Не говори ни слова Браун Сандра
Лори сразу заметила, что играет он гораздо лучше, чем блондинка – поет. Невольно заинтересовавшись, она подошла к пианино поближе, и Пол, словно специально для нее, сыграл несколько композиций, которые ей очень понравились, хотя она и слышала их впервые.
Он, в свою очередь, тоже заметил рыжеволосую молодую девушку, которая внимательно слушала его игру вместо того, чтобы танцевать или пить пиво, как все. Вскоре Пол сделал перерыв и сам отыскал Лори, чтобы познакомиться. Они разговорились, и Лори совершенно искренне похвалила его игру и вещи, которые он исполнял, хотя и призналась, что они ей совершенно неизвестны (сама она не видела в этом ничего странного, поскольку приехала в Нью-Йорк из провинции, куда музыкальные новинки попадали порой с весьма значительным опозданием). Оказалось, однако, что это были композиции его собственного сочинения, что произвело на Лори сильное впечатление. Среди ее знакомых никогда не было настоящих музыкантов.
Впоследствии, анализируя историю своих отношений с Полом, Лори поняла, что даже тогда, во время их первой встречи, они говорили только о нем. О ее работе, о ее надеждах и планах не было сказано ни слова. Разговор вертелся исключительно вокруг самого Пола, вокруг его таланта и его творческих планов, а собирался он, ни много ни мало, сделать себе имя в шоу-бизнесе. И будь Лори более внимательной – или более искушенной в жизни, – она еще тогда могла бы понять, насколько этот человек эгоистичен, насколько погружен в себя и свои проблемы и в то же время – неуверен в себе, уязвим, обидчив.
Увы! Она была буквально загипнотизирована его серьезностью, его обходительными манерами и, что греха таить, его внешностью. У Пола были большие темные глаза и густые темные волосы – длинные, блестящие, ухоженные, как у женщины. Поначалу это казалось Лори довольно милым, но впоследствии, когда они уже жили вместе, она обнаружила, что Пол регулярно забывает постричься и от этого выглядит сущим неряхой. Ей даже приходилось мягко напоминать ему о необходимости побывать в парикмахерской, чтобы привести себя в порядок.
Ей вообще многое приходилось делать мягко, ненавязчиво, чтобы, не дай бог, не обидеть Пола, не задеть его болезненно гипертрофированное самолюбие.
В последнее время Лори все чаще думала о том, что на самом деле она не любила Пола, а, скорее, жалела, но тогда – после свиданий на протяжении нескольких месяцев – ей удалось убедить себя, что это и есть любовь. Лори говорила себе, что нужна Полу, и это было правдой. Пол нуждался в ней, точнее, нуждался в уверенности, которую обретал только рядом с ней, потому что она умела терпеливо выслушивать его жалобы на происки конкурентов и хвалить написанную им музыку. Вдохновлять, поддерживать, утешать – такова была ее роль.
– Переедешь ко мне, Лори? – спросил однажды Пол, когда после похода в кино они отправились к нему домой. – Я хочу, чтобы ты постоянно была рядом. Если бы я мог, я бы носил тебя в особом кармашке, чтобы никогда, никогда с тобой не расставаться.
Эти слова ей польстили. Кроме того, они прозвучали на редкость… романтично. Свет в комнате был притушен, а они сидели на диване, крепко обняв друг друга, поэтому Лори ни на секунду не усомнилась, что Пол ее любит.
– Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж? – улыбнулась она, стараясь сдержать переполнявший ее восторг. Они поженятся, они будут вместе, и она сможет помогать ему во всех делах, станет его поддержкой и опорой!
– Нет, – недовольно отозвался он и, разжав объятия, встал с дивана, чтобы дотянуться до шкафчика, где хранилис запасы спиртного. – Я просто хочу, чтобы ты переехала ко мне жить. – И он плеснул в свой бокал изрядную порцию виски.
Лори выпрямилась и поправила на себе одежду. Пол уже несколько раз предлагал ей переспать с ним, но она каждый раз отказывалась, что неизменно приводило к ссоре. В лучшем случае Пол самым саркастическим тоном извинялся за то, что осмелился просить ее пожертвовать своей добродетелью ради любимого человека. Все это, однако, не могло изменить отношения Лори к столь важному вопросу.
– Ты же знаешь, Пол, что я не могу этого сделать, – ответила она ему и на этот раз. – И я уже объясняла почему.
– Потому что твой папа – священник? – спросил Пол, явно начиная раздражаться. Между тем виски начинало действовать – на него оно всегда действовало довольно быстро: у Пола начал заплетаться язык, глаза заблестели, и в них появилось бессмысленное выражение.
– Не только поэтому, хотя мои родители, конечно, очень расстроятся.
– Только, пожалуйста, не начинай все сначала!.. – простонал он.
– Ты же знаешь, что я хочу спать с тобой! – воскликнула Лори. – Больше всего на свете! Но я хочу быть твоей женой, а не просто подружкой!
Пол вполголоса выругался и, налив себе еще, залпом выпил. Поставив пустой бокал на столик, он долго смотрел на нее, потом вернулся к дивану и опустился на колени.
– Моя маленькая рыжеволосая стерва, что же ты со мной делаешь?! – прошептал он и, подняв руки, коснулся ее волос. – Ты же знаешь, что я не могу жить без тебя!
И он принялся ласкать ее живот, а когда она наклонилась к нему, поцеловал ее груди прямо сквозь блузку.
– Что ж, похоже, придется на тебе жениться, чтобы заполучить наконец это сокровище!
– Ах, Пол, я так рада! – воскликнула Лори, крепко обнимая его за шею.
Через несколько дней они зарегистрировали свой брак. К вящему разочарованию ее родителей, церемония была сугубо формальной и не слишком торжественной. В качестве свидетелей выступали двое приятелей Пола – тоже музыканты. На другой день Лори перевезла к нему свои немногочисленные пожитки.
В течение следующих месяца-двух жизнь казалась Лори совершенно безоблачной – не брать же в расчет те несколько случаев, когда Пол срывался и начинал орать на нее из-за пустяков или когда он впадал в депрессию из-за того, что у него что-то не ладилось с дебютным альбомом, над которым он напряженно работал. На эти несколько песен Пол возлагал большие надежды – каждый раз, возвращаясь с работы домой, Лори заставала его за пианино. Ей приходилось самой готовить ужин, а Пол, поев, тотчас возвращался за инструмент. Поблагодарить ее за жареного цыпленка или салат из креветок ему и в голову не приходило.
И даже когда Лори ложилась спать, он лишь ненадолго присоединялся к ней в постели. Наскоро удовлетворив свое физическое желание, Пол отправлялся в гостиную и до утра шелестел нотными листами, а она долго лежала в темноте одна, пока наконец не засыпала. По утрам, уходя на работу, Лори старалась вести себя как можно тише, чтобы не разбудить мужа. Как и Пол, она надеялась, что работа над новым музыкальным альбомом будет успешной и принесет им счастье и довольство.
К сожалению, ее надеждам не суждено было сбыться. Все крупные музыкальные агенты и издатели один за другим отвергли сочинения Пола, и он погрузился в глубокую депрессию, в которой на этот раз было что-то патологическое. Целыми днями он пил, проклинал всех и вся и кричал, что его никто не понимает. Иногда он плакал, жалея себя, но, когда Лори пыталась его утешить, принимался орать. «Что, черт возьми, ты можешь понимать в музыке?! – выкрикивал он, размазывая по лицу пьяные слезы. – Ты, которая целыми днями занимается с глухими уродами, а они не только не отличают скрипичный ключ от диеза, но и вообще ни черта не слышат?! Или, может быть, ты считаешь, что это делает тебя специалистом, экспертом? Да кем ты вообще себя вообразила?!»
Этот кошмар длился довольно долго. В конце концов депрессия прошла, однако после нее Пол впал в покаянное настроение, переносить которое Лори было еще тяжелее, чем его буйные выходки. Пол часами рыдал в ее объятиях, просил прощения и клятвенно заверял, что никогда больше не будет разговаривать с ней таким тоном, а она утешала его, словно младенца. В конце концов ей все же удалось привести его в норму: Пол обрел некое подобие душевного равновесия, однако ненадолго.
В последующие восемь месяцев Пол впадал в депрессию с пугающей регулярностью. Он пил, потому что не мог писать хорошую музыку, а писать хорошую музыку был не в состоянии, так как постоянно находился в подпитии.
А Лори приходилось все это терпеть.
Сексом они теперь занимались редко – из-за своего пьянства Пол почти утратил физическую способность к интимной близости. Лишь иногда он взгромождался на нее, но это был чисто механический акт, в котором не было ни тепла, ни нежности, ни даже особенного желания. В такие минуты Полом двигала вовсе не любовь, а саморазрушительный гнев; что касалось Лори, то она была низведена им до положения объекта, на котором он вымещал свою горечь и разочарование. Довольно скоро ей стало ясно – она должна уйти, чтобы самой не лишиться рассудка. Она больше не могла выносить внезапных смен его настроения, его истерических припадков, его слезливого раскаяния. Самолюбие Пола жестоко страдало, неуверенность в себе росла с каждым днем, и Лори начинало казаться, что теперь ее муж нуждается в постоянных утешениях, которых она не могла обеспечить ему чисто физически, так как продолжала работать в институте.
В конце концов она все-таки решилась – сняла квартиру и стала жить отдельно, но на развод подавать по-прежнему не спешила, надеясь, что Пол сумеет преодолеть свою слабость и они снова смогут быть вместе и любить друг друга.
И снова ее надежды не сбылись. Всего через три месяца она узнала, что Пол умер. Его подружка, которую он завел после ухода жены, позвонила Лори и сказала, что нашла его лежащим рядом с пианино, на груде измятых и порванных нотных листов. Посмертное вскрытие показало наличие в крови летальной дозы алкоголя и барбитуратов. Вердикт коронера гласил: «случайная смерть по неосторожности», и Лори не стала оспаривать это решение. Она считала, что покончить с собой Полу не хватило бы характера.
Сейчас, с усилием расчесывая щеткой свои густые волосы, Лори сокрушенно покачала головой. Ей было жаль Пола, чья жизнь оказалась такой короткой, такой никчемной и пустой. Она хорошо помнила, что на его похороны пришло всего несколько человек – дальних знакомых и коллег-музыкантов. Даже с ее родителями он не успел познакомиться: им было трудно приехать в Нью-Йорк, так как отец Лори не мог надолго оставить своих прихожан, а сам Пол наотрез отказался ехать в Небраску, которую презрительно называл «глухоманью». Его собственная мать, впрочем, жила в Висконсине – тоже довольно далеко от центров «культурной жизни», и Пол ее, похоже, стыдился. Он так и не познакомил с ней Лори, да и за все время их брака звонил матери считаное число раз. На похороны она тоже не приехала – когда Лори позвонила ей, чтобы сообщить о случившемся и рассказать, как умер ее сын, эта далекая чужая женщина просто выслушала ее, а потом повесила трубку, так и не сказав ни слова.
В первое время Лори была склонна обвинять в смерти мужа себя. Если бы она была к нему внимательнее, если бы больше утешала и поддерживала, если бы не ушла от него, со временем Полу, быть может, и удалось бы выбраться из трясины, в которой он завяз и в которую погружался все глубже. И только после того, как прошло порядочно времени (помогли и долгие, обстоятельные беседы с отцом), Лори наконец перестала предаваться самобичеванию, поняв, что ничего изменить она все равно бы не смогла.
И все же неудачный брак оставил в ее душе глубокий след. Теперь Лори была особенно осторожна, выбирая, с кем встречаться. Молодые, амбициозные клерки, которых собственная карьера интересовала больше, чем семейная жизнь, ее настораживали: она считала, и не без оснований, что в любви нельзя быть эгоистом. Нет, разумеется, у нее были знакомые мужчины, но с ними она поддерживала чисто товарищеские отношения. Как только Лори начинало казаться, что кто-то начинает проявлять к ней особый интерес, она тут же спешила порвать с этим человеком. «Зачем мне новые проблемы? – рассуждала она. – Я еще молода, я могу позволить себе не спешить. В свое время все будет, а пока…»
Выключив свет в ванной, она вернулась в спальню и, сбросив халат, голышом забралась в постель.
«Не везет тебе с мужчинами, Лори Пэрриш!» – не без горечи подумала она, закутываясь в одеяло. Со дня смерти Пола прошло уже пять лет, и все это время Лори была предельно осторожна. Она старалась держаться подальше от мужчин, успешно разыгрывая холодность и скрывая свое подлинное «я» под маской формальной вежливости. До сих пор ни одному мужчине не удавалось пробиться к ней, запасть ей в сердце – Лори просто не позволяла, чтобы кто-то из них начал что-то для нее значить. Но сегодня что-то случилось, и это была не ошибка, не простая неосторожность с ее стороны. Каким-то образом она сделала огромный шаг в том направлении, куда запретила себе даже смотреть.
Опасность. Она заключалась не только в том, что Дрейк Ривингтон был ее работодателем и отцом ученицы. Помимо всего прочего, он был еще и актером, а, с точки зрения Лори, это было намного хуже, чем музыкант или художник. Нет, не то чтобы у нее было много знакомых актеров… По правде говоря, Дрейк был единственным, но она не сомневалась, что он ничем не отличается от Пола – пресловутый артистический темперамент, который был так хорошо ей знаком, Дрейк продемонстрировал достаточно наглядно. Он то целовал ее так, что кровь бурлила в жилах и защитные барьеры Лори рушились один за другим, то вдруг принимался холодно цедить жестокие слова – и все потому, что она случайно напомнила ему о покойной жене. Так как, скажите на милость, она должна поддерживать отношения с человеком, от которого не знаешь, чего ждать?
Но еще отвратительнее, чем внезапная холодность Дрейка, были его зазнайство, заносчивость и тщеславная уверенность в собственной неповторимости. Конечно, сказала себе Лори, Дрейк привык, что женщины буквально пресмыкаются перед ним в надежде на взгляд, прикосновение или улыбку, но его это не извиняет. Совершенно не извиняет!..
Ну и черт с ним, угрюмо подумала она, зарывшись головой в подушку. Обойдемся. В конце концов, не это главное. Главным, напомнила она себе, была судьба девочки и в какой-то мере ее собственная судьба. Обучение Дженнифер было делом далеко не простым, оно могло потребовать годы и годы нелегкого труда, и Лори прекрасно понимала: чтобы добиться хотя бы небольшого успеха, ей придется приложить все свои силы и все внимание. В таких условиях любые отношения с мужчиной могли стать серьезной помехой, а раз так, она должна забыть о Дрейке, о его самомнении и его «чисто физиологическом интересе». Она должна забыть и о его волосах, которые сверкали и переливались живым серебром, о его изумрудно-зеленых глазах, о густых темных ресницах, о его сильном, подтянутом теле, о его руках…
Беспокойно перевернувшись на другой бок, Лори постаралась не думать о том, что ее сердце снова бьется слишком часто. Теперь она вспоминала его губы – как они прижимались к ее губам и как это было приятно. Лори совершенно машинально поднесла ко рту пальцы и прикоснулась к губам, которые все еще приятно побаливали после яростных атак Дрейка, а потом провела рукой за ухом – в том месте, которое еще помнило щекочущую ласку его усов.
Приглушенно застонав, Лори повернулась на живот. Все ее тело, а не только губы, требовало ласки, любви, но она была не готова себе в этом признаться. И точно так же Лори боялась признаться себе, что ее неудержимо влечет к Дрейку Ривингтону.
Глава 4
– Дженнифер! Дженнифер!!
Льняные кудри качнулись и подпрыгнули, когда девочка повернула голову в направлении источника звуков, которые она услышала и в которых узнала собственное имя. Слуховой аппарат за ее крошечным ухом – небольшой, но современный и мощный – был надежно скрыт блестящими, мягкими волосами.
– Возьми салфетку, – показала знаками Лори и, улыбнувшись, спросила: – Нравится?
– Да, – просигналила девочка, а потом попыталась повторить короткое слово вслух.
Лори, Дрейк и Дженнифер сидели в кофейне в аэропорту «Ла Гуардия», дожидаясь, пока объявят посадку на рейс до Альбукерке. Девочка с воодушевлением уплетала большую порцию ванильного мороженого, а ее отец и Лори внимательно, но незаметно за ней наблюдали. Наконец Дрейк сказал:
– За эти две недели Дженнифер очень изменилась. Прогресс просто невероятный! Как вы этого добились, Лори?
Когда он произнес ее имя, Лори показалось, что у нее в душе все переворачивается, но она постаралась скрыть свои чувства.
– Дженнифер быстро учится, – ответила она, обойдя молчанием вопрос о своих методах, в которых, впрочем, не было ничего особенного: просто внимание, забота и терпение. Очень, очень много терпения. Сейчас, впрочем, Лори думала не о трудностях, которые она уже преодолела и которые им с Дженнифер еще предстояло преодолеть, а о своем отъезде из Нью-Йорка. Этот отъезд означал, что она не увидит Дрейка еще очень долго, а ей хотелось видеть его как можно чаще, пусть даже их встречи будут чисто деловыми. За две с небольшим недели, прошедшие с того вечера, когда он целовал ее на площадке перед дверью ее собственной квартиры, они встречались всего несколько раз, чтобы обсудить кое-какие практические вопросы, связанные с жизнью в Нью-Мексико. И хотя Лори очень старалась придать этим встречам чисто формальный характер (и преуспела в этом), каждая из них была для нее драгоценна.
Но сейчас все проблемы были решены, и ей не оставалось ничего другого, кроме как поддерживать с Дрейком светскую беседу, по крайней мере, до тех пор, пока они с девочкой не окажутся на борту самолета. Конечно, она могла просто молчать, но это было бы невыносимо.
– Не забудьте, что я вам говорила, – напомнила Лори. – Не ожидайте от Дженнифер слишком многого.
– Не буду, – пообещал он.
– Обязательно будете! – возразила Лори и рассмеялась, а он душевно и тепло улыбнулся в ответ.
Да, две недели пролетели очень быстро, но за это время Дрейк успел сделать удивительно много. Он полностью оплатил ей аренду квартиры за все три месяца, остававшиеся до конца срока действия договора, купил билеты на самый удобный рейс, а также позаботился о том, чтобы дом в Нью-Мексико был как следует подготовлен к их приезду. О ходе этой подготовки он регулярно сообщал Лори при встречах или по телефону.
Теплую зимнюю одежду для себя и для Дженнифер Лори приготовила и отправила заранее (точнее, отправил Дрейк), поэтому сейчас она везла с собой всего пару чемоданов с летними вещами и бельем. Почтовым рейсом отправились книги, учебники, наглядные пособия, а также кое-какие мелочи, в основном безделушки, с которыми ей жалко было расстаться. Немногочисленную кухонную утварь и посуду Лори продала или раздарила друзьям. Дрейк говорил, что в его доме в Нью-Мексико есть все необходимое, включая кастрюльки и столовые приборы, поэтому бытовые вопросы ее не беспокоили. Волновалась Лори только о том, как на новом месте пойдет обучение девочки. Чтобы все было так, как Лори планировала, она должна создать для Дженнифер уютную домашнюю атмосферу, а это непросто хотя бы потому, что у нее никогда не было собственных детей. Она, впрочем, надеялась, что ей помогут воспоминания о ее собственной жизни с родителями в Небраске.
Марте Норвуд было жаль отпускать Лори, которую она считала одной из своих лучших сотрудниц. Ей, однако, было совершенно очевидно, что Лори лучше, чем кто бы то ни было, подходит для индивидуальных занятий с таким сложным ребенком, как Дженнифер. Понимала Марта и то, что девочке необходимо особое внимание, поэтому она только пожелала Лори удачи и всяческих успехов. От занятий Марта ее освободила, заменив другой преподавательницей, чтобы Лори могла спокойно подготовиться к отъезду. Но Лори была далеко не спокойна, ведь ей приходилось беседовать с Дрейком по телефону, решать разные вопросы, даже встречаться с ним лично. Сама она очень старалась говорить с ним толко о девочке и о различных аспектах жизни в Уисперсе, но Дрейк отнюдь не чувствовал себя обязанным придерживаться строго деловых рамок. Он и не придерживался. На первой же их встрече, которая состоялась через день после памятного поцелуя, он взял ее за руки и негромко проговорил:
– Послушайте, Лори, насчет того, что произошло позавчера…
– Не нужно ничего объяснять, Дрейк, – сухо ответила она, отнимая у него руки. – Мы оба немного забылись, только и всего. Прошу вас, давайте не будем больше говорить об этом.
При этих ее словах взгляд Дрейка стал колючим и жестким, а морщинки в уголках губ обозначились резче, однако он ничего не сказал. Лори, однако, заметила, что начиная с этого момента Дрейк стал вести себя почти так же сдержанно, как она. Больше он к ней не прикасался, и только раз, когда они переходили оживленную улицу на Манхэттене, Дрейк взял ее под руку, но, как только они ступили на противоположный тротуар, сразу отпустил.
Все это, впрочем, не слишком помогало. Лори стоило невероятных усилий усмирить, подавить те безумные мысли и желания, которые захлестывали ее с головой каждый раз, когда она встречалась с ним лицом к лицу или слышала в телефонной трубке его музыкальный баритон. Единственным облегчением было думать о том дне, когда они с Дженнифер наконец уедут и между ней и Дрейком проляжет расстояние почти в тысячу миль. Кроме того, Лори старалась уверить себя, что она пала жертвой его обаяния и незаурядной внешности, которые уже покорили множество женских сердец, и что со временем ей непременно удастся справиться с наваждением – просто перерасти эту «влюбленность», как она переросла свои школьные увлечения мальчиками из старших классов.
Иначе и не может быть, думала она. В противном случае ей нужно ехать не в Нью-Мексико, а бежать куда-нибудь подальше, например, на Северный полюс, и надеяться, что там Дрейк ее не найдет.
Вот только как убежать от собственных мыслей?
– Заказать вам еще колы? – спросил Дрейк, отрывая Лори от ее размышлений.
– Спасибо, не нужно, – ответила она.
– А я, пожалуй, выпью еще пива, – беззаботно сказал он и, не оборачиваясь, сделал знак официантке.
Молоденькая девчонка едва не споткнулась, спеша угодить знаменитому актеру, однако все обошлось, и через считаные секунды перед Дрейком уже стоял высокий бокал с янтарной жидкостью и пышной шапкой пены. Поблагодарив официантку коротким кивком, Дрейк снова посмотрел на Лори.
– Вы говорили, что ваш отец – священник, – проговорил Дрейк. – Вы поэтому не пьете спиртного?
На мгновение этот вопрос застал Лори врасплох, но она сумела быстро справиться с собой.
– Вовсе нет, – бесстрастно ответила она. – Нет. Раньше я позволяла себе бокал-другой… ну, когда бывала в компании. Просто… – Она отвела взгляд, притворившись, будто хочет вытереть перемазанные мороженым губы Дженнифер. – Просто я своими глазами видела, что способен сделать с человеком алкоголь, – добавила она негромко.
– Вы имеете в виду вашего мужа? – Вопрос был задан совсем тихо, но он поразил Лори, точно удар грома. Они не говорили о ее браке с того вечера перед ее квартирой, а теперь… Но как Дрейк догадался?!
– Да, – ответила она и подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Его взгляд был пристальным, немного напряженным, но на этот раз Лори не стала отворачиваться. Похоже, подумала она, от этого разговора все равно не уйти, так почему бы не покончить с неприятной темой прямо сейчас?
– Я расскажу вам о моем браке, – твердо сказала она. – Но больше вы от меня не услышите ни слова. Я не хочу к этому возвращаться, понятно?..
Он кивнул, и Лори начала свой рассказ, стараясь говорить по возможности кратко и опуская подробности, которые казались чересчур личными.
– …После того, как он умер, я снова взяла свою девичью фамилию, – закончила она. – Мы с Полом никогда не были семьей, если вы понимаете, что я имею в виду. Вот почему мне показалось, что так будет правильнее.
Дрейк долго молчал, и она снова взглянула на него. Его взгляд немного смягчился, но оставался все таким же внимательным, ищущим. Он словно старался запомнить, вобрать в себя каждую черточку ее лица. Вот его глаза ненадолго задержались на ее губах, и Лори почувствовала, как у нее запылали уши. Ей казалось, она снова чувствует его поцелуй. Она машинально подняла ладони к груди, словно защищаясь, но Дрейк уже отвернулся. Теперь он смотрел на дочь.
– Дженнифер… – Он легонько постучал по столу, привлекая внимание девочки, потом вытянул руки, и Дженнифер, проворно соскочив с кресла, обежала стол и взобралась к нему на колени. Позабыв о пиве, которое стояло перед ним на столе, Дрейк крепко прижал дочь к себе и зарылся лицом в ее льняные кудряшки, а Лори, отвернувшись, поспешно сморгнула слезы, которые выступили в уголках ее глаз. Она чувствовала себя невольной причиной их разлуки, и от этого ей было не по себе. Еще немного, думала Лори, и они с девочкой поднимутся в самолет и улетят далеко-далеко, а он останется здесь один, и…
Стараясь отвлечься от своих неуместных и совершенно иррациональных мыслей, она сказала:
– Вы можете писать ей, Дрейк. Это поможет Дженнифер понять, что вы никуда не исчезли, что вы остаетесь частью ее жизни. А я, в свою очередь, смогу использовать ваши письма в учебном процессе. Например, мы вместе будем ходить на почту, и так далее…
– Хорошо, – кивнул он, поправляя белоснежные гольфы на пухлых ножках девочки.
– Ну и, конечно, мы будем смотреть все серии «Голоса сердца», ни одной не пропустим!
– Вот от этого вы уж ее избавьте!.. – простонал Дрейк, но Лори видела, что он улыбается.
Именно в этот момент объявили посадку на самолет до Альбукерке. Пока дикторша повторяла свое сообщение, Лори и Дрейк смотрели друг на друга через стол. Никто из них не сказал ни слова, и только Дженнифер что-то невнятно лепетала. Лори первой отвела глаза и наклонилась, чтобы повесить на плечо небольшую дорожную сумку, в которой лежало все необходимое для путешествия.
Затем они не спеша вышли в общий зал аэропорта. Дрейк нес Дженнифер на руках. Девочка еще не догадывалась, что совсем скоро ей придется расстаться с этим высоким, сильным мужчиной, которого она обожала по-детски сильно и безоговорочно. В зале Дрейк поставил дочь на пол и, достав посадочные талоны, повернулся к Лори.
– Если вам что-то понадобится или, не дай бог, возникнут какие-то сложности, звоните мне в любое время дня и ночи. Вы слышите, Лори? В любое время дня и ночи, – повторил он. – Помните, что вы для меня – не обычный наемный работник. Я доверяю вам свою дочь.
Лори кивнула.
– Я понимаю и сделаю для Дженнифер все, что смогу. В этом можете не сомневаться.
Пассажиры и служащие авиакомпании узнавали Дрейка и улыбались, перешептывались, кивали друг другу. Несколько женщин и вовсе застыли на месте и глазели на него, широко разинув рты, хотя большинство пассажиров все же вели себя разумнее и только замедляли шаг, а потом спешили дальше по своим делам. Дрейк, впрочем, держался совершенно спокойно и естественно, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения, зато Лори болезненно реагировала на каждый направленный на него взгляд, на каждую улыбку. «Что это со мной? – одернула она себя. – Можно подумать, он – моя собственность, раз я так переживаю из-за того, кто и как на него смотрит!»
Дрейк тем временем опустился на корточки и достал из кармана пакетик жевательной резинки. Дженнифер потянулась за гостинцем, но он отдал ей лакомство только после того, как девочка попросила его об этом с помощью языка жестов. Потом Дрейк быстро обнял ее и, легко поднявшись, просигналил дочери:
– Я люблю тебя.
Дженнифер ответила тем же, но Лори было очевидно, что в данный момент девочку куда больше интересует жевательная резинка.
– Как вы думаете, она поняла?.. – с надеждой спросил Дрейк.
– Она не сознает, что уезжает от вас надолго, – ответила Лори. – Но вашу любовь она понимает и чувствует… как любой нормальный ребенок.
Этот ответ, похоже, удовлетворил Дрейка. Он рассеянно кивнул и принялся разглядывать пассажиров, выстроившихся очередь на посадку. Лори, однако, ясно видела, что это просто спектакль и что окружающие его нисколько не интересуют. Она и сама едва замечала людей, стоявших рядом, хотя, подобно ему, старательно притворялась, будто ее внимание привлек фасон платья, в которое была одета одна из пассажирок.
Наконец их взгляды снова встретились.
– Лори… – неуверенно начал Дрейк и легко коснулся ее руки, в которой она сжимала посадочные талоны. При этом его зеленые глаза снова впились в ее лицо, гипнотизируя, лишая воли и одновременно словно умоляя о чем-то… Вот только о чем? Лори никак не могла этого сообразить, потому что снова тонула – тонула в бездонной глубине его взгляда.
«Не надо так на меня смотреть, ведь мы оба знаем, что вы все еще любите свою жену!» – хотелось ей крикнуть, но она ограничилась тем, что отступила на полшага как раз в тот момент, когда Дрейк сделал движение вперед, словно собираясь обнять ее на прощание.
– Нам лучше поспешить, – быстро сказала она и взяла Дженнифер за руку. – До свидания, Дрейк.
И, прежде чем он успел ее задержать, Лори шагнула за ворота и протянула стюардессе посадочные талоны. Девочка в последний раз помахала отцу, улыбнулась и послушно двинулась за своей учительницей. Она не знала, что не увидит отца несколько долгих месяцев.
Лори очень хотелось обернуться, но она справилась с собой, хотя, когда они с Дженнифер поднимались в самолет по гибкому подвесному «коридору», ноги дрожали и подгибались. Ну, вот они уже и на борту… Другая стюардесса показала им места в салоне первого класса, и Лори усадила девочку в кресло у окна, а потом подчеркнуто медленно застегнула на ней ремень безопасности, стараясь, чтобы та не испугалась всех этих странных приготовлений. Дженнифер, впрочем, почти не обратила внимания на манипуляции Лори с ремнем. Она с любопытством вертела головой, разглядывая салон и пассажиров, да и стюардессы, очарованные ее ангельским личиком, сразу окружили девочку вниманием и заботой. Одна из них немного владела языком жестов, и ей пришлось отвечать на многочисленные «Почему?», «Зачем?» и «Как называется?» девочки. Словарный запас стюардессы, однако, оказался не слишком велик, и Лори пришлось ей помогать. Это, впрочем, оказалось очень кстати, так как отвлекло ее от посторонних мыслей и заодно позволило скоротать оставшееся до отлета время.
Когда самолет уже начал двигаться по взлетной полосе, Лори бросила взгляд в иллюминатор и вдруг увидела на летном поле высокую мужскую фигуру. Это мог быть только Дрейк и никто иной (кого еще пропустили бы на летное поле, куда не позволялось выходить ни пассажирам, ни провожающим?). Лица его Лори разглядеть не могла, но была уверена, что не ошиблась. Дрейк махнул рукой медленно проплывавшему мимо самолету, и она вдруг почувствовала, как на глаза снова навернулись слезы, горло перехватило спазмом, а сердце заныло от какой-то непонятной боли.
«Я должна бороться, – в панике подумала Лори. – Должна! Я не могу любить его. Я только работаю на него, вот и все! Он до сих пор любит свою жену, к тому же он – знаменитый актер, звезда популярного сериала. Кроме того, Дрейк сам сказал, что любое влечение с его стороны имеет чисто физическую природу. Нет, я не хочу, чтобы такой человек испортил мне жизнь!»
Самолет, поднявшись над аэродромом, пронзил облака и помчался на юго-запад, а Лори все еще пыталась найти какое-то решение.
– Просто не верится, что у меня наконец-то будут соседи! Когда миссис Тратт, которая прибиралась в доме к вашему приезду, сказала, что вы скоро поселитесь здесь с маленькой девочкой, я просто ужас как обрадовалась! Вы уж извините, что я примчалась без приглашения. У вас, конечно, полно дел, но, если хотите, я могла бы помочь…
Повернувшись к невысокой, полной женщине, сидевшей на самом краешке кухонной табуретки, Лори вежливо улыбнулась. Бетти Гроувз – так звали соседку – жила в доме, который стоял рядом с особняком Дрейка в Уисперсе, а это означало, что видеться они будут достаточно часто.
– Спасибо за предложение, но я должна сама разложить вещи, иначе потом я просто ничего не найду, – ответила Лори. – К тому же я уже почти закончила.
В настоящий момент Лори была занята тем, что расставляла на полках кулинарные книги, которые привезла с собой из Нью-Йорка. Они с Дженнифер прожили в особняке всего один день и по-прежнему толком не знали, где что лежит, хотя постельное белье и запасы продуктов Лори отыскала без труда. Сам дом, о котором Дрейк отозвался довольно небрежно («Ничего особенного», – припомнила Лори), оказался великолепным двухэтажным строением в стиле швейцарского шале, стоявшим на окраине Уисперса на вершине высокого живописного холма. Когда Лори и Дженнифер подъехали к нему в новеньком «Мерседесе», который купил для них Дрейк, Лори даже спросила себя, как можно, владея таким домом, не жить в нем постоянно. Сама Лори, к примеру, так бы и поступила, к тому же, проведя несколько лет в Нью-Йорке, она успела соскучиться по живой природе, поэтому едва ли не больше всего ей понравилось, что сзади к дому примыкает самый настоящий осиновый лес – светлый, прозрачный и солнечный. «Здесь мы с Дженнифер будем гулять», – подумала она и мечтательно улыбнулась.
Почти весь первый этаж дома занимала просторная гостиная с широкими панорамными окнами, выходившими на далекие горные вершины, и огромным, отделанным камнем камином. Рядом с гостиной находились две сравнительно небольшие, отделанные дубовыми панелями комнатки для гостей, одну из которых Дрейк советовал использовать в качестве класса для занятий. С другой стороны к гостиной примыкала небольшая обеденная ниша; двустворчатая салунная дверь вела в уютную, оборудованную всем необходимым кухню, в которой также было выгорожено небольшое обеденное пространство.
На втором этаже находились две спальни: главная, где стояла огромная двуспальная кровать, и детская. При каждой спальне имелась отдельная ванная комната, что показалось Лори очень удобным.
– Ну, Дженнифер, давай обживаться, – сказала она девочке накануне вечером, когда распаковывала ее вещи и раскладывала по полкам встроенных шкафов в меньшей спальне. Сама Лори собиралась занять главную спальню, которая для Дженнифер была бы слишком велика. – Конечно, – добавила она, – мы с тобой вполне могли бы уместиться и здесь, но какой смысл жить как спартанцы, когда в доме полно свободного места?
Этот вопрос, впрочем, Лори адресовала самой себе, поскольку девочка ее не слышала, к тому же она пока не знала, кто такие спартанцы. Особняк казался ей настоящим дворцом, и с ее маленького личика не сходило изумленное выражение. Ничего удивительного – большую часть своей маленькой жизни Дженнифер провела в крохотном дортуаре институтского пансиона, поэтому ей все здесь было внове, все поражало.
Перелет до Нью-Мексико прошел прекрасно, без каких-либо накладок и недоразумений. В Альбукерке, когда они с Дженнифер сошли с самолета, их уже ждал приятный мужчина средних лет – представитель автомобильной фирмы, который пригнал в аэропорт купленный Дрейком «Мерседес».
– Если вы предпочитаете другую марку или модель, – сказал он, – наша фирма к вашим услугам. Мистер Ривингтон специально распорядился на этот счет. Только скажите, и мы подберем вам машину, которая вас устроит. Это займет не более часа.
Лори посмотрела на новенький, блестящий «Мерседес» – очень красивый, мощный и комфортабельный – и рассмеялась.
– Думаю, эта модель меня вполне устроит, – сказала она. – Более чем. Большое вам спасибо. И мистеру Ривингтону, конечно, тоже.
Представитель фирмы помог Лори погрузить в багажник их с Дженнифер вещи и подробно рассказал, как лучше добраться до Уисперса. Этот городок или, точнее, поселок находился в горах к северо-западу от Альбукерке на расстоянии всего часа езды, так что уже очень скоро Лори и Дженнифер входили в дом, который, как и обещал Дрейк, был полностью готов к их появлению. Все же путешествие через полстраны, каким бы удобным и приятным оно ни было, утомило обеих, поэтому в тот день они легли рано, поужинав разогретым консервированным супом, сыром и крекераи и достав из багажа только тот минимум вещей, который был необходим, чтобы спокойно переночевать в этом пока незнакомом месте.
Утром Лори разбудил громкий щебет птиц за окнами. Чувствуя себя отдохнувшей и бодрой, она поспешила в комнату Дженнифер, зная, что девочке наверняка хочется как можно скорее осмотреть свой новый дом. Вид, открывавшийся из окон особняка, тоже заслуживал того, чтобы на него взглянуть. Ничего похожего на панораму Манхэттена, к которой привыкла Дженнифер, здесь, разумеется, не было и быть не могло, и девочка была буквально заворожена открывшимися ей картинами первозданной природы.
Позавтракав беконом и яйцами, которые Лори обнаружила в огромном холодильнике, битком набитом продуктами, она выкупала Дженнифер и переодела в шорты и футболку. Сама тоже оделась по-домашнему и, быстро распаковав оставшиеся вещи, отправилась вместе с девочкой знакомиться с домом.
Время близилось к обеду, когда кто-то позвонил в парадную дверь. Это и была Бетти Гроувз – соседка, которая пришла познакомиться. С собой она привела обоих своих детей. Подвижная, говорливая, она сразу понравилась Лори, хотя ей и было ясно, что Бетти разбирает любопытство.
– Я прожила здесь уже почти три года, но до сих пор не знала, кто наши соседи, – болтала она. – Вообразите же мое удивление, когда я узнала, что это знаменитый доктор Глен Хембрик… Да, конечно, вы говорили, что это не его настоящее имя… Как, вы говорили, его зовут на самом деле?..
– Его сценический псевдоним – Дрейк Слоан, – терпеливо повторила Лори. – А по-настоящему его зовут Дрейк Ривингтон… – И она улыбнулась. Ей было совершенно ясно, что толстушка Бетти – большая поклонница «Голоса сердца» и Дрейка.
– Ну да, ну да!.. – с воодушевлением подхватила соседка. – Представляете, я чуть не описалась, когда миссис Тратт сказала мне, кто настоящий хозяин этого чудесного домика! Я ужасно обрадовалась, когда узнала, что здесь будет жить молодая женщина с ребенком, но когда она сказала, что мой сосед – сам доктор Хе… то есть Дрейк Слоан… Боюсь, теперь мой Джим будет бояться оставлять меня дома одну! – И она захихикала, а Лори подумала, что ее соседка, похоже, привыкла произносить с восклицательной интонацией каждую фразу. Бетти уже рассказала ей, что ее муж работает на шахтах между Уисперсом и Санта-Фе, что он приезжает домой только на выходные, и поэтому ей порой очень не хватает общения со взрослыми людьми.
Двое детей Бетти оказались такими же общительными, как и она сама. Черноволосые и темноглазые, они были ее уменьшенными копиями. Старшему – Сэму – недавно исполнилось пять, младшая Салли была ровесницей Дженнифер. Поначалу они, разумеется, немного стеснялись, но не слишком долго. Довольно скоро Сэм и Салли взяли Дженнифер под свое покровительство и теперь во что-то увлеченно играли в комнате наверху. Лори заметила, что дочке Бетти очень понравились светлые локоны Дженнифер. Она, во всяком случае, так и норовила погладить ее по голове, точно любимую куклу.
– Вынуждена вас разочаровать, Бетти, – сказала Лори, – но Дрейк остался в Нью-Йорке. У него много работы и… Вряд ли он будет жить здесь в ближайшее время.
– Да-да, я понимаю, но ведь он, конечно, будет вас навещать? Скажите, Лори, не могли бы вы добыть для меня его автограф? Мне ужасно хочется его иметь!
– Мы сделаем лучше: вы сами возьмете автограф у Дрейка, когда он сюда приедет. Я вас позову, и… Думаю, он вам не откажет, – улыбнулась Лори.
– О, это было бы замечательно! – вскричала Бетти. – Только не забудьте, ладно?
– Не забуду, обещаю.
Две женщины дружески улыбнулись друг другу, потом Бетти сказала:
– Его девочка – просто прелесть. Как жаль, что она… что она не слышит! А ведь я даже не знала, что у доктора Хем… у мистера Ривингтона есть дочь. А вы, стало быть, ее учительница? Ну, как та леди в «Сотворившей чудо»[3]… Вы, наверное, ужасно умная, Лори. Просто не представляю, как нормальный человек может выучить язык глухонемых! Все эти знаки…
Лори слегка нахмурилась. Она не любила, когда глухих противопоставляют так называемым нормальным людям, хотя и понимала, что в большинстве случаев этот речевой оборот используется вовсе не для того, чтобы как-то унизить тех, кто от рождения страдает нарушениями слуха. Просто Бетти нужно было как-то называть тех, кому больше повезло в жизни, вот она и выбрала слово «нормальные», и ничего плохого в этом не было.
– Моя сестра глухая, – ответила Лори. – Язык жестов я выучила едва ли не раньше, чем начала разговаривать по-английски.
– То есть вы хотите сказать, что выучить язык глухонемых не так трудно?
– Не труднее, чем любой иностранный, – решительно проговорила Лори. – А может быть, даже легче. В конце концов, язык жестов основывается на лексике и правилах английского, который для всех нас является родным. Вот что… – добавила она. – Мне в голову только что пришла замечательная идея: почему бы вам и вашим детям не освоить язык жестов? Приходите к нам каждый день во второй половине дня, я буду вас учить.
– Правда? Вы знаете, это было бы… замечательно! – Бетти улыбнулась широкой, искренней улыбкой. – Тогда Сэмми, Салли и Дженнифер смогут разговаривать друг с другом. То есть я хотела сказать… – Она замялась, но Лори поняла, что ее смущает.
– Именно разговаривать. Не просто объясняться, а разговаривать, общаться, – сказала она.
– Ну да, именно это я и имела в виду. – Бетти кивнула.
– Скажите, ваши дети спят после обеда?
– Если бы они не спали, я бы давно свихнулась.
Лори рассмеялась.
– Тогда приходите каждый день после полдника. Вы не против?
– Нет, что вы! Это было бы замечательно, Лори, правда! Огромное вам спасибо! – Спрыгнув с табурета, Бетти тут же схватила со стола одну из кулинарных книг и стала ее листать. – Тут все блюда такие роскошные, такие сытные! – сказала она. – Вы, Лори, наверное, ничего такого не едите – вон вы какая худенькая! Мне остается только завидовать вам черной завистью. Хотелось бы и мне быть такой же миниатюрной и стройной, как вы! Наверное, вы и после родов не расплыветесь. Я-то, как родила Салли, набрала фунтов тридцать и с тех пор никак не могу сбросить. Да и кожа у вас просто чудо – я уверена, у вас даже растяжек не останется. Мой врач говорил, – просто-таки обещал! – что у меня никаких растяжек не будет, но все вышло наоборот. Представляете, как я разозлилась?! А еще это грудное вскармливание… Подруга сказала, что кормить детей грудным молоком полезно для фигуры. Действительно, пока я кормила, все было хорошо, но как только прекратила – все!.. – Бетти пропаще махнула рукой. – Мои сиськи повисли, как пустые мешки. Вот вы, наверное, не боитесь, что роды испортят вашу замечательную фигуру. Или все-таки боитесь? – спросила она, любопытно поблескивая глазами, и Лори невольно улыбнулась. Бетти тараторила со скоростью пулемета, а ее способность прыгать от одной темы к другой была просто поразительной, однако, как ни странно, Лори это нисколько не утомляло. Ей только было трудновато с непривычки следить за тем, что говорила ее новая знакомая. Вот и сейчас смысл вопроса дошел не сразу. Когда же Лори сообразила, о чем вообще идет речь, то невольно покраснела.
– Я… я пока не думала насчет детей, – смущенно пробормотала она. – Может, когда-нибудь потом…
– А вот я просто не могу представить себя без детей, – откровенно призналась Бетти. – Женщина должна рожать, только тогда она женщина. Впрочем, к вам это не относится, вы ведь еще молодая, и у вас еще все впереди, – поправилась она. – А мистер Ривингтон разве не хочет детей?
– Что-что?.. – Лори так удивилась, что едва не уронила очередной сборник рецептов, который пристраивала на полку. – А при чем тут Дрейк?
– Хотя он-то как раз, наверное, и не хочет, – продолжала разглагольствовать Бетти, которая, похоже, пропустила ее замечание мимо ушей. – Не хочет рисковать, раз бедняжка Дженнифер родилась глухой, – сочувственно добавила она. – Наверное, нельзя его за это винить, хотя, с другой стороны… Вот если бы вы, Лори, с ним поговорили, он, быть может, изахотел бы!..
– Бетти, послушайте… – Лори с трудом сглотнула. До нее наконец дошел скрытый смысл слов соседки. – Я и Дрейк… Между нами нет ничего такого. Мы с ним совершенно чужие люди… Я – наемный преподаватель его дочери, вот и все!
– В самом деле?! – Круглые глаза Бетти стали от удивления еще круглее. – В таком случае извините, Лори. Я не хотела вас оскорбить, просто… Я знаю, стоит мне открыть рот, и я уже не могу остановиться, несу бог знает что!.. Это все от недостатка общения – иногда ужасно хочется с кем-то поговорить, но у нас в городке так мало женщин моего возраста! Ну, а с другой стороны… Нет, я правда думала, что вы… что вы двое… что у вас отношения. Сейчас такое встречается на каждом шагу, так что… Вы уж простите меня, Лори, я правда не хотела вас обидеть!
У Бетти был такой сокрушенный вид, что Лори даже стало жалко ее.
– Я ничуть не обиделась, – ответила она. – Думаю, многим людям показалось бы странным, что между нами нет никаких отношений, кроме чисто деловых. Но уверяю вас, я здесь только из-за девочки, из-за Дженнифер.
– Да-да, конечно. – Бетти быстро закивала. – Только… Я хотела сказать – вот если бы вы были чуть больше похожи на… на Мэри Поппинс и чуть меньше – на Энн-Маргрет[4]…
Лори от души расхохоталась, но потом ей вдруг вспомнился день, когда она впервые встретилась с Дрейком на студии. Воспоминание о нем было напоено такой сладостной мукой, что сердце сжалось, и смех сам собой замер на устах. Ей очень не хватало Дрейка – отрицать это было бы глупо. В последний раз они виделись только вчера, но Лори казалось, будто с того момента, когда они расстались в аэропорту, прошла целая вечность. Сумеет ли она когда-нибудь преодолеть свою тоску по нему, свое стремление видеть его, слышать его голос?..
К счастью, Бетти заговорила о чем-то другом, и Лори почувствовала облегчение.
Дни шли за днями, и Лори постепенно привыкла к жизни на новом месте. По утрам они с Дженнифер по нескольку часов занимались в классной комнате. Девочка освоилась на новом месте быстрее своей учительницы: она раскрепостилась, и это сыграло свою роль – за считаные недели Дженнифер добилась замечательных успехов. Похоже, она была еще способнее, чем Лори предполагала с самого начала. Во всяком случае, заниматься с ней было самым настоящим удовольствием – она хорошо понимала, что хочет от нее Лори, и напрягала все свои маленькие силенки, стараясь угодить учительнице, которую совершенно искренне считала самым замечательным человеком на свете – за исключением, естественно, Дрейка. Лори нарадоваться на нее не могла, хотя прогресс, которого добилась Дженнифер, в полной мере способны были оценить, наверное, только специалисты в области сурдопедагогики. Для всех остальных их занятия выглядели как топтание на месте, и удивляться этому не приходилось. Обычный человек, услышав о замечательных успехах Дженнифер, был бы разочарован, если бы узнал, что девочка не только не решает в уме дифференциальные уравнения, но по-прежнему даже не говорит. А между тем этот начальный этап работы Лори считала самым важным, поскольку именно сейчас Дженнифер училась общаться, выражать свои мысли и мнения, расспрашивать о том, что было ей интересно.
О Дрейке, к примеру, она спрашивала каждый день и не пропустила ни одной серии «Голоса сердца». «Пы-а-фа, пы-а-фа!» – возбужденно выкрикивала Дженнифер, стоило Дрейку появиться на экране, и тут же передавала его имя по буквам. Лори объяснила ей, что значит «папа», и это коротенькое словцо соединило отца и дочь еще крепче. Когда девочка узнала слово «мама», она сразу же спросила Лори: «Ты – моя мама?» По многим причинам это был очень непростой вопрос, и Лори попыталась объяснить Дженнифер, что значит «смерть», показывая ей двух сверчков – живого и дохлого. Объяснение девочка поняла, она вообще многое схватывала на лету, но Лори не была уверена, что девочка действительно сознает: ее мать умерла. Скорее всего, нет, поскольку у Дженнифер пока не было мысленного образа, который она могла бы увязать с этим понятием. Возможно, думала Лори, впоследствии ей придется попросить у Дрейка фотографию Сьюзен, чтобы объяснить девочке, что значит «смерть» применительно к конкретному человеку.
После занятий они обычно гуляли по холмам, склоны которых были прорезаны десятками хрустально чистых ручьев, и Лори показывала девочке знаки языка глухонемых, которые соответствовали окружавшим их вещам и явлениям. Дженнифер зачастую хватало одного раза, одной демонстрации, чтобы запомнить и правильный жест, и слово, однако Лори, не желая полагаться на одну лишь память девочки, которая казалась поистине феноменальной, снова и снова повторяла с ней знаки, стараясь закрепить ассоциацию.
После обеда приходили Бетти, Сэм и Салли, которые с увлечением изучали вместе с Дженнифер язык жестов. Лори была этому очень рада – их совместный урок превращался в веселую игру, благодаря чему дело двигалось намного быстрее. Вскоре дети – все трое – уже довольно бойко общались между собой, на ходу изобретая новые знаки, когда им не хватало слов, так что Лори оставалось только следить за ними и подсказывать правильный жест. Бетти тоже понемногу училась, хотя ее успехи не были столь впечатляющими – уж больно она любила поболтать.
– Смотри, Дженнифер!.. Здесь письмо! – воскликнула Лори, когда однажды утром, по пути из бакалейной лавки, куда они ходили пополнить кое-какие запасы, заглянула в почтовый ящик. – Интересно, кому это?.. – (Как обычно, она обращалась к девочке не только жестами, но и произносила слова вслух, отчетливо и громко.)
– Же-ни-фа… – проговорила девочка по складам и, показав на себя, довольно улыбнулась. – Же-ни-фа… – повторила она.
Лори протянула ей конверт, и Дженнифер ткнула пальчиком сначала в свое имя, написанное крупными печатными буквами, а потом показала на верхний левый угол письма.
– Д-р-е-й-к! – передала она по буквам и хихикнула.
Дрейк, верный своему слову, писал Дженнифер трижды в неделю. Его письма были достаточно короткими, но теплыми и нежными. Сразу чувствовалось, что он любит свою дочь и скучает по ней (и, разумеется, в каждом конверте лежал пакетик жевательной резинки без сахара). Звонил Дрейк гораздо реже – всего два или три раза за все время. И каждый раз, стоило Лори только услышать в телефонной трубке его голос, ее сердце на миг замирало в груди, а потом начинало колотиться часто-часто, словно она только что пробежала милю, хотя их разговоры и носили исключительно деловой характер. Дрейк интересовался успехами Дженнифер, спрашивал, понравился ли ей дом и не нужно ли им что-нибудь. Он с самого начала просил Лори сразу сообщать ему, если им вдруг что-то понадобится, но ей пока всего хватало, поэтому на этом разговор, как правило, заканчивался: так и не сказав ей ни одного дружеского, теплого слова, Дрейк вешал трубку, а она еще долго слушала короткие гудки. За все время он ни разу не дал понять, что помнит их поцелуй на площадке перед ее квартирой, и со временем Лори начала думать, что он, скорее всего, действительно о нем забыл. Она даже почти убедила себя, что это только к лучшему, но – вот странность! – каждый раз после звонка Дрейка Лори никак не удавалось уснуть. Было ли это простым совпадением или нет, она не знала. Вряд ли, твердила она себе, его хорошо поставленный актерский баритон, долетев до нее через полстраны, мог до такой степени лишить ее душевного равновесия, что в течение еще нескольких часов Лори никак не могла сосредоточиться, а вечером долго ворочалась в кровати с боку на бок, не в силах заснуть. Но в таком случае откуда же у нее эта рассеянность, это гложущее чувство неудовлетворенности и тоски? Неужели все дело только в том, что ее тело – только тело, а вовсе не она сама! – помнит тот поцелуй и жаждет…
Нет! Она отказывалась признавать это, отказывалась даже думать о чем-либо подобном, но все было напрасно.
Какой смысл отрицать очевидное?
Ее тело жаждало его прикосновений, и говорить себе, будто это не так, было бы глупостью.
Как и в Нью-Йорке, Лори спала голышом. Эту привычку она риобрела за годы своего брака с Полом: когда после близости он покидал супружескую постель, чтобы вернуться за фортепиано, Лори обычно чувствовала себя слишком вялой, чтобы снова натягивать ночную рубашку или пижаму. И до недавнего времени Лори не видела в этой привычке ничего эротического или чувственного. Миллионы людей спят без одежды просто потому, что им так удобнее – что тут такого?.. Но с недавних пор, лежа голышом на прохладных, шелковистых простынях, она все чаще думала о Дрейке. Воображала его. Пыталась представить, что бы он подумал, если бы увидел ее сейчас? Что сделал бы? Понравилась бы она ему? Каково это – ощущать на своем теле его ласки, его поцелуи, прикосновения сильных и нежных рук, стремящихся к источнику таинственной влаги, которая одним своим появлением и тревожила, и приводила ее в трепет? Смогут ли эти прикосновения унять сладостное томление, которое Лори ощущала как физическую боль в своих напряженных грудях?
Думая обо всем этом, Лори металась на постели, пока ее мечты и фантазии не превращались в сны – жаркие, безумные сны, в которых она в конце концов обретала удовлетворение.
– Привет, Лори, чем занимаешься? – спросила Бетти, входя в заднюю дверь. Обе женщины давно перешли на «ты», но стучаться Бетти не забывала – несмотря на некоторую провинциальную бесцеремонность, она была хорошо воспитана.
– Да вот… Только что получили письмо от Дрейка, – объяснила Лори.
– В самом деле?! Потрясающе! – воскликнула Бетти. – А можно мне его подержать?
– Конечно, глупая!.. – Лори рассмеялась и продолжила разгружать покупки, пока Дженнифер что-то лопотала, обращаясь к письму так, словно разговаривала с самим Дрейком.
Бетти тем временем уселась на свой излюбленный табурет возле кухонного стола. Ее муж часто бывал в отъезде, поэтому обе женщины много времени проводили вместе. Лори была очень рада этой неожиданной дружбе – неожиданной, поскольку, что ни говори, они с Бетти были все-таки слишком разными.
– Я, собственно, вот зачем пришла… – проговорила Бетти, открывая пачку печенья и отправляя в рот сразу несколько штук. – Сегодня после обеда я собираюсь повести детей в кино на «Спящую красавицу». Это такой диснеевский мультик… Если вы с Дженнифер хотите, можем пойти вместе.
– А почему бы нет? – Лори пожала плечами. – Я думаю, Дженнифер понравится.
Прежде чем ответить, Бетти немного помялась, что было для нее вовсе не характерно. Впрочем, в последнее время она научилась выбирать слова, когда речь заходила о недуге Дженнифер.
– Я… я просто не знала, ходят ли глухие дети в кино, – выдавила наконец Бетти.
– Разумеется, ходят, – сказала Лори. – Правда, в кино мы пока ни разу не были, зато мы каждый день смотрим по телевизору «Улицу Сезам». И надо сказать, что для Дженнифер это очень полезно – она многое берет из этой передачи. Что касается мультиков на широком экране, то… Конечно, Дженнифер ничего не услышит, но для нее очень большое значение имеют цвет, образ, движение… Конечно, мы пойдем!
Они пошли, и Дженнифер очень понравился этот полнометражный мультфильм, который она увидела на большом экране. Сюжет она тоже поняла почти полностью – у нее возникло всего несколько вопросов, которые она прямо по ходу действия задавала Лори с помощью языка жестов, а та ей отвечала. В целом можно было сказать, что талантливая и яркая диснеевская анимация буквально заворожила девочку. По всему было видно, что она глубоко сопереживает героям. Правда, в том месте, где колдунья превращалась в дракона, Дженнифер испугалась и, взобравшись к Лори на колени, крепко прижалась к ней, но сразу успокоилась, когда та объяснила, что дракон «не настоящий». По-видимому, это объяснение удовлетворило ее полностью, но Лори мысленно завязала узелок на память – непременно включить в будущие занятия подробный разбор концепций «реального» и «воображаемого».
Это был очень приятный, но довольно длинный день, и вечером Лори буквально падала с ног от усталости. Сеанс закончился сравнительно поздно, но ни она, ни Бетти не торопились разойтись по домам. Несмотря на выходной день, Джим Гроувз снова остался на работе в горах, и перспектива провести остаток вечера одной, в компании только Сэма и Салли, Бетти ничуть не улыбалась. Что касалось Лори, то ей захотелось немного подышать свежим воздухом, поскольку в крошечном городском кинотеатре было душновато. В конце концов они всей компанией отправились бродить по живописным улочкам Уисперса. Несколько раз они заходили в небольшие лавчонки ремесленников, в которых продавались довольно симпатичные вещицы кустарного изготовления: глиняная посуда, домотканые полотенца и салфетки, разнообразные поделки, сувениры, игрушки и прочие любопытные мелочи. Владельцы лавочек встречали их радушно, как старых друзей. За те несколько месяцев, что Лори и Дженнифер прожили в маленьком городке, они успели познакомиться со многими, так что теперь практически весь Уисперс знал, кто такая эта прелестная светловолосая девочка и очаровательная рыжеволосая женщина, которые всегда появлялись на улице вместе.
Напоследок Лори и Бетти решили зайти в небольшое кафе, чтобы угостить детей гамбургерами и молочной болтушкой, заменив ими ужин. Когда они поели, час был уже совсем поздний, и уставшие дети начали капризничать. Лори и Бетти пришлось нести всех троих чуть ли не на руках, поскольку обратная дорога шла по склону холма вверх, однако они все же справились с этой задачей. На вершине холма Лори тепло попрощалась с подругой и повела Дженнифер домой.
На то, чтобы выкупать и уложить девочку в постель, ушли считаные минуты. Убедившись, что Дженнифер крепко спит, Лори подумала, что ей и самой не помешало бы полчасика полежать в горячей ванне, так как после сегодняшнего похода ноги у нее буквально гудели.
Ванная комната в особняке Дрейка – та, что примыкала к хозяйской спальне, – была, на удивление, большой и по-королевски роскошной. В этой роскоши Лори даже мерещилось что-то греховно-чувственное и в то же время манящее и на редкость притягательное. Выложенные плиткой пол и стены были снежно-белыми, а сама утопленная в пол ванна совершенно черной. Когда Лори впервые ее увидела, то решила, что это какой-то пластик, но нет – ванна размером с небольшой бассейн была из самого настоящего черного мрамора. Из такого же мрамора были раковина и душевая кабинка в углу. Лори очень удивилась, когда увидела, что дверь душевой кабины сделана из толстого прозрачного стекла – сама она привыкла, что двери кабинок делают из матового стекла или пластика, но у богачей и знаменитостей были, по-видимому, свои причуды. Лори, однако, до сих пор чувствовала себя довольно неловко каждый раз, когда принимала душ: ей казалось, что из высоких ростовых зеркал на противоположной стене на нее глядит целая толпа совершенно посторонних людей, хотя все они отражали только ее одну.
Сейчас Лори наполнила ванну горячей водой, в которую добавила немного пены и ароматической соли. Спускаясь в ванну по специальным ступенькам, Лори в очередной раз поразилась ее размерам: по меньшей мере, три фута глубиной и восемь футов длиной – и впрямь бассейн! Зато здесь можно было вытянуться во весь рост, положив голову на удобный выступ, что Лори и сделала. В первые секунды вода показалась очень горячей, но потом тело привыкло, и Лори от души наслаждалась приятным теплом, под действием которого кровь быстрее текла по жилам и отступала ноющая боль в натруженных ногах.
Минут сорок спустя Лори выбралась из ванны, чувствуя себя совершенно другим человеком. Тщательно вымыв под душем волосы, она завернулась в мохнатую простыню, а полотенце поменьше накрутила вокруг головы, словно тюрбан. Усталость как рукой сняло, зато дал знать о себе голод – по-видимому, съеденного в кафе гамбургера было слишком мало, чтобы возместить затраты энергии, потраченные на подъем в гору и другие дела, и Лори решила сходить на кухню, чтобы немного перекусить. Чтобы не беспокоить Дженнифер, она не стала зажигать свет в коридоре и на площадке, поэтому по лестнице ей пришлось спускаться буквально ощупью, однако этот путь был ей уже хорошо знаком. Меньше чем через минуту Лори благополучно достигла кухни.
Там она положила на тарелку несколько овсяных печений, которые они с Дженнифер напекли утром, потом налила стакан молока и поставила его на другую тарелку. Держа тарелки перед собой, Лори коленом толкнула дверь в гостиную. Сейчас она усядется на диван, включит телевизор и…
Лори так и не поняла, что заставило ее посмотреть в сторону большого мягкого кресла, стоявшего у камина. Увидев в нем чью-то темную фигуру, Лори едва сдержала испуганный крик. Руки дрогнули, молоко выплеснулось из стакана, а простыня, которую она закрепила не слишком надежно, сползла почти на дюйм.
– Осторожнее, Лори! – насмешливо сказал Дрейк. – Иначе у вас не останется от меня никаких секретов.
Глава 5
Лори хотелось думать, что колени у нее дрожат и подгибаются, а сердце бьется, как у пойманной птицы, просто от неожиданности, но она понимала, что это отнюдь не единственная причина. На самом деле главным было то, что Дрейк снова здесь, рядом. И именно от его близости Лори трепетала, точно осиновый лист на ветру.
Дрейк сидел, вольготно откинувшись на спинку кресла и вытянув перед собой длинные ноги. Свою широкополую ковбойскую шляпу он надвинул на самые брови, но Лори видела, как поблескивают в тени его внимательные глаза.
Пока она разглядывала его, Дрейк ленивым, плавным движением поднялся, или, лучше сказать, перетек из полулежачего положения в стоячее. Он был в голубых джинсах и джинсовой куртке, но Лори сразу подумала, что Дрейк нисколько не напоминает тех пижонов, которые прогуливаются по Пятой авеню в новеньких ковбойских костюмах, только что купленных в «Саксе». И куртка, и джинсы Дрейка выглядели поношенными, вылинявшими почти до белизны, да и сидели они так, словно это была привычная одежда, а не модный дизайнерский наряд, призванный сделать своего обладателя еще привлекательнее и заодно поведать окружающим о размерах его кошелька.
Тем временем Дрейк сделал еще одно неуловимое движение и приблизился к Лори почти вплотную, в одно мгновение оказавшись в считаных дюймах от нее. Она непроизвольно шагнула назад, судорожно втягивая в грудь воздух. Когда же Лори наконец выдохнула, простыня снова поползла вниз, а поправить ее она не могла, так как руки были заняты тарелками с печеньем и молоком. Поставить же еду на ближайший столик Лори боялась, поскольку в этом случае простыня грозила упасть вовсе.
Дрейк заметил ее затруднительное положение, но помочь не спешил. Напротив, оно его явно забавляло – его усы чуть приподнялись, а на щеках заиграли задорные ямочки. Указательным пальцем он сдвинул со лба шляпу и проговорил, нарочито растягивая слова:
– Даже не знаю, как мне поступить! Если я возьму у вас печенье, вы попытаетесь подтянуть полотенце и, того и гляди, прольете молоко на ковер. Если я возьму молоко, вы просыплете печенье, а оно выглядит, гм-м… весьма аппетитно. – Он шумно потянул носом. – Домашнее?..
С этими словами Дрейк слегка наклонился к тарелке. На Лори повеяло тонким запахом его одеколона… и, честно говоря, он показался Лори куда соблазнительнее, чем аромат печенья.
А Дрейк уже выпрямился, но придвинулся еще ближе.
– …И наконец, я могу снять с вас это дурацкое полотенце и разом решить все наши проблемы! – грубовато сказал он.
Его рука потянулась к ее груди – туда, где еле держался конец махровой простыни, и Лори почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Его палец едва коснулся ее тела чуть выше материи и обжег, как раскаленный уголь.
– А вы знаете, что в этом месте у вас целых пять веснушек?.. – почти прошептал Дрейк. – Это… это необычно. Рыжеволосые женщины обычно сплошь покрыты веснушками, а у вас их только пять… зато они находятся в таком милом, уютном местечке!
Спокойная рассудительность, звучавшая в его голосе, словно загипнотизировала Лори. Теплое дыхание Дрейка, овевавшее ее лицо, казалось живительным, будто кислород, вдыхаемый тяжело больным человеком. Его дыхание внутри ее! Она принимала его в себя, как если бы… Но тут пальцы Дрейка, нежно поглаживавшие пять ее веснушек, скользнули под простыню. Почувствовав, как они движутся по запретной территории, Лори сразу опомнилась, и костер желания, вспыхнувший было внутри ее, погас, побежденный гневом.
Читать бесплатно другие книги:
