Испанская война и тайна тамплиеров Соколов Олег
Один только Кондесито знал, что французов больше, чем пятьсот, но он не хотел обескураживать своих солдат. Он знал, что самое главное – это уверенность в победе, отвага и напор. Граф прекрасно понимал, что смертельно рискует, но ему не хотелось с позором бежать в Наварру, бросив огромный груз. Победа или смерть, решил он и теперь старался вдохнуть в своих подчиненных тот порыв, ту волю, которые наполняли его душу. Его сердце было глубоко ранено известиями из-под Лериды, новостью о том, что его отец является пленником французов. Кондесито написал ему, что готов выслать отряд, который сумеет освободить его и привезти сюда в горы, но отец отказался.
Он написал: «Сын мой, я дал свое слово чести не пытаться бежать из плена и не воевать в течение ближайшей кампании против французов. В мои годы и при моем положении нарушить подобное слово – это поставить крест на той безупречной репутации, которую уже почти тысячу лет имеет наша семья. Никогда графы Вегуэра не нарушали слово чести. Я надеюсь, мой возлюбленный сын, что вы полностью разделяете мои убеждения и своей доблестной борьбой сумеете смыть то несчастье, которое постигло нас после падения Лериды. Искренне ваш граф дон Хосе Вегуэра».
Но еще больше, чем несчастьем отца, Энрике был потрясен известиями от своей сестры. Лазутчики донесли ему, будто в городе ходят слухи, что Инесса встречается с молодым французским офицером, адъютантом Сюше и что у них чуть ли не бурный роман!
Когда молодой граф получил эту весть, кровь закипела в его жилах от гнева: «Как! Моя любимая Инесса, которую я маленькой носил на руках, которая еще недавно через тысячи опасностей приехала навестить меня в Венту Валериас, которая клялась мне в преданности и сестринской любви, что вечно будет жить в ее сердце, сейчас, быть может, обнимается где-то с французом!»
И вот буквально накануне лазутчик донес ему, что отрядом французов командует тот самый соблазнитель, сбивший с пути истинного его сестру. Наверное, именно это в первую очередь и побудило Кондесито принять решение сражаться, хотя молодой граф не смог бы, конечно, признаться в этом не только своим подчиненным, но даже самому себе. Однако вступить в смертельный бой его заставляла не столько забота о мулах и порохе, сколько невозможность отступить перед личным врагом. Испугаться битвы означало бы для Кондесито невообразимый позор и унижение.
«Нет! Лучше принять смерть, чем подвергнуться такому унижению! Да и к тому же мы еще посмотрим, господин де Крессэ, кто из нас погибнет! Не помню уж, какой великий полководец сказал: „Те, кто не боится смерти, вносят ее в неприятельские ряды!“ Я смерти не боюсь! Я к ней готов! И погибну здесь, среди этих могил двадцати двух королей Арагона, на святой земле Сан-Хуан-де-ла-Пенья! Что может быть прекрасней! – С этой мыслью Энрике взглянул на сверкающую вершину горы Монте-Ороэль. – Да, это так! Победа или смерть! И держитесь, французы! Здесь вы встретите настоящую испанскую ярость, с которой, наверно, вам еще не приходилось иметь дело!»
Красивое лицо Энрике выражало холодный гнев и абсолютную гордую решимость.
Маленькая «армия» под командованием де Крессэ выступила из Сарагосы рано утром в субботу тринадцатого октября и через трое суток пути добралась до высоких скал, словно преграждавших путь дальше. Каменные громады высились справа и слева от дороги, и ее узкая лента петляла по дну гигантского ущелья вдоль горной речушки, которая журчала ледяным потоком среди там и сям разбросанных камней. Отряд растянулся длинной колонной, так что не было видно ни ее головы, ни хвоста, а только колышущиеся штыки и покачивающиеся кивера кавалеристов и пехотинцев.
Главнокомандующий позаботился обо всем: отряд де Крессэ хорошо снабдили провиантом и боеприпасами, солдаты, выступившие в поход, как следует отдохнули и представляли собой лучшие части Арагонской армии. Батальоном линейной пехоты, который составлял главную ударную силу отряда, командовал опытный офицер по фамилии Жерар. Этому сухощавому воину было уже около сорока, но, начав службу простым солдатом, Жерар только совсем недавно получил эполеты командира батальона и потому по правилам военной иерархии должен был подчиняться тому офицеру, у которого срок выслуги в этом звании больше.
Жерар исполнял все приказы безупречно, четко, без всякой аффектации и малейшего замешательства. Это был опытный военный, закаленный в боях и готовый к любым испытаниям. Авангард отряда вел за собой капитан Луис Коронадо. Его Арагонские стрелки в коричневых мундирах с детства знали, что такое горы, и прекрасно умели лазать по горным кручам. Анри надеялся на них и на их бесценный опыт не меньше, чем на французских гренадер и вольтижеров.
Где-то в хвосте колонны, гремели тяжелыми колесами четыре пушки – маленькая батарея, которой командовал капитан д’Абовиль, племянник знаменитого артиллерийского генерала. Хоть, в отличие от своего дяди, он не дослужился до высоких чинов, но был умелым офицером, словно родившимся для того, чтобы стрелять из пушек. Немного ершистый, иногда даже спесивый, он, тем не менее, прекрасно знал свое дело. Анри радовало, что ему предстоит вступить в жестокий бой плечом к плечу с таким человеком.
Хотя, конечно, никакой осады не предполагалось, но на всякий случай командующий выделил в распоряжение де Крессэ небольшой отряд саперов. Когда Сюше спросил у своего адъютанта, есть ли у него какие-нибудь пожелания по поводу этого отряда, де Крессэ тотчас выпалил:
– Прошу, если это возможно, назначить командиром саперов капитана Франсуа Валантена.
Саперы де Крессэ были не только увешаны экипировкой и оружием, но и тащили за собой фургон с инструментами, а также всем тем, что нужно для подрыва вражеских укреплений.
Шествие колонны войск замыкал эскадрон гусар Четвертого полка с их знаменитыми синими доломанами и алыми ментиками, которые, впрочем, гусары на время похода убрали в притороченные сзади к седлам суконные «чемоданы», накинув на плечи темно-синие плащи. В середине октября в горах было уже совсем не жарко.
Наконец, непостредственно рядом с де Крессэ ехал небольшой взвод польских улан под командованием седоусого Веслава. Анри понимал, что от конницы в горах мало толку, но, кто знает, как обернутся дела! И он настоял, чтобы Сюше выделил ему из роты своего эскорта маленький отряд этих неустрашимых всадников. И конечно же, упросил, чтобы ими командовал не офицер, а старший вахмистр Веслав Гроховский…
Топот сотен солдатских башмаков, лязг оружия, звон подков и грохот тяжелых колес орудий и повозок гулким эхом раздавались в ущелье. Продираясь сквозь густую колонну пехотинцев, навстречу де Крессэ с трудом скакал всадник. Это был Монтегю. Верный друг превратился в помощника и адъютанта и возвращался, выполнив очередное поручение. Преодолев, наконец, препятствие, которым были для него идущие по дороге фузилеры и гренадеры, он дал шпоры коню, проскакал галопом несколько десятков шагов, лихо подлетел к Анри и молодецки приложив руку к своему меховому кольбаку.
– Мон командан, в авангарде все в порядке! – доложил он об обстановке так же, как если бы рапортовал генералу Сюше.
Лихой адъютант аффектированно подчеркивал свое подчинение де Крессэ, не желая, чтобы солдаты и офицеры сомневались в том, кто командует экспедицией. Монтегю понимал необходимость единого командования в непростом походе и без всякого сомнения передал Анри эту честь, всеми силами стараясь подчеркнуть, что он здесь лишь помощник «главнокомандующего» де Крессэ, а не равный ему по полномочиям офицер.
Анри был очень признателен своему другу за это понимание и проникся к Монтегю еще большей симпатией. Он так же церемонно отдал адъютанту честь, поблагодарил за исполнение поручения и жестом предложил занять место подле себя.
Монтегю развернул коня и встал справа чуть позади от де Крессэ. Веслав ехал чуть сзади по левую руку от него. Анри обернулся назад и улыбнулся друзьям, которые ответили такой же бодрой улыбкой.
– Мон командан, – произнес Веслав, улыбаясь в усы, – посмотрите, какие скалы! Страсть просто! У нас в Польше таких нигде не сыщешь!
– Зато у них здесь нет водки! – засмеялся Монтегю, подтрунивая над старым воином.
– Да, с водкой плохо! Устал уже от этой кислятины, – задумчиво пробормотал Веслав и добавил: – А скоро ли приедем, мон командан?
– Я думаю, что еще час-полтора марша, если верить этой карте, и мы должны выйти из ущелья. Тогда сразу поищем хорошее место и заночуем на биваке.
Едва только де Крессэ закончил, как все увидели, что угрюмые скалы начали постепенно расступаться. Хоть и медленно, не торопясь, но колонна явно приближалась к выходу из ущелья. Горные кручи по краям становились все ниже и ниже, и колонна медленно вступила на пологий, но очень длинный подъем. Анри с тревогой взглянул назад, как там артиллеристы? Но за рядами пехоты их было не видно. Тогда де Крессэ снова отдал приказ другу:
– Монтегю, прогуляйтесь в хвост колонны, как там наша артиллерия, как зарядные ящики, как фур гоны?
Адъютант тотчас же дал шпоры коню и вернулся минут через пять:
– Мон командан, д’Абовиль чертыхается, ругает всех на свете, но пушки они тащат, все будет в порядке!
Де Крессэ улыбнулся: он и не сомневался, зная характер д’Абовиля, что тот будет обязательно ворчать. Но главное, что орудия движутся, а значит, все в порядке.
Колонна продолжала свое восхождение на гору еще полчаса. Всякие признаки ущелья исчезли, виден был только ровный гребень впереди. И вдруг де Крессэ услышал, что по рядам бойцов, идущих перед ним, пронесся какой-то то ли изумленный, то ли восторженный рокот. С любопытством он ждал, когда сам дойдет до гребня. Еще несколько шагов – и вдруг, в сиянии яркого солнца, Анри привстал в стременах, потрясенный грандиозной картиной, открывшейся его взору. Прямо перед ним сияли на солнце ослепительные белые вершины Пиренеев. Казалось, до них можно рукой подать. Это было так потрясающе, так волшебно, что душа словно поднималась к небу от восторга перед этим изумительным по своей красоте зрелищем.
– Монтегю, взгляните! Веслав, смотрите, смотри те! – воскликнул переполненный восхищением молодой офицер. – Вот это вид!
На лицах молодого офицера и старого улана запечатлелся искренний восторг.
В этот момент, пробравшись из головы колонны, к ним подъехал закутанный в коричневый плащ испанский проводник под конвоем польского улана, который не спускал с него глаз. Испанец начал что-то говорить про бивак, но Анри остановил его и переспросил, как мог, по-испански, указывая на сверкающие от солнца вершины:
– Это Пиренеи?
– Да-да, – закивал проводник, – Пиренеи.
– Вы знаете название этих вершин? Испанец кивнул головой.
– А можете перечислить?
Проводник развернулся в сторону гор и, тыкнув пальцем в горизонт, начал:
– Вон та вершина слева называется Габьетус. Та, почти по центру, – Марборе. Вон там вот, справа, три маленькие почти одинаковые горки, мы называем их Трес Мариас. Ну а по центру самая знаменитая – Монте-Пердидо[44]…
Форсировав небольшой перевал, отряд в скором времени оказался в живописной долине, где сверкало чистыми водами небольшое озеро.
– Хорошее место для бивака, мон командан, – произнес Веслав, как всегда коверкая французские слова.
Анри согласился.
Солнце уже склонялось к закату. Солдаты устали после тяжелого марша, им следовало бы хорошенько отдохнуть. За завтрашний день им нужно будет любой ценой добраться до Хаки, а это еще не менее десяти-двенадцати часов марша. По крайней мере, если верить карте и проводнику.
Когда окончательно спустились в долину, Анри приказал остановить колонну, выстроил войска фронтом к дороге и передал через Монтегю и Веслава, что отряд может размещаться на бивак. Получив приказ, стройные ряды пехоты и конницы превратились в нечто похожее на разворошенный муравейник. Солдаты составляли ружья в козлы и бежали к озеру за водой. Кавалеристы проворно сооружали коновязи. Артиллеристы заботливо выставляли в ряд свои пушки, распрягали лошадей, проверяли натруженные оси орудий и повозок. Все кругом тащили отовсюду хворост и палки.
Анри строго-настрого распорядился не трогать ни одного дома, не обижать ни одного жителя. Так как его войско получило c избытком провианта на несколько дней, и Анри выхлопотал у военного комиссара даже несколько бочек вина и бочку виноградной водки, ни малейших оснований для безобразий под видом поиска продовольствия быть не могло. Поэтому Анри с самого начала распорядился, что, если кого-то из солдат застигнут заходящим в деревенский дом, а уж тем более совершающим какое-то бесчинство, тот будет немедленно передан в руки жандармов, обезоружен, закован в наручники, а потом доставлен в тюрьму цитадели Хаки, где без задержки последует суд военного трибунала.
Правда, в первый вечер пара веселых пехотинцев решила было пошалить в соседнем деревенском доме, но на крики крестьян тотчас же появился Анри с уланами. Солдат немедленно арестовали и передали жандармам, которые следовали за колонной. На утреннем построении де Крессэ лично сообщил об этом происшествии и еще раз объявил офицерам и солдатам свою волю.
Так что, несмотря на то что где-то в тысяче шагов виднелась деревенька, гренадеры и вольтижеры, от греха подальше, даже не пошли в ее сторону.
В сгущавшихся сумерках запылали бивачные костры. Их было, наверно, больше полусотни. У солдат были мясо, крупа, кое-какие овощи, а тут еще вечером выдали винную порцию. Так что вокруг костров, там и сям, раздавались взрывы смеха, кто-то пел, где-то рассказывали забавные истории, где-то курили пузатые трубочки, обмениваясь впечатлениями минувшего дня.
Анри в сопровождении Монтегю, Жерара и Веслава обходил биваки, проверяя, как отдыхают солдаты. Унтера у некоторых костров при приближении офицеров отдавали приказ «смирно», и солдаты нехотя замирали в строевой стойке, но чаще Анри успевал предупредить подобные служебные порывы и жестом приказывал всем оставаться на местах.
– Всем довольны? Продовольствие и вино получили? – остановился де Крессэ рядом с костром вольтижеров линейной пехоты.
– Так точно, господин командан! – ответил не слишком стройный хор уже чуть выпивших вояк.
Один из старых солдат, видимо не получивший звание из-за своей ершистости, весело спросил:
– Может, выпьете с нами глоточек?
Анри всегда ясно отличал, когда солдаты угощают командира от доброты сердца, а когда предлагают выпить с вызовом, желая поддеть. В данном случае это было ровно посередине между двумя крайностями. И Анри предпочел сохранить дистанцию. Он отшутился:
– Пейте-пейте, вам нужнее! Завтра у вас тяжелый день, – и, отсалютовав, пошел дальше.
Он миновал еще несколько костров, но вдруг на биваке артиллерии увидел неожиданную сцену: капитан д’Абовиль в окружении своих солдат и офицеров играл на гитаре и пел какую-то очень лирическую, почти что нежную французскую песню, звуки которой странно контрастировали с суровыми лицами солдат и зловеще блистающими в ночи жерлами восьмифунтовых пушек.
При приближении де Крессэ д’Абовиль вдруг крикнул: «Смирно!» – и тотчас все артиллеристы подскочили со своих мест.
– Продолжайте, продолжайте! – замахал руками де Крессэ. – Ради бога! – и потом добавил удивленно: – Д’Абовиль, вы играете на гитаре?
– Да, мон командан, – сказал артиллерист, и стало понятно, что он уже слегка выпил. – Научился в Испании, тут все они играют на гитаре, но песни пою все равно наши. Эта песня про девушку, которая очень любила мужчин…
При этих словах д’Абовиля все артиллеристы загоготали.
– Налейте нашему командиру вина! – продолжал д’Абовиль.
Анри считал, что офицерам не стоит вот так выпивать с солдатами, но прекрасно понимал, что на такой войне, какую они вели, трудно соблюдать все строгие правила уставов, которые так легко и просто выполнять, когда войска находятся у себя на родине в казармах. Поэтому он взял бокал и коротко произнес, чуть пригубив вина:
– За победу!
– За победу! Да здравствует Император! – грянул, словно залп, крик артиллеристов…
Вечером следующего дня отряд подошел к городу Хака. Этот живописный горный городок, где дома построены из тяжелого серого камня, стоял в долине вокруг старого форта, возведенного еще при короле Филиппе II. Несмотря на почтенный возраст, форт был в великолепном состоянии, пять его бастионов и куртин казались совсем новенькими, а окружавший крепость широкий ров с каменными эскарпами был тщательно расчищен.
Отряд расположился в городке: Анри заранее послал вперед квартирьеров и договорился с комендантом, чтобы солдаты провели ночь перед боем под крышей. Пусть и набившись как сельди в бочке, пусть даже и на конюшне, но главное, в сухости и тепле. Октябрьский бивак в горах был уже не слишком приятным. По ночам дул ледяной ветер, и у Анри на рассвете зуб не попадал на зуб от холода.
Разместив кое-как своих солдат, Анри с эскортом из польских улан въехал в форт. Комендант, старый полковник с лицом, пересеченным шрамом, и с сединой на висках, встретил де Крессэ без особого энтузиазма, но и не враждебно. Молодой офицер легко понял это состояние старого воина, в котором боролись два противоположных чувства. С одной стороны, он, конечно, был доволен, что прислали подкрепление, и что наконец-то будет нанесен удар по герилье, наводящей ужас на всю округу. С другой стороны, его раздражало, что операцию поручили какому-то сосунку-адъютанту, в то время как он, старый воин, остался не у дел. «Неужели не могли просто прислать мне подкрепление, а я бы уж сам разобрался с бандой», – думал полковник, и эта мысль явно отражалась в его глазах.
Недовольство коменданта еще больше усилилось, когда он взломал сургучные печати и увидел приказ, согласно которому ему нужно было выделить четыре роты из гарнизона на помощь штурмующей колонне.
– Что же, главнокомандующий не мог побольше вам войск дать? – пробурчал он, недовольно теребя бумагу.
– Но вы же понимаете, господин полковник, сейчас главнокомандующий готовит новую большую операцию, каждый батальон на счету. Зачем нам гонять лишних триста – четыреста солдат, когда вы можете на пару дней предоставить эти силы, ведь у вас останется вполне достаточно войск, чтобы контролировать город и защитить, в случае чего, цитадель.
– Останется, останется, – все так же раздраженно говорил старый офицер. – У меня всего девятьсот человек, а если я вам дам четыре роты, в каждой из которых по семьдесят – восемьдесят бойцов, у меня и шестисот солдат не будет! Не очень-то с такой армией повоюешь!
Анри секунду помолчал и произнес:
– Но вы же понимаете, что это очень важно.
– Понимаю, – уже по-другому сказал комендант. – Ладно, будут у вас ваши четыре роты. Когда хотите выступать?
– С рассветом, мой полковник.
– Хорошо, они будут готовы к рассвету.
– И у меня есть еще одна просьба, – добавил де Крессэ, видя, что полковник немного смягчился, – мне нужен проводник, который хорошо знает не только дорогу, но и сам монастырь.
Полковник засмеялся:
– Этого добра у нас навалом! Тут есть несколько беглых монахов из монастыря Сан-Хуан, один из них – Пачеко или Пашеко… в общем, он все очень здорово знает про этот монастырь. Я его вам пришлю, лучше его не найти.
– А он на лошади ездит?
– Ездит… как мешок с навозом. Но вам-то какая разница? Зато не убежит. В общем, будет у вас проводник.
Умирая от усталости после четырех суток похода, Анри едва доплелся до комнаты, которую ему выделил комендант и, не раздеваясь, рухнул на стоявшую в углу кровать.
Лицо брата Роже выражало глубокую озабоченность, а командор замка Гарден брат Бриан продолжал свою речь:
– Теперь мы не можем ручаться ни за что. Король Арагона не пощадит и наш замок… хоть пока нам и позволили оставаться здесь еще на некоторое время, но его тоже отберут.
– И что же делать?
– Не знаю… вы – хранитель реликвии, вам решать…
Брат Роже ходил в раздумье из угла в угол мрачной кельи, освещенной дрожащим светом сальной свечи.
– Горе в том, что я уже оставил в условленном тай нике в Монсоне бумагу для наших братьев, которые вскоре неминуемо придут сюда. Я также послал им шифрованное письмо с гонцом, но вестей от них так и не было. Если гонец не добрался, и братья найдут толь ко тайник в Монсоне, они обязательно придут сюда и, если надо, возьмут замок, оказавшийся в руках клятвоотступников, пусть даже им придется его штурмовать… И что же они найдут, если мы сокроем нашу реликвию в другом месте?
На что брат Бриан ответил:
– Оставьте на всякий случай еще одно послание. Даже если враг найдет тайник, мы ничего не потеряем, зато, когда наши братья придут сюда, они найдут бумагу и будут знать, где сокрыта священная реликвия, даже если нас всех схватят и придадут мучительной смерти, как это было во Франции.
– Да будет так! – произнес брат Роже.
Он склонился над столом, достал из своей котомки кусочек пергамента, нацарапал на нем несколько строк и сказал:
– Я положу вместе с посланием несколько золотых монет нашей особой чеканки. Пусть они будут доказательством того, что это послание оставлено нами…
Замуровав в стену шкатулку с пергаментом и монетами, брат Роже вернулся к своим рыцарям, которые ждали его в полной готовности. Было темно, и сильный ветер развевал черные плащи воинов. По команде они вскочили в седла и медленно двинулись вперед. Их было двенадцать.
Под охраной конного отряда шли шесть тяжело нагруженных вьючных лошадей. На спине одной из них, ведомой под уздцы двумя рыцарями, был приторочен ремнями огромный короб.
– С Богом, братья! – проговорил рыцарь Роже, и отряд чуть прибавил шагу. В этот момент послышались раскаты грома, и ночное небо осветилось яркой молнией. Двенадцать черных всадников, скакавших по склону каменистого холма в глубоком молчании, казались восставшими из могил призраками.
Вдруг лицо брата Роже осветилось сполохом молнии, он медленно повернул голову и грозно промолвил:
– Берегись…
От этого замогильного голоса де Крессэ проснулся в холодном поту.
«Что это? – думал он. – Просто сны? Или видения, которые ведут меня к разгадке тайны?»
Все, что только что ему почудилось, было удивительно реальным: казалось, будто он сам ехал в грозу с этими рыцарями и мог потрогать их рукой. Молодой офицер еще четверть часа лежал в темноте с открытыми глазами, снова и снова вспоминая свою грезу.
«В прошлый раз подобное видение помогло мне раскрыть тайну шифра… И вот снова брат Роже обратился ко мне. Что значит эта слово: „Берегись!“? Не хотел ли он предупредить меня о какой-то опасности?»
В это мгновение с улицы донеслись шаги нескольких солдат, где-то послышался окрик часового и ответ караула. Эти звуки словно вернули Анри в реальность, и он подумал: «Выспаться надо хорошо, а не размышлять о дурацких видениях… Кто я, офицер или суеверная бабка?»
С этой мыслью он завернулся в плащ и уснул крепким сном.
Глава 26
Сан-Хуан-де-ла-Пенья
Отряд де Крессэ, усиленный четырьмя ротами из гарнизона Хаки, выступил на рассвете и через три часа необременительного марша по почти идеально ровной, удобной дороге добрался до деревни Санта-Крус-де-ла-Серас.
Пока пехота и конница двигались вперед, Анри с интересом слушал рассказы монаха, который ехал подле него на страшной облезлой кляче. Бывший монах, а ныне писарь при городском муниципалитете, завернутый, как и все жители окрестного селения, в плотный коричневый плащ из грубого сукна, без умолку рассказывал о своем монастыре, братию которого разогнали с приходом к власти короля Жозефа. После этого в заброшенном здании так называемого Верхнего монастыря обосновались герильясы. А их, в свою очередь, выбил оттуда в прошлом году французский отряд.
– Ну и запалили все! Долго горело, но все равно все не сгорело – рассказывал монах, бурно жестикулируя, несмотря на то что едва сидел на своей дохлой лошаденке.
– И много ценностей погибло? – с тревогой спросил Анри.
– Да ценностей-то никаких! Это же был Верхний монастырь.
– И что?
– Как что? Главная ценность – Нижний монастырь. Но нижний он, конечно, относительно, потому что тоже стоит на горе, хоть все-таки не на самой ее вершине. А над ним на верху скалы, на плоскогорье в семнадцатом веке построили огромное здание, вот его-то и называют Верхним монастырем. Но там, кроме келий, ничего особенно не было.
– А в Нижнем?
– В Нижнем… в Нижнем все и хранится. Это один из самых древних монастырей, и, пожалуй, самый удивительный в Испании. Построен он словно под крышей из огромной скалы, давным-давно, то ли в девятом, то ли в десятом веке, на месте, где еще раньше жили святые отшельники. Потом там стали хоронить всех королей Арагона, и их могилы до сих пор в целости и сохранности.
– А французы, когда пришли, ничего не попортили?
– Да нет, слава Богу, не только не попортили, но и ваш командующий… как его там, генерал Суше… даже распорядился все привести в порядок и тщательно сохранять.
– Да, это я знаю, – кивнул Анри. – А что вы мне можете сказать про капеллу Святого Вото, и где она находится?
– О, капелла Святого Вото! – При этих словах монах поднял глаза к небу и набожно перекрестился. – Это, наверно, и есть самое необычное место в монастыре! Часовня стоит на отшибе, шагах в пятистах от Верхнего монастыря, почти на краю скалы. Согласно легенде, именно здесь когда-то давным-давно охотился молодой дворянин по имени Вото. Погнался он на коне за оленем, выскочил на край скалы и сорвался, но обратил свою молитву к Богу. Каково же было его удивление, когда божественными силами он был плавно опущен на землю, а в том месте, где он приземлился с конем, обнаружилось жилище умершего отшельника. И тогда Вото понял, что это глас свыше. Поехал он домой и убедил своего брата Феликса продать все их состояние, стать отшельниками и поселиться под скалой… Так появились там эти святые отшельники, а уж позже там, где они жили, построили Нижний монастырь.
– Но а капелла-то?
– Капелла? Внешне ничего необычного, разве что стоит на самом краю скалы. Местные считают, что именно там случаются все чудеса. Якобы, придя туда и коснувшись ее пола, люди излечиваются от самых тяжких недугов, слепые прозревают, хромые начинают ходить, а глухие – слышать.
– А это не так?
– По правилам нашей обители положено было считать, что ее самой святой и чудодейственной частью является Нижний монастырь, хотя, конечно, кто его знает… Недавно горожанин из Хаки, у которого один глаз вообще не видел, а другой видел едва-едва, пришел в эту капеллу, помолился, опустился на пол. Я при этом сам там стоял, вдруг смотрю, он вскакивает и кричит: «Чудо! Чудо! Вижу!..» Так-то бывает… А иногда, говорят, по ночам часовня сама светится! И сияет в горах, как далекий маяк в море.
За разговором Анри даже не заметил, как пролетело время, и они подошли к деревне Санта-Крус-де-ла-Серас. Дальше уже начинался подъем в горы. Было еще только десять утра, и Анри решил дать своему войску большой роздых перед боем – до монастыря оставалось около двух лье по горной дороге.
Колонна войск шумно заполнила улицы живописной деревни, через которую протекала чистая речка. Кто-то из солдат повалился на траву, чтобы прикорнуть, кто-то поправлял амуницию, кавалеристы привязывали лошадей, ослабляли подпруги, проверяли конское снаряжение…
Де Крессэ собрал всех своих командиров в большой комнате постоялого двора напротив древней романской церкви Санта-Мария, которая наверняка помнила еще тамплиеров. В просторной комнате за грубо сколоченным столом собралось полтора десятка человек: все основные командиры пехотных и кавалерийских подразделений, командир артиллерии и капитан инженеров.
Вначале обстановку доложил капитан карабинеров Верьер, который был выделен из гарнизона крепости в помощь Анри. Дело в том, что несколько карабинеров Верьера еще вчера незаметно подкрались к вражескому лагерю, и теперь капитан с черными курчавыми волосами и черными бровями, судя по акценту, уроженец юга Франции, подробно излагал результаты разведки, тыча в разложенную на столе бумагу со сделанными им набросками неприятельских позиций.
– Вот здесь, прямо перед Нижним монастырем, они соорудили настоящий форт, – рассказывал Верьер с ярко выраженным гасконским выговором. – Из камней сооружена присыпанная землей стена с амбразурами. Здесь же у них стоят пушки, всего два ствола. Дальше – единственная дорога наверх, к Верхнему монастырю, также укрепленная. Тропинки, которые идут вдоль дороги, тоже перекрыты.
– Послушайте, так ведь тут целая крепость! – воскликнул командир батальона пехоты Жерар.
– Ну, крепость не крепость, – проговорил Верьер, – но подготовились они неплохо. Да и герильясы какие-то необычные…
– Чем необычные? – задал вопрос де Крессэ.
– Да почти все в форме, с хорошим оружием, с экипировкой военной, да и с выправкой тоже.
– А что известно о численности?
– Человек триста – четыреста, но это еще не все. К ним накануне прибыл огромный караван из вьючных лошадей, груженных порохом, – так англичане снабжают партизан на севере Испании. Этот обоз, насколько нам известно, должен проследовать дальше, если мы, конечно, не разгромим банду… Так что, я думаю, они будут держаться твердо, да и бежать им особенно некуда, кругом скалы.
– А кто командует этим отрядом? – спросил Анри, чувствуя, что едва может скрыть охватившее его волнение.
– Как же, известно. Это молодой граф, которого все зовут Кондесито. Отъявленный герильяс! Наших солдат сколько покосил, ужас! Но, правда, ничего не скажешь, пленных никогда не обижал.
При слове «Кондесито» кровь ударила в голову Анри. Сознание того, что ему придется атаковать и, возможно, убить человека, который был братом девушки, всего четыре дня тому назад отдавшей ему свою невинность и поклявшейся хранить ему верность и любовь, «до тех пор, пока смерть не разлучит нас», потрясло его до глубины души.
– Вы точно знаете, что именно он командует отрядом?
– Да уж точнее не бывает! – почти по-гасконски произнес Верьер. – Вся округа только о нем и говорит! Чертовски опасный человек!
– Вот что, – сказал Анри, – я прошу всех приложить старания, чтобы он попал к нам в плен живым. Таково желание главнокомандующего, – прибавил он и подумал, что не слишком соврал. В любом случае, главнокомандующим здесь был он, и это было точно его желанием. – Ну а теперь, – продолжал де Крессэ, – я прошу всех, начиная с младших по званию, высказать свои соображения относительно боя с неприятелем.
Первым начал говорить один из пехотных капитанов, самый младший по выслуге среди других, затем выступил командир гусар, затем еще один пехотный капитан, потом говорили другие, потом, перебивая друг друга, начали спорить командиры артиллерии и инженеров… Каких только предложений – от самых осторожных до самых сумасбродных – не наслушался Анри! Теперь он понял, почему Сюше перед штурмом Лериды не стал спрашивать мнения собравшихся, а сразу начал излагать свой план. С трудом дождавшись окончания дебатов, де Крессэ резюмировал:
– Спасибо, господа! Все, что вы сказали, очень ценно и интересно, я это, без сомнения, учту. Ну а теперь послушайте, что мы будем делать.
И таким же строгим и ясным голосом, каким Сюше давал указания перед штурмом Лериды, Анри изложил суть своего плана…
Ровно в полдень войска, готовые к бою, построились перед выходом из деревни. Под командованием Анри оказалась внушительная военная сила – по масштабам партизанской войны, конечно. Почти тысяча пехотинцев, полторы сотни кавалеристов, пятьдесят артиллеристов и двадцать саперов – всего тысяча двести человек. С такими силами он не сомневался, что овладеет позицией, однако ему нужно было не просто взять штурмом гору, где закрепился враг, но и ни в коем случае не повредить Нижний монастырь, к которому Сюше относился как к местной святыне, а святыни надо беречь. Главнокомандующий распорядился, чтобы после того, как с горы будут выбиты герильясы, в древний монастырь прислали инженеров и рабочих, чтобы начать ремонт.
Наконец, после разговора с монахом, который много порассказал о чудесах в капелле Святого Вото, Анри почти не сомневался, что там хранятся не только сокровища, но и Святой Грааль. Он вспомнил еще раз книгу Эстебана Висенте «Тайная история арагонских королей», где тот утверждал, что в Валенсии хранится не настоящий Святой Грааль, а лишь его копия. Настоящий же чудесный Грааль бесследно исчез вместе с тамплиерами.
Мысль о том, что, может быть, ему будет принадлежать честь найти величайшее сокровище и приоткрыть полог над сокровенной тайной христианского мира, наполняла его душу восторгом.
«Неужели после Ланселота, Галаада и Парсеваля, выдуманных или реальных героев древних рыцарских времен, мне выпадет честь найти эту таинственную чашу! Я, конечно, не суеверен, но разве то, что рассказал этот монах о чудесах в капелле Святого Вото, – не доказательство того, что именно там сокрыта чудодейственная чаша? Быть может, это открытие изменит судьбы человечества!»
Но после этих радостных и честолюбивых мыслей на ум приходили печальные размышления. Мысль о том, что он будет сражаться с братом Инессы, заставляла его похолодеть.
«А вдруг он погибнет в бою! Я тогда стану убийцей брата своей возлюбленной! Что с ней будет после этого?»
Анри почему-то вспомнил в этот миг не сцену венчания, а то мгновение, когда платье соскользнуло с плеч его молодой жены, и он увидел ее ослепительно-прекрасное юное тело.
«Я не хочу это потерять! Мало того что Инесса благороднее и честнее всех на свете, но она еще и прекрасна, как богиня! Такое сокровище можно найти в жизни только один раз… Но вдруг мне придется сразиться с ее братом один на один?»
Анри не находил ответа на этот вопрос. Ему казалась абсурдной даже мысль о том, чтобы, будучи командиром целого войска, дать убить себя только из-за любви, пусть даже самой лучшей женщины на свете. Но и перспектива стать убийцей ее брата тоже не укладывалась в голове.
«Пусть Бог решит!» – подумал он и пришпорил своего коня, выезжая перед строем своей небольшой армии.
В этот же миг загремели барабаны, затрубили трубы, и командир батальона Жерар громко скомандовал:
– Смирно! На караул!
Прозвучали слова команды, сверкнули штыки, и солдаты дружным движением, резко выдвинув перед собой ружья, застыли как изваяния. От этого зрелища воинственная кровь вскипела в жилах молодого офицера, а сокровища, Святой Грааль и даже любовь ушли куда-то в тень, остались только эти тысяча двести человек и он, восседающий на коне перед их фронтом.
– Солдаты! – крикнул он таким громким голо сом, что казалось, его слова зазвучали гулким эхом по окрестным горам. – В этих заснеженных горах, на этих крутых скалах вы не только защищаете честь нашего Отечества, но и ведете бой за новую, более справедливую Испанию! Тысяча лет истории смотрит на вас с вершины этих скал, где покоятся легендарные короли, начавшие когда-то войну за освобождение Испании от мавров! Пусть же здесь ваш удар станет еще одним камнем в здании новой великой империи! Победа будет за нами! Да здравствует Император!
Громовое «Да здравствует Император!», от которого затряслись горы и сердце Анри наполнилось бешеной отвагой, прогремело над войсками. Анри проскакал галопом перед фронтом своих солдат и, встав почти в самую голову колонны, громко скомандовал:
– Повзводно направо!! Марш!!
По этому приказу развернутая линия войск превратилась в длинную вереницу построенных один за другим взводов пехоты и кавалерии. Еще секунда – и войско двинулось вперед. Однако дорога скоро начала сужаться. Колонна повзводно прямо на ходу перестроилась в колонну по отделениям, и солдаты, тяжело ступая, начали восхождение в горы…
До монастыря оставалось примерно полтора лье. Для такого отряда это два часа пути. Дорога, петляя, забиралась все выше и выше. В скором времени слева возникло восхитительное зрелище широкой долины, на которой лежала деревня Санта-Крус-де-ла-Серас, и было видно, как вьется дорога на Хаку. Чуть выше открылся великолепный вид на залитые солнцем белоснежные вершины Пиренеев, а впереди показалась странная причудливая гора Монте-Ороэль, похожая на исполинский акулий зуб, торчащий посреди фантастического пейзажа.
Де Крессэ приказал сделать короткую остановку, и солдаты в течение пяти минут переводили дух после часового подъема в горы. Теперь нужно было все время быть начеку. По жесту Анри капитан Верьер взял взвод своих карабинеров и медленно, не торопясь, повел его вперед. Прямо вслед за ним двинулись Арагонские стрелки под командованием Луиса Коронадо, но, пройдя шагов сто вперед по дороге, они свернули вправо и начали карабкаться вверх по склону горы. За ними двинулась французская вольтижерская рота.
Анри знал, что любая хорошо укрепленная позиция в горах почти что неприступна… если только ее не обойдут. Но именно этого подарка он и не собирался делать своему противнику. Бой в горах под Лас-Армас полностью это подтвердил, а сам Анри получил там отличную практику, которую теперь хотел усовершенствовать в новом бою.
Подождав примерно четверть часа, он, сделав знак, поехал вперед сам. За ним двинулся батальон линейной пехоты под командованием Жерара, а потом и все остальные. Еще четверть часа шли в полном молчании, внимательно глядя по сторонам. Несколько солдат бежали перед Анри, осматривая каждый кустик справа и слева от дороги. Они хорошо знали по опыту, что, даже несмотря на то, что здесь прошла рота французских карабинеров, неприятель мог внезапно появиться в любую минуту.
И вдруг где-то далеко впереди раздался грохот оружейного выстрела. Его эхо прокатилось по горам. Тотчас раздался еще один выстрел, еще, еще, а потом оружейная пальба стала непрерывной, и горы зазвенели от грохота выстрелов. Анри со своими главными силами продолжал идти вперед, а звуки пальбы все нарастали и нарастали. Когда де Крессэ с основными силами почти добрался до места, где кипел бой, ружейная пальба, сопровождаемая какими-то криками, вдруг началась где-то наверху, в горах. Она на минуту усилилась, а потом вдруг, словно по волшебству, прекратилась.
Через минуту к Анри подбежал запыхавшийся Верьер:
– Мон командан, – доложил он, – неприятель устроил на дороге к монастырю мощный заслон! В течение четверти часа мы вели отчаянный бой, но внезапно он прекратился, и враг убежал! С учетом того, что наверху тоже стреляли, я не сомневаюсь, что нам помогли наши товарищи, которые зашли неприятелю в тыл.
Анри кивнул головой. Он тоже не сомневался, что все произошло именно так. События развивались в соответствии с его планом.
Теперь он приказал поменять головную роту, поставив на место карабинеров Верьера самую простую фузилерную роту из батальона Жерара. Фузилеры, то есть солдаты не элитных отрядов, а самые обычные рабочие лошадки войны, двинулись вперед, а навстречу им почти без строя возвращались карабинеры. Руки у них были черны от пороха, несколько карабинеров шли с трудом, истекая кровью. Некоторых раненых вообще оставили на месте, потому что транспортировать их было невозможно, но пока из строя выбыли всего человек десять.
По расчетам Анри, фузилеры должны были уже скоро подойти к Нижнему монастырю. И действительно, не прошло и нескольких минут, как впереди показалась нависавшая над дорогой огромная мрачная скала. Именно под ней и находился монастырь. Рота пехоты опережала командующего где-то шагов на двести. Вдруг впереди раздался такой грохот, от которого, казалось, рухнут скалы. У Анри не было сомнений, что это заговорили испанские пушки. Вслед за этим затрещала перекатная ружейная пальба.
Буквально через две минуты мимо де Крессэ пробежали назад фузилеры, многие из которых были ранены. Прямо перед Анри выросла сухощавая фигура Жерара, который, как почти все пехотные офицеры, не очень хорошо ездил на коне. Неловко подгоняя своего мерина, он подъехал ближе и доложил:
– Там у них артиллерия! Бьют картечью! У нас большие потери!
Словно в подтверждение его слов снова ухнули испанские пушки, и опять затряслись скалы.
Анри это вполне предвидел. Расталкивая колонну пехоты, французские артиллеристы по его приказу уже тащили по узкой горной дороге свои тяжелые орудия.
Перед де Крессэ появилась фигура д’Абовиля. Тот даже не успел ничего сказать, потому что Анри махнул рукой, указывая вперед. И д’Абовиль, воскликнув: «Понял!» – протащил мимо Анри свои пушки и один зарядный ящик. Через минуту все это исчезло за поворотом там, где вели бой фузилеры. Прошла еще минута, и вдруг раздался такой ужасающий гул, что казалось, сама земля собралась разверзнуться. Это заговорили французские пушки, эхо от которых разнеслось на многие мили вокруг. Впереди все затянулось густым дымом, напоминавшим плотную вату.
Новый залп – снова ужасающий грохот. Анри поскакал вперед и, увидя д’Абовиля, который в каком-то опьянении командовал батареей, прокричал:
– Д’Абовиль! Д’Абовиль! – Конь Анри не мог подъехать ближе, так как его пугал грохот орудий. Он становился на дыбы, отказываясь подходить к батарее ближе, чем на пятьдесят шагов.
Анри чуть не охрип, пытаясь докричаться до командира артиллерии. Тот палил с таким увлечением, что уже ничего не видел и не слышал, кроме своих ладно работающих пушек.
Тогда Монтегю, у которого конь был послушнее, проскакал вперед. Анри увидел, как адъютант постучал по плечу д’Абовиля и показал ему, что командир его зовет. Артиллерист с удивлением увидел, что в мире существует еще что-то, кроме его цели и его пушек, и подбежал к де Крессэ:
– Да, мон командан, слушаю вас!
– Помните, – пытаясь перекричать орудийный грохот, восклицал Анри, – этот монастырь – ценный памятник старины! Его нельзя разрушать!
– Все в порядке, мон командан! Успокойтесь! – отозвался командир батареи охрипшим от командования артиллерией голосом. – Работаем ювелирненько! Все ядра только по их укреплению!
Анри кивнул головой и знаком показал, что доволен рапортом и артиллерист может снова бежать к своим пушкам.
Все шло очень хорошо. Осталось только дождаться, когда Луис Коронадо и вольтижеры, выделенные ему в помощь, обойдут по скалам позицию неприятеля. В ожидании этого момента пушки д’Абовиля должны были громить вражескую позицию, а почти вся пехота, собранная под командованием Жерара, построенная в глубокую колонну, ждала сигнала к атаке. Далеко позади остались еще две роты резерва и, на самый крайний случай, кавалерия.
Де Крессэ ожидал, что треск ружейных выстрелов обходящего отряда раздастся где-то впереди справа, высоко на склоне. Но внезапно отчаянная пальба и крики раздались справа и сзади, почти над хвостом главной колонны. «Что это такое?» – с тревогой подумал он.
Треск, грохот и бешеные крики становились все громче и спускались вниз. Анри поскакал что есть мочи назад, протискиваясь сквозь колонну стоявшей на дороге пехоты. И вдруг прямо сверху посыпались из леса бегущие Арагонские стрелки и французские вольтижеры. Анри оказался прямо в толпе этих беглецов, крича им: «Стойте! Что вы делаете!»
– Нас отрезали! – в панике закричал один из французских солдат. – Они с тыла! Их там целая тысяча!
Анри понял, что остановить этих обезумевших от ужаса солдат невозможно. Но и вернуться назад к колонне он уже тоже не мог. Выстрелы и крики раздавались между тем местом, где был он, и местом, где стояла колонна. Тогда, дав шпоры коню, он понесся в сторону резерва. К его огромному удивлению, в голове маленькой колонны стояли не пехотинцы, а Вислинские уланы, над головами которых развивались веселые бело-красные флюгера, а позади были видны черные султаны гусар.
Анри подлетел к уланам и, оглянувшись, увидел, что вся дорога впереди занята испанцами. Французские вольтижеры и Арагонские стрелки кубарем катились по склону вниз. Уже были слышны торжествующие крики герильясов «Espana! Espana!».
Медлить было нельзя. Дожидаться пехоты, которая стояла позади кавалерии, тоже было глупо, потому что конница, принявшая удар врага на месте, обречена. В голове у Анри пронеслось воспоминание о том, как один из офицеров рассказывал ему о подвиге поляков под Сомо-Сьеррой, когда эскадрон улан бешеной атакой опрокинул в горах чуть ли не целую испанскую армию Бенито Сан-Хуана.
Само собой у него вырвалось:
– Вспомните Сомо-Сьерру! Спасайте армию! Веслав громко крикнул по-польски:
– Пики к бою! Рысью марш, марш!
В колонну по четыре, слившись в одну сомкнутую массу, польские уланы ринулись в атаку. Через пятьдесят шагов они перешли на бешеный галоп. Сам Анри тем временем подскакал к французским гусарам и повел их вслед за атакой поляков. Гусары выхватили сабли и, не переча командиру, пошли за ним вперед. Правда, Анри по всему чувствовал, что у них нет того бешеного порыва и той веры в свои силы, что у польских улан.
Но, к счастью для них, до дела не дошло. Анри увидел, как поляки словно вихрь пронеслись по горной дороге и врезались во фланг совершенно ошарашенным герильясам.
– Demonio carrajo! – раздались проклятия испанцев, и дорога покрылась трупами пробитых пиками и растоптанных герильерос.
Одни партизаны бросились вверх по склону, а другие – вниз, но, в любом случае, паника была так сильна, что они не успели открыть огонь из ружей. Так что гусары, которые скакали вслед за польскими уланами, могли бы и не вынимать сабли из ножен. А сзади уже спешили егеря из двух резервных рот, оставленных в тылу.
Когда отчаянная контратака испанцев была отбита, и Анри привел в порядок свое войско, он недосчитался многих бойцов. Арагонские стрелки были почти полностью разгромлены, а Луис Коронадо убит. Французские вольтижеры, что шли вместе с ними, были наполовину уничтожены. Семь убитых и раненых храбрых поляков лежали на земле, но Веслава словно заколдовали. Его мундир был порван несколькими пулями, а сам он только и сказал:
– Ну ничего, ничего, все будет хорошо… Теперь де Крессэ поменял диспозицию: продолжая артиллерийский огонь, он перегруппировал свои силы и послал в горы, в обход, почти половину пехоты, поставив во главе надежного капитана Верьера с его карабинерами. Оставшаяся на дороге пехота поступила в распоряжение Жерара. Кавалерию снова отвели назад.