Цветом света Ярев Антон
– Да, на пару дней.
– А расслабиться не хочешь? – Владик кивнул на закрытую дверь, откуда пробивалась музыка. – Танцует вот. Мы ее тут раком поставили.
Майк презрительно фыркнул:
– Анекдот слышал? Прилетает комариха в свою стаю и кричит: «Ой, что было, что было! На том берегу реки слона метелили – я два раза ногой ударила!..»
Карлик загоготал. Владик не понял. Москит замотал головой, поднялся и потянулся:
– Да не-е, дупло-то у нее что надо!
– И ляжки! Душевно отваляли, – посмеиваясь, пробасил Карлик.
– А голосу ни хрена не подала! – обиженно и пунцовея почти взвизгнул Владик. – Козлиха!
– На халяву медок, – сочувственно закивал Майк. – Вот если бы ты ей червонный накинул, она бы тебе минет сделала, а за сотенный – «вибрирующую манжетку». Скупой ты, мальчик, и недалекий. Это все от комиксов.
Карлик опять разразился гусиной песней на один непрерывно повторяющийся слог.
– Ну что, Слава, перекинемся в буру напоследок? – весело окликнул Майк с трудом просыпающегося Москита.
– Отчего бы?.. – все потягивался елецкий паладин. – Давай. Щас мы тебя подчистим.
Он присел справа от Майка. Капитан внимательно оглядел братву, значительно повеселевшую в предвкушении постпохмельной кампании. Карлик достал колоду, начал сдавать. Майк взял со стола бумажную салфетку, обернул ею больше чем наполовину опустевшую бутылку водки и разлил бодрящую влагу по рюмкам. Что осталось – выплеснул на пол.
– На хрена? – гаркнул Москит.
Капитан перехватил бутылку за горлышко и вместо ответа лупанул ею Москита по голове. Череп несчастного хрустнул. Стекло выстрелило новогодней хлопушкой и разлетелось звонким конфетти по комнате. Рука убийцы мгновенно метнулась влево, тонкие зубы осколка врезались в бронзовую шею Карлика. В следующий миг Гена, хрипя и пытаясь ухватить что-то невидимое, лежал на пестром ковре. Из бутылочного горлышка хлестала ржавая кровь. Владик дернулся, ухватился за рукоятку пистолета, но на него уже зловеще поглядывал черный глазок «беретты».
– Правильно, – одобрил убийца. – Только не спеша и двумя пальчиками.
Бледный, как минувшая ночь, Владик протянул ему свой пистолет.
– Литра два из него уже вышло, – не глядя на Карлика, прикинул Майк. – Ну-ка, мальчик, вытащи розочку из шейки.
– Ты что?.. – нерешительно покачал головой Владик. – Ты спятил?
– Играем в игру: я – говорю, ты – выполняешь. Если хочешь изменить правила, то спроси разрешения у моей волынки.
За полтора года работы на Гречишникова, Владик уяснил одно весьма стойкое положение: Майк – человек занятой и все проблемы решает очень быстро. Не суетясь, молодой человек наклонился к отходящему Карлику и, испачкавшись по локти в крови, убрал осколок.
– Отбрось в сторону. Замечательно. Теперь лезь под стол.
Надо заметить, что столик был передвижной – на колесиках – и имел, кроме верхней крышки, еще и нижний ярус. Майк смахнул со столешницы весь неопрятный натюрморт и жестом пригласил Владика занять долженствующее место. Тот немедля выполнил, что от него требовали: прополз под столешницей, улегся на поддон лицом кверху и вытянул руки.
– Приподымись-ка…
Майк защелкнул наручники на его запястьях. Владик оказался в крайне неудобном, полувисячем положении.
– Я же всю кожу с рук посдираю! – возопил он.
Майк ничего не ответил, спрятал свой пистолет, а из чужого «ТТ» со свойственным тому грохотом, пустил пулю в голову Москита. Владик вскрикнул и зажмурился. Через секунду услышал второй выстрел, в оцепенении задрожал, из горла его с нарастанием понесся гул двигателя реактивной машины. Потом он вдруг почувствовал прохладное прикосновение металла ко лбу, вытаращил глаза, сведя их к переносице, словно это помогало отвести пушку в сторону. Двигатель стал глохнуть и заикаться.
– Могу и твои мучения прекратить. Будь паинькой.
Владик совладал с собой и затряс подбородком:
– Да-да-да-да-да!..
– Где ключи?
– К-ка-ак… кие?..
– От квартиры.
– Эт-эт-этой?
– Да, осел, да!
– На т-тумбочке! В ко-оридоре!
– А теперь отдохни. Я скоро.
Майк нашел ключи и выбросил их через форточку во дворик. Потом он вернулся в холл, подошел к двери, из-за которой уже срывался голос: «…until the end!..» [12] , и повернул ключ в замке.
Он едва не покачнулся, ошквалированный ревом динамиков. Музыка моментально исказилась и потеряла всякий смысл. Но Женя, существом своим подчиняясь бредовому грузному ритму, закрыв глаза, вытворяла в центре комнаты невероятные вещи. То от ее странной походки – чуть бедром вперед – веяло цыганщиной, то появлялись индийские интонации, то неясно откуда взявшимся, но неожиданно логичным фуэте она избавлялась от восточного темперамента, в ней просыпались не менее странные повадки антарктических птиц, то она, наконец, выпрыгивала из центра распрямленными дугами лука при лопаньи тетивы, но, словно магнитом влекомая, заворачивалась воронкой вихря, двигаясь по воображаемой спирали к центру…
Майк изрядно взопрел, прежде чем пришел в себя. Он подскочил к музыкальному центру и выключил магнитофон. Женя продолжала танцевать.
– Перчик! – окликнул ее Майк.
Девушка не останавливалась, словно оглохла. Бандит схватил ее за плечи и хорошенько тряхнул:
– Перчик!
Растрепанные сырые волосы залепили ей лицо, но Майка она увидела:
– Ах, это ты…
Голос у нее был как у проснувшейся кинозвезды: томный и капризный. Тянуло спиртовыми парами.
– Как желаете? – пошатываясь, осведомилась она.
– Дрянь, – протянул Майк. – С каким удовольствием я размажу твою мордашку.
Как ни была она пьяна, но плоские камни его кулаков и желваки на скулах не увидеть не могла. Женя закричала и ударила первой. Майк схватил ее руку, притянул к себе и крикнул в самое лицо:
– Ты дура!
Потащил за собой из комнаты:
– Идем!
Женя стала упираться, брыкаться, в итоге упала на пол и в бессилии заплакала.
– Уходим, уходим! – заорал Майк.
– Я не могу больше! Прикончи меня здесь!.. Лучше здесь!.. – вопила Перчик, для чего-то цепляясь свободной рукой за ножку стула.
В прихожей хлопнула дверь. Майк с силой отпихнул Женю:
– Вот дура! Иди сам с ней разбирайся! – и вышел.
Потом она услышала хныканья Владика, матерщину капитана и напуганный шепот третьего человека… эти знакомые интонации… не может быть!.. В висках задрожало холодное пламя. Она приподнялась с пола и, пытаясь отогнать возникший перед ней призрачный образ, толкнула ладонью воздух и зарыдала:
– Во-он!..
– Женька, – обняла ее нежданная тень прошлого.
– Я пила, – ревела Перчик. – Я так пила… и плясала на твоих похоронах… Я все забыла! Почему ты вернулся?
– Я за тобой. Мы будем теперь вместе.
Девушка послушно легла в объятия призрака:
– Вместе… – но сквозь слезы она увидела разбитое лицо Евгения. – Бог мой, Женя!.. – и опять утонула в рыданиях.
– Вы скоро? – просунулась в дверь голова Майка.
– Родная, нам надо идти…
– Женя… Господи, что происходит?.. – то ли смеясь, то ли плача, захлебывалась она. – Женя… Я такая пьяная…
– Я увезу тебя, – качая ее, как младенца, говорил Лесков. – Увезу далеко. Где никто нас не достанет, – повторял он свежевыдуманную считалочку и целовал мокрые, по-морскому соленые ресницы и веки. – Мы уедем в Лондон… Представляешь? Мы вместе выйдем на Тауэрский мост!..
– В Лондон… – туманно произнесла Перчик и уставилась на бритую голову Майка.
– В Лондон, в Лондон! Скорее! – не выдержал бандит. – Одевай ее, и в ванную, живо!
Лесков кинул себе на плечо Женину одежку, подхватил девушку на руки. В душном холле витал терпкий запах пороха и чего-то сырого, сладкого. Своим нетрезвым размытым взором Женя увидела на полу нелепые коряги тел в преступной багровизне, и поняла все она правильно.
Пока Лесков возвращал ее к обнадеживающим реалиям жизни, Майк разъединил сиамский союз стола и Владика. Рот неудавшегося супермена уже характерно глянцево блестел скотчем. Майк сковал Владику руки за спиной и вытолкнул его в коридор. Подлетел Лесков:
– Нужен ее паспорт! Он в кабинете, на втором этаже.
– Черт! – занервничал Майк. – Идем, козел! – и погнал Владика впереди себя.
Женя, в одежде, забрызганной водой, и с мокрой, как у русалки, головой, была уже рядом с массивной дверью и дула на ссаженную ладонь: видимо, пыталась что-либо сделать собственными силами. Майк оттолкнул ее и достал отмычки. Девушка увидела Владика, глаза ее вспыхнули. Лесков преградил дорогу.
– Ничего. Я спокойна, – улыбнулась она и со всей силы ударила в пах беспомощного и лишенного слова мальчика.
Тот заскулил и согнулся на полу буквой «зю». Майк снова выругался, отошел от двери и всыпал по замку несколькими зарядами из «ТТ». Гром и молния. Еще не развеялся дым и не упали на пол щепки – он вышиб дверь ногой.
– Эффектный ключик, – присвистнул Лесков.
– Не заедает. Идите, только побыстрее. Я жду внизу. Вставай, бекон с яичницей! – крикнул он несчастному Владику.
Лесков и Женя вбежали в кабинет. Девушка кинулась к дубовому бюро и попыталась повторить то, что делал Ян. Евгений взобрался на стол и снял со стены роковой портрет. Перчик оглянулась:
– Правильно. Ей здесь не место.
– Как твои дела?
– Ничего не выходит, – опустилась на пол Женя и стукнула по бюро ладонью. – Здесь какая-то хитрость.
– Пусти-ка.
Он осмотрел мощные стенки, множество выдвижных ящичков, попробовал выдвинуть хоть один – не получилось. Заперты. По периметру верхней панели, бюро было украшено рельефным бордюром – эдакими маленькими полушариками желудей в оправе из дубовых веточек. Евгений провел по ним пальцем, понажимал на каждый в отдельности – глухо. Над толстыми ножками красовались искусно вырезанные трилистники. Лесков занялся ими.
– Женька, – услышал он за спиной ее тихий голос и обернулся.
Девушка снова чуть не плакала:
– Живой.
Он поцеловал ее:
– Живой, живой, родная… Прости, нам надо поспешить.
– Мне все не верится.
– Знаешь, я тоже до конца еще это не осмыслил.
– Как же тебе удалось?..
– Давай, я потом расскажу, – промычал он, ощупывая пальцами каждый из листков у подножия.
– Ты перекупил Майка?
– Что? Э-э, нет, детонька! Майк – это, пожалуй, самый таинственный момент в нашей истории. Более того: он настрелял у Яна еще денег и отдал их нам с тобой.
– Не может быть!..
– Может.
Один из трилистников, что ближе к стене, утонул в плоти шкафа, но ничего не произошло. Придерживая его носком ботинка в утопленном состоянии, художник снова попробовал нажимать на желуди у крышки бюро. Седьмой от стены провалился. Дубовая масса легко отъехала в сторону, открывая доступ к сейфу. Евгений опешил и не смог вымолвить ни слова перед здоровенным стальным ящиком – реликвией мировой скупости и осторожности, существующим, но неживым преданием старины.
– Женька, ты – гений! – ахнула девушка.
– Но…
– С этим антиквариатом я разберусь. Буква «е» в алфавите какая по счету?
Лесков взял с конторки лист бумаги и написал на нем всю азбуку, проставив против каждой буквы порядковый номер:
– Шестая.
– Теперь «вэ» – третья, потом – четыре, снова – шесть… – Женя выставляла в каждом окошке сейфа известное число шифра. – Что дальше?
Сообразив, что она делает, Лесков подсказал:
– Пятнадцать, десять, тридцать три.
Но дверца сейфа не открывалась.
– Черт! Он поменял шифр, – Женя закрыла лицо руками.
– Успокойся. Вряд ли он это сделал. Он же любил тебя?..
– Он испачкал мне душу! – вспыхнула Перчик. – Он превратил меня в станок! В автомат с газировкой!.. Он мне деликатно напомнил, кто я такая!..
– Подожди, милая… – художник обнял ее. – Этот парень – скотина, ничтожество, ну и черт с ним. Для нас он – мертв. Но подумай: он действительно испытывал какие-то чувства?
– Да, – всхлипнув, согласилась Женя.
– Значит, пока искал тебя – был невменяем, а с тех пор, как нашел – прошло не так много времени…
– Немного?! – не успокаивалась Перчик. – Я успела состариться!..
– Тихо, тихо, девочка! Прошу тебя!
– Извини, – Женя уткнулась лицом в его грудь.
– Он собирался в Москву – малая вероятность, что вспомнил о шифре.
– Может, он иначе крутил мое имя? «Женя», например, а остальное забил нулями… или… «Перчик»?..
– Не думаю, – Лесков вернулся к конторке и теперь напротив цифр проставил буквы латинского алфавита. – Давай-ка.
Он сам принялся крутить колесики, выставляя в окошках: пять, двадцать один, семь, пять, четырнадцать, девять, один. Дверца подалась и без скрипа отворилась.
– Вот так-то, Юджиния!
– Мама моя!
Внутри сейфа было два отсека. Верхний – маленький – там лежало несколько папок с бумагами, страшно элегантный, в отличном состоянии «Парабеллум» и Женин паспорт. Нижний – тут был снят весь ряд полок и поставлен на попа, а освобожденное пространство занимали два рубенсовских габаритов передвижных чемодана. Девушка схватила паспорт.
– Мой! – счастливо воскликнула она. – Смотри-ка – вторая фотография уже есть. Но без прописки. Черт с ним! – девушка покрутила документом в воздухе. – Сколько за него отвалили Гумбольдту?.. А вот Грек меня не выкупил. Тоже мне: «бензиновый король»!..
– «Бензиновый король»?
– Так Хеллер его называет.
– Точно… Помню: он со старикашкой каким-то разговаривал и обронил… Нет, старикашка обронил. Забавный такой. Как-то его звали… Леонидом Степанычем, кажется…
– На лягушонка похожий?
– Или на Берию.
– И что? – спросила Женя.
– Да нет, – пожал плечами Лесков. – Просто вспомнил. Я вздремнул тогда, они вошли, меня не заметили и трепались о драгоценных камнях…
– О камнях?
– Да, об опалах. Они, я так понял, хотели их откуда-то выкачать, то ли из банка… Ян спрашивал старикашку о человеке из банка… А потом говорили о деньгах какого-то Тушкана… Ташана! Или до этого говорили?.. В общем, что-то такое.
– Про опалы?.. – задумчиво переспросила Женя, – или опалу?
– Не понял…
– Угу. Идем. Хватай картину.
Лесков сдернул с окна занавеску и завернул в нее портрет, а когда обернулся – увидел, что Женя выкатила один чемодан из сейфа.
– Тяжелый, гад!
– С ума сошла? – вскричал Евгений. – Что там?
– Кощеева смерть…
– Что там?
– Послушай, родной, мне задолжали за десять лет. Проценты неимоверно выросли… Если ты не поможешь мне спустить чемодан, я не тронусь с места.
– Женя… – попросил Лесков, но увидел в ее лице полную отрешенность и ничего хищного.
Он подал девушке портрет, выхватил из ее рук чемодан и потащил из кабинета вниз по лестнице:
– Господи!.. У нас и так полно денег!
– Это не деньги, Женя, – сказала она вдогонку, – это страховой полис!
– Страховой?!. Да нас искать теперь вдесятеро упорней будут!
– Будут, – согласилась Женя, – но не нас.
– Черт!
– Я потом объясню…
У выхода ждал Майк:
– Где вы шляетесь? А это что? – он со злостью ткнул пальцем в черный пластмассовый корпус. – Грязное белье?
– Да, – бросила Женя.
– Килограмм на пятьдесят?
– Не меньше, – раздраженно кивнул Лесков.
Майк совсем помрачнел и перекинул взгляд на бархатистый коричневый сверток в руках девушки:
– А там?
– Это тоже мое…
– Дай сюда! – он выхватил у нее картину и размотал тряпку, но, увидев, что там внутри, замер, с минуту простоял немым столбом, потом бережно завернул полотно и возвратил Жене.
– Кажется, теперь я понял тебя, художник.
Искоса взглянул на девушку, и она почувствовала, что этот холодный, страшный человек впервые смотрит на нее не враждебно.
– Идите, – сказал он. – Если вас кто и увидит, то после не вспомнит, какой именно мужчина выходил с женщиной – будут ссылаться на Владика.
– А где он? – оглянулся Лесков.
– В машине.
– Что с ним будет?
– Автокатастрофа… Не все ли равно? Идите, такси ждет. Помнишь, куда сначала ехать? – спросил он Лескова, все еще глядя на девушку.
– К Циммерману… Майк, – окликнул художник. – Спасибо.
Капитан потрепал его за рукав:
– Счастья в личной жизни. Проваливайте.
Евгений выкатил чемодан на лестничную площадку. Девушка обернулась. Прежде, чем двери захлопнулись, перед нею мелькнули не этого мира, беззлобные глаза лесного мальчика, сына егеря.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
…Не покидай меня, маленький друг,
Не одевайся в ночное отрепье:
Вокзалы, огни, поезда —
Навсегда…
Циммерман – это такой старенький уважаемый еврейчик, на котором мы не будем особо заострять внимание, тем более что ему это вряд ли понравится. Скажем одно: наши герои заказали у этого самого Циммермана нелегальные паспорта, соответственно и российские и заграничные сразу. На вопрос, кто им рекомендовал к нему обратиться, последовал естественный ответ – Ян Карлович Хеллер. Это был последний штрих, обозначенный Майком в его картине. Таким образом, Евгений и Евгения получали карт-бланш на неделю. Зная, где и на чем их будут пасти, они спокойно могли заниматься оформлением настоящих документов и уезжать за границу под собственными именами…
Тот же таксист привез их на Английский проспект. Лесков предварительно звонил домой по телефону – ему никто не ответил.
– Ты, наверное, подожди меня в машине, – попросил Евгений.
– Конечно, – согласилась девушка. – Давай, скорее.
Художник скрылся в подъезде. Женя глянула в зеркало: на нее смотрели пугливые кроличьи глазки шофера.
– Не беспокойтесь. Вам заплатят. Со своей стороны обещаю щедрые чаевые. Потерпим еще немного, – улыбнулась она. – Закурить можно? – и взяла дрожащими пальцами сигарету.
…Лесков нажал кнопку звонка во второй раз: внутри квартиры никакого движения. Тогда он приподнялся на цыпочках, отодвинул кусок панели верхнего наличника двери, снял с гвоздя ключ, открыл замок, а ключ вернул на место, по-новой замаскировав тайник.
Дома ничего не изменилось, все прежнее, но забытое. Выдвинул ящик серванта, тот, где обычно лежали документы. Бегло перебрал его до дна. Не поверил глазам, перебрал снова не спеша, более внимательно. Оставил ящик в покое, открыл секретер. Перевернул вверх дном все бумаги – не нашел. Он бросился в мастерскую, прошерстил свой стол, подоконники, зачем-то глянул в мусорную корзину. Потом вбежал в спальню, начал рыться в тумбочках, письменном столе жены – бесполезно. В холодном поту он опустился на пол и тогда все понял…
Женя глядела на приборный щиток перед водителем: минутная стрелка проползла уже двадцатиминутное расстояние. Наконец ветхая грязная дверь подъезда распахнулась, вылетел перепуганный Евгений. Сел рядом с ней на заднем сидении – в лице ни кровинки.
– Что случилось? – встревожилась Женя.
– Все пропало… – пересохшими губами прошептал Лесков. – Ничего нет!
– Как «нет»?
– Я потерял все, понимаешь? Потерял! Осел! Документы я таскал с собой, все: трудовую, паспорт, военник. Надеялся на работу устроиться! Кинул в ранец, и они там месяцами валялись.
– А где ранец?..
– В ту ночь, в апреле…
Тело сковал холод, Жене стало дурно от одной только мысли:
– Ты потерял… то есть забыл?
– Да, на Мойке, черт возьми!
– Что делать?
– Не паниковать. Все это мы восстановим… – сказал Евгений и запнулся.
– Мы упустим время? – осторожно спросила Женя.
Он вздохнул:
– Посиди еще немножко. Ладно? Я сейчас обзвоню всех, кого возможно, а потом мы поедем в одно место – спрячешься там на несколько дней.
Женя положила руку на его плечо, но он уже выскакивал из машины. Уткнулась лбом в стекло.
Читать бесплатно другие книги:
