Город холодных руин Ньютон Марк

Глава сорок третья

Напряженное ожидание скорого вторжения с моря превратило встречу культистов с командующим в стремительный обмен требованиями и просьбами о помощи.

Пока они обсуждали детали, Беами наблюдала за тем, как командующий, этот знаменитый альбинос, мучительно долго обдумывал каждое предложение, как он барабанил по столу своими длинными тонкими пальцами, словно специально для того, чтобы углубить всякую возникшую паузу. Она даже пожалела, что у нее нет реликвии для замедления времени, чтобы в реальном времени дела пошли быстрее. От командующего Латреи, как она и ожидала, было мало толку. Армия должна обладать полным контролем. Армия должна диктовать условия.

Армия то, армия се.

Кроме нее, в культистский штаб по спасению входили семеро мужчин и еще одна женщина. Все они представляли малые ордена, названий двух из которых она никогда даже не слышала, и все горели желанием помочь, даже если не очень-то могли.

Среди мужчин особенно выделялись двое пожилых – один седой, другой совсем лысый, – в которых она сразу почувствовала силу, несмотря на их нежелание принимать военную угрозу всерьез. Они назвали свои имена – то есть один из них назвал: Рамон и Абарис.

Рамон выглядел явным психопатом: судя по блеску его живых глаз, он был из тех, кто мог мило беседовать и даже смеяться с вами в одну минуту, а в другую с такой же легкостью перерезать вам горло. Коренастый, с блестящей от пота лысиной, он вонял застарелым сексом и зловещей магией. Его коллега Абарис, усатый и пухлый, говорил за обоих. Только когда тот наконец сделал паузу, Беами заметила, что у Рамона разные глаза: один голубой, другой карий.

Абарис внес всего одно, зато смелое предложение.

– Мы можем, – сказал он, – сделать кое-что с мертвецами.

И он прошел пальцами по столу, словно иллюстрируя свои намерения.

Некромантия… Так вот чем они занимаются?

Только чем это им поможет? Беами никогда в жизни не слышала об этих двоих, однако культисты наиболее жуткого толка никогда особо не афишировали свои дела.

– Все это прекрасно, – обратилась она к до странности легкомысленному Абарису, – только как насчет того, чтобы сначала превратить в мертвецов врага?

– Деточка, пройдет некоторое время, прежде чем мы сможем вступить в игру. Зато потом…

Рамон ничего не говорил, только ухмылялся, но по морщинам на его лице Беами прочла о годах невыразимой, почти благословенной муки. Эти двое пугали ее своим глубоким душевным покоем. В них была уверенность, которая подавляла ее.

Разговор командующего с культистами продолжался, он спрашивал, они отвечали. Ей не нравилось, что на нее и ей подобных смотрят как на простое орудие. Они были прежде всего людьми, которые могли сами планировать свои действия и к тому же владели сокрушительной силой реликвий – стоило только дать им немного свободы.

Встречу то и дело прерывали гонцы, которые приносили свежие новости о продвижении вражеского флота. Каждый новый вестник уходил из комнаты мрачнее, чем входил в нее, точно объявил членам семьи о смерти близкого родственника. И сколько тысяч семей вскоре оплачут своих погибших? Лицо альбиноса тоже отражало растущее внутреннее напряжение. Он то и дело вставал со своего места и начинал расхаживать по комнате, точно был совсем один, потом вдруг ловил взгляд Рамона, и тот отвечал ему своей жутковатой улыбкой.

Беами повернулась к окну, пытаясь разглядеть вражеский флот, и увидела доки, переднюю линию обороны, наспех сооруженные баррикады и лучников, расставленных в окнах всех подходящих для ведения стрельбы домов. Хватит ли этого?

Идея пришла в голову Беами, и она тут же объявила о ней во всеуслышание.

Абарис хлопнул в ладоши:

– Деточка, ты гений, истинный гений. Мы с Рамоном подождем, пока ты закончишь, а уж потом внесем свой вклад.

Рамон плотно зажмурился и начал качать головой вперед-назад с таким видом, словно вступил в сеанс телепатической связи с кем-то за пределами комнаты. Абарис одернул свое твидовое одеяние и наклонился вперед, ожидая дальнейшей реакции собравшихся.

Беами услышала одобрительный шепот.

Альбинос опустился в кресло, упершись подбородком в руки, и уставился на нее. В общем и целом его отношение к ней нельзя было назвать совершенно варварским, но тень сомнения в том, что она, будучи женщиной, на что-то способна, в нем, несомненно, присутствовала. Впрочем, с таким отношением к себе она сталкивалась всю жизнь и давно уже привыкла подавлять гнев.

– Мы можем защитить доки силами солдат, – предложил Бринд, – размещенных вдоль набережной, и преградить врагу доступ в город.

– Дайте им только ступить на сушу, и я за один раз избавлю вас от стольких неприятелей, сколько вашим солдатам не перебить за одну атаку. – Беами уже не сиделось на месте. Если ей суждено помогать ему в защите города, то она должна начать действовать немедленно. – Доверьтесь мне, пожалуйста. Мне нужно всего полчаса. Дайте приказ отозвать всех солдат с набережной и расположиться на расстоянии двух улиц от воды. Там они не пострадают, а я пока смогу сосредоточиться на…

– Пройдет час, и вражеское войско начнет прибывать в город тем же самым водным путем, – перебил ее Бринд.

– Вот именно, – улыбнулась она. – Поэтому доверьтесь мне.

Обуреваемая эмоциями, она вылетела из комнаты, напоследок еще успев услышать его слова:

– У тебя всего один шанс завоевать мое доверие, слышишь?

Культистка мчалась сквозь туман верхом на резвой кобылке, направляясь к задним воротам цитадели. Собравшиеся во дворе крепости пехотинцы-ополченцы удивленно вскидывали головы, когда она проносилась мимо.

Выбравшись за ворота, она вынуждена была сделать большой крюк по городу: многие улицы полностью запрудили солдаты регулярной армии и ополченцы, ожидавшие начала боевых действий. Тени от Ониксовых Крыл, окраины Альтинга и Шантиз остались позади, перед ней лежала ее цель – порт Ностальжи, сумка с реликвиями на основе механизмов бренна оттягивала ей плечо, когда у нее за спиной вдруг возник Люпус верхом на сильной черной кобыле, в черной форме Ночной Гвардии, с луком за плечами.

– Зачем ты поехал за мной?! – крикнула она ему на скаку.

– Командующий приказал. По-моему, он не до конца тебе доверяет.

– Ну и зря!

– Беами, на минуту.

Она напрягла силы, чтобы остановить лошадь, и поразилась тому, как чутко та отозвалась на ее желание.

– Что?

– Тебе уже доводилось кого-нибудь убивать?

Она помотала головой. Только тут она вдруг осознала, что на себя берет.

– Тебе нужно доказать свои способности миру мужчин, я знаю, – продолжал Люпус ровным невыразительным голосом. Он был на службе. – Но послушай, когда ты убьешь в первый раз, твое сердце забьется необычайно быстро и ты испытаешь такой прилив эмоций, как никогда в жизни. У тебя может перехватить горло. Чтобы успокоиться, надо делать глубокие вдохи и выдохи и контролировать свое тело, чтобы мышцы не свело. Думай только о реликвиях, это поможет.

Они галопом неслись по пустынным улицам, пересекали заброшенные кварталы, перемахивали через кучи мусора и обломков. Копыта их лошадей гремели по булыжникам мостовых. Атмосфера местности, казалось, предвещала грядущий апокалипсис, но всего несколькими улицами дальше жизнь продолжалась: отряды мужчин и женщин с дешевым оружием в руках выстроились позади мощных баррикад и, заряженные надеждой пополам со страхом, ждали врага.

Спустя некоторое время Беами остановила лошадь и передвинула сумку с реликвиями из-за спины вперед, на седло.

Люпус стал рядом.

– Куда мы направляемся?

– В западную часть порта Ностальжи, – сказала она, – потом дальше, на восток, а потом нам придется где-то повернуть назад, к цитадели. Это не займет много времени, но, Люпус, держись, пожалуйста, подальше, это ведь эксперимент, причем очень большого масштаба.

И она расстегнула свое ожерелье – серебряный племенной амулет, который он подарил ей много лет назад.

– Присмотри за ним пока.

По-прежнему бесстрастно, он взял у нее амулет и надежно спрятал в карман. И сделал еще одну важную вещь: молча отвел свою лошадь так, чтобы держаться позади Беами. Повесил на плечо лук, огляделся.

– Позволь мне хотя бы прикрывать тебе спину.

– Спасибо, – прошептала она.

Беами приготовила реликвии, и тут пошел снег, такой сильный, что пухлые снежинки, казалось, закрыли собой все небо. Она посмотрела вверх, двинула свою лошадь прямо в лежавший перед ней район порта Ностальжи и еще раз поразилась, как это незнакомое животное реагирует на ее команды: словно читает ее мысли. Начать предстояло с гавани, где четыре вражеских судна уже вошли в акваторию и с легкостью бороздили ее воды, расталкивая местные корабли и лодки.

Рыбацкие лодки, не выдерживая их напора, просто лопались и шли ко дну, оглашая окрестности сухим деревянным треском, похожим на небольшие взрывы.

– Тебе надо спешить, – предостерег ее Люпус.

Беами обвела взглядом ряды разноцветных домов, отметив их пустые фасады. К счастью, в проемах окон не осталось ни одного стрелка, острия клинков и наконечники стрел не выглядывали из-за баррикад.

Командующий сделал то, о чем она его просила.

Спешившись, она извлекла из сумки один из усиленных механизмов дигр-бренна. Она внесла в конструкцию изменения, чтобы их можно было насаживать на колышки, и теперь забила первый небольшим деревянным молотком в щель между камнями.

Люпус держался совсем рядом, внимательно наблюдая за каждым ее движением.

– Пожалуйста, Люпус, отойди. Ничего со мной не случится. А тебе здесь скоро будет опасно находиться. Пожалуйста, уезжай и забери мою лошадь.

Он понял ее с первого раза и не мог бы выразить своего уважения к ней сильнее, чем когда развернул свою лошадь и молча поехал прочь.

– Я буду ждать тебя у восточного края гавани. – Он улыбнулся ей и ускакал.

Не время для эмоций, не сейчас. Дыши глубже.

Она вбила второе устройство в другую щель, где оно слегка накренилось, но все же не упало. Двадцать шагов, реликвия, двадцать шагов, реликвия, и так без конца; все время уши ей раздирал невыносимый шум, поднятый вражескими кораблями, крушившими деревянные лодки и суда.

Следующие десять минут Беами делала свое дело, не глядя по сторонам, ветер раздувал ее плащ. Ни на секунду не прекращая работы, она боялась даже посмотреть на металлическую громаду, подобравшуюся уже почти вплотную к краю суши.

Ну вот наконец и последний.

Она сделала еще несколько глубоких вдохов и бросилась бежать.

Уже на бегу она слышала, как открылись аппарели кораблей, как они гулко опустились на булыжную мостовую и как по ним, словно по металлическому мосту, застучали сапогами вражеские солдаты. Из корабельного нутра вылезали твари, противоестественные существа в панцирях. Что они были такое, она не понимала, но они были вооружены и хлынули на нее, на город так, словно в днищах кораблей открылась внезапно какая-то омерзительная течь.

Помни: дыши глубже.

Из города навстречу ей летели крики, люди реагировали на зрелище высадки врага. Откуда-то спереди прилетела стрела, и она взмолилась про себя, чтобы солдаты не вздумали тут же кинуться навстречу врагу.

Терпение.

Пригнувшись, она начала устанавливать взрывной механизм, как вдруг один из пришельцев оторвался от своих и устремился прямо к ней, их разделяло всего несколько десятков шагов. Ей казалось, будто сердце бьется у нее прямо во рту, пока она ждала, чтобы как можно больше этих тварей ступили на землю гавани. Легким движением руки она привела в действие свою цепь устройств.

Сеть пурпурного света накрыла мостовую. В следующее мгновение набережная встала на дыбы и подпрыгнула до небес.

Булыжники летели во все стороны, пришельцы пронзительно вопили противоестественно высокими голосами, испытав на себе сокрушительную мощь ее культистских способностей.

Дыши глубже.

С неба посыпался град камней, и она поспешила укрыться в подворотне дальше по улице. Вперемешку с камнями падали части тел и куски панцирей, и мостовая тут же окрасилась красным. Оторванная взрывом голова румеля подлетела к ней и, повертевшись еще некоторое время на земле, замерла, уставившись на нее полными укора глазами.

Вдруг Беами ощутила, как дрогнула у нее под ногами земля, словно теряя свою плотность, и поняла, что надо спасаться. Она побежала, оглядываясь на поворотах, плащ хлопал у нее за плечами, но никто из пришельцев, похоже, не преследовал ее.

Пробежав немного, она нырнула в узкий переулок и высунулась оттуда поглядеть, как обстоят дела.

Сплошной ряд домов вдруг наклонился вперед, точно пьяный, и, покачавшись немного, лег на мостовую, похоронив под собой всех уцелевших после взрыва пришельцев.

Клубы дыма и облака штукатурки скрыли от нее дальнейшее, но, когда немного развиднелось, стало ясно, что сотни пришельцев растерзаны на куски без единой жертвы со стороны защитников города. Беами почувствовала прилив адреналина при мысли, что она в одиночку пусть ненадолго, но все же отсрочила вторжение, и она не могла понять, почему ее бьет дрожь, а из глаз льются слезы.

Из дыма выскочил Люпус, по-прежнему верхом, и, наклонившись, подхватил ее и посадил позади себя. Она обхватила его обеими руками за талию, прижалась щекой к его спине, и они поскакали в относительную безопасность цитадели, пробираясь сквозь шеренги солдат, которые уже шли вперед, чтобы занять оборону.

Краем глаза она заметила Абариса и Рамона, они вразвалочку двигались туда, откуда она только что вернулась.

В цитадели они сразу направились к одной из широких арок, окружавших квадрат внутреннего двора. Люпус спешился, помог ей сойти, передал повод коня товарищу. Отнес ее в какую-то комнату, опустил там на кресло, заботливо укутал одеялом.

Беами лихорадило, ее лицо было мокро от слез, хотя она давно уже не плакала.

– Беами, я поражен тем, что ты сделала, – прошептал он восхищенно.

Но его слова, как и все прочие звуки, донеслись до нее словно издалека.

Пока они шли по улице, где их то и дело обгоняли толпы солдат, Абарис держал за руку своего многолетнего возлюбленного, Рамона.

– Мы теперь на войне, мой милый, – сообщил ему Абарис. Над маячившими повсюду шлемами солдат-пехотинцев ему были видны металлические корпуса неприятельских судов. – Как ты, готов запустить свою машинку?

Рамон сунул руку себе под широченный черный плащ, где у него на поясе висели две сконструированные им оживляющие реликвии. Они выглядели как два металлических ручных ловца снов – бронзовые круглые рамки диаметром в ширину ладони, заполненные переплетением каких-то нитей и украшенные пластинками слюды. Реликвии носили название «эиджи», и по одной на каждого их должно было хватить. Абарис оглянулся в поисках подходящей точки обзора и показал Рамону, что им надо подняться по внешней лестнице трехэтажного беленого здания впереди.

Неспешно пройдя между солдатами, они, так же не торопясь, влезли по лестнице на плоскую крышу, откуда полюбовались открывшимся им видом будущего поля сражения. Слева и справа от них на соседних крышах расположились десятки лучников в коричневой с зеленым драгунской форме, которые непрестанно стреляли вниз. Время от времени то к одному, то к другому из них подбегал посыльный, клал рядом со стрелком новый наполненный колчан, забирал пустой и так же поспешно удалялся.

Прямо перед ними домов не было: две линии зданий рухнули после того, как там поработала эта изумительная женщина, Беами. «Очень впечатляет, – заключил про себя Абарис, – когда кто-то может оказывать такое воздействие. Исключительно сильный культистский прием – использование механизмов на базе бренна для расчленения естественного мира». Сам он был далек от этой стороны их дела, но всегда мог оценить хорошую работу.

Внизу кипела битва, разрывая уши своим громом. Словно реки закованной в металл плоти, имперские полки стекались на бывшие улицы, заваленные искореженными обломками домов и мусором. Драться на такой территории было неудобно и людям, и их врагам. Серые корабельные корпуса – кстати, материал, из которых они были построены, Абарису был совершенно незнаком – высились над портом, гладкие и неотличимые один от другого. Так называемые окуны выползали из безразмерных, по видимости, трюмов, но, поскольку их тут же расстреливали или рубили на куски защитники города, им никак не удавалось собраться в отряд для продвижения вглубь. А еще Абарис обратил внимание на бывших при них румелей: краснокожие воины в черных доспехах с большей осторожностью ступали по каше из мертвецов.

Мертвые…

Пехотинцы продвигались вперед сомкнутыми рядами, казалось, в таком плотном строю невозможно маневрировать, в то время как передние падали, порубленные саблями или искромсанные клешнями. А сзади напирали все новые и новые – источник будущих мертвецов представлялся неисчерпаемым. За пехотинцами ехали верхом драгуны с копьями и палицами. Абарис удивился такой странной тактике: рано еще для кавалерии. Вскоре они оказались в передних рядах и некоторое время действовали успешнее, чем пехота: кони топтали окунов, всадники палицами дробили панцири и раскалывали их на куски. Войска маневрировали. Беззвучно начали падать лошади. Абарис на своей крыше чувствовал себя таким далеким от всего происходящего, точно смотрел театральную постановку. Крики умирающих, зычные голоса командиров мешались в единый оглушительный шум. Люди умирали без счета. Оба культиста были хорошо знакомы со смертью, но в таких масштабах видели ее, пожалуй, впервые; и все же им надо было еще подождать, чтобы их предприятие достигло своей цели.

– Что ж, дорогой, начнем, – объявил Абарис, и Рамон поднял обе эиджи.

Абарис, пошарив у себя под плащом, извлек два зарядных устройства, которые вставил в специальные прорези в приспособлениях Рамона. Потом взял у него одно.

Рука об руку, ловя изумленные взгляды лучников с соседних крыш, Рамон и Абарис следили за тем, как неяркий световой луч опускался на мешанину тел внизу. Сражение не утихало, краем глаза Абарис заметил, как упала чья-то отрубленная рука; кишки другого размазались по стене; отсеченная женская голова, отлетев, наделась на осколок оконной рамы, как на пику.

Неприятель уже валом валил на улицы, не соблюдая и видимости боевого порядка. Румели выкрикивали что-то на непонятном языке, отчего у Абариса сложилось впечатление, что они командуют остальными. В настроении врага явно наступил перелом.

Куски начали собираться не сразу, но все же постепенно потянулись друг к другу – так бывало всегда… Конечности срастались. Руки к ступням, ступни к бедрам, грудные клетки надевались на органы, фрагменты больших берцовых, плечевых и бедренных костей сливались воедино. Влажно блестящая тварь начала расти позади атакующих, озирая картину боя глазами из медленно ворочающихся черепов. Казалось, из отрубленных частей и мертвых тел сложился единый гигант, на самом же деле он был не один, их были десятки.

Соединенная между собой, плоть мертвецов вновь обрела жизнь.

Подхватив с земли несколько трупов, гигант размазал их по своему телу, впитывая кровь. Опустив плечи и согнув колени, но оставаясь при этом выше всех окрестных домов, он медленно двинулся вперед по улице, а Рамон и Абарис вели его при помощи световых нитей. Они испытывали его силу, корректировали его движения, осторожно пробовали, что он может, а что нет. Пока он, подволакивая ноги, двигался по прямой, направляясь к ним, культисты подошли ближе к краю крыши, чтобы сохранять панорамный обзор.

Огромная чудовищная марионетка.

Управление ею возбуждало обоих некромантов, но они лишь обменивались понимающими взглядами – слова тут были не нужны.

Они привели ее в действие.

Жуткое существо пригнулось и, смахнув для начала из седел всех румелей, принялось по одному поднимать в воздух окунов, сдавливая их своими ручищами так, что у тех лопались панцири. Жертвы испускали дух, а их истекающими кровью останками чудовищный голем достраивал свое тело по эту сторону бытия.

Голем взмахнул руками, задев ими крыши домов по обе стороны улицы, и оттуда на врага посыпался дождь из черепицы вперемешку с обломками каменных парапетов. И он с нескрываемой радостью шагнул в гущу окунов.

Те сосредоточились на невесть откуда взявшемся неприятеле и начали ожесточенно рубить его ноги, вонзая мечи, топоры и клешни в его составную плоть.

Но этот противник давно уже не чувствовал боли.

Нагибаясь, он разрывал на куски до пятерых захватчиков сразу, потом отряхивал их с себя, точно крошки хлеба, а их кровь потоками стекала в море – улица здесь шла под уклон. Откинувшись назад и качаясь на дрожащих, точно желе, ногах, голем, казалось, с удовлетворением созерцал плоды своих деяний.

Ряды захватчиков и защитников дрогнули, никто как будто понять не мог, что означало появление между ними этой новой силы. Нарастающая тревога повисла над полем боя.

Драгунский офицер скомандовал своему отряду отступление, и его солдаты, сохраняя непрерывно действующую линию обороны, начали отходить по кривым и неудобным улочкам этого района. Все пути, которыми враги могли пробраться к центру, были тщательно забаррикадированы и хорошо защищены. Лучники свешивались из окон, готовые мгновенно снять любого, кто последует за отступающими драгунами, но врагов стало заметно меньше.

Справившись с первым натиском, культисты развернули свою марионетку туда, где еще оставались окуны, и монстр принялся давить их, топтать и сбрасывать в море. Вода в гавани покраснела от крови.

Но радоваться было еще рано, и поздравлять друг друга поводов тоже не было.

Солдаты бросились вперед подбирать своих раненых. Целая шеренга носилок скоро потянулась к центру города.

Вдруг пошел густой снег.

Абарис выпустил контролирующее устройство, и монстр замер. Старик и не заметил, когда он успел так возбудиться: его грудь ходила ходуном, лоб блестел от пота.

За холодным снежным пологом маячили новые суда захватчиков, на взгляд Абариса – штук около двадцати. Он снова почувствовал странную отрешенность. Даже он, привыкший иметь дело со смертью, внутренне содрогался при мысли о том, какая судьба может постичь этот город.

В воздухе что-то просвистело, и дом позади них взорвался, на улицу посыпалась груда камней. Рамон повернулся в ту сторону, откуда прилетел снаряд. Последовал новый взрыв, но Абарис не понял где. Один из лучников громко вскрикнул. Он поспешно обернулся и услышал пронзительный свист, и тут же крыша под его ногами вздрогнула и подскочила, а дом начал заваливаться набок. Абарис схватил за руку Рамона, и они вместе погрузились в тучу щебня.

Бринд издалека наблюдал, как медленно оседает чудовищный призрак, точно пьяный гуляка, которого под утро не держат ноги. Что бы это ни была за штука, помочь им она уже не сможет, но он радовался, что она хотя бы какое-то время была на их стороне. Ночные гвардейцы выстроились вдоль края обзорной площадки на стене цитадели и оттуда наблюдали кровавую бойню в снегу. Многим из них уже не терпелось ринуться в бой, но Бринд позволит им сделать это не раньше, чем первые ряды обороны будут полностью уничтожены.

Важнее всего для него сейчас было иметь полную картину сражения. Донесения гаруд подтвердили, что ни одно вражеское судно не направляется в сторону ближайших поселений, расположенных вдоль побережья. А значит, вся мощь этой атаки направлена на один-единственный крупный город; из этого следовало, что целью нападения является его полное уничтожение. Поскольку никаких атак на подъездные пути, которыми в город доставлялось продовольствие, также предпринято не было, враги, по всей видимости, не планировали долговременную осаду. Тотальное истребление – вот что им было нужно.

В новый план Бринда входило подвести линию обороны имперских войск так близко к противнику, как это физически возможно. Это заставит их отказаться от использования бомб из боязни нанести слишком большой урон своей армии – если, конечно, у них есть хоть какое-то представление о морали.

Наконец с востока потянулись гаруды, неся сконструированные культистами механизмы бренна, о которых он давно просил. Десять крылатых воинов вошли в воздушное пространство над Виллиреном, и Бринд заметил, как они стали менять курс, чтобы не уронить реликвии на своих.

Когда они выстроились над портом Ностальжи и сбросили бренна, раздался взрыв, от которого содрогнулась даже крепость. Десять раз почва города всколыхнулась под ногами защитников и нападавших, но никто из гаруд не пострадал, и все они спокойно скрылись в западной части небосклона.

Надежды Бринда на то, что усилия защитников города не будут напрасны, пошатнулись, когда он насчитал еще около двадцати пяти вражеских кораблей, идущих к берегу.

Глава сорок четвертая

Следователь Джерид собирал вещи в пыльном номере полуразвалившейся гостиницы. Они с Марисой провели здесь несколько хороших, безопасных ночей, и Джерид странным образом успел привязаться к этому месту, хотя и понимал, что оно того совершенно не заслуживает.

Вдали раздавался и снова стихал грохот взрывов, из-за расстояния казавшийся не вполне реальным, под окном время от времени проходили маршем солдаты или ополченцы.

Он уйдет с одним маленьким заплечным мешком, хотя непонятно, куда его девать в бою. Может, тем, кто не входит в регулярную армию, предоставят комнаты? Или у них будет одна большая спальня на всех? Будет ли у них вообще время для сна? Но он рассудил, что эти вопросы как-нибудь решатся. В конце концов, командующий Латрея производит впечатление человека, который знает, что делает.

Джерид проверил свой арбалет и повесил его на спинку кровати, рядом с пучком болтов. Затем проверил ножи, рассованные по сапогам. На нем была лишь плотно прилегающая туника, инквизиторское одеяние он, аккуратно сложив, оставил на кровати. Понадобится ли оно ему еще когда-нибудь? Только вчера он ловил преступников, а сегодня… Все изменилось так быстро.

К нему подошла Мариса. Эту женщину он любил десятилетиями, продолжал желать и сейчас и, глядя на нее, чувствовал, как захлестывают его эмоции и в горле встает комок.

– Я хочу пойти с тобой. – Мариса сжала его руки в своих.

– Нет. – Джерид медленно покачал головой, закрыв глаза, чтобы не видеть ее взгляда. – Это я затащил тебя в такую даль, втянул в этот кавардак. Поэтому я хочу, чтобы у тебя, по крайней мере, был шанс из него выбраться.

– Но я умею драться – я ведь спасла тебя, ты разве забыл?

– Мариса, я знаю, что после тех тренировок, на которые ты ходила, ты, скорее всего, лучший боец, чем я. Но мне казалось, что мы все уже обсудили.

Тот разговор длился несколько часов. Они договорились, что в тоннелях, ведущих прочь из города, от нее будет больше пользы. Джерид говорил жене, что среди беженцев наверняка найдутся насильники и воры и должен же кто-то защищать от них остальных, нельзя, чтобы все лучшие бойцы оставались на поверхности. В тоннелях будут женщины, дети, мужчины, нуждающиеся в помощи и защите, а ведь ни одна из крупнейших банд не предложила своих услуг даже в этом деле.

Он отдал Марисе свой запасной инквизиторский медальон, знак, который ей может пригодиться больше, чем ему. Она вздохнула и посмотрела на мужа большими черными глазами. И сколько всего ожило в этом взгляде, сколько былых разговоров он ему напомнил! Джерид нежно поцеловал ее, втянул носом запах ее волос. Как странно, что именно таких мелочей, на которые он почти не обращал внимания в повседневной жизни, ему будет не хватать сильнее всего. А еще он очень боялся, что в час его смерти Марисы не окажется рядом.

Болезненное это было прощание.

Однако надежда на скорую встречу, пусть и слабая, не покинула их, и они договорились, где и когда встретятся после войны: за Ониксовыми Крылами и костяными воротами, в одном из их любимых бистро. Или, если город будет разрушен, в одной деревеньке, которую Джерид обозначил на наспех нарисованной им самим карте.

Мариса ушла первой, оставив щемящую пустоту, и время в гостиничном номере словно остановилось.

Джерид надел шляпу и вышел на улицу. Повсюду вокруг него по узким тротуарам брели закутанные в теплую одежду люди с тоской на лицах. Не считая отчаянного плача тех, кто уже потерял родных и любимых, город был странно тих. Напряжение, разлитое в воздухе, было почти осязаемо. Раздался новый взрыв, звуки боя докатились издалека – но на этот раз не из такого далека, как прежде.

Виллирен ведь не его родина, так почему он вообще идет воевать за него? И тут же понял: он поступает так потому, что так велит ему долг. То же моральное чувство, которое десятилетиями не давало ему уйти из инквизиции. Своя выгода – не главное. Если бы все действовали, исходя только из того, что кому выгодно, не было бы ни отрядов ополчения, ни спасательных лодок у берегов, ни бесплатного супа для голодающих. Джериду пришлось даже посмеяться над собой. Следователь Румекс Джерид: новоявленный философ.

Где-то возле Альтинга Джерид осознал, что его подхватил поток ополченцев-новобранцев. Мужчины, женщины и дети шли сквозь метель, опустив головы и упрямо набычившись, лица одних выражали решимость, других – печальную отрешенность. Все эти люди направлялись к старым зданиям вокруг цитадели, и чем ближе к цели, тем больше их становилось. Улицы здесь утратили привычную прямизну, они петляли и извивались, как змеи, местами нельзя было пройти из-за обломков, которые солдаты грузили на тачки и отвозили на строительство баррикад. Ряд за рядом стояли верховые драгуны; ожидая приказа идти в бой, они лишь слегка ерзали в седлах, но лица их – закаленных профессионалов – не выражали никаких эмоций.

Десятки людей в военной форме стояли повсюду с табличками в руках; спокойно и терпеливо они записывали имена подходивших к ним ополченцев, направляя всех к Старому кварталу. Люди брели, куда им было указано. Среди них присутствовали и румели. Джериду велели встать в очередь с остальными; в очереди царила такая тишина, словно в конце ее каждого ждал эшафот.

Молодой солдат молча внимательно оглядел его с головы до ног и записал его имя и другие подробности.

– Сержант, разве с нами, румелями, что-то не так? – спросил у него Джерид. – Я замечал, что в этом городе к нам плохо относятся.

Тот ответил ему холодным взглядом, и в глубине его человеческих глаз Джерид прочел невысказанную отповедь.

– В армии захватчиков сражается большое число румелей. Вот мы и проявляем осторожность – дополнительные проверки и все прочее. Сожалею, но мне придется задать вам несколько вопросов относительно вашего происхождения…

Джерид, закипая, потянул из-за пазухи медальон.

– Может быть, эта штука убедит тебя в том, что я воюю на твоей стороне, парень, как и все последние сто восемьдесят лет, черт возьми. – Он чувствовал, что вокруг них уже начинает собираться нетерпеливая толпа.

– Ладно, не кипятись. – Солдат сделал успокаивающий жест рукой. – Правила есть правила.

Если все так плохо уже сейчас, то насколько же хуже станет по мере усиления вторжения? Румели составляли здесь этническое меньшинство, и ему вовсе не улыбалось, чтобы окружающие считали его подозрительным. Когда его раздражение немного улеглось, он понял, что молодой солдат всего лишь исполнял приказ. Придется, наверное, поговорить с командующим Латреей.

Он получил инструкции, согласно которым должен был пойти в другой отряд, не туда, куда все. Вероятно, пост, занимаемый им в инквизиции, делал его ценным кадром: ему доверили командование отдельным батальоном. Очень скоро он узнал, что его батальон состоит из одних румелей; те радостно закивали, приветствуя его. Их было не больше пятидесяти, и они выступали к оружейному складу. Придя на место, Джерид обнаружил там огромное помещение, доверху заваленное оружием, а в нем офицера из Ночной Гвардии, он оглашал приказ.

Джерид показал ему свой медальон, который, вполне возможно, ничего уже больше не значил, и на этот раз с ним обошлись без лишней подозрительности.

Следователь Джерид стал лейтенантом Джеридом – командующим взводом Первого румельского нерегулярного полка. По крайней мере троих из своего взвода он знал по инквизиции – видел их в штаб-квартире, но под его началом было еще около тридцати мужчин и женщин. Всех их вооружили простыми арбалетами и боеприпасами, обработанными культистами, и, как сразу подумал Джерид, из-за их толстой, менее восприимчивой, чем у людей, кожи их наверняка используют против снайперов или отправят в вылазки на открытых позициях, а также для удержания территорий в ночное время. Им выдали грубую форму и белые шарфы с семиконечными звездами Джамурской империи, после чего Джериду объяснили, что от них требуется.

Все произошло очень быстро, война началась для него как-то вдруг: появился командующий Латрея, толпа в страхе расступилась перед ним, точно перед бледным красноглазым призраком.

– Следователь, на одно слово, пожалуйста.

– Я теперь лейтенант, – ответил Джерид со смехом. – Что я могу для вас сделать?

Взяв двух крепких лошадей, они поскакали к главному зданию инквизиции, радуясь, что снег хотя бы на время стих.

Джерид задал вопрос, почему войска не доверяют румелям. На что командующий спокойно ответил, что войска интервентов состоят в том числе и из румелей, правда иной породы, и потому, чтобы предотвратить проникновение вражеских элементов в вооруженные силы империи, военные вынуждены проявлять бдительность. Когда они прибыли на место, Джерид проводил командующего к главному инквизитору Виллирена, дряхлому сивому румелю, едва стоявшему на ногах от старости. В пыльной комнате, обшитой деревянными панелями и заваленной юридическими документами, двое помощников усадили старика в кресло и оставили один на один с посетителями. Те тоже сели.

Бринд, не теряя времени, приступил к делу:

– Сэр, как вам, должно быть, известно, почти везде на территории города закон теперь находится в руках военных.

Главный инквизитор тихо засипел и кивнул:

– Вы хотите лишний раз указать мне на это, чтобы облегчить наш разговор. Что ж, я вас понимаю.

Бринд улыбнулся, чего с ним почти никогда не бывало.

– Вот и хорошо. У вас под стражей сидят два преступника, ожидающие суда, – по делу доктора Воланда.

– Следователь Джерид проявил чрезвычайное усердие в этом деле, наше учреждение может им гордиться.

Джерид не любил комплиментов, а тут все же заставил себя хоть криво, но улыбнуться.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, сэр, – продолжал Бринд. – Однако просьба, с которой я к вам пришел, может показаться вам странной, возможно, даже неприятной.