Злой волк Нойхаус Неле
– Извини, что напугала тебя. – Подруга поставила сумку и пакеты у стола. – Я присяду на минуту?
– Привет, Сара. Да, конечно.
– Жарко сегодня, уф! Здорово!
Саре жара не мешала, даже при сорока градусах в тени она не потела. Сводная сестра Флориана была хрупкой куколкой с большими черными, широко раскрытыми глазами и тонкими чертами лица. Ее блестящие черные волосы, как обычно, были заплетены в толстую косу. На ней было зеленое, цвета липы, летнее платье без рукавов и замшевые туфли с вырезанным мыском в тон платья, составлявшие яркий контраст с ее бархатистой, бронзовогооттенка кожей, унаследованной от предков индийского происхождения. Эмма страшно завидовала фигуре, для поддержания которой Саре не требовалось ни голодать, ни заниматься спортом.
– Ты выглядишь какой-то несчастной, – Сара положила ладонь на руку Эммы. – Что-нибудь случилось?
Эмма вздохнула и пожала плечами.
– Что тебя тяготит? – продолжала допытываться Сара.
Эмма открыла рот для спонтанного ответа. «Ничего, – хотела сказать она. – У меня все хорошо».
– Что-нибудь с Флорианом?
У Сары иногда проявлялись прямо-таки невероятные способности ясновидящей. Эмма закусила губы. Она была дисциплинированным, прагматичным человеком и не принадлежала к той категории женщин, которые плачутся и жалуются своим подругам. С детских лет она привыкла решать свои проблемы самостоятельно. Ей всегда было тяжело об этом говорить. Она вытесняла свои волнения беспрестанной деятельностью и, в принципе, неплохо справлялась.
Неожиданно она слишком надолго задумалась. И это было неловко.
– Ты можешь об этом со мной поговорить. – Голос Сары звучал мягко. – Ты же знаешь. Иногда помогает, если ты просто расскажешь о том, что тебя мучает.
Говорить, говорить, говорить! Именно этого Эмма не хотела.
– Флориан мне изменяет, – прошептала она наконец.
Внезапно у нее на глазах выступили слезы.
– У нас не было близости с ноября прошлого года! – вырвалось у нее. – Раньше у нас был секс минимум три раза в неделю, а сейчас… если я до него дотрагиваюсь, он прямо-таки цепенеет.
Она вытерла слезы, но они опять потекли по лицу, как будто внутри прорвало дамбу.
– Я думаю, что он, в конце концов, тоже способствовал тому, что я так выгляжу! Мне кажется, что он как будто хотел меня наказать! Черт возьми, я ненавижу свою беременность! И ни капли не рада будущему ребенку!
– Эмма! – Сара наклонилась вперед и взяла ее руки. – Ты не должна так говорить! Ребенок, новый человек, – это самое прекрасное на свете! Это величайшая привилегия, которая дана нам, женщинам. Конечно, это тяжело и болезненно, и нам приходится приносить большие жертвы, но это ведь все забывается, как только ребенок рождается. Многие мужчины становятся неосознанно ревнивыми, многие даже испытывают страх перед своей партнершей и ребенком, который развивается в ее животе. Их поведение в таких случаях тоже часто бывает неадекватным, но и это проходит. Поверь мне. Ты должна быть немного снисходительнее к своему мужу. Он обижает тебя ненамеренно.
Эмма недоверчиво посмотрела на свою подругу.
– Ты считаешь нормальным то, как Флориан себя ведет? – прошептала она. – Две недели назад я нашла в его джинсах упаковку презервативов, и он мне это никак не смог объяснить! Он ничего не сказал, когда я спросила его о другой женщине. Вместо этого он собрал вещи и ушел в какую-то… какую-то гостиницу во Франкфурте! У меня создалось впечатление, что он был по-настоящему рад, что может отсюда уйти. От меня и от своих родителей! При этом он тогда предложил, чтобы я жила здесь, пока не появится ребенок!
Сара молча слушала.
– Кто знает, что он делал и как часто мне изменял, если он неделями один жил в каком-нибудь палаточном лагере! – воскликнула Эмма. – Ах, черт подери, я больше не могу все это выносить!
Она сбросила руки Сары. Перед ее глазами мелькали черные точки, и у нее кружилась голова. Во время жары ее сердечно-сосудистая система давала серьезные сбои. Ребенок проснулся, она чувствовала, как он пинал ее ножками. Разом у нее появилось ощущение, будто она носит в своем животе нежеланное инородное тело.
– Я совершенно одна! – всхлипнула она в отчаянии. – Куда я дену Луизу, когда лягу в роддом? Что мне делать дальше? Куда я пойду с двумя детьми без денег?
Сара погладила Эмму по руке.
– Тебе ведь хорошо у нас, – сказала она сочувственно. – Ты будешь рожать в нашем роддоме. Луиза будет у Ренаты, Корины или у меня и сможет к тебе приходить в любое время. И если все пройдет гладко, ты на следующий день будешь уже дома.
Об этом Эмма даже не подумала. Ее положение, видит бог, не было исключением, «Общество солнечных детей» занималось проблемой таких же несчастных, как она, женщин, которых оставили мужья. Правда, ее это не особенно утешило, даже наоборот. Она в полной мере осознала то критическое положение, в котором оказалась. Одновременно ей в голову закралось чудовищное подозрение: не мог ли Флориан, который не хотел иметь второго ребенка, вполне преднамеренно сбагрить ее своим родителям, чтобы освободиться от ответственности и угрызений совести, если он сбежит куда-нибудь с другой женщиной? Не было ли все это заранее спланированной игрой, элегантным решением, чтобы избавиться от нее?
Она недоверчиво посмотрела на женщину, которую легкомысленно считала своей подругой. Может быть, Сара обо всем знала! И Корина, и ее свекор со свекровью тоже!
– Что с тобой? – Сара, казалось, была искренне обеспокоена, но это могло быть наигранным участием. Неожиданно Эмма поняла, что она никому больше не доверяет. Она открыла портмоне и, положив пять евро на стол, встала.
– Мне… мне надо забрать Луизу, – пробормотала она, запинаясь, и направилась к выходу.
Вместо объявленного междугородного экспресса ICE на 13-й путь главного вокзала Гамбурга въехал обычный междугородный поезд IC, опоздав при этом на четверть часа. Таким образом, предпринятое им заранее бронирование сидячего места, которому он так радовался, глядя на толпу ожидающих на платформе людей, не сработало. Поезд был настолько переполнен, что он не смог найти свободное место и вынужден был стоять в проходе, зажав рюкзак между ногами.
Самой надежной вещью на немецкой железной дороге является ее ненадежность. Конечно, билеты можно приобрести через смартфон и забронировать места через Интернет, но в действительности во всем, что касается движения поездов, ситуация не стала намного лучше по сравнению с тем, что было тридцать лет назад.
Он терпеть не мог ездить в такой давке, поэтому в своей прежней жизни предпочитал летать на самолете или передвигаться автотранспортом. Женщина, стоявшая рядом с ним, источала такой сильный и неприятный запах дешевых духов, что казалось, будто она в них искупалась и выстирала ими свою одежду. Слева ему в нос ударил резкий запах пота, а кто-то из пассажиров съел чеснок.
Его сверхчувствительное обоняние, которым он раньше гордился, в такой ситуации, как эта, оборачивалось мучением.
Короткая поездка на север оказалась по меньшей мере не напрасной. Он получил то, что хотел. Правда, он успел лишь мельком взглянуть на фотографии с флешки, но на них было изображено именно то, на что он втайне надеялся. Тысячи фотографий и несколько видеофайлов превосходного качества, на черном рынке это стоит целое состояние. Если полиция у него это обнаружит, то он может забыть про свой испытательный срок, но риск того стоит.
Он проверил свой мобильник. Никаких звонков, никаких эсэмэс. А он так надеялся, что она как-то даст о себе знать.
Его взгляд блуждал по большому салону. В своем сером костюме от Brioni – осколок его прежней жизни – и в рубашке с галстуком он не выделялся среди многих других деловых людей. Никто не обращал на него внимание, за исключением одной симпатичной темноволосой женщины, которая сидела у окна, по диагонали от него, и не спускала с него глаз, думая, что он этого не замечает. Она улыбалась кокетливо и чуть вызывающе, но он не отвечал на эту улыбку. Меньше всего ему хотелось сейчас вести вынужденную беседу. Вообще-то на обратном пути он хотел почитать или поспать. Ни то ни другое в стоячем положении было невозможно. Вместо этого он предался мечтаниям, погрузился в приятные воспоминания, которые, правда, омрачались нарастающими сомнениями.
Почему она не звонит ему и не присылает сообщение? Сегодня утром он написал ей, что в течение дня будет доступен по телефону или через эсэмэс. С этого времени он постоянно ощущал внутреннее напряжение и ждал ответа. Напрасно. Чем дольше молчал его мобильник, тем большими были его сомнения. В мыслях он прокрутил каждый их диалог, каждую формулировку, пытался вспомнить, не мог ли он ее как-то обидеть, уколоть или разозлить. Эйфория, в которой он отправился утром в Гамбург, уже прошла.
Только за полчаса до прибытия поезда во Франкфурт зажужжал его мобильник, лежавший в кармане брюк. Наконец-то! Правда это была всего лишь эсэмэска, но все же… При чтении сообщения он невольно улыбнулся, а когда поднял глаза, то встретился взглядом с темноволосой. Она слегка подняла брови, повернула голову и стала демонстративно смотреть в окно. Он от нее отделался.
Прожекторы погасли, операторы убрали свои камеры и сняли наушники. Публика в студии аплодировала.
– Это все, народ! – крикнул режиссер. – Спасибо.
Ханна внутренне вздохнула и попыталась расслабить чрезмерно скованные мышцы лица. Полуторачасовая специальная летняя программа на тему «Судьба или случайность» была последней передачей перед уходом на летние каникулы и потребовала от нее максимальной концентрации. Гости не унимались, и Ханне пришлось изрядно поработать, чтобы предоставить им всем достаточно времени для выступления. Режиссер постоянно что-то крякал Ханне в ухо, пока она не накричала на него во время паузы, предложив ему немного помолчать и заявив, что сама знает, что ей делать.
По меньшей мере, ее команда функционирует. Майке и Свен, новый продюсер, заранее сделали прекрасную работу. Ханна поспешила в свою гримерную, пока публика не набросилась на нее с просьбами об автографах. У нее не было большого желания принимать участие в вечеринке, которую организовали по окончании шоу наверху, на плоской крыше, но она должна была это сделать для своей команды и гостей, побыть там хотя бы полчаса. От света прожекторов было очень жарко, и она вся вспотела. Макияж вызывал зуд. Ночью она почти не спала, но, несмотря на то что была совершенно разбита, ее тело гудело от переполнявших ее жизнелюбия и энергии. В течение последних дней она чувствовала себя так, как будто она находится под током высокого напряжения. Те неприятности, за которые она должна была благодарить Нормана, были давно забыты.
Ханна взяла свой мобильник, упала в кресло и сделала пару глотков теплой минеральной воды. Черт, опять нет приема в этом атомном бункере! Студии «Антенне Про» и других каналов, которые относились к холдингу, располагались в отвратительной промышленной зоне в Оберурзеле. На втором этаже размещались кабинеты редакторов, финансистов и других сотрудников. Руководство же, напротив, приобрело себе когда-то престижную недвижимость – важные господа вот уже два года располагались на вилле в стиле модерн у Ботанического сада «Пальменгартен» во франкфуртском Вестэнде.
– Ханна! – В комнату вошла Майке, как обычно, без стука. – Ты идешь? Гости уже спрашивают о тебе.
– Через десять минут, – ответила Ханна.
– Лучше через пять, – сказала Майке и захлопнула за собой дверь.
Переодеваться не было смысла. Там, на крыше, наверняка все еще было градусов тридцать. И если она хочет быстро уйти домой, то лучше пойти наверх сразу сейчас, пока все не выпили и не стали препятствовать ее уходу. Ханна сменила балетки на туфли на высоком каблуке, схватила сумку и вышла из гримерки.
На крыше вечеринка была в полном разгаре. На сей раз ее организовали с куда большим размахом, чем обычно. Летние и рождественские специальные программы для всех сотрудников всегда были большим испытанием. В отличие от обычных программ гости были известными личностями, с которыми было значительно сложнее, чем с простыми гражданами, которые и без того робели, попав на телевидение, и не предъявляли никаких требований.
Уже на лестнице появилась связь, и смартфон Ханны проснулся. Она остановилась на лестничной площадке под крышей-террасой и просмотрела входящие сообщения. Поздравления с успешной программой от Вольфганга, просьба от Винценца перезвонить, прочие эсэмэс-сообщения и мейлы, но среди них не было того, которого она ждала. Ханна почувствовала укол разочарования. Терпение к ее сильным сторонам не относилось.
– Ханна, подожди! – Ян Нимёллер устремился к ней, перепрыгивая сразу через две ступени. – Это было грандиозно! Поздравляю!
– Спасибо.
Он, запыхавшись, остановился около нее и попытался обнять, но Ханна отстранилась.
– Пожалуйста, не надо, – сказала она. – Я вся вспотела.
Улыбка погасла на лице Нимёллера. Она пошла дальше вверх по лестнице, и он последовал за ней.
– Ты уже разговаривала сегодня с Матерном? – спросил он.
– Нет. По какому поводу?
– Он позвонил мне сегодня во второй половине дня и был какой-то странный. Вы поссорились?
– С чего ты взял?
– Ну, он почему-то не хотел говорить по поводу первой передачи после летних каникул.
– Что? – Ханна остановилась и обернулась. Разве она не ясно сказала Вольфгангу, чтобы он никому не говорил об этом ни слова?
– Что случилось? О чем идет речь? – Нимёллер смотрел на нее со смешанным выражением на лице – любопытства и недоверия. – Уже несколько дней тебе невозможно дозвониться.
– Я занимаюсь серьезным делом, – ответила Ханна, почувствовав облегчение от того, что Вольфганг, очевидно, не проболтался. – Это будет настоящая сенсация.
– Еще раз, о чем речь?
– Ты все узнаешь, как только я сама что-то выясню.
– Что за привычка из всего делать тайну? – проворчал ее соуправляющий с ноткой недоверия в голосе. – Мы ведь вместе обычно решаем, что мы делаем. Или что-то происходит за моей спиной?
– Ничего не происходит, – ответила резко Ханна. – И еще слишком рано обсуждать тему в широком кругу.
– Но Матерну ты об этом уже рассказала… – начал Нимёллер, обиженный, как прима-балерина, у которой другая претендентка стащила из-под носа роль Черного лебедя.
Ханна в последний раз посмотрела на смартфон и сунула его в сумку, затем изобразила профессиональную улыбку.
– Пошли, – сказала она примирительно и взяла его под руку. – Давай праздновать. У нас есть на это все причины.
– У меня пропало желание праздновать, – ответил Нимёллер и резко высвободил руку. – Я еду домой.
– Тоже неплохо. – Ханна пожала плечами. – Тогда спокойной ночи.
Если он думал, что она будет умолять его пойти с ней, то он заблуждается. Изо дня в день он все больше и больше действует ей на нервы своим властным поведением. Пожалуй, ей следует подыскать нового сотрудника вместо него, а еще лучше сотрудницу.
Список гостей, собравшихся в парке великолепного дворца бабушки Мирьям в фешенебельном квартале Хольцхаузен, читался как «Who is who»[17] изысканного общества Франкфурта и Переднего Таунуса. Старые имена и новые имена, старые деньги и новые деньги развлекались бок о бок. Царила атмосфера щедрости. Когда Шарлотта Горовиц приглашала гостей, чтобы представить им молодых талантливых музыкантов, приходили все. Сегодня в центре всеобщего интереса был семнадцатилетний пианист. Из-за приключений в «Майн-Таунус-Центре» Пия опоздала и застала лишь последние аккорды действительно виртуозного исполнения.
Но она не слишком сожалела об этом, так как, главным образом, предвкушала удовольствие от великолепной еды, качество которой у бабушки Горовиц всегда было отменным.
На фуршете она встретила Хеннинга.
– А, опять традиционное опоздание? – заметил он язвительно. – Это все сильнее бросается в глаза.
– Только тебе, – ответила Пия. – Кроме тебя, на меня здесь вообще никто не обращает внимания. К тому же я не очень разбираюсь в бренчании на рояле.
– Пия – невежда в области искусства, – констатировала Лилли, демонстрируя не соответствующую возрасту развитость. – Это вчера дедушка сказал.
– Как прав твой дедушка, – ответил Хеннинг и усмехнулся.
– Я согласна, – взгляд Пии скользил по заманчивым деликатесам, и она раздумывала, с чего бы ей начать. Она была невероятно голодна.
Подошла Мирьям, заключила ее в объятия и расцеловала в правую и левую щеку.
– Шикарное платье! – сказала она. – Новое?
– Да, купила сегодня у «Шанель», – пошутила Пия. – Ухватила по акции за две тысячи евро.
– Нет, это неправда, – вмешалась с возмущением Лилли.
– Я пошутила, – сказала Пия. – Расскажи лучше Мирьям о наших приключениях, из-за которых мы опоздали и не услышали этого чудесного пианиста.
Она подмигнула подруге. Мирьям знала, насколько безразличны были ей музыкальные дарования ее бабушки. Лилли рассказала приключенческую историю в торговом центре со всеми подробностями, при этом не забыв и такие детали, как стоимость платья Пии – пятьдесят девять евро девяносто центов. Столько стоили примерно десять квадратных сантиметров платья Мирьям.
– Этот ребенок вгонит меня в могилу раньше времени! – Пия закатила глаза.
– Пия, посмотри-ка на того мальчика, я знаю его по Опель-зоопарку! – Девочка указала на пару, которая стояла с мальчиком лет восьми в группе людей.
– Нельзя показывать пальцем на других людей, – сделала ей замечание Пия.
– А чем можно? – спросила Лилли.
Пия глубоко вздохнула и развела руками.
– Забудь это. Иди поиграй. Но не уходи далеко и каждые четверть часа сообщай, где ты находишься.
Девочка послушно отошла и направилась прямо к мальчику. Слово «стеснение» было ей незнакомо.
– Скажи-ка, Хеннинг, тот мужчина рядом с мальчиком случайно не прокурор Фрей? – спросила Пия, прищурив глаза. – Что это он здесь делает?
– Маркус Фрей входит в попечительский совет Фонда Финкбайнера, – объяснила Мирьям вместо Хеннинга и зачерпнула ложкой из стаканчика охлажденный огуречный суп с карамелизированной корочкой из моллюсков. – Ты его знаешь?
– Как я могу не знать прокуроров Франкфурта? – переспросила Пия. – Недавно он был на месте обнаружения трупа, а на следующий день даже на вскрытии.
– Кстати, вы уже хоть как-то продвинулись в этом деле? – поинтересовался Хеннинг и неожиданно понизил голос: – Идет Шарлотта. Быстро возьми что-нибудь. Я отчетливо вижу с трудом скрываемую жадность в твоих глазах.
Пия бросила на него уничтожающий взгляд. Брать что-то было уже поздно. Бабушка Мирьям заметила их еще издали. По непонятным причинам пожилая дама уже давно испытывала симпатии к Пие, а с тех пор как Пия пару лет назад расследовала убийство ее близкого знакомого, старушка приглашала ее к себе по каждому возможному поводу. Прошло битых полчаса, прежде чем Пия опять наконец оказалась у столов с яствами.
В воздухе ощущалась тяжесть, досаждали назойливые комары. Ночью метеорологическая служба обещала сильную грозу, и Пия хотела добраться домой, прежде чем она начнется. Она быстро заполнила тарелку различными деликатесами и стала искать Мирьям, которую наконец нашла в компании с Хеннингом и несколькими знакомыми в одном из павильонов в саду, под великолепными старыми каштанами. Настроение было радостным, они хорошо были знакомы и то и дело подтрунивали друг над другом. Платье Пии вновь стало предметом колких замечаний Хеннинга, и Пие это наконец надоело.
– Тому, кто ходит в таких очках, лучше помолчать, если речь заходит о моде, – сказала она, и все присутствовавшие засмеялись.
– Это опять говорит о том, что ты совершенно не разбираешься в моде. – Хеннинг вытянул лицо. – Только одна оправа стоит восемьсот евро, не говоря уже о стеклах.
– Где ты их нашел? – усмехнулась Пия. – Купил у Наны Мускури?[18]
Раздался взрыв хохота, а Хеннинг, который не особенно любил шутки в свой адрес, обиделся.
Неожиданно Пия вспомнила о Лилли, которую не видела уже довольно продолжительное время.
Многие гости направились в дом или просто уехали, так как следующий день был рабочим, кроме того, было невежливо оставаться до полуночи среди недели. В парке не было и следа Лилли, и Пия опять стала нервничать. Волнений такого рода в течение дня ей хватило вполне.
– Может быть, мне надо этому ребенку имплантировать под кожу радиомаяк? – сказала Пия Мирьям и Хеннингу, которые помогали ей в поисках. – За один сегодняшний день я постарела на десять лет.
Наконец они нашли Лилли в салоне, выходящем в сад. Она и ее приятель из Опель-зоопарка спали на одном из диванов, и Лилли выбрала себе в качестве подушки бедро главного прокурора Фрея. Положив руку ей на голову, он беседовал с какими-то мужчинами, сидевшими в креслах напротив.
– Красавица и чудовище, – пробормотал Хеннинг с издевкой. – Какая идиллия!
– А, фрау Кирххоф, доктор Кирххоф. – Главный прокурор расслабленно улыбнулся. – Вот ваша малышка. Мне не хотелось ее будить, но сейчас мне уже нужно идти.
– Сейчас я вас освобожу. – Пия чувствовала себя чуть неловко, почти как застигнутая врасплох плохая мать. – Извините. Я надеюсь, Лилли не очень вам докучала.
– Нет-нет, не беспокойтесь, мы с ней очень мило побеседовали. – Дон Мария Фрей чуть отодвинулся в сторону и встал, потом осторожно поднял спящего ребенка и передал его Пие. – Прелестная девочка, такая веселая и уверенная в себе.
Лилли, как мешок, повисла на руках Пии, положив голову ей на плечо.
– Вы справитесь или мне донести малышку до вашей машины? – спросил Фрей озабоченно.
– Нет, спасибо большое. Я справлюсь. – Пия улыбнулась.
– У меня самого трое детей, – объяснил главный прокурор. – Этот молодой человек, Макси, мой младший. Они с Лилли знакомы по зоошколе.
– Ах, да! – воскликнула Пия.
Люди не переставали ее удивлять. Бескомпромиссный прокурор неожиданно предстал перед ней мягким, доброжелательным человеком.
Пия вежливо попрощалась и направилась к машине. По дороге Лилли проснулась.
– Мы уже едем домой? – пробормотала она невнятно.
– Вполне достаточно, – ответила Пия. – Уже одиннадцать. Дедушка наверняка беспокоится, что нас долго нет.
– Мы так хорошо сегодня провели с тобой время. – Лилли зевнула и обвила руками шею Пии. – Я так тебя люблю, Пия. Ты моя немецкая мама.
Она сказала это так просто, так честно в своей детской искренности, что у Пии встал ком в горле. Она мгновенно забыла былую неприязнь к девочке и все прежние неприятности.
– Я тебя тоже люблю, – прошептала она.
На Т-образном перекрестке в Крифтеле Ханна съехала с автобана и поехала по трассе L3011 в направлении Хофхайма. Вспотевшая и обессиленная, она мечтала о душе, а еще лучше о бассейне. Прежде всего она должна несколько часов поспать, так как на следующий день вечером она приглашена ведущей на торжественный вечер в курзале Висбадена, так что надо быть в форме.
Разумеется, ей не удалось сбежать через полчаса с вечеринки, которую устраивали по окончании шоу. Ян просто исчез, разгневанный и обиженный, как маленький мальчик, и оставил ее наедине с гостями. Она долго скрывала досаду за улыбкой и лишь чуть за полночь под предлогом надвигающейся грозы смогла уйти. Ей было непросто сосредоточиться на разговоре, так как в голове роились разнообразные мысли. Майке. Царапина на машине. Эта странная история, в которую ее втянула ее психотерапевт. Норман, который угрожал ей по телефону, но так больше и не объявился. Но больше всего ее занимал мистер «голубые глаза». Даже во время программы она пару раз ловила себя на том, что думает о нем.
Они очень сблизились, и не только в физическом отношении, но Ханна по-прежнему знала о нем очень мало и не могла его реально оценивать. Еще пару лет назад она, может быть, без оглядки бросилась бы в какую-нибудь аферу, но ошибочные решения, которые она принимала в отношении мужчин, заставили ее быть более осторожной. По радио зазвучала песня, которая ей нравилась. Она покрутила переключатель на руле, музыка вырвалась из динамиков, и Ханна стала громко подпевать. Поднялся ветер, на небе вспыхнула молния. В Оберурзуле уже вовсю бушевала гроза, которая превратила дороги в стремительные потоки. Через пару минут здесь будет то же самое. В свете фар перед ней что-то неожиданно проскользнуло через улицу, и она инстинктивно дернула руль влево. Выброс адреналина прошел по всему ее телу, она сбавила газ. К счастью, навстречу не двигалась ни одна машина, иначе они бы не разъехались. Через пару сотен метров после съезда к зданию муниципалитета она включила поворотник и свернула в направлении Лангенхайна. Незадолго до кладбища ее перегнала какая-то машина темного цвета.
«Идиот! – пробормотала Ханна и нажала на тормоз. – Видно, он устал от жизни, если совершает обгон в таком месте, где нет никакого обзора». Вскоре все стало ясно. У заднего стекла автомобиля вспыхнул красный сигнал. ПОЛИЦИЯ – СЛЕДУЙТЕ ЗА НАМИ!
Только этого не хватало! Вероятно, они ехали за ней, видели, как она совершила маневр в сторону, и решили, что она в нетрезвом состоянии. При этом на вечеринке она позволила себе только два «радлера»[19]. Едва ли это может составить более 0,5 промилле.
Темный автомобиль свернул направо, на большую площадь Вальдпаркплатц. Вздохнув, Ханна включила поворотник, сделала музыку потише и остановилась позади полицейской машины. Она опустила стекло.
Из машины вышли двое мужчин. Полицейский в гражданской одежде посветил фонариком внутрь ее машины.
– Добрый вечер, – сказал он. – Автомобильный контроль. Пожалуйста, предъявите ваши права, паспорт, документы на автомобиль.
Ханна взяла свою сумку, которая лежала рядом, на пассажирском сиденье, и достала из нее портмоне. Она была рада, что все документы были у нее с собой. Тем быстрее она сможет поехать домой. Она нетерпеливо барабанила пальцами по рулю, пока фараон в гражданском шел к своему автомобилю. Второй полицейский продолжал стоять наискось от ее машины.
Может быть, ей написать эсэмэс мистеру «голубые глаза»? Или лучше подождать, когда тот объявится сам? Она ни в коем случае не хотела, чтобы у него создалось впечатление, будто она за ним бегает.
Первые тяжелые капли дождя ударили по ветровому стеклу, ветер шелестел в ветвях больших деревьев. Как долго все это тянется! Было уже около часа.
Наконец вернулся первый полицейский.
– Выйдите, пожалуйста, из машины и откройте багажник.
Если она откажется, то они могут провести тест на алкоголь, так что лучше сделать то, что они требуют. Они, наверное, скучали в свою ночную смену, а ее машина разбудила их внимание и зависть. С тех пор как она стала ездить в «Панамере», полиция останавливает ее чаще, чем обычно. Ханна нажала кнопку, и багажник открылся, после этого она вышла.
Холодные капли дождя попадали ей на липкую кожу. Ощущался аромат леса, черемши, влажного асфальта, а также тот металлический запах, который земля источает летом, если после длительной засухи проливается дождь.
– Где у вас знак аварийной остановки, сигнальный предупредительный жилет и аптечка?
Боже! Они придираются к каждой мелочи! Ветер становился все сильнее, Ханну знобило.
– Вот знак аварийной остановки и жилет. – Она указала на нижнюю поверхность багажника. – А здесь аптечка. Вам этого достаточно?
Сверкнула молния.
Краем глаза Ханна заметила движение. Второй полицейский неожиданно встал позади нее, и она ощутила на своем затылке его дыхание, а мозг инстинктивно зафиксировал приближение опасности.
«Это не полицейские!» – пронеслось у нее в голове, и в этот момент сильные руки схватили ее за плечи. С молниеносной быстротой она нагнулась вперед, одновременно сделав шаг назад. Нападающий ослабил руки, и она сумела обернуться и нанести ему удар коленом в пах. Реакция Ханны была чистым рефлексом. На курсах по самообороне, которые она закончила, а именно на базовом курсе «Освобождение от удержания» им демонстрировали, как нужно действовать в случае захвата. Мужчина зашатался, скорчился и разразился грубой бранью. Ханна воспользовалась моментом для побега, но она не приняла в расчет второго парня. Она получила удар в затылок. Яркие точки перед ее глазами взорвались, как фейерверк, колени согнулись, и она упала как подкошенная. Она видела расплывчатое изображение ног и обуви мужчин, перспектива изменилась. Теперь перед ее глазами была глинистая почва, на которой при усиливающемся дожде образовывались лужи, но она не понимала, что произошло. На какой-то момент она почувствовала себя невесомой и потеряла ориентацию в пространстве. Затем разом стало сухо, темно и жарко. Все происходило так быстро, что у нее не хватило времени, чтобы ощутить страх.
Она любила бывать на конюшне. Для нее это было самое прекрасное место на свете. Никто из ее сестер и братьев не любил лошадей, как она, и они часто зажимали носы, когда она возвращалась из конюшни и пахла лошадьми. Ей нравилось заниматься вольтижировкой, она в ней преуспела, а поскольку была хрупкой и легкой, ей разрешалось выполнять упражнения не только по обязательной программе, но и произвольно. Она наслаждалась чувством уверенности и легкости, которое испытывала всякий раз, выполняя на спине лошади такие трюки, с которыми другие едва могли справиться на манеже.
После занятий она помогала Габи – преподавателю по вольтижировке – ухаживать за Астериксом. Ей позволялось очистить ему копыта и отвести в бокс. Астерикс был самой прекрасной лошадью на свете. Он был сивой масти с теплыми коричневыми глазами и серебристой гривой. Другие девочки из группы вольтижировки уже исчезли, но у нее не было желания идти домой. Она уселась в боксе Астерикса под кормушку и стала смотреть, как он с наслаждением жевал сено.
– Эй, – неожиданно раздался прямо над ее головой голос Габи. – Ты все еще здесь! Давай-ка быстренько домой, иначе тебе придется сегодня ночевать в конюшне.
Она была бы не против. Здесь она чувствовала себя уверенно. Здесь ее не посещали ночные кошмары.
Габи открыла бокс и вошла.
– Что с тобой, а? Давай я тебя быстро отвезу домой. – Преподавательница присела перед ней на корточки и посмотрела на нее. – На улице уже почти стемнело. Твои родители наверняка беспокоятся.
Она покачала головой. При мысли о том, что она должна идти домой, ей становилось не по себе от страха, но она не могла сказать ни слова, это была тайна, о которой она никому не имела права рассказывать, она твердо обещала это папе. Но последней ночью ей опять приснился ужасный сон, в котором она так испугалась волков. Они придут и съедят ее, если она с кем-нибудь будет говорить о тайне. Это совсем недавно сказал ей дядя Рихард. От страха она не решилась пойти в туалет и описалась в постели, поэтому сегодня утром мама по-настоящему разозлилась, а сестры и братья смеялись над ней.
– Я не хочу идти домой, – сказала она тихо.
– Почему же? – Габи испытующе посмотрела на нее.
– Потому что… потому что… мой папа делает мне все время так больно.
Она не решалась посмотреть на молодую женщину и в полном напряжении ждала, что сейчас, когда она нарушила свое обещание, случится что-то страшное. Но ничего не произошло, и она отважилась поднять голову. Габи была такой серьезной, какой она ее еще никогда не видела.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Что же он делает?
Мужество превратилось в ничто, она не решалась сказать больше, но неожиданно ей в голову пришла идея.
– А можно я поеду с тобой к тебе домой? – спросила она. Габи любила ее, она гордилась своей лучшей ученицей, как она всегда говорила. Вместе с несколькими другими девочками она уже была однажды дома у своей преподавательницы по вольтижировке. Они смотрели фотографии лошадей и пили какао. Габи была взрослой и ничего не боялась. Она бы защитила ее от волков.
– К сожалению, нет, – ответила Габи, к ее огорчению. – Но я могу отвезти тебя домой и поговорить с твоей мамой.
Она смотрела на Габи, пытаясь побороть закипающие на глазах слезы.
– А злой волк? – прошептала она.
– Какой злой волк? – Габи выпрямилась. – Тебе, наверное, приснился плохой сон?
Разочарованно она опустила голову и встала. Габи хотела ее обнять, но она высвободилась.
– Пока, Астерикс, – обратилась она к лошади, вышла из бокса и покинула конюшню, не сказав больше ни слова. Только сейчас к ней пришел страх, слезы кипели в ее глазах, как огонь. А что, если волки сейчас что-нибудь сделают с Габи только потому, что она не сдержала обещания и выболтала тайну?
Пятница, 25 июня 2010
– Ее мобильник по-прежнему выключен, и к городскому телефону она тоже не подходит.
Майке посмотрела на присутствующих и увидела перед собой растерянные и озабоченные лица. Уже полчаса девять сотрудников «Херцманн продакшн ГмбХ» сидели за овальным столом в зале заседаний, вливали в себя литры кофе и все больше нервничали. «Как стадо овец без пастуха», – подумала она язвительно.
– Ты отправляла ей эсэмэс? – спросила Ирина Цидек, которая целую вечность была ассистенткой Ханны и считалась практически имуществом компании. По непонятным причинам она любила Ханну, хотя та была с ней не слишком-то любезна. Год за годом Ирина со стоическим спокойствием переносила появление в ее жизни и исчезновение нескончаемой череды мужей, поклонников, любовников, управляющих, продюсеров, администраторов, редакторов, волонтеров и бухгалтеров. Кто не мог наладить с ней добрые отношения, не имел никаких шансов выйти на великую Ханну Херцманн. Она была бесконечно лояльна и, если внешне выглядела как серая мышь, то внутренне была твердым, как сталь, неподкупным цербером.
– Как она его прочтет, если у нее выключен мобильник? – возразила Майке. – Она просто проспала. Или разрядился аккумулятор.
Ирина встала, подошла к окну и посмотрела во двор.
– Сколько я ее знаю, Ханна еще никогда не опаздывала, не предупредив заранее, – сказала она. – Я начинаю по-настоящему беспокоиться.
– Ах, глупости. – Майке пожала плечами. – Скоро она появится. Она вчера поздно ушла.
Вероятно, она застряла у какого-нибудь парня. Майке точно знала, что у матери сейчас завязались отношения с каким-то мужчиной. Майке слишком хорошо были знакомы типичные симптомы ее влюбленности. Как только у матери начинали играть гормоны, она ничего больше не воспринимала. В последние недели она очень изменилась, отключала свой мобильник и часами была недоступна. Кроме того, она не сказала ни слова возражения, когда Майке объявила ей, что все лето будет жить в городе, в центре Заксенхаузена, а не в ее доме, расположенном на краю земли. Честно говоря, Майке ожидала услышать мольбы и слезы и в глубине души даже обрадовалась бы этому, но Ханна едва отреагировала на ее сообщение. «Если тебе так лучше», – только и сказала она. «Опять какой-то парень оказался важнее, чем я», – подумала Майке, и, кажется, ее предположение подтвердилось. Конечно, Ханна ей ничего не рассказала, а Майке скорее откусила бы себе язык, чем стала ее расспрашивать. Жизнь матери ее вообще не интересовала, и если бы ей так срочно не потребовались деньги, она ни за что и никогда не пошла бы на то, чтобы взяться за эту работу.
– Кто-то из нас должен поехать к ней и посмотреть. – Ян Нимёллер выглядел невыспавшимся. Его глаза покраснели, он был небрит и нервозен. – Ханна была вчера какая-то странная.
«Естественно, она хотела поскорее попасть к своему трахальщику», – подумала Майке презрительно, но удержалась от колкого замечания. Негативные высказывания о ее матери не были здесь приняты. Ирина и Ян обсудили порядок действий, и Майке задалась вопросом, что движет этими двумя.
Было просто нелепо, как Ян умудрился превратить себя в посмешище. Между ним и Ириной происходила постоянная конкурентная борьба, которая зашла так далеко, что оба не раз являлись на работу с температурой под сорок из чистого страха, что другой в его отсутствие наберет дополнительные баллы в соперничестве за благосклонность Ханны. Они регулярно вступали в бои, вызванные ревностью, если речь шла о том, кто, когда и что может сделать для Ханны, а она подло использовала эту нелепую детсадовскую войну к своей выгоде.
Ирина и Ян все еще говорили. Майке отодвинула стул, перебросила сумку через плечо и встала.
– Мне страшно не хочется тащиться сейчас в Лангенхайн, но я сделаю это. Чтобы вы наконец успокоились.
– О да, это очень любезно с твоей стороны, – воскликнули оба в унисон в редкий момент единодушия.
– Если она за это время объявится, я тебе позвоню. – Ирина облегченно улыбнулась.
Майке была рада, что смогла уйти с работы. Сегодня она совершенно точно не вернется в офис. Тем более в такую замечательную погоду.
Отдел К2 после двух изнурительных недель интенсивной работы вновь перешел к обычному рабочему распорядку. Не было ни новых следов, ни сигналов, телефон «горячей линии» звонил лишь изредка. В газетах актуальные катастрофы и события давно вытеснили из заголовков случай с найденной в Майне погибшей девушкой.
Боденштайн, правда, активно занимался недавно полученным делом. Перед обедом он обстоятельно побеседовал с редактором программы «Дело № XY», и после этого у него появились серьезные надежды на программу. Единственной каплей дегтя в ложке меда была дата передачи: она выпадала как раз на первую неделю летних каникул в Гессене. В своем кабинете на столе для посетителей он разложил дело под наименованием «Русалка» и стал отбирать документы, которые на следующей неделе хотел взять с собой в Мюнхен. Уже не впервые Боденштайн из телевизионной студии обращался к общественности. Дважды после проведения программы поступали полезные сигналы, которые в конечном счете приводили к задержанию преступника. В третий раз его обращение оказалось безрезультатным. Он как раз записывал факты, которые требовались редактору вместе с фотографиями и вещественными доказательствами, когда в дверь постучали.
– У нас экстренный вызов, шеф, – сказал Кай Остерманн. – Пие я уже дозвонился. Она через десять минут будет здесь. – Его взгляд упал на тщательно отобранные документы. – Но я могу отправить туда Джема и Катрин. Они еще занимаются расследованием суицида в Эппштайне.
– Нет, нет, все в порядке. Я поеду сам. – Боденштайн поднял глаза. Немного свежего воздуха ему не повредит. – Не могли бы вы распорядиться, чтобы фотографии и фрагменты одежды были отправлены сегодня же? Адрес я здесь написал.
– Все ясно. – Остерманн кивнул. – Кстати, ехать вам надо в Вайльбах. Там обнаружили женщину в багажнике автомобиля. Подробности, к сожалению, я тоже не знаю.
– Где конкретно? – Боденштайн встал. Он раздумывал, стоит ли ему брать с собой пиджак. Гроза прошлой ночью принесла лишь кратковременную обманчивую прохладу. Сегодня было тяжелее, чем в предыдущие дни, так как к жаре прибавилась тропическая влажность, составлявшая почти семьдесят процентов.
– Где-то в поле, позади придорожного ресторана «Вайльбах», в направлении Франкфурта. Крёгера я уже туда отправил.
– Хорошо. – Боденштайн взял со спинки стула пиджак и вышел из кабинета.
Его очень занимало дело погибшей девушки, найденной в Майне. На протяжении всей службы в уголовной полиции у него было два дела, которые, несмотря на интенсивные следственные мероприятия, до сего времени оставались нераскрытыми. Тогда он еще работал в отделе К2 уголовной полиции Франкфурта, когда в пешеходном туннеле в квартале Хёхст было обнаружено тело тринадцатилетнего мальчика, а в 2001 году – труп молодой девушки в Майне, у Вёртшпитце, недалеко от Нидда. В обоих случаях подростки – почти еще дети – стали жертвами жестоких преступлений. Их смерть осталась безнаказанной, и преступники до сих пор гуляют на свободе. Не хватало только, чтобы это дело стало третьим подобным случаем. Уровень раскрываемости преступлений против жизни человека был в Германии относительно высок, но если спустя почти три недели все еще не было ни одного важного следа, это было плохим знаком.
– Ханна!
Майке остановилась в прихожей и прислушалась. Хотя у нее был ключ от входной двери, она предварительно дважды позвонила, так как не хотела, чего доброго, застать мать в постели с каким-нибудь кавалером.
– Ханна!
Никого. Птичка улетела. Майке прошла в кухню, потом через столовую и гостиную в кабинет. Она мельком заглянула в комнату, где, как всегда, царил хаос. Наверху, в спальне, кровать была застелена, двери шкафа распахнуты, в шкафу на плечиках висела пара платьев, вокруг валялось несколько пар туфель.
Наверное, ее мать опять не могла решить, какие тряпки надеть вечером на передачу. Те наряды, которые ей подбирала стилист, редко ее устраивали, и она почти всегда отдавала предпочтение собственному выбору. Спальня не производила впечатление места, где прошла ночь страстной любви, скорее она выглядела так, будто Ханны вовсе не было дома.
Майке вновь спустилась вниз.
Она не любила этот дом. Он вызывал у нее неприятные ощущения. Когда она была ребенком, было здорово жить на улице, где никогда не ездят машины. Она вместе с соседскими детьми каталась на роликах и на педальном автомобиле, прыгала через резинку, играла в классики и бродила по лесу. Но потом дом превратился в ее врага. Родители после нескольких месяцев ссор расстались, ее папа неожиданно исчез, а мама все время оставляла ее с постоянно меняющимися девушками-иностранками. А когда она подросла, стало чистым адом киснуть в Лангенхайне у леса, в то время как где-то кипела жизнь.
Майке открыла почтовый ящик, вынула из него пачку писем и быстро стала их просматривать. То и дело попадались адресованные ей письма. На землю упала записка, застрявшая между письмами. Майке нагнулась и подняла ее. Это была страница, вырванная из календаря.
Читать бесплатно другие книги:
