Мсье Лекок Габорио Эмиль

Но как тогда объяснить столь отчаянный поступок заключенного? Тюремная статистика наглядно свидетельствует о том, что «обычные преступники» – как их называют – никогда не кончают жизнь самоубийством. Взятые тепленькими, на месте преступления, они впадают в неистовую экзальтацию, нервную истерику. Другими овладевает оцепенение, схожее с бесчувственным состоянием сытого зверя, который засыпает, даже не облизав окровавленные губы.

Однако никому из них не приходит в голову мысль свести счеты с жизнью. Они дорожат своей шкурой, какой бы грязной она ни была. Все они трусы, неженки. Во время тюремного заключения отпетый мерзавец Пульман так и не позволил вырвать себе зуб, хотя боль была такой сильной, что он плакал.

С другой стороны, несчастный, совершивший преступление в приступе безумия, почти всегда старается избежать последствий своего поступка, обрекая себя на добровольную смерть.

Следовательно, неудавшаяся попытка заключенного служила косвенным доказательством в пользу системы Лекока.

«Видимо, – говорил себе молодой полицейский, – этот бедолага скрывает ужасную тайну, поскольку дорожит ею больше, чем жизнью. Ведь он пытался задушить себя, чтобы унести ее нераскрытой с собой в могилу».

Лекок прервал себя. Пробило четыре часа. Он проворно соскочил с кровати, на которой лежал полностью одетый. Через пять минут он уже шел по улице Монмартр, где в то время жил в меблированных комнатах.

Погода по-прежнему оставалась отвратительной. Стоял густой туман. Но все это не имело никакого значения для молодого полицейского!.. Он шел бодрым шагом. Около церкви Святого Евстахия его окликнул грубый, насмешливый голос:

– Эй!.. Парнишка!..

Лекок оглянулся и увидел Жевроля, который в сопровождении трех полицейских расставлял сети вокруг Центрального рынка. Это было славное местечко. Редко случалось, что в сети не попадалось несколько жуликов, утолявших жажду в заведениях, открытых всю ночь и обслуживающих зеленщиков.

– А ты рано встал, господин Лекок, – продолжал инспектор Сыскной полиции. – По-прежнему устанавливаешь личность нашего клиента?

– Да, по-прежнему.

– Он наверняка переодетый принц. А может, обыкновенный маркиз?

– Несомненно, либо тот, либо другой…

– Ладно!.. В таком случае ты угощаешь нас в счет твоего будущего вознаграждения.

Лекок согласился, и полицейские вошли в лавку, расположенную напротив. Когда стаканы были наполнены, Лекок сказал:

– Право же, Генерал, наша встреча избавляет меня от необходимости совершать долгую прогулку. Я хотел прийти в префектуру, чтобы попросить вас от имени следователя послать сегодня утром одного из наших коллег в морг. Дело «Ясного перца» наделало много шума. Туда соберется народ. Надо бы посмотреть и послушать зевак…

– Хорошо!.. К моменту открытия морга там будет папаша Абсент.

Послать папашу Абсента туда, где требовался проницательный полицейский, означало насмешку. Однако Лекок не стал протестовать. Уж лучше плохая услуга, чем предательство, а в славном папаше Абсенте он был уверен.

– Кстати… – продолжал Жевроль. – Ты должен был бы предупредить меня вчера вечером. Но когда я пришел, ты уже испарился.

– У меня были дела.

– И где же?

– На Итальянской заставе. Я хотел знать, вымощен ли пол кутузки или выложен плитами.

С этими словами Лекок встал, расплатился, попрощался со своими коллегами и вышел.

– Разрази меня гром!.. – воскликнул Жевроль, с размаху ставя стакан на стойку. – Черт возьми!.. Этот юнец мне не нравится! Негодный мальчишка!.. Он еще не знает азов нашего ремесла, а уже корчит из себя хитреца. Когда ничего не находишь, вечно придумываешь разные истории и забрасываешь следователя умными словечками, чтобы сделать карьеру. Я покажу тебе карьеру… вниз… Да, я проучу тебя. Будешь знать, как смеяться надо мной!..

Но Лекок вовсе не смеялся. Накануне он действительно ходил на полицейский пост, где находился в заключении задержанный, чтобы сравнить пыль, лежавшую у него в кармане, с пылью на полу кутузки. И он, как ему казалось, получил одно из тех обличительных доказательств, которые помогают следователю добиться полного признания от подозреваемого.

Сейчас же он торопился покинуть общество Жевроля потому, что ему предстояло проделать тяжелую работу перед тем, как предстать перед господином д’Эскорвалем.

Лекок собирался разыскать кучера, которого женщины остановили на улице Шевалере. И чтобы его экспедиция оказалась успешной, молодой полицейский взял в префектуре фамилии и адреса всех владельцев экипажей, конторы которых располагались между дорогой Фонтенбло и Сеной. Поиски начались неудачно.

В первой конторе работники конюшни еще не встали и поэтому обругали Лекока. Во второй конюхи были на ногах, но кучера пока не пришли. В третьей владелец отказался показывать Лекоку путевые листы, где были записаны – или должны были быть записаны – ежедневные маршруты каждого кучера.

Лекок начал впадать в отчаяние, когда около половины восьмого узнал от некоего Триго, контора которого располагалась за крепостными укреплениями, что в ночь с воскресенья на понедельник одному из кучеров, уже возвращавшемуся, пришлось повернуть назад. Более того, этот самый кучер находился во дворе, где помогал запрягать лошадей в свой экипаж.

Кучер оказался толстым низеньким старичком, с красным лицом, маленькими хитрыми глазами. Лекок направился прямо к нему.

– Это вы, – спросил молодой полицейский, – в ночь с воскресенья на понедельник, между первым и вторым часом, отвозили двух женщин, которые сели к вам на улице Шевалере?

Кучер выпрямился, смерил Лекока проницательным взглядом и уклончиво ответил:

– Возможно.

– Это я и хотел услышать.

– А!.. А!.. – насмешливым тоном продолжал старик. – Господин, несомненно, знает обеих дам, которые кое-что потеряли в экипаже, и…

Молодой полицейский дрожал от радости. Этот человек был именно тем, кого он искал. Лекок прервал кучера.

– Вам известно, что в окрестностях было совершено преступление?..

– Да, в одном из кабаре с дурной славой кого-то убили…

– Так вот!.. Эти женщины находились там. Они убегали из кабаре, когда встретили вас. Я разыскиваю их. Я служу в Сыскной полиции, вот мое удостоверение. Будьте добры, расскажите мне все подробно.

Толстый кучер стал белее савана.

– Ах!.. Негодницы!.. – воскликнул он. – Теперь я не удивляюсь, почему они мне дали столь щедрые чаевые. Луидор и две монеты по сто су за проезд – словом, тридцать франков… Проклятые деньги!.. Если бы я их не истратил, я выбросил бы их…

– Куда вы их отвезли?

– На Бургундскую улицу. Я забыл номер, но дом узнаю.

– К сожалению, они ехали не к себе домой.

– Кто знает?.. Я видел, как они звонили, дергали за шнурок. А вошли они так же стремительно, как я бегаю. Хотите, я отвезу вас туда?

Вместо ответа Лекок вскочил на сиденье и сказал:

– Поехали!

Глава XIV

Можно ли было предположить, что женщины, убежавшие из кабаре вдовы Шюпен в момент убийства, были полностью лишены здравого смысла? Разумеется нет!

Правдоподобно ли, что беглянки, хорошо осознававшие опасность ситуации, в которую попали, позволили кучеру экипажа, остановленному на общественной дороге, привезти себя домой? Конечно нет.

Значит, надежда отыскать их, которую питал кучер, была призрачной.

Все это Лекок понимал. Тем не менее он без колебаний забрался на сиденье и приказал ехать.

Просто он следовал аксиоме, выработанной за долгие часы размышлений, аксиоме, которая позднее всегда оправдывала его репутацию и которую он формулировал следующим образом: «Что касается информации, то тут надо опасаться, главным образом, правдоподобия. Сначала надо всегда верить тому, что кажется немыслимым».

С другой стороны, приняв такое решение, молодой полицейский снискал доброе расположение кучера и получил право на подробные сведения. К тому же это был самый быстрый способ попасть в сердце Парижа. И Лекок не ошибся.

Лошадь навострила уши и побежала рысью, когда кучер крикнул: «Но, Кокотка!» Животное привыкло к своему хозяину и узнавало интонации, при которых шутки плохи. Через несколько мгновений экипаж вылетел на дорогу Шуази, и Лекок принялся расспрашивать старика.

– Ну, уважаемый, – начал он, – вы рассказали мне в общих чертах, а теперь я хотел бы услышать подробности. Как вы встретились с этими женщинами?

– Все очень просто. В то воскресенье, последнее перед Великим постом, день выдался ужасный. Шесть часов езды по бульварам, а дождь все время лил. Что за незадача!.. В полночь у меня было тридцать су чаевых, вот и весь урожай. Но я совсем выбился из сил, а лошадь так устала, что я решил вернуться. Конечно, я роптал втихомолку… И тут на улице Шевалере, за улицей Пикар, я увидел двух женщин, стоявших около фонарного столба. Разумеется, меня это не интересует, потому что в моем возрасте женщины…

– Это можно пропустить! – прервал кучера молодой полицейский.

– Так вот, я проехал мимо них, но тут они стали звать меня: «Кучер! Кучер!» Я сделал вид, что не слышу их. Но одна из них побежала за мной, крича: «Луидор!.. Луидор на чай!» Я задумался, но тут женщина добавила: «И десять франков за поездку!» Я сразу же остановился.

Лекок сгорал от нетерпения. Однако он понимал, что прямые и быстрые вопросы ни к чему не приведут. Лучше всего внимательно слушать кучера.

– Но вы же понимаете, – продолжал кучер, – что в таком квартале и в такой час нельзя доверять подобным бабенкам. Так вот, когда они подошли, чтобы сесть в экипаж, я сказал: «Постойте-ка!.. Мамаши, вы обещали денежку папаше. Где она?» И одна из них сразу же мне протянула деньги со словами: «Главное, поторопитесь!»

– Нельзя быть более точным, – похвалил кучера Лекок. – А теперь скажите мне, какие они?

– Не понял?

– Я спрашиваю, как они выглядели, за кого вы их приняли?

На добродушном красном лице кучера расплылась широкая улыбка.

– Черт возьми!.. – ответил он. – Они произвели на меня впечатление двух… двух не слишком-то порядочных…

– А!.. А как они были одеты?

– Как дамочки, которые танцуют в «Радуге». Ну, вы меня понимаете. Только одна из них выглядит богачкой, а вторая… Ой, ля-ля! Ничтожная личность!..

– Какая из женщин бежала за вами?

– Та, у которой жалкий вид, та…

Кучер внезапно замолчал. В его памяти так отчетливо всплыл тот момент, что он резко натянул вожжи, отчего лошадь встала на дыбы.

– Гром и молния!.. – воскликнул он. – Послушайте! В тот миг я заметил, что одна из двух плутовок зовет другую, толстую, как бочка, «сударыня», а вторая обращается с ней грубо и на «ты».

– О!.. О!.. О!.. – произнес молодой полицейский с разными интонациями. – И которая из них, скажите на милость, говорила «ты»?

– Плохо одетая. Толстуха трясла другую, как грушу. «Несчастная, – говорила она, – ты нас погубишь… Будешь падать в обморок, когда приедем домой! А сейчас быстро очнись!» А другая хныча отвечала: «Право же, сударыня, право же, я не могу!» Похоже, она действительно не могла. Я даже подумал: «Вот еще одна, которая выпила больше чем достаточно!»

Эти крайне важные обстоятельства подтверждали первые предположения Лекока. Как он и догадывался, женщины занимали разное социальное положение. Только он ошибся, решив, что на более высокой ступени стояла женщина в изящных ботинках с высокими каблуками, неравномерные следы которой навели его на мысль, что она была близка к обморочному состоянию.

Пальма первенства принадлежала женщине в обуви на плоской подошве. Она была выше не только по социальному положению, но и по силе воли. Теперь Лекок убедился, что одна из женщин была служанкой, вторая – госпожой.

– Это все, уважаемый? – спросил он кучера.

– Все, – ответил кучер. – Еще, правда, я заметил, что у той, плохо одетой, которая давала мне деньги, руки… О! Да почти детские руки, а голос, несмотря на раздражение, такой же приятный, как музыка.

– Вы видели ее лицо?

– О!.. Мельком…

– Но вы можете сказать, красивая ли она, брюнетка или блондинка?..

Столько вопросов, заданных одновременно, поставили в тупик славного кучера.

– Минуточку!.. – ответил он. – По-моему, она не красивая. Не думаю, что она молодая. Но она точно блондинка с пышными волосами.

– Она высокая или маленькая, толстая или худая?

– Нечто среднее.

Ответ был слишком расплывчатым.

– А другая? – спросил Лекок.

– Черт возьми!.. А вот эту я не разглядел. Но она показалась мне маленькой, вот и все.

– Вы сможете узнать ту, которая расплачивалась с вами, если ее вам покажут?

– Черт возьми!.. Нет.

Когда экипаж доехал до середины Бургундской улицы, кучер остановил лошадь, сказав:

– Обратите внимание!.. Вот дом, в который вошли плутовки… Вот этот…

Снять фуляр, служивший ему кашне, сложить и спрятать его в карман, спрыгнуть на землю и войти в указанный дом было для молодого полицейского минутным делом.

Старая женщина шила в привратницкой.

– Сударыня, – вежливо обратился к ней Лекок, показывая фуляр, – я принес это одной из ваших жиличек.

– Какой именно?

– А вот этого я не знаю.

Достойная консьержка подумала, что этот столь вежливый молодой человек был шутником, решившим ее разыграть.

– Бесчестный негодник… – начала она.

– Прошу прощения, – прервал консьержку Лекок. – Позвольте мне закончить. Позавчера вечером, вернее, позавчера утром я спокойно возвращался домой, когда недалеко отсюда меня обогнали две дамы. Похоже, они очень спешили. Одна из них уронила вот это… Я подобрал вещь и поторопился ее вернуть… Напрасный труд! Они уже вошли в дом. В этот час я не решился звонить, поскольку боялся, что разбужу вас. Вчера я был занят, но сегодня пришел. Вот эта вещь.

Лекок положил фуляр на стол и собрался уходить, но консьержка окликнула его.

– Благодарю вас за вашу любезность, – сказала она, – но вы можете оставить это себе. В нашем доме нет женщин, которые после полуночи возвращаются одни.

– Однако, – настаивал молодой полицейский, – у меня есть глаза. Я видел…

– Ой!.. Совсем забыла, – воскликнула старая женщина. – Той ночью, о которой вы говорите, действительно сюда звонили… Как это надоедает!.. Я дернула за шнурок и прислушалась… Ничего. Не услышав, как дверь закрылась, как по лестнице зазвучали шаги, я сказала себе: «Так! Еще один шалопай, захотевший сыграть со мной злую шутку». Как вы понимаете, дверь нельзя оставлять открытой, чтобы в дом мог войти кто угодно. Так вот, я решительно надела юбку и вышла из привратницкой. И что же я увидела?.. Две тени… Они выскочили, захлопнув дверь перед самым моим носом… Я быстро дернула за шнурок и выбежала на улицу… И что же?.. Я увидела двух бегущих женщин!..

– В каком направлении они бежали?..

– Они спешили к улице Варен…

Лекок задумался. Затем, вежливо распрощавшись с консьержкой, которая могла ему еще понадобиться, он вернулся к экипажу.

– Я так и предполагал, – сказал он кучеру. – Они здесь не живут.

Кучер разочарованно развел руками. Его негодование вылилось в поток слов, однако Лекок, взглянув на часы, прервал кучера:

– Девять часов!.. – произнес он. – Я опоздаю больше чем на час, но принесу новости… Отвезите меня в морг, и побыстрее!

Глава XV

Для морга дни, следующие за таинственными преступлениями и катастрофами, жертвы которых не опознаны, всегда бывают оживленными. С самого утра служащие суетятся, обмениваются шуточками, которые могли бы покоробить посторонних. Почти все веселятся, поскольку испытывают насущную потребность противостоять окружающему их скорбному унынию.

– Сегодня у нас будут гости, – говорят они.

И действительно, когда кучер и Лекок въехали на набережную, они издалека заметили оживленную толпу, стоявшую около мрачного здания.

Газеты напечатали о преступлении, совершенном в кабаре вдовы Шюпен, и теперь – черт возьми! – всем хотелось поглазеть…

На мосту Лекок велел кучеру остановиться и спрыгнул на тротуар.

– Я не хочу, чтобы экипаж подъезжал к моргу, – сказал он.

Вытащив часы, а затем кошелек, он продолжал:

– Итак, уважаемый, мы ездили один час сорок минут, следовательно, я вам должен…

– О!.. Вы мне ничего не должны… – решительным тоном возразил кучер.

– Тем не менее…

– Нет!.. Ни одного су. Я и так огорчен, что потратил деньги, которые мне дали эти чертовы плутовки… Знаете, я даже хотел бы, чтобы от всего выпитого на их деньги мне стало плохо. А вы не стесняйтесь… Если вам понадобится экипаж, берите мой, даром, и пользуйтесь им до тех пор, пока не поймаете мерзавок.

В ту пору Лекок не был богатым и поэтому не стал возражать.

– А вы записали мою фамилию и адрес? – продолжал кучер.

– Разумеется!.. Вы должны будете дать показания следователю. Вам вручат повестку.

– Хорошо! Так вот… Эжен Папийон, кучер из конторы господина Триго… Я живу у него… Дело в том, что я его компаньон…

Молодой полицейский уже удалялся, когда кучер окликнул его:

– После морга, – сказал он, – вы еще куда-нибудь пойдете… Вы сами сказали мне, что у вас назначена встреча и что вы опаздываете.

– Да, меня ждут во Дворце правосудия, но это в двух шагах.

– Неважно… Я буду ждать вас на углу набережной. Ах!.. Не стоит отказываться. Я упрямый, ведь я бретонец. Прошу вас об одной услуге: наймите меня на те тридцать франков, что дали мне плутовки.

Было бы жестоко отказывать в подобной просьбе. Лекок жестом дал понять, что согласен, и быстро направился в морг.

Если вокруг здания было просто много народу, то внутри зловещее учреждение было битком набито. Здесь в буквальном смысле выстроилась очередь из любопытных. Чтобы войти, Лекоку пришлось энергично поработать локтями. Это было отвратительно. Да, отвратительно, поскольку невольно возникал вопрос, что за низкие чувства приводили сюда этих не в меру любопытных людей. Здесь было много женщин и девушек.

Работницы, отправляясь на работу, делали крюк, чтобы взглянуть на незнакомые трупы, которые каждый день поставляют преступления, аварии, Сена и канал Сен-Мишель. Наиболее чувствительные оставались на пороге, бесстрашные входили, а затем делились своими впечатлениями. Когда плиты морга простаивали, они выражали недовольство.

Однако сегодня утром полный сбор. Заняты почти все плиты, кроме двух. Атмосфера была гнетущей. Нездоровый холод окутывал плечи, над головами плыл смрадный туман. Все пропиталось едким запахом хлорки, призванной бороться с миазмами.

К шепоту, прерываемому восклицаниями или вздохами, примешивались, словно постоянный аккомпанемент, гудение кранов, расположенных около каждой плиты, и глухое журчание льющейся воды, которая, падая, брызгами разлеталась в стороны.

Через маленькие сводчатые окна на лежащие тела лился тусклый свет, выделяя мускулатуру, подчеркивая прожилки синеватых тел, зловеще освещая развешанные полукругом лохмотья, рваное старье, которое должно было помочь при опознании и по истечении определенного времени будет продано… поскольку ничего не должно пропадать зря.

Однако молодой полицейский был слишком занят своими мыслями, чтобы замечать мерзость окружавшей его обстановки. Он едва взглянул на жертвы позавчерашнего преступления. Он искал папашу Абсента, но нигде не находил его. Неужели Жевроль, сознательно или нет, не выполнил своего обещания? Или старый служака Сыскной полиции после своей обычной рюмки обо всем забыл? Отчаявшись, Лекок обратился к начальнику надзирателей:

– Похоже, – спросил он, – пока никто не узнал ни одного из тех бедолаг, убитых в ту ночь?

– Никто!.. А ведь нас с самого открытия осаждают толпы народа. Видите ли, если бы это от меня зависело, в такие дни я при входе взимал бы два су с человека и су с детей… Сборы были бы великолепными… И мы покрыли бы все расходы…

Столь оригинальная мысль служила приглашением к продолжению разговора, однако Лекок не воспользовался им.

– Простите, – сказал он. – Не приходил ли сюда утром полицейский из Сыскной полиции?

– Приходил.

– Так куда же он подевался?.. Я его нигде не могу найти.

Прежде чем ответить, надзиратель смерил подозрительным взглядом чересчур любопытного любителя задавать вопросы, но потом нерешительно спросил:

– Вы из этих самых?

Эта фраза вошла в обиход в те времена, когда всюду шныряли презренные агенты-провокаторы, а при Реставрации[7] под «этими самыми» имели в виду полицейских. «Он из этих самых, которые не эти самые». Фраза пережила обстоятельства.

– Я из этих самых, – подтвердил молодой полицейский, показывая свое удостоверение.

– А как вас зовут?

– Лекок.

Лицо начальника надзирателей расплылось в широкой улыбке.

– В таком случае, – сказал он, – у меня для вас есть письмо. Его вручил мне ваш приятель, который был вынужден отлучиться… Вот оно…

Молодой полицейский мгновенно сорвал печать.

«Господин Лекок…»

Господин!.. Эта обыкновенная формула вежливости вызывала у Лекока легкую улыбку. Но не была ли она недвусмысленным признанием папаши Абсента превосходства его коллеги? Молодой полицейский усматривал в этом собачью преданность, которую он должен был оплатить сердечной привязанностью учителя к своему первому ученику. Он продолжал читать:

«Господин Лекок! Я заступил на дежурство с самого открытия, но около девяти часов сюда вошли три молодых человека, державшие друг друга под руки. По своей одежде и по манерам они были похожи на приказчиков. Вдруг я заметил, что один из них побледнел так, что стал белее своей рубашки. Он показал на одного из наших незнакомцев, которых привезли от старухи Шюпен, и сказал: “Гюстав!..”

Его приятели тут же закрыли ему рот рукой и принялись повторять: “Замолчи, бестолочь! Во что ты лезешь? Или ты хочешь, чтобы у нас появились неприятности?”

С этими словами они вышли, а я последовал за ними. Но тот, который это сказал, был до того взволнован, что не мог передвигать ноги. И им пришлось затащить его в соседнее питейное заведение.

Я тоже туда вошел, где и пишу письмо, поглядывая на них краешком глаза. Начальник надзирателей вручит вам это письмо, которое объяснит причину моего отсутствия. Вы же понимаете, что я буду следить за парнями. АБС».

Письмо было написано неразборчивым почерком, с множеством орфографических ошибок в каждой строчке, однако по смыслу оно было четким и ясным и должно было пробуждать большие надежды.

Лицо Лекока просияло. И когда он садился в экипаж, старый кучер, пуская лошадь рысцой, не смог удержаться от вопроса:

– Все идет так, как вы хотели?

Дружеское «Тише!» было единственным ответом молодого полицейского. У него было не так много времени, чтобы упорядочить в своем мозгу новые сведения.

Лекок вышел около решетки Дворца правосудия. Ему с трудом удалось уговорить кучера уехать, поскольку тот непременно хотел оставаться в распоряжении молодого полицейского. Когда Лекок подходил к левой двери, славный старик, стоя на козлах, кричал ему вслед:

– Контора господина Триго!.. Не забудьте!.. Папаша Папийон… Номер девятьсот девяносто восемь… Тысяча минут два…

Поднявшись на четвертый этаж левого крыла Дворца правосудия, Лекок обратился к секретарю, сидевшему за дубовым столом при входе в длинную, узкую и темную галерею, которую все называли «галереей следователей».

– Господин д’Эскорваль, несомненно, у себя в кабинете? – спросил он.

Секретарь печально покачал головой.

– Господин д’Эскорваль, – ответил он, – не пришел сегодня утром, и его не будет еще несколько месяцев…

– Как?.. Что вы хотите этим сказать?

– Вчера вечером, выходя из своей кареты, он неудачно упал и сломал себе ногу.

Глава XVI

Вы богаты, у вас есть свой экипаж, лошади, кучер… Когда вы едете, вальяжно расположившись на подушках, прохожие бросают на вас завистливые взгляды. Но вот кучер, перебравший лишнего, опрокидывает карету, или лошади пускаются вскачь, круша все на своем пути, или в минуту задумчивости счастливый хозяин оступается и ломает себе ногу, упав на бордюр тротуара…

Подобные несчастные случаи происходят каждый день, и их длинный список, вероятно, дает повод простым пешеходам благословлять свою скромную судьбу, которая уберегает их от таких опасностей. Однако Лекок, узнав о несчастье, случившемся с господином д’Эскорвалем, настолько растерялся, что секретарь не смог сдержать смех:

– А что вы видите в этом такого уж необычного? – спросил он.

– Я?.. Ничего…

Молодой полицейский лгал. Он был поражен странным совпадением двух обстоятельств: попыткой самоубийства заключенного и падением следователя. Однако он не позволил смутному предчувствию, зародившемуся у него в душе, перерасти в твердую уверенность. Да и какая связь между этими двумя фактами?

Впрочем, Лекок не видел, какие неудобства для него может создать это обстоятельство, напротив. Правда, он еще не обогатил свой сборник форм и образцов аксиомой, которой будет всегда следовать позднее: «Необходимо чрезвычайно опасаться обстоятельств, которые благоприятствуют нашим тайным желаниям».

Разумеется, Лекок отнюдь не радовался случившемуся с господином д’Эскорвалем несчастью. Он от всего сердца многое отдал бы, чтобы увечье не повлекло за собой серьезных последствий… Только он не мог отделаться от мысли, что благодаря несчастному случаю он избавился от общения – неимоверно тягостного для него – с человеком, высокомерие которого его подавляло. Все эти различные мотивы, вместе взятые, послужили причиной того, что на душе Лекока стало легко.

– Значит, – сказал он, – сегодня утром мне здесь нечего делать…

– Вы шутите?.. С каких это пор монастырь закрывается из-за отсутствия одного монаха?.. Час назад все срочные дела, которыми занимался господин д’Эскорваль, были распределены между другими следователями.

– Я пришел по тому громкому делу…

– Да что вы говорите! Так вас уже ждут… За вами в префектуру даже послали посыльного. Расследованием занимается господин Семюлле.

Молодой полицейский наморщил лоб. Он пытался вспомнить, кого из следователей так звали и не сталкивался ли он с ним раньше.

– Да, – продолжал секретарь, которому явно хотелось поговорить, – господин Семюлле… Вы его не знаете?.. Он славный человек и никогда не ходит насупившись, как все эти господа. Это о нем сказал подозреваемый, выйдя с допроса: «Этот черт так ловко все у меня выведал, что мне отрубят голову. Но мне все равно. Он славный малый!»

Все эти подробности, служившие добрым предзнаменованием, подняли дух Лекока. И он с легким сердцем постучал в дверь кабинета под номером двадцать два.

– Войдите!.. – раздался звонкий голос.

Лекок вошел и оказался лицом к лицу с мужчиной лет сорока, довольно крупным, немного тучным. Мужчина спросил:

– Вы агент Сыскной полиции Лекок?.. Замечательно!.. Садитесь, я изучаю это дело. Я буду в вашем распоряжении через пять минут.

Лекок сел и тайком принялся с интересом рассматривать следователя, коллегой которого ему предстояло стать… если, конечно, ищейку можно назвать коллегой охотника.

Внешность следователя соответствовала описанию, которое дал секретарь. Честность и благожелательность читались на его широком лице, озаренном приветливыми голубыми глазами. Однако молодой полицейский понимал, что было бы неосмотрительно полностью полагаться на благодушную внешность. И он не ошибался.

Господин Семюлле, родившийся в окрестностях Страсбурга, при выполнении своих деликатных функций использовал простодушную физиономию, характерную для всех белокурых детей Эльзаса, эту обманчивую маску, которая так часто скрывает гасконскую хитрость, подкрепленную грозной осмотрительностью жителей области Ко.

Господин Семюлле был наделен проницательным и живым умом. Но его системой – а у каждого следователя есть собственная система – являлась доброжелательность. В отличие от коллег, суровых и неумолимых, как меч, который часто вкладывают в руку статуи Фемиды, богини справедливости, он демонстрировал простоту и прямоту, но при этом никогда не изменял своему суровому характеру.

Однако в голосе господина Семюлле звучали отеческие нотки, и он так ловко прикрывал наивностью вопросы и значение ответов, что человек, которого он допрашивал, забывал, что должен быть настороже, и впадал в откровения. И когда подозреваемый замечал хитрость следователя, тот уже успевал выведать у него всю подноготную.

По сравнению с таким человеком суровый худой секретарь неизбежно вызывал бы недоверие. Поэтому господин Семюлле выбрал такого, который казался карикатурой на него. Секретаря звали Гоге. Низкий, тучный, безбородый и улыбающийся, с широким лицом, излучавшим не добродушие, а глупость, он действительно был глуп. Как он и сказал, господин Семюлле изучал дело, которое ему дали совершенно неожиданно. На его столе лежали все улики, собранные Лекоком, от шерстяных ниток до бриллиантовой серьги. Он читал и перечитывал рапорт, составленный Лекоком, и, доходя до тех или иных фраз, рассматривал предметы, находившиеся перед ним, или сверялся по плану с местом преступления. Не через пять минут, а через добрых полчаса он отодвинул кресло.

– Господин полицейский, – обратился он к вошедшему, – в примечании, написанном на полях этого дела, господин д’Эскорваль предупредил меня, что вы человек умный и что на вас можно положиться.

– По крайней мере, у меня есть добрая воля.

– О! У вас есть нечто большее. Я впервые сталкиваюсь со столь совершенно проделанной работой, как ваш рапорт. Вы молоды. Если вы будете упорно трудиться, то вы достигнете огромных успехов, в чем я не сомневаюсь.

Молодой полицейский поклонился и, побледнев от удовольствия, что-то пробормотал.

– Ваша точка зрения, – продолжал господин Семюлле, – отныне становится моей точкой зрения. Впрочем, господин прокурор Империи сказал мне, что ее разделял и господин д’Эскорваль. Мы столкнулись с загадкой, и ее надо разгадать.

– О!.. Мы обязательно разгадаем ее, господин следователь! – воскликнул Лекок.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Монография посвящена нетрадиционному прочтению прозаических и поэтических произведений Варлама Шалам...
Он рвался к звездам, и звезды приняли его, вот только счастья ему это не принесло…С того момента, ка...
Эта книга – о грядущем развале России. О будущем, которое не должно наступить никогда. О войне «всех...
Лев Мышкин был мужчиной добрым, мягким. Всю жизнь мечтал заниматься наукой. Но на его пути вдруг воз...
Его называют «полководцем, выигравшим Вторую мировую войну», и его же обвиняют в некомпетентности, ж...