Невеста желает знать Маклейн Сара
Кросс поймал взгляд широко раскрытых от шока глаз Найта, прежде чем тот взглянул на Пиппу и ахнул, сначала узнавая ее, потом разражаясь бешенством.
Но владелец клуба не мог действовать в гневе, особенно когда был близок к потере всего, чего достиг. Он снова вскочил на стол:
– Джентльмены! Джентльмены! Вы у Найта! Мы не мошенники! И платим долги. Вернитесь к столам! Поиграйте еще!
Его широкая улыбка соблазняла.
Последовала пауза. Овцы повернулись к пастуху, и на какой-то момент Кросс подумал, что желание выиграть перевесит.
Но Каслтон спас всех. Громкий, обезоруживающий голос графа снова поднялся над толпой:
– Я бы предпочел получить деньги сейчас, Найт, и тогда буду твердо знать, что вы держите слово!
И давка у касс возобновилась. Мужчины кричали и толкались. Похоже, начинался мятеж.
Найт не сможет выплатить все выигрыши.
Они разорили его.
Пиппа разорила его.
Потому что любила Кросса.
Потому что заботилась о его будущем.
Его будущем, которое пусто и уныло без нее.
Однако Кросс недолго задерживался на этой мысли. Их осадила толпа игроков, пробивавшихся к кассам и отчаянно пытавшихся получить деньги. Они отнесли от него Пиппу на несколько футов. Кросс потянулся к ней, пытаясь поймать за руку и прижать к себе. Но она упала, и ее немедленно поглотила толпа.
– Пиппа! – заорал Кросс, кидаясь в самый хаос, отталкивая людей с того места, где последний раз видел ее, расшвыривая их в стороны, пока не отыскал Пиппу, свернувшуюся клубочком, прикрывавшую руками голову. Кто-то пнул ее сапогом в живот.
Кросс взревел от гнева и, схватив ничего не подозревавшего оскорбителя за воротник, ударил в лицо. Дважды. Прежде чем их разнял Темпл.
– Предоставь его мне. Пригляди за своей леди, – приказал он.
Своей леди.
Пиппа его леди.
И всегда будет его.
Кросс толкнул мужчину к Темплу и нагнулся, чтобы открыть лицо Пиппы. Одна линза очков разбилась, и на щеке уже цвела страшная красная царапина.
Сдерживая ярость, он осторожно погладил то место, куда пришелся удар.
– Ты можешь двигаться?
Пиппа нерешительно кивнула, и Кросс поднял ее на руки, не заботясь о том, что подумают окружающие.
Она прижалась лицом к его шее.
– Моя шляпа.
Шляпа потерялась в суматохе, и светлые волосы рассыпались по плечам.
– Слишком поздно, – пробормотал он, отчаянно пытаясь найти выход.
Но идти было некуда. Вокруг бушевало море рассерженных людей: игроки желали получить выигрыш. Жадность и досада превратили их в озлобленную, буйную орду.
Кросс быстро согнулся и толкнул Пиппу под стол для игры в хезед и получил за это сапогом в ребра. Но сумел примоститься рядом, закрывая ее голову руками, чтобы уберечь от случайных ударов.
– Темпл, – прошептала Пиппа, барахтаясь под ним.
– С ним все будет в порядке, – заверил он, восхищаясь тем, что Пиппа заботится о его друге. – Он профессиональный боксер и обожает подобные вещи. По крайней мере пока у меня не будет времени разорвать его на части за то, что позволил тебе привести в действие этот совершенно безумный план.
Он погладил Пиппу по спине.
– Давай я посмотрю.
– Он вовсе не безумный, – запротестовала она, поворачиваясь раной к нему, и ойкнула, исследуя опухоль под глазом.
Кросс снова провел пальцем по красному рубцу, и у него сжалось сердце, когда Пиппа поморщилась.
– Волшебница, – прошептал он, снимая ее очки и прижимаясь губами к виску, уголку губ, мягкой коже на шее. Она в безопасности.
Он прерывисто вздохнул и сказал:
– Мне следовало бы поколотить тебя.
– Почему меня? – удивилась Пиппа.
Он бросил взгляд на топчущиеся ноги.
– Ты начала восстание.
– Не нарочно, – оправдывалась Пиппа. – Я думала, они просто уйдут, а не устроят свалку.
В другое время он бы меньше волновался за ее безопасность и даже улыбнулся бы ее словам. Но не сейчас.
– Видишь, твоя гипотеза оказалась неверной.
– Теперь я это вижу. И технически это ты начал мятеж.
– Я думал, ты…
Кросс осекся, дрожа от ледяного озноба.
– Пиппа, если бы что-то случилось с тобой… тебя могли убить, – прогремел он, дрожа от волнения, тревоги и желания сделать что-то, вернуться в схватку и сражаться. Пока не пройдет страх. Пока она не будет в безопасности.
– Я была с Темплом, – прошептала она.
– Темпла недостаточно. Темпл не способен тебя уберечь, – пробормотал он ей в волосы. Позволив себе почувствовать радость за то, что нашел ее, прежде чем случилось что-то серьезное. Прежде чем Найт или с полдюжины его негодяев-молодчиков обнаружат ее.
– Темпл не любит тебя.
Пиппа замерла под ним и подняла руку к его щеке:
– А ты? Любишь?
Он не мог этого произнести. Не должен был даже думать о таком. Это только все ухудшит. Это еще хуже, чем просидеть бог знает сколько под столом во время общей свалки с самой неотразимой женщиной в Британии. В Европе. На земле.
«Да, да, я люблю тебя. Да. Я хочу тебя».
– От тебя одни неприятности.
Когда он открыл глаза, Пиппа широко улыбалась.
– И так было всегда.
Прежде чем Кросс успел ответить, Мэгги упала на колени в нескольких шагах от них, очевидно сбитая с ног новой атакой игроков. Она оперлась на руки и встала на четвереньки. Пиппа охнула. Кросс поколебался, зная, что должен защитить Мэгги, но не желая покидать Пиппу.
– Ее затопчут! – крикнула девушка, и Кросс попытался вылезти из-под стола, когда другой джентльмен пришел ей на помощь. Сильные руки подхватили Мэгги, и джентльмен помог ей залезть под ближайший стол. Это был Каслтон.
Кросс изогнул бровь:
– Похоже, твой жених совсем иной человек, чем его представляют.
Пиппа улыбнулась Каслтону, отчего в животе Кросса что-то неприятно повернулось.
– Он хороший человек.
«Я лучше».
Как бы Кросс ни хотел сказать это вслух, слова прозвучали бы фальшиво.
Он не был лучше Каслтона, и теперь тот доказывал это своими героическими поступками.
«С ним она будет в безопасности».
– Ты целовал ее, – осуждающе сказала Пиппа.
– Целовал.
– Мне это не нравится.
– Пришлось.
– Знаю, – кивнула она. – Но мне все равно это не нравится.
И тут она поцеловала его, прижав розовые губки к его губам, обводя нижнюю, пока Кросс со стоном не откинул голову. Один последний момент. Один последний поцелуй. Последний вкус Пиппы, прежде чем он остаток жизни проведет без нее.
Пиппа отстранилась, когда обоим не хватило дыхания.
– Я люблю тебя, Джаспер, – прошептала она ему в губы, и ее слова полностью обезоружили его силу воли.
– Не нужно, – прошептал Кросс. – Я не для тебя. Моя жизнь, моя история, мой мир… все это не для тебя. Любовь ко мне тебя погубит.
Но ему следовало бы лучше знать Пиппу, чтобы понять: его страстная мольба ничего не изменит. Вместо этого его идеальная Пиппа закатила глаза и сказала:
– Ты идиот. Я уже погублена. Ты погубил меня еще в то утро в своем кабинете. Я не выйду за Каслтона. Только за тебя.
Да!
Всем существом он стремился прокричать согласие.
Но жалкие остатки порядочности все еще прятались глубоко в душе.
– Для женщины с таким умом ты поступаешь на редкость глупо. Неужели не видишь, какой ужасный муж из меня выйдет? Хуже, чем Каслтон.
– Мне все равно, – твердо ответила Пиппа. – Я тебя люблю.
Кросс закрыл глаза, наслаждаясь честностью и обещанием, прозвучавшими в этих трех словах.
– Нет, не любишь, – ответил он, хотя жаждал схватить ее в объятия и клясться в любви снова и снова. Он бы остался жить здесь, под игорным столом, если бы ему гарантировали, что Пиппа будет рядом.
Но смотрите, что он с ней сделал!
Она здесь. В игорном заведении самого низкого пошиба, предназначенном для всякого отребья. Кросс ненавидел то обстоятельство, что она здесь, чуть меньше, чем ненавидел себя за то, что стал причиной ее прихода сюда. Она вела игру за столами так, словно всю жизнь обманывала и жульничала.
И Кросс любил ее за это еще больше.
Но это он превратил ее в обманщицу и шулера, и когда-нибудь Пиппа возненавидит это. Возненавидит его за это. Однажды она это поймет, а он зайдет в любви настолько далеко, что будет страдать без нее.
– Это самая нечестная вещь, которую ты когда-либо делала. Ради бога, однажды ты сказала, что не одобряешь нечестности, но совершить набег на казино, вызвать мятеж, обворовать человека… Взгляни, во что я тебя втравил. Взгляни, как безвозвратно я погубил тебя.
– Ты ничего такого не сделал. Ты доказал мне, что, кроме белого и черного, есть еще много цветов. Заставил меня осознать, что жизнь – это больше, чем честность и нечестность, чем ложь и правда. Найт… он пытался украсть твою жизнь. Шантажировал тебя. Навязывал будущее, которого ты не хочешь… все это и есть нечестность. А честность – это то, что я люблю тебя. И сделаю все, чтобы помешать ввергнуть тебя в жизнь, которую ты ненавидишь. Я сделаю это снова, снова и снова – без малейшего сожаления.
– Ты не это хочешь сказать.
– Перестань объяснять мне то, что я хочу сказать, – твердо заявила Пиппа, кладя руки ему на грудь. – И перестань указывать, что для меня лучше. Что сделает меня счастливой. Я точно знаю, что сделает меня счастливой, – ты. Ты принес мне новую жизнь, великолепную, поразительную жизнь. И это делает меня счастливой, Джаспер. Сделает меня счастливой. Потому что эта жизнь неразрывно связана с тобой.
– Две недели назад ты бы так не утверждала. Не стремилась бы зарядить столы казино. Фальсифицировать выигрыши. Погубить человека.
– Две недели назад я была другой женщиной, вот и все. Такой глупой и бесхитростной.
Кросс никогда не считал ее глупой.
– И ты был другим человеком, – добавила она.
И это правда. Пиппа сделала его бесконечно лучше. Но Кросс оставался бесконечно хуже, чем она заслуживала. Она заслуживала кого-то лучшего, чем он.
– Нет, – солгал он, жалея, что не может уйти сейчас. Жалея, что прижат к ней, отчаянно хочет ее.
– Я остался тем же, Пиппа. Не изменился.
Он старался ударить ее побольнее. И это получилось. Прежде чем он смог извиниться, увидел, как потемнели ее глаза. Как она поверила ему. Его лжи. Самой большой лжи, которую он когда-либо произносил.
Наконец Пиппа заговорила, и каждое слово будто застревало в горле.
– Это я украла твою жизнь. Вынудила принять будущее, которого ты не хочешь. Это все сделала я, правда? То, что сделала бы, если бы заставила тебя жениться на мне. Я не лучше Найта.
Кросс хотел сказать правду. Что она не украла его жизнь, а бесконечно улучшила. Что она не заставляла его… а он просто влюбился в нее. Свою прекрасную умницу. Но он понимал, что этого нельзя говорить. Что она заслуживает кого-то, кто сумеет предложить ей больше, чем игорное заведение и запятнанный титул. Пиппа заслуживает человека честного, порядочного, который даст ей все, что она хочет. Все, в чем она будет нуждаться.
Все, кроме любви.
Никто не будет любить ее так, как любил он. Никто не будет почитать так, как почитал он. Никто не будет радоваться каждой минуте с ней, как радовался он.
И потому Кросс сделал то, что считал правильным. Вместо того, что отчаянно хотел сделать.
Вместо того чтобы притянуть ее к себе, перекинуть через плечо и унести навсегда… он отдал ей жизнь, которой она заслуживала.
– Все это сделала ты, – подтвердил он, и слова отдавали горечью на языке. – Я уже говорил однажды, что женитьба не для меня. Что любовь не для меня. Я не хочу ничего этого.
Ее лицо омрачилось, и Кросс возненавидел себя за то, что ранил ее. Но ведь он стремился ее спасти! Его поступок даст ей жизнь, которой она достойна.
И это единственное, чем он будет гордиться.
Даже если боль невыносима.
– Каслтон женится на тебе завтра, – сказал он, возможно – ей, возможно – себе. – Он сумеет тебя защитить.
Кросс устремил взгляд на графа, скорчившегося за соседним столом и закрывшего руками голову Мэгги.
– Он ведь сумел защитить тебя сегодня, верно?
Пиппа открыла рот, чтобы сказать что-то, но остановилась и покачала головой. В голубых глазах стыла печаль.
– Я не хочу его, – прошептала она. – Я хочу тебя.
Она почти хрипела, очевидно, ей было трудно говорить. И на секунду Кросс подумал, что умрет от желания и любви. Но последние шесть лет он учился укрощать желания и поэтому вонзил нож, не зная сам, чье сердце ранит.
«Я так люблю тебя, Пиппа.
Так люблю.
Ты заслуживаешь большего.
Но я недостоин тебя».
– Обо мне не может быть и речи.
Пиппа долго молчала, не вытирая слез, переполнявших прекрасные голубые глаза. Слез, которым она не позволила упасть.
И тогда она сказала именно то, что, как он надеялся, скажет.
То, как он надеялся, не скажет ни за что.
– Значит, пусть будет так.
Глава 19
Научный дневник леди Филиппы Марбери
Открытие.
Логика не всегда руководит нашими поступками.
4 апреля 1831 года.
Утро свадьбы
На следующее утро Кросс стоял у окна своей комнаты, наблюдая, как служанки внизу гасят свечи, погружая казино во мрак. Он часто наблюдал за их работой, наслаждаясь организованным процессом. Тем, как большие хрустальные люстры спускаются до самого пола, как гаснут огоньки. И как заменяют свечи в подготовке к вечернему веселью.
В этом был определенный порядок. Тьма сменяла свет свечей в то же время, как солнечный свет сменял ночную тьму за окнами. Основные истины.
Кросс снова прислонил ладонь к витражу, другой рукой крутя хрустальный стакан с янтарным виски. Он налил себе выпить часом раньше, когда тайком вывел Пиппу из заведения Найта и оставил на попечении Темпла, доверив другу вернуть ее домой.
Зная, что никогда не сможет сделать то же самое.
Он прижал лоб к прохладному стеклу, глядя на главный зал и наблюдая, как Джулиан аккуратными рядами расставляет кости вдоль одного из столов в хезед.
Пиппа спасла его в этот вечер. Спасла благодаря своему острому уму и утяжеленным костям, крапленым колодам и магнитам под колесом рулетки. Словно проводила очередной опыт. Она разорила Найта с легкостью опытного игрока.
И сделала это ради него.
Она любит его.
Но далеко не так, как любит ее он.
Кросс закрыл глаза в тот момент, когда в дверь постучали. Он повернулся к уже открывшейся двери. На пороге стоял Чейз. Кросс не видел глаз партнера, но чувствовал его осуждающий взгляд.
– Ты идиот.
Кросс прислонился к окну:
– Похоже, что так. Который час?
– Половина восьмого.
Меньше чем через два часа она выйдет замуж. Сердце судорожно сжалось.
– Темпл вернулся.
Кросс шагнул к Чейзу, не в силах сдержаться:
– Она…
– Готовится к свадьбе не с тем женихом, полагаю.
Кросс отвернулся:
– Ей будет лучше с Каслтоном.
– Чушь, и тебе это известно.
Не дождавшись ответа, Чейз продолжал:
– Но это неважно. Важно то, что леди Филиппа заработала нам сегодня новое казино.
Непонятно, что тут важного. Кроссу было наплевать на все казино мира. Или на безумную цену, которую он за это заплатил.
– Я должен был вывести ее оттуда. Ее могли покалечить, или еще что похуже.
– И ты выкупил долги Найта.
Чейз изогнул бровь:
– Триста тысяч фунтов – большие деньги, потраченные на казино… и на женщину.
Кросс заплатил бы в пять раз больше. В десять раз.
– Это казино больше не будет низкопробным. Во всяком случае в наших руках.
– Мы всегда можем отдать его леди Филиппе в качестве свадебного подарка, – небрежно заметил Чейз. – Похоже, у нее просто талант управлять казино!
Кросс, поморщившись, отвернулся:
– Именно поэтому ей лучше с Каслтоном. Я превратил ее в нечто темное. Такое, о чем она пожалеет.
– Леди не показалась мне той, которая принимает решения, не думая о последствиях.
Хоть бы Чейз оставил его в покое!
Кросс наконец осушил стакан.
– Она именно такая, как ты описываешь.
– Не думаешь, что сделаешь ее счастливой?
В ушах Кросса зазвучали ее слова: «Я знаю, что сделает меня счастливой – ты».
Это не может быть правдой.
Он в жизни никого не сделал счастливым.
Всю жизнь только разочаровывал.
– Нет.
Последовала долгая пауза. Настолько долгая, что Кросс подумал, не ушел ли Чейз. Но когда повернулся, оказалось, что основатель «Ангела» сидит на низком стуле почти рядом.
– Именно поэтому ты идиот.
– Кто идиот? – спросил появившийся Темпл.
Превосходно. Только этого не хватало.
– Кросс, – жизнерадостно пояснил Чейз.
– Чертовски верно. Так и есть. После вчерашней ночи я уже наполовину влюблен в Пиппу.
– Для тебя она леди Филиппа! – набросился Кросс на Темпла. – И я сломаю любую часть твоего тела, которая ее коснется.
Темпл стал раскачиваться на каблуках:
– Если ты так яростно ее защищаешь, значит, ты точно идиот.
– С ней все благополучно?
– Синяк под глазом… не самый подходящий аксессуар для невесты.
И все равно она будет самой красивой.
– Я не про глаз. Я о…
Что он имел в виду?
– Хотел спросить, рыдала ли она по дороге домой?
О боже! Неужели?
Ему стало дурно.
Темпл пожалел его,
– Нет. Собственно говоря, она была мрачна как гранит. И вообще молчала.
Темпл не мог этого знать, но он не мог сказать ничего худшего. Мысль о любопытной, болтливой Пиппе, сидевшей без единого слова всю дорогу до дома, ранила сердце сильнее кинжала.