви в Зимнем дворце, Аликс стояла в стороне, одетая в белое муслиновое платье с розами в волосах. Слушая длинную, непонятную для нее службу и вдыхая благоухание ладана, она искоса поглядывала на шестнадцатилетнего цесаревича.

"Наследник как-то раз подарил ей маленькую брошку, - писала впоследствии А.А.Вырубова. - Сперва она приняла его, но после решила... что подарка принимать нельзя... На детском балу в Аничковом дворце она потихоньку втиснула брошку в его руку. Цесаревич был очень огорчен и подарил брошку своей сестре "Ксении, которая, ничего не подозревая, радостно приняла подарок".

Во второй раз Николай и Аликс встретились через пять лет, когда принцесса приехала погостить к своей сестре Элле. Теперь ей было семнадцать, а цесаревичу двадцать один год - возраст, в каком девушки и молодые люди влюбляются. Виделись они на приемах, званных ужинах и балах. Цесаревич приходил за Аликс пополудни и уводил ее кататься на коньках по замершему пруду или на санках с ледяных гор. Перед отъездом Алисы Николай упросил родителей устроить в ее честь в царскосельском Александровском дворце бал, после которого состоялся ужин, где подавали блины со свежей икрой.

На следующее лето Аликс снова приехала в Россию, но не в С.-Петербург, а в Ильинское, подмосковное имение великого князя Сергея Александровича. Там великий князь и Элла жили простой деревенской жизнь в обществе приезжавших ненадолго гостей. Лето было в самом разгаре, отдыхающие гуляли по полям, ходили в лес по ягоды и грибы. Аликс впервые увидела русскую равнину, березовые рощи, крестьян в просторных рубахах на выпуск, и домотканных портах. Ее поразило, как низко и почтительно они кланялись незнакомой барышне. Отправившись с сестрой на ярмарку, она накупила матрешек и печатных пряников, чтобы отвезти их с собой в Дармштадт.

На этот раз Аликс и Николай не встретились, осенью же цесаревич отправился в продолжительное путешествие на Дальний Восток. Однако Аликс все больше проникалась чувством к наследнику. С самого начала их знакомства Николай был учтив и любезен. Ей нравилась его задумчивость, его внушающие чувства симпатии голубые глаза. Принцесса заметила, что родители все еще относятся к нему, как к ребенку, но видела и его неназойливую настойчивость, с какой, несмотря на сопротивление его родителей, он добивался ее, Алисы, расположения. Такой преданности нельзя было не оценить.

Непреодолимое для Аликс препятствие к бракосочетанию с застенчивым влюбленным юношей заключалось в необходимости перемены религии. Воспитанная в протестантстве, принцесса Алиса была убеждена в истинности своего вероисповедания. Отличаясь преданностью своим принципам, религию она считала высшим идеалом. К перемене религии относилась как к измене самым святым чувствам. Но она любила Николая и оттого терзалась сомнениями, не зная, на что решиться.

То, что однажды Николай займет российский престол, один из самых блестящих в тот период, ее ничуть не прельщало. Ни титулы, ни империи ее не интересовали. В 1892 году она отказала принцу Альберту-Виктору, старшему сыну принца Уэльского, который должен был унаследовать после отца титул наследника Английского престола. Этот молодой, веселый человек, которого звали в семье принцем Эдди, умер в 1892 году в возрасте двадцати восьми лет. Вследствие этого печального события наследником престола стал его младший брат Георг. Если бы Аликс приняла предложение Эдди и тот остался бы жив, то Англией правили бы они с Аликс, а не коpоль Георг V и королева Мария. В таком случае английский трон мог бы перейти к сыну Аликс.

Как бы то не было, Эдди ни чуть не интересовал принцессу Аликс. Даже королева Виктория, благосклонно относившаяся к принце Эдди, была восхищена той решительностью, с какой ее внучка отказала принцу Альберту-Виктору. Пожалуй нет никакой надежды на то, что Алики выйдет замуж за Эдди, сообщала она подруге. - Она написала, что ей не хочется причинить ему боль, но выйти за него не может, хотя и любит его, как кузена; она знает: он не будет с нею счастлив и не должен думать о ней... Ей, действительно жаль... и.... по ее словам, если ее принудят, она повинуется, но в таком случае будут несчастны они оба. Это свидетельствует о силе характера Аликс, поскольку и ее семья, и все мы желаем этого брака, однако она отказывается от самых блестящих предложений".

Как и подабает принцессе, Аликс посещала школы, больницы, принимала участие в благотворительной деятельности. Нарядившись на манер средневековой принцессы, в салатного цвета бархатное платье с серебряным шитьем и украсив золотые волосы диадемой из изумрудов, бывала на балах-маскарадах. Присев с подругой у дворцового окна, пела песни, аккомпанируя себе на лютне. Сопровождала королеву Викторию во время ее поездок на угольные шахты Уэльса, спускалась в забои, осматривая пыльные подземные лабиринты. Во время поездки в Италию посетила дворцы и галереи Флоренции, совершила поездки на гондоле по каналам Венеции.

Весной 1894 года состоялось бракосочетание старшего брата Аликс, Эрнста, унаследовавшего от отца титул великого герцога Гессен-Дармштадтского. В Кобург съехались представители самых блестящих домов Европы. В сопровождении сына, принца Уэльского Эдварда, приехала семидесятилетняя королева Виктория. Из Берлина прибыл тридцатипятилетний внук Виктории, кайзер Вильгельм. Уговорив отца разрешить ему сделать предложение Аликс, отправился в Кобург и цесаревич Николай Александрович, который должен был представлять Россию.

Теплым апрельским вечером вместе с тремя из четырех своих дядей, великими князьями Владимиром, Сергеем и Павлом цесаревич сел в Петербурге на поезд. Полтора суток спустя Николай Александрович, облачившись в полную парадную форму, прибыл в Кобург, где на перроне его встречала Аликс. Вечером со всем семейством принцессы они отправились ужинать и слушать оперетту. Не в силах больше ждать, Николай пошел к Алисе и сделал ей предложение. В дневнике и письме родительнице он отметил все, что произошло.

"Боже! Что сегодня за день! - гласила запись в дневнике. - После кофе, около 10 часов, пришли т.Элла в комнаты Эрни и Аликс. Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала. Расстались более спокойно".

Домой, в Гатчину, Николай написал: "Я имел с Alix длинный и весьма нелегкий разговор, в котором я постарался объяснить ей, что иначе, как дать свое согласие, она не может сделать другого! Она все время плакала и только шепотом отвечала от времени до времени: "No, I cannot". [(Нет, не могу (англ.))] Я все продолжал, повторяя и настаивая... Хотя разговор этот длился больше двух часов, но он окончился ничем".

Николай Александрович получил поддержку со стороны влиятельных родственников. Со всей Европы в Дармштадт съехалось столько родни, что ужинали в два приема; одна часть гостей ужинала в семь часов, другая в девять. Через несколько часов после разговора Николая с Аликс с эскадроном драгун прибыла королева Виктория. Британская королева благословила свою внучку на брак с русским цесаревичем и объяснила принцессе, что православие не слишком отличается от лютеранства. На следующий день прибыл и кайзер. Радуясь возможности брака между немецкой принцессой и наследником русского престола, он тоже постарался повлиять на Аликс. Но не кто иная, как великая княгиня Елизавета Федоровна, окончательно рассеяла страхи Аликс и укрепила ее желание угодить цесаревичу. Элле не требовалось переходить в православную веру при бракосочетании с великим князем Сергеем Александровичем, поскольку тот не обладал правом престолонаследия. Однако она охотно приняла православие и объяснила сестре, что это вовсе не отступничество.

Задолго до бракосочетания великого герцога Эрнста на первый план вышла помолвка между Николаем Александровичем и Аликс. Во время брачной церемонии Николай внимательно наблюдал за Аликс. "Мне в эту минуту страшно захотелось посмотреть в душу Аликс", - писал он.

В тот же день принцесса Алиса согласилась переменить религию. Николай с восторгом записал в дневнике: "Чудный незабвенный день в моей жизни день моей помолвки с дорогой, ненаглядной Аликс. После десяти она пришла к тете Михен [(Великая княгиня Мария Павловна, супруга самого старшего дяди цесаревича, великого князя Владимира Александровича.)] и после беседы с ней мы пришли к согласию. Боже, какая гора свалилась с плеч... Я целый день ходил, как в дурмане, не вполне сознавая, что собственно со мной приключилось. Вильгельм сидел в соседней комнате и ожидал окончания нашего разговора с дядями и тетями. Сейчас же я пошел с Аликс к королеве Виктории... Все семейство долго на радостях лизалось. После завтрака пошли в церковь т.Мари и отслужили благодарственный молебен... Мне даже не верится, что у меня невеста".

В письме родительнице Николай рассказывал: "Нас оставили одних, и... с первых же слов она согласилась!.. Я заплакал, как ребенок, она тоже, но выражение у нее сразу изменилось: она просветлела, и спокойствие явилось на лице ее... Для меня весь свет перевернулся, все, природа, люди, места все кажется милым, добрым, отрадным... Она совсем стала другая: веселой и смешной и разговорчивой и нежной".

Позднее присутствующие вспоминали, как состоялась эта знаменитая помолвка. "Помню, я сидела у себя в комнате, - писала английская принцесса Мария-Луиза. - Я спокойно готовилась к обеду, когда ко мне ворвалась Аликс и, обняв меня за шею, произнесла: "Я выхожу замуж за Ники!"

Наутро цесаревич проснулся от цокота копыт по булыжной мостовой и хриплых команд. В честь наследника драгуны королевы Виктории устроили учения. "В 10 часов, - записал он в дневнике, - пришла чудная Аликс, и мы вдвоем отправились к королеве пить кофе". Пока они жили в Кобурге, каждый день начинался с "питья кофе в обществе ". Виктория была в восторге от юной пары. Старой королеве нравилось окружать себя влюбленными. Аликс была ее любимицей, и Виктории было приятно сознавать, что и она сыграла свою роль в помолвке.

День выдался холодный и пасмурный, "на душе зато, - писал Николай Александрович, - было светло и радостно". Дядя Берти предложил сфотографироваться всем семейством. Тридцать членов Фамилии отправились в сад, и в результате возникла групповая фотография родственников Виктории вместе с престарелой королевой, крохотной и несгибаемой, которая сидела в центре первого ряда. Единственным сидевшим мужчиной был кайзер Вильгельм со свирепо торчащими усами, в парадном мундире. Невысокого роста, с приветливым лицом, в котелке на голове, Николай стоял рядом с Аликс хорошенькой но серьезной.

"Отовсюду поступали поздравления. Пошел к Алисе отвечать на бесчисленное количество телеграмм, которые скорее прибавляются в числе, чем убавляются, - сетовал цесаревич. - Все русские господа поднесли моей невесте букет".

Забыв о своем желании благословить сына на брак, Александр III и императрица от души поздравляли наследника и Аликс с помолвкой. В своем письме государыне Аликс назвала ее "тетей", а Мария Федоровна написала сыну: "твоя милая Аликс для меня совсем как дочь... Передай Аликс, что ее... письмо глубоко растрогало меня. Но я не хочу, чтобы она звала меня "тетей", я теперь для нее "мамочка"... Узнай у Аликс, какие драгоценные камни она предпочитает, сапфиры или изумруды? Мне хотелось бы знать наперед". Для начала императрица прислала Аликс изумрудный браслет и великолепное пасхальное яйцо, усыпанное драгоценными камнями.

В Дармштадт пришла дружная весна, в парке появились цветы, теплый воздух наполнился их ароматом. Николай Александрович не мог поверить тому, что произошло. "Она так переменилась в последние дни в своем обращении со мною, что этим приводит меня в восторг. Утром она написала две фразы по русски без ошибки!" Когда вся семья отправилась на прогулку в каретах, Николай и Аликс ехали последними в шаробанчике с одной лощадью, правя ею по очереди. Они гуляли, рвали цветы, отдыхали на берегу пруда. Вместе трапезничали. "Нелегко разговаривать в присутствии чужих людей, приходится многих тем не касаться", - огорчался Николай. По вечерам они отправлялись в местный театр. По просьбе цесаревича из России поездом прибыли певчие Лейб-гвардии Преображенского полка, которые услаждали своими голосами невесту наследника и гостей великого герцога.

У Николая вошло в привычку в конце дня приходить к Аликс в ее комнату. "Мы долгое время оставались вместе, она была удивительно нежна со мною... Так необычно - знать, что можешь без помех приходить к ней... Даже на ночь жалко расставаться".

Наконец прошли десять дней блаженства, наступила пора разлуки. Последний вечер Николай провел в комнате Аликс. По стволам деревьев, которые росли под окном, струились потоки теплого весеннего ливня. "Вечер провел с дорогой Аликс у нее; ужас как грустно, что приходится расставаться на долгое время. Как хорошо было вместе - рай!"

На следующий день, сидя в поезде, который вез его домой, с любовью и грустью в душе, Николай разглядывал свое обручальное кольцо. "Аликс подарила мне кольцо; в первый раз в жизни воздел его на перст, самому кажется смешно... На станции в Гатчине вошли в вагон дорогие Папа и Мама, Ксения, Миша, Ольга и Сандро..." Император Александр III, только что вернувшийся с охоты на уток, не успел даже переодеться. Цесаревича уже ждали телеграммы от Аликс и королевы Виктории, на которые следовало ответить. Потом Николай пошел с императрицей в парк, рассказал все, что произошло.

Цесаревичу казалось, что май никогда не кончится. Он проводил время в прогулках среди кустов сирени, потом бегом возвращался к себе, чтобы написать очередное письмо Аликс. Наконец, в июне поднялся на борт императорской яхты "Полярная звезда", которая через Балтийское и Немецкое море доставила его в Англию. После четырех суток плавания, приближаясь к берегам Англии, Николай записал: "Итак, даст Бог, завтра увижу снова мою ненаглядную Аликс... Схожу с ума от этого ожидания. Встали на бочку в Гревзенде. На экипаже доехал до станции". "Полетел на экстренном поезде в Лондон... Приехал в Walton... и в 3 3/4 встретился с дорогой Аликс", записал Николай. Особняк в Уолтон-на-Темзе принадлежал старшой сестре Аликс, принцессе Виктории Баттенбергской. Целых три дня, надолго запомнившихся им, оба отдыхали а берегу реки, плавно катившей свои воды. Гуляли по зеленым лужайкам, рвали фрукты, собирали цветы в окрестных полях. Сидели на траве в саду под старым каштаном; Аликс вышивала, Николай читал вслух. "Все время были на воздухе, благодаря летней погоде, и днем катались на шлюпках вверх и вниз по реке, вылезая на берег в траву, где заваривали и пили чай. Une veritable idylle", [(Настоящая идиллия (фр.))] - написал он матери. Много лет спустя Николай и Аликс в мельчайших деталях вспомнят те три удивительных дня, проведенные в английской провинции, и при упоминании слова "Уолтон" на глазах у Аликс появятся слезы радости.

Прошло трое суток, и молодой паре пришлось оставить особняк, где они купались в счастье. В Виндзорском замке их уже ждала Granny - королева Виктория. Император Александр III прислал собственного исповедника, протопресвитера И.Л.Янышева, которому не терпелось начать приобщение к православное религии принцессы Алисы. В Виндзоре Николай преподнес своей нареченной подарки: перстень с розовой жемчужиной, ожерелье из крупных розовых жемчужин, цепочку-браслет с крупным изумрудом и брошь, украшенную сапфирами и алмазами. Самым роскошным было жемчужное колье, подарок Александра III свей будущей невестке. Оно было изготовлено знаменитым придворным ювелиром Фаберже и оценивалось в 250000 рублей золотом. То был самый крупный заказ, полученный Фаберже от императорской семьи. Разглядывая эти сокровища, королева Виктория качала головой со словами: "Смотри, Аликс, не возгордись".

В то лето в Англии стояла невыносимая жара. Николай выезжал из Виндзорского замка утром, когда было еще прохладно. Ему нравилось прогуливаться рысцой на лошади излюбленным маршрутом для верховых поездок - по "дорожке королевы Анны", окаймленной с обоих сторон величественными деревьями, и скакать по полю "галопом, словно сумасшедший". К десяти часам он всегда возвращался и вместе с Аликс и королевой пил кофе. Обед был в два часа, после него все расходились отдохнуть, пытаясь спрятаться от жары. До чая Николай и Аликс катались по аллеям Виндзорского парка, вдоль которых выстроились вековые дубы, и восхищались цветущими рододендронами. Николай писал императрице: "Жаловаться я не могу. Granny очень любезна и даже позволяет нам обоим кататься вместе". Вечером, когда становилось прохладнее, они ужинали вместе с гостями на балконе или террасе и слушали музыку, исполняемую во дворе замка. Однажды, когда из Лондона приехал скрипач, Аликс аккомпанировала ему на рояле.

Несмотря на занятия с отцом Янышевым, Аликс часто заглядывала в комнаты Николая. Цесаревич извинялся перед матерью за то, что не пишет чаще. "Каждую минуту, - объяснял он, - мне хотелось подняться и заключить ее в объятия". Очевидно, во время одного из таких вторжений Аликс узнала, что жених ведет дневник. Она начала делать в нем записи и сама. Записи эти, чаще всего по-английски, поначалу были совсем коротенькими: "Много раз целую", "Благослави тебя Господь, ангел мой", "Навсегда, навсегда". Потом на смену им пришли стихи и молитвы:

"Мне снилось, я любима и, проснувшись, убедилась в этом наяву и благодарила на коленях Господа. Истинная любовь - дар Божий - с каждым днем все сильней, глубже, полнее и чище".

Видя себя предметом такого безграничного обожания, Николай решил рассказать невесте о некоторых эпизодах из прошлой своей жизни. Так зашла речь о Матильде Кшесинской. Хотя ей было всего двадцать два года, Аликс, как подобает внучке королевы Виктории, оказалась на высоте. Она великодушно простила своего нареченного, но прочитала ему назидательную лекцию на тему о том, что чистая любовь искупает мужчину:

"Что прошло, то прошло, и к нему нет возврата. В этом мире мы все окружены соблазнами, и когда мы молоды, мы не всегда находим в себе силы устоять перед ними. Но мы покаемся, Господь простит нас... Прости, что так много пишу, но я хочу, чтобы ты был уверен в моей любви к тебе и знал, что я люблю тебя еще больше после того, как ты поведал мне ту историю; твое доверие ко мне меня так тронуло... Хочу всегда быть достойной его... Да благословит тебя Господь, мой любимый Ники..."

Зная о любви Николая к армии и строевым занятиям, королева Виктория то и дело устраивала военные парады и учения в Виндзоре. "1000 мальчиков, будущих матросов, отлично проделали гимнастические упражнения под музыку и затем прошли церемониальным маршем. Они все из ", - вспоминал цесаревич. Он произвел смотр шести ротам гвардейского Колдстримского полка, офицеры которого пригласили русского гостя на обед. В обычных условиях Николай охотно принял бы это приглашение. "Granny меня слишком любит и, как и Аликс, не желает отпустить от своего обеда", - объяснил он свой отказ в письме к императрице. В Альдершоте, огромном военном лагере, "в темноте при свете факелов четыре сборных хора прошли почетными караулами от 4-х племен соединенного королевства, которые потом соединились", - записал в дневнике Николай Александрович. На следующий день Николай Александрович, облачившись в гусарскую форму, принимал парад. "На месте парада всего было собрано около 10000 чел. После "Royal salute" началось прохождение, сначала конная артиллерия, кавалерия, пешая артиллерия и пехота... Парад закончился общим наступлением к флангу и гимном", - гласила запись в дневнике. Особенно понравились Николаю юбочки и волынки шотландских полков.

Во время пребывания русского цесаревича в Англии в английской королевской семье родился младенец. "Вчера в 10 час. вечера у Джоржа и Мэй родился сын, радость и ликование были всеобщие...". Ребенок, получивший титул принца Уэльского, станет королем Эдуардом VIII, а затем герцогом Виндзорским. Николай и Аликс стали крестными родителями маленького принца. "Вместо погружения архиепископ намочил пальцы и обвел ими голову ребенка", - записал цесаревич. "Какой славный, хорошенький ребенок...". Впоследствии родитель новорожденного посетил обрученных в Весминстерском замке. Даже в дневнике Николай старается не нарушать приличий. Описывая визит, он указывает: "К завтраку приехал Georgie. Он и Аликс сидели у меня со мной прибавил "со мной", потому что без него выходило довольно странно".

Прежде чем уехать из Англии, цесаревич и его нареченная вместе с королевой Викторией отправились в Осборн, летнюю королевскую резиденцию на острове Уайт. С дворцовых газонов они смогли наблюдать вереницы яхт, летевших на всех парусах. "Мы отправились к морю, где я ходил, как ребенок, в воде голыми ногами".

В конце июля продолжавшаяся шесть недель идиллия кончилась. Дневник Николая был испещрен записями, сделанными Аликс: "Любовь попала в плен. Я связала ей крылья. Он больше не уйдет и не улетит. В обоих наших сердцах вечно поет любовь". Когда "Полярная звезда" прошла мимо Лувра, держа курс на север, Николай прочитал строки, написанные рукой Аликс: "Спи сладко, и пусть мягкие волны тебя убаюкают. Твой Ангел Хранитель стоит на страже. Нежно целую".

На другой день возле ютландского побережья Николай стоял у поручней, глядя на огненный закат. Двадцать судов германского императорского флота приспустили флаги, салютуя русскому цесаревичу. Пройдя проливом Скагеррак в Балтийское море, "Полярная звезда" медленно проплывала мимо побережья Дании, над которым возвышался замок Эльсинор. Но в мыслях Николай уносился в другие края.

"Я твоя, - писала Аликс, - ты мой, будь в этом уверен. Ты пленен в моем сердце и ключик затерян, и ты навсегда останешься там".