Запах напалма по утрам (сборник) Арутюнов Сергей
Ковач дернул створный рычаг, Берта кашлянула и полыхнула огнем. За черным снарядом выкрутилась воздушная спираль, и лишь через полминуты за горизонтом грохнуло и сдавленно утихло.
Аппарат молчал. Потом зажужжал и прокрутил катушку.
Прекрасный выстрел зпт полковник тчк Рад возможности общаться с вами накоротке тчк Ваши воспитанность и любезность приводят меня в истинный восторг тчк Артиллерия тр искусство будущего вскл Халид
Халид зпт я тронут вашей любезностью зпт однако мне странно зпт что вы не посылаете своих людей погостить у меня зпт я был в полной уверенности зпт что зная мое местонахождение вы будете настаивать на более коротком знакомстве тчк Ковач
Милейший Станислав зпт мне так редко удается поговорить с достойным противником от имени Аллаха зпт что я предпочту дуэль
Объяснитесь
Только вы и я тчк Стандартные снаряды зпт строгая очередность тчк Война скучна зпт но мы можем развеять скуку приятной беседой
Ковач протер ладони.
Согласен зпт ваш выстрел
– А не закусить ли нам, милейший Франц, вон там, в зарослях?
– Охотно, полковник! – Мальчишка откозырял.
– Зовите меня Станиславом. Тащите провизию, я сам разведу огонь.
…Разрыв полыхнул в роще через полчаса, несколько сосен взлетели в вечереющий воздух, одурело мотая корнями.
– Берегись! – заорал Ковач. Хвойная крона обрушилась, застя свет. Белая кисть дернулась из-под завесы, и, скользя червяком, Франц выбрался из-под завала, сбивая иголки с бриджей.
Вы снова точны зпт полковник Халид зпт однако у меня пока имеется ряд некоторых поправок тчк Искренне надеюсь зпт следующий выстрел принесет вам удачу тчк Ковач
– Франц, сорок-сорок, стопорите. – Малая рукоятка закрутилась, колеса задрали шею Берты почти к небу. – Сто двенадцать к югу. Стоп. – Ковач помедлил. – Огонь!
Грохот зажал уши и вышел через нос, раскаленная гильза напомнила ему гигантский безглазый выкидыш. За горизонтом разорвались заревом дождевые облака.
Полковник зпт еще чуть-чуть зпт и я бы не говорил с вами тчк Мне рассказывали зпт что вы по форме воронки можете локализовать стрелка с точностью до ста метров зпт слава Аллаху зпт я увидел это собственными глазами вскл Кажется зпт будет дождь тчк Халид
Лестная оценка зпт полковник тчк Всецело в вашем великодушном распоряжении ткч Ковач
Дождь налетел потоками, настоящий муссонный ливень. Зачехлив орудие под тент, Ковач представлял себе хрупкого носатого мусульманина с крохотной фигурной бородкой, оливковыми маленькими кистями в кольцах, в феске, плетеных вязью серебряных петлицах. Вот он сидит в своем купе на венском стуле, похожий на чертика из табакерки, вытянув ноги в точно таких же кожаных, по икре, ременных сапогах, и ждет. Чего?
Франц сидел в сторожке, обхватив себя за подмышки и косясь на молчащий аппарат. О штабе он не спрашивал.
– Скоро кончится. Там просвет! – обрадовался он и распахнул дверь. Ковач видел его белую спину в проеме параллельно с нараставшим шелестом. Он не смог встать, потому что стало темно. А капли все капали с притолоки.
Полковник зпт надеюсь зпт я не слишком расстроил вас впрс Вы не приветствуете меня зпт что-нибудь случилось впрс Халид
Ваш выстрел был точен тчк Я хороню моего адъютанта тчк Вернее зпт сижу и вспоминаю зпт каким он был славным тчк
Мальчик впрс Он был мальчиком впрс Полковник зпт я приношу вам свои глубокие соболезнования тчк Имеете ли вы силы продолжать впрс Халид
Я продолжу тчк Надеюсь зпт вы не увидите в моих усилиях мелкой мести тчк
Как можно зпт я преклоняюсь перед вами вскл…
Скажите зпт Халид зпт зачем мы убиваем друг друга впрс
Потому что мертвы от рождения и всю свою жизнь хотим достичь приданного нам состояния зпт чтобы не лгать перед Аллахом зпт и убиваем себя и других зпт чтобы приближаться к
Лента кончилась. Аппарат звякнул и смолк. Ковач намотал катушку другой стороной и заправил. Молчание.
Вы будете продолжать впрс
Я понимаю зпт что держать вас в напряжении непростительно с моей стороны тчк мне кажется зпт что вы понимаете меня тчк
Мне кажется то же самое тчк
В лесу засвистели малиновки. Было сонно. Ковач медленно выбрился перед осколком зеркальца и протерся незамасленным уголком тряпки. Веки подрагивали. Он пошел к Берте и навел ее на один из разъездов невидимой узкоколейки. Кряхтя, выкатил снаряд на саночки, уложил в затвор.
– Господи. Никто не скроется от тебя. Ничто. Краски мира, этот вихрь ополоумевших жизней захлестывает меня. Мы все стоим перед чем-то большим, чем мы сами, и нам страшно. Поговори со мной, Господи, – сказал он и дернул спуск.
Покосившаяся сторожка молчала.
Поговори.
Ибо я солдат, ибо я убиваю и потому только имею право хотя бы на одно твое слово!
Молчание. Облака. Ветер.
Или ты назвался Полковником Халидом и убиваешь меня? Тогда Бог ли ты милосердный и что тогда проку в моей злобе, что тогда тебе от моего отчаяния? Тогда ты такой же солдат, как и я, убийца своих детей, и тогда нам не о чем говорить.
На рысях он зарядил еще снаряд, захлопнул затвор. Так.
И услышал стрекот морзянки.
Полковник зпт я решил ехать к вам тчк Здесь нет линии фронта зпт нет законов зпт кроме наших зпт проведем же день в приятной беседе на вашей стороне тчк я переночую у вас зпт мы вместе оплачем вашего мальчика зпт а потом уеду зпт вы согласны зпт друг мой впрс
Халид зпт друг мой зпт приезжайте зпт я жду вас вскл
Старые рельсы ведут меня зпт я уже близко зпт ваша проволока мотается на мою катушку тчк Жду встречи тчк Ваш Халид
Ковач подошел к Берте и стал опускать ствол. Он вертел рукоятку, скрипел привод, шея чудовища была едва теплая и мокрая. Он потянулся обнять ее… Под ним дрогнуло и тут же сбросило его наземь. Полковник помотал головой и поднялся. Взрыв был близким. Он случайно наступил ногой на спуск.
Он сошел с насыпи и побежал отстукивать Халиду, но на полпути понял, что это бесполезно.
За лесом рвались снаряды. Один, второй, третий.
С перегона принесло горячий ветер.
Полковник потянулся за платком.
Выглянуло солнце. Грудь сдавило невыносимым одиночеством, словно налило холодной болотной водой.
Стало тихо.
И вдруг раздался шелест.
Ковач обернулся: из распахнутой двери сторожки вынесло кучу спутанной телеграфной ленты.
Волны
Эрика позвонила за полночь, когда Джей уже готовился выключить лампу.
– Спишь?
– Еще нет.
– Бросай свои чертовы справочники, ты мне нужен.
– В такой шторм? Постой, ты что, на базе?
Встать мешали раскрытые как попало томики «Общей океанологии», похожие на маленьких кашалотов: улыбчивые и тупорылые.
– Приезжай, говорю. Кажется, мне кое-что удалось.
Джей вышел к машине и, не прогревая двигатель, зажег дальний свет, зачем-то помигал и тронулся. Через полчаса вечно жующий что-то усатый охранник открыл ему сетчатые ворота.
В коридоре стояла стрекочущая тишина. Эрика с кофейной кружкой пританцовывала у кулера.
– Есть сигнал?
– Стадо идет на нас. Береговая охрана предупреждена.
– Сколько?
– Пять самцов, восемь самок.
– Детеныши с ними?
– Держатся в кругу.
– Думаешь…
– Не то слово.
Стадо виднелось на радаре, слышалось в колонках.
– Двадцать три мили. Если повернут к нам, значит, будут кидаться.
Губы Эрики шевелились над горячим краем кружки. Джей обнял ее и потерся бородой о гладкую шею.
– Ну что ты так волнуешься? Давай, успокаивайся. Ведь всегда можно повторить.
– Не всегда! Ты прекрасно понимаешь, что…
Он понимал. Либо они сейчас предотвратят выброс, либо программу прикроют. И так уже последний срок. Восемь лет убито на примерную дешифрацию, сбор сигнального словника, однообразные, как смерть, тесты, загромоздившие нумерованные маркерами дискеты… Канут ли эти годы в еще одну штормовую ночь или выведут их к ослепительным статьям в «Нэшнл Байолоджикал Сайнс», где Эрика и он (первым номером – именно она, он настоял заранее) объявят, что контакт состоялся, решалось в эти минуты.
«Мне кажется, звери – инсультные больные, у них отказала речь, но речь исключительно наша, и потому мы выволакиваем их к своему языку. Мы как будто реаниматоры – их и всей живой природы вообще, но пока исключительно для себя. Интересно, когда мы познакомим зверей, птиц, рыб и насекомых друг с другом, не окажется ли, что единственными неизлечимыми больными в природе были мы?» – часто говорила Эрика.
Так она говорила, с волосами, стянутыми резинкой, потом с распущенными, на краю его холостяцкой кровати. За восемь лет они так и не выяснили отношений.
– Зона приема.
– Готовность. – Джей спешно выстраивал консоль. Вожак шел впереди. Кашалот-наводчик. Отведя его от рифов, можно было торжествовать: остальные пойдут следом.
– Фиксирую поток.
Кит уже был на головном экране, полощущий двадцатифутовым раздвоением хвоста, мозг его отображался радужным сиянием и разбегался по нейроводам вдоль черной массы, отбрасывавшей длиннющий бурунный след. Хриплый крик слышался то тише, то громче.
«Дальше», «Земля», – поплыли по экрану слова.
Эрика вытерла кисти салфеткой и уронила ее на пол.
«От (прочь)», «Земля», – медленно ввела она и посмотрела на Джея. Он кивнул и занялся копированием данных, видя на мониторе, как коротковолновый излучатель разворачивается в дожде, приоткрывает головку и начинает трансляцию.
– Передача пошла, – прошептала Эрика, роняя со стола кружку в поисках пачки «Салема».
Туша на экране замедлила взмахи плавниками. Джей и Эрика синхронно встали, занеся кисти над клавиатурами.
– Повтор. Дай повтор.
Пауза была нестерпимой. «Эта минута будет стоить мне суток жизни», – подумал Джей.
– Угол к береговой линии минус сорок градусов.
Мужчина и женщина грохнулись в вертящиеся кресла.
– Они повернули.
Прошло десять минут. Шторм усиливался. Стекла заливало крупными каплями, барабанило по карнизам.
– Выходят из залива. Остановились. Джей, они поворачивают назад!
Эрика повалила кресло.
– Повтори, когда подойдут на сто ярдов.
– Есть.
– Давай, чего ты ждешь? До рифов…
Экран вспыхнул: «Земля», «Стонать», «Кит».
– Посмотри в реестре. Я что-то не помню там слова «стонать».
Эрика посмотрела на него дико и защелкала мышкой.
– Я вчера подключила дополнительный лексикон, сортировка по громкости.
– Зачем?
– Для усиления релевантности выборок. Пробовала. Не успела отсоединить.
– Оставь.
«Земля», «Кит», «Киты», «Человек».
Джей ничего не понимал.
«Давно», «Разговор», «Беседа», «Знак», «Камень», «Я», «Волна».
– Эрика. Напиши им фразу, – сказал голос в Джее.
Эрика, с безумными зрачками, написала: «Привет».
Ответный «Привет» вспыхнул почти сразу.
– Пишешь? – Он не услышал «да». – «Как дела?»
«Человек», «Машина», «Я», «Смех», «Восторг».
– «Зачем вы выкидываетесь на землю?»
«Где (расположение)», «Земля».
– Близко. Опасно. Уходите из залива. Не надо рисковать, – диктовал Джей.
«Спасибо», «Знать», «Опасно», «Человек», «Приятель», «Беседа».
– Господи, Джей, если в Береговой Охране выпадут на нашу волну…
– …Они ничего не поймут. Решат, что это не киты, – улыбнулся Джей. – Ты счастлива?
– Наконец-то. Господи, это лучше оргазма… Прости, – поправилась она и покраснела еще больше.
– «Зачем?»
«Вера», «Земля», «Вера», «Ход времен».
– Они усложняют структуру волны, Джей. Они берут выражения целиком.
Трансляция по двум каналам, режется третий.
– Кто говорит?
– Кажется, трое. Вожак, самка и детеныш.
– Детеныш?!
– «Зачем вы идете к берегу? Вы погибнете! Не сможете сойти с мели назад! Не сможете вернуться! Вы слишком тяжелы! Вы поранитесь!»
Фонтаны во мгле. Фырканье, дырки в спинах, липкие, режущие стрелы плавников. Касатки наверняка почуяли, что идет стадо… ни одной касатки, путь свободен, словно перед бомберами, заходящими на посадку звеном. В коридоре ни одного истребителя.
«Человек», «Еда», «Привычка (совершать, делать)».
– «Вы выкидываетесь, чтобы человек мог вас съесть? Голодные люди? С побережья? С дубинами? Как ты помнишь?»
«Люди», «Крики», «Кит», «Праздник», «Огонь», «Танец», «Голый (обнаженный) камень», «Сотворчество костей», «Память (идентично)», «Вечность».
– Джей, они выходят к молу.
– Скажи, чтобы не подходили близко! Ты пишешь?
p>– Пишу! Что говорить?– «Почему?»
«Шутить с человек», «Я (в) смех», «Воля (малый идентификат)», «Закон», «Еда неважность», «Путь (притяжательное взаимодействие)», «Цель (и) Разум (вывод к) Единство».
– Они близко.
«Беседа», «Беседа».
– Его кидает к скале.
Экран высвечивал последнюю фразу, сбоку ползли задействованные модули.
– «Остановись. Мы придумали Прибор для того, чтобы охранять вас».
Молчание.
– «Остановись, ты не можешь так поступить, с тобой твоя жена, твой ребенок, а твоему ребенку нужен отец. Ты не должен уходить. Ваше самоубийство поразило меня в детстве, – Джей больше не вытирал щек ребром ладони, Эрика вводила и кивала на каждом слове. – Это ужасное зрелище. Древнее, ужасное. Остановись. Мы говорили, беседовали. Нам нужно много узнать друг о друге. Вы наши древние братья. Я потрясен сейчас, но я прошу – поговори со мной, поговори со мной, пожалуйста».
– Он выкинулся, Джей. Лежит на Уэст-Сокс, пять миль.
– Оставайся здесь. Это приказ.
Джей вылетел с крыльца, как ошпаренный. Голос Эрики звучал в наушниках.
– Я тебя вижу. Ты уже близко. Джей!
– Что, что случилось?
– Еще одна фраза… Чертов комп завис! Я сейчас застрелюсь!
– Молчи, истеричка! Спокойно. Все хорошо. С чего начинается фраза?
– Ты врежешься, следи за дорогой!
– Где?
– Тысяча четыреста метров к северо-северо-западу, я наведу тебя. Продолжай.
– Черт знает что за ночь!
Ветер отбрасывал на лобовик гигантские листья, мерзко шелестевшие и сворачивающиеся, Джей почти ничего не видел. Рама с прожекторами озарила бугристый участок трассы, и тут же под задний мост въехало что-то вздыбившее джип, а потом мягко повалившее его набок. Пляж.
– Только не это! – застонал Джей, срывая наушники. Берег был близко, белые кромки волновой пены катились на него из темноты.
– Эрика, где он?
Наушники молчали. Джей бросился по заливаемой полоске, он уже видел поросший ракушками бок, солевые разводы, слышал тяжело переводимое дыхание… конец, конец…
– Джей, я его потеряла, – ожил эфир.
Джей стоял в лунке, выдолбленной единым наскоком многотонной громадины, по обе стороны крупным росчерком по песку виднелись резкие глубокие полосы водорослей.
– Джей, я не вижу его!
– Он там, Эрика.
– Где?
Он промолчал.
– Что с последней фразой?
– Джей… тут написано: «Только великому страннику знать суждено, каково искушенье… долгой и твердой коснуться земли после года изгнанья, пусть даже смерть угрожает ему и ужасная ночь, он появляется, жди, человек, он придет, он сумеет». Не знаю, как смогла машина, но она смогла. Я ничего такого не вводила. Разве что Шекспир, некоторые сонеты… но это все, Джей, я клянусь.
– Это правда все?
– Да. Они ушли из зоны приема. Джей, ты меня слышишь? Я люблю тебя.
– Повтори.
– Люблю тебя.
– Плохо слышно, ветер.
– Не шути со мной, придурок, я сказала, что люблю тебя!
Джей рассмеялся и пошел с пляжа, отстегнув капюшон. Он думал об Эрике и китах. «Долгой и твердой коснуться земли…» Удивляться тому, что это были стихи, уже не оставалось никаких сил.
Костер
В пролом третьего этажа задуло крупой. Шрайбер открыл глаза и пошевелил плечом, шурша примерзшим к стене эрзац-воротником. Наледь добралась до него, свисая с кирпичей длинной седой челкой: в квартале работала подвальная русская баня, он иногда видел ее черный дымок, стелющийся наискось через улицу.
К бане ходили глубоко за полночь, когда утихали перестрелки, первыми шли женщины и дети, позже, по обычаю, заходили мужчины. Сначала Шрайберу было трудно отличать одних от других в быстро запотевавшую оптику – толстые, замотанные в ватные куртки, штаны, перетянутые ремнями, платками, люди казались медведями, вставшими на задние лапы. Они совершенно не умели хранить тепло, но в своих нарядах двигались умело и даже с каким-то изяществом, хотя огромные валенки и примитивные бурки заставляли их потешно косолапить.
Баня расхолаживала. После помывки закуривали, разжигали демаскирующий костер, хохотали.
За долгие недели в Сталинграде он изучил город досконально. Развалины стали привычным фоном его одинокого бытия. В них для него было оборудовано пять-шесть основных лежек, ночных и дневных, где рядом с тускло поблескивающими консервами всегда стояли замотанные тряпицами масленки. Со смазкой при морозах была сущая беда, и Шрайбер, как дельный профессионал, направил рапорт прямо на заводы, прося обеспечить оружию Восточного фронта нужную холодоустойчивость. Масло «снайперской марки» стали выпускать к началу 1942 года, за что химики получили медали, а Шрайбер – устно прошелестевшие у отмороженных ушных раковин похвалы штабного генералитета.
Он потянулся к нише, вынул тряпицу, снял перчатку, развязал узелок. Затвор влево, пружину вправо. Каплю на зубец – каплю на плоскость. Обтереть. Смазку оружия он преподавал когда-то отдельно, придавая ей при выстреле решающее значение.
Он ждал русского командующего.
Заканчивался еще один бесконечный день войны. Распорядок установился еще осенью: после утренней артподготовки люди выползали из убежищ под черные трубы сгоревших кварталов, и начиналась та самая, сталинградская, бешеная, хаотическая стрельба во все стороны, в которой только профессионалы могли отличить своих от чужих. Задачи дня для обеих сторон были предельно просты: продвинуть линию обороны хотя бы на метр вперед.
Взводы и полуроты перебегали перекрестки, врывались в коробки измерзших домов, артиллеристы выкатывали на прямую наводку заиндевелые пушки, барражируя над Волгой, гортанно перекрикивались асы, затевая авиадуэли.
После полудня по негласному соглашению обедали, после трех-четырех снова пытались отрезать друг у друга по полдома, четвертушке, подъезду, скверику, валясь спать в комнатушках с ободранными обоями и сожженной мебелью, мертвыми кухонными кранами, свернутыми набок, как шеи стервятников. С темнотой снова отдыхали, замышляя новые охваты и прорывы.
После недолгих сумерек наступало время Шрайбера. Он просыпался среди мрака, как желтоглазый сыч, и неслышно пропахивал опустевшие улицы, по опаленным камням, мимо опрокинутых бронемашин с застрявшими в люках сизыми окоченелостями. Ему не было странно, что утром он видит одних людей, а вечером других, и одни умирают, чтобы умирали другие, и наоборот, но, в конце концов, он предпочитал оставаться на русской стороне, пока не кончались припасы. У своих, чем дальше, тем дольше, ему было отчего-то не по себе.
Он уставал от тупости сослуживцев, их неспособности оценить происходящее и сконцентрированных потому на шутках, которых год назад постеснялся бы даже фельдфебель.
Но гаже всего было наблюдать заезжих мальчиков из Берлина с пронзительными, как они думали, взглядами. Они оскорблялись видом передовой, поскольку не обнаруживали лежащие перед собой на подносе ключи от Сталинграда и Москвы. Ничего похожего.
Костер запалили с канистры. Он полыхнул около груды камней, по развалинам побежали стелющиеся багровые блики. В эту или следующую ночь генерал Максудов, ориентировка на которого содержалась в приказе вместе с довоенной фотокарточкой, должен был навестить свои позиции. Шрайбер готовился к встрече. По лейтенантам и шоферам работали другие. Они в основном и гибли. Шрайбер ценил свой опыт несколько выше.
Иногда он преодолевал в себе сумасшедшее желание выйти к костру. Что бы они сказали? Узнали бы, растерзали бы в клочья или… сонно подвинулись бы?
Еще днем слабый кашель полуторки возвестил ему о подвозе боеприпасов. Приподняв зеркальце над проломом, он увидел, как задом въезжает за гнутую чугунную ограду грузовичок, пригибаясь, спрыгивает с подножки гигант в полушубке цвета кофе с молоком и тут же по пояс проваливается в приямок, теряет ушанку, неловко зацепившись за отогнутый над зевом ржавый прут панели. Чуть погодя через двор перебежала девочка с пустым ведром. Навстречу выскочил измазанный сажей парнишка в расстегнутой телогрейке, лихо проехался на ослепительно-синей наледи, догнал и нахлобучил подруге шапку на лоб. Шрайбер мог поклясться, что и мальчишку, и девчонку видит уже много дней. Толстая баба что-то крикнула из зарешеченного окошка, кинула мальчишке кисет. Он подобрал и резво скрылся за кирпичным навалом, оставшимся от флигеля.
Максудов не мог приехать на штабной машине. Он не мог и прийти пешком через минометную зону: квартал был практически отрезан. За ним тянулась почти до самого Тракторного пустая площадь, с которой во время тайного перемирия убрали дымящееся мясо с въевшимися в самые кишки ворсинками шинельного полотна. Там, за помпезно провинциальным кинотеатром в стиле ампир, русские хоронили своих мертвых. Пока хватало бензина, немцы везли своих за Волгу, где похоронная команда отыскала под солдатские кресты и офицерские обелиски величественно пологое поле.
Централизация нарушилась к зиме, когда бы и следовало исполнять приказы беспрекословно, однако сон, морозный сон не давал мгновенно вскидываться, люди дурели от воздуха, красных авитаминозных пятен, расползавшихся по щекам, от мерного, азиатского молчания великой степи, полонившей их, схватившей за хлястики шинелей и полы маскхалатов…
В них навеки отпечатались километры рвов, вскинутых к небу бетонных обломков. Мертвые каменные распадки. Зона богов.
…В костре весело и нагло трещали ящики. Арктическая ночь вздымалась над снайпером и его жертвами отсветами далеких осветительных ракет. Лохматые хвосты таяли в морозной мгле, и щека Шрайбера дернулась. Он подумал, что, ведая протяженностью жизней каждого из копошащихся там несоразмерных, пещерных туловищ, он не является их пастырем. Не имеет их любви. И если они не молятся ему, не приносят ему жертв, не выклянчивают у него спасения, значит, как божество он мертв, а как человек… как человек он ощущал это давным-давно. Открытие не расстроило Шрайбера. Он понял, что начал понемногу сходить с ума, а это может повлиять на стрельбу. Он немедленно помассировал кожу вокруг правого глаза, висок, лобную долю, потом погрузил курковую фалангу в объятье левой ладони и долго, с наслаждением усиливал ток крови сквозь нее, важнейшую в его ремесле.
К полудню следующего дня он добрался до контрольной лежки, пошарил в провале, вынул из металлической папиросной коробки записку и узнал, что ему следует быть поусерднее. Русские пришли в движение. Максудова в штабе нет.
«Кто?» – в сотый раз спрашивал себя Шрайбер.
И артиллеристов, и автоматчиков, и наблюдателя, и повариху он знал в лицо с самого ноября. Дивизионных разведчиков, налетавших на «передок» с телефонистом с двумя – основной и резервной – катушками, видел неоднократно. Совсем мальчишки.
Оставался старик. Он появился три дня назад, кашляющий, седобородый, согбенный, осторожный в движениях, словно замирающих на пути к цели. Кружку воды, окурок, поданные ему, брал почтительно, как из рук высших существ. Часто, не боясь обстрелов, как и Шрайбер, сидел на дневной стороне, прижавшись к стене, щурясь в немеркнущий солнечный ореол над сражающимся городом.
Читать бесплатно другие книги:
