Хищники с Уолл-стрит Воннегут Норб
Его маркетинговый бюджет мог быть безграничным. Но во всем остальном Чарли закручивал гайки. Самый скромный офис на Бродвее. Простейшие компьютеры. Никаких плоскопанельных телевизоров, настроенных на Си-эн-би-си или «Фокс-Бизнес». «Келемен Груп» никогда не нанимала магистров делового администрирования, чтобы отделять козлищ от агнцев в рыночно-нейтральных стратегиях или длинных-коротких позициях. Не было в ней и команд гуру, строчащих экселевские таблицы в добрых 10 тысяч строк, оптимизирующие пропорцию конвертируемых облигаций, событийных стратегий и прочих способов управления активами. В «Келемен Груп» было всего два работника – Чарли и его пятидесяти-с-чем-то-летняя секретарша по имени Марта.
– Размер роли не играет, – однажды пояснил Чарли, и вовсе не в шутку. Это было краеугольным камнем его инвестиционной философии. – Главное – доступ к лучшим менеджерам.
В одном смысле он был прав. Лучшие хедж-фонды пользуются большим спросом, чем могут удовлетворить. Исходя из положений Статьи 3(c) Закона об инвестиционных компаниях, хеджи сводят регулирующий надзор к минимуму, ограничивая число своих инвесторов. Как следствие, фонды с наивысшими показателями становятся этакими «Студиями 54»{38} от финансов. Они принимают или заворачивают инвесторов из толпы, алчущей рентабельности. Свои решения хеджи опирают на то, что те принесли на дискотеку – вроде толстых чековых книжек или профессиональных знаний, способных повысить эффективность инвестиций.
А Чарли вкушал плоды этого дисбаланса между спросом и предложением. «Мы вхожи в фонды, куда вам вход закрыт».
Шикарные приемы и благотворительность он пускал в ход, чтобы налаживать связи с элитой инвестиционного менеджмента. И это окупалось.
– Годами, – частенько говаривал Чарли, – моя компания выдает двадцать процентов после всех вычетов. Как часы.
Я ни капельки не удивлялся, когда на приемы Келемена являлись легенды хедж-фондов – Алекс Романов или Джейсон Тропес. Злополучную вечеринку в «Аквариуме Новой Англии» посетили оба, причем Тропес с женой и любовницей в свите.
Инструменты анализа вроде коэффициента Шарпа Чарли отвергал.
– Избыток возврата на единицу риска, – передразнивал он, – ой, только не надо! Циферки в зеркале заднего вида. Весь анализ на свете не подскажет тебе, когда менеджер вот-вот лопухнется.
Проверка финансовой благонадежности в «Келемен Груп» была и не жесткой, и не мягкой. Она была нетривиальной. Конкуренты перемалывали цифирь, пытаясь угадать, когда инвестиционные стратегии взбрыкнут, в то время как Чарли старался проникнуть своим менеджерам в мозги.
– Вот так мы делаем деньги и заботимся о безопасности инвесторов.
Во время несметных суаре Келемена я наблюдал сноровку Чарли по части выуживания информации. Он знал, когда мужья или жены гуляли на сторону. Он умел выявлять деликатные поведенческие загогулины вроде запинок, неуверенных интонаций или того, как люди вертят пальцами. Он знал, у кого пошла под откос карьера, кто страдает от какой-либо зависимости, а кто пестует какой-то потаенный мрачный секрет. Чарли знал неафишируемые сексуальные предпочтения нью-йоркского бомонда, вплоть до извращений, выходящих далеко за рамки вопроса «натуралы против геев», – дрочилки для остряков. Он знал, кто пердит на официальных приемах, и носил с собой спички как раз для подобных оказий. Он знал, в чем черпали вдохновение начинающие художники, будь то Пикассо или Моне, и знал, когда кто-то покинул дом в таких попыхах, что просто страх. Чарли видел, чувствовал, обонял, слышал и воспринимал на вкус все без исключения.
Он просто знал, что к чему. Я ничуть не сомневаюсь, что он пускал в ход те же детективные способности и в инвестиционных решениях. Порой, пропустив за воротник пару бокалов вина, Чарли мог сделать из своего бокала изрядный глоток и изречь:
– Кинуть кидалу – дохлый номер.
– Ну хотя бы, по-моему, все наши деньги ушли в «Келемен Груп», – сказала Сэм. – У нас есть счет в СКК?
– Шутишь, что ли? – Мой вопрос явно не принадлежал к числу дипломатичных.
– Нет, Гроув, – огрызнулась она. – Я вовсе не шучу.
И впервые в жизни я испытал на себе ледяной гнев этих глаз сибирской хаски.
– Поверь мне, Сэм. Я пытался завербовать вас в клиенты. Я думал, ты знаешь.
– Нет.
– Я твердил Чали, что надо изъять пару долларов из «Келемен Груп». Я бы вложил их в облигации, во что-нибудь надежное. Но он сказал, что это изгадит нашу дружбу.
– Чарли так сказал? – недоверчиво переспросила Сэм.
– Я сказал ему, что это изгадит нашу дружбу, если он вложит деньги не ко мне.
– И что он сказал?
– Не играет роли. В СКК его счета нет. Я махнул рукой. – В моей профессии важно уметь вовремя отвязаться от друга.
Взгляд Сэм смягчился, и синий лед сменила черная беда.
– А сколько времени уйдет на вывод денег из «Келемен Груп»?
– Это как посмотреть. Кто душеприказчик?
– Не знаю.
– В каком это смысле?! – Деньги – моя епархия. Мои профессиональные инстинкты брали верх, разгоняя тоскливую хмарь.
– Я не уверена, что у нас было завещание.
Брови мои полезли на лоб, но я не проронил ни слова.
Сэм заметила мою реакцию.
– А что толку в завещании? – чуть ли не с вызовом пролепетала она. – Детей у нас нет. – Прикусила нижнюю губу – должно быть, бессознательный механизм, помогающий сдержать слезы.
Как я и боялся. Дети всегда выступают катализатором, заставляя родителей стронуться с мертвой точки.
– Без завещания на вывод денег из «Келемен Груп» уйдет какое-то время. – Я говорил негромким, но очень деловым голосом; сейчас не время для эмоциональных выплесков. – Расклад зависит от правообладателя. Если все принадлежало Чарли, активами распорядится суд штата.
– Я вчера говорила с Айрой.
Айра Поповски – самый выдающийся нью-йоркский поверенный по доверительному управлению и недвижимости. За 900 долларов в час он просвещает клиентов на тему, как отдать концы, оставив дела в полном порядке. Его тарифы – вполне веский довод в пользу долгожительства.
– С чего бы, завещания-то у вас не было? – возразил я, озадаченный этим заявлением.
– Его фирма готовила бумаги по созданию «Келемен Груп».
– А-а, понял.
– О деятельности он не имеет ни малейшего понятия – знает только, что компания была с ограниченной ответственностью. И на имя Чарли. Он предложил помочь.
– Хорошо, он может нам понадобиться. – Настало время принять командование на себя. – Ты уже звонила бухгалтерам?
– Аудитом «Келемен Груп» занимались Крейн и Крават. Я вчера оставила им сообщение.
О, дивные мелкие аудиторские фирмы!
– Хорошее начало, – проговорил я. – А как насчет вашего личного бухгалтера?
– Я же сказала, Чарли занимался всем сам.
– Так ты не знаешь вашего бухгалтера?
Сэм отрицательно тряхнула головой, и в этот миг мне в голову пришел более неотложный вопрос.
– А где твой чековый счет?
– В «Чейзе».
– И сколько у тебя там?
Этот вопрос задел ее за живое. Помявшись, Сэм сообщила:
– Чарли клал деньги на домашний счет еженедельно. Мы пользовались им, чтобы оплачивать различные счета.
– Сколько, Сэм?
– А смеяться не будешь? – нерешительно спросила она.
– Конечно, нет. Просто скажи мне, сколько именно.
Глава 13
– Шестьсот плюс-минус сколько-то.
– Тогда ладно. От этого можно плясать.
Я-то думал, Сэм подводит меня к очень скромной цифре. Но не настолько. Будем надеяться, мой легкий южный акцент скрыл, что я подумал на самом деле.
– Ты ведь имела в виду шестьсот тысяч долларов, верно?
– Ты что, не слышал, Гроув? – настоятельно переспросила она. – У меня всего шестьсот долларов. И все.
За 600 долларов Сэм даже ленч не купит. Келемены порхали по жизни без намека на фискальные ограничения. Вечеринка у них как раз плюнуть выливалась в 50 тысяч долларов или около того. Всегда находился повод обедать в самых дорогих ресторанах или приобрести Сэм новейший наряд от кутюр.
– И как девушке быть без своей «Биркин»? – однажды заметил Чарли, имея в виду сумочку жены, обошедшуюся в сумму из пяти цифр.
Поймите меня правильно. Сэм никогда не была в восторге от пристрастия Чарли к показному потреблению. Во всяком случае, поначалу. Просто мирилась. В конце концов она сформирована рачительным детством янки. Чарли потребовался не один год, чтобы уломать ее, не один год, прежде чем она перестала взбрыкивать всякий раз, когда муж откупоривал свои винтажные бутылки излишеств.
– Побыстрее, Сэм, – орал Чарли. – Нам пора!
Келемены поженились где-то с год назад. Мы вчетвером встретились в их квартире, чтобы направиться на вечеринку в Хэмптонс.
Считаные секунды спустя Сэм появилась в накрахмаленной белоснежной блузке, дизайнерских капри идеально подгаданной длины и эспадрильи. Наряд простой, но выгодно подчеркивающий ее формы, свежий и как раз по сезону.
– В таком виде идти нельзя! – провозгласил Чарли, чуть ли не ужаснувшись. – Во всяком случае, на пикник с лобстерами в палатке, Господи помилуй!
Сэм снова скрылась в гардеробе и вскоре появилась в коротком, почти прозрачном платье а-ля мужская рубашка, идеально подчеркивавшем ее спортивные ноги. Сделала пируэт босиком – вообще-то не без сарказма, но выглядела она в этом намеке на платье просто потрясающе. Мужчины наверняка будут выворачивать головы Сэм вослед.
– Уже лучше, – одобрительно кивнул Чарли.
– Я бы предпочла шорты и футболку, – отозвалась она. – И нечего меня винить, если сок из клешней лобстеров забрызгает мне платье с головы до ног.
– А с обувью-то что? – вопросил он, пропустив шпильку мимо ушей и снова отправив ее в гардероб вместе с увязавшейся следом Эвелин. Мне же он похвастался: – Я нашел это платье в «Бергдорфе» за четыре тысячи триста долларов.
– Так это ты его выбрал?
– И его, и большинство прочих шмоток в ее гардеробе.
Через пару минут Сэм вернулась в паре босоножек без каблука, выглядевших совершенно заурядно, ничего особенного. Чарли считал иначе.
– Женщине нужны «Шанель», – проворковал он.
– Я была бы куда счастливее в мохнатых шлепанцах, – возразила она, не питая ни малейшего чувства к крику моды на своих ногах.
Чарли проигнорировал ее колкость.
– Пойдем со мной, – сказал он Сэм. – У меня на примете есть идеальный коронный номер.
Они скрылись вдвоем. Обернувшись к Эвелин, я поинтересовался:
– И чего в этих пантолетах такого?
– Эти пантолеты, – пояснила она, – обошлись, наверное, в четырехзначную сумму.
– В них что, встроен кондиционер?
– Я обожаю Чарли, – призналась Эвелин вполголоса, – но он офигенно выводит меня из себя.
И почти тотчас же пересмотрела свое мнение. Углядев коронный номер – ожерелье Сэм из крупного жемчуга, – Эвелин призналась:
– Может, я и смогу к этому привыкнуть.
Чарли оценил Сэм с головы до ног – стильная стрижка, жемчуга, платьишко за 4300 долларов и шлепанцы за четырехзначную цену. В его взгляде сияло одобрение. В ее – раздражение. В наших – неуютный дискомфорт.
– Ну, вот мы и готовы, – триумфально провозгласил Чарли.
Эти пикировки закончились давным-давно. Сэм хоть и неохотно, но согласилась на шикарный стиль жизни Чарли. Со временем она даже научилась наслаждаться вереницей персональных сервисов. Моя подруга-янки никогда не пропускала своих еженедельных сеансов у семейного массажиста Гилберто или у Дагмар – физиотерапевта, раньше бывшей садомазохисткой-госпожой. Визит к Кранчу по мелочи – 500 долларов каждую вторую неделю – выглядел на этом фоне откровенно экономным. Конечно, педикюры, мелирование и процедуры вплоть до воска для линии бикини шли в салоне по отдельному прейскуранту. На все нужны деньги.
Пора вернуться.
Чтобы распутать накладные расходы Чарли, нужна не одна неделя. Мэнни – шофер на полный рабочий день – был чуть ли не членом семьи. Как же Сэм дать ему пинка? От команды уборщиков уж никак не откажешься. Как Ун, Де и Труа выжить без свежих свитерочков? Опять же, как быть с продуктами? Блюда с доставкой прибывали в апартаменты Келеменов в Гринвич-Виллидж изо всех шикарных ресторанов Нью-Йорка. Сэм уже не сумеет разогреть банку бостонской тушеной фасоли, если кто-нибудь не зажжет для нее газовую горелку.
Уж я-то знаю. За те шесть месяцев, что я прожил в квартире Келеменов, она запорола все без исключения блюда, требовавшие включать плиту. Уж казалось бы, испортить яичницу с беконом и кашу – единственную уступку Сэм моим чарльстонским корням – просто невозможно. Но она каким-то чудом ухитрялась спаливать все и вся. От ее стряпни воротили нос даже таксы.
Теперь перед вдовой Чарли Келемена встала устрашающая задача. Выжить на 600 долларов, пока ветер не переменится. Глаза ее переполнились, и она отвернулась, чтобы скрыть слезы.
– Гроув, я боюсь.
Финансовые страхи терзали ее мысли, как стервятники.
Сэм зависла на грани банкротства. Разумеется, финансовые тиски – явление временное. Как только мы ликвидируем «Келемен Груп» и ее портфель хедж-фондов, имущество Чарли обратится в уйму денег. Проблема решена.
Но не так быстро. Освобождение имущества от налогового обременения затянет процесс. Хеджи зачастую мурыжат инвесторов месяцами, а то и годами, прежде чем возместить им капитал. Неуклюжие оговорки насчет вывода активов даже прозвали клаузами «Отель Калифорния», подразумевая последнюю строку хита «Иглз»{39}. На ликвидацию портфеля, сбор поступающих средств и распределение денег могут уйти месяцы, а то и более. Сэм, как и остальным инвесторам Чарли, придется обождать своих денег.
А что ей делать до тех пор?
Сэм ни разу не просила родителей о краткосрочном кредите. Они замшелые сквалыги из Новой Англии. С ними стыда и позора не оберешься. Хелен Уэллс, мать Сэм, будет читать нотации с пеной у рта и разглагольствовать, будто своим мотовством ее дочь собственноручно погубила ценности многих поколений стариканов-янки. «Проклятье, Саманта, о чем ты только думала?!»
– Да брось, Сэм, – сказал я, подкатываясь к ней на стуле и беря ее ладони в свои, чтобы заставить глаза сибирской хаски пойти на контакт. – Как-нибудь разберемся. Обещаю.
– Мне духу не хватит свернуть дела в компании.
Хватит не хватит, а выбора у тебя нет.
– Это разбило бы Чарли сердце, – откликнулся я, пытаясь проявить сопереживание. – Он отдавался бизнесу без остатка.
Сэм кивнула.
– Вы оба, – поспешно добавил я, признавая ее вклад в командные усилия. Сэм всегда была рядом с Чарли. – Почему бы не попытаться снова закинуть удочку к аудиторам? Ежегодный отчет упростит дело.
– Почему это?
– Потому что в нем будет список хедж-фондов, в которые инвестировала «Келемен Груп». Как только мы узнаем фонды, то сможем разослать им уведомление о погашении. Я помогу тебе все уладить.
Мы сидели в неловком молчании, не зная, что сказать, Сэм благодарила меня взглядом. Наконец, она нарушила молчание.
– За тобой всегда как за каменной стеной, Гроув. Эвелин очень повезло, что она тебя заполучила.
Умоляю, не говори так.
– У тебя чековая книжка с собой? – спросил я.
– Что? – озадаченно посмотрела она. И, шаря в своей сумочке «Гермес», лукаво поинтересовалась: – Ты собираешься выставить мне счет за потраченное время?
– За прачечную, – поддел ее я. – Твои слезы промочили мне рубашку и смыли весь крахмал.
Глаза Сэм блеснули. На это краткое мгновение она снова стала уверенной в себе женщиной, вытащившей меня из персонального пекла.
– Просто дай мне незаполненный чек.
Вручив мне чек, Сэм угрюмо промямлила:
– Пожалуйста, не больше 600 долларов.
– Прибереги деньги, купишь себе обед.
– Обед? – с недоумением переспросила она.
Да, тебе шести сотен на обед не хватит.
Не обмолвившись ни словом, я написал через весь чек «Недействителен».
– Что ты делаешь, Гроув?
– Я переведу тебе немного денег. Вернешь, когда мы свернем «Келемен Груп». – Сэм хотела было запротестовать, но я оборвал ее. Прижав к ее полным губам указательный палец, предупредил: – Только ничего не говори.
– Но…
– Молчок.
С пожатием руки Сэм поцеловала меня в щеку и взялась за дверь переговорной.
– Спасибо, – шепнула она, подавив эмоции. На мимолетное мгновение мне показалось, что Сэм может поцеловать меня в губы. Но она отпрянула, проявив честность, чем малость разочаровала меня, и добавила: – И еще одно. Ты не против позвонить Бетти Мастерс?
– Запросто. А что?
– Она звонила вчера и спрашивала насчет «Келемен Груп». Я даже не знаю, что ей сказать.
– Она была инвестором?
– Похоже на то. Мы принимали такую массу народу, что я даже понять не могла, кто есть кто. Голос у нее был встревоженный.
– Предоставь это мне.
Мы с Сэм прошли через приемную галерею к лифтам, не обменявшись ни словом. Молчание вдвоем обычно действует мне на нервы. Я всегда испытываю потребность заполнить пустоту. Но не теперь. Мы держались за руки, и казалось, что так и надо. Мы столько всего вынесли вместе.
Наконец, я заговорил.
– Мы вытащим твои деньги из «Келемен Груп», Сэм. Мы найдем пропавшие инвестиционные счета, где бы они ни были запрятаны. И я буду рядом на каждом шагу. Можешь на это рассчитывать.
Когда Сэм скрылась в лифте, с головы до ног одетая в черное, об убийце Чарли Келемена у меня и тени мысли не было.
Глава 14
О чем я только думал, блин?
«Можешь на это рассчитывать». Вот так вот и сказал. И где мне найти время раскапывать спрятанные банковские счета, ликвидировать «Келемен Груп» и выяснять, чего хочет Бетти Мастерс? С чего начать? Мне еще ведь надо работать. Дела вести.
Я же не Дик Трейси{40} какой-нибудь.
Чарли особо не откровенничал со мной о своих богатствах. Просто тратил их, как ненормальный. Никогда не вдавался в подробности насчет «Келемен Груп», просто хвастался доходностью инвестиций. Как и большинство инвестиционных управляющих, Чарли бдительно охранял секреты своего успеха. Даже от друзей.
Я надавал Сэм неисполнимых обещаний, хоть и знал, что к чему. На Уолл-стрит результат не гарантирует никто. Мы темним и увиливаем. Только так. Вот почему мы печатаем десяток страниц дисклеймеров в каждом аналитическом отчете.
А зал заседаний ОФЛ уже содрогался от адреналина. Этот деловой гул напомнил мне, что топ-продюсеру нужна сосредоточенность. Нельзя поворачиваться спиной к рынку или конкурентам ни на секунду. Цены на нефть за последние 45 минут упали на шесть долларов. По слухам, Нигерия собирается покинуть ряды ОПЕК. Кто-то – возможно, Забельскас из «Голдман Сакс» – сообщил, что страна увеличит добычу на 25 процентов. Доу взмыл до 223 пунктов.
И узнал я это вовсе не потому, что меня уведомили об это по пути к столу. Это все лязг кассовых аппаратов фондовых брокеров, наяривающих по клавишам и со звоном загребающих комиссионные. Наши ребята всегда покупают на росте.
Громогласнейший брокер Скалли с мегафоном вместо глотки ревел в трубку с осязаемым ликованием:
– Мы делаем деньги, Бадди!
Он огорошивает меня до офигения – каждый волосок на своем месте, на белоснежной хрустящей рубашке никогда ни морщинки, только глотка малость луженая. Свою клиентуру он наработал как жополиз, прибегая к освященной веками практике добывания наводок на потенциальных покупателей путем пресмыкательства перед руководством. Мы со Скалли друг друга не перевариваем. В ОФЛ мы все конкуренты.
Пэтти Гершон отмахивалась от двух женщин, праздношатавшихся в Эстрогеновом переулке. Обе прямо извертелись, очевидно умирая от нетерпения поделиться свежими сплетнями. Но Пэтти, игнорируя их, вместо того разносила клиента.
– Когда я в следующий раз скажу, что надо покупать, ты будешь покупать. Так, Генри?
На троице рабочих мест моей команды телефонные консоли перемигивались ярче, чем иллюминация в Вегасе в канун Нового года. Входящие звонки. Несколько линий на ожидании. Трейдеры докладывали об исполнении приказов. Десятки стикеров и вспыхивающих тикеров испещрили мой компьютерный терминал этаким коллажем Роршаха экстренных коммюнике. Вот так вот обычно проходит у меня каждый день, хаос – моя стихия.
На ЖК-дисплее моего телефона появилось имя Халека.
– Давай обсудим «Джек Ойл», – сказал он.
Клифф – прирожденный делец. Он всегда звонит с хорошими идеями, и мы множество раз толковали о Попрыгунчике Джей-Джее. Два и три десятых миллиона акций по 83 доллара за акцию неизменно привлекают внимание. Но этот «рыгнувший» телефон отвлек Джей-Джея, и я понимал, что разговор о торгах будет пустой тратой времени.
– Не сегодня, Клифф.
– Воля прет, – упирался он на своем, пытаясь спровоцировать меня на продолжение дискуссии.
Я понял его тотчас же. Под «волей» он подразумевал волатильность – одну из переменных, используемых для определения цен колларов с нулевой ценой. В конечном итоге Клифф сказал:
– Рыночные условия складываются идеально, чтобы Джей-Джей хеджировал свой пакет и устранил риск, что его акции обрушатся.
– Джей-Джей не воспримет, – ответил я. – Он по уши в личных проблемах.
– Понял, – уступил Халек.
– Все равно я рад, что ты позвонил. Сэм Келемен только-только от меня ушла. Она в беде.
– Как это?
– Чарли все их деньги вложил в «Келемен Груп», – начал я. – У Сэм нет ликвидности. Остались последние 600 долларов.
– А страховка жизни? – неуверенно закинул он удочку, не веря собственным ушам. – Какие-нибудь облигации или наличность где-то на стороне?
– Ничего, – подтвердил я. – Она даже спросила, не открывал ли я счет для Чарли.
– Чё-то не верится, – цинично заметил он. – Любой олух держит наличность на стороне.
– Она в ужасе, Клифф.
– А по-моему, все это дело с Келеменом – офигенная дичь.
– Зришь в корень, – согласился я. – С самых похорон гадаю, кто швырнул Чарли в аквариум. А теперь еще Сэм с деньгами… Дурдом какой-то.
Клифф помолчал, и на секунду я подумал, что он положил трубку. Во время наших скорострельных пикировок он редко прикусывает язык. Наконец он сказал:
– Слышь, Гроув, – требуя моего безраздельного внимания.
– Ага?
– Чарли – не твоя забота.
– Это бездушно.
– Просто практично, – возразил он. – Чарли мертв. С этим ты ничего не можешь поделать. У Сэм Келемен проблема. Она, часом, не собирается заправлять «Келемен Груп»?
– Не спрашивал, – ответил я, мысленно дав себе пинка за такой недосмотр. – Но сомневаюсь, что у нее хватит пороху.
– Тогда сосредоточься на том, на что можешь повлиять, и помоги ей свернуть «Келемен Груп». А детективное дерьмо оставь фараонам.
«Детективное дерьмо», – задумчиво повторил я про себя.
– Эти «аквариумные» дела – штука скверная, – предупредил он, – а то и опасная.
Прежде чем я успел отреагировать, Халек соскочил.
– Мне пора, – бросил он, оставив меня наедине с гудками и неутешительной истиной.
Раздумывать о его словах времени не было. Мой телефон буквально надрывался. Фон Маур, наш юрист по ценным бумагам, попросил обновить сведения о Попрыгунчике Джей-Джее.
– И не думай, – посоветовал я. – Он сегодня не торгует.
Флетчер – клиент, только что продавший свое производство автокомпонентов за 50 миллионов долларов – висел у меня на второй линии.
– Я могу позволить себе ящик вина за десять тысяч долларов? – Деньги были для него в новинку.
– Только если мы разопьем бутылочку за компанию, Флетч.
Энни, Хлоя и я распасовывали и другие звонки десятками. Мы из кожи вон лезли, и я решал обычные вопросы, сопровождающие интенсивные торговые сессии.
– Мне покупать?
Я: «Я бы не стал. Эти акции торгуются по двадцатикратной прибыли, а растут в год на десять процентов. По моим понятиям, они переоценены».
– Мне продавать?
Я: «Давайте сбросим сегодня пятнадцать тысяч акций. Тогда мы остаемся с тридцатью тысячами. И если рост продолжится, мы все равно будем в восторге».
– Почем торгуются эти акции?
– А как насчет тех?
И так далее. Активность взмыла до необычайного уровня, и скоро я закопался в инвестиционный бизнес с головой.
Обычно Уолл-стрит летом по пятницам откровенно зевает. Клиенты пропадают. Самые могущественные финансовые управляющие с утра грузятся в вертолеты и отбывают в Хэмптонс, где квадратный футаж их дворцовых владений растет быстрее, чем портфели, которыми они управляют.
А почти для всех остальных ленч заменяет стартовый пистолет – пора делать ноги, чтобы обставить трафик выходных. Трейдеры и брокеры, рядовая инфантерия рынков капитала, бросает свои кресла «Аэрон» и проприетарные торговые дисплеи ради выходных в Джерси-Шор или прочих пристанищах. Просто чудо, что их столпотворение в лифтах не приводит к несчастным случаям.
Время от времени пятничную скуку разнообразят заявления об уходе. Брокеры увольняются в последний день недели. Конкурирующие фирмы предлагают консультантам жирные чеки за уход вкупе со всеми клиентами. Платежи могут быть огромными, вплоть до двукратных суммарных выплат и комиссионных за последние 12 месяцев.
– Помните все хорошее, что я говорил о своей прежней фирме? Все такое насчет замечательных финансовых управляющих и выдающихся сделок? Я заблуждался. Старая фирма – отстой. С новой конторой и в сравнение не идет. Уж мне-то поверьте.
Крутой маркетинговый ход.