Невеста желает знать Маклейн Сара
– Ни слова?
Темпл встретился с ним взглядом:
– Ни одного.
Он обидел ее. Оскорбил.
Она умоляла его остаться. Любить ее. Быть с ней. А он отказался, зная, что не годится для нее. Зная, что кто-то другой сделает ее счастливой. Что она исцелится. Должна исцелиться.
– Она исцелится, – тихо сказал Кросс, будто произнесенные вслух слова могут стать правдой.
Пиппа исцелится и будет счастлива.
И для него этого довольно.
«Довольно ли?»
Чейз прервал молчание:
– Она может исцелиться… а ты?
Кросс вскинул голову и встретился сначала со взглядом Чейза, потом – со взглядом Темпла.
И впервые за целую вечность сказал правду:
– Нет.
Он в самом деле думал, что сможет противиться ее чарам. Вспомнил первое утро в его кабинете. Когда они обсуждали спаренные маяки, стальные капли, двигавшиеся сначала в разные стороны, потом навстречу друг другу.
Он хотел ее.
Навеки.
Он уже направлялся к двери.
Чейз и Темпл смотрели, как Кросс выходит из комнаты. Отчаяние несло его к женщине, которую он любил. Пока еще не стало слишком поздно.
Чейз налил виски в два стакана и передал один Темплу:
– За любовь?
Темпл долго смотрел на дверь, прежде чем молча выпить.
– Даже без тоста?
– Только не за любовь, – сухо ответил Темпл. – Женщины могут быть теплыми и нежными… но доверять им нельзя.
– Теперь, когда ты так сказал, знаешь, что это значит?
Темпл удивленно посмотрел на Чейза, который с ухмылкой отсалютовал ему стаканом.
– Ты следующий.
Кросс объездил половину Лондона. Прежде всего он направился в Долби-Хаус, решив, что успеет застать Пиппу до того, как она поедет в церковь. Прежде чем она сделает самую большую ошибку в жизни обоих.
Когда он прибыл туда, очень суровый дворецкий объявил, что семейства нет дома. Не «уехали праздновать свадьбу молодых леди», даже не «уехали в церковь». Просто их нет дома.
Если бы Кросс не был так перепуган, что не успеет застать ее, посмеялся бы над ситуацией. Но вместо этого вернулся в свою коляску с одной целью. Поскорее добраться до церкви. Немедленно.
Немедленно? Лондонским утром? Легче сказать, чем сделать. К тому времени, как он свернул на Пикадилли, попав в нескончаемую линию едва двигавшихся экипажей, Кросс понял: с него довольно. Неужели никто в этом городе не понимает, что женщина, которую он любит, выходит за другого?
Поэтому он сделал то, что сделал бы любой уважающий себя джентльмен: оставил чертов экипаж посреди улицы и со всех ног помчался по улице. Уже через несколько минут он свернул за угол под последние удары колоколов, означающие призыв к службе в часовне Святого Георгия.
Он ринулся туда, останавливая движение решительными шагами, огромным ростом и, скорее всего, тем фактом, что никто не носится стремглав по Мейфэру.
Очень немногие торопились по столь срочному делу.
Очень немногих подгоняла любовь.
Кросс взбежал на церковное крыльцо, перепрыгивая через ступеньки. Отчаянно боясь пропустить тот момент, когда священник спрашивает, не знает ли кто препятствий к браку, и если не отверзнет уст сейчас, должен молчать вечно.
А что, если уже поздно?
Но он покинет церковь только с Филиппой Марбери в объятиях. Которая вскоре станет Филиппой Арлеси, графиней Харлоу, если от него хоть что-то зависит.
Его рука поднялась к стальной ручке, и с глубоким вздохом Кросс открыл дверь. И услышал, как священник что-то тихо бубнит.
Свадьба началась.
– Черт возьми! – прошептал он, готовый побежать по проходу прямо в объятия Пиппы. И к дьяволу Каслтона, прихожан и священника, если кто-то попытается его остановить!
– Не стоит ругаться в церкви.
Кросс оцепенел. Голос раздался за его спиной.
Пиппа стояла в нескольких футах от него, у одной из гигантских каменных колонн, ограждавших внешнюю галерею церкви.
Не внутри.
Не у алтаря.
Не выходила замуж за Каслтона.
Дверь снова закрылась, оставив их в холодной серой тишине, и Кросс не смог удержаться. Притянул ее к себе, подхватил на руки, держа так близко, чтобы чувствовать ее жар сквозь многочисленные слои одежды. Достаточно близко, чтобы наслаждаться ее ароматом и тяжестью, и тем, как она отдавала себя, едва он касался ее. И тут, на ступеньках часовни Святого Георгия, на глазах у Бога и Лондона, он поцеловал ее, радуясь тихим вздохам и игре пальцев в его волосах, и забыл, что их видит весь город.
Кросс прервал поцелуй, пока оба не воспламенились, отстранился и сжал ее лицо в ладонях:
– Я люблю тебя.
Пиппа тихо ахнула, и он осторожно провел пальцем по уродливому синяку, окружавшему глаз.
– Боже, – прошептал он, пожираемый эмоциями, прежде чем повторить: – Я так тебя люблю.
Пиппа покачала головой, едва сдерживая слезы:
– Ты никогда этого не говорил.
– Я идиот.
– Согласна.
Он засмеялся и снова поцеловал ее в губы нежным долгим поцелуем, жалея, что они здесь, в самом оживленном месте Мейфэра.
– Я не верил, что достоин, – начал Кросс, прижав палец к ее губам, когда она попыталась заговорить, поправить его. – Я никогда не верил, что достоин своей семьи, своей сестры… счастья. А потом пришла ты и заставила понять, что я абсолютно недостоин тебя.
Пиппа схватила его палец. Оттянула.
– Ошибаешься.
Он улыбнулся:
– Вовсе нет. Есть сотня мужчин – многие сейчас в этой церкви, – которые заслуживают тебя куда больше. Но мне все равно. Я жалкий ублюдок и хочу, чтобы ты была только моей. Не могу представить жизни без тебя и твоей неумолимой логики, и твоего прекрасного ума, и твоей собаки с ужасной кличкой.
Пиппа улыбнулась, и он снова сумел свободно дышать, подумав на секунду, что может завоевать ее. Что сможет добиться успеха. Эта мысль побудила его продолжить:
– И мне все равно, что я недостоин тебя. Что, возможно, делает меня худшим из людей, именно таким, за которого ты не должна выходить замуж. Но клянусь здесь и сейчас, что я сделаю все возможное, чтобы стать достойным тебя. Твоей честности, доброты и любви.
Кросс замолчал. Пиппа тоже молчала, глядя на него глазами, казавшимися огромными за линзами очков.
Его спасение. Его надежда. Его любовь.
– Ты нужна мне, Пиппа… – прошептал он. – Будь моим Орфеем. Выведи меня из ада.
Слезы в ее глазах наконец пролились. Она бросилась в его объятия. Он обхватил ее руками, и она выдохнула:
– Неужели не видишь, как нужен мне? Две недели я шаталась под тяжестью того, что ты сделал со мной. Того, что заставлял чувствовать. Сознания того, что ты владеешь мной. Сердцем и душой. Ты мне нужен. Кросс, Джаспер или Харлоу, кем бы ты ни был, мне нужно, чтобы ты меня любил.
И он будет любить ее. Вечно.
Кросс снова поцеловал ее, вкладывая в ласку все, что испытывал в эту минуту, все, во что верил. Все, в чем клялся.
Когда поцелуй кончился, оба тяжело дышали. Он прижался к ее лбу своим.
– Ты не вышла за него.
– Я же сказала, что не могу. А… а что ты собирался делать?
Кросс обнял ее, желая одного: быть рядом. Быть как можно ближе.
– Что бы ни понадобилось.
– Неужели остановил бы свадьбу Оливии? – ахнула Пиппа.
– Как думаешь, она простила бы меня?
– Ни за что, – улыбнулась она.
– А ты? Простила бы?
– Разумеется. Но я уже остановила свадьбу.
Пиппа, морщась, кивнула в сторону двери.
– Когда все поймут, начнутся злобные сплетни, и… Зато Оливия по крайней мере к тому времени станет виконтессой.
Он все исправит. Сделает Тотнема премьером и Оливию – самой влиятельной в Лондоне женщиной.
И сделает Пиппу графиней. Навсегда.
– Ты не вышла бы за него, – сказал Кросс, распираемый благодарностью за ту высшую силу, которая привела ее к нему.
– Я однажды сказала тебе, что не люблю нечестности. И нет ничего более нечестного, чем клясться в любви одному мужчине, когда твое сердце принадлежит другому.
Она любила его.
– Кажется невозможным, – прошептал Кросс, – что ты можешь меня любить.
Пиппа привстала на носочки и прижалась поцелуем к его подбородку. Никто до этого не целовал его в это место. Никто никогда не любил его, как она.
– Как странно, – сказала она, – а мне кажется невозможным, что я могла не полюбить тебя.
Они снова целовались, пока Кросс не почувствовал, что у него два выхода: либо закончить поцелуй, либо бросить Пиппу на большие каменные ступеньки мейфэрской приходской церкви и немедленно овладеть. Но пришлось все же выбрать первый вариант и прервать поцелуй.
Ее глаза долго оставались закрытыми. Он смотрел на эту прекрасную женщину, которая будет принадлежать ему вечно, и спокойное удовлетворение, доселе незнакомое, разливалось по нему, теплое и ласковое.
– Я люблю тебя, Филиппа Марбери, – прошептал он.
Она вздохнула, улыбнулась и открыла глаза.
– Знаешь, люди часто говорят, что в момент, когда испытывают наивысшее счастье, слышат церковные колокола, но я всегда считала это преувеличением. И все же… сейчас…
Кросс кивнул, задыхаясь от переполнявшей его любви.
– Я тоже их слышу, – подтвердил он и поцеловал ее.
Самая красивая в Лондоне пара тоже слышала колокола: счастливую какофонию, отмечавшую конец брачной церемонии, соединившей новобрачных виконта и виконтессу Тотнем. Церемонии, о которой Пиппа и Кросс, похоже, забыли.
Но вынуждены были вспомнить, когда двери церкви открылись и члены общества стали выходить в серое апрельское утро. Наконец-то они могли посплетничать о самой важной части двойной свадьбы – одной пропавшей невесте. Но смогли обнаружить вышеуказанную даму, которая вовсе не пропала. Мало того, оказалась прямо у церкви. В объятиях мужчины, с которым не была помолвлена.
Игнорируя дружные возгласы шокированной публики, Кросс поцеловал кончик ее носа и исправил ситуацию.
Джаспер Арлеси, граф Харлоу встал на одно колено и перед всем миром сделал предложение прекрасному очкастому синему чулку.
Эпилог
Научный дневник леди Филиппы Марбери
Если моя работа и научила меня чему-то, могу сказать, что усвоила истину. Хотя очень много явлений можно объяснить, проведя научные исследования и применив логическое мышление, многие из них противятся такой легкой гипотезе. Эти тайны обычно относятся к человеческой душе. И они самые важные.
Главная из них – любовь.
10 августа, 1831 года.
Через четыре месяца после свадьбы
Кросс проснулся в роскошной кровати в городском доме, принадлежавшем многим поколениям графов Харлоу. И тут же потянулся к жене.
Но рука нащупала пустоту. Он, не колеблясь, вскочил, накинул шелковый халат, который она подарила ему в брачную ночь, и отправился на поиски.
Далеко идти не пришлось. Когда они стали жить здесь, в этом доме, Пиппа прогнала всех демонов, прятавшихся по темным углам, напоминая снова и снова, что он достоин ее, их любви, этого места, этой жизни.
Мало того, чтобы окончательно изгнать демонов, она превратила покои, когда-то принадлежавшие Бейну, в маленький домашний садик. Роскошный зеленый Эдем, спрятанный в семейных апартаментах, пахнувший землей, солнцем и жизнью.
Когда Кросс вошел в комнату, Пиппа низко склонилась над рабочим столом. На ней все еще была ночная сорочка. Волосы забраны в неряшливый узел на затылке. Зато Пиппа была окружена розовыми розами. Кросс тихо подкрался, двигаясь в такт шороху пера по бумаге, замеченный только Тротулой, охранявшей хозяйку. Длинный розовый язык весело болтался в пасти.
Он обнял жену за талию и притянул к себе. Визг удивления превратился во вздох, когда он припал губами к нежной шейке.
– Доброе утро, – прошептала Пиппа, гладя его волосы.
Боже, как он любил ее прикосновения! Его язык лизнул то местечко, где шея соединялась с плечом. Кросс улыбнулся, ощутив жар ее тела, наслаждаясь тем, как колотится ее пульс. Для него. Только для него.
– Доброе утро, графиня.
Кросс заглянул поверх ее плеча в дневник и оглядел груду корреспонденции, громоздившуюся рядом.
– Ты рано принялась за работу.
Пиппа повернулась в его объятиях, подняла лицо, ожидая настоящего поцелуя, который он был более чем счастлив ей подарить. Последовали долгие пьянящие ласки, но она с улыбкой отстранилась:
– Я не могла спать.
Кросс усадил ее на стол, провел рукой по телу, еще не привыкнув к тому невероятному факту, что она принадлежит ему.
– Знаешь, я всегда готов помочь тебе с этой проблемой. Если хочешь остаться в постели.
Пиппа звонко рассмеялась:
– Или вне ее, как я заметила.
– Но я так стараюсь быть лучшим партнером по исследованиям, – сказал он, потянувшись к подолу ее сорочки и гладя тонкую щиколотку. – Над чем ты работаешь?
Похоже, Пиппа совсем об этом забыла, и Кроссу понравилось, что он имеет силу затуманить ее ясный ум. И понравилось, что, вместо того чтобы задуматься над ответом, она просто поцеловала его. Крепко. Пока он тоже не потерял способность мыслить.
Именно поэтому, когда Пиппа подняла голову и сказала «розы», он не сразу понял, о чем речь.
Она изогнулась, чтобы достать со стола брошенный листочек бумаги.
– Королевское садоводческое общество рассмотрело результаты моих исследований и сообщило, что никто не выводил этот сорт розы раньше. Они приглашают меня на заседание общества в следующем месяце и просят представить мою работу. И еще просят как можно скорее сообщить о названии, которое я выбрала для розы.
Кросс преисполнился обожания и гордости.
– Я ни в коем случае не удивлен, мой прекрасный ученый. Меньшего я не ожидал. Но знают ли они, что ты отвратительно подбираешь названия?
Он глянул на Тротулу, лежавшую в тени большого папоротника в горшке.
– Неправда! – засмеялась Пиппа, проследив за направлением его взгляда.
– Абсолютная правда! Собака Каслтона никогда не была так счастлива, как в тот день, когда Меган Найт дала ей кличку.
В ночь разгрома Найта между Мэгги и Каслтоном вспыхнула любовь, и после непродолжительного ухаживания он на ней женился. Найт потерял клуб, зато обрел титул для дочери.
– Тротула, он тебя поносит, – сказала Пиппа. Хвост спаниеля мгновенно завилял.
Кросс глянул на собаку:
– Она могла назвать тебя как-нибудь по-другому. Дейзи. Антуанетта. Хризантема.
– Хризантема? – вознегодовала Пиппа.
– Все лучше, чем Тротула.
– Не лучше.
Они нежно улыбнулись. Оба сознавали, что идеально подходят друг другу.
– В любом случае я уже назвала розу. Подумала, что ей очень подходит название Бейн.
У Кросса перехватило дыхание. Потому что она обнажила перед ним душу и подарила ему самый простой, самый совершенный подарок, который только могла.
– Пиппа, – вздохнул он, покачав головой. – Не знаю… любимая… не знаю, что сказать.
Пиппа улыбнулась:
– Тебе не нужно ничего говорить. Думаю, это увековечит память твоего брата.
Ему вдруг стало трудно глотать.
– Согласен.
– И станет превосходным наследием для нашего сына.
Ему снова стало трудно дышать.
– Нашего… сына.
Она улыбнулась. Рука легла на его руку и подвела к мягкому, почти незаметному бугорку живота.
– Это может быть и дочь, – заметила она, будто обсуждая погоду, – но мне нравится думать, что это сын. Красивый рыжеволосый мальчик.
Кросс смотрел на то место, где лежала его рука. Так, словно она принадлежала другому. Просто невозможно, что это его… что эта жизнь принадлежит ему.
Он встретил взгляд жены.
– Ты уверена?
– Есть научные истины, милорд. Одна из которых гласит: исследование, которое мы проводим, имеет вполне определенный результат.
Пиппа наклонилась и прошептала ему на ухо:
– Не говоря уже о том, что я вовсе не закончила эту линию опытов.
– Счастлив это слышать.
Она закинула ногу ему на бедро, притянула к себе и приникла поцелуем. Они долго целовались и разъединились, только когда оба задохнулись.
– Ты счастлив?
Кросс взял в ладони ее лицо и честно ответил:
– В жизни не был счастливее. Я чувствую, что на этот раз удача окончательно стала на мою сторону.
– Я думала, ты не веришь в удачу.
Он покачал головой.
– Даже я не настолько хорош, чтобы заряжать столы.
Его пальцы снова провели по ее щиколотке, икре, и Пиппа мгновенно открылась для ласк.
– Кстати, о столах. Что, по-твоему, случится, если ты ляжешь спиной на этот?
– Полагаю, что в ближайшее время не смогу закончить письмо Королевскому садоводческому обществу.
– Не смею возражать, – прошептал он, прикусывая мочку ее уха. – В конце концов, ты один из величайших научных умов наших дней.
– Очень сложная область исследований… – Пиппа вздохнула, когда его пальцы переместились выше, на внутреннюю поверхность ее бедра, – но такая плодотворная!
Кросс снова поцеловал ее, крепко и пылко, поднимая подол полотняной сорочки и устраиваясь между ее бедрами. Она ахнула и вцепилась в пояс его халата, широко распахивая полы. И наконец, наконец касаясь его.
Он прерывисто вздохнул и посмотрел в прекрасные голубые глаза.
– Твое прикосновение по-прежнему лишает меня сил, дорогая.
Пиппа улыбнулась, провела пальцем по его торсу, обещая… обещая…
– Не беспокойтесь, милорд, у вас впереди много лет, чтобы привыкнуть к моим прикосновениям. Вполне возможно, что когда-нибудь вы будете воспринимать их как должное.
– Этого не произойдет никогда.
Кросс сжал ее руку, поднял пальцы к губам и поцеловал кончики, прежде чем уложить на стол.
– Но, если хочешь, я буду счастлив продолжать исследовать теорию.
Пиппа рассмеялась, запустив руку в его волосы:
– Во имя науки, конечно.
Кросс покачал головой:
– Пропади пропадом наука.
Его серые глаза пылали страстью, обещанием и чем-то гораздо, гораздо большим.
– Во имя любви.
Читать бесплатно другие книги:
