Любовница на Рождество Александер Виктория

Глава 5

– И куда мы отправляемся сегодня вечером? – Фордем Синклер прислонился к косяку открытой двери гостиной внизу лестницы. В руке он держал бокал с бренди. Он окинул взглядом Себастьяна. – И в вечернем фраке.

– Как и ты. Хотя, осмелюсь заметить, мой фрак сидит на мне лучше, – ответил Себастьян, поправляя манжеты.

– Ты англичанин. – Синклер сделал глоток бренди. – Вы, англичане, обречены с рождения быть чопорными и скучными и к тому же носить неудобную одежду. – Он обвел взглядом холл. – И живете в домах, где гуляют сквозняки.

– Позволь заметить, что это твой дом, а не мой.

Синклер пожал плечами:

– Не я его выбирал.

Дом Синклера, который он любезно делил с Себастьяном, когда один из них или оба были в Лондоне, принадлежал его семье, но находился в его распоряжении. Синклер был сыном американского железнодорожного магната и младшей дочери графа Маршема и при этом считал себя стопроцентным американцем. Он, так же как и Себастьян, не отличался любовью к обязательным родственным визитам. Это и еще сходство их характеров и страсть к экзотическим местам привело к тому, что они стали партнерами по приключениям и путешествиям, а за шесть лет знакомства превратились в близких друзей.

– Сегодня от отца пришла телеграмма, из которой я понял, что обязан представлять семью на скучнейшем приеме в американском посольстве…

– Обязан?

– Это была просьба, высказанная в такой форме, что сомнений в моем присутствии у него нет. – Синклер поднял бокал. – Я готовлюсь к этому испытанию.

Хотя Синклер и был наследником огромных состояний с обеих сторон семьи, он не более чем Себастьян отличался родственными чувствами. И это тоже у друзей было общим.

– Может, удастся развлечься.

– Надеюсь. Так или иначе… – Вдруг его осенило. – Послушай, ты же уже одет для вечера. Почему бы тебе не пойти со мной? Для моральной поддержки своего ближайшего друга.

– Прости, старина. Я иду в театр. – Себастьян подошел к зеркалу в холле и стал себя придирчиво разглядывать. – С вечером в театре ничто не сравнится. Советую посетить.

– Я пробовал. – Синклер повертел в руке бокал с бренди и с любопытством взглянул на Себастьяна. – Хотя я не большой любитель театра, но сегодня с большим удовольствием пошел бы на самую скучную пьесу, чем на блестящий прием в посольстве.

Себастьян, не обращая на него внимания, продолжал изучать себя в зеркале.

– У меня галстук не перекосился?

– Нет. – Синклер прищурился. – Это что, твой план доказать семье, что ты изменился?

– Синклер, я просто иду в театр, – холодно заметил Себастьян, поправляя галстук. Оба приятеля предпочитали более свободную одежду, чем накрахмаленные воротнички и белые галстуки, необходимые для официальных случаев. – Посещение театра едва ли является признаком респектабельности.

– Как посмотреть. Что дают?

– Кажется, опера, – подумав, ответил Себастьян. – А может, Шекспир. Я не помню.

– А, тогда понятно.

– Вот, вспомнил. «Школа злословия» [4]. Это название пьесы. – Себастьян, глядя в зеркало, встретился глазами с приятелем. – Что тебе понятно?

– Я задал не тот вопрос. Вопрос не о том, что ты собираешься смотреть, а, скорее, с кем?

Себастьян улыбнулся:

– А сейчас галстук завязан ровно?

– Нет. Перевяжи заново. – Синклер тоже улыбнулся. – И кто она?

– Она – леди Смитсон. – Себастьян сердито дернул галстук, выдохнул и принялся снова завязывать. Этот чертов узел его доконает!

– Леди Смитсон? Новое знакомство?

– Она была на моей лекции, – рассеянно ответил Себастьян, поглощенный куском шелка, который упрямо не хотел ровно завязываться на шее. – У нее потрясающие рыжие волосы и восхитительно сверкающие темно-карие глаза.

Синклер ухмыльнулся:

– Теперь я понимаю.

– Это совсем не то, что ты подумал, – резко оборвал его Себастьян.

– Что «не то»?

– Вероника – подруга моей кузины, а не обычная поклонница.

– Той самой добропорядочной кузины? – недоуменно сдвинул брови Синклер.

– Да, подруга Порции. – Себастьян внимательно вгляделся в заново повязанный галстук. Возможно, некоторая небрежность в узле даже к лучшему – он же должен оправдать свою репутацию.

– Наконец-то туман рассеялся, – сказал Синклер.

– И тебе все стало ясно?

– Прозрачно, как хрусталь, мой друг.

Себастьян повернулся к нему.

– В таком случае будь добр и скажи мне, что за глубокое откровение тебя посетило?

– Ты хочешь, чтобы твоя семья считала тебя респектабельным и ответственным. Поэтому ты демонстрируешь им определенные символы благонадежности.

– Да ну? – Слова друга развеселили Себастьяна. – А я и не подозревал, что ты такой мудрый. – Он скрестил руки на груди. – И что это за символы?

Синклер кружил по холлу подобно большому коту, который охотится за добычей.

– А как еще ты назовешь роскошный дом в деревне, который ты купил? Как он, кстати, называется?

– Грейвилл-Холл. Дом большой, но не роскошный. Когда-то он таким был и, надеюсь, снова им станет. Потребуется много вложений.

– Ты ведь купил его за хорошую цену?

– Практически за ничтожную.

Синклер усмехнулся:

– Чем не ответственное поведение? Поторговался и заключил выгодную сделку. Вот тебе и символ.

Себастьян расхохотался:

– Это нелепо, но очень занятно. Продолжай, будь добр.

– Следующий символ: ты намерен сократить свои путешествия в обозримом будущем. – И с печальным видом покачал головой. – И еще: ты собираешься писать не только о своих приключениях, но и о выдуманных для тех людей, которые слишком трусливы, чтобы отважиться на собственное.

– Позволю себе уточнить: ты же не станешь лишать тех, кто не обладает твоей стойкостью или удачливостью, испытать прелесть от приключений, выдуманные они или нет.

– О, значит, это благотворительное начинание?

– Ничего подобного. Я рассчитываю, что это будет более прибыльным делом, чем мои предыдущие книги.

– И таким способом ты сможешь вкладывать деньги в свой разваливающийся дом в деревне.

– Угадал.

– Это… – Синклер выдержал театральную паузу и поднял бокал, – самое точное определение ответственного человека.

Себастьян усмехнулся:

– Тогда мой план удается.

– Добавь к этому приятельницу добропорядочной кузины – с тобой под руку, – и твои братья не смогут возразить против получения тобой наследства.

Себастьян покачал головой:

– Мое наследство никак не связано с Вероникой.

– Так уж никак! Не говори мне, что после респектабельного дома и заслуживающей уважения профессии писателя художественных книг мысль о добропорядочной жене не приходила тебе в голову.

– Допускаю, что приходила.

Синклер застонал.

– Но, – быстро уточнил Себастьян, – у меня нет намерения жениться лишь ради наследства или уважения братьев. И из того, что я знаю о ней, Веронику никак не назовешь добропорядочной. По крайней мере не во всех отношениях. И я пока что не решил, хочу я на ней жениться или нет.

– Значит, Вероника? – Брови у Синклера полезли на лоб.

– Да, так ее зовут.

Синклер смерил его изучающим взглядом и произнес, тщательно подбирая слова:

– Я сейчас скажу тебе то, что никак не предполагал сказать.

Разговор приобретал серьезную окраску. Себастьян повернулся к приятелю.

– И что это такое?

– Когда мы играем в карты и ты блефуешь, то есть сказанное тобой не является полной правдой, то у тебя слегка подергивается щека. Я давно это заметил.

– Почему ты мне никогда не говорил об этом?

Синклер хмыкнул:

– С какой стати?

Себастьян сощурился.

– В таком случае ты обязан мне кое-какими выигрышами. Ты их получил, оказывается, за мой счет.

– Тебе следует быть мне благодарным за то, что я ни с кем не поделился своим открытием. Что касается моих выигрышей, то это бремя вины я готов вынести. А сейчас я тебе это сказал лишь потому, что у тебя снова дергается щека.

– Абсолютный бред.

– Одно из двух: либо ты не полностью правдив в том, что используешь эту женщину, чтобы получить одобрение семьи, либо ты уже решил жениться на ней. – Синклер с задумчивым видом потягивал бренди. – Интересно, кому ты врешь, мне или себе.

– Я тебе уже сказал, что брак – это не шаг для получения наследства. Что касается брака с Вероникой… – Он старательно выбирал слова. – Видишь ли, за прошедшие годы было много случаев – и мы с тобой их не раз обсуждали, – когда мы полагались исключительно на интуицию – на шестое чувство, если хочешь, – и оно нас ни разу не подвело.

– И что? – Синклер подозрительно взглянул на Себастьяна.

– И теперь та же интуиция говорит мне, что если я не разделю свою жизнь с этой женщиной, то пожалею. Так что вполне возможно, что я принял решение. Звучит как безумие, не так ли?

– По меньшей мере. Ты едва с ней знаком.

– Думаю, что брак позволит мне узнать ее намного лучше.

Синклер, не веря своим ушам, уставился на Себастьяна:

– Чувствую, что ты твердо решил.

– Да, твердо.

– Ты влюблен в нее?

– Вероятно. Почти. Я не знаю. Не знаю, поскольку был не в состоянии ни о чем думать, кроме как о ней, с первой же нашей встречи. – Он недоуменно покачал головой. – Я никогда раньше ничего подобного не испытывал.

– Никогда?

– Во всяком случае, не помню.

– Даже с дочкой французского посла в Каире?

– Нет.

– Или с той очаровательной вдовушкой в Алжире?

– Господи, нет, конечно.

– Или с…

– Нет, – оборвал его Себастьян. – Никогда и ни с кем.

– Как интересно. – Синклер смерил его долгим внимательным взглядом и поднял бокал. – Тогда желаю удачи.

– Вероятно, удача мне понадобится. Вероника Смитсон может стать самым большим испытанием в моей жизни. – Он доверительно посмотрел на друга. – И, думаю, самым грандиозным приключением.

Возможно, никакого приключения не будет вообще, если эта чертова особа не появится.

Себастьян с трудом сдержался, чтобы не вскочить на ноги и не выглянуть в коридор за отдельной ложей, заказанной им на сегодняшний вечер. Он заставил себя сидеть в кресле и с безразличным видом рассматривать ряды партера. Но Вероника ведь не сказала, что придет в театр. Правда, она не вернула билеты, которые он отослал ей вчера домой. Два билета, разумеется. Он поморщился. Компания ее тетки его не радовала, но чтобы избежать ненужных пересудов – это лучший вариант.

Странно, он никогда прежде не задумывался о приличиях. Но ведь и жениться он раньше не собирался. Синклер прав – он не до конца искренен. Любовь это или нет, но он совершенно определенно чувствовал, что стоит на краю очень глубокой пропасти. Нелепо, конечно, что его с такой быстротой охватило это чувство. Он всегда думал, что любовь будет расти постепенно, а не набрасываться на человека со скоростью и внезапностью голодного тигра. Он не в силах выбросить Веронику из головы. Он ни за что не признается в этом Синклеру или кому-либо еще, но в своем воображении уже видел себя с ней. Не сегодня и не завтра, а спустя двадцать лет. Тридцать лет. В конце их совместной жизни.

Разум призывал его не строить столь поспешных планов. Но интуиция, на которую он всегда полагался, которой доверял, говорила ему, что он прав. Наверное, он сумасшедший. А что, если это неизбежно? Он никогда прежде не влюблялся и не испытывал ничего подобного, поэтому как ему знать, плохо это или очень, очень хорошо?

И если это хорошо и правильно, то следует вести себя прилично. В конце концов, джентльмен не позволяет себе излишних вольностей с женщиной, на которой хочет жениться.

– Вы сомневались, что я приду? – раздался голос у него за спиной.

Он скрыл довольную улыбку и встал.

– Ни на одну минуту.

Она приподняла бровь, не веря ему.

– Ну хорошо, признаю – сомневался. – Он рассмеялся. – Возможно, был момент, может, два, когда меня посетили сомнения.

– Я не уверена, радоваться мне или огорчаться.

– Почему?

– Вы произвели на меня впечатление человека, который в высшей степени уверен во всем.

– Да, я уверен во всем. – Он взял ее руку и поднес к губам, глядя прямо в глаза. – За исключением, возможно, вас.

– О, вот это меня радует. Как восхитительно. – Она улыбнулась. – У вас это на редкость хорошо получается.

Сквозь перчатку он ощущал тепло ее руки, а запах духов приятно щекотал ноздри. Едва уловимая смесь манящих пряностей и экзотических цветов не только напомнила ему рынки загадочного Востока, где ему довелось побывать, но и вызвала в воображении другие места, которые он никогда не посещал. Например, спрятанные от чужих глаз гаремы, где царила чувственность.

– Так что я хорошо делаю?

– Целуете мою руку и при этом смотрите прямо в глаза. – Она говорила легко и беспечно, а глаза пылали жаром. – Это весьма действенно. Однако, – она убрала руку, – это выглядит чересчур… отрепетированно.

– Но тем не менее это действует.

– О да.

Он сдержанно, но довольно улыбнулся:

– Даже на вас?

– Господи, Себастьян. – Она склонила голову набок, внимательно глядя на него. – Я женщина и поэтому подвержена тем же желаниям, что и другие женщины. – Она прошла к креслу, одному из двух, которые он заблаговременно отодвинул от края ложи.

– А где ваша милая тетушка? Она к нам присоединится? – спросил Себастьян, не видя мисс Брамхолл.

Вероника недовольно сдвинула брови.

– Я буду весьма вам признательна, если вы воздержитесь от употребления слова «милая» таким тоном.

– Каким?

– Словно это проклятие, а не комплимент.

Он засмеялся:

– Я употребил его из самых лучших побуждений.

– Большинство людей имеют в виду совсем другое, когда упоминают тетю Лотте. – Она покачала головой. – Мы встретили ее знакомых в фойе, и она задержалась с ними поболтать.

– К моему огромному сожалению, – сказал Себастьян, а про себя подумал, не дергается ли у него щека.

– Но она, несомненно, вскоре придет. Она очень ответственно относится к своей роли компаньонки.

– Да? Я и не предполагал, что ее могут волновать подобные вещи.

Вероника задумчиво на него посмотрела и вздохнула.

– На самом деле нет. Не всегда. Однако раз уж вы специально ее пригласили и прислали билет, она чувствует себя обязанной появиться. – Тут Вероника посмотрела ему в глаза. – Я пыталась ее разубедить. Говорила, что ей совершенно незачем приходить, но она настояла, сказав, что не хочет показаться невоспитанной по отношению к вам, поскольку вы проявили такое внимание.

Себастьян уставился на Веронику:

– Выходит, не было необходимости ее приглашать?

– Я произвожу впечатление женщины, которой требуется компаньонка?

– Нет, – ответил он, подумав, что для соблюдения приличий компаньонка не помешает.

– Вам следует иметь это в виду, – сказала она, села в кресло и расправила юбки.

– Значит, мы с вами пока что одни? – Он сел рядом.

– Едва ли. – Она огляделась. – Мы среди сотен людей.

Он удержался и не стал указывать на очевидное: занавески с двух сторон отдельной ложи и кресла, отодвинутые как можно дальше от перил, отлично скрывают их от взоров публики.

– Еще одно разочарование. Мне очень нравится быть с вами наедине.

– Мы гуляли с вами одни в парке, – напомнила она. – Конечно, если не считать Генри.

– Но существует огромная разница между прогулкой в парке средь бела дня и темной нишей ложи. Кто знает, какое скандальное поведение кроется внутри?

– Действительно, кто знает? – Она смерила его оценивающим взглядом. – А вы, Себастьян, намерены вести себя скандальным образом?

Он кивнул:

– Несомненно.

Она улыбнулась:

– Это хорошо.

– Хорошо?

– С чего бы мне приходить сюда, если не затем, чтобы позволить себе скандальное поведение? – Она наклонилась вперед и оглядела другие ложи. – Поскольку эту пьесу я уже видела.

– Почему же вы мне не сказали?

– Зачем?

– Мы посмотрели бы что-нибудь еще. – Говоря по правде, он выбирал театр, а не пьесу. Он бывал в Театре принца Уэльского раньше и хорошо знал, какие возможности скрывают отдельные ложи в этом театре.

– Мы оба с вами здесь не из-за пьесы. – Она бросила на него вопросительный взгляд. – Не так ли?

Он немного смутился.

– Ну, я не думал…