Слишком много женщин (сборник) Стаут Рекс

Глава тринадцатая

В нескольких футах от стола Вульфа помещается удобное и просторное, обитое красной кожей кресло, у подлокотника которого выставлен небольшой столик из массива экзотической массарандубы[5], основная функция которого – подпирать чековые книжки, когда в них выводят свои каракули наши клиенты. Более часа, пока Вульф опрашивал Гарольда Энтони, наш гость провел в этом кресле, время от времени отворачиваясь к столику за новой порцией бурбона.

Мистер Энтони свято верил, что отдел фондов корпорации «Нейлор – Керр» – вертеп, рассадник блуда, где, подобно росткам сладкого картофеля, проклевываются самые гнусные пороки.

Мистер Энтони и сам был не без греха. По возвращении с армейской службы в прошлом ноябре он устроил четыре мордобоя, отделав четырех мужчин, которых застиг в обществе своей супруги по пути куда бы то ни было. Один из этих бедняг угодил в больницу со сломанной челюстью. Оскорбленный супруг не имел понятия, звали ли кого-то из побитых Уолли или же Мур.

На время убийства Мура у мистера Энтони имелось алиби: весь вечер четвертого декабря он провел в боулинге с компанией друзей. Они закончили игру около половины двенадцатого, и мистер Энтони прямиком направился домой. Когда Вульф заметил, что это не помешало бы ревнивцу переехать Мура на Тридцать девятой улице, Энтони не замедлил согласиться, однако подчеркнул, что никак не мог оказаться в том самом автомобиле, поскольку машину угнали еще до одиннадцати двадцати, в каковое время владелец, выйдя из театра, обнаружил пропажу транспортного средства со стоянки.

– По-видимому, – заметил Вульф, – вы с интересом и усердием следили за ходом расследования обстоятельств смерти мистера Мура. По газетам?

– Да.

– Откуда такой интерес?

– Ну, там напечатали фотографию Мура, и я узнал парня, которого видел с женой за несколько дней до того.

– Где вы его видели?

– Они вдвоем садились в такси на Бродвее, в центре.

– Вы говорили с ним?

– Да, я что-то сказал, прежде чем остудить его пыл.

– Остудить? Каким же способом?

– Я гнал его пинками пол-Бродвея, а потом вернул жену домой.

– Правда? – грозно сощурился Вульф. – Что у вас с головой, молодой человек? Нигде не протекает? Вы сами сказали, что понятия не имеете, звали ли Муром кого-то из кавалеров вашей супруги, которых вы успели поколотить.

– Мои точные слова, – не дрогнул муж Розы. – Какого черта! Я бил, не спрашивая имен.

В его шкуре прятались два совершенно разных человека. Сидя в солидном обществе и потягивая неплохой бурбон, он выказывал выдержку и рассуждал здраво. Я едва узнавал в нем взбешенного лося с диким взглядом, который утратил над собой всякий контроль при виде того, как я помогаю помощнице главного делопроизводителя секции механизмов и комплектующих выбраться из салона такси. Может, и вовсе не узнал бы, если бы не пластырь, прикрывавший ссадину на его лице. Ссадина была следствием моей забывчивости: на краткий миг я запамятовал, какими твердыми бывают скулы, если достаточно сильно приложить к ним костяшки пальцев.

В самом начале беседы, когда мы едва успели привести себя в порядок и вернулись в кабинет из ванной комнаты, Гарри говорил осторожно и уклончиво, даже глотнув бурбона, – пока не убедился окончательно, что я привез сюда Розу исключительно по делу. Затем, услыхав, что она собиралась помочь выяснить правду о гибели Уолдо Уилмота Мура, он всего за минуту решил, что лучшей тактикой будет честно и прямо ответить на все вопросы: это поможет удержать супругу подальше от неприятной истории. По крайней мере, так все выглядело, и когда мы дошли до разбора его алиби на четвертое декабря, я почти готов был признать в нем представителя собственного вида.

Где-то в четверть десятого он ушел – не потому, что бутылка опустела или у Вульфа кончились вопросы, а из-за прибытия Сола Пензера. Я сам впустил Сола, и когда тот направился к кабинету, оттуда появился муж Розы. Он собрал вещички с вешалки и, влезая в пальто, без ложной скромности охал и стонал. В конце протянул мне руку.

– Господи, да я еще с неделю буду калекой, – признал он на прощание. – Этот удар с правой пробьет и танковую броню.

Я поблагодарил за лестный отзыв, закрыл за ним дверь и вернулся в кабинет.

Сол Пензер, обладатель скромного роста и солидного носа (подтверждавшего теорию, будто нюхательный аппарат – это главное, что есть на лице), всегда выглядел так, словно в последний раз брился вчера утром. Что не мешало ему оставаться лучшим внештатным агентом во всем Нью-Йорке. Вдобавок он был единственным из знакомых мне коллег, кому я мог бы вручить подписанный чек с непроставленной суммой и спать спокойно. Он явился с докладом, и, судя по развернутой им бурной деятельности, Вульф связался с Солом сразу, как я вышел из дому поутру.

Помимо описания бурной деятельности, почти ничего существенного доклад Сола не содержал. Он пообщался с полицейскими, которые вели дело, пролистал три газетные подшивки, съездил в центр заглянуть в архивы капитана Боуэна и даже повидался с владельцем злополучной машины. Все, что ему удалось собрать, это наиболее полную коллекцию отрицательных результатов, какую я когда-либо видел.

На автомобиле никаких отпечатков пальцев. Никто не представлял, что именно позабыл Мур на Тридцать девятой улице. Никто не видел, как уже совершившую наезд машину паркуют на Девяносто пятой улице. Короче, ни единой ниточки, которая бы не оборвалась.

Полиции было известно о дружбе Мура с миссис Пайн, о его романтических похождениях в «Нейлор – Керр», а также о нескольких других выкрутасах, которые стали для меня новостью, но ничто из собранных копами сведений не сумело пролить хотя бы луч света на события той ночи. Для полиции все случившееся уже стало седой стариной, у них вечно забот полон рот. Дело о бегстве с места дорожного происшествия так и останется нераскрытым, пока злодей не явится с повинной.

– Одна маленькая проблемка, – добавил Сол, явно недовольный своими успехами. – Тело было найдено в час десять минут ночи. Медэксперт прибыл в час сорок две. Он наскоро определил, что Мур мертв уже около двух часов, и отчет о вскрытии более-менее согласуется с этим заключением. Значит, у нас три варианта. Первый: Мур провалялся на улице с полуночи до десяти минут второго, никем не замеченный. Второй: эксперты ошиблись, и Мур погиб позднее названного ими часа. Третий: тело Мура какое-то время находилось в другом, неустановленном месте. Я упомянул все три варианта в участке, но копы отказываются видеть здесь проблему, даже мелкую. Их вполне устраивают первый и второй варианты, а также любая их комбинация. Более того, они всерьез уверяют, что с наступлением полуночи Тридцать девятая улица вполне могла до такой степени обезлюдеть. – Сол развел руками. – Можете оплатить мои расходы и про все забыть.

– Чушь, – отрезал Вульф. – Тебе платит наш клиент, а не я. Глаза тигра сами не светятся, Сол, они лишь отражают свет. Ты весь день провел впотьмах… Возвращайся завтра: к утру у меня могут возникнуть кое-какие мысли.

Сол удалился.

Я зевнул. Вернее, открыл было рот, но зевать передумал. Вино неизменно нагоняет на меня сонливость, но так же верно и то, что последствия серии ударов, нанесенных в челюсть и по бокам шеи, способны удержать от зевков. Я крутанулся на кресле, не озаботившись опереться о стол. Как минимум сорок мускулов в моем теле беззвучно взвыли в ответ на эту оплошность, и, поскольку Гарри успел нас покинуть, я предпочел не сдерживать громкого стона.

– Пожалуй, пойду на боковую, – решил я.

– Не спеши, – возразил Вульф. – Всего только половина десятого. Утром тебе на службу, а я еще не слышал доклада. – Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза. – Начинай.

Три часа спустя, в половине второго ночи, мы сидели всё там же и я все еще докладывал. Никогда не встречал в Вульфе такой дотошности: он требовал описать каждую деталь и вспомнить все до последнего брошенного кем-то словечка. Мое лицо затвердело как доска, все пониже лица отчаянно болело (особенно левая сторона), но я не собирался позволить боссу насладиться новым стоном и терпел молча. Казалось, я рассказал ему все, что мог знать, но Вульф подкидывал новые вопросы. Когда уже нельзя было продолжать в том же темпе, не сделав ясным как божий день, что он просто хочет увидеть, как я рухну на ковер у его ног, он спросил:

– И что ты думаешь?

Я попробовал усмехнуться, но сомневаюсь, что произвел впечатление.

– Думаю, – сказал я, – критический момент в этом расследовании настанет где-то через месяц или недель через шесть максимум, когда мы встанем перед выбором: все прекратить и выставить счет к оплате или потянуть еще немного. Решение будет зависеть от двух вещей: насколько остро мы будем нуждаться в деньгах, и долго ли «Нейлор – Керр» захочет оплачивать отсутствие результата. Такова дилемма, стоящая перед нами, и нам придется как-то ее решать.

– Значит, ты не считаешь, будто мистер Мур был убит.

– Этого я не знаю. Убить его вполне могли по меньшей мере две сотни человек. Если кто-то из них убил и существует способ выяснить, кто именно, у меня, понятно, есть свои предпочтения. Я уже упоминал Пайна. Его кандидатура мне нравится. Вывести на чистую воду упертого обманщика всегда приятно. А ведь это отчаянный блеф: сперва убить, а затем нанять вас для расследования собственного преступления. Но если этот тип спокойно позволяет жене заводить двуногих питомцев только потому, что та владеет пакетом акций компании, выплачивающей ему жалованье, что могло толкнуть его на убийство? В любом случае Мура она уже бортанула. Так что я готов поставить на Керра Нейлора.

– Вот как?

– Да, сэр. Из соображений чистой психологии. Погодите, еще встретитесь с ним в понедельник! В десяти последних воплощениях он был котярой и раз за разом ставил мировые рекорды в играх с мышью. Прибавьте сюда давно известную тягу убийцы к исповеди. И что мы имеем в результате? Дело давно легло на полку как случайный наезд на пешехода. Виновника не нашли и вряд ли уже найдут. Однако сознаться так хочется. И вот Нейлор решает сообщить всему миру, включая заместителя комиссара полиции, о совершенном убийстве. Это ничего ему не стоит, избавляет от зуда и продолжает славные традиции кошачьей родословной. Просто потеха! В данном случае мышью оказываются его подчиненные, президент фирмы, совет директоров, копы – все, только не он сам. Да уж, Нейлор – подозреваемый номер один.

– Еще кто-нибудь?

Я собирался отмахнуться, но плечо выразило решительный протест.

– Сколько угодно. Дикерсон, блюдущий честь секции. Розенбаум, прикипевший к мисс Ливси и желающий спасти ее от происков дрянного Казановы. И далее по списку. Но это все чисто академический интерес. В своих теориях мы можем прийти к какому-то выводу, и что тогда? Волны прибоя давно смыли с песка все следы. Хочу повториться: тайна, которую нам надлежит раскрыть, всего одна – когда признать поражение и попросить расчет. К счастью, меня сможет утешить жена. Я намерен помочь мисс Ливси забыть ее ненаглядного Уолдо.

– Проклятье.

Вульф потянулся к пивному бокалу и обнаружил, что тот пуст. Поднял бутылку – и там пусто. Смерил их ненавидящим взглядом.

– Полагаю, нам обоим следует отдохнуть. Боль сильная?

– Боль? Какая боль? Я думал, мы еще немного посидим, поболтаем. Распутать такое сложное дело ох как непросто.

– Может, и так. Завтра днем я хотел бы увидеться с миссис Пайн. Пусть подъедет к одиннадцати или после обеда. Муж поможет организовать встречу.

Засим Вульф обеими руками ухватился за край своего стола – знакомая прелюдия к подъему на ноги.

Зазвонил телефон. Я развернул кресло (без стона) и поднял трубку.

– Офис Ниро Вульфа. Арчи Гудвин у аппарата.

– Алло, мистер Гудвин? Муж рассказывал мне о вас. Это Сесили Пайн.

– Да, миссис Пайн?

– Я только что вернулась домой после ужина в кабаре, и муж рассказал мне про ваше расследование обстоятельств смерти Уолдо Мура. Я готова помочь, если это в моих силах, и не думаю, что подобные вещи стоит откладывать надолго, так что приеду к вам прямо сейчас. Адрес у меня есть.

Только чудом мне удалось сохранить в голосе деловитость и дружелюбие.

– Боюсь, лучше будет перенести это на завтра, миссис Пайн. Час уже довольно поздний, и мистер Вульф…

Но он все испортил. Схватил трубку на своем аппарате и бесцеремонно вмешался в разговор:

– Говорит Вульф. Буду рад, миссис Пайн, если вы сможете подъехать немедленно. Блестящая мысль. Адрес у вас имеется?

Она ответила, что адрес есть, и что она уже выезжает, и что ехать всего ничего – с Шестьдесят седьмой улицы. Мы с Вульфом положили свои трубки.

– Такая жалость, – сказал Вульф. – Тебе давно пора в кровать, но твое присутствие может понадобиться. Будешь делать заметки.

– И вовсе я не хочу спать, – процедил я сквозь зубы. – Сидел и надеялся, что она позвонит.

Глава четырнадцатая

После всего, что слышал, я едва поверил своим глазам, когда открыл гостье дверь и впустил ее в дом. Возможно, подсознательно я ожидал встретить кого-то вроде Хеди Ламарр[6], какой та станет, когда годы согнут ее стан и покроют лицо сетью морщин, а потому испытал настоящий шок при виде розового, гладкого, цветущего лица и вполне приличных ножек, чуточку полноватых, как и подобает состоятельной замужней даме, но отнюдь не толстых.

– Вы Арчи Гудвин, – произнесла она низким поставленным голосом.

Я признал, что именно так и называюсь.

Она просто поедала меня глазами, даже шагнула ко мне, чтобы рассмотреть получше.

– Боже мой! – ахнула она. – Что у вас с лицом? Сплошь синяки и царапины!

– О да. Я подрался с одним типом, и он ударил меня кулаком. Двумя кулаками.

– Господь всеблагой! Картина просто ужасающая. У вас найдется сырая говядина?

Сомневаюсь, чтобы миссис Пайн хоть раз доводилось прибегать к подобному средству. Наверняка она вычитала это из книг, учитывая известное мне о ней. Я успокоил ее, заявив, что все не настолько плохо, чтобы пожертвовать куском вырезки по девяносто центов за фунт, и прозрачно намекнул, что если в чем и нуждаюсь, то лишь в продолжительном ночном сне. Вслед за чем сопроводил ее в кабинет.

Вульф был на ногах, не иначе как вставал потянуться и размяться. Миссис Пайн подошла пожать ему руку, отвергла красное кожаное кресло, поскольку предпочитала прямые спинки, одобрила принесенный мною стул, позволила мне избавить ее от шубки из меха платиновой рыси, а может, алюминиевого соболя или другого пушного зверя, и чинно уселась.

– Вам обязательно нужно сделать что-то с лицом, – сказала она мне.

Самое забавное, эта ее настойчивость ничуть меня не раздражала. Миссис Пайн ясно давала понять, что мое незавидное состояние доставляет неудобства ей самой. Так на что было обижаться? Мы с интересом обсуждали мои синяки, пока Вульф наконец не вмешался, воспользовавшись короткой паузой:

– Насколько я понимаю, вы искали встречи со мной, мадам?

Она обернулась к нему, и ее манеры полностью переменились – оттого, возможно, что на лице Вульфа не было ни ссадин, ни синяков.

– Да, искала, – твердо сказала она. – И всячески осуждаю решение мужа привлечь вас к расследованию смерти Уолдо Мура. Какой в том прок?

– Ответить я не в состоянии. – Вульф откинулся на спинку, строго параллельно выложив руки на подлокотники своего кресла. – Задайте этот вопрос своему супругу. Если вам не по нраву то, что он привлек меня к расследованию, убедите его дать мне расчет.

– Не вышло. Я уже пыталась. Он упрямо стоит на своем. Потому-то я и приехала к вам.

Молодец Джаспер, подумалось мне. Но что, черт возьми, стоит за его упорством?

Миссис Пайн не умолкала:

– Я допускаю, разумеется, что мой муж принял на себя некие обязательства… Или, скорее, корпорация. Но если вы свернете следствие прямо сейчас, не возникнет никаких сложностей. Я берусь возместить все ваши убытки.

– И чего вы этим добьетесь? – сварливо осведомился Вульф.

Я бы не осмелился утверждать, будто ему вовсе не нравятся женщины, но он точно не симпатизирует особам, готовым схватить мяч и сбежать с ним, оставив игроков на поле.

– Ваш муж попросту наймет кого-то еще. К тому же, мадам, хоть я и запрашиваю приличные деньги за свои услуги, в мои обычаи не входит получать их ни за что. И ради вас я не сделаю исключения. Нет. Очевидно, вы привыкли всегда добиваться своего, но в данном случае стоит поискать какой-то другой способ. Чего именно вы желаете?

Миссис Пайн повернулась ко мне. На миг мне показалось, что гостья вновь заговорит о моем лице, но вместо этого она спросила:

– Что он за человек, Арчи? Настолько упрям, как хочет казаться?

Это «Арчи» в ее устах прозвучало совершенно естественно.

– Насколько я знаю мистера Вульфа, – сообщил я ей, – это еще не упрямство, а едва ли не бесхребетность.

– Боже ты мой…

Миссис Пайн разглядывала Вульфа с интересом, но без явных признаков тревоги.

– Я так понимаю, – внезапно заговорила она, – вам известно, что Уолдо Мур какое-то время назад был моим близким другом?

Вульф кивнул:

– Мне говорили об этом. Мистер Гудвин рассказал. Причем этими сведениями с ним поделился некий газетчик. По-видимому, о вашей дружбе известно многим.

– Ну, конечно. В этом и заключается преимущество жизни на виду: общеизвестные вещи принимаются как должное. Но разрешить людям знать – это одно, а публично обсуждать в газетах – совершенно другое. Допускаете ли вы хоть на миг, мистер Вульф, что я буду сидеть сложа руки и наблюдать, как вы скармливаете мою частную жизнь таблоидам? Раздуваете сенсацию из смерти Уолдо Мура?

– Ни в коем случае, мадам. – Вульф по-прежнему был настроен брюзгливо. – Предельно ясно, что вы не намерены сидеть сложа руки. Они и сейчас не сложены. Вы прибыли сюда повидать меня в половине третьего ночи. Кстати говоря, тот же вопрос вы наверняка задавали и мужу. Что он ответил?

– Муж уверяет, что результаты расследования не станут всеобщим достоянием. Он говорит, что добивается только одного: положить конец слухам, гуляющим в офисе, и не позволить моему брату запустить их вновь. Я же вовсе не намерена идти на подобный риск, и не пойду.

– А что говорит ваш брат? Вы обсуждали с ним эту проблему?

Ее прямо передернуло. Поскольку мне пока не предлагали вести записи, я мог не отрывать глаз от лица миссис Пайн и лишь теперь углядел на нем первые признаки нерешительности. Она молчала, сжав губы. И мне подумалось, что это семейная черта. В конце концов, по ходу так называемого обеда в компании Керра Нейлора тот в первый и единственный раз прервался для раздумий, когда разговор зашел о его сестре.

Наконец она заговорила:

– Я не знаю, что задумал мой брат, не знаю точно. Этим он со мной не поделился, хотя обычно делится. Он, как вам сказать… очень необычный человек. Ему не по душе мой муж и все прочие руководители компании – за исключением одного-двух.

Вульф аж крякнул.

– А к вам он неприязни не испытывает?

– Отчего же, нет. Нет!

– Тогда почему он не прекратил молоть вздор об убийстве, когда вы его попросили?

– Мой брат не… – Молчала она недолго. – Вот интересно, мне даже в голову не приходило, но брат слово в слово повторяет то, что говорит муж: дескать, волноваться нечего, огласки не будет. Но мне все равно, что они оба говорят. Риск по-прежнему остается. А я твердо верю, что ненужных рисков следует избегать всеми способами. В разумных пределах, конечно. Если мой муж и брат собираются вести себя как балованные дети – и, скажем так, выставить себя круглыми дураками, – волей-неволей мне придется брать ситуацию под контроль. – Переведя взгляд на меня, миссис Пайн сразу стала другой женщиной: – Тут у вас довольно прохладно, Арчи. Можно мою шубу?

Чего уж тут удивляться, миссис айн была одета для вечернего выхода: ничего, кроме кожи, выше линии глубокого декольте. Кстати, вполне свежей кожи для ее возраста (навскидку прибавим к моим трем десяткам еще один). Я принес шубку и накинул ей на плечи. Она поблагодарила улыбкой, а я отошел подвинуть рычажок термостата еще на одно деление.

Согревшись, миссис Пайн продолжила свой обращенный к Вульфу монолог:

– Лучше всего, подумала я, будет вести дело напрямую с вами. В этом есть свой смысл: коль скоро вы по моей просьбе откажетесь от расследования, муж, возможно, наймет кого-то другого. Тогда пусть добивается желаемого, почему бы и нет? Кажется, он хочет, чтобы вы продолжали расследование. Мой брат тоже не против. Так зачем же им перечить? Вы получите от них всю оговоренную сумму, а я добавлю к ней свой чек. И вы не сможете утверждать, будто я оплачиваю ваше бездействие, поскольку гарантируете мне, что следствие не приведет… как бы выразиться… Что результаты не будут преданы огласке. Не так уж важно, как это сформулировать, пока все мы понимаем, о чем идет речь. Я могла бы выписать чек на… десять тысяч долларов?

Вульф укоризненно качал головой.

– Ради всего святого, – с недоверием пробормотал он. – Вы отдаете себе отчет в том, что предлагаете деньги в обмен на сохранение тайны?

Глаза миссис Пайн округлились.

– Ничего подобного! Какой еще тайны?

– Не знаю. Пока не знаю. Но ваш муж – или его компания, солидным пакетом акций которой вы владеете, – платит мне за то, чтобы нечто выяснить. Вы же предлагаете заплатить за то, чтобы я это нечто утаил, если до него докопаюсь. Вы назвали мужа и брата круглыми дураками, но как бы назвали себя? Вам кажется, я способен вести двойную игру. Если так, что заставит меня прекратить ее? Почему бы не повысить ставки до ста тысяч или миллиона? Вы слабоумны, мадам.

Проигнорировав «комплимент», она сосредоточилась на логической цепочке.

– Глупости, – насмешливо протянула она. – Не будь я наслышана о вашей репутации, неужели явилась бы к вам среди ночи? Вы не станете меня шантажировать. Вы же не мошенник!

Вульф потерял дар речи, что лишний раз доказывало: он не понимает женщин и вполовину так же хорошо, как мужчин. Я вот раскусил миссис Пайн без всяких проблем. Позиция гостьи была проста: если по ее просьбе Вульф облапошит «Нейлор – Керр», в этом не будет ничего предосудительного; однако, попытавшись обманывать или шантажировать ее саму, он выставит себя презренным вымогателем, мерзавцем и подлецом. Впрочем, это исключено в силу его репутации.

Видя, что стороны не пришли к согласию и вряд ли быстро к нему придут, я позволил себе вставить:

– Поверьте, миссис Пайн, так вы ничего не добьетесь. Право же, не получится. Его нельзя подкупить или запугать.

Она уставилась на меня, и в ее глазах я, очевидно, уже не был прежним милым Арчи. Только не теперь.

– Я не пыталась его запугивать! – заявила она.

– Знаю, что не пытались. Это я так, ради красного словца.

Миссис Пайн повернулась к Вульфу. Затем снова ко мне.

– Но… – Она явно обдумывала какую-то неожиданную мысль. – Скорее всего, у него можно отобрать лицензию. С теми налогами, которые я плачу, и с моими знакомствами это наверняка возможно. Разве частному детективу для работы не нужна лицензия?

Тут я сам едва не лишился дара речи, но кто-то ведь должен был разрулить ситуацию.

– Разумеется, нужна, – подтвердил я. – И мне, кстати, тоже. Вы можете испробовать и такой подход, Алиса, хотя в успехе я сомневаюсь.

– Меня зовут Сесили.

– Знаю. Я имел в виду Алису из Страны чудес. Вы мне чем-то ее напомнили.

– Чудесная книга, – объявила она. – Я совсем недавно ее перечитала. А вы двое партнеры в своем агентстве?

– Нет, я просто работаю на него.

– Не понимаю почему. Как можно терпеть такого? Сколько вам понадобится денег для создания собственного агентства?

– Пфуй! – вмешался Вульф. – Несусветный вздор. Сделав легкое усилие, мадам, вы обнаружите, что я вполне благоразумный человек. Способны вы принять мое предложение?

– Не знаю, – благоразумно ответила миссис Пайн. – Сначала послушаем, что именно вы предлагаете.

– Все просто. Подобные фортели не помогут вам добиться своего – ни от меня, ни от мистера Гудвина. Впрочем, даже если бы я принял ваш смехотворный план, никто бы не гарантировал, что деньги не будут потрачены зря. Ваши опасения, возможно, безосновательны. Очевидно, вам кажется, что выяснение истинных причин гибели мистера Мура грозит крупным скандалом, который разразится со всей неизбежностью или, как минимум, весьма вероятен. Позвольте спросить, почему вы так в этом уверены?

В ее обращенном к Вульфу взгляде мелькнуло уважение.

– Умно, – великодушно похвалила она. – Если я обосную свою уверенность, это заметно продвинет ваше расследование. Вот только я вовсе не уверена. Просто не хочу рисковать.

– Но разделяете ли вы мнение брата, что мистер Мур действительно был убит?

– Разумеется, нет. Обычный несчастный случай.

– Встречались ли вы с мистером Муром в тот день? В день его гибели?

– Нет. Я не видела его уже долгие месяцы.

Тут миссис Пайн рассмеялась. И смеялась от души, словно что-то и впрямь показалось ей донельзя забавным.

– Он собирался жениться! На девице из конторы, по фамилии Ливси. Эстер Ливси. Он как-то звонил мне и все рассказал. Вы, конечно, и представить себе не можете, какой это абсурд, вы ведь его не знали.

– Вы рекомендовали мистеру Муру не вступать в брак?

– О боже, нет. Это не привело бы ни к чему хорошему. Если бы я знала девушку, то смогла бы дать ей совет-другой. Но только не Уолдо. – Миссис Пайн снова повернулась ко мне: – Он всегда такой, Арчи? Сказал, что хочет дать совет, а вместо этого устроил перекрестный допрос?

– Всегда, – согласился я. – Но он это не специально: просто у него мысли скачут.

– Мое предложение, – сказал ей Вульф, полностью меня игнорируя, – зависит от обстоятельств. Оно не имеет силы в том случае, если вы не говорите нам всей правды. Допустим, вы не представляете себе фактов, раскрытие которых может вызвать газетную сенсацию, и всего лишь хотите обезопасить себя от риска. Отчего бы не положиться тогда на мою осмотрительность? Я умею хранить секреты и не получу ни удовольствия, ни выгоды, вызвав ненужный общественный резонанс. Почему бы не помочь мне покончить с этим делом? Все упирается в несговорчивость вашего брата. Ведь это он упорствует, называя гибель Мура убийством. Возможно, ему просто нравится слово. Полагаю, вы лучше, чем кто-либо, знаете своего брата. Вы могли бы помочь в общении с ним. И начать прямо сейчас, рассказав нам о нем. Почему бы и нет? К примеру, я слышал, что это вы просили его устроить мистера Мура на работу. Встретил ли он эту просьбу какими-то возражениями?

Попытаться стоило, но прием не сработал. Очевидно, Вульф не заметил, что у миссис Пайн аллергия на упоминания о брате. Хотя едва ли, обычно он подмечает все. В любом случае попытка провалилась. Нет, она не прекратила разговор. Напротив, судя по всему, была готова сидеть и болтать о том о сем всю ночь напролет, но только не раскрыть нам подноготную брата. Вульфу не удалось вытащить из нее ничего больше уже звучавшего утверждения, что брат миссис Пайн – человек необычный. Вот только она уже это говорила. Да мы и сами это знали.

Наконец Вульф опять ухватился за край стола, отодвинул кресло и встал. Миссис Пайн тоже поднялась на ноги, и я помог ей совладать с шубой.

В прихожей, когда моя ладонь уже легла на ручку парадной двери, гостья остановилась, лишив меня возможности распахнуть дверь, не задев пальцы ее ног, и с сочувствием произнесла:

– Надеюсь, завтра вашему лицу станет лучше.

– Спасибо. Я тоже надеюсь.

– И вы еще не ответили, какая сумма позволит вам открыть собственное дело.

– Совершенно верно, не ответил. Хочу сначала все посчитать.

– Любите посещать симфонические концерты?

– Да, изредка, когда укладываюсь спать. Посредством радио.

Это она тоже сочла забавным.

– В любом случае уже почти апрель. Гребля? Гольф? Бейсбол?

– Бейсбол. Хожу на все матчи, куда удается вырваться.

– Замечательная игра, правда? «Янки» или «Джайнтс»?

– И те и другие. Любая команда, что выходит на стадион.

– Я пришлю вам сезонный абонемент. По правде сказать, Арчи, мне кажется, мой брат совсем спятил. Только не рассказывайте мистеру Вульфу.

– Никогда и ничего ему не рассказываю.

– Тогда пусть это будет нашим первым общим секретом. Спокойной ночи.

Я проводил ее наружу, помог сойти с крыльца и добраться до обочины, где миссис Пайн перехватил шофер, уже открывший дверцу автомобиля. Возвращаясь назад по ступеням крыльца, я сделал зарубку в памяти: непременно позвонить утром Лону Коэну. Пусть знает, что я уже практически на содержании, но свои десять процентов комиссионных он не получит, поскольку успех мне принесли исключительно собственные боевые заслуги.

По возвращении в дом я прямиком устремился к лестнице, не желая больше рисковать. Впрочем, перемахивать ступеньки оказалось выше моих сил, а одолеть предстояло два марша. На площадке я перегнулся через перила и прокричал вниз:

– Пойду прикину, во что ей обойдется меблировка моего нового агентства! Доброй ночи!

Глава пятнадцатая

К следующему утру, в четверг, главная арена отдела фондов совершенно преобразилась, насколько я мог судить. Где бы я ни засветился, входя или выходя, перемену можно было увидеть, почувствовать и даже отведать на вкус.

В среду я представлял собой комбинацию незнакомого мужчины, которого надлежало окинуть взглядом и снабдить ярлычком, и вторгшегося извне чужака, способного, по-видимому, воспринимать всех чудесных милашек лишь в качестве единиц персонала. Утром четверга я предстал в другой ипостаси – детектива, идущего по следу убийцы.

Так все они меня видели, и это бросалось в глаза. То ли Керр Нейлор запустил очередную крученую подачу, то ли открылась другая течь, не знаю, но прием, который мне оказывали повсюду, где бы я ни появился, не оставлял сомнений.

Табачные крошки в папке остались нетронутыми. Я не сильно расстроился из-за этого, поскольку не имел причин подозревать, что кто-то в офисе «Нейлор – Керр» намерен мешать следствию. В шкафу я оставил все как было. В десять утра дозвонился до Джаспера Пайна и представил ему отчет об эпизоде с миссис Бендини и мистером Гарольдом Энтони.

А также ввернул:

– Прошлой ночью к нам заезжала ваша супруга.

– Знаю, – фыркнул он и не стал развивать тему.

По-видимому, Пайн не видел никакого смысла интересоваться содержанием нашей беседы. Зачем? Ведь жена сама уже все рассказала. Когда я сообщил Пайну, что отдел фондов явственно видит во мне ищейку, он угрюмо посоветовал мне и вести себя как ищейка и выставил на лужок порезвиться.

Первым делом я улизнул с лужка в офис «Газетт», где повидал Лона Коэна, с которым успел созвониться заранее. Меня одолевало здоровое любопытство по поводу странных взглядов Пайна на увлечения супруги и ее общение с Муром. Желая вызнать всю правду, я переговорил с Лоном и парой репортеров, что позволило мне уйти из редакции удовлетворенным.

Одно из двух: либо Пайн долгие годы исповедовал убеждение, будто привычки жены мужа не касаются, и ему действительно было начихать, а миссис Пайн утратила всякий интерес к Муру в начале сорок шестого года, не забыв найти ему работу; либо парни из «Газетт» жили в мире грез, что навряд ли.

Я угостил журналистов обедом у «Пьетро» и вернулся на Уильям-стрит. В кабинете ничто не изменилось: никаких весточек от Вульфа, Пайна или на худой конец Керра Нейлора. К дверце шкафа никто не прикасался. Сам я по-прежнему бегал без поводка куда угодно. Одно из возможных направлений – напрямик через «арену стадиона», к кабинету мисс Ливси – было ничем не хуже прочих.

Дверь открыта, хозяйка на месте, что-то печатает. Войдя, я притворил дверь, опустился на придвинутый к рабочему месту мисс Ливси стул и задал простой вопрос:

– Какого мнения вы о Розе Бендини?

– Господи боже, – произнесла она вместо ответа, – что вы сотворили со своим лицом?

И мисс Ливси во все глаза уставилась на мою физиономию.

– Возможно, вам кажется, – заметил я, – что вы успешно поменяли тему разговора, но, увы, все опять упирается в Розу. Это ее муженек так разукрасил меня. Выскажите свое мнение о ней, но попытайтесь уложиться в десять тысяч слов.

– Сильно болит?

– Бросьте, бросьте. Такая забота, такая женственность, а ведь Мур по-прежнему живет в вашем сердце. Не забыли еще? Ну, хватит увиливать.

На лице мисс Ливси проступил румянец – едва заметный, но хоть сколько-нибудь отличимый от бледности.

– Ничего я не увиливаю, – возмутилась она. – Если самому не больно, поглядите на себя в зеркало, и все поймете. Зачем вам Роза Бендини?

Я осклабился, чтобы продемонстрировать: мускулы лица все еще работают, как бы оно ни выглядело.

– Встречный вопрос? Что ж, объясню. Она зовет Мура – Уолли. Уверяет, что он вовсе не собирался на вас жениться. Говорит, будто у вас крыша поехала – доподлинные ее слова, – когда вы обнаружили, что он по-прежнему с нею встречается. Утверждает, что вы так и не очухались. От себя могу добавить, что не верю всему сказанному. Разве вы похожи на сумасшедшую? Пожалуй, нет.

Румянца как не бывало. Мисс Ливси застыла перед пишущей машинкой, занеся пальцы над клавиатурой, словно я просто заскочил поздороваться и скоро вновь убегу, но затем развернулась ко мне. Тон ее голоса соответствовал выражению глаз.