Слишком много женщин (сборник) Стаут Рекс

Глава девятнадцатая

Тем вечером Вульф вновь посвятил отдых после ужина трем своим книжкам. Поскольку они довольно сильно различались по объему, я уже предвидел катастрофу: самая тощая из книг неожиданно подойдет к концу, и Вульф испортит себе чтение, если только заблаговременно не уравновесит порции единовременно поглощаемых страниц.

На мой отчет о событиях дня он отреагировал в точности как вчера, то есть никак. В ответ на высказанное мною мнение, что сестра устроила Керру Нейлору нагоняй, чем подвигла его взбунтоваться, я услышал лишь безучастное хмыканье, а потому решил сходить полюбоваться на движущиеся картинки.

Обычно я не посещаю кинозалы в процессе работы над очередным делом, но в ту пятницу отважился нарушить собственный зарок, поскольку, во-первых, мы не были сильно заняты (Вульф уж точно, Бог свидетель), а во-вторых, я сильно сомневался в том, что следствие не забрело в тупик. Я был готов забыть про убийство и удовлетвориться переборкой грязного белья, накопившегося в верхних эшелонах «Нейлор – Керр», но даже если эти игры казались важными и захватывающими совету директоров и враждующим боссам компании, должен признать, что не мог винить Вульфа за утрату интереса к происходящему – разве что позавидовать ему.

В общем, я выкинул все из головы и до определенного момента в самом конце сеанса искренне наслаждался фильмом. Когда сюжет повернул в сторону торжества добра и стало ясно, что главный герой не проворачивал аферы с поддельным контрактом, я поспешил уйти, потому что успел составить собственное мнение о действующих лицах ленты и предпочитал не разочаровываться.

Вернувшись домой в половине двенадцатого, я застал в кабинете инспектора Кремера, который удобно расположился в красном кожаном кресле и беседовал с Вульфом. Очевидно, разговор был не из приятных: взгляд, брошенный на меня инспектором, даже в шутку не назовешь дружеским. Лично я еще ничем не успел насолить Кремеру. Значит, во взгляде явно отразились чувства, возбужденные Вульфом.

– Где тебя черти носили? – обрушился на меня инспектор, как будто я работал под его началом или не вышел на построение досрочно освобожденных.

– Был в кино. Посмотрел замечательный фильм, – сообщил я обоим, присаживаясь к собственному столу. – В нем всего два персонажа страдали от потери памяти: та невероятно красивая девица с…

– Арчи! – хлопнул по столу Вульф, тоже не в духе. – Мистер Кремер желает спросить тебя кое о чем. Полагаю, ты видел заметку о нас в вечернем номере «Газетт»?

– Еще бы. Ваш фотопортрет ниже всякой критики, но…

– Ты не рассказывал мне о заметке.

– Но вы так увлеклись книгами. И в любом случае говорить не о чем.

– Возмутительно! – Кремер аж задохнулся. – Вопиющее злоупотребление доверием клиента!

– Вы в своем уме? – Мне пришлось поработать глазами, чтобы парировать два гневных взгляда сразу. – Автор заметки не цитирует меня напрямую и даже не упоминает о том, что со мною разговаривал. Там просто сказано, что Арчи Гудвин, блестящий помощник Ниро Вульфа, расследует обстоятельства смерти Уолдо Уилмота Мура, из чего можно заключить, что кто-то почуял убийство. Больше ничьих имен, помимо этих. Все равно около тысячи работников «Нейлор – Керр» в курсе происходящего. И как минимум один знает, кто я на самом деле, а вероятно, и гораздо больше. Короче, забирайте слово «злоупотребление» назад и используйте его по назначению применительно к кому-нибудь другому. И вообще, Лон Коэн не стал бы ничего публиковать, не дождавшись моего согласия. Это все происки чертова редактора отдела городской хроники. И у кого теперь разболелся животик, у клиента? Вы что же, уволились из убойного отдела, чтобы котят гладить?

Вульф с Кремером заговорили одновременно, и Вульф одержал верх.

– В заметке, – сказал он, – к тебе действительно применен эпитет «блестящий», и это все, чем я недоволен. А вот мистер Кремер раздражен всерьез. И похоже, мистер О’Хара, заместитель комиссара полиции, раздражен не меньше. Они хотят, чтобы мы отказались от этого дела.

– Значит, нервы у них чертовски крепкие, – определил я. – А кормить нас они собираются?

Кремер открыл было рот, но Вульф остановил его, подняв руку.

– Ни слова о еде, – поморщился Вульф. Шутки на тему питания он не одобрял. – По их словам, заметка в «Газетт» лишь начало очередной кампании травли полиции из-за нераскрытого убийства и это переходит все границы, ибо нет никаких подтверждений тому, что смерть мистера Мура не была случайной. По их словам, взяв на себя расследование данного происшествия, мы тем самым подарили «Газетт» повод обрушиться на полицию с критикой. По их словам, нас либо одурачили нелепые фантазии эксцентричной личности, мистера Керра Нейлора, либо, не будучи одурачены, мы воспользовались ими для саморекламы и обогащения. По их словам, ты безответственно упомянул в отчете, будто мистер Нейлор признал, что ему якобы известно, кто убил мистера Мура, – чего на самом деле не было – с одной лишь целью: любой ценой оправдать продолжение расследования. Я ничего не упустил, мистер Кремер?

– Сойдет для начала, – проскрипел Кремер. – Я хочу спросить у Гудвина…

– Одну минутку, – не стал церемониться Вульф и повернулся ко мне: – Арчи, меня вынудили это сказать, и я говорю. В моих глазах ты пользуешься безоговорочным доверием. Я всецело удовлетворен теми действиями, которые ты предпринял в ходе расследования этого дела, как и всех прошлых, и, надеюсь, так будет и впредь. Разумеется, подобно мне самому, ты обманываешь людей, даже наших клиентов, когда того требуют обстоятельства. Однако ты никогда не солгал бы мне, а я – тебе, поскольку в данном случае речь идет о взаимном доверии и уважении. Отсутствие блеска достойно сожаления, но на самом деле это мелочь. В любом случае два блестящих детектива не ужились бы под одной крышей. Не скрою, твои безрассудные выходки, скажем отказ использовать бесшумную пишущую машинку, порой бывают утомительны, но идиотское заявление, будто ты мог отступить от фактов в отчете мистеру Пайну, заставило меня кое-что переосмыслить. Оставь себе свою машинку, только, бога ради, смазывай ее почаще.

– Помилосердствуйте, – ахнул я. – Да я смазываю ее каждую…

Кремер взорвался, прошипев словцо, которое не пропустит в печать ни один редактор.

– Ваши треклятые домашние разборки могут и подождать! – грубо оборвал он меня. – Ты и сейчас стоишь на том, что Нейлор заявил, будто знает, кто убил Мура?

– Нет, не стою, – возразил я Кремеру. – Для вас, инспектор, я вишу в воздухе. Это частное расследование крупной компании в отношении сотрудника, не способного держать рот на замке, и я отчитываюсь только перед мистером Вульфом и нашим общим клиентом. Где тут ваш интерес? Вы возглавляете убойный отдел, но и сами склонны утверждать, что гибель Мура была несчастным случаем, а посему не ваше дело, на чем я стою, а на чем подпрыгиваю. Могу понять ваше нежелание читать обвинения в свой адрес на страницах «Газетт», но если вы ждете от меня сочувствия, не начинайте с вопроса, продолжаю ли я уверять, что не солгал. Надо думать, О’Хара позвонил вам и хорошенько отшлепал по седалищу – я использую эвфемизм из уважения к вашим сединам, – но не надо вымещать на мне свою обиду. – Я развел руками. – Испробуем другой подход. Предположим, вы способны говорить тихо и рассудительно, явились сюда задать пару вежливых вопросов и, может быть, даже назвали меня «Арчи». И теперь обращаетесь ко мне в дружелюбном, ровном тоне. Слушаю вас.

– Я все рассказал Вульфу, а он – тебе. – Кремер уже не буйствовал, но напряжение в его голосе никуда не делось. – Мне нужно, чтобы ты прекратил баламутить людей разговорами об убийстве, не имея ровным счетом никаких доказательств, и сбагривать газетам устаревшие сплетни.

– Ничего я не сбагривал. Я пришел к парням из «Газетт» за нужными мне сведениями и ушел, получив их. Что касается людей, которых я баламучу: уж не хотите ли вы, чтобы я бросил свою работу в «Нейлор – Керр»?

– Хочу. Вы не настолько нуждаетесь в деньгах.

– Откуда мне знать? Я всего лишь веду счета. Обратитесь к мистеру Вульфу. Он тут за главного, и я выполняю его распоряжения.

– А меня, – поспешил вставить Вульф, – в свою очередь, наняла компания «Нейлор – Керр» в лице своего президента, мистера Пайна. Занимаясь этим делом, я пришел к мысли, что, прибегнув к моим услугам, он сам и другие руководители компании преследовали некую тайную цель. Истинные намерения этих людей мне не известны, но у меня нет никаких причин считать их преступными или неэтичными. Вполне возможно, они достойны самых высоких похвал. Почему бы вам не расспросить о них самого мистера Пайна? Вы не говорили с ним?

– С ним говорил заместитель комиссара. – Кремер вытащил сигару и поднес ко рту. – Сегодня вечером. Как я понял, речь в основном шла о Гудвине, солгавшем насчет признаний Нейлора. Не думаю, что заместитель комиссара напрямую просил Пайна прекратить ваше расследование. Этой частью разговора со мною не поделились.

– Я не нашел бы себе оправдания, – виртуозно ввернул Вульф, – прекратив дело вопреки пожеланию клиента.

– Ну так разберитесь с этим. Звоните Пайну прямо сейчас. Мы оба поговорим с ним, но я буду первым.

Вульф кивнул мне:

– Позвони мистеру Пайну, Арчи. Но вы не будете говорить первым, мистер Кремер. Сначала я.

Найдя номер в справочнике, я набрал его. После недолгого ожидания в трубке раздался знакомый голос, и я был удивлен тем, что женщина, чьи доходы позволяют содержать двуногих питомцев, сама подходит к телефону. Но было уже за полночь, а слуги в ее доме, вероятно, просыпались гораздо раньше хозяйки. Я представился, и она моментально перехватила инициативу:

– Ну конечно, я сразу узнала голос! Как ваше лицо, Арчи?

Похоже, она не могла забыть о моих травмах и искренне мне сочувствовала.

– Благодарю, уже лучше, – сказал я ей. – Мне жаль, что приходится так поздно вас беспокоить, но…

– О, для меня еще вовсе не поздно! Никогда не ложусь раньше трех или четырех часов. Сезонных билетов еще нет в продаже, но на следующей неделе они появятся, и я сразу же пришлю абонемент.

– Премного обязан. Скажите, ваш муж дома? Мистер Вульф хотел бы поговорить с ним.

– Да, он здесь, но уже мог уснуть. Он отправляется спать гораздо раньше меня. Подождите на линии, я выясню. А это важно?

– Не настолько, чтобы будить, если мы с ним одинаково этого не любим.

– Хорошо, не вешайте трубку. Пойду посмотрю.

Ходила она довольно долго. Я висел на линии, раздумывая о том, что кровать мужа едва ли стояла за соседней дверью, учитывая весь романтизм их отношений. Наконец она вернулась.

– Нет, к сожалению, муж крепко спит. Я надеялась, что он читает на ночь. Это насчет того дела, поговорить о котором я приезжала?

– Да, в некотором смысле. Мы позвоним вашему мужу утром. Большое спасибо.

– А я не смогу помочь? В чем там дело?

– Не стоит беспокойства, всякие мелочи. Подождите секунду. – Я прикрыл микрофон рукой и объявил: – Муж уже спит, и она предлагает свою помощь. Ей очень бы хотелось оказаться полезной.

– Нет, – твердо сказал Вульф.

– Минуточку… – начал было Кремер, но я не обратил внимания и заговорил в трубку:

– Мистер Вульф благодарен вам за участие, миссис Пайн, но завтра он сам свяжется с вашим мужем.

– Тогда просто скажите, что ему нужно, Арчи, и я поговорю с мужем прежде, чем мистер Вульф позвонит.

Добрых три минуты ушло у меня на то, чтобы вежливо выкрутиться.

Кремер с Вульфом затеяли детскую возню. Кремер придерживался мнения, что мне следовало добиться, чтобы жена разбудила Пайна. Вульф, не меньше моего возмущавшийся, когда его сон прерывали, яростно противился. Они так спорили, будто решали одну из важнейших проблем современности вроде того, отдавать ли французам Рурскую область. Ни один не отступал ни на дюйм, и в итоге спор завершился там, где и начался, соперники объявили ничью.

– Очень хорошо, – подвел итог не успевший остыть Кремер. – Значит, в обмен на два потраченных впустую часа я не получил ничего? А ведь мог бы спать, а не выпрашивать у вас подачку.

– Вздор. – Вульф и сам еще не успокоился. – Ничего вы не выпрашивали. Вы обзывали мистера Гудвина лжецом и выдвигали абсурдные требования. И потом, вы не сильно отклонились от обычного маршрута к дому.

Да, оба дошли до такой степени безобразия. При столь высоком уровне общения я уже не удивился бы, вытащи Кремер карту города, чтобы доказать: дом Вульфа не находится на прямой, соединяющей полицейский участок с его собственным обиталищем, но эту часть он опустил и сосредоточился на другом обстоятельстве: просил он об услуге или же нет.

Он уверял, что просьба имела место, и, даже если она прозвучала как требование, мы могли бы сделать скидку на обычные его манеры; мы с ними давно знакомы и потому не имеем права понимать их превратно.

Этим окружным путем, отнявшим немало времени, он сумел вернуться к основному вопросу: готовы ли мы разорвать отношения с «Нейлор – Керр»? Очевидно, заместитель комиссара О’Хара и впрямь развел костер под его стулом.

– Надеюсь, это не настолько срочно? – спросил Вульф тоном напускного участия, который бесил людей постарше меня и даже постарше инспектора Кремера. – Довольно продолжительное время мистер Керр Нейлор…

Затрезвонил телефон. Прежде чем поднять трубку, я окинул аппарат взглядом, исполненным неприязни: миссис Пайн наверняка решила скоротать пару часов до отбоя, подробнее расспросив меня о состоянии моего лица. Ничего подобного. Резкий и неприветливый мужской голос попросил к трубке инспектора Кремера, и мне пришлось покинуть кресло, чтобы тот мог принять звонок.

Разговор шел односторонний: Кремер лишь пару раз хмыкнул и вставил три-четыре вопроса в самом конце. Он объявил неизвестному собеседнику, что прибудет через пять мнут, повесил трубку и обернулся к нам:

– Керр Нейлор найден мертвым на Тридцать девятой улице близ Одиннадцатой авеню. В четырех кварталах отсюда. Очевидно, сбит автомобилем. Голова в лепешку. – Кремер поднялся на ноги. – Имя погибшего определили по бумагам из карманов. – Повернувшись ко мне, он осклабился: – Не желаешь опознать покойного?

– Надо же, – пробормотал Вульф. – Какое удивительное совпадение! Мистер Мур погиб в точности там же. Должно быть, эта улица опасна для пешеходов.

– Ну вот! – посетовал я. – Теперь мне уже не заставить Пайна признать, что он совершил ошибку, выставив меня обманщиком. Конечно, буду рад пособить. Идемте, инспектор.

Глава двадцатая

Насколько я мог судить, в «Нейлор – Керр» еще не успели вычеркнуть меня из списка служащих. Хорошо, что там не работали по субботам, потому что утром этой субботы я не собирался подниматься с постели до полудня. Даже так под одеялом я провел не более шести часов, поскольку попал домой, как раз когда солнце залило Тридцать пятую улицу своими косыми лучами.

«Совпадение» не то слово. Машина переехала Керра Нейлора, расплющив ему голову и раздробив кости, на Тридцать девятой улице, между Десятой и Одиннадцатой авеню, всего в тридцати футах от того места, где почти четыре месяца тому назад нашли Уолдо Уилмота Мура.

Я оценил заново – причем выше прежнего – те сложности, с которыми столкнулся Нейлор, когда его направили в морг опознать останки Уолдо Мура. Однако сомневаться не пришлось: это совершенно точно был Нейлор, стоило мысленно внести в его теперешний облик некоторые поправки, необходимые для успешной трансформации диска в сферу.

Вдобавок к прочим совпадениям тело, обнаруженное таксистом в сорок минут первого, пролежало незамеченным никак не менее получаса, если только медэксперт не высосал свое заключение о времени смерти из пальца.

Того не легче (и этот пункт заставил сомневаться в случайности прочих совпадений): машину, которая сбила Нейлора, нашли припаркованной у сетевой прачечной на Девяносто пятой улице, к западу от Бродвея, в том самом месте, где обнаружили автомобиль, прикончивший Мура.

Здесь я обязан отдать должное инспектору Кремеру. Оказавшись на месте, он первым делом гаркнул патрульному, чтобы тот добежал до Девяносто пятой улицы и осмотрел машины, припаркованные в том квартале. Что демонстрирует: даже инспектор полиции умеет по достоинству оценить хорошие совпадения.

Я еще не успел откланяться и уйти спать, как владельца машины приволокли в полицейское управление аж из Бедфорд-Хиллса и подвергли допросу с пристрастием. По большому счету допрос ничего не дал, поскольку очень быстро выяснилось: еще в восемнадцать минут двенадцатого ночи автовладелец заявил об угоне с Сорок восьмой улицы, где оставил тачку, доехав до театра. К тому же, как и многие нынешние простофили, он не просто забыл запереть машину, но и оставил ключ зажигания в замке.

Оставалось дождаться заключения двух вооруженных фонариками лабораторных спецов, которые осмотрели шины автомобиля на Девяносто пятой улице и окончательно уверились: именно он переехал Нейлора. Еще одно очко в пользу совпадения.

Немалую часть времени я путался под ногами, но, где бы ни оказался, повсюду меня встречали с уважением, потому что инспектор Кремер держал меня под рукой, чтобы задавать вопросы, которые придумывал, когда выдавалась свободная минутка.

На протяжении всей ночи он ни словом не упомянул наше с Вульфом предосудительное поведение. Ведь мы баламутили людей рассказами об убийстве, хотя никакого убийства не было. И я, понимая, как он сейчас занят и как это огорчит его, затронул данную тему не больше восьми-девяти раз. Но и тогда он не выпроводил меня, желая иметь в пределах досягаемости.

Первый наш разговор я пытался прервать на том основании, что для меня было бы немыслимо обмануть доверие клиента, но, когда инспектор перешел на крик, выложил то, что он рано или поздно узнал бы и без моей помощи. Рассказал ему все (или почти все) о людях, с которыми сталкивался в «Нейлор – Керр». Включая, естественно, мелкие детали вроде впечатления, которое с самого декабря мешало жить Бену Френкелю. Угрожая Гвинн Феррис поведать все копам, которые устроят ей настоящий допрос, я и помыслить не мог, что менее чем через десять часов приведу угрозы в исполнение.

Кремер таскал меня за собой, трижды за ночь поменяв дислокацию. Где-то с полчаса он отработал на мостовой Тридцать девятой улицы, но затем перенес штаб под крышу, в Восемнадцатый полицейский участок на Пятьдесят четвертой улице. Около трех часов ночи он снова переместился – в собственное логово, помещение убойного отдела на Двадцатой улице, – но уже через час выдвинулся оттуда в кабинет заместителя комиссара полиции О’Хара на Сентер-стрит.

Хозяин кабинета уже ждал его там, и вместе они развернули бурную деятельность. Я поневоле оказался втянут в воронку событий и даже удостоился чести быть опрошенным заместителем комиссара лично! По манере, с какой тот напустился на меня, можно было вообразить, что О’Хара видит во мне не просто отпетого враля.

Похоже, разведка донесла ему, что именно я подложил им свинью и когда в половине двенадцатого вошел в кабинет, где сидели Вульф с Кремером, то вернулся вовсе не из кинотеатра, а с Девяносто пятой улицы, едва успев припарковать машину-убийцу.

Поскольку я уже поделился с Кремером всеми сведениями, которые могли хоть чем-то помочь, то решил, что не стану лишать заместителя комиссара сладостных иллюзий, и скормил ему щепотку разнообразного вранья, как-то: я вообще не умею водить автомобиль, и (строго по секрету) посещал не кино, а гостиничный номер, где был не один, а вдвоем с супругой одного известного политика, чье имя я скорее умру, чем выдам. В итоге О’Хара уловил нить моей мысли и устроил незабываемую сцену.

Конечно, сестру Керра Нейлора уведомили о несчастье, причем не по телефону. Лейтенанта Роуклиффа отправили навестить ее в доме на Шестьдесят седьмой улице. Оттуда Роуклифф вернулся (на тот момент мы еще оставались в Восемнадцатом участке) в сопровождении Джаспера Пайна, чей мирный сон все-таки был нарушен.

По дороге в участок Роуклифф отвез Пайна на опознание тела. И я, по собственному опыту зная, какое это веселье, не мог не посочувствовать ему, имевшему несколько бледный вид. Он не походил на человека, сломленного скорбью, но и не выглядел воротилой большого бизнеса, у которого все под контролем.

Узнав, что Пайн с супругой не имели представления, где Керр Нейлор мог находиться вечером в пятницу или что забыл на Тридцать девятой улице, Кремер уделил мистеру Пайну совсем немного времени и вернул его в руки Роуклиффа для дальнейших расспросов. Я же сказал Пайну ровно девять слов. Когда они с Роуклиффом собрались уходить, он повернулся ко мне:

– Нейлор действительно говорил то, что вы написали в отчете? Будто бы он знает, кто убил Мура?

– Да, – подтвердил я. – Захоти я соврать, придумал бы что-то получше.

Ночные похождения на этом не закончились. Оказавшись на Сентер-стрит, я встретил еще кое-каких знакомцев. Только не Эстер Ливси. Коп, которого за нею посылали, вернулся с известием, что, по словам матери, с которой Эстер жила в Бруклине, та вечером дома и не появлялась. Прямо с работы Эстер отправилась на Центральный вокзал, где села на поезд, чтобы провести выходные с друзьями в Уэстпорте, штат Коннектикут. Мать сообщила имена друзей, им уже звонили, но никто не взял трубку.

Это Кремера не остановило. Он и его парни знали, как добиться своего. Они связались с полицейским участком Уэстпорта. Тамошние коллеги нанесли визит друзьям Эстер и доложили, что она действительно в доме – приехала поездом, который прибыл в Уэстпорт в час девять минут ночи, и сейчас уже спит.

Поскольку дорога от Центрального вокзала в Нью-Йорке до Уэстпорта отнимает около семидесяти минут, а не восемь часов, коп настоял на личной встрече с мисс Ливси, и ее разбудили. Она заявила, что ехала более поздним рейсом, а то, как она провела прошлый вечер в Нью-Йорке, никого не касается.

Услышав о смерти Керра Нейлора, она подтвердила вышесказанное и добавила, что с погибшим знакома только шапочно. В конце концов, он был главой огромного отдела, а она – лишь секретарем. На вопрос, не вернется ли она наутро в Нью-Йорк, чтобы дать показания, Эстер ответила отказом, пояснив, что едва ли сможет рассказать что-то полезное.

С докладом выступил и сержант, ездивший на Восточную Пятидесятую улицу, где в собственной квартире обретался Самнер Хофф. Тот тоже ничем не смог помочь, но как ответственный гражданин выказал всяческую готовность сотрудничать с полицией в расследовании злодеяния. Памятуя грубость Хоффа в общении со мной, я расценил это как примечательный и вдохновляющий сдвиг к лучшему.

Звонки и стук в двери меблированных камнат в Гринвич-Виллидж, где квартировала Роза Бендини, не принесли результатов. Здесь не оказалось матери, которая объяснила бы отсутствие дочери, и никто из жильцов не имел понятия, где сейчас Роза.

Уже сообразив, к чему может привести увлеченность Розы налаживанием новых контактов, я проникся убеждением, что, когда она наконец объявится, память о событиях позднего вечера пятницы будет необъяснимым образом стерта из ее сознания. Этой догадкой я не стал, однако, делиться с Кремером, не желая уронить в его глазах светлый образ американских женщин.

Полицейские возомнили, что найдут Розу Бендини с мужем, в доме его родителей на Вашингтон-Хайтс, но увы. Гарольд Энтони, когда его вытащили из постели, по собственной воле оделся и прибыл на Сентер-стрит. Говоря вкратце, он не видел Розу с вечера среды, когда она оставила нас сражаться на тротуаре у дома Вульфа; сам он понятия не имел, кто такой Керр Нейлор и как выглядит, а вечер пятницы провел на баскетбольном матче, куда ходил в гордом одиночестве и откуда добирался до дому пешком (около шести миль), желая растратить избыток энергии.

Я не смог промолчать:

– Значит, вы всего за двое суток накопили столько лишней энергии? После того, что я с вами сотворил?

– Черта с два! – фыркнул он. – Я уже назавтра позабыл о нашей стычке. На кой им сдалась Роза? Неужто полицейские недотепы шьют ей убийство? Чем докажут?

Он и впрямь беспокоился о жене, даже примчался на Сентер-стрит посреди ночи! Привязанность – отличная штука, но и ей палец в рот не клади. Я посоветовал мистеру Энтони не паниковать, копы просто процеживают народ через мелкое сито. А насчет избытка энергии я не поверил. Три моих фирменных удара по почкам хоть и не убьют человека, но и не выветрятся из памяти уже на следующий день.

Все это происходило уже в самом конце. Еще до того мы долго болтали с Беном Френкелем – едва ли не первым делом после прибытия в кабинет О’Хара. Кремер уселся за большой стол, а я стоял за его плечом, поглядывая на разложенные перед инспектором копии моих отчетов руководству «Нейлор – Керр», за которыми успел заскочить к Вульфу.

Коп ввел Френкеля в кабинет и усадил на дальнем конце стола. Еще в четверг, когда Бен нанес мне визит, его волосы показались мне всклокоченными; теперь же на всей голове не отыскалось бы и двух параллельных волосков. Он отчаянно пытался смотреть в никуда – задача практически невыполнимая, если не приложить все силы и не зажмуриться.

– Привет, – поздоровался я.

Никакой реакции.

– Вы Бенджамин Френкель? – прорычал Кремер.

– Да, так меня зовут.

– Находитесь ли вы под впечатлением, что убили Керра Нейлора?

Френкель вытаращился было, но быстро вернулся к разглядыванию никого и ничего, так и не ответив.

– Итак, впечатление?

Френкель упер в меня взгляд и провыл:

– Подлый доносчик! Я рассчитывал на ваше молчание!

– Напрасно, – парировал я. – Говорил же, что не смогу хранить в тайне признание в убийстве.

– Но я не признавался ни в каком убийстве!

– Тогда сделайте это сейчас, – подбодрил его Кремер. – Самое время. Давайте смелее, снимите груз с души, сразу полегчает.

Номер не прошел. В подобной формулировке приглашение сознаться в убийстве, казалось, стало для Бена Френкеля чем-то вроде желанного подарка ко дню рождения. Он прекратил попытки рассмотреть ничто, расправил костлявые плечи и откинулся на спинку стула, а его голос, пусть напряженный, не выдал испуга:

– Мне сказали, я здесь затем, чтобы ответить на какие-то вопросы. Задавайте их.

Улыбка Френкеля была приветлива и печальна.

Кремер задал свои вопросы, и Бен ответил. В последний раз он видел Керра Нейлора около трех часов дня, в офисе, и с тех пор ничего не знал о его местонахождении. По окончании рабочего дня он направился в свою комнату на Девяносто четвертой улице, принял ванну и сменил одежду, в одиночестве пообедал в ресторане за углом на Бродвее и отправился на подземке в центр, к молодой женщине, которая жила на Двадцать первой улице и с кем у него было назначено свидание. Бен предпочел бы не называть ее имени. Вместе они посетили клуб «Лунный свет» на Пятидесятой улице и развлекались там танцами, пока не пробило полночь. Проводив спутницу, он и сам направился домой, куда прибыл около часа ночи. Причин раскрывать имя подруги он не видел, но сделает это, если будет необходимо.

Как насчет впечатления, что он убил Уолдо Мура?

По разумению Бена, нервные люди вроде него самого нередко бывают подвержены подобным наваждениям. Чувствительность ума чревата капризами. Скажем, не так давно он зациклился на мысли, что тайно сочувствует нацистам, и потребовалось посетить сходку Германо-американского союза в Йорквиле, чтобы от нее избавиться.

Бен не сказал этого прямо, но намек был прозрачен: беседа со мной исполняла ту же роль, что и визит на профашистское сборище. Не могу сказать, что мое доброе расположение к Бену Френкелю не пошатнулось после такого признания.

Не явился ли Бен в мой кабинет с единственной целью – выяснить, упоминал ли Нейлор его имя в связи со смертью Мура?

Нет, неправда. Он вообще об этом не думал, пока тема не всплыла в разговоре.

Знаком ли он с некоей Гвинн Феррис?

Да, так зовут одну из стенографисток в отделе фондов.

Говорил ли он с нею в пятницу?

Вполне возможно. Если разговор и был, то не задержался в памяти.

Разве не она сообщила Бену, что Нейлор признал, будто ему известно имя убийцы Уолдо Мура?

Нет, такого он не припомнит. Но разумеется, о заявлении Нейлора ему известно. Всем известно. Весь отдел только об этом и толковал.

Для меня это стало новостью. Я выпучил глаза и, перехватив у Кремера инициативу, вопросил:

– Когда?

– Ну, сегодня. Вернее, вчера. В пятницу.

– И кому же Нейлор сделал такое признание?

– Не могу сказать… То есть я знаю об этом только понаслышке. Насколько я понял, он признался вам, а вы передали его слова президенту компании.

– И кто вам рассказал?

– Не помню. – Френкель успел совершенно оправиться. Голос уверенно гудел, глаза с прежним тщанием изучали мое лицо. – Моему разуму не присуще удерживать подобные фактические детали. Тогда как предметы интеллектуального свойства…

– Бред, – с горьким отвращением сказал Кремер. На какой-то ослепительный миг ему померещилось, что вот-вот прозвучит признание, а теперь этот вздор! Он нацелил в лицо Френкелю наполовину изжеванную сигару, потряс ею и твердо произнес: – Это Гвинн Феррис вам рассказала, не так ли?

– Говорю же, не она.

– А я говорю – она! Так вышло, что мне… Чего надо?

Последний вопрос прозвучал в адрес стража порядка, который осмелился подступить к столу. Тот поспешил ответить:

– Прибыл сержант Готлиб, сэр. С ним та женщина, Феррис.

Кремер прожег его взглядом.

– Подержите ее где-нибудь, пока я не… Впрочем… – Он глянул на Френкеля, на меня. – Отчего бы и нет?

– Конечно. Отчего бы? – согласился я.

– Тащите ее сюда, – распорядился Кремер.

Глава двадцать первая

Гвинн Феррис вступила в кабинет, словно бы не подозревая или не беспокоясь о сержанте полиции, который буквально дышал ей в затылок. Постояла на пороге, озираясь в большом помещении, потом приблизилась к столу.

– Привет, Бен, – тепло и мелодично пропела она. – Подумать только, тебя-то как сюда занесло? – Не дожидаясь ответа, ее взгляд метнулся к Кремеру, а затем и ко мне. – О! Значит, вы все-таки полицейский!

Надо признать, застичь мисс Феррис врасплох было непросто. Причем это в равной степени относилось как к присутствию духа, так и к внешнему облику. Какой-то коп выдернул Гвинн из постели в пятом часу утра, дождался, пока она оденется, и доставил в участок в патрульной машине, а она все так же свежа, чиста и прелестна, как в тот миг, когда, обратив ко мне ясный голубой взор, призналась, что не умеет писать без ошибок.

– Присядьте, мисс Феррис, – разрешил Кремер.

– Благодарю вас, – с сарказмом ответила она и уселась на стул в паре шагов от Френкеля. – Ты ужасно выглядишь, Бен. Удалось хоть немного поспать?

– Да, – с глубины в милю прогудел ответ.

Тогда Гвинн обратилась к нам с Кремером:

– Я почему спрашиваю, мы ведь расстались всего несколько часов назад. Ходили танцевать. Но Бен, наверное, уже все вам рассказал? Хорошо хоть, завтра не надо идти на работу. Значит, вы инспектор полиции, мистер Трут, или как?

– Это неописуемо, просто неописуемо! – с чувством объявил Бен Френкель. – Я не говорил, с кем сегодня танцевал, потому что думал, полиция сразу бросится к тебе, чтобы подтвердить алиби. И они все равно это сделали, безо всяких причин. Они хоть прилично себя вели? Не грубили тебе?

Гарри Энтони переживал из-за Розы, Френкеля заботит благополучие Гвинн. Я сделал мысленную пометку бросить попытки понять женщин и вместо этого попытаться понять мужчин.

– Нет, полисмен был довольно галантен, – великодушно сообщила Гвинн.

Кремер покрутил головой, переводя взгляд с одного на другую, и бросился в атаку:

– Итак, вы провели вдвоем весь вечер. Это так, Френкель?

– Да. Мисс Феррис сама вам и сказала.

– Давайте отвлечемся от ее слов. Так или нет?

– Да.

– А потом мистер Френкель проводил вас домой, мисс Феррис?

– Ну конечно проводил!

– И когда вы вернулись домой?

– Сколько же было, Бен? Примерно…

– Я вас спросил.

– Ну, в свою комнату я поднялась в четверть первого ночи. Разумеется, поднималась я одна. С Беном мы немного поболтали внизу.

Кремер меня удивил. Он редко говорит пошлости, оставляя это подручным, но сейчас прямодушно гаркнул:

– Однако, когда Уолдо Мур провожал вас домой, поднимались вы не одна, правда?

Бен Френкель пружиной взлетел со стула, сжав кулаки и подобрав локти. Прохлаждавшийся сзади коп придвинулся ближе. Я и сам немного напрягся, не зная, на что способен разгоряченный Френкель. А вот Гвинн, похоже, знала это точно, потому что в один миг оказалась на ногах и обеими руками схватила его за лацканы плаща.

– Ну же, Бен, лапочка! – Нотки мольбы, подпущенные в ее чудесный голос, расплавили бы кусок металла. – Ты ведь знаешь, что это неправда? Я ведь рассказывала? Он специально тебя дразнит, и все. – Взявшись покрепче, Гвинн надавила на Френкеля: – Посиди смирно и не смей даже слушать такие вещи!

Колени Френкеля дрогнули. Она поднажала еще, и Бен снова оказался на стуле.

Усевшись сама, она обратилась к Кремеру:

– Про меня и Уолдо Мура каких только слухов не распускали, но я смогла устоять. Теперь я стала сильнее, и вся эта гнусность больше меня не трогает. Я просто не обращаю на нее внимания.

Стало быть, проведенный Кремером запрещенный прием успеха не принес. Тогда он испробовал иной подход, спросив:

– Отчего вам так не терпелось узнать, что написал Гудвин в своем отчете касательно смерти Уолдо Мура?

– Гудвин? Какой еще Гудвин?

– Трут, – объяснил я. – Приятно познакомиться. Моя фамилия Гудвин.

– Вот как! Рада, что вы сказали. Так, значит, вы выдавали себя за…

– Я спрашиваю, – проскрежетал Кремер, – почему вам так хотелось узнать, что он выяснил про гибель Мура.

– И вовсе мне не хотелось. Совершенно не хотелось этого знать.