Другая судьба Шмитт Эрик-Эмманюэль

Литература – не самоцель.

Книга должна вызывать споры, иначе она бесполезна.

Дидро, ты бы со мной согласился, не правда ли?

Натали Б. и Сержу С. невыносимо, что Гитлер временами может выглядеть человечным… пусть даже на бумаге.

Свести Гитлера только к его злодейству – значит свести человека к одной из его ипостасей. Свершить над ним суд, какой он сам свершил над евреями.

Очернить другого, чтобы обелить себя, – это идея Гитлера. Так же рассуждают люди, говоря о Гитлере.

Обелить человечество, исключив из него Гитлера.

Как будто бесчеловечность не есть сугубо человеческое свойство.

Издательство «Альбен Мишель» в восторге от моего романа. Вот только с названием, которое я предлагаю, похоже, не все согласны: «Адольф Г.»

Неприятно, когда оспаривают название, под которым ты писал книгу.

Придется искать другое.

Мне приходит в голову «Другая судьба».

Замечание одного из редакторов «Альбен Мишель» склоняет меня к этому решению. Он спрашивает, вполне справедливо, не полным ли произволом является разработка виртуального Гитлера.

С первого дня я отвечаю на этот вопрос, и вся моя книга – этот ответ. Нет никакого произвола, есть философский принцип и этическая направленность: я разрабатываю двойной антагонистический портрет. Адольф Г. пытается понять себя, тогда как настоящий Гитлер себя не знает. Адольф Г. признает существование у него проблем, тогда как Гитлер их хоронит. Адольф Г. излечивается и открывается людям, тогда как Гитлер погрязает в своем неврозе, отсекая себя от всяких человеческих отношений. Адольф Г. смотрит жизни в лицо, тогда как Гитлер отрицает ее, если она идет наперекор его желаниям. Адольф Г. учится смирению, тогда как Гитлер становится фюрером, живым богом. Адольф Г. открывается миру; Гитлер разрушает его, чтобы перестроить.

Так что мне очень хочется отдать предпочтение второму названию, «Другая судьба», ибо оно не только задает принцип книги, но и говорит о ее этической стороне: поиск инаковости у Адольфа Г., бегство от инаковости у Гитлера.

Свет в мой роман привнесли женщины. Сестра Люси, Одиннадцать-Тридцать, Сара…

Мой издатель дает прочесть текст редакторам-историкам. Это раздражает меня целую неделю. Но они не находят никаких ошибок, и раздражение как рукой снимает.

Кто-то говорит мне, узнав тему моей книги:

– Решительно вы король скользких тем. Фрейд и Бог в «Госте», солипсизм в «Секте эгоистов», Пилат, мораль в «Распутнике», кома в «Отеле Двух Миров», ислам в «Месье Ибрагиме».

Я трепещу. Он добавляет:

– Однако вы ни разу не поскользнулись!

Он смеется. Я – нет.

А что, если на этот раз… Мне страшно, как никогда.

Что значит «удалась» книга или «не удалась»? Это знает только автор, ибо он может сопоставить замысел с результатом.

Я считаю, что исполнил задуманное. Что дальше, понравится она или нет, мне не важно, не в этом моя цель. Я прекрасно сознаю, что обращаюсь к требовательному читателю, который захочет вместе со мной предаться не всегда простым размышлениям.

Те из моего окружения, кто отвергает эту книгу, отвергают, по сути дела, саму идею. Тем хуже для них.

Создание этой книги многому меня научило. Пока мы не признаем, что негодяй и преступник находится внутри нас, будем жить в благостной лжи. Кто такой негодяй? Тот, кто никогда не бывает не прав в собственных глазах. Кто такой преступник? Тот, кто действует, пренебрегая жизнью других. Эти две склонности, безусловно, есть и во мне, и я могу им поддаться.

После опыта этой книги я разовью в себе чувство вины: чувствуя себя слегка виноватым, я не стану бежать от этого чувства, я буду его расчесывать, распалять, я отдамся его власти.

После опыта этой книги я буду еще сильнее остерегаться простых идей. Найти единственную причину зла – значит не думать, значит окарикатурить, низвести, подменить объяснение обвинением.

После опыта этой книги мне будет подозрителен всякий человек, указывающий на врага.

Гитлер – реальность, скрытая внутри нас, которая всегда может проявиться.

Я отдал гранки в печать. Бросил бутылку в море. Кто меня прочтет? Кто меня поймет? Кто мне ответит?