Цветом света Ярев Антон
– Скажу. Но позже. Сначала я хочу от тебя услышать.
Александр глянул на Майка, тот мягко, но утвердительно кивнул. Грек налил виски, выпил, зажмурился, причмокнул языком и закусил бутербродом.
– Ташан – пират, – сказал он, – левое горючее и все такое…
– Боженька милый, тебе мало киришского конфуза? Ты ведь хвалился мне своей ловкостью и зарекался: ни-ни!.. Ладно, что дальше?
Грек обиженно покосился на Женю, но по делу продолжал:
– Ташан легализуется. Но под него ФБР копает. А где еще можно честно заработать?..
– Правильно, только у нас, – вставила Женя. – От каждого по способностям… То-то я и смотрю: премьеры меняются с завидной регулярностью!
– Ташан искал партнера. Нашел в моем лице.
– Что за бизнес?
– Тебе не понять.
– А я попробую.
– Цель – потеснить нефтяных гигантов на Российском рынке. Всех: и наших, и зарубежных.
– Как?
– Дешевое топливо.
– Это возможно?
– Как виток для создания новой монополии, да. Процесс занял бы года три-четыре. Во второй половине июня прибывает первая партия танкеров.
– Есть товар, есть и деньги! Что же с деньгами?
– Послушай, Женя, – сорвался Александр. – Если ты думаешь, что я вот так вот, запросто, по-дружески с тобой беседую, то заблуждаешься! Сейчас Майк возьмет тебя за горло, и ты расскажешь все, что знаешь! А потом того жирного петуха, что открыл нам дверь, найдут захлебнувшимся собственной мочёй, а тебя вообще не найдут!..
– Я-то думаю, – хлопнула себя по колену Женя, – зачем тебе Майк нужен!
Грек замахнулся.
– Не забывай: я тебе больше не принадлежу! – предостерегла Перчик.
Он вернулся в кресло и чтобы как-то успокоиться, налил еще виски:
– Почему ты не пьешь?
– У меня впереди долгая, но светлая ночь. Не спать же.
Гречишников апатично хмыкнул, опрокинул рюмку:
– Что тебе еще надо?
Женя сейчас, как ей показалось, ясно представляла, что именно случилось в «благородном семействе», расставила по местам содержимое ящичков и коробочек своей памяти, и решила открыться после «первой раздачи».
– Сиди, – снисходительно кинула она.
Майк, живо наблюдавший эту сцену, закрылся рукой от Грека и состроил на своем лице гримасу полного обезоружения и капитуляции.
– Значит, честное слово бизнесмена и никаких контрактов? Хотели обойтись малой кровью? – откровенно спросила Женя.
– О чем ты? – заиграл в «непонятку» Грек.
– О том, что когда-то уважаемый мною Александр Эмильевич сдал приличненькую сумму на хранение в банк, а ключик оформил на предъявителя.
– За дурака меня держишь?
– Ты рискуешь в покер, но здесь рисковать не стал.
– Рисковать?
– Тебя «комитет» пасет. Любые контакты с Ташаном для тебя – небо в клеточку, а славы и власти хочется. Так ведь?
– Откуда тебе все это известно?
– У меня есть источники.
– Ну, хорошо. И?
– Дальше? Шесть миллионов триста тысяч долларов (теперь чуть-чуть поменьше) со вчерашнего дня в моем распоряжении. Есть второй такой же чемоданчик. Знаю, где лежит.
– И что это за доллары?
– Какой ты непонятливый! Твои! Или Ташана, это уж – как захочешь. Все одно – неприятность.
– Во-первых, у меня было восемнадцать миллионов.
– Тут уж, извини, отвечаю лишь за то, о чем имею представление.
– Пусть. Во-вторых, неужели ты намекаешь на нечистоплотность банка?
– Ни в коем случае. В курсе, что такое «опала»?
Грек побледнел:
– Мертвые деньги…
– Вот именно. Все равно какие там: просто изъятые из употребления и подлежащие уничтожению, бракованные… А черт их знает! Важно другое – что о тебе подумает Ташан, когда полученные денежки у него там, за границей, арестуют?
– Блеф. Невозможно.
– Но ты веришь мне, – улыбнулась девушка.
– Нет, не верю.
– Ты не веришь в то, что я это смогла сделать, но допускаешь мысль, что это сделал кто-то другой.
– Почему деньги у тебя?
– Потому что тот, кто это сделал – поступил умно: хранил деньги дома, а сыграл неосторожно: назвал мне шифр своего сейфа.
– Ян, – упал голосом Грек.
– А не затеялся ли весь этот сыр-бор с его подачи? Вспомни.
– Но он только обронил пару слов, – простонал Александр, проводя пальцем по лбу. – А я перехватил идею.
– Он сделал тебя, дорогой, как двоечника, сделал. Но возрадуйся: жизнь – это зебра! Не упусти свой шанс!
Грек опустошил третью рюмку, заулыбался и погрозил пальцем:
– Нет, нет!.. Что-то здесь не так! Опала – черт с ней, эти каналы мне не проверить. Банк, Женя, банк! Ты меня не проведешь! В Питере внедрить человека для такого дела Яну не под силу… Не проведешь!
– А я и не собираюсь. В одну реку дважды не ходят, тем более по чужому броду. Ты видел на дне рождения Хеллера такого лысенького очкарика-старикашку?
– Видел… – кашлянул Грек, растянуто и нехотя он вспоминал свои неприятные ощущения того майского дня.
– Имя Леонида Степаныча тебе ни о чем не говорит?
– Да, да… – Александр склонился над столом и тупо уставился в бутылку. – Это был он… Все-таки он…
– Кто? – спросил Майк.
– Подкорень… Лёня Подкорень… Как-то нас представляли друг другу, лет восемь назад… Мог… Этот мог… Старый хрен! Крыса банковская! Шакал! Вакцинатор ёбаный! – Грек схватил Женю за руку: – Где деньги?!
– Выпей еще виски.
Он ударил ее по лицу. Вскочил, повалил ее вместе с креслом, ударил еще:
– Майк!
Капитан дернул его к себе:
– Успокойся, Грек! Смотри на нее – она ничего не скажет!
Девушка лежала на полу, щека горела, губа припухла, но она торжествующе улыбалась. Александр, шатаясь, вернулся на место. Майк подал Жене руку, поставил ее кресло и сел между противниками.
– Мы же деловые люди, – сказала Женя, утираясь салфеткой. – Ты так ни цента не получишь.
– Что я должен делать? – Грек одну за другой принял две рюмки и уже не закусывал.
– Вот это самая интересная часть нашего фуршета. Я хочу сохранить то, что приобрела.
– Что же? – в ее взгляде он уловил что-то злое, отчаянное. – Извини, но с этим художником… Это не моя вина…
– Речь о другом, – оборвала девушка. – Сейчас мы заключаем новый договор, опять же на честном джентльменском слове. Ты позволишь, я приму на себя роль джентльмена? Так вот, с твоей стороны: счет в швейцарском банке – опять же на предъявителя (и заметь: никаких алиментов!) – плюс беспрепятственный выезд за границу. Меня устроит скромная сумма, небывало скромная, совершенный пустяк…
– Сколько?
– Согласись, я могла бы покуситься и на половину того, что имею сейчас, но я не попрошу даже того, что все вы – свиньи – мне задолжали! Триста тысяч.
Грек и не был особенно пьян, но после этих слов совсем протрезвел.
– Сколько? – не веря своим ушам, пропел он на высокой ноте.
– Ценишь мою щедрость?
Он усмехнулся:
– Так ты играешь в комиссионера. Спасибо. Твои два с половиной процента я обещаю.
– Улететь я должна завтра же.
– Вот это никак. Сначала мне надо все как следует проверить, потом уже заняться твоими документами и вызовом. Уйдет неделя.
– Если бы я не знала твоих возможностей, не говорила бы о завтрашнем дне. Ладно, к компромиссу я готова.
– Неделя.
– Ян приезжает в воскресенье. Поэтому я согласна на субботе. Ты меня понял?
– Я гарантирую твою безопасность.
– Троих из «твоей безопасности» я уже видела.
– Хорошо. Понедельник – самое раннее, – виски убавилось еще на рюмку.
– Воскресенье вечером. И чтобы Ян до моего отъезда не попал в свою квартиру на Невский.
– Идет.
– Вот и договорились.
– Когда я получу деньги?
– Перед тем, как сесть в самолет, я скажу, где лежит половина. А другую подождешь, пока я не обезналичу счет.
– Это несерьезно…
– Более чем серьезно, – оборвала Женя.
– Где гарантии?
– Мое честное слово.
– На тебя нельзя положиться.
– Другого расклада не жди. Завтра в Неве выловят мой молодой и красивый труп. Я иду на это с легкостью. А ты? Раскрой свои карты…
– Да-а, – протянул Гречишников. – Стерва еще та!
Женя покачала головой:
– Вспомни. Я тебя любила. А ты меня наказал, жестоко обидел, подставил. Ты меня продал, Грек, точно так же, как и все остальные покупали и продавали. Я злопамятна. Но сейчас… – она усмехнулась, – мне ничего не нужно, лишь бы не видеть ваши рожи. Я хочу исчезнуть, Грек. Это мое единственное настоящее желание.
– Нет.
– Рассуждай логически: эти миллионы мне с собой не увезти, они останутся здесь. Какой смысл тебя обманывать?
– Ты мстительная сучка – я знаю…
– Если и есть человек, которому я отомщу, то – не льсти себе – это Ян. Мой договор с тобой – сам по себе месть. Никакого удовольствия при этом я не испытываю.
– А почему ты не хочешь поверить моему слову? Ты же знаешь…
– Я знаю, что ты – бизнесмен. Ян – тоже бизнесмен. Между вами есть некое соглашение, о котором я могу только догадываться. Чем он там тебя за яйца держит – мне не интересно. У меня своя политика. Все движется по спирали. Я не хочу возвращаться в прошлое. Я должна родиться другой. Поэтому ты выполнишь мои требования.
– Куда ты летишь?
– Угадай с трех раз.
– Понятно.
– Я позвоню тебе в воскресенье утром.
– Не раньше полудня.
– Хорошо, в полдень.
Грек поднялся, следом за ним – потягиваясь и вращая лопатками – Майк. Женя вышла их проводить.
– Да, еще, Саша, – остановила она на пороге, – личная просьба – не играй больше в карты на людей.
Александр недовольно поморщился, тряхнул головой и выскочил на лестничную площадку.
Капитан обернулся, по-отечески глянул на «шантажистку» и поправил воротничок ее блузки, оттопырившийся после драки:
– Ты молодец.
Женя выглядела усталой: Александр теперь не видел ее, игра закончилась:
– Ты настоящий человек, Майк. Настоящий мужик. Жаль: я не свободна. И извини, если что не так.
– Квиты. Счастливо.
– Прощай.
Дверь закрылась. Майк догнал Грека на середине марша. Грек поежился:
– Что там еще?
– Призналась мне в любви, – ответил капитан.
– Чего?
– Сказала мне спасибо, что я тебя – болвана – вовремя остановил.
– Коза.
Они вышли на улицу.
– Война? – спросил Майк.
– Нет, братец, – зло засмеялся Гречишников, предвещая удивительные события (именно за такой смех и уважал его Майк), – войны не будет! Я не опущусь до бытовухи. У нас куча времени и прекрасная возможность отполировать эту немецкую задницу по Закону!.. Об одном сожалею: идея красивая! Сделку с господином Ташаном придется свернуть…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
…Кубарем, белкой в карусель, в бездну
Катится стрелки якорь железный,
И у хвосточка вечность клубится.
Мертвая точка – снова влюбиться!..
Ах, друзья, что ж так хочется в Лондон!
Хитроу. Тоже город. Город гигантских бесперых дюралевых птиц. Здесь их тьма. Здесь тьма всего: магазинов, гостиниц, машин, людей. Люди делятся на служащих и не служащих. Не служащих больше. В душе они говорят на разных языках, здесь – на английском, даже если его не знают. Вот академично одетая женщина с гамбургским акцентом. Вот молодая парочка из Брюсселя. Вот физик из Дании. Дипломированная (в смысле вооруженная дипломатами) делегация черных самураев, спокойных, словно у себя дома. Ирландский террорист, в спешке на родину. Джинсово-кожаный ковбой (почему-то с «Мальборо» в зубах), веселый и очень начитанный (кстати, по-английски говорит хуже всех выше перечисленных). Хитроу. Этот монстр пропускает их через себя ежедневно сотней тысяч и не давится. С чего бы? Переварит и забудется восьмичасовым сном: 11 Р.М. – баста, хорэ летать, спокойной ночи. Птицы спят. Птичий город в бриллиантовой цепи огней. За надежными звуконепробиваемыми окнами отелей – мирное ожидание рассветного часа. Хитроу. Отсюда начинается дорога в Лондон… Пардон: и отсюда тоже.
Самолет из Москвы прилетел в понедельник утром, без пяти девять. Женя в смешении чувств ступила на английскую землю. Это странное существо без багажа несколько не вписывалось в общую картину. Ее шокировала необычайная чистота воздуха: об этом почему-то не говорится, но так оно и есть – лондонский смог с середины века благополучно превращен в миф. Пройдя паспортный контроль, Женя очень легко заблудилась в отточенной работе терминала, не говоря уж о многочисленных переходах и эскалаторах, различных надписях и вывесках, приводящих в отчаяние. При этом эталонный ноль внимания на TAX amp; DUTY FREE SHOPS [14] .
Женя периодически вспоминала о путеводителе по Лондону и разговорнике, покоящихся в сумочке, но оттого-то они и покоились, что надоели ей до тошноты в самолете: неведомо почему – все новое воспринималось с раздражением. В уравновешенное состояние русскую путешественницу вернула начерченная на стене красная окружность, перечеркнутая по горизонтали синей полосой с волшебным словом UNDERGROUND [15] . Но на метро она все же не поехала, обнаружив спустя минуту другой указатель: TAXI-RANK [16] .
Стоянку она отыскала без труда. Людей здесь было немного, черных жукообразных машинок гораздо больше. Кэбмэн лично открыл дверь «жука», когда интересная девушка прямиком вышла на него, но тут же расстроился, признав глупую иностранку: она сказала одно слово: «Centre» [17] .
Сказано – сделано (жалко, что ли?), правда, центр – понятие растяжимое. Ничего, начнем с классики: «Stop here, please» [18] . Описание того, что было увидено через стекло авто, можно составить тремя словами: много, ярко, не запомнилось. Но Букингемский дворец она узнала сразу, поэтому и просила остановиться.
Обитель британских королей (королев?) выглядела традиционно, как на черно-белой фотографии детских лет: серый камень, совершенно не помпезное здание – ничего лишнего – любая станция метрополитена имени В.И.Ленина куда залихватистее. Что ж, так и надо. Первый дом и должен быть первым. Только два ярких пятна: золотая линия пик на высоченной решетчатой ограде и солдат в караульной будке. На страже большая, словно черный мохнатый кокон, шапка, нахально-красный мундир, через плечо – оштыкованная миниатюрная винтовка. Он стоял, стоял, видимо устал и начал картинно разминать ноги, прохаживаясь вдоль дворцовой стены, отмахивая свободной рукой и гулко притопывая подошвами на местах разворотов.
Женя устала за ним наблюдать и прошла мимо белокаменного, окрыленного бронзовым ангелом памятника королеве Виктории в Сент-Джеймс-парк. Здесь она могла окончательно прийти в себя и сообразить, что же делать дальше.
Прекрасная страна детских грез не радовала и не удивляла. Женя так мечтала попасть сюда. Желание исполнилось спустя много лет разрушающей жизни – сокровенное смеркло. Лично ей умереть удалось. Но есть такая штука – память, которая не умерщвляется и, стало быть, не дает родиться заново. Может быть, и надо-то всего чуть-чуть – понять, куда сделать первый шаг и зачем – но, Бог ты мой, насколько это нереально. Пошлый пример: вас размазало катком по асфальту, сознание не отключилось, но вы даже заорать не можете, не то, чтобы звать на помощь…
Так думала Женя, сидя на аккуратненькой скамеечке, поглядывая на барахтающихся в озере толстых уток и поглаживая босыми ногами пушистую ковровую травку… Нет! Надела туфли. Первый шаг! Все образуется, все будет, только стоять нельзя. А куда идти? Дальше, по тем местам, что ей знакомы. У нее очень много времени! Потом – отель. Завтра – звонок в Женеву, ей перешлют деньги… Все начнется!..
Она была у Парламента, сизого, остроочерченного, готически грозного. Была у памятника Уинстону Черчиллю, очень странного памятника, реалистичного до неприличия: лысого, тучного, кривого на правый бок, опирающегося на трость (вот вам и «хитрая лиса» – премьер-министр Великобритании!). Женя была на экскурсии в гигантском Лондонском аквариуме, и чего там только не плавало! Гуляя по набережной Виктории и Нортумберленд-авеню, вышла на Трафалгар-сквер, украшенную колонной с монументом адмиралу Нельсону, пестрым столпотворением народа и ордами голубей. При всем при том, площадь была абсолютно чистой, нисколько не загаженной (кто и когда там успевает убирать?). И понесло Женю по площадям: Сент-Джеймс-сквер, Пикадили-сёркус, Лестер-сквер. Все они разные. Одна – строгая, тихая и зеленая. Другая – больше не площадь, а небольшой проезд с огромной рекламной вывеской, бедный крылатый лучник в центре этой сёркус того и гляди навернется с пьедестала. Третья – ярмарка всевозможных талантов. Еще на Пикадили Женя встретила памятник «невеселому гражданину Самому Себе»: напротив «Рок Сёркус» – это кафе такое с восковыми рок-идолами – взяв за постамент пивной ящик и разукрасив себя с макушки до пят серебрянкой (если быть точнее – «чугункой»), красовался часами без единого движения некий молодой человек. Впрочем, кесарю – кесарево. Чуть поодаль от «памятника» журчала волынка; шотландец, набивающий бурдюк воздухом, выглядел сомнительно, лишь наполовину по-шотландски: клетчатый килт и грязная длинная футболка с пацифистской эмблемой.
Нет, истинные чудеса на Лестер-сквер! Формула «кто во что горазд» отсюда: на каждый метр – индивидуум, зараженный своими философией или искусством, окруженный толпой благодарных слушателей или зрителей. Здесь и музыканты, и жонглеры огненными факелами, и танцоры, и немыслимые ораторы. Здесь довольно много людей и не очень чисто – нет урн и мусорных бачков – здесь нескучно и просто во всех отношениях. Кто-нибудь из виртуозов Лестер-сквер может выхватить вас из толпы, заставить играть по его правилам, выставить безобидным посмешищем и – как результат – утопить в краске смущения и аплодисментах публики. Нечто подобное случилось с Женей. Она имела смелость стоять в первых рядах кучки народа, собравшегося вокруг негра-танцора. Этот весельчак вытворял разные умопомрачительные, на первый взгляд, несложные штуки, усматривал себе жертву и вовсю потешался. Его быстрой речи Женя не понимала, но увлеченно наблюдала и смеялась со всеми, когда он трех мальцов учил ползать гусеницей, лежа на спине. У самого у него ловко получалось, эффектно. Она еще подумала: «Потом обязательно так попробую». А негр заметил раскосую синеглазую красотку и, не обращая внимание на ее шифоновую нежно-бежевую троечку, вытащил за руку к расстеленному на асфальте большому квадрату клеенки. Под хохот толпы она легла на спину, безнадежно и глупо уставилась в голубое небо. Музыкальным сопровождением служил стандартный шестнадцатиметровый бит с полным отсутствием мелодии и гармонии. Негр улегся рядом: «Come on!» [19] . И она представила себя этой самой гусеницей – мелькнуло в голове: «Мастерство не пропьешь!» – может быть неумело, но у нее получилось. Негр выглядел довольным и удивленным. Он выкинул мудреный антраша. «Э, нет, голубчик, такое уж совсем просто!» – коварно улыбнулась девушка… В последующие пять минут она сделала из него безвольную куклу: парень был пластичен, оригинален, но не до такой степени вынослив, как русская балерина. Однако, мучения негра окупились. Он получил несказанное удовольствие, а публика щедро одарила его мотоциклетную каску звонкой монетой. Танцор раскланялся во все стороны, замахал руками, что-то выкрикивая с явным отрицанием. Толпа, смеясь, стала рассеиваться. Женя наклонилась, чтобы поднять свою сумочку, но негр опередил ее.
– Thanks [20] , – кивнула Женя.
Он приложил руку к сердцу:
– Frank.
– Eugenia, – улыбнулась она.
– I’d ask you to make me a company for my early lunch, – он указал на мотоциклетную каску. – That’s your money [21] .
– I’m sorry, I don’t understand [22] , – попробовала отгрешиться девушка заученной фразой непонимания, но он деликатно взял ее под руку:
– I dare not insist, but entreat [23] .
И отвел ее, что называется, «to the nearest public house» [24] . Женя заказала овощной салат и «Мартини Драй», негр предпочел хищную пищу и две пинты «Спринг Бока». Он много говорил, чего она не понимала, похоже – шутил, после – смеялся. Постепенно что-то прояснилось. Слово ballet [25] уже было знакомо. Потом он, видимо, сообразил, с кем связался, усмехнулся, начертал на бумажке: friend Frank [26] и номер телефона, бросил веселое: «Bye!» [27] . – и помахал рукой.
Девушка купила пачку «Уинстона». Сигареты были странными, завернутыми в какую-то блестючую целлофанину. Закурила. Ничего не почувствовала. Вкус был другим, ни крепче, ни легче, а как-то непонятнее, возможно, приятнее. Не почувствовала… Столкновение с Фрэнком заставило ее снова задуматься. Как все невероятно просто может быть: незагруженные улицы, видимые издалека красные телефонные будки и двухэтажные автобусы, незыблемые стражи порядка – бобби [28] , свобода в поиске себя и своего места. Почему же ей так пусто и тоскливо? Она ушла от страха жизни и смерти. Что осталось? Одна она. Не это ли причина беспокойства? Нет. Да и беспокойства-то нет! Есть тоска. Пустота!.. Больше ничего не хочется. А говорят: счастье человека в отсутствии его желаний.
Женя затянулась еще раз. Дым задержался в легких, выпорхнул и, не рассеиваясь, завис над столиком. «Странно, – подумала девушка. – Не хочу». Она положила сигарету в пепельницу. В пабе звучала музыка – лирика Боби Скота и Рика Марлоу с тревожной интонацией, увековеченная битлами. «Что он там поет? – прислушалась Женя и, к своему удивлению, несколько слов поняла. – …Снова на моих губах вкус меда? Нет. Не правда. Это сказка». Она поднялась, пачку «Уинстона» бросила рядом с пепельницей.
На пороге ее догнал обнадеживающий голос Маккартни: «…I will return. Yes, I will return…» [29] – «Тоже неправда, – покачала головой Женя. – Не вернусь».
Неподалеку от паба, в котором она провела бесцветнейшие полчаса своей жизни, расположился угрюмый татуировщик, расписывающий тонюсеньким фантастическим узором предплечье стриженой под «ирокез» зеленоволосой девушки. «Ты, подруга, краше не станешь, – буркнула себе под нос Евгения. – И художник – так себе. Вот я знаю художника… Знала».
Она оглянулась: делать ей здесь было нечего. Но где? И что? Тут начинался Сохо, в другую сторону – Ковент Гардн, на север – Блумсбери. В конце концов обещания нужно выполнять, хотя бы данные себе. Она побрела в сторону Ист-Энда, пока снова не добралась до Темзы. Последнее напоминание о матушке-России – путеводитель по Лондону содержал весьма убогую карту центра города. Она отрезалась на западе по Грин-парк, а на востоке полностью отсутствовали Тауэр и часть Сити – со всеми вытекающими последствиями. Женя остановила небольшого краснолицего человека с седыми огромными усами и в клетчатой кепке:
– Excuse me, how do I get to Tower bridge? [30]
Но мало того, что человек заговорил бегло, так он еще оказался и кокни: замахал руками в неясных, как минимум, семи направлениях и совсем затуманил мозги приезжей.
– Thank you [31] , – обреченно вздохнула Женя и пошла дальше.
Она добралась до станции метро «Тэмпл», и тут ее осенило. По карте метрополитена девушка без труда нашла название «Тауэр Хилл», связав его с искомым местом, отправилась в дальнейшее путешествие под землей. Светлые тъюб-вагоны [32] мгновенно перенесли ее к садам Тауэра. Поверх деревьев виднелись мрачные башенки и крепостная стена. Пройдя вдоль нее, Женя прямиком вышла к заветному мосту.
Да… Пусть смеются над самомнением жителей столицы Альбиона, у которых, дескать, есть мост разводной – пусть! Но этот мост по-настоящему чудесен. Эдакая серьезная игрушка, символ порядочности, достоинства и наива. Фееричный, нарядный, воздушный. Сооруженный из светлого камня, а фермы, тросы и металлические ванты окрашены голубым.
Вход на мост был платный. Билет стоил два с половиной фунта.
Женя прислонилась к стене башни. Холодно. Будто солнце для нее не существовало. Глянула вниз. Темза такая же магнетизирующая, как воды невского разлива. Проплыл катер, рассек мутное зеркало. Получившиеся половинки закрутились по срезу бурунами. Но это должно было скоро пройти, как и все остальное, вернуться к покою.
Женя поднялась на верхнюю площадку. Как дошла – не заметила, ничуть не устала. Отсюда до плоскости воды было метров полста, не меньше. И где та великолепная панорама, что открывается с Тауэрского моста?.. Ничего особенного: левый берег – купол собора Святого Павла, небоскребы Сити; по центру – через Темзу три моста один за другим; правый берег – Саутуорк, ничем не примечательный с виду, у пирса здоровенный корабль Ее Величества «Белфаст».
«Вот тебе и здравствуй, – разочарованно прошептала Женя. – Впору говорить „до свидания“…» Ее словно током ударило: ведь это очень легко. Вода, вот она – панацея – самое покойное кладбище… Стало страшно. «Чего боишься, дурочка? Это все – свобода, сила и смысл – счастье! Признайся, ты этого хочешь. Ты увидела все, что могла, узнала больше, чем хотела, поняла самую малость из того, но, несомненно, самую важную малость. Что еще нужно, малышка? Один шаг. Верный шаг. Вода – прекрасное заполнение твоей пустоты. Иди. Боишься? Смешная…» Она оглянулась: вокруг никого, только флегматичный блюститель порядка в другом конце, у верхушки второй башни. Казалось, он не проявлял признаков беспокойства. Девушка глянула вниз еще раз. «Если падать туда, к подножию, – пронеслось в голове, – то ударишься головой о бык моста, и… тьма. Верный шаг». Она склонилась ниже. Ветер ерошил волосы. Тело сопротивлялось мысли, но глаза не боялись, посерели, стали похожими на Темзу.
– Верный шаг, – сжала крепче перила, вытянулась на цыпочках и приподнялась.
– Are you in a harry, mam? [33] – услышала она хриплый больной голос и поняла каждое слово – костями поняла.
В голове ударил колокол. Женя задрожала, отстранилась от ограды и медленно обернулась. Перед нею стоял Лесков, тощий, одичавший, с армейским биноклем на шее.
– Я третьи сутки не сплю и не ем. Вот, отвлекся на минутку – и тебя проглядел… – пожаловался он.
Перед ее взором художник стал принимать смутные очертания, искривился, поплыл. Потом она вообще перестала его видеть, сползла на пол и прижалась к стене галереи. Ничего не говорила, беззвучно и слепо плакала.
Евгений присел рядом и тихонько толкнул колено девушки:
– Чего ты, все нормально.
– Женька, – она повисла у него на шее и залила горячими слезами всю грудь.
– Все-таки мы утонем, – сделал вывод художник. – Почему ты плачешь? Это же я. Не веришь? Ну, плачь, плачь… Don’t worry, that’s all right! [34] – помахал он смотрителю и той же рукой стал расправлять ее локоны: – Ты успокойся, посиди вот так, а я тебе расскажу все, ладно?
Кивнула: стукнулась в него лбом.
– Дело в том, Женя, что у девочки, которую ты видела, есть мама. И мама эта уехала на Украину, в очередной раз посадив любимую дочу на шею своей родной сестры, то бишь Дины…
Девушка подняла заплаканные глаза.
– Да, дорогая, это всего лишь племянница.
– Господи, – простонала она.
– Господи, что?
– Я – дура!
– Ну, я подумаю над этим…
– Женька! – девушка снова уткнулась в него.
Лесков чувствовал, как радостно и легко бьется ее сердце.
– Слава богу, – вздохнул художник. – Куда бы сначала пойти? В какой-нибудь кафеюжник или сразу в гостиницу – спать?.. Знаешь, я снял номер в отеле – здесь, недалеко – но так ни разу и не побывал там: все караулю, днем и ночью. Хочешь в бинокль посмотреть?
– Мне неспокойно и больно, Женька, – она крепче прижалась.
– Вот те раз!
– Нет, это хорошо. Это потому что ты меня заполняешь. Я только что была сама не своя, я ничего не хотела и не чувствовала… Господи, какая же я дура: ведь если бы ты меня не нашел!.. А как ты меня нашел?.. Как ты попал?.. – Женя околдованно поглядела на него, полусонного, небритого, с незажившим до сих пор лицом.
– Все просто. Я оставил Динке тридцать тысяч. Она купит новую квартиру и все, что ей угодно, а старую продаст. Хотя, с другой стороны, думаю, никто ее искать не будет. Кому она нужна?.. А сам я в тот же день успел до закрытия в «Наследие» и использовал свой шанс.
Читать бесплатно другие книги:
