Три закона Дамиано Ротарь Михаил
Окончательно обгаженный, но еще непобежденный, я сел в ее машину и пристегнулся. Она резко рванула вперед. Мы полетели по узким улочкам городка.
– Ты выпила. Не боишься полиции? – уже спокойно спросил я.
– Ни капельки. Все менты – мои кенты.
– Друзья или любовники?
– А тебе не по барабану? Ты же телку хотел! Ты у каждой из них печальную историю выпытываешь? А может, ты еше и романы пишешь? Или журнальные репортажи: «Секс в российской провинции глазами обывателя?»
– Останови, я выйду, – резко ответил я.– Я передумал!
– Поздно, здесь остановка запрещена. А катапультироваться на такой скорости я и каскадеру не советую. «Скорой помощи» проще будет тебя доставить сразу в мертвецкую, чтобы на лекарства не тратиться.
Мы выехали за город. Тильда управляла машиной так, словно она была частью ее тела.
Я накаркал, и человечек с волшебной полосатой палочкой на обочине стал энергично ею махать. Тильда моментально затормозила.
– Сиди и не рыпайся! – приказала она мне.
К нам подошел молодой мент. Как и положено, он козырнул и представился:
– Старший лейтенант Капитонов. Нарушаем, девушка! Превышение скорости, и Вы не пристегнуты. Берите пример с Вашего пассажира. Ваши права и техпаспорт!
В моей стране принято в таких случаях оставаться в машине и держать руки на руле. Но здесь, наверное, другие правила. Она вышла из машины, игриво покручивая бедрами. Я смотрел и не вмешивался, как она и приказала. Эта дама, очевидно, знает свое дело.
Она элегантно подала ему права и игриво улыбнулась.
– Господин майор! Извините, мы спешим с братом в больницу, нашей матери сегодня делают операцию. Я согласна заплатить штраф, но не сейчас. У меня все деньги на карточке. Если Вы не верите, что я оплачу, то вот моя визитка. Кстати, усы Вам очень идут. Ваша жена говорила Вам об этом?
Она подняла юбочку и достала визитку откуда-то из под нее. При этом она замешкалась и засуетилась, из-за чего ее прелестными ножками можно было наслаждаться весьма продолжительное время.
Старший лейтенант явно растерялся, но все-таки был доволен этим зрелищем. Тон его стал уже более миролюбивым.
– Я неженат. Но ведь Вы хотя бы могли пристегнуться ремнем безопасности? Это же в Ваших интересах!
– Понимаете, я не ношу лифчика. У меня кожа такая нежная, что любой обтягивающий предмет натирает мне так, что потом приходится накладывать мази. А после этого ремня я вообше не могу уснуть. Посмотрите!
С этими словами она сняла с себя маечку и продемонстрировав милиционеру свои перси.
– Вот видите, здесь красное пятно! Это я три дня назад пристегивалась. До сих пор не прошло! И еше мне натерло вот здесь, на правой ноге.
Она поставила ногу на капот машины.
– Да, еще у меня после этого идет аллергия на правой ягодице. Видите?
И она приспустила свои трусики и показала ему свою попку.
Милиционер стал красным, как свекла. Не соврал гад, действительно неженат!
Мимо проехал рейсовый автобус, пассажиры которого положительно оценили этот аттракцион. Водитель дал двойной гудок, а пассажиры орали в окна: «Браво! Бис!» и хлопали в ладоши.
Но эта пасторальная идиллия продолжалась недолго, потому что шедший по дороге водитель КАМАЗа увидел такую картину и отвлекся, выехав на полосу встречного движения. Ехавший там водитель «Жигулей» инстинктивно принял вправо и полетел в кювет. КАМАЗ сразу же после этого принял вправо и законнопослушно остановился.
Старший лейтенант сразу же отреагировал на эту, более серьезную ситуацию, и кинул Тильде документы. Ему уже было не до нас. Он побежал разбираться.
Запах коньяка от Тильды он и на самом деле мог не учуять. Не так уже много она его и выпила. А ее стриптиз совсем сбил его с толку.
Тильда спокойно поправила трусики и маечку и села за руль. Выдавив полный газ, она посмотрела на меня:
– Такое впечатление, что вы, мужики, никогда сисек не видели. Что в пятнадцать лет, что в шестьдесят. Всегда одна и та же реакция!
Я с трудом сдерживал смех.
– Ты всегда так уделываешь ментов?
– Нет, зимою и осенью уже другие приемы.
– А ты не боишься, что мент потом тебя достанет по визитке? Там же есть твой телефон!
– Там телефон службы спасения бездомных животных. Я там тоже работаю. Три дня в год. Пусть звонит!
Теперь я уже просто ржал:
– Я понимаю, зачем ты ему сиськи и попку показывала. Но почему ты его в звании так повысила? Ему до майора лет десять еще пахать. Он же четко представился: старший лейтенант!
– Если бы я его назвала сержантом, он бы с меня двойной штраф взял. А так ему сразу приятно стало. Полковником назвать – уже перегиб. И братом я тебя назвала совсем не с перепою. Пусть мечтой себя лелеет!
Когда баба умнее мужика, им это редко нравится. Самые умные женшины предпочитают строить из себя глупышек. Мне же всегда нравились такие, с которыми можно поговорить не только о последней серии мыльной оперы.
– Слушай, Тильда, я никак не могу понять, кто кого снял: я тебя или ты меня? Мне как-то непривычно, что баба сама покупает выпивку и везет меня к себе домой.
– Мне тебя рекомендовал Борис. А у него глаз наметаный.
– Этот бывший мент? Он твой сутенер?
– Он не сутенер. И ментом он тоже никогда не был. Мы приехали!
Она свернула вправо, и мы подъехали к шикарному особняку с высоким забором
Тильда достала пульт управления. Ворота открылись и автоматически закрылись за нами.
All we need is love
Я не в первый раз оказывался в идиотской ситуации. Но в первый раз оказался в такой!
Я прошел в коридор. В Москве, на Рублевском шоссе, такое здание назвали бы жалкой халупой. Но здесь это был просто дворец: на стенах и на полах огромные ковры. Я не специалист, но сразу понял, что стоят они недешево. Большой плоский телевизор. Девица жила совсем неплохо. Вокзальная шлюшка никогда на такое не заработает.
Но это было еще не все! На стене висели мечи и щиты, пара копий, колчан и стрелы. Еще турецкий ятаган и несколько кинжалов. Не хватало только рыцаря в полных доспехах.
Оружие было сгруппировано со вкусом и со знанием дела, поэтому экспозиция эллинов не смешивалась со скифской, а пиратские сабли висели отдельно от стрел времен неолита.
Чехов говорил, что если в первом акте на стене висит ружье, то в третьем оно должно выстрелить. Только здесь было столько оружия, что глаза разбегались. За что хвататься при случае? Макарова и Калашникова на стене не было. А это было бы в самый раз при нынешнем кавардаке.
Но хозяйку, по всей видимости, еще ни разу не грабили.
Стоял там и стеклянный шкаф, в котором были разложены на полочках различные монеты. Я смог опознать только две из них. На одной было написано «Sestercium». На другой – «Тaller». Остальные были за пределами моих познаний. Дублоны, дирхамы, эскудо – я был абсолютно некомпетентен в этом. Хотя я знал, что некоторые «копейки» могут стоить в реальности больше, чем бумажка в миллион рублей времен атамана Махно. Некоторые монеты имели не привычную круглую, а прямоугольную форму. И на паре монет были просверлены дырки, но никак не современной дрелью. На паре монет вообще были изображены мужчины и женщины, занимающиеся любовью.
– Тебе понравились «спинтрии»?– услышал я за своей спиной.– Это времен Тиберия. А теперь иди в душ! Ты вспотел.
– Слушаю и повинуюсь, моя повелительница!
Душ немного протрезвил меня.
– Скинь все белье в сторону. Я потом постираю. Теперь моя очередь.
Я оглядел еще раз ее комнату. Огромное количество книг. На английском, латыни, греческом, санскрите и других языках. История, энциклопедии, археология, книги по живописи и искусству.
Тильда вышла из душа голая, обернутая полотенцем. Она присела, немного отдышалась и сама открыла бутылку.
Я попытался обнять ее, но она отстранилась:
– Не торопись. Мы успеем. Выключи свой телефон!
Коньяк оказался крепким и вкусным, как и положено «Hennessy». Она скинула пологенце и опустила шторы.
Чем-то она напоминала мне Дженни. Такая же пропорциональная фигура. Только Дженни – брюнетка, а Тильда – рыжая. У Дженни – черные глаза, а у Тильды – карие. У Дженни хищный взгляд, а взгляд Тильды напоминал взгляд заурядного ангела. И немного разной формы груди, в пользу Тильды.
Дженни в такой ситуации просто завалила бы меня в постель безо всякой лирики.
А Тильда ходила голой и делала вид, что меня совсем нет. Она приготовила бутерброды с черной икрой и поломала на куски ту шоколадку, что я купил за ее счет. Только после этого села рядом со мной .
Она закурила свой «Парламент».
– Тебе говорили, что ты красивая? – спросил я.
– Миллион раз.
– А признавались в любви?
– Два миллиона раз.
– А можно тебе об этом сказать в два миллиона первый раз?
– Можно. Но выпей еще раз для храбрости. Я вижу, как ты вибрируешь.
Может, лучше было бы найти по объявлениям что-нибудь попроще? Но отступать было поздно.
– Тильда! Ты самая прекрасная женщина, которую я видел в жизни! И даже если ты меня сейчас выгонишь, я все равно буду благодарен судьбе, которая даровала мне такую возможность познакомиться с тобой и даже лицезреть твое тело!
– Признание банальное, но принимаю. Но ты поэт! Ты стихи, случайно, не пишешь?
– Баловался немного в юности.
– Ничего не сможешь прочитать из своего?
– Не хочу тебя разочаровывать. На Есенина не тяну, а под Маяковского хилять не желаю.
– Тогда я тебе прочитаю.
Я подумал, что сейчас услышу типичное творение про камин, в котором трещат дрова. Он дарит тепло и навевает воспоминания о несчастной любви и одиночестве. Или про пустую лодку, которую прибило к берегу после шторма. И бедная рыбачка перебирает все, что нашла в ней, плачет и целует дохлую рыбешку за то, что руки ее любимого перед его гибелью касались ее чешуи!
Но Тильда начала декламировать что-то по-гречески так торжественно, что я чуть не выронил коньяк.
Я не понял, о чем это стихотворение. Но уловил некоторые имена: Зевс, Пенелопа, Телемах. Тильда закончила читать и ожидала от меня комплиментов.
– Ты не совсем права! Одиссей не был так несчастен, как ты это описала. Он совсем неплохо провел время с Калипсо.
Тут свой коньяк чуть не выронила Тильда:
– Ты что, знаешь древнегреческий?
– Я прочитал твои мысли и смотрел в твои глаза. А они на всех языках говорят одинаково!
Тильда с разбега навалилась на меня, ругаясь уже по-русски:
– Ты притворщик, обманщик, мошенник и аферист! Я убью тебя!
Я уже приготовился к смерти за непочитание ее таланта. Но она решила еще помучить меня перед эшафотом. Она поцеловала мой лоб, затем мою грудь, затем ниже и еще ниже.
Ангельская внешность оказалась весьма обманчивой.
В постели она была сущей дьяволицей, изобретательной и коварной. Еще она оказалась очень выносливой и очень голодной. Любовь, потом коньяк. Потом опять любовь. И опять коньяк. Я не помню всего, но успокоились мы только под утро.
Утром я уже ничего не помнил. Мне казалось,что меня накачали клофелином.
Я открыл глаза. Рядом со мной спит какая-то женщина Ожидая увидеть толстую провинциальную колхозницу, я осторожно приоткинул простынку. Но колхозница была совсем не толстой. Уже лучше! Сейчас она повернется ко мне лицом, и я увижу орлиный взор Бабы-Яги!
Баба-яга проснулась и повернулась ко мне. Она оказалась не просто красивой. Она была божественной! Вместо орлиного – курносый нос, вместо вставной челюсти – белоснежные зубы. Вместо длинных черных когтей – ухоженный маникюр.
Я теперь вспомнил, что было этим вечером и ночью. И снова задал ей бестактный вопрос:
– Доброе утро, Тильда! У тебя такое нетипичное имя. Откуда оно?
– Это датское имя. Иногда так сокращают Матильду, но в Скандинавии это обычное имя. Есть даже знаменитая актриса с таким именем. Мои родители работали вместе с одной датчанкой. Меня и назвали в ее честь. А потом появилась кукла Тильда. Папа привозил мне такую из Швеции.
– А тебя в школе не дразнили «Тильда-дылда»?
– Кому дразнить? У нас в классе были Робертино Грищенко, Альберта-Пола Плетнева, Джеймс Викторенко, Мария-Хелена Андриенко и даже Эраст и Калистрат Фон Клейст. Да и я сама могла врезать линейкой по лбу любому так, что позвоночник в трусы высыпется!
– Твои родители – дипломаты? Тогда почему ты здесь, а не в Москве?
– Они археологи. Пропали без вести несколько лет назад, вся экспедиция их пропала. Они хотели что-то найти возле Везувия. Папа искал остатки этрусского поселения в том месте. Он говорил, что римляне тогда еще не освоили ту территорию, там жили греки и этруски. И там может быть много следов их культуры. Я не знаю, нашли ли они что-нибудь, но они сами пропали. Мне тогда было двадцать. Я училась на втором курсе, тоже на археолога. Когда бабушка об этом узнала, у нее случился инфаркт. Я бросила институт и приехала за ней присматривать. Но она скоро умерла.
Я посмотрел на окружащее меня пространство.
– А эти хоромы твоей бабушки?
– Нет. Папа до этого в Колумбии был. Ему подарил изумруд тамошний меценат за открытия новых памятников культуры индейцев. Он легально его привез, со всеми документами. А нашему местному олигарху этот изумруд так понравился, что он уговорил отца продать его, и даже заплатил втрое больше его номинальной стоимости. За этот камень мы и купили этот дом. Папа успел написать несколько книг по истории и археологии. Они были переведены на двадцать восемь языков мира, на эти деньги я сейчас и живу.
– А почему ты не вернулась в институт, когда похоронила бабушку?
– Нельзя войти в одну реку дважды. Надо было следить за домом. Тогда и появился Борис. Мне было двадцать с небольшим, ему – за тридцать. Я – бывшая студентка, он – офицер. Окрутил меня моментально. Расписались, ребенка хотели сделать. Но не успели. Наверное, это к лучшему.
– Он что, пил?
– Да не так, чтобы очень. Но тут его призвали в Чечню. А он со специальностью какой-то особой, никогда толком мне не говорил. Он не мент, и не из ФСБ. Но откуда-то оттуда. Через полгода его привезли, на коляске. С коляски он все-таки встал через месяц, но до сих пор хромает. Или его прикладами там сильно били, или осколком гранаты задело, я не знаю. Но вернулся он оттуда абсолютным импотентом. Что-то ему там повредили. А он только-только перед своей командировкой меня во вкус ввел!
Она снова налила коньяка.
– Ни «Виагра», ни все другое не помогало. А у меня вдруг началась такая ломка, что просто силы нет! Он мне и вибраторы, и имитаторы покупал! А однажды пришел с приятелем. Сделал вид, что нажрался, и спать вниз пошел. Приятель его здоровый был такой, штангист. Он меня тогда и уделал под шумок. Меня сильно и упрашивать не надо было. Это я потом поняла, что они специально так сделали. Не пьян был Борис вовсе! А тот штангист мне понравился, и я потом сама ему позвонила. Борис делал вид, что ничего не замечает. Следил за мною, и когда я по телефону СМС-ку получала, он вдруг на рыбалку собирался с ночевкой. Мне специально поляну освобождал.
– Так он очень благородным оказался!
– Да. Но он не захотел «открытого брака» и сам подал на развод. Думал, что у нас с ним выйдет что-нибудь путевое. Только тот исчез через два месяца. А недавно женился. Борис мне еще пару раз мужиков подсылал. Потом я все просекла и говорю: «Неужели ты не видишь, что я обо всем догадываюсь? Я и сама могу мужиков снимать. И по своему вкусу!»
– А он что ответил?
– «Конечно! Но только мне будет немного неприятно, если ты подцепишь какого-нибудь наркомана или зануду». С того времени звонит мне, если встретит кого-то приличного. Я всегда могу и отказаться. Если же я сама себе кого-то нахожу, я ему говорю: «Я занята!» Он все понимает и не дергает меня.
– Но почему тогда он за это берет деньги?
– Потому, что на халяву мужику и заснуть нежалко. А если он заплатил, то его жаба душит, и свое получить он хочет непременно! А с меня деньги символические за это берет, чтобы я потом не рыдала у него на груди: «Какой ты благородный!» Мы это уже проходили. Деньги освобождают людей от благодарности. Это он мне сам так скаэал.
Я не раз слышал про истории, когда слабоватый в постели муж ищет любовников для своей жены. Иногда это делается под видом свинга, иногда просто так. Бывает, это делается бесплатно, бывает, что муж даже получает какие-то подарки или повышение по службе. И то, что платит за все женщина, бывает сплошь и рядом.
– А ты хотела бы выйти за какого-нибудь самца замуж?
– Замуж все бабы хотят. Пока что не встретила мечту своей жизни.
– И сколько у тебя мужиков было?
– Ты ревнуешь? Двести сорок пять, не считая тебя! Тебя эта цифра устраивает?
– Ивини, Тильда, этот вопрос был неуместный. У меня тоже было двести сорок шесть, но считая тебя!
– Значит, ничья. Кстати, что это у тебя за браслет? Подарок любимой женщины?
– Нет, мужчины. Он сказал, что этот амулет приносит удачу. И фортуна прислала мне тебя.
И мы опять занялись тем, что сначала разгоняет, а потом приносит сладкий сон.
Я посмотрел на мою спящую красавицу. Она безмятежно разбросала руки и шептала во сне: «Бросай ты эту сучку, бабочку меченую! Она просто стерва!»
Я потянулся за сигаретой, стараясь не разбудить ее. Мне почему-то захотелось выпить что-нибудь другое, а не это «Hennessy». Я вспомнил, что в сумке у меня оставалась недопитая бутылка горилки.
Но там лежало еще кое-что. Какой-то кусок дубленой кожи, свернутый в рулон. От зоркого ока Тильды мне не удалось ускользнуть. Она только делала вид, что спит.
– Что это у тебя в руках?
Если бы я достал оттуда пачку презервативов или эротических журналов, она, я думаю, улыбнулась бы и продолжала дальше спать. Но она увидела это и взлетела с постели почти под потолок! Вырвав у меня его из рук, она стала читать:
-«. , , . ». «Антиклее. Не жди меня, мама! Я иду к Минотавру. Перифет»
Она с широко открытыми глазами уставилась на меня:
– Откуда это у тебя?
– Да так, на книжной барахолке в Москве купил. Время между поездами убивал. За бутылку водки отдали.
– Такие пергамены на барахолках не продаются! Не каждый из музеев мира может похвастаться этим! Перифет – это разбойник, сын Гефеста и Антиклеи. Тесей убил Перифета его же дубинкой. Значит, все было не так, как говорят легенды. Тесей не убил его, а отпустил. Или этот бандит убежал. А если Тесей соврал тогда, то мог соврать и о других своих подвигах. А если он не убил тогда Минотавра? Где ты это взял?
– А если это совпадение? Вдруг на Крите жил другой Перифет, однофамилец? Мало ли в той Греции «донов Перифетов?» И Антиклеев тоже могло быть несколько.
– Это факт. Так звали еще и мать Одиссея. Надо сделать экспертизу, установить дату изготовления пергамена и примерную дату написания текста по чернилам. Перифет – фигура жалкая, обыкновенный «браток» того времени. Но Тесей – все равно тоже непорядочная личность.
Я что-то стал смутно вспоминать подробности своего последнего сна.
– Я помню что-то про нить Ариадны, которая помогла ему выбраться из лабиринта. И про то, что он с головой Минотавра поехал домой рапортовать о победе Но забыл про паруса.
– Ты прочитал только детские книжки по истории. Не было там головы. На троне в Амиклах Тесей был изображен ведущим Минотавра, связанного и живого. А на Ариадне он так и не женился.
– На ней женился Дионис!
Тут Тильда спросила, уставившись мне прямо в глаза:
– А откуда ты это знаешь? Может, ты даже знаешь, что его первое имя было Загрей?
– Ничего не знаю. Просто очередной экспромт пьяного эрудита!
– Но ведь так оно и было на самом деле! Об этом не писали в детских книжках. И ты не похож на любителя древних манускриптов. Тем более, ты не знаешь древних языков. Продай мне этот пергамен!
Она называла этот кусок кожи не «пергамент», а именно «пергамен».
В моих руках оказалась или какая-то тайна, или ее разгадка. Но я уже был сыт по горло всеми этими приключениями, мистикой, заклинаниями. Это все мне досталось даром и нафиг мне было не нужно. Но просто так отдавать его я тоже не хотел.
Я опустился на колени, обнял ее талию и посмотрел на нее снизу вверх:
– Он твой. Подари мне только три ночи любви. Первую – сегодня!
Она поцеловала меня:
– Сегодняшняя ночь за счет заведения. Я бы тебе могла дать целую тысячу ночей. И перед сном я тебе бы рассказывала старинные легенды. И в последнее утро я тебе сказала бы то, что шаху Шахрияру заявила Шахерезада.
Я решил подыграть ей:
–«У нас уже трое детей, один еще ползает, другой уже кошек за хвост хватает, а третий за сараем бычки подбирает. А теперь убей меня, если сможешь!» Но не убил Шахрияр Шахерезадницу после этих слов. И жили они счастливо до тех пор, пока не пришел к ним Усама Бен Ладен с требованием выделить деньги на очередной джихад против неверных. Так оно было?
Тильда расхохоталась:
– Ты невыносим! Ты хоть разницу между джихадом и газзаватом знаешь?
– Я только разницу между мужчиной и женшиной знаю!
Я не помню, какой это был по счету раунд.
Она опять мирно спала. Во сне она бормотала:
– Зачем ты тогда меня бросил? Все на свою сучку Дженни пялился!
Теперь я вспомнил, где я ее видел. Это именно она на дискотеке у Амдусциаса приглашала меня к себе в гости! Ее и там звали Тильдой.
Всем посетителям той дискотеки было наплевать на мои облитые штаны. Там, наверное, и не такое видели. А я сбежал, хотя меня могли ждать вполне интересные приключения и наверняка и приятные впечатления. Но откуда Тильда знает имя Дженни? Я говорил во сне? У той дамы, что сидела ко мне спиной, была татуировка. А у Дженни ее нет. Я изучил ее тело до каждого миллиметра.
Пора к психиатру! Похоже, моя крыша поехала окончательно.
Когда я проснулся, Тильда, по-прежнему голая, сидела уже за компьютером.
– Я дура и двоечница!– в сердцах вскричала она, посмотрев на меня.– Во времена Тесея у греков письменность была иероглифической! Только через двести лет у них появилось слоговое письмо. А писали они тогда на металлических пластинках, покрытых воском! Как я могла такое забыть! А пергамены у греков вообще появились только во втором веке нашей эры, на смену папирусам!
– И что это означает? – недоуменно спросил я.
– А то, что это письмо было написано почти через полторы тысячи лет после Тесея. И это значит, что Минотавр выжил. Либо, либо… Но все-таки, где ты его взял?
Тогда я решил рассказать ей все. Про свой сон, про Минотавра, Лилит и Амдусциаса. Но не про Дамиано. Я думал, она будет крутить пальцем у виска и смеяться. Но она отнеслась к этому очень серьезно.
– Это напоминает мне почту жертв кораблекрушений. Только в данном случае это не бутылка в море, а амфора в лабиринте. Значит, я не ошиблась, отвезя к себе домой. Просто трахнуться можно было и в машине!
Кровь хлынула мне в мозг.
– Тильда!– заорал я.– Фильтруй базар!
Она спокойно встала из-за компьютера.
– Я хотела посмотреть на твою реакцию. Ты уже меня ревнуешь. Это хорошо!
После ее поцелуя моя злость улетучилась. А Тильда продолжала свое расследование:
– Ты мог бы мне описать этот лабиринт?
– Только приблизительно. Меня же его спезназовцы взяли прямо из-за стола. Я был выпивши. И потом, не забывай, это же сон! Все может быть и совсем не так, как мне приснилось. Первые километры освещали только масляные светильники. Стены из каменной кладки без раствора. Там еще можно хоть как-то сориентироваться, потому что лабиринт плоский. Иногда попадаются ямы-ловушки. Затем уже идет кирпичная кладка. Там освещение уже факелами. Но появляются новые хитрости: подъемы, спуски, колоннады. Перекрестки, где нельзя сказать, где лево или право, верх или низ.
– Слава богу, тогда не было Лобачевского, – прокомментировала Тильда.
– Зато был Мебиус.Переходы были иногда похожими на восьмерки, вывернутыми в пространстве. И уже в самом конце, когда архитектура становится похожей на современную, появляются камеры слежения, которые давят тебе на психику. И есть перекрестки, который проходишь, а за тобой дверь автоматически закрывается. Никакого выбора, возвратиться уже нет возможности. Даже если бы у меня была нить Ариадны, то не хватило бы и клубка размером с футбольный мяч.
– И как ты выкрутился?
– Никак. Просто плюнул на все, и пошел к Минотавру. Наверное, все так и делали.
– А там были какие-то знаки, указатели, надписи?
– Сначала были только стрелки мелом «налево» или «прямо». А потом появились надписи на греческом и египетские иероглифы. Да, кстати, по пути я сфотографировал пару надписей на телефон. Они меня заинтересовали. Одна из них похожа на клинопись.
– На этот? – вскрикнула Тильда, схватив мой телефон с тумбочки.
– Да, но это же мне все приснилось!
Тильда, нисколько меня не спрашивая, подсоединила телефон к своему компьютеру. Там было и несколько пикантных снимков из моей личной жизни, в том числе и с Дженни, но она просмотрела их без малейшей эмоции.
– Тильда! Это мой телефон! У меня есть право на частную жизнь. Я тебе даже еще не делал предложения, а все это было до тебя! Ты тоже не паинька. Я, кстати, женат не был, а ты разведена. И я, и я., и я…, – тут я запнулся и даже не знал, что сказать.
Тильда кинула на меня испепеляющий взгляд:
– Не мешай!
Через сорок секунд раздался дикий визг восторга:
-YES!
Теперь до потолка с дивана взлетел я. На экране была фотография той клинописи!
Тильда сразу же все скопировала и распечатала на бумаге несколько экземпляров той надписи. Она перевела мне вслух: «Сыну моему Иддин-наму из Ура. Ты был прав! Не надо было мне ехать в эту Элладу. Наше пиво лучше их вина. Не забудь восстановить плотину. Накажи нечестивых вавилонцев. Нур-Адад, Царь Ларсы, Шумера и Аккада».
Другие надписи она не комментировала, но тоже скопировала.
– Этого нельзя произносить. Это на Енохийском языке. А это руны. Их тоже нельзя расшифровывать!
Она лихорадочно перерыла весь мой телефон до конца и в отчаянии расплакалась:
– Но почему ты сделал так мало снимков?
Я глянул на нее виновато:
– Я был пьян, и я не ожидал встречи с тобой. Может, мне надо было еще сделать дружескую фотографию в обнимку с Минотавром?
Она тихо прошептала:
– Конечно, ты прав. Извини. Но тебя ко мне послал не Борис. Бог, дьявол или кто-то другой. Но мне все равно. Ты даже не представляешь себе, что ты принес!