Джинкс Блэквуд Сэйдж
– Я знаю, – ответил Ривен.
– Кубки-то уж точно были сделаны из человеческих черепов, – сказала Эльфвина. – Такую форму имеют только они.
Поняв, что пить его гости из этих кубков не будут, Костоправ заменил их серебряными. К гостеприимству чародеи подходят очень серьезно.
– И все же вы должны признать, до сих пор он был с нами добр, – сказал Ривен.
– Ничего я не должен, – ответил Джинкс.
– С Джинксом он обращается безобразно, – сказала Эльфвина.
– Да, это верно, – согласился Ривен.
– Ведь ты же сам искал и нашел спуск! Значит, ты хочешь сбежать!
– Да, – признал Ривен. – Хочу. Конечно, хочу.
– Так в чем же дело? – спросил Джинкс.
– Дело в его заклятии, – пояснила Эльфвина. – Он надеется, что Костоправ снимет с него заклятие.
– Ну да. Заклятие, которое означает, что он – важная шишка, – Джинкс пребывал сегодня в сварливом расположении духа.
– Ты думаешь так потому, что я жил при дворе короля Руфуса, – сказал Ривен. – Однако мы с мачехой всегда ели, сидя у самого нижнего стола, а приглашения на королевские приемы получали очень редко.
– А где твой отец? – спросила Эльфвина.
– У меня есть… была… только мачеха.
– Значит, твой отец умер? – снова спросила Эльфвина.
Ривен не ответил.
– Почему – если тебе не претит такой вопрос, – почему король убил твою мачеху?
По лицу Ривена видно было, что вопрос ему претит; тем не менее он, глубоко вздохнув, ответил:
– Потому что ему не нравились ее речи.
– Она рассказывала людям, кто ты на самом деле?
Ривен молчал.
– Выходит, на ней твоего заклятия не было. Или же она сумела его обойти, – сказала Эльфвина.
– Она была очень мудрой госпожой. И сердце имела доброе.
Голос его задрожал, и этого Джинкс вынести уже не смог.
– Перестань ты его донимать, Эльфвина, – сказал он.
Девочка повернулась к нему:
– Ты все еще не придумал, как пройти в ту дверь, верно?
– В какую? – Впрочем, Джинкс прекрасно понимал – в какую.
– В ту, за которой скрыта остальная сила Костоправа. Тебе известно заклинание, которое отпирает замки?
– Нет, – ответил Джинкс. – Существует одно заклятие… ну, в общем, дверное. Например, дверь в доме Симона знает, кого можно впускать, и потому разбирается, когда ей запираться, а когда отпираться.
– А ты не можешь внушить двери мысль, что тебя впустить можно? – поинтересовалась Эльфвина.
– Не могу, – сказал Джинкс.
– Почему? – спросил Ривен.
– Потому что, – ответил Джинкс. – Я не великий и ужасный маг и волшебник, такой ответ сойдет?
– Я думал, ты владеешь магией, – сказал Ривен.
– Владею – и что с того? Кто-то же должен владеть ею хуже всех прочих.
На самом деле проходить в ту дверь он просто не хотел. Уже и бутылки-то были… ну, в общем, жутью какой-то. А за дверью крылось, скорее всего, что-то похуже.
Если говорить честно, он боялся узнать, что там, за дверью.
– Мы добьемся только того, что Костоправ пожелает убить нас, – сказал Джинкс.
– Да он и так желает, – возразила Эльфвина. – А я просто хочу понять, на что похожа вторая его сила.
– Кроме того, это может помочь нам сбежать, – сказал Ривен.
– Как? – спросил Джинкс.
– Ну, пока ты не заглянешь туда, мы этого не узнаем.
– Ты что, не слышишь меня? Я же тебе только что объяснил, я не могу…
– А как насчет книг Костоправа? – вдруг спросила Эльфвина. – Поспорить готова, в одной из них сказано, каким заклинанием открывается дверь. Ты читать умеешь?
– На шести языках, – ответил Джинкс и почувствовал, что пару очков он отыграл.
– Правда? На шести? – поразилась Эльфвина.
– Угу.
– Впечатляет, – сказал Ривен.
На душе у Джинкса стало немного легче.
– Книги Костоправа написаны на разных языках, – сообщила Эльфвина. – Я уже просмотрела одну, урвийскую, но в ней про дверные заклинания ничего не сказано. Правда, всякие интересные зелья описаны.
– Так ты тоже умеешь читать? – спросил Джинкс.
– Конечно. На Калликомской прогалине все умеют. Тем мы и славимся.
– Я думал, вы коровами славитесь.
– Коровами и грамотностью, – сказала Эльфвина.
И Джинкс понял, что ему все же придется поискать заклинание для двери. «Правда, сотворить его, – подумал Джинкс, – я все равно не сумею». Опереться на силу Урвальда ему здесь не удастся, а без этой силы чародей из него получается никудышный.
Глава двадцать первая
Среди костей
Они обедали. Все блюда были приготовлены с помощью магии. Припасы – продукты и дрова – доставлялись к подножью обрыва и без присмотра лежали там до утра, пока Костоправ не поднимал их заклинанием на остров.
– Ну-с, как прошли сегодня твои исследования? – обратился Костоправ к Ривену. – Что-нибудь интересное нашел?
– Нет, сударь, – ответил Ривен.
– Но все погреба и башни облазил, так?
– Лишь для того, чтобы доставить вам удовольствие, сударь, – сказал Ривен. – Да. А вы, благородный Костоправ, смогли найти способ снять с меня заклятье?
– Пока не нашел, – ответил Костоправ. – Но работаю над этим.
– И о моем не забудьте, – вставила Эльфвина.
– Разумеется, моя дорогая, и над твоим я тоже работаю. – Он намазал булочку маслом и повернулся к Джинксу. – Я полагал, что к этому времени Симон уже должен был появиться. Не вытирай посуду хлебом. Где он?
Джинкс положил хлеб.
– Не знаю.
Костоправ обратился к Эльфвине:
– Где Симон?
– И я не знаю, – ответила она. – А что за снадобье мы составляли сегодня?
– Минуточку, дорогая. Не уводи разговор в сторону. Почему до сих пор нет Симона?
– Ему неможется, – ответила Эльфвина.
– Неможется? – Костоправ склонился над столом. – Что с ним такое?
– Кто-то пронзил его мечом.
– Ха. Давно пора! – Однако никакой радости лицо Костоправа не выразило. – Где это случилось?
– В Самарре.
Сам же Джинкс ей все и рассказал и теперь клял себя за это. Эльфвине вообще ничего говорить не следует.
– И что, рана серьезная? Он умирает?
– Да… нет. Я не знаю.
Костоправ посмотрел на Джинкса:
– Ну?
– Что «ну»? – спросил Джинкс.
И внутренне поежился, поняв, что ведет себя слишком дерзко. Однако раздавать оплеухи за обеденным столом Костоправ был, по-видимому, не склонен. Он снова обратился к Эльфвине:
– В таком случае… не исключено, что он умрет?
Непонятно почему, но выглядел Костоправ по-настоящему обеспокоенным.
– Полагаю, что да, – ответила Эльфвина.
– И этот глупый мальчишка бросил его, оставил без ухода? – Костоправ сердито повысил голос.
– За ним ухаживала его жена, – сказала Эльфвина.
– Жена? Разве у Симона есть жена?
– Есть, – подтвердила Эльфвина.
– Нелепость. У чародеев жен не бывает.
– Почему же? – спросила Эльфвина, скорее всего не из любопытства, а из желания остановить град сыпавшихся на нее вопросов.
– По множеству причин, моя дорогая. И полагаю, одна из них состоит в том, что из жен и детей получаются прекрасные заложники. На то, что у Симона есть дети, надеяться, я полагаю, не приходится?
– Этого я не знаю, – ответила Эльфвина.
– Детей нет, – сказал Джинкс. Пожалуй, эта откровенность опасной не будет. Кто знает, как поступил бы Костоправ с детьми Симона, если б они существовали? Но почему все-таки рана Симона так взволновала Костоправа?
Чародей достал из кармана птичку. С мгновение вглядывался в нее, а потом сказал:
– У тебя есть три дня, Симон. Приходи сюда в последний день августа и принеси то, что украл у меня. Если появишься позже, то Джинкса, боюсь, уже не увидишь.
На кровати Джинкса поджидала небольшая стопка книг. Должно быть, их принесла Эльфвина.
Книг у Костоправа было гораздо меньше, чем у Симона. Возможно, потому что Костоправ не бывал в Самарре. Джинкс начал перелистывать их. Все они были написаны на известных ему языках, но не на самарране.
Дверное заклинание обнаружилось в третьей. Джинкс внимательно прочел его три раза подряд. В дверь постучала Эльфвина.
– Входи, – сказал Джинкс.
– Нашел что-нибудь?
– Да, – сказал Джинкс. Он повернул книгу так, чтобы девочка увидела заклинание. Эльфвина нахмурилась. – Что это за язык?
–Староурвийский.
–На урвийский совсем не похож.
–Это мертвый язык. Я такого заклинания никогда раньше не видел, но думаю, это то самое, которое использует Симон. Нужно представиться двери, сказать, что ты теперь главный, а после назвать тех, перед кем она должна открываться.
И он перевел для девочки заклинание на современный урвийский.
– Ты можешь велеть двери открыться перед нами?
– Если мне удастся правильно произнести заклинание, – ответил Джинкс. И это было большое ЕСЛИ. Он и простое-то открывающее дверь заклинание так и не освоил: то, о котором Симон сказал, что оно – обычное подъемное заклинание, только направленное вбок.
– О, тебе все удастся. Мы возьмем с собой Ривена.
Прекрасно. Будет кому еще полюбоваться на провал Джинкса.
– Ты говорил, что за той дверью скрыта половина силы Костоправа, – продолжала Эльфвина.
– Половина – это самое малое.
Сила эта ощущалась как переменчивая и опасная.
– Пойдем туда нынче ночью, – сказала Эльфвина. – После того как заснет Костоправ. Ой, я просто жду не дождусь!
А вот Джинкс подождал бы подольше. С превеликим удовольствием.
Когда все трое прокрались в лабораторию Костоправа, прихватив с собой свечи, и сдвинули с лаза каменную плиту, было уже далеко за полночь.
– Тише! – прошептал Джинкс, услышав, как плита заскрежетала по полу. Ему казалось, что каждое движение создает слишком много шума. Ступни спускавшихся в подземелье Эльфвины и Ривена грохотали по железным перекладинам, и те звенели как колокола. Джинкс с зажатой под мышкой книгой спускался последним.
Они подошли по проходу к обитой железом двери.
– Это и есть бутылки? – Ривен снял одну с полки, задумчиво вгляделся в покачивавшуюся внутри фигурку. – И с тобой тоже такое случилось, Джинкс?
Джинкс не ответил, однако удержаться от взгляда на бутылки не смог. Столько погубленных жизней! Не может быть, чтобы Симон так с ним поступил. Не может.
Он еще раз перечитал страницу староурвийской книги.
– Если хотите войти в дверь, вам лучше стоять поближе ко мне, – сказал он.
Ривен вернул бутылку на место, – даже при этом наделав слишком много шума, – подошел и встал рядом с Джинксом. Эльфвина встала с другой стороны. Готовый к неудаче, Джинкс заглянул в книгу. И прочитал вслух староурвийские слова.
Не произошло ничего.
Ривен с лязгом подергал ручку двери.
– Не сработало.
– А погромче шуметь ты не умеешь? – сердито спросил Джинкс.
– Да он спит – крепче не бывает. Я проверил, – ответил Ривен.
– Попробуй еще разок, Джинкс, – попросила Эльфвина.
Джинкс открыл было рот, чтобы сказать, какой смысл пробовать, если он знает, что не сможет? И вдруг в голове его прозвучал голос Симона: «Конечно, не можешь. Потому как думаешь, что не можешь». Ну правильно. Стало быть, сможет. Так?
– Заклинание не работает, – сказал он. – Мне нужно больше силы.
– Сила вокруг нас, – напомнила ему Эльфвина. – Ты сам это говорил.
Да, говорил. Смертная сила, упрятанная в бутылки, – и корчащаяся, куда более живая сила за дверью. Джинкс попробовал дотянуться до нее, но понял: это все равно что ловить рыбу голыми руками. Она все равно увернется.
А кроме того, Джинкс чуял, что дверь и заколдована была с помощью силы, которая хранилась в бутылках. И он вобрал ее в себя. В такой близи она наполнила его гнетущим, смертельным ужасом. Он почувствовал себя наполовину живым, наполовину мертвым, сила как будто подталкивала его, объясняя, как ею пользоваться.
И Джинкс снова произнес слова на староурвийском. Замок щелкнул, дверь приотворилась на ширину двух пальцев. Эльфвина и Ривен удивленно забормотали что-то. Джинкс толкнул дверь – та громко заскрипела. Он шагнул вперед.
– Ух ты! – промолвил рядом с ним Ривен.
– Ой, – прошептала Эльфвина.
Перед ними открылся другой проход. И вдоль его стен от пола до потолка выстроились человеческие черепа.
Настоящие. Джинкс видел, как Ривен протянул к одному руку, чтобы коснуться его и проверить. О да, настоящие. Джинкс просто знал это. Сотни черепов, отливавших в свечном свете зеленью.
Джинкс пошел по коридору, провожаемый взглядами пустых глазниц.
– По-вашему, это он их всех убил? – спросил Ривен.
– Да, – ответила Эльфвина. – Думаю, они принадлежали людям, которые в бутылках.
Черепа сменили кости – сначала позвоночники, потом реберные клетки. Джинкс остановился, глядя на них.
– Не может проход быть таким длинным, – заявил Ривен. – Этак мы из острова выскочим.
– По-моему, он понемногу спускается вниз, – сказала Эльфвина.
О, так они долго идти будут, целую вечность.
В конце концов проход привел их к просторному сводчатому покою. В самой середине его стоял стол. А на столе – две бутылки.
Одна сразу приковала к себе внимание Джинкса. Она, собственно, и была-то не бутылкой, – во всяком случае, он таких еще не видел, – а имеющим форму бутылки сплетением призрачных светящихся лент голубоватого дыма, извивавшихся и круживших, круживших…
Вторая походила на те, из наружного коридора: обычная бутылка зеленого стекла.
Эльфвина с Ривеном замешкались на пороге, но Джинкс подошел к столу, нагнулся и заглянул в зеленую бутылку. Как он и ожидал, внутри нее оказался человечек.
Только этот сидел на донышке, обхватив руками колени. А когда Джинкс приблизился, человечек поднял голову и открыл глаза.
Джинкс медленно, осторожно снял бутылку со стла. Поднять ее оказалось трудно – словно какая-то сила привязывала эту бутылку ко второй, жутковато дымчатой, – Джинксу пришлось, поднатужившись, потянуть первую на себя.
Бутылочный человечек встал, посмотрел на Джинкса, но, кажется, не увидел его.
Эльфвина и Ривен подошли поближе и тоже вгляделись в бутылку, которую Джинкс так и держал в руке.
– А этот живой, – сказал Ривен.
– И мантия на нем совсем как у чародея, – заметила Эльфвина.
– Ну да, – согласился Джинкс. – Это же Симон.
Спутники его, услышав это, склонились пониже, поднесли к бутылке свечи, чтобы осветить человечка внутри. Жар их, похоже, Симона не потревожил. Наверное, он и не догадывался, что его разглядывают.
– Я думал, чародеи все старые, – сказал Ривен.
– Он жив, – сказала Эльфвина. – Как по-твоему, все дело в том, что он жив, а те, в других бутылках, мертвы?
– Я не знаю, – ответил, не спуская с Симона глаз, Джинкс. Как же это случилось с ним и когда?
– По-моему, так и есть, – заявила Эльфвина.
– Вот почему, готов поклясться, он за тобой и не пришел, – сказал Ривен. – Он в бутылке сидит.
– Я не уверена, что это так, – возразила Эльфвина. – Может быть, здесь только его жизнь. И с ним просто случилось то же, что с Джинксом.
– Тогда выходит, и ты так выглядишь? – спросил Ривен. – Сидишь в бутылке, как он, а не висишь, как те люди?
– Откуда мне это знать? – ответил Джинкс.
– А может, он здесь по сговору с Костоправом, – продолжал Ривен.
– Или потому, что приходил за Джинксом, и сразился с Костоправом, и потерпел поражение, – прибавила Эльфвина.
– Это похоже на картинку в одной из книг Симона, – сказал Джинкс, – написанной на языке, которого я не знаю…
– А значит, есть язык, которого ты не знаешь? – заинтересовался Ривен.
– …на ней изображен человек, сидящий в бутылке. Не висящий, как те люди. Живой, как этот.
– Такие книги только у злых волшебников бывают, – заявил Ривен.
Эльфвина кивком указала на бутылку:
– Ты ведь заберешь ее отсюда? Не оставлять же его здесь.
– Костоправ обнаружит пропажу, – возразил Ривен.
– Может, до нашего бегства и не успеет, – ответила Эльфвина. – Нет, оставлять его здесь нельзя.
– А может, Джинкс и не хочет ее забирать, – сказал Ривен. – В конце концов, Симон сам держит его в бутылке.
– Так то же Симон, – сказал Джинкс. – И держит он меня не в таком месте, как это.
Не в таком? Он же не знает, а вдруг и под домом Симона есть подземелье, забитое черепами, костьми и жизнями в бутылках?
И тут перед мысленным взором Джинкса предстал Симон – посреди кухни, окруженный кошками и ароматами стряпни. Никакого сходства с этим жутким склепом.
А еще он вспомнил слова Симона: «Набраться силы так, как это делает он, может всякий. Нужно лишь захотеть творить то, что творит он». Чем оно было – то, что Симон творить не хотел? С Джинксом он уж точно сотворил что-то – и с бутылкой связанное, и дурное.
Но каким-то образом – интересно, когда? – Костоправ отнял у Симона жизнь, и запер ее здесь, в подземелье, и использовал как источник силы, необходимой, чтобы творить злое волшебство – превращать людей в костяные мосты, а черепа их – в кубки, высасывать из них души и складывать крест-накрест кости. Делать то, что, как вдруг совершенно ясно понял Джинкс, Симон ни за что не стал бы. Дама Гламмер может хихикать, сколько ей угодно, Костоправ – отпускать лукавые намеки, однако Симона Джинкс знал.
– Ты же не думаешь, что он оставил бы тебя здесь? – спросил Ривен. – Если бы нашел в таком виде?
– Дело не в том, как поступил бы Симон, – сказала Эльфвина. – Дело в том, как поступит Джинкс.
И она была права. Что бы ни сотворил Симон с ним и с его жизнью, Джинкс не собирался оставлять его здесь, среди костей. Он сунул бутылку в карман.
– Очень хорошо, – одобрил Ривен. – По крайней мере ты сможешь за ним присматривать.
А как быть со второй бутылкой? Ведь и она тоже содержала силу. Джинкс протянул к ней руку.
И бутылка выпалила в него синими искрами, колючими и трескливыми.
Джинкс отдернул руку, искры погасли. Призрачные ленты продолжали виться вокруг нее, ныряя в бутылку и выныривая обратно. Джинкс снова протянул руку. Новые искры, еще более шумные, осыпали его. Джинкс потянулся дальше, сквозь искры. Однако Эльф– вина ухватила его за руку.
– Джинкс, по-моему, ты не должен трогать ее, – сказала девочка.
– Я всего лишь хочу посмотреть, что в ней, – ответил Джинкс и внезапно почувствовал, что попросту должен заглянуть в эту бутылку. Он протянул к ней другую руку, однако ее перехватил Ривен.
– Эльфвина права, – сказал он. – Оставь ее в покое.
– Но от нее так и пышет силой, – возразил Джинкс.
– Опасной, готов поклясться, – стоял на своем Ривен.
– Не нравятся мне эти искры, – сказала Эльфвина.
Джинкс все же попытался прикоснуться к бутылке, но Эльфвина и Ривен ему не позволили.
Покидая подземелье, Джинкс чувствовал, как сила, которая связывала бутылку Симона с той, что осталась на столе, слабеет, слабеет… И наконец их связь прервалась совсем.