«Фрам» в Полярном море Нансен Фритьоф

Каковы результаты Норвежской полярной экспедиции»? Вот вопрос, на который справедливо, пожалуй, ожидать здесь ответа. Но материалы научных наблюдений так разнообразны и настолько обширны, что еще много времени пройдет, прежде чем они будут вполне обработаны специалистами; пока это не сделано, нельзя оценить их по достоинству. Поэтому придется опубликовать эти результаты в специальных научных изданиях. Я постараюсь, однако, в заключение этого отчета указать на некоторые из важнейших предварительных выводов[401].

1. ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ОТКРЫТИЯ

Открытие новых земель не было целью экспедиции, которая была рассчитана на то, что ее понесет льдом и что, в лучшем случае, она пройдет вдали от суши, которая могла бы явиться препятствием для дрейфа. Однако нужно сказать, что экспедиция в немалой степени расширила наши сведения о распределении суши и моря в областях, ближайших к полюсу.

Важнейшим географическим открытием, сделанным нами, без сомнения, является глубокое Полярное море. Как уже упоминалось в проекте экспедиции, до сих пор обыкновенно считали его мелким. При дебатах в Лондонском географическом обществе перед моим отъездом, многие утверждали, что мы должны встретить землю «почти со всех сторон полюса». Где дотоле ни исследовали это море, везде оно оказывалось мелким. К югу от Земли Франца-Иосифа и Шпицбергена оно имело глубины всего около 300 м, тогда как к северу от берегов Сибири не найдено было глубин более 75, самое большее 150 м. К тому же экспедиции, проникавшие по этому морю на север, постоянно открывали новые земли. Австро-венгерская экспедиция на «Тегеттгофе» во время своего дрейфа наткнулась на Землю Франца-Иосифа, экспедиция «Жаннетты» открыла остров Генриетты, остров Жаннетты и землю Беннетта. Я тоже считал Полярный бассейн вообще мелким, хотя и указывал на вероятность того, что поперек неисследованного Полярного бассейна проходит более глубокий канал, связывающий большую глубину (до 4900 м) между Шпицбергеном и Гренландией с той областью, в которой странствовала «Жаннетта». Такой канал мы и нашли до известной степени, так как под 70° северной широты к северу от Новосибирских островов море внезапно стало глубоко и дно опустилось до 3500 и 3800 м, и эта глубина сохранилась в течение всего дрейфа «Фрама» к северо-западу и западу вплоть до области, лежащей к северу от Шпицбергена. Я думаю, что это не может быть лишь узким каналом; значительная часть Полярного бассейна – глубокое море, составляющее северное и восточное продолжение глубин северного Атлантического океана.

Мы не можем составить себе сколько-нибудь обоснованного мнения о том, как далеко на восток простирается эта глубина; мы знаем только, что она захватывает такой дальний восток как область, лежащая к северу от Новосибирских островов; но весьма вероятно, что она заходит еще восточнее, если судить по тому, что «Жаннетта», всякий раз как ее относило к северу или востоку, обнаруживала возрастание глубины.

Какое же можно теперь вывести вероятное заключение о распределении суши и моря в не исследованной еще части Полярного моря? Считаю возможным с уверенностью утверждать, что по эту сторону полюса суши мало или даже ее вовсе нет, и заключаю это по многим признакам. Уже само по себе невероятно, чтобы глубокое море столь значительного протяжения было лишь узким каналом; наверно, оно распространяется далеко и к северу от нашего маршрута. К тому же мы не видали признаков земли ни в каком направлении. Во время нашего санного путешествия на север оказалось, что лед двигался с большою скоростью, еще большей, нежели та, какую мы находили южнее. В полыньях замечалось сильное движение, и самих нас часто несло довольно быстро по разным направлениям, так быстро, что временами казалось, будто мы просто беспомощно носимся по воле ветра и течений. Массы льдов едва ли могли двигаться так свободно, если бы поблизости находилась сколько-нибудь значительная земля, которая должна была бы непременно препятствовать их дрейфу.

Следует также заметить, что как во время дрейфа «Фрама», так и во время нашего санного путешествия лед особенно легко подвигался всякий раз, когда ветер увлекал нас в северном или северо-западном направлении, и, напротив, шел туго, если нас относило назад, на юго-восток. Можно надеяться, что некоторое указание на то, существуют или нет на севере значительные массы суши, дадут наши метеорологические наблюдения, так как ход изотерм и распределение атмосферного давления, направление ветров, различное влияние ветров на температуру и т. д. должны сказать нам что-нибудь об этом. В настоящее же время я не могу сказать ничего больше, кроме того, что метеорологические данные, как мне кажется, говорят не в пользу существования суши к северу от нас.

В моих глазах самым решительным доказательством значительной протяженности Полярного моря к северу от нашего маршрута являются, однако, массы льда, которые постоянно несутся на юг со сравнительно большою скоростью вдоль восточного берега Гренландии вплоть до мыса Фарвель и далее мимо него.

Если бы «Фрам», вместо того чтобы выбраться изо льда немного севернее 83° северной широты, продолжал свой дрейф, он, несомненно, был бы вынесен этим льдом в Полярное течение на юг вдоль берега Гренландии. Судя по направлению всего дрейфа, мало вероятно, однако, чтобы течение подходило близко к берегу; остается, видимо, широкий пояс между ним и берегом, и лед, наполняющий этот пояс, происходит, само собой разумеется, из той области Полярного моря, которая лежит к северу от нашего пути, и эта область должна иметь довольно значительное протяжение. Если мы посмотрим на отношение между шириной и массою льда самого Полярного моря, с одной стороны, и Восточно-Гренландским течением с его постоянным выносом льда – с другой, то бросается в глаза сходство этого отношения с тем, которое существует между обширным материковым льдом и его выносом через узкие фьорды, как мы находим это, например, в Гренландии. Внутри Полярного бассейна, там, где прошел «Фрам», подобно тому как и в центре материкового льда, лед движется очень медленно. По мере того как он приближается к выходу, движение, однако, усиливается, ширина ледяного течения возрастает, лед стремится к югу с возрастающей скоростью, пока, наконец, не выйдет в открытое море, где разбивается ветром и волнением и тает в теплой воде. Таким же точно образом языки материкового льда стекают по долинам и фьордам вниз, к более теплому слою воздуха, чтобы там обтаять, обвалиться в море и уплыть в виде ледяных гор. Известная ширина ледяного пояса в Восточно-Гренландском течении должна, следовательно, соответствовать значительно более широкой и более обширной покрытой льдом области в известной или неизвестной части Полярного моря.

«Фрам» после возвращения домой

Я думаю, из этого можно с уверенностью вывести заключение, что по эту сторону полюса имеется обширное, покрытое льдом море. Напротив, по другой стороне полюса, вероятно, встретится суша. Едва ли можно принимать, что в данную минуту достигнут северный предел Американского арктического архипелага и Гренландии с ее островами, мы должны ждать, что острова найдутся и к северу от современной границы этой известной области.

Во время прохождения «Фрама» вдоль северо-западных берегов Сибири мы сделали еще несколько попутных открытий, которые хотя и менее важны, однако могут иметь свой географический интерес. Как упомянуто выше, в IV и V главах первой части, мы открыли много новых островов, и вся береговая линия оказалась гораздо более изрезанной и изорванной, чем до сих пор принимали. В Карском море мы нашли один новый остров, остров Свердрупа, далее вдоль берега открыли остров Скотт-Хансена, остров Клеменса Маркхема, остров Рингнеса, остров Мона, остров Тилло и многие другие, а на западной стороне полуострова Челюскина – острова Фирнлея и острова Акселя Гейберга. К северу от исследованного Норденшельдом Таймырского острова мы нашли большую островную группу, которая, по-видимому, значительно простирается в северном и северо-восточном направлениях и которую мы назвали архипелагом Норденшельда. На южной стороне норденшельдовского Таймырского пролива мы заходили и бросали якорь в гавани Колин-Арчера. Там мы тоже нашли много островов, а суша, насколько ее можно было исследовать, была изрезана фьордами и заливами. Это единственное место, где мы высаживались на самый материк, но и далее к юго-западу везде, где мы близко подходили к нему, страна производила на нас впечатление сильно изрезанной фьордами. Поэтому представление, полученное мною из прежних карт о берегах Сибири между островом Диксона и Таймырской губой, в значительной степени изменилось. Вместо ровной, с небольшими только выемками береговой линии перед нами оказался настоящий фьордовый берег и отлично развитые шхеры с многочисленными, лежащими возле берега островками и лудами.

Вечная стоянка «Фрама»

Прежде чем оставить географию Сибирского берега, можно еще упомянуть, что Таймырскую губу полуостров Короля Оскара уменьшает до половины предполагавшейся ее ширины.

2. ГЕОГРАФИЯ И ГЕОЛОГИЯ ЗЕМЛИ ФРАНЦА-ИОСИФА

Уже дрейф «Фрама», как упомянуто выше, показал, что к северу от Земли Франца-Иосифа существует обширное глубокое море и что земля отнюдь не простирается в северном направлении до полюса, как многие раньше уверяли. В проекте своего путешествия я высказал мнение, что Земля Франца-Иосифа не может быть удачным исходным пунктом для экспедиции к полюсу, если хотят пробираться к нему по суше, ибо я принимал, что это только островная группа различных островов, которые разделены глубокими проливами и, по-видимому, нельзя думать, чтобы там находилась какая-нибудь более значительная непрерывная масса земли.

Открытия, сделанные мною и Йохансеном во время санного путешествия, только подтверждают это. Если вы бросите взгляд на карту Земли Франца-Иосифа, у вас создастся ясное представление, что это группа сравнительно небольших островов. Пайерова Земля Вильчека, которая заставляла так сильно разыгрываться воображение, обратилась в маленький остров, а его Земля Зичи оказалась изрезанной на ряд небольших островов и островков, к западу от которых видим обширное море. Единственное, что еще, быть может, имеет несколько большую величину – это Лей-Смитова Земля Александры, которая по-прежнему осталась скрытой за мглою неведомого; но и она не может быть очень велика.

Еще нельзя решить с уверенностью, как далеко на север простирается эта островная группа. Но, судя по нашему опыту, она не может во всяком случае идти очень далеко. Правда, Пайер с самого северного достигнутого им пункта заметил Землю Петермана и Землю Короля Оскара; но, по-видимому, невероятно, чтобы первая могла иметь сколько-нибудь значительное протяжение, по крайней мере в восточном направлении, иначе мы заметили бы ее, когда во время своего отступления на юг проходили в недалеком расстоянии к востоку от нее. Что она не велика, следует еще из того, что, когда мы были на ее широте, лед двигался на запад по направлению к ней, по-видимому, почти беспрепятственно. Что и Земля Короля Оскара тоже не велика, мне кажется, можно заключить из того, что южные и юго-восточные ветры постоянно и легко в течение зимы и весны отгоняют лед от земли на север и образуют к западу от острова Джексона и более южных островов открытое море[402] Если бы на севере или северо-западе была сколько-нибудь значительная сплошная масса суши, она непременно препятствовала бы свободному движению этого льда.

Вход в музей «Фрама»

О протяжении Земли Франца-Иосифа в восточном направлении, пожалуй, всего труднее составить себе представление. Судя по тому что мы видели при переходе от Белой Земли к западу, кажется, что восточный берег Земли Вильчека заворачивает в юго-восточном направлении, и восточнее его мы никакой земли не заметили. К тому же темное небо, видневшееся к югу от нас во время перехода с санями по плавучему льду к востоку от Белой Земли за несколько дней до достижения последней, по-видимому, указывало на совершенно открытую воду в этом направлении. Но это ведь не мешает тому, чтобы острова встретились еще далее на восток; это даже можно считать вероятным, если судить по нашему опыту в «лагере томления» в июне и июле 1895 г., когда, находясь приблизительно под 82°05 северной широты и между 64° и 65° восточной долготы, мы оставались на месте, а не относились на юг, несмотря на продолжительные и сильные северные ветры. Это было тем более примечательно, что в других направлениях лед двигался по воле ветра довольно охотно. Отсюда можно заключить, что к югу от нас находилась земля или ряд островов, которые, подобно поперечной стене, простирались с востока на запад и останавливали дрейф льда в этом направлении.

К западу Земля Франца-Иосифа, мне кажется, имеет лишь немного большее протяжение, чем теперь известно. Ни Джексон, ни мы не видели на северном берегу Земли Александры западной границы островной группы; шедший у берега большой канал открытой воды, который, по-видимому, далеко тянулся в этом направлении, указывал на существование других земель. На южной стороне Земли Александры как Лей-Смит, так равно и Джексон тоже не видели западной границы этой земли. Интересно было бы исследовать неизвестную область, которая еще остается здесь по направлению к Северо-Восточной Земле и Шпицбергену и по которой Йохансен и я готовы были пройти, если бы не встретили Джексона с его товарищами.

Штурвал «Фрама»

В заключение этих замечаний о географии Земли Франца-Иосифа я скажу несколько слов о важнейших чертах ее геологического строения.

Насколько можно было заключить из наших исследований, эта островная группа имеет главным образом вулканическое происхождение и состоит из базальтов. В северной части эти и другие плагиоклазно-пироксеновые горные породы доходят до самого берега. Так обстоит дело на мысе Фишера под 81° северной широты, где базальт почти отвесной стеной падает прямо в море. Он достигает берега также и у мыса Мак-Клинтока, у нашей зимней хижины, по берегам острова Джексона у горы столбчатого базальта, где мы провели ночь 25–26 августа 1895 г., у мыса Клемента Маркхема, у мыса Фельдера и на острове Торупа. То же самое заметно было, насколько я мог разглядеть, и на южной стороне Земли Кронпринца Рудольфа. Повсюду на севере тщетно искал я осадочных пластов, которые своими окаменелостями могли бы сколько-нибудь разъяснить геологический возраст страны. Только на предгорье Хелланда нашел я вершину, состоявшую из рыхлого выветрившегося глинистого сланца, но окаменелостей никаких и в ней не было.

На южной стороне островной группы, у мыса Флоры и в его окрестностях, базальт, однако, не доходит до моря. Там с берега до высоты 150–180 м поднимаются глинистые отложения, а на них покоится базальт мощностью по крайней мере 160–190 м или более. Из того, что сообщил мне доктор Кетлитц, геолог экспедиции Джексона, видно, что и на других островах к западу от острова Нордбрука условия сходны. Из того, что базальт во многих местах южной стороны Земли Франца-Иосифа встречается лишь на некоторой высоте, тогда как далее к северу он везде, по-видимому, доходит до моря, можно заключить, что все формации островной группы, как базальт, так и подстилающие его глины, имеют падение на север, причем мимоходом возрастает, быть может, и самая толщина базальтового покрова.

В строении базальтов различных мест островной группы существует некоторая разница.[403] Вообще он имеет отчетливую порфировидную структуру и этим отличается от многих типических базальтов, приобретая вместе с тем более сходства со многими мелафирами. Базальтовые лавы имеют на очень большом протяжении миндалевидную структуру, и пустоты наполнены цеолитами (преимущественно анальцимом) и известковым шпатом. В других местах, как у мыса Мак-Клинтока, базальт имел очень крупнозернистую, отчасти диабазовую структуру и, по-видимому, стоит в ближайшей связи с диабазами или базальтами, найденными в виде интрузивных масс на Шпицбергене и на острове Эдже (Станс Форланд). Эти базальты как на Шпицбергене, так и на Земле Франца-Иосифа очень бедны оливином и содержат сравнительно мало магнетита, и очень вероятно, что эти обе островные группы образуют одно сплошное эруптивное поле.

Наши исследования на Земле Франца-Иосифа недостаточны для решения того, когда были извергнуты эти огромные базальтовые массы, случилось ли это в течение того же юрского периода или же, как, быть может, естественнее ожидать, они моложе и относятся к третичному периоду, когда столь большие выходы базальта происходили во многих местах земной поверхности. Что базальт этот во всяком случае был извержен не ранее позднейшей части юрского периода, можно сказать с уверенностью, так как к этой именно эпохе относятся мощные слои глины, на которых он покоится. В верхней части юрской глины мы находили между пластами глины отдельные тонкие горизонтальные прослойки базальта. На первый взгляд это как будто доказывает, что по крайней мере часть базальта извергнута до полного окончания отложения глины; но мне не удалось с уверенностью решить, вполне ли исключена здесь возможность того, что эти прослойки базальта интрузивны. В пользу такой точки зрения, напротив, говорит то обстоятельство, что мне не удалось проследить ни одной из прослоек на сколько-нибудь значительном протяжении. Глина, в которую включены прослойки, так мягка и пластична, что, по-моему, без труда можно представить, каким образом интрузивные массы могли распространиться столь правильными горизонтальными слоями всего только в несколько футов толщины, как произошло здесь. Над этим, конечно, пришлось бы призадуматься, если бы слой глины, в которой они распространились, содержал много песка и, следовательно, представлял собой менее связанную массу, чем выше– и нижележащие пласты.

Важным для определения возраста базальта является то обстоятельство, что в одном месте на северной стороне мыса Флоры были найдены поверх базальта растительные окаменелости, принадлежащие к позднейшему периоду юрской эпохи. Неладно только то, что глинистый песчаник с окаменелостями включен очень неправильно и поэтому еще нельзя решительно утверждать, что он лежит на своей первоначальной основе и на том месте, где сначала отложился. Кроме того, это место расположено лишь немного выше (во всяком случае не более чем на 30 м) уровня мощной глинистой формации, залегающей под базальтовой массой. К югу от мыса Флоры я не мог открыть ни следа подобного, содержащего окаменелости, слоя ни на соответствующей высоте, ни в другом месте. Таким образом, нет ничего невозможного в том, что, быть может, эти растительные окаменелости приподняты с их первоначального ложа интрузивными массами.

Как бы там ни было мы, во всяком случае, можем сказать с уверенностью, что Земля Франца-Иосифа в целом представляет собой образование не старше юрского периода; она, следовательно, выражаясь геологически, сравнительно молодого возраста. Эти плоские базальтовые покровы, простирающиеся над всеми островами, местами до одной и той же высоты, по-видимому, говорят нам о том, что здесь некогда была большая сплошная масса суши, которая с течением времени, подверженная действию различных сил, разъедающих сушу, как мороз, влага, снег, ледники и море, была изорвана, изрезана и отчасти исчезла под морской поверхностью; быть может, здесь были и «сбросы», и отдельные части исчезли под водой, причем от них остались лишь отдельные острова и островки, отделенные друг от друга проливами и фьордами.

Отложения, на которых покоится базальт у мыса Флоры, принадлежат, как уже сказано, к юрской системе. Во всю свою толщину, от берега и до высоты 500–600 футов (150–180 м), они состоят из мягкой серо-голубой глины, перемешанной с многочисленными, большей или меньшей величины желваками красно-бурого глинистого песчаника. Здесь много окаменелостей; они находились преимущественно в этих желваках, но встречались также и свободными, в глине. Они состояли главным образом из аммонитов и белемнитов, что является доказательством принадлежности этих отложений приблизительно к той части юрского периода, к какой принадлежит так называемая оксфордская глина. Доктор Помпецкий, который изучает теперь эти окаменелости, определил, что эти отложения принадлежат к ламбертовой зоне русской юры. Эта находка очень интересна, так как показывает нам, что большое море, простиравшееся в позднейшую часть юрского периода над значительными частями Европы, всей Россией и Сибирью, над Аляской, Американским арктическим архипелагом и восточным берегом Гренландии и доходившее до Индии и Абиссинии, простиралось также и на север вплоть до Земли Франца-Иосифа и Шпицбергена. Это было наибольшее отступание (трансгрессия) моря с мезозойской эпохи вплоть до наших дней, и везде это море оставило после себя мощные отложения, которые тут, на севере, были предохранены от выветривания покровом базальтов.[404]

Выдающейся чертой геологии Земли Франца-Иосифа является ее ледниковый покров. Если вы бросите взгляд на геологическую карту, где бурой краской обозначены места, не покрытые ледниками, вы увидите, как ничтожно малы эти обнаженные места сравнительно с обширными снеговыми и ледяными массами.

Ледники этих островов отличаются от большинства наиболее значительных ледников северного полушария, до сих пор нам известных, тем, что, насколько мы заметили, они не образуют типичных языков, впадающих в узкие, резко ограниченные фьорды, какие мы находим в Гренландии, а также в меньшем масштабе на Шпицбергене и Новой Земле. Большинство ледников Земли Франца-Иосифа покрывают эту землю куполообразными щитами, ниспадающими по большей части равномерными склонами во все стороны к морю. Они не позволяют долинам и неровностям лежащих под ними гор раздроблять себя на узкие, ограниченные языки льда, погребая под собой всю землю целиком до такой степени, что под куполообразной поверхностью ледника нельзя или почти нельзя различить первоначальной формы земли.[405]

Эта черта особенно явственно и типически развита на первых замеченных нами маленьких островках (на Белой Земле); но мы находили ее в большей или меньшей степени и на всех других островах.

Причина этой особенности лежит, вероятно, в том, что базальтовые острова Земли Франца-Иосифа гораздо менее неровны, чем горы других названных выше мест. Кроме того, снеговая линия проходит здесь гораздо ниже, а вышележащие массы ледникового покрова имеют на этих маленьких островах слишком большую мощность по сравнению с землей, на которой они покоятся. Вследствие этого здешние ледники более других известных ледников Северного полушария (за исключением, быть может, ледников Северо-Восточной Земли) походят на антарктический материковый лед. Эти острова, например Белая Земля, представляют в малом виде такие же, очевидно, условия, какими отличается антарктический континент. Вместо ограниченных ледяных языков, посредством которых вытекает наружу внутренняя масса ледника в других полярных странах, здесь сам ледниковый покров, так сказать, целиком равномерно погружается в море со всех сторон острова. Вследствие этого и образование здешних ледяных гор имеет меньше сходства с гренландскими и более походит на антарктические, если только уменьшить мысленно последние до такого малого масштаба.

Айсберг на севере Земли Франца-Иосифа

Ледники, доходящие до моря, имеют тут крайне медленное движение в сравнении с языками гренландских ледников и относительно ровную поверхность; здесь образуются обширные плоские ледяные горы или плавучие ледниковые поля, которые, правда, невысоки – виденные нами поля такого рода не возвышались более чем на 5–6 м над поверхностью моря, – но которые имеют большое сходство с плоскими, ровными антарктическими ледяными горами и не похожи на горы, выходящие из гренландских фьордов. Говорили прежде, будто на Земле Франца-Иосифа были найдены ледяные горы значительной величины, что даже считалось доказательством существования здесь большой сплошной массы суши, но это не подтверждается нашими наблюдениями. Самая высокая из виденных нами ледяных гор возвышалась, по нашему определению, самое большее на 60 футов (18,3 м), да и то вместе с остроконечной вершиной; другие же виденные нами ледяные горы все значительно меньше.

Ближайшим следствием этой склонности ледников растекаться по сравнительно ровным базальтовым островкам, не развивая вовсе типических ледниковых языков, является то, что вдоль берегов острова замечается меньше следов действия ледников, чем можно a priori ожидать в столь обильной ледниками стране.

Ни в одном месте не нашли мы сколько-нибудь значительной морены; самая большая была замечена на острове Хоуэна, если только действительно это была морена. Лишь в нескольких местах, как, например, у мыса Рихтгофена, мы находили по краям ледников небольшие морены. По берегам рассеяно было немало большей или меньшей величины глыб, но ни про одну из них нельзя было уверенно сказать, что она принесена сюда ледником: громадное большинство их упало с вершины гор. Нигде не замечали мы, чтобы горные склоны были сглажены или исчерчены ледниковыми шрамами; впрочем, зависит это, может быть, оттого, что в этом суровом климате базальт легко выветривается. Вообще на форму и вид большинства здешних гор и горных утесов, которые местами вдоль берегов выступают из-под ледникового покрова, выветривание оказывало более решительное влияние, чем действие ледников. Они все, как одна, ниспадают крутыми стремнинами в виде сильно разрушенных и рассеченных стен с лежащими под ними огромными кучами упавших камней, а в самом низу часто замечаются одна или несколько береговых линий, или террас.

Во многих местах вдоль береговой линии островов мы находили эти следы прежнего стояния воды, которые указывают на изменение уровня моря в сравнительно позднейшее время. Наличие террас бросилось нам в глаза уже осенью 1895 г., едва мы подошли к Земле Франца-Иосифа. Так, на острове Торупа имеются две очень явственные береговые террасы на различной высоте над нынешним берегом. Зиму мы тоже прожили на береговой террасе, возвышающейся приблизительно на 20 футов над морем; но возле нашего зимовья было еще несколько других террас, из которых выдавались в особенности две; верхняя возвышалась приблизительно на 50 футов над водой. На острове Нордбрука я имел случай точнее измерить высоты береговых террас. Я уже упоминал выше, что станция Джексона расположена была на террасе, или береговой линии, высотою от 40 до 50 футов, но и над нею и под нею было еще несколько других. Так, я нашел, что хижина Лей-Смита, который зимовал тоже на этом мысу, помещается на нижней береговой линии, возвышающейся над водой на 17 футов. В других местах я обнаружил одну террасу, имевшую до 80 футов высоты; это была самая высокая из виденных мною.

Во многих местах возле мыса Флоры Джексон нашел скелеты китов. Мною найден был еще другой признак того, что море в сравнительно недавнее время стояло выше этих низменных береговых террас. Во многих местах они были усеяны большим количеством раковин (Муа truncata, Saxicava и пр.). Следовательно, здесь произошло в современную эпоху такое же поднятие суши относительно моря, которое замечено и в других северных странах и много доказательств которого я нашел также вдоль берега Сибири.

3. ГЕОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПО БЕРЕГУ СИБИРИ

Само собой разумеется, что при геологических исследованиях сибирского берега мы не могли сделать многого, так как наши посещения этой страны были слишком случайны и кратковременны. Ни в одном месте мы не нашли первобытных неизмененных осадочных сланцев. Виденные нами первозданные горные породы состояли из кристаллических сланцев и гранита, между прочим, особенно характерного белого мусковитового гранита. В северо-восточном углу полуострова Челюскина находится много плотного кварцита, похожего на шведскую геллофлинту.

Важнее следы ледникового периода, найденные, как мне кажется, нами во многих местах северного сибирского берега. Уже холмистая равнина Ямала, покрытая гравием и мелкими камнями, напоминала мне равнины Северной Пруссии и заставила признать ее обширной поденной мореной. Эта равнина усеяна круглыми углублениями, наполненными водой и напоминающими озера Северной Пруссии. Мы не встретили на этой равнине больших валунов, и вообще наши исследования имеют столь беглый характер, что я не могу еще высказать с полной уверенностью своего мнения о ледниковом периоде этой страны. Севернее, однако, я нашел уже явственные следы ледникового периода. На берегу одного из островов Кьельмана, Оленьем Острове, я нашел следы шрамов, которые едва ли могли быть сделаны чем-нибудь иным, кроме ледника. Правда, плавучий лед может царапать берега; но оставляемая им штриховка будет непременно более поверхностна, а направление самих шрамов будет менее правильно. Штрихи, найденные мною здесь, имели определенное направление и шли параллельно друг другу. Несколько борозд были особенно явственны. Нетрудно объяснить, почему они сохранились лишь на той части берега, которая лежит близ уровня отлива, – потому что горная порода – она состоит здесь из слюдяного сланца – быстро выветривается в этом суровом климате, лопается и растрескивается вдоль и поперек от мороза и все следы штриховки, не покрытые водой и потому подверженные выветриванию, исчезают.

Рабочий кабинет Нансена

Повсюду на северном берегу Сибири, где мы высаживались, земля была усеяна камнями большей и меньшей величины. В одних случаях они принадлежали к горным породам, находящимся в данном месте in situ; в других – я находил большие глыбы, отличные от местной породы. Вид вполне типической морены имел берег западной стороны полуострова Челюскина, в глубине бухты Толля, на который я однажды (8 сентября 1893 г.) выходил для охоты на оленей. Это очень холмистая равнина; на ней рассеяно такое множество валунов различных горных пород, что трудно предположить, чтобы они были занесены сюда чем-нибудь иным, кроме ледников.[406] И вся страна имеет решительно вид поденной морены. То обстоятельство, что в некоторых местах, по берегам моря и ручейков, где обнажалась глина, я находил указание на слоистость, едва ли может служить возражением, так как, например, в южной Норвегии известно много несомненных морен, которые имеют ясную слоистость. Это показывает только, что морена образовалась под водой.

Могут подумать, что эти ледниковые остатки зависят от образования местных ледников; но если сопоставить их с тем, что барон Толль почти одновременно с нами наблюдал восточнее, на Новосибирских островах и в Анабарской области, где им констатированы интересные остатки ледникового периода, то можно сказать с полной уверенностью, что вся северная часть Сибири была некогда погребена под ледяным покровом, подобным тому, какой в свое время простирался над всей Северной Европой, и обычное мнение, будто в Сибири не было ледникового периода, оказывается неверным.

Уже выше я упоминал, что северо-западная Сибирь, вероятно, представляет собой страну фьордов с лежащими перед ними шхерами. И это обстоятельство тоже может говорить в пользу существования сибирской ледниковой эпохи, ибо повсюду в других местах земного шара, где мы находим подобные берега с фьордами, в Норвегии, на западном берегу Аляски и Канады, в Патагонии, тоже обнаружены неоспоримые следы прежнего ледникового покрова.

4. МОРСКОЕ ДНО

Дно Полярного моря покрыто по большей части серой глиной. Судя по предварительному микроскопическому исследованию образцов грунта, взятых со дна при наших измерениях глубины, эта глина, насколько я могу судить, отличается от ила, найденного на дне прочих морей земного шара, почти полным отсутствием органических примесей. При обработке кислотами оказалось также, что ил особенно беден известью и состоит, по-видимому, главным образом из минеральных составных частей. Еще не было времени сделать более точные исследования. Во время норвежской экспедиции в Северное море было констатировано, что ил на дне северной части Атлантического океана состоит по большей части из подобной же серой глины, которая сравнительно небогата остатками животных, хотя и богаче той, которую мы нашли. Из этого вытекает, по-видимому, что во всем Полярном море происходит отложение осадочных слоев, которые необыкновенно бедны ископаемыми. Объясняется это тем, что речной водой, в особенности из сибирских рек, вносятся такие громадные массы тонкого ила, что осадки на дне накопляются сравнительно быстро и отложения немногочисленной водной фауны теряются среди этой массы.

5. ДВИЖЕНИЕ ЛЬДОВ В ПОЛЯРНОМ МОРЕ

План экспедиции построен был, как изложено во введении, на той мысли, что должно существовать течение – или постоянный перенос льда – поперек Полярного бассейна, по направлению от моря, лежащего к северу от Сибири и Берингова пролива, до моря, расположенного между Гренландией и Шпицбергеном. Этот лед должен был понести «Фрам». Путешествие показало, что мысль была в главных чертах правильная и дала нам возможность составить себе очень полную картину того, каким образом лед переносится по этому обширному морю.

Больше всего позволяло мне надеяться на постоянство такого дрейфа и на возможность воспользоваться им для экспедиции то обстоятельство, что сибирский плавник ежегодно приносится к берегам Гренландии и что на плавучих льдинах, проплывающих мимо восточного берега Гренландии, встречается ил. Во время нашего путешествия мы тоже находили, даже на самом дальнем севере, те же самые доказательства переноса льда; ил встречен был на льду даже под 86° северной широты и стволы плавника также. 20 апреля 1895 г. мы нашли под 85¹/#° северной широты ствол плавника, стоймя вмерзший в лед; по широким годовым кольцам видно было, что он вырос в сравнительно умеренном климате; его вынесло, вероятно, из внутренней Сибири, и он находился теперь на пути в Гренландию. Вблизи «Фрама» тоже часто попадались бревна плавника. Свердруп нашел как-то в апреле 1896 г. полусгнивший ствол, крепко вмерзший в лед. Вернувшись к этому стволу месяц спустя, он с удивлением заметил, что он разломан поперек, и куски его валялись далеко друг от друга. Вероятно, медведь забавлялся здесь, пробуя свою силу.

Что же гонит этот лед по морю ? Прежде всего ветры. Так как господствующие ветры дуют с сибирской стороны по направлению к северной Атлантике, то с течением времени они прогоняют и лед в том же направлении. Но ветры – слишком неравномерный деятель, чтобы на них можно было рассчитывать, и дрейф поэтому является не особенно равномерным: то происходит остановка, то обратный дрейф, а иногда относит и вбок. Однако из наблюдений оказалось, что всякий раз, как ветры несли нас по направлению к нашей цели, скорость дрейфа тотчас увеличивалась. Если же ветер дул в противоположном направлении, стремясь отнести нас назад к юго-востоку, то ледяные массы следовали этим путем, наоборот, по большей части медленно, как будто их что-то задерживало.

Так как направление господствующих ветров значительно изменялось соответственно временам года, то и наш дрейф разделялся на определенные, более или менее продолжительные периоды. Он был очень благоприятен зимой и весной, но обыкновенно неблагоприятен в последнюю половину лета. В первую осень, когда мы были затерты льдом, у нас был, как описано, неблагоприятный период и нас относило назад к Новосибирским островам – казалось, мы никогда и не пойдем вперед. Затем наступила зима, с ноября, и весна с довольно успешным дрейфом, а с середины июня 1894 г. и всю следующую осень мы опять шли назад. Затем новая зима (1894/95) и весна (до конца июня) с хорошим ходом вперед. Вторая половина лета (июль, август, сентябрь)

Нансен в рабочем кабинете

1895 г. была опять неблагоприятна; но следующие затем осень и зима (1895/96) подвинули «Фрам» далеко на север, почти до 86° северной широты, и на запад, приблизительно до 25° восточной долготы. Затем наступил конец февраля и март с остановкой, а в апреле и позже опять начался дрейф на юго-запад и юг, и «Фрам», наконец, пробил лед и вырвался на волю немного севернее 83° северной широты.

На дрейф влияют, по-видимому, не одни случайные ветры: он сам имеет, очевидно, наклонность идти главным образом в одном направлении. Мне кажется, что по временам можно было даже констатировать в воде подо льдом слабое течение, которое шло приблизительно в одном и том же направлении. Я не думаю, чтобы дрейф слишком тесно был связан с направлением господствующих ветров. Я вынес такое впечатление, что он имеет несколько более северное направление, чем они; но с полной достоверностью об этом ничего нельзя сказать, пока не будет переработан и сведен в одно целое весь материал.

Вследствие постоянного дрейфа лед в пройденной нами части Полярного моря не успевает состариться. Я крайне редко наблюдал лед более 4– или 5-летнего возраста и думаю, что 5 или 6 лет являются наибольшим временем, необходимым обыкновенно льдине для прохождения от берегов Берингова пролива до моря, лежащего к востоку от Гренландии. Главная масса льда, сюда доходящего, однако, моложе; она большей частью образуется по пути в трещинах и полыньях, беспрестанно возникающих между более старыми глыбами.

Мы видели, что лед постоянно находится в движении; на всей обширной поверхности моря, покрывающего околополюсную область, нет ни одного неподвижного пункта. Со всего этого пространства ветры и течения гонят лед к проливам, ведущим в Атлантический океан, главным образом к обширному проливу между Шпицбергеном и Гренландией, но также и к более узким между Гренландией и островами Северо-Американского арктического архипелага; на этой стороне, однако, лед, конечно, задерживается, и его дальнейшее движение к южнее лежащим водам приостанавливается, отчего здесь дрейф очень медленный. Огромная неподвижная ледяная шапка, которой многие полярные путешественники так охотно покрывали наш полюс, исчезла. Вместо нее мы видим вечно блуждающие ледяные поля, звенья великой цепи Полярного моря.

6. ОБРАЗОВАНИЕ, РОСТ И НАГРОМОЖДЕНИЕ ЛЬДА

О характере, образовании и замерзании полярного льда, распределении в нем температуры и т. д. путешествие доставило много данных. Я упомяну здесь о некоторых.

Когда лед только начинает образовываться и еще совсем тонок, он растет очень быстро; но по мере того, как толщина льда увеличивается, рост его все более и более замедляется, так как потеря тепла через лучеиспускание постепенно уменьшается. Лед, образовавшийся на открытых полыньях в октябре и ноябре первой осени 1893 г., достиг в апреле 1894 г. толщины 2,31 м, но продолжал непрерывно расти и в течение лета. Так, 9 июня он достиг 2,58 м, несмотря на то что под влиянием солнечных лучей верхняя поверхность его значительно стаяла. 20 июня толщина была та же самая, хотя таяние на поверхности было значительное и всюду появлялись большие лужи пресной воды. В июле толщина его оставалась почти та же вплоть до 10 июля, когда под ним внезапно образовался новый слой, благодаря чему лед достиг в общей сложности 2,76 м толщины, несмотря на то что вследствие таяния он уменьшался с поверхности ежедневно на несколько сантиметров.

Это образование нового льда на нижней стороне обязано было слою пресной воды, образовавшейся от таяния льда с поверхности и распространявшейся поверх холодной соленой воды, температура которой была значительно ниже точки замерзания пресной воды. Последняя от этого так сильно охлаждалась снизу, что на границе между ней и соленой водой, на глубине около 2,5 м, образовался тонкий слой пресного льда, продержавшийся все лето.

Мало-помалу, однако, общая толщина старого и нового льда медленно стала уменьшаться, дойдя в сентябре почти до 2 м. С октября опять мало-помалу начался рост, 10 ноября толщина льда достигла 2,08 м, 11 декабря – 2,11 м, и потом медленно возрастала в течение зимы, 6 февраля толщина была 2,59 м. В течение весны она продолжала увеличиваться; 11 мая 1895 г. достигла 3 м, но почти такой же осталась 30 мая – 3,03 м. Отсюда видно, следовательно, что нарастание льда замерзанием идет не слишком быстро.

На одной льдине, которая подвергалась измерению в следующую зиму и которая 4 ноября 1895 г. имела 3,36 м толщины, наблюдался в течение зимы постоянный прирост, и 4 мая 1896 г. она достигла 3,975 м – толщина, конечно, очень значительная, когда приходится пробиваться сквозь лед на судне, но далеко не такая огромная, если сравнить ее с размерами, какие придавались палеокристическому льду, наполняющему море к северу от Земли Гринелля или Земли Гранта и Гренландии.

Наибольшей мощности лед достигает при постоянном наваливании или нагромождении льдин друг на друга во время сжатия, при этом он образует огромные торосы и глыбы, которые скрепляются смерзанием и могут существовать в течение долгого времени. Во время путешествия нам представился удобный случай делать наблюдения над образованием этого смерзшегося льда.

Как замечали уже многие прежние экспедиции, оказалось, что сжатие льда стоит в немалой связи с приливами. В особенности это заметно было для самой окраины Полярного бассейна, где мы находились ближе к открытой воде. В течение первой осени 1893 г. сжатия обыкновенно так правильно происходили после приливов, что мы заранее могли сказать, когда они наступят. В течение месяца у нас было два периода: один, с наиболее сильными напорами льда, в новолуние, другой в полнолуние. В эти периоды лед обыкновенно два раза в сутки раздавался и потом снова сплачивался. Такие же правильные приливные сжатия испытывал «Фрам» и в последнюю весну и лето (1896), когда он очутился в море, лежащем к северу от Шпицбергена; в течение одной недели июня сплачивание льда было так сильно, что судно каждые сутки два раза поднималось из воды медленно и плавно на 10 футов.

Менее правильны были сжатия внутри Полярного бассейна, в особенности зимой, и здесь они преимущественно зависели от ветров. Обыкновенно замечалось, что если, например, долгое время дул юго-восточный ветер и лед быстро двигался на северо-запад, а затем ветер внезапно менялся и начинал гнать лед в другую сторону, то последний своей инерцией оказывал сопротивление, отчего возникало сильное сжатие, так как главная масса льда напирала сзади, а остальные массы, находившиеся спереди, останавливались или двигались против них. Когда же ветер снова поворачивал на юго-восток, сжатие сразу прекращалось. Такому ветровому сжатию подвергся, например, «Фрам» в Новый (1895) год.

Прежде полагали, что сжатия происходят от расширения льда при замерзании и от его сдавливания и расширения при температурных изменениях. Такое предположение неосновательно. Уж одно то, что сжатия бывают и летом, когда таяние в полном разгаре, делает эту гипотезу сомнительной; но, кроме того, простым вычислением можно установить то наибольшее действие, какое может быть произведено общим расширением льда; оно будет ничтожно мало в сравнении с постоянным сдавливанием, происходящим в действительности.

При движении льда, вызываемом отчасти приливами, отчасти ветрами, в нем образуются трещины и полыньи, которые часто идут более или менее поперек направления движения. Когда внезапно начинается сжатие, окраины льда вдоль этих полыней и трещин начинают сближаться, льдины отчасти взгромождаются друг на друга, отчасти вздымаются длинными хребтами (стенами давления), главное направление которых обыкновенно идет перпендикулярно направлению движения. Так как последнее постоянно меняется, то вся поверхность льда покрывается запутанной сетью перекрещивающихся полыней и хребтов, которые затрудняют путешествие по льду.

7. ТЕМПЕРАТУРА МОРСКОЙ ВОДЫ

В течение всего дрейфа «Фрама» температура морской воды исследовалась на различных глубинах. Вода, несомая Восточно-Гренландским течением с севера в Атлантический океан, очень холодна с поверхности и до самого дна, и потому большая часть глубин северной части Атлантического океана наполнена холодной водой Ледовитого океана с температурой от -1 до -1,5 °C. Можно было ожидать поэтому, что подобная температура встречена будет в Полярном бассейне от поверхности до дна. Правда, я заранее сомневался в том, чтобы так было на самом деле, ибо представлял себе, что Гольфстрим врывается в этот бассейн во многих местах, и думал, что влияние такого течения должно быть немаловажным. Велико было, однако, мое удивление, когда уже на таком дальнем востоке, как море, лежащее к северу от Новосибирских островов, я нашел несомненные признаки существования более теплого течения.

Во всем Полярном бассейне вода на поверхности очень холодна и имеет приблизительно температуру замерзания соленой воды от -1,5 до -1,6 °C. Под этим слоем на глубине от 80 до 100 м температура начинает подниматься и на глубине около 300 м достигает +0,5 °C и даже +0,8 °С. По мере углубления она мало изменяется и до глубины 400–500 м держится приблизительно на том же уровне; далее она медленно опускается, но нигде, однако, не доходит до низкой температуры поверхностной воды. Самая холодная вода на глубине 2800–2900 м имеет всего около -0,76 °C. Возле дна она опять очень медленно поднимается. Эти условия довольно постоянны во всем исследованном нами море, и вышеприведенный ряд температур дает картину распределения температуры на различных глубинах.

Многие особенности этого распределения могут показаться странными. Между прочим, можно упомянуть о замеченном нами поднятии температур начиная с 3000 м по направлению ко дну; такого поднятия, насколько мне известно, не найдено еще ни в каком другом море; причина этого, вероятно, заключается в том, что у нас были более точные приборы и лучшие условия для пользования ими, чем у большинства других экспедиций, тогда как наибольшие изменения, здесь наблюдаемые, не превосходят 0,1 °C. Пока я могу это поднятие температуры объяснить только тем, что при слабом нагревании самых нижних слоев воды возле дна заметной становится теплота самой земли.

Открытие в Полярном бассейне сравнительно теплой воды под холодной поверхностной водой весьма важно. Эта теплая вода тяжелее и содержит больше солей, чем вышележащая холодная. Первая напоминает в общем воду Атлантического океана, а последняя походит на воду Ледовитого океана, которая выносится из Полярного моря Восточно-Гренландским течением. Эти факты дают нам довольно ясное представление об общем состоянии моря на дальнем севере. Полярный бассейн постоянно наполняется теплой и соленой водой, приносимой течением с юга, главным образом из Атлантического океана. Уже норвежской экспедицией в Северное море доказано существование такого теплого течения, рукава Гольфстрима, текущего на север по морской поверхности к западному берегу Шпицбергена. Когда эта тяжелая теплая вода вступает в Полярный бассейн, она уходит вглубь под холодную, но более легкую воду Ледовитого океана. Эта вода легче, или менее содержит солей, главным образом потому, что смешана с пресной водой, приносимой множеством больших рек, особенно сибирских, впадающих в Полярное море. Теплая вода на глубине по мере прохождения через бассейн мало-помалу охлаждается, а отчасти также смешивается с более пресной и затем вытекает из Полярного моря в виде холодной и сравнительно несоленой воды, наполняет глубины северной части Атлантического океана, оттого донные воды этого последнего оказываются холоднее, чем в море, окружающем полюс.

Ясно, что постоянный приток в Полярное море теплой воды с юга, хотя сам по себе происходит очень медленно, должен до некоторой степени препятствовать приросту льда от замерзания. Этому противодействует, однако, то, что поверхность моря покрыта холодным и более легким слоем воды в 80—100 м толщины, который может охлаждаться, не делаясь при этом тяжелее нижележащей теплой воды и предохраняя лед от нагревания ею. Существенной же причиной того, что лед в той части моря, по которой мы путешествовали, мало утолщается, является попросту недостаток времени, дрейф с востока на запад уносит его, как мы видели, прежде чем он успевает состариться, и образование льда на севере непрерывно должно начинаться снова. Иначе, вероятно, обстоит дело на американо-гренландской стороне Полярного моря, где, как выше упомянуто, нет такого быстрого дрейфа или смены льда; последний нагромождается на берега, быть может, остается там лежать в течение долгого ряда годов и медленно утолщается зима за зимою отчасти вследствие намерзания снизу, отчасти вследствие скопления снега на поверхности.

Но если бы теперь и в остальной части Полярного моря приток льда вместе с притоком теплой воды прекратился, если бы, например, дно моря повысилось на 600 м, образовался бы «мост суши» от Шотландии через Фарерские острова и Исландию к Гренландии и северная часть Атлантического океана была отгорожена от Ледовитого моря, как это было, по предположению геологов, прежде, – что тогда произошло бы? Никакое теплое течение не втекало бы тогда в Полярное море, никакой лед не выносился оттуда – не промерзло бы море до дна? Мы не знаем всех факторов в достаточной мере, чтобы дать окончательный ответ, и можно сомневаться, чтобы это случалось в действительности, но судя по нашим познаниям, над отделенным Полярным морем простерся бы тогда гораздо более мощный ледяной покров, чем сравнительно тонкий слой, находящийся теперь там в постоянном движении. Мы получили бы тогда «палеокристический лед», распростертый на всем море, и образовалась бы та огромная неподвижная ледяная шапка, какую многие ошибочно помещали над областью, окружающей полюс в наши дни.

И как повлияло бы это на распределение климата в северном полушарии?? Ясно, что если бы Полярное море не получало с юга никакого притока теплой воды, то его средняя годовая температура должна бы понизиться; климат на севере сделался бы более холодным, тогда как, наоборот, Атлантический океан, отделенный мостом суши от льда и холодного течения и, кроме того, поставленный в невозможность отдавать тепло в Ледовитое море, стал бы теплее, средняя годовая температура южнее лежащих стран повысилась бы, климат южной и отчасти средней Европы стал бы теплее. Другими словами, между страной, лежащей к северу от «моста суши», и страной к югу от него разница в климате была бы гораздо больше, чем ныне. Достаточна ли она была бы для того, чтобы вызвать ледниковый период, – это вопрос другой. По общему мнению, понижение средней годовой температуры Северной Европы на 4–6 °C было бы достаточно, чтобы вызвать новый ледниковый период, и, по-видимому, нет ничего невозможного, что вследствие такого разделения двух морей могло бы произойти столь большое изменение. Но много других обстоятельств делают этот вопрос более запутанным, и я не буду здесь вникать в него глубже.

Но если вместо того, чтобы перегораживать Ледовитый океан таким «мостом суши», мы откроем его еще шире, чем он теперь открыт, чтобы еще большие массы теплой воды из южных морей могли получать к нему доступ, если мы, например, вообразим себе, что Берингов пролив стал значительно шире и глубже и что теплое японское течение, Куросиво, проходит через него на север – что из этого последует? Очевидно, от этого в Полярном море количество льда должно уменьшиться, нынешний тонкий покров льда станет еще тоньше, пространство открытой воды еще более увеличится. И если представить себе, что в то же время уменьшится приток пресной воды, что, например, сибирские реки изменят свое течение и станут впадать в другое море, то Полярное море не будет уже покрыто слоем холодной пресной воды, в котором лед может образоваться так легко, как теперь, массы теплой воды расположатся ближе к поверхности и образование льда будет сильно задержано.

Вследствие этого Полярное море, вероятно, большую часть года на значительном пространстве останется открытым. Этим было бы вызвано поднятие годовой температуры в северных странах, и разница между климатом на севере и юге стала бы несколько менее резкой, чем теперь. И все же эти изменения едва ли достаточны для объяснения того умеренного и отчасти субтропического климата, который в прошлые периоды господствовал в большей части арктических стран, как-то в Гренландии, на Шпицбергене и Новосибирских островах.

Я не стану входить здесь в обсуждение этих трудных и спорных вопросов; приведенного, быть может, достаточно, чтобы показать, что такие исследования, как наши, помогают хоть отчасти рассеять туман, скрывающий от нас иные времена и иные условия, помогают уяснить, как сменялись времена на поверхности земли, пока она совершала свой путь в бесконечном пространстве. Но света еще мало; мы должны изучить природу еще не исследованных частей полярной области, и мы их изучим.

8. МЕТЕОРОЛОГИЯ

Немало потребуется времени для разработки наших метеорологических наблюдений, которые, обнимая собой трехлетний промежуток времени, внесут ценный вклад в познание причин погоды. Наши наблюдения, по-видимому, не заключают в себе метеорологических неожиданностей, подобных тем, какие мы нашли во время путешествия по материковому льду Гренландии. Оказывается, что температура распределяется на этом море почти так, как ожидали a priori, и я нисколько не ошибался, когда при изложении своего плана путешествия высказывал, что в неизвестном Полярном море зимняя температура, вероятно, выше, чем, например, в Сибири; влияние моря здесь очень заметно, и самая низкая температура, нами наблюдавшаяся (-52,6 °C), далеко не низка в сравнении с температурой -68 °C, отмеченной в Верхоянске в Сибири.

Зимой погода среди Полярного моря отличалась необыкновенной ясностью, и иногда подолгу на небе не бывало почти ни единого облачка. Только летом, когда возникали в большом количестве полыньи и снег, тая, образовывал на льду озера, бывали частые туманы. В общем в этой атмосфере господствовало большое равновесие и ветры были не особенно сильны: редко достигали они такой силы, чтобы их можно было назвать штормами; уже ветер со скоростью 12–13 м/с был необычен, а до 15 и 16 м достигал он всего несколько раз. Такие условия были главным образом в восточной части моря: по мере того как мы подвигались на запад и приближались к открытому морю, атмосфера становилась беспокойнее, ветры чаще и сильнее. Бросалось в глаза различие между климатом на севере, вдоль пути «Фрама» среди плавучего льда, и климатом в районе зимовки на Земле Франца-Иосифа. В то время как там, на севере, в течение долгой зимней ночи было замечательно спокойно и тихо, небо ясно, а количество осадков незначительно, здесь как раз наоборот: небо часто было покрыто тучами, шел снег и штормы непрестанно выли над нами. Сила ветра доходила до того, что, как выше упомянуто, однажды он унес каяк Йохансена, и мы едва его разыскали потом в темноте; другой раз ветер схватил и понес мои сани; в третий раз он переломил одну из лыж, которые были воткнуты в снег возле хижины, и потому, хотя средняя температура на Земле Франца-Иосифа была несколько выше, чем на Севере, среди Полярного моря, мы все-таки порою сильно желали вернуться к миру и спокойствию дальнего Севера.

Ниже следует таблица средней температуры воздуха во время дрейфа «Фрама» и нашего санного путешествия.

Средние температуры (°C) во время плавания «Фрама»

Температура (°C) во время санного путешествия Нансена и Йохансена по льду

Периоды, когда температура была ниже 40 °C

* Января. ** Декабря.

Средние температуры суток в эти периоды (°C)

9. СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ

В течение долгих темных полярных ночей мы имели возможность с редким удобством наблюдать северные сияние. Они бывали неимоверно часто: в течение зимы, кажется, не проходило почти ни одного дня без того, чтобы не было видно северного сияния, достаточно явственного, чтобы его нельзя было не заметить. На южной стороне горизонта они бывали, по-видимому, не реже, чем на севере.

Многочисленность северных сияний может показаться странной, так как во время дрейфа «Фрама» мы находились значительно севернее той зоны, которая, по общепринятому мнению, опоясывает область наиболее частого их наступления. Эта область максимума северных сияний обнимает, как известно, полярные страны овальным кольцом, длинная ось которого идет приблизительно от южной оконечности Гренландии к пункту между Беринговым проливом и Новосибирскими островами и которое заходит на юг гораздо дальше на американской стороне (приблизительно до 60° северной широты), чем на европейской.

Из нашего опыта я вынес впечатление, что этот пояс максимума в той части Полярного моря, по которой нас несло, заходит значительно дальше на север, чем ожидали. Следовательно, полюс северного сияния, который есть центр, или полюс пояса максимума, не может лежать под 80° северной широты к северу от Смитова пролива, как предполагали, а расположен южнее, ближе к магнитному полюсу.

Для объяснения причин северного сияния наши наблюдения доставили так же мало, как и наблюдения других экспедиций. Многое склоняет мысль к катодным лучам, и толкование, что северные сияния суть катодные лучи, которые, исходя из солнца и притягиваясь землей, как магнитом, встречают земную атмосферу в зонах, окружающих ее полюсы, имеет за себя, по-видимому, много данных.

10. АТМОСФЕРНОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО, ЗЕМНОЙ МАГНЕТИЗМ, СИЛА ТЯЖЕСТИ

Мы производили кое-какие наблюдения над атмосферным электричеством. Оно оказалось, однако, очень неравномерным и иногда бывало значительно больше, чем обыкновенно принимают для полярных стран, а другой раз трудно было даже констатировать присутствие электричества.

Длинный и ценный ряд магнитных наблюдений производился лейтенантом Скотт-Хансеном в течение всех трех лет, проведенных нами там. Надо надеяться, что такой большой материал, когда он будет обработан, доставит ценное пособие для понимания этого трудного предмета.

Скотт-Хансен делал также наблюдения над маятником. Для того чтобы эти наблюдения были вполне точны, необходимо производить их на неподвижном грунте. Между тем они должны были производиться на палубе судна; но именно то обстоятельство, что они производились над глубоким морем, придает им особенный интерес; подобные наблюдения производятся в первый раз.

11. ЖИВОТНАЯ И РАСТИТЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

Животные, в особенности ракообразные (копеподы и амфиподы), были встречены в этом море даже под самыми высокими широтами. Найдутся они, конечно, и на полюсе. Так как количество животных в воде уменьшается на севере с широтою, то там оно будет меньше в сравнении с тем, которое имеется в более южных частях моря.

Замечательно, что даже к северу от 84,5° северной широты возле «Фрама» наблюдались стаи нарвалов, которые, значит, находят себе в этом море достаточное пропитание. Летом мы часто замечали также тюленей; в первую зиму я встретил моржа среди моря к северу от Новосибирских островов. Что он там делал, для меня и теперь загадка. Медведей на «Фраме» убивали к северу от 84°, а следы песцов мы с Йохансеном встречали около 85°. Следовательно, по крайней мере млекопитающие животные распространены до крайнего севера нашей планеты и, вероятно, достигают даже самого полюса.

Птиц мы наблюдали каждое лето, и совершенно очевидно, что летом они совершают свои полеты надо всем обширным пространством Полярного моря. На самом дальнем севере мы видели по большей части белых чаек (Larus ebur-neus), моевок (Rissa tridactyla), буревестников-глупышей (Procellaria glacialis), а также кайр (Uria mantei), поморников (Stercorarius crepidata), голубых чаек (Larus glaucus), пуночек (Plectrophenax nivalis), люриков (Mergulus alle) и пр.

Очень интересной была встреча с редкой и загадочной чайкой Росса, или розовой чайкой (Phodostethia rosea), на северной стороне Земли Франца-Иосифа у Белой Земли. Мы видели и взрослых птиц и птенцов возле них, и они были здесь так обыкновенны, что можно не сомневаться, что они гнездятся где-нибудь поблизости. К сожалению, время не позволило сделать более подробного исследования. На «Фраме» мы также застрелили несколько годовалых чаек этой породы в оперении, доселе неизвестном. В плане экспедиции я упоминал об этой самой полярной из всех птиц, которая так редко встречается в хорошо знакомых странах, и полагал, что так как она не гнездится, насколько мы знаем, ни в какой известной стране, то должна обитать на каких-нибудь островах или землях в неизвестной полярной области, и я был склонен думать, что эти последние должны лежать где-нибудь в море, расположенном к северу от Берингова пролива и Восточной Сибири. Ни разу не пришло мне в голову, что я найду их постоянное местопребывание невдалеке от наших северных вод, на северо-восточной стороне Земли Франца-Иосифа.

Как об очень интересном проявлении жизни в полярных странах можно упомянуть также о растительных и животных существах, найденных мною в снежницах на плавучем льду. Каждое лето, как только солнце растопляло снег на льду и талая вода собиралась на его поверхности в пресные озера, на дне их начиналось образование маленьких бурых пятен – больше всего походили они на пятна ила. По мере того как они увеличивались, все более и более поглощая при этом солнечную теплоту, во льду под ними протаивали круглые ямки, которые достигали нескольких дюймов глубины и более или менее заполнялись этим бурым илом. Под микроскопом это вещество оказалось состоящим главным образом из небольших микроскопических растений, диатомовых и других водорослей. Но между ними живет также масса других микроскопических организмов, инфузорий и флагеллат, я нашел там даже бактерий: даже и эти страны не избавлены от них совершенно. Я думаю, что подобная флора и фауна найдутся на льдах всего Полярного моря. Та, которую я нашел, происходит, надо полагать, из Сибири и из года в год постоянно уносится к Гренландскому морю; но в других областях, вероятно, найдутся другие формы, происходящие из других мест, и ближайшее их изучение доставит, быть может, ценные данные для суждения о блужданиях льда.

Три года, проведенные нами во льдах, были вознаграждены ценной сокровищницей наблюдений по различным областям знания. Должно сознаться, что полярный вопрос теперь в сущности решен, что путешествие наше приподняло значительную часть завесы, покрывавшей великую неисследованную область, окружающую полюс, и дало нам возможность составить себе довольно ясную и трезвую картину той части нашей земли, которая до сих пор была отдана в добычу фантазии. Если мы теперь в недалеком будущем и бросим с воздушного шара взгляд на эту область с высоты птичьего полета, то наиболее существенные черты ландшафта окажутся нам уже известными.

Но мы не должны на этом остановиться, еще много загадок зовут нас к новой работе на севере, еще многое предстоит исследовать, многое может быть раскрыто лишь долгими годами наблюдений.

Какие же указания дает наш опыт для будущих исследований?

Прежде всего, я думаю, путешествие наше вполне доказало целесообразность того способа путешествия, которым мы пользовались. Теперь очевидно, что можно построить удобное судно, способное выдерживать давления, которым оно подвергается, увлекаемое льдами, в полярной области; пройти Ледовитое море тем способом, каким мы это сделали, можно довольно уверенно, если только надлежащим образом снарядиться. Конечно, могут встретиться опасности, но они не больше тех, какие влечет за собой риск путешествия другим способом; зато дрейф, подобный нашему, сулит столь большие преимущества, что этим способом и в будущем должны и, вероятно, будут пользоваться. Судно, оборудованное подобно «Фраму», является в сущности первоклассной плавучей обсерваторией, которой представляется великолепный случай для всякого рода научных исследований. Пребывание в этих странах в течение нескольких лет необходимо для того, чтобы собрать материал, достаточный для составления полного представления о физических условиях полярной области.

Руководствуясь нашим опытом, можно снарядиться еще целесообразнее, чем мы. Можно устроить на судне лабораторию для производства даже тончайших научных исследований.

Особенно желательно, по-моему, чтобы новая экспедиция проникла в ту часть Полярного моря, которой мы еще не знаем. Если бы она пошла на север через Берингов пролив и вошла в лед к северу или даже к северо-востоку от него, она пересекла бы Полярный бассейн значительно севернее нашего маршрута и по возвращении в свободные от льдов воды по эту сторону полюса неизбежно доставила бы немалую сумму драгоценнейшего научного материала, сумму наблюдений, необходимых для расширения наших знаний. Но такой дрейф будет дольше нашего; я думаю, он потребует лет пять.

Многие, быть может, возразят, что все-таки участники ее подвергнутся слишком большой опасности; со всех сторон слышится утверждение, что здоровье должно пострадать от многолетнего пребывания в полярных странах. Я не могу согласиться с таким мнением. По собственному своему опыту я могу только сказать, что арктические страны необыкновенно здоровое место. В течение 15 месяцев, которые Йохансен и я провели после оставления «Фрама» до встречи с Джексоном, я прибавил в весе 10 кг, хотя пища за это время отнюдь не была слишком разнообразна. Не видно было, чтобы эта жизнь истощала человека! Когда я вернулся в Норвегию, здоровье мое находилось в таком прекрасном состоянии, в каком я себя не запомню. И мой опыт во время пребывания на «Фраме» также подтверждает, что жизнь эта была здоровой. Я видел своих товарищей цветущими здоровьем, и физиологические исследования, над ними произведенные, как оказалось, также свидетельствуют об этом. Эти исследования, когда они будут обработаны, осветят гигиенические условия нашего путешествия и составят ценный материал для руководства предстоящим экспедициям.

Цинга, которую до сих пор арктические экспедиции больше всего боялись, теперь не будет так часто встречаться, потому что против нее, очевидно, легко принять надлежащие предосторожности. Из просмотра литературы, относящейся к этому вопросу, профессор Софус Торуп сделал заключение, что наиболее вероятной причиной цьнги является отравление, так как при медленном разложении мяса и рыбы от плохого консервирования, например дурной посолки, образуются ядовитые вещества, близко стоящие к птомаинам и вызывающие при постоянном употреблении их в пищу цингу. Поэтому при снаряжении нашей экспедиции на это было обращено особенное внимание, и мой опыт в связи с исследованиями, которые я имел случай сделать во время путешествия, говорит не против, а скорее за то, что цинга – следствие недоброкачественной пищи. Но если так, то единственное средство избежать цинги – позаботиться о том, чтобы взяты были с собой только хорошо консервированные пищевые вещества.

Далее, ответом для утверждавших, что однообразная уединенная жизнь при бедственных условиях должна влиять на душу, вызывать меланхолию и другие психические болезни, может служить жизнь, которую вели Йохансен и я весь третий год своего пребывания на Севере, главным образом внутри нашей зимней хижины, жизнь во всех отношениях более уединенная и прожитая при более неблагоприятных условиях, чем то случилось с большинством экспедиций, и, однако, мы не чувствовали ни малейшего следа меланхолии или ей подобной душевной болезни.

Еще одному, пожалуй, научило наше путешествие по отношению к способам исследования полярных стран: тому, что с малыми средствами можно достигнуть многого.

Если следовать совету, подаваемому эскимосами, и пробираться с помощью каяков, саней и собак, то можно пройти значительные расстояния по таким областям, которые до сих пор считались очень трудно доступными. Таким способом можно путешествовать по плавучему льду даже на большом расстоянии от земли, даже когда лед находится в движении, и я думаю, что именно этим способом нужно попытаться проникнуть в великую неисследованную область, лежащую между Северо-Американским арктическим архипелагом и полюсом.

Много важных вопросов ждут там своего разрешения. И в эту область должна ступить нога человека.