Разгадай меня (сборник) Мафи Тахира
— Да-да. — Он переводит взгляд на Уорнера. — Правда же, сынок?
— Нет, — задыхаюсь я. — Боже мой! Что вы с ними сделали? ГДЕ ОНИ?!..
— Успокойся, — обращается ко мне Андерсон. — С ними все в полном порядке. Я просто забрал их себе, так же как и тебя. Они мне нужны живые и здоровые. Если, конечно, вылечат меня, как ты полагаешь?
— Ты знал об этом? — в отчаянии поворачиваюсь я к Уорнеру. — Это ты сделал? Ты знал…
— Нет, Джульетта, — отвечает он. — Я клянусь, это была не моя идея…
— Вы оба волнуетесь на пустом месте, — говорит Андерсон, лениво махнув рукой в нашу сторону. — У нас есть более важные дела, на которых следовало бы сосредоточить свое внимание. Более интересные и срочные.
— О чем это ты? — удивляется Уорнер. — Похоже, он перестал дышать.
— О справедливости, сынок. — Андерсон переводит взгляд на меня. — Я говорю о справедливости. Мне нравится наводить порядок и возвращать все на свои места. Я ждал твоего приезда. А потому готов показать тебе, что же я все-таки имею в виду. И это, — добавляет он, — нужно сделать в первую очередь. — Теперь он внимательно смотрит на Уорнера. — Ты меня слушаешь? Теперь внимание. Смотришь?
Он достает пистолет.
И стреляет мне в грудь.
Глава 70
Мое сердце взорвалось.
Меня отбрасывает назад, я путаюсь в своих собственных ногах и в итоге падаю на пол, шлепаясь головой о ковер, при этом руки совершенно не помогают мне смягчить удар. Я ощущаю невероятную, непередаваемую словами боль, такую, которую даже представить себе невозможно. Как будто у меня в груди разорвался динамит, как будто меня подожгли изнутри и все вокруг почему-то начинает замедляться.
«Вот так, наверное, и умирают», — проплывает у меня в голове.
Я моргаю, и это событие тоже занимает немало времени. Перед собой я вижу несколько расплывчатых неясных образов, раскачивающиеся блики, не более того, и их неестественные движения сливаются воедино. Звуки спутаны и искажены, они то слишком высокие, то, наоборот, чересчур низкие, и, главное нечеткие, чтобы было возможно хоть что-то разобрать. Они как ледяные электрические разряды, волнами путешествующие по моим жилам. Такое впечатление, что все мое тело заснуло, а теперь пытается снова пробудиться.
Теперь перед собой я вижу лицо.
Я пытаюсь сосредоточиться, чтобы определить его форму, цвет, чтобы все у меня перед глазами сфокусировалось, но это очень, очень трудно сделать. Неожиданно мне становится трудно дышать, мне начинает казаться, будто у меня в горле появились острые лезвия, будто мои легкие проколоты, и чем больше я моргаю, тем сильнее расплывается передо мной картинка. Очень скоро я понимаю, что едва дышу, и я вдруг вспоминаю детство, когда доктора заявили, что я страдаю приступами астмы. Но они ошибались, мое неровное поверхностное дыхание не имело ничего общего с астмой. Оказалось, причиной всему — беспокойство и паника. Но сейчас мои ощущения похожи на те, что я испытывала тогда, когда была маленькой. Это как будто я пытаюсь набрать в легкие побольше воздуха через очень тоненькую соломинку. Как будто легкие закрылись, объявили каникулы. У меня кружится голова, я уже плохо соображаю. И эта боль, боль, нескончаемая боль. Боль ужасная. Это самое страшное. Она нескончаема.
Внезапно я слепну.
Я скорее чувствую кровь, а не вижу ее, я чувствую, как она выливается из меня, а я продолжаю моргать, и моргать, и моргать в тщетной попытке восстановить зрение. Но я не вижу ничего — только белую дымку. Я ничего не слышу, только удары сердца в ушах и еще свое собственное короткое, поверхностное дыхание. Мне жарко, нестерпимо жарко. А кровь такая свежая и теплая, она лужицей растекается подо мной и вокруг меня.
Жизнь вытекает вместе с ней, и я думаю о смерти, я думаю о том, какую короткую жизнь я прожила, как мало мне досталось пожить. Как я провела ее всю в страхе, как никогда не могла постоять за себя, как хотела стать кем-то другим, тем, кем хотят стать все. Целых семнадцать лет я пыталась вогнать себя в шаблон, с которым, как я считала, остальным будет намного комфортнее и безопаснее.
Но ничего не помогало.
Итак, я умру, так ничего и не достигнув. Я никто. Я всего лишь глупая девчонка, истекающая кровью на полу в доме у психопата.
И я думаю, что, если бы мне пришлось все начать заново, я бы поступила по-другому.
Я была бы лучше. Я бы изменила себя. Я сделала бы другим этот жалкий и беспомощный мир.
И начала бы я с того, что убила бы Андерсона.
Плохо только то, что я скоро умру.
Глава 71
Глаза у меня открыты.
Я оглядываюсь по сторонам и думаю — что за странный вариант жизни после жизни? Непонятно, при чем тут присутствующий здесь Уорнер и почему я до сих пор не могу двигаться, да еще эта невероятная не проходящая боль! Что еще более странно — я вижу перед собой Соню и Сару. И я даже не стараюсь понять, как и почему они тут оказались.
А еще я слышу.
Звуки становятся более отчетливыми, и так как мне трудно поднять голову, я решаю вместо этого сосредоточиться на разговоре, доносящемся до моих ушей.
Они спорят.
— Вы должны! — кричит Уорнер.
— Но мы не можем… мы не можем даже д-дотрагиваться до нее, — заявляет Соня, чуть не плача. — Мы никак не сможем ей помочь…
— Я не могу поверить, что она умирает, — захлебываясь слезами, выдавливает Сара. — Я сначала не поверила, что вы говорите правду…
— Она не умирает! — возражает ей Уорнер. — Она не умрет! Пожалуйста, выслушайте меня, я вас прошу! — в отчаянии умоляет он. — Вы можете ей помочь. Я пытаюсь до вас достучаться. Вам всего-навсего нужно дотронуться до меня, и я впитаю вашу силу, ее можно будет проводить через меня. Я смогу управлять вашей энергией и перенаправлять ее…
— Но этого не может быть, — упрямствует Соня. — Это же… Касл нам ничего подобного не говорил… Он бы обязательно нам все рассказал, если бы вы умели делать нечто подобное…
— Господи, прошу вас, послушайте же меня, — настаивает Уорнер, хотя голос у него уже начинает срываться, — я же не пытаюсь вас обмануть…
— Вы нас похитили! — одновременно выкрикивают девушки.
— Это был не я! Это не я вас похитил!..
— С какой стати мы должны вам верить? — спрашивает Сара. — Откуда мы знаем, что это не вы с ней сотворили?
— Почему же вам наплевать на нее? — Он тяжело дышит. — Как вы можете оставаться безразличными? Неужели вам все равно, что она истекает кровью… а я-то думал, что вы с ней подруги…
— Разумеется, нам не все равно! — возмущается Сара. — Но только как мы ей можем сейчас помочь? Куда мы ее заберем? Кому покажем? К ней никто не может прикасаться, и она уже потеряла слишком много крови… вы сами посмотрите на…
Тяжелый вздох.
— Джульетта!..
Шаги рядом со мной топ-топ-топ. Где-то у самой головы. Все звуки снова будто сталкиваются один с другим, сбиваются и кружатся возле меня. Не могу поверить в то, что я еще не умерла.
Даже представить не могу, сколько времени я лежу вот так.
— Джульетта! ДЖУЛЬЕТТА!!!
Голос Уорнера похож на веревку, за которую я хочу ухватиться. Я хочу поймать ее конец, завязать его вокруг пояса, чтобы он вытянул меня из этого парализованного мира, куда я попала, как в капкан. Я хочу сказать ему, чтобы он не волновался, что все в порядке, все будет хорошо, потому что я уже приняла это, я уже готова умереть, только я не могу. Я ничего не могу сказать. Я почти не дышу, я не могу шевелить губами. Я мучительно дышу и удивляюсь, почему мое тело до сих пор никак не может сдаться.
Но вот Уорнер зачем-то встает надо мной, над моим истекающим кровью телом, широко расставив ноги, но так осторожно, чтобы ни в коем случае не задеть меня. Он хватает меня сразу за обе руки выше локтей и говорит:
— С тобой все будет в порядке. Мы сейчас все сделаем… они помогут мне все поправить… ты поправишься. — Он глубоко дышит. — Ты будешь абсолютно здорова. Ты меня слышишь? Джульетта, ты меня слышишь?
Я моргаю и смотрю на него. Я моргаю-моргаю-моргаю-моргаю и понимаю, что меня по-прежнему поражают его глаза. Какой восхитительный оттенок зеленого!
— Каждая из вас пусть возьмет меня за руку! — кричит он девушкам, продолжая крепко держать меня за руки у самых плеч. — Начали! Прошу вас! Умоляю вас!..
И почему-то они решают послушаться его.
Может быть, они увидели что-то в выражении его лица, в его взгляде, в нем самом. Может быть, они увидели то же, что и я в своей туманной расплывчатой перспективе. Отчаяние, боль и страдания как будто впечатались в его лицо, в то, как он смотрит на меня, словно он сам умрет, если сейчас погибну я.
И мне приходит на ум одна мысль — какой удивительный прощальный подарок от этого мира.
Ведь, в конце концов, я не умерла в одиночку.
Глава 72
Я снова ничего не вижу.
В мое тело вливается жар, причем с такой силой, что он буквально заливает мне глаза. Я ничего больше не ощущаю, только этот жар, жар обжигающий наполняет меня всю изнутри — мои кости, нервы, кожу, каждую мою клеточку.
Все мое тело как будто полыхает.
Сначала я приняла этот жар за ту же боль в своей груди, исходящую из отверстия на том месте, где у меня раньше находилось сердце, но постепенно я начинаю понимать, что этот жар не вызывает никакой боли. Наоборот, он обладает некой силой, мощью, он почему-то мне даже приятен. Мое тело не отвергает его. Оно не собирается ни уклоняться от него, ни защититься.
Я чувствую, как отрывается моя спина от пола, и вдруг огонь охватывает мои легкие и я начинаю жадно хватать ртом воздух. Я дышу яростно и жадно, как будто это сейчас и есть самое главное, без чего я не смогу существовать. Я пью кислород, я пожираю его, захлебываюсь им, глотаю его с чудовищной скоростью, и все мое тело вздымается волнами, стараясь поскорее прийти в норму.
В груди такое ощущение, будто ее залатали, будто плоть перерождается и обновляется, исцеляясь в каком-то нереальном темпе, и я моргаю, дышу, верчу головой, стараясь хоть что-то разглядеть вокруг себя, но все остается по-прежнему размытым и неясным, хотя, в общем, мне уже легче справляться с самой собой. Я чувствую пальцы на руках и ногах, я ощущаю все свои конечности, я снова слышу, как бьется мое сердце. Неожиданно лица надо мной становятся ясными и отчетливыми.
И жар в тот же миг куда-то пропадает.
Руки исчезают вместе с ним.
Я снова в бессилии замираю на полу.
И погружаюсь в кромешную темноту.
Глава 73
Уорнер спит.
Я это знаю, потому что он спит рядом со мной. Здесь достаточно темно, но, открыв глаза и недолго поморгав, я понимаю, что на этот раз зрение вернулось ко мне. Я мельком гляжу в окно и вижу, как луна, переполненная светом, бросает его в эту небольшую комнату.
Я все еще нахожусь здесь. В доме у Андерсона. В комнате, которая раньше скорее всего была спальней Уорнера.
А он сам спит на подушке рядом со мной.
Черты его лица такие божественные и неземные в лунном свете! Его лицо обманчиво спокойно и невинно. И я думаю о том, что это просто невозможно. Вот я, а вот и он лежит рядом со мной. А я — рядом с ним.
И мы вместе лежим на его детской кровати.
И он спас мне жизнь.
Невозможно — какое же это глупое слово!
Я чуть шевельнулась, но Уорнер реагирует моментально. Он резко садится в кровати, его грудь вздымается и опускается, он часто моргает. Потом смотрит на меня, видит, что я проснулась, что у меня открыты глаза, и замирает на месте.
Мне хочется сказать ему очень многое. Я должна рассказать ему об очень многом. Мне нужно очень многое сделать, многое обдумать, много чего решить.
Но сейчас у меня всего один вопрос.
— Где твой отец? — шепотом спрашиваю я.
Уорнер отвечает не сразу, а чуть подумав:
— Он вернулся на базу. Уехал сразу после… — снова секунда тишины, потом: —…после того как выстрелил в тебя.
Невероятно.
Он оставил меня истекать кровью в своей гостиной. Какой милый подарочек — вот, мол, сыночек, теперь сам убирай. Какой милый урок для сына. Влюбляйся и смотри, как я пристрелю твою возлюбленную.
— Значит, он не знает, что я здесь? — спрашиваю я Уорнера. — Он не знает, что я жива?
Уорнер отрицательно мотает головой:
— Нет.
«Хорошо, — думаю я. — Очень хорошо. Пусть уж лучше думает, что я умерла».
Уорнер все еще смотрит на меня. Он смотрит и смотрит, как будто хочет дотронуться до меня, но боится приближаться. Наконец он шепчет:
— С тобой все в порядке, любовь моя? Как ты себя чувствуешь?
Я мысленно улыбаюсь, думая о том, сколько же есть разных вариантов, как бы я могла ответить на этот вопрос.
Я думаю о том, что мое тело сейчас, как никогда еще в жизни, измучено и истощено. Я думаю о том, что за два дня я ничего не ела и выпила только один-единственный стакан воды. О том, что никогда еще я так не запутывалась в людях, когда они кажутся кем-то одним, а на самом деле — совсем другие. Я думаю о том, что вот я сейчас лежу здесь на кровати в доме, которого вообще, по сути, не должно было быть, причем лежу рядом с человеком, которого все боятся и ненавидят в Секторе 45. Я думаю о том, как такое возможно, чтобы этот ужасный человек мог обладать такой нежностью. И еще о том, как он спас мне жизнь. Как его родной отец выстрелил мне в грудь. Как всего несколько часов назад я еще лежала на полу в луже собственной крови.
Я думаю о том, что мои друзья, наверное, до сих пор воюют, а Адам скорее всего мучается догадками, где я сейчас и что со мной случилось. А Кенджи по-прежнему тянет на себе ношу сразу нескольких людей и всех, как и раньше, выручает. А вот Брендана и Уинстона, возможно, до сих пор не нашли. И вообще все жители «Омеги пойнт», может быть, уже погибли. И тогда я задумываюсь уже серьезно.
Сейчас я чувствую себя намного лучше. Так хорошо мне не было еще никогда в жизни.
Это даже удивительно, что все теперь стало для меня другим. Теперь вообще все будет по-другому. Мне надо многое сделать. Свести счеты кое с кем. И еще ведь столько друзей ждут моей помощи!
Все изменилось.
Потому что раньше я была ребенком.
Сейчас я, конечно, тоже все еще ребенок, но теперь у меня есть железная воля и стальные кулаки, а по возрасту мне уже полсотни лет, не меньше. Наконец-то мне все стало ясно. Я поняла, что я сильная, может быть, я набралась немного и храбрости. Может быть, теперь-то я смогу делать то, для чего была рождена.
Теперь я стала настоящей силой.
Пусть даже и с отклонением от человеческой природы.
Я живое, ходячее доказательство того, что природа была вполне официально обманута, она сама испугалась того, что натворила, что у нее в итоге получилось.
Я стала сильнее. И злее.
Я готова совершить нечто такое, о чем определенно пожалею, но мне уже все равно. Мне надоело быть милой и послушной. Мне надоело переживать по любому поводу и без. Я больше ничего не боюсь.
Мое будущее представляет собой полный хаос.
И я больше не буду носить перчатки.
Выражение признательности
Я желаю тебе побольше снисходительных друзей, доброжелательных прохожих и долгих часов безмятежного сна. Желаю сладчайших ягод, приятнейших бесед, искреннейших объятий и всех тех, кто смог бы избавить тебя от грусти. Желаю тебе ослепительного северного сияния и взрывов хохота, желаю бесконечности и дороги, ведущей в бесконечность. Желаю всего этого тебе, мой преданнейший друг. Мой муж. Ты мой любимый цвет, мое любимое время года, мой самый лучший день. Я хочу забрать все лучшее в этом мире и подарить тебе.
Мама. Папа. Братья. Моя семья. Я люблю, когда вы смеетесь. Я люблю вас даже плачущих. Я люблю вас, когда мы вместе пьем чай, обсуждая при этом все на свете. Вы самые дивные люди на земле, ибо вам пришлось терпеть меня всю жизнь, ни разу не зароптав. Благодарю вас за каждую поданную мне чашку чая. За то, что я всегда ощущаю пожатие ваших рук.
Джоди Ример. Я поздоровалась — ответом мне была улыбка. Заговорила о погоде — в ответ услышала, что она непредсказуема. Спросила о дороге — и узнала, что путь тернист. Спросила о том, что будет дальше — услышала, что то никому не ведомо. А потом благодаря тебе начались лучшие годы моей жизни. Знаю, что забыть тебя невозможно.
Тара Уэйкем. Ты читала слова, написанные моим сердцем и пером, и понимала их с потрясающей чуткостью и тактом. Благодарю тебя за твой талант, терпение и неиссякаемую доброту. За твои добродушные улыбки. Работать с тобой — для меня огромная честь.
Тана. Ранда. Мы пролили так много слез — в печали и в радости. Но самые сладкие слезы я пролила тогда, когда смеялась вместе с вами. Ваша дружба — дивный дар, ниспосланный свыше, достойной которого я стараюсь быть каждый день.
Сара. Натан. Благодарю вас за вашу беспрестанную поддержку, значение которой невозможно описать словами.
Самайя. Благодарю тебя за подставленное плечо, участие и заботу. Не знаю, что бы я делала без них.
Огромное-преогромное спасибо всем моим милым друзьям в «Харпер-Коллинз» и «Райтерс хаус», которые никогда не получают должной благодарности за то, что делают. Мелиссе Миллер — за симпатию и оптимизм. Кристине Коланджело, Диане Нотон и Лорен Флауэр — за энергию, веру в успех и непревзойденную коммерческую жилку. Марисе Рассел, моему лучшему в мире агенту по рекламе — за ум, сметку и безграничную доброту. Рэю Шеппелу и Элисон Доналти — за умение делать почти живые обложки. Бренне Франзитта — редактору, каких мало (надеюсь, тире тут на месте). Алеку Шейну — за все, но в особенности за адекватную реакцию на появление в офисе странных игрушек. Сесилии де ла Кампа — за приложенные усилия, чтобы мои книги расходились по всему миру. Бетт Миллер — за ее неустанную поддержку. И Кэсси Евашевски из Ассоциации паевых фондов — за снисхождение, чутье и деловую хватку.
Спасибо всем моим читателям! Без вас мне оставалось бы самой разговаривать с персонажами, живущими исключительно в моем воображении. Благодарю вас за то, что вместе со мной вы прошли нелегкой дорогой Джульетты.
Спасибо всем моим друзьям в «Твиттере», «Тамблере» и «Фейсбуке». Вам, наверное, и невдомек, насколько высоко я ценю вашу дружбу, поддержку и понимание.
Благодарю вас сейчас и буду благодарить всегда.