Зажмурься покрепче Вердон Джон

— Главное условие контракта — найти его и проследить, чтобы свершилось правосудие. Вот и все.

— Тогда я должен спросить… — начал Гурни, но запнулся, заметив какое-то движение в долине. Койот. Вчера он видел такого же, и этот точно так же бежал в сторону пруда, где и скрылся в кленовых зарослях.

— Что там? — спросила Вэл, поворачиваясь.

— Бездомный пес, кажется. Простите, отвлекся. Я должен спросить: почему вы хотите работать со мной? Если вы, как сами утверждаете, не ограничены в средствах, то могли бы нанять целую армию. И найти специальных людей, которые, скажем так, были бы не слишком озабочены, чтобы преступник предстал перед официальным судом. Почему вы пришли ко мне?

— Хардвик сказал, что вы лучший из лучших. Он считает, что если вообще возможно разгадать это убийство, то на это способны только вы.

— И вы ему поверили на слово?

— Думаете, я совершила ошибку?

— Что заставило вас поверить?

Она ненадолго задумалась, словно чувствуя, что от ее ответа многое зависит, и наконец сказала:

— Вначале он был главным следователем по этому делу. Хардвик — человек грубый, циничный и отталкивающий, любитель потыкать окружающих в больные места. Это чудовищно. Но при этом он практически не ошибался в своих суждениях. Возможно, вам моя логика покажется странной, но я хорошо понимаю таких неприятных людей. Я им, более того, доверяю. Вот поэтому я и здесь, детектив Гурни.

Он снова уставился на грядки, зачем-то пытаясь вычислить, в каком направлении по компасу в среднем клонится большая часть зеленых хвостов аспарагуса. Вероятно, наклон 180 градусов по линии горизонта обусловлен господствующими ветрами, и аспарагус развернут в подветренную сторону, туда, где собирается гроза. Колибри продолжали свою ритуальную битву — если это была битва. Бывало, что они так зависали рядом друг с другом на час или дольше. Было неясно, каким образом столь долгая, изматывающая конфронтация или соблазнение могли закончиться каким бы то ни было успехом.

— Вы упомянули, что Джиллиан питала нездоровый интерес к нездоровым мужчинам. Вы бы отнесли к ним Эштона?

— О господи, конечно же, нет. Скотт — лучшее, что случилось с Джиллиан за всю ее жизнь.

— И вы одобрили эту партию?

— «Одобрила партию»? Как старомодно!

— Давайте я перефразирую. Вы были довольны этим браком?

Ее губы улыбались, но глаза смотрели холодно.

— У Джиллиан было множество… скажем так, проблем. И эти проблемы требовали долгосрочного медицинского вмешательства и наблюдения. Так что выйти замуж за лучшего в своей профессии психиатра, вне всяких сомнений, было огромной удачей. Я понимаю, что это звучит несколько… утилитарно. Но Джиллиан была особым человеком, и применительно к ней мой подход оправдан. Она постоянно нуждалась в помощи.

Гурни вопросительно поднял бровь.

Она вздохнула.

— Вы знали, что доктор Эштон — директор специализированной школы, которую окончила Джиллиан?

— Но разве это не нарушение…

— Нет, — перебила Вэл, и было понятно, что ей не в первый раз приходится опровергать подразумеваемый аргумент. — Он психиатр, но, когда она училась, он не был ее лечащим врачом. Так что с этической стороной вопроса все в порядке. Люди, конечно, все равно судачили. Он доктор, она пациентка, как это так. А по факту — выпускница вышла замуж за директора школы. На выпускном ей уже было семнадцать, а следующие полтора года они с Эштоном близко не общались. Хотя сплетников эти подробности, разумеется, не волнуют, — подытожила она, сверкнув глазами.

— Ну, история действительно на грани фола, — произнес Гурни то ли Вэл, то ли в ответ собственным мыслям.

Она снова разразилась своим жутковатым смехом.

— Для Джиллиан это было лишним поводом в нее ввязаться. Она на этой грани жила.

Любопытно, подумал Гурни. И то, как ее глаза загорелись, тоже любопытно. Может быть, роман Джиллиан не единственный в этой семье на грани фола?

— А как доктор Эштон относился к слухам?

— Скотту неважно, что думают люди. Ни о нем, ни вообще, — произнесла Вэл, и Гурни понял, что она питает к этому качеству уважение.

— Значит, он сделал Джиллиан предложение, когда ей было восемнадцать или девятнадцать?

— Девятнадцать. И это она сделала ему предложение, а он согласился.

Странное возбуждение в ее взгляде стало угасать.

— Согласился, значит. И что вы почувствовали, когда узнали?

Сперва ему показалось, что она не расслышала вопроса. Затем, чуть отвернувшись, она произнесла внезапно хрипловатым голосом:

— Облегчение.

Теперь Вэл тоже смотрела на аспарагус, и взгляд ее был таким пытливым, словно она надеялась разглядеть в его зелени объяснение перемене своего настроения. Поднялся несильный ветерок, и верхушки аспарагуса начали слегка покачиваться.

Гурни молча ждал продолжения.

Когда она заговорила вновь, было видно, что ей это дается через силу, словно перед каждым словом нужно преодолевать преграду, как бывает во сне.

— У меня гора с плеч свалилась, что ответственность больше не на мне, — она собираясь сказать что-то еще, но передумала и покачала головой. Гурни понял, что она себя осуждает. Возможно, этим объяснялась ее жажда избавиться от Флореса, и месть казалась ей способом искупить вину перед дочерью?

Спокойно. Не спешить с выводами. Придерживаться фактов.

— Но я же не хотела, чтобы… — Вэл осеклась и замолчала.

— Что вы сами думаете про Эштона? — спросил Гурни, меняя тему в надежде отвлечь женщину от тяжелых мыслей.

Она ухватилась за это как за спасательный круг и охотно ответила:

— Скотт — умнейший, целеустремленный, решительный… — она снова замолчала.

— И какой еще?

— И довольно холодный.

— Как вам кажется, зачем он захотел жениться на…

— На сумасшедшей? — она пожала плечами, но получилось неубедительно. — Может, потому что она была к тому же редкой красавицей?

Он кивнул, но скорее из вежливости. Она продолжила:

— Я знаю, что это прозвучит избито, но Джиллиан отличалась от других. Она правда была особенной, — последнему слову Вэл придала какую-то почти зловещую глубину. — Вы знали, например, что у нее коэффициент интеллекта 168?

— Впечатляет.

— Да. На тестировании сказали, что никогда не видели балла выше. Дважды прогоняли ее через тест, чтобы убедиться, что нет ошибки.

— То есть в довершение к другим ее качествам Джиллиан была гениальна?

— О да, — кивнула Вэл, чуть оживившись. — А еще она была нимфоманкой. Об этом я еще не говорила?

Она внимательно смотрела на него в ожидании реакции.

Гурни сидел, уставившись вдаль, за верхушки деревьев, видневшиеся из-за сарая.

— И от меня вам нужно, чтобы я просто занялся поиском Флореса?

— Нет. Мне нужно, чтобы вы его нашли.

Гурни любил загадки, но у этой истории был привкус ночного кошмара. К тому же Мадлен…

Черт. Стоит только вспомнить ее имя — и…

Она медленно поднималась по еле различимой тропинке, пересекавшей долину, в своем кричащем ярком наряде, ведя рядом велосипед.

Вэл нервно повернулась, проследив за его взглядом.

— Вы ждете кого-то еще?

— Это моя жена.

Они молчали все время, пока Мадлен шла к террасе. Затем женщины обменялись сдержанными кивками. Гурни представил их, упомянув — для видимости конфиденциальности — что Вэл «знакомая знакомого», которая пришла за консультацией.

— У вас здесь тишь и благодать, — произнесла Вэл, и в ее устах эти слова прозвучали так неловко, словно были для нее иностранными. — Должно быть, здесь очень приятно жить.

— Это правда, — ответила Мадлен, быстро улыбнулась и покатила велосипед дальше к сараю.

— Так что? — с беспокойством спросила Вэл, когда Мадлен скрылась из виду за рододендронами в дальней части сада. — Вам нужно знать что-то еще?

— Ей девятнадцать, ему тридцать восемь… вас не смущала разница в возрасте?

— Нет, — отрезала она, подтвердив тоном его догадку, что разница ее все-таки смущала.

— Как ваш супруг относится к идее подключить частного детектива?

— Поддерживает.

— В каком смысле?

— Он поддерживает мое желание форсировать расследование.

Гурни молча ждал продолжения.

— А, вы спрашиваете, сколько он готов заплатить? — ее красивое лицо стало злым.

— Я не об этом.

Она как будто не расслышала:

— Я повторюсь, что деньги — не проблема. И повторюсь, что денег у нас как дерьма, мистер Гурни. У нас бездонная яма дерьма! И я потрачу столько, сколько потребуется! — От ярости на ее кремовой коже стали проступать красноватые пятна. — Мой муж — самый дорогой нейрохирург во всем чертовом мире! Он получает больше сорока миллионов в год. Мы живем в особняке стоимостью двенадцать миллионов. Видели вот эту хрень на моем пальце? — она кивнула на свое кольцо с таким презрением, словно это был позорный нарост. — Эта блестючка стоит два миллиона. Так что, черт вас дери, не заикайтесь при мне о деньгах.

Гурни слушал, сложив пальцы под подбородком. Мадлен успела вернуться и теперь тихо стояла на краю террасы. Как только Вэл замолчала, она подошла к столику.

— У вас все в порядке? — спросила она так буднично, словно вспышка ярости была приступом кашля.

— Простите, — пробормотала Вэл.

— Принести вам воды?

— Нет, я совершенно… я… Нет, хотя вообще-то да, вода пришлась бы кстати. Спасибо.

Мадлен улыбнулась, вежливо кивнула и вошла в дом.

— Смысл в том… — произнесла Вэл, нервно поправляя блузку, — смысл моего избыточного высказывания был в том, что деньги ни с какой стороны не проблема. Значение имеет только цель. Любые средства, какие понадобятся для достижения цели, будут предоставлены. Это все, что я хотела до вас донести, — она плотно сжала губы, будто сдерживая еще один взрыв.

Мадлен вернулась и поставила на стол стакан воды. Вэл взяла его, выпила половину и поставила на место.

— Благодарю.

— Ладно, — произнесла Мадлен, сердито блеснув глазами, — если я еще понадоблюсь, кричите громче.

С этими словами она ушла обратно в дом.

Вэл сидела в напряженной позе, не шевелясь, и внешнее спокойствие явно давалось ей через силу. Но через минуту она наконец вздохнула.

— Не знаю, что еще вам рассказать. Возможно, говорить больше и нечего, остается только попросить вас о помощи, — она перевела взгляд на Гурни. — Вы поможете мне?

И снова — любопытный ход. Она могла бы спросить: «Возьметесь ли вы за это дело?» — но как будто сначала взвесила, как лучше сформулировать вопрос, чтобы труднее было отказать.

Но соглашаться было безумием при любой постановке вопроса.

И он ответил:

— Простите. Боюсь, я не смогу.

Она никак не отреагировала, только продолжила сидеть неподвижно, держась за краешек стола и глядя на Гурни. Ему опять показалось, что она не расслышала.

— Почему? — спросила она тихо.

Он задумался, как лучше ответить.

Во-первых, миссис Перри, вы сами изрядно смахиваете на собственное описание своей дочери. Во-вторых, неизбежная стычка с официальным следствием чревата крупным скандалом. В-третьих, реакция Мадлен на мое решение расследовать очередное убийство будет такой, что у понятия «семейные проблемы» могут открыться новые неприятные глубины.

Но вслух он сказал:

— Мое вмешательство может осложнить ход следствия, и это будет иметь нежелательные последствия для всех заинтересованных сторон.

— Понятно.

По ее взгляду было ясно, что она не готова смириться с таким поворотом. Гурни молчал в ожидании следующего хода.

— Мне понятны ваши колебания, — уточнила Вэл. — На вашем месте я бы тоже не хотела ввязываться. Но я все же прошу вас не принимать окончательного решения, пока не посмотрите запись.

— Какую запись?

— Джек не говорил вам про запись?

— Боюсь, что нет.

— У нас есть видеозапись всего… мероприятия.

— Кто-то снимал свадьбу, где произошло убийство?

— Именно. Все зафиксировано, все до последней минуты. Диск у Хардвика.

Глава 8

Запись убийства

В просторной кухне Гурни стояло два стола. Один, из вишневого дерева, накрывали только для гостей — Мадлен его в такие дни украшала свечами и цветами из сада. А второй, с круглой сосновой столешницей, они называли «обычный стол». За ним они завтракали, обедали и ужинали — когда вместе, когда поодиночке. Обычный стол меньше размером и был развернут к французским дверям на южной стороне. В ясную погоду за ним почти целый день — от рассвета до заката — было солнечно, поэтому они оба здесь любили сидеть и читать.

Они как раз сидели за ним, каждый на своем стуле, когда Мадлен вдруг оторвалась от биографии Джона Адамса. Это был ее любимый президент — видимо, потому что он пытался лечить все болезни ума и тела долгими лесными прогулками. Она подняла взгляд на Гурни и нахмурилась.

— К нам кто-то едет.

Он приложил к уху ладонь, прислушиваясь, но звук раздался только секунд через десять.

— Это Хардвик. Оказывается, у него есть запись со свадьбы, где убили дочь Перри. Он мне ее закинет — я обещал посмотреть, что там.

Мадлен закрыла книжку и уставилась в пространство за стеклянными дверями.

— Скажи, а ты не обратил внимания, что твоя потенциальная клиентка, как бы это сказать… не вполне в себе?

— Я просто собираюсь взглянуть на запись. Ни о чем другом речи не идет. Хочешь, посмотрим вместе?..

Краткое подобие улыбки, видимо, означало отказ. Помолчав, Мадлен сказала:

— Вообще-то, если не стесняться в выражениях, я бы сказала, что она опасный маньяк с полудюжиной психиатрических диагнозов. Не знаю, что она тебе наплела, но уверена, что в ее словах не было и половины правды.

Она говорила, неосознанно ковыряя кутикулу на большом пальце, — Гурни не первый раз замечал эту новую привычку, и она его беспокоила.

В такие моменты, сколь бы мимолетны и незначительны они ни были, Гурни понимал, что ее устойчивость к испытаниям небесконечна, и чувствовал, что единственная почва уходит у него из-под ног. Он боялся этих моментов ее уязвимости, как ребенок боится, что погаснет ночник и он останется во мраке наедине с чудовищами. Удивительным образом этот крохотный неосознанный жест, который выработался у жены, поднимал в нем одновременно чувство тошноты и ощущение нехватки воздуха — как в детстве, когда его мать повадилась курить. Когда она набирала полный рот дыма, жадно всасывая отраву в легкие. Так, Гурни, все, успокойся. Ты не ребенок, в конце концов.

— Но ты и без меня все понимаешь, да?

Он на секунду замешкался, пытаясь поймать утерянную нить разговора.

Она закатила глаза в преувеличенном отчаянии.

— Ладно, я пойду к себе, шить. А потом мне надо в Онеонту, пройтись по магазинам. Если тебе что-нибудь нужно, впиши в список, он лежит на шкафчике.

Хардвик примчался, поднимая пыль и рыча глушителем. Припарковав прожорливый винтажный «Понтиак» рядом с зеленым «Субару» Гурни, он вышел к дому, зашелся своим жутковатым кашлем и сплюнул мокроту в листья, кружившиеся в потоке воздуха от машины.

— Ненавижу запах гнилых листьев. Воняет словно конь обгадился, — сказал он вместо приветствия.

— Меткое сравнение, Джек, — ответил Гурни, пожимая ему руку. — Умеешь подобрать слова.

Со стороны они выглядели как солонка и перечница из разных наборов. У Хардвика на голове топорщился неопрятный «ежик», лицо было мясистым и красным, с паутинкой сосудов на носу. Водянисто-голубые, как у маламута, глаза придавали ему вид человека неопределенного старческого возраста с вековым похмельем. Темные волосы Гурни, напротив, были аккуратно причесаны — Мадлен иногда отмечала, что даже слишком аккуратно. В свои сорок восемь он был все еще подтянут и поддерживал пресс в тонусе ежедневными приседаниями перед утренним душем. На вид ему было не больше сорока.

Пока Гурни провожал Хардвика в дом, тот толкнул его в бок:

— Чего, зацепила, да?

— Ты о чем?

— Да ладно, колись, на что запал? На страсть к торжеству справедливости? Или на возможность вывихнуть Родригесу яйца? А может, ее роскошная задница?..

— Так сразу и не скажешь, Джек, — произнес Гурни, обнаружив, что приноровился произносить его имя с особым саркастическим нажимом, словно это не обращение, а мимолетный удар поддых. — Меня больше заинтересовало видео.

— Да ты чего? А я думал, ты на своей пенсии тут со скуки подыхаешь. Что, правда совсем не тянет вернуться, так сказать, в мир живых?

— Тянет посмотреть запись. Ты же принес диск?

— Да ты в жизни не видел такой киношки про убийство, старичок! Мокруха в высоком разрешении! Съемка с места действия!

Хардвик стоял посреди большой комнаты, служившей кухней, столовой и гостиной. С одной стороны была старомодная плита, а с другой, в десяти с лишним метрах, — камин с изящной кладкой. Хардвик окинул все это быстрым внимательным взором и произнес:

— Да у вас тут норка с разворота журнала про жилища долбанутых экофанатов!

— Проигрыватель в кабинете, — сказал Гурни, показывая дорогу.

Запись начиналась с захватывающей аэросъемки: камера плавно скользила над яркой весенней зеленью, двигаясь вдоль дороги и ручья, тянувшихся серебристой и графитовой лентами вдоль особняков с ухоженными газонами и живописными пристройками.

Камера замедлилась над самым крупным и красивым из особняков. Когда в кадре появился просторный изумрудный газон, окаймленный нарциссами, камера застыла и начала плавное движение вниз.

— Ничего себе, — удивился Гурни. — Они наняли вертолет?

— А чего, теперь все так делают, — ответил Хардвик. — Но это только начало. Дальше съемка пойдет с четырех статичных камер, расставленных так, что их обзор покрывает все владение целиком. Так что здесь полная хронология всего, что происходило снаружи — и картинка, и звук.

Каменный дом цвета слоновой кости был окружен каменными же террасами, нисходящими к нарочито небрежно оформленным идиллическим зарослям цветов, которые словно целиком привезли из Англии.

— Это вообще где? — спросил Гурни, усевшись на диван рядом с Хардвиком.

Хардвик посмотрел на него в притворном ужасе.

— Ты что, не узнаешь элитный поселок Тэмбери?

— А что, должен?

— Это же улей самых важных пчел! Ты как важный шмель должен это знать. Если ты хоть как-то котируешься в обществе, у тебя обязательно найдутся знакомые с домиком в Тэмбери.

— Видимо, я рылом не вышел. Так где это?

— Всего в часе езды отсюда, на полпути к Олбани. Я покажу на карте.

— Да зачем… — начал было Гурни и вдруг удивленно осекся: — Подожди. Это, выходит, в округе…

— Шеридана Клайна! — подхватил Хардвик. — Ну естественно. Шанс поработать со старыми друзьями и все такое. Окружной прокурор, как ты помнишь, очень нежно к тебе относится.

— Неожиданно, — пробормотал Гурни.

— Серьезно, он считает, что ты гений! Он, конечно, грязный политикан и присвоил твои лавры за дело Меллери, но в глубине души он понимает, что обязан тебе.

Гурни покачал головой:

— В глубине души у Клайна нет ничего, кроме черной дыры.

— Дэйв, старичок, ну что ж ты так, совсем в людей не веришь, — рассмеялся Хардвик и, не дожидаясь ответа, принялся комментировать видеоряд на экране. — Это снуют официанты, — сказал он, когда в кадре стали мелькать безупречно причесанные юноши и девушки в черных брюках и накрахмаленных белых туниках. Они накрывали фуршетный стол с напитками и полдюжины стоек с горячим. — А вон хозяин, — продолжил Хардвик, указывая на мужчину в костюме цвета индиго с ярко-красным цветком на лацкане. Он сперва кому-то улыбался, стоя в арке входной двери, а затем направился в сторону газона. — И суженый, и ряженый, и жених, и муж, и вдовец. Все в одном флаконе, так что даже не знаю, как его лучше называть.

— Скотт Эштон?

— Собственной персоной.

Эштон прошел в кадре, но когда он должен был исчезнуть из виду, включилась другая камера. Стало видно, как он торопливо идет к небольшой постройке, напоминающей гостевой домик, на границе газона и небольшой рощицы — метрах в тридцати от главного особняка.

— Сколько там, говоришь, было камер?

— Четыре статичные и одна на вертолете.

— А кто делал монтаж?

— Наши ребята из отдела.

Гурни смотрел, как Эштон стучится в домик. Все было слышно, хотя звук был не таким четким, как видео. Дверь домика и, соответственно, спина Эштона были сняты примерно под углом в сорок пять градусов. Эштон продолжал стучать и звал:

— Гектор!

Потом раздался голос, в котором Гурни уловил испанский акцент, но слова были неразличимы. Он вопросительно взглянул на Хардвика.

— Мы пробовали усилить звук в лаборатории. Он говорит: Est abierta. Открыто, мол. Совпадает с рассказом Эштона о том, как все было.

На экране Эштон открыл дверь и, зайдя внутрь, закрыл ее за собой. Хардвик взял пульт и включил режим перемотки:

— Он там проторчит пять или шесть минут. А потом откроет дверь, скажет: «Ну ладно, если передумаешь…» — и выйдет. Закроет дверь и уйдет.

Когда Хардвик отпустил кнопку, Эштон действительно вышел из домика, и лицо его показалось Гурни более хмурым, чем когда он заходил внутрь.

— Они всегда так разговаривали? — спросил Гурни. — Эштон с ним по-английски, а Флорес в ответ — по-испански?

— Да я сам удивился. Эштон говорит, что это была какая-то новая причуда, которая длилась к этому моменту месяц или два. До этого они всегда говорили по-английски. Он сам считает, что это пассивно-агрессивный бунт против языка, которому Эштон его учил, то есть опосредованно — против самого Эштона. В общем, он задвинул на этот счет какую-то психологическую телегу.

Эштон снова вышел из кадра, и запись продолжилась с другой камеры. Он направился к небольшому павильону с колоннами в греческом стиле — из тех конструкций, что ввели в моду викторианские ландшафтные архитекторы. Там четверо мужчин в костюмах листали на подставках ноты и двигали раскладные стулья. Эштон о чем-то с ними заговорил, но ничего расслышать было нельзя.

— Струнный квартет вместо традиционного диджея? — удивился Гурни.

— В Тэмбери свои традиции, — ответил Хардвик и принялся перематывать разговор Эштона с музыкантами, а затем живописные панорамы и суету официантов, которые раскладывали на скатертях тарелки и столовые приборы. Дальше мелькнули две стройные официантки, расставляющие бутылки и бокалы, потом крупные планы красных и белых петуний, свисающих из каменных ваз.

— Это ровно четыре месяца назад? — спросил Гурни.

Хардвик кивнул.

— Второе воскресенье мая. Идеальный денек для свадьбы. Весна цветет и пахнет, легкий ветерок, птички вьют гнездышки, голуби воркуют, мурмурмур…

Гурни почувствовал, как от этого безжалостного сарказма у него оголяются нервы.

Когда Хардвик наконец закончил перематывать пленку и запись пошла с обычной скоростью, в кадре оказался увитый плющом навес, служивший входом на газон. По траве прогуливалось несколько гостей, а фоном звучало жизнерадостное барокко.

По мере того как новоприбывшие парами проходили под навесом, Хардвик называл имена, водя пальцем по мятому списку.

— Начальник полиции Тэмбери Берт Лунтц с супругой… Президент Дартвелльского колледжа с мужем… Литагент Эштона с мужем… Президент Общества британского наследия Тэмбери с женой… Конгрессвумен Лиз Лафтон с супругом… Филантроп Ангус Бойд со своим юным… э-э-э… как бы его назвать… сам он называет его ассистентом. А это редактор журнала «Международная клиническая психология» с женой… Вице-губернатор с женой… Декан медицинского…

— Постой, — перебил его Гурни. — Они там все такие?

— С громкими званиями, связями и неприличным долларовым амбре? О, да. Президенты компаний, крупные политики, главреды важных изданий… там даже один епископ.

Поток привилегированных и успешных еще минут десять продолжал вливаться в сад Скотта Эштона. Никто не выглядел недовольным приглашением, однако и радостным видом никто не выделялся.

— Все, почти все пришли, — сказал Хардвик. — Это уже родители невесты, всемирно известный нейрохирург Уитроу Перри и Вэл Перри — трофейная, так сказать, жена.

Доктору на вид было чуть за шестьдесят. Надменно изогнутые пухлые губы, внимательный взгляд и двойной подбородок любителя хорошо поесть. Он двигался удивительно ловко, как тренер по фехтованию, к которому Гурни и Мадлен ходили первую пару лет совместной жизни, еще надеясь найти совместное увлечение.

Вэл Перри на экране была похожа на актрису, выряженную для роли Клеопатры. Она излучала удовлетворенность, которой Гурни утром за не не заметил.

— А вот теперь, — оживился Хардвик, — жених и пока еще не безголовая невеста.

— Господи, — пробормотал Гурни. Иногда бесчувственность Хардвика казалась ему не результатом защитного цинизма, а признаком настоящей психопатии. Впрочем, сейчас было неподходящее время, чтобы… чтобы что? Сообщить Хардвику, что он больной кретин? Гурни сделал глубокий вдох и продолжил смотреть видео. Доктор Скотт Эштон и Джиллиан Эштон с улыбкой надвигались на камеру. Аплодисменты, крики «браво!» и торжественное крещендо на фоне. Гурни потрясенно уставился на невесту.

— Ты чего? — удивился Хардвик.

— Я ее как-то по-другому себе представлял.

— А как ты ее представлял?

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Этот роман – одна неделя из жизни разных людей. У каждого из них своя история, но судьбы причудливо ...
Книгу молодого талантливого писателя Ильдара Абузярова составляют оригинальные истории с увлекательн...
В книге обобщен личный опыт автора и проверенные методики – как педагогов, так и простых родителей. ...
Знание использования ароматов позволяет управлять своим настроением и настроениями своих близких. На...
Перед вами собрание эссе Сьюзен Сонтаг, сделавшее ее знаменитой. Сонтаг была едва ли не первой, кто ...
Дорогой читатель, если ты хочешь увидеть взгляд этой мужественности в зеркале, почувствовать в себе ...