Эра героев. Тайная стража Шкирич Анатолий
© Анатолий Шкирич, 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2015
Палатки в пестрых, словно осенние листья, заплатках окружали небольшую площадь на краю городка. Улюлюкая и отпуская пьяные шутки под редкими каплями начавшегося дождя, ярмарку покидали последние посетители. Горожанки, разодетые по случаю приезда циркачей, уже давно ушли вместе с гурьбой беспокойных детишек. А теперь и развеселые мужи, что, оставшись без присмотра жен, выхлебали непосильный объем темного эля и просадили деньги на аттракционах, потянулись в городок.
Навстречу одной такой нестройной пьяной ватаге, вразнобой тянувшей похабную песенку, из-за завесы моросящего дождя выехала тройка всадников. В глазах захмелевшего овцепаса сверкнули разудалые огоньки, но, к счастью, охранявший пьяниц добрый дух никуда не отлучался, и сельчанин лишь неловко соступил в придорожную грязь, пропуская всадников. Еще секунду мужик провожал отупевшим взглядом закутанные в темные плащи фигуры, а затем встряхнул головой и заспешил вслед за товарищами.
Трое же всадников, поочередно пригнув головы в низко надвинутых капюшонах, проехали под намокшим транспарантом. Работник в шутовском колпаке, сматывавший канаты, открыл было рот, дабы выпроводить припозднившихся посетителей, но тут же бросил бухту и скрылся за сувенирной лавкой. Меся копытами раскисшую грязь на месте вытоптанной за неделю травы, всадники неспешно двигались вдоль ярмарочных построек: громадных палаток с выцветшими когда-то яркими вывесками, лавок и помостов.
Легкое движение поводьев – и скакун замер напротив невзрачного шатра. Аляповатые буквы, карты и игральные кости на вывеске складывались в слово «Предсказания».
Всадник – высокий и крепко сложенный – откинул капюшон, подставив дождю короткостриженую седину и черную бородку клином. Мужчина легко соскочил с коня, не заботясь о добротных сапогах, угодивших в грязь, смешанную с навозом и сором. Его спутники спешились следом, встав по сторонам от входа в шатер. Опытный взгляд заметил бы, как ножны коротких клинков топорщили плащи.
Приподняв перчаткой намокшую занавеску, служившую дверью, мужчина скользнул внутрь. Пряный аромат экзотических трав смешивался с прогорклым запахом масла в лампадке, что освещала скудное убранство. Плетеный столик, покрытый черной бархатной тканью, стеклянный шар с наброшенным на него платком, древний сундук с пудовыми замками и пара стульев, один из которых занимала расплывшаяся с годами старуха в темном платье.
– Завтра заходи, милок, нынче двери ярмарки уже затворились, – белесые глаза на морщинистом лице, не отрываясь, смотрели на пламя светильника, а скрюченные пальцы перебирали потертые кости четок.
– Сегодня у тебя состоится еще один сеанс, прорицательница, – движения мужчины были стремительны, и лишь голос выдавал солидный возраст.
Посетитель властно опустился в кресло, сложив руки на черном бархате столика.
– Ах да. Чей-то я совсем запамятовала, – усмехнулась гадалка. – Вижу, что ты издалека спешил ко мне.
Крючковатый нос старухи дернулся, втягивая воздух:
– Дорогой парфюм, смешанный с дюжей долей конского пота и запахами дальних краев. В былые годы по грязи на сапогах я бы проследила и твой путь ко мне, – беззубая улыбка расплылась на лице гадалки.
– Все это мог бы сказать любой шарлатан из придорожного балагана. Не за этим я здесь.
– Раньше острое зрение и тонкий слух не раз помогали мне развеять пелену будущего. Нынче же я рассчитываю лишь на видение третьего глаза, а тяжкий день и расспросы измотали и его.
– Сегодня тебе кое-что поможет, – проведя рукой над бархатом, посетитель оставил на черной ткани кристалл, полный заключенного в прозрачной темнице света.
Гадалка жадно вдохнула, словно могла чуять Эфир. Скрюченные артритом пальцы ловко подхватили сверкающий кристалл, ладони потерлись друг о друга с шелестом иссохших листов пергамента. Удовлетворенный вздох – и на бархат из рук прорицательницы упал уже тусклый и безжизненный осколок.
– Будет тебе предсказание, милок, – резким движением, никак не свойственным старухе, гадалка смахнула со стола стеклянный шар. Гость не дернулся ни от резкого движения, ни от звона разлетевшихся осколков, замерев, словно влитой. – Больно уж ты покоен. Выдаешь себя, незванец.
Из-под стола, под молчаливым взором посетителя, была извлечена потертая колода карт, и глаз с треугольным зрачком на ее рубашке вперился в свод шатра. Кусочки картона, словно живой рой насекомых, заскользили меж пальцев старухи, по тыльной стороне дланей и, наконец, сплетясь в шелестящую бумажную змею, обрушились на черный бархат, разложившись пред ней в длинный ряд.
– Мне выбрать карту? – насмешливо вопросил гость, с ленцой было протянув руку, но был тотчас остановлен отмахнувшейся гадалкой.
– С таким же успехом ты мог бы остаться дома и гадать сам себе на кофейной гуще, – презрительно скривилась старуха. – Заглядывая в свое будущее, ты сам же его и меняешь. Лишь сторонний наблюдатель способен приоткрыть ту завесу, не исказив видения.
Белесые глаза закатились под набрякшие веки, голос предсказательницы возвысился, с неожиданной силой заполоняя палатку, а по ткани шатра заскользили тени, словно вокруг в ночи заплясал хоровод корчащихся человечков.
– Мои карты покажут тебе те сцены из грядущего, что увижу я, – ладонь гадалки двинулась вдоль замершего ряда изукрашенных картинок. Вдруг, словно наткнувшись на невидимую преграду, пальцы старухи дрогнули, и одна из карт вылетела вперед, перевернувшись и упав на бархат пред мужчиной. – Дракон – на картинке хвостатый и рогатый монстр – выдыхал пламя, но уже в следующий миг изображение расплылось, и карминовый мазок огня исчез. – Кто выдыхает пламя, его лишится. Меч на звезде преломится, – другая карта продемонстрировала незнакомцу ее слова. – Стая зверей рассеется, тени покинут мрак. Возвращенного землей, иного среди чужих и принявшего тьму постигнет неудача.
Мрак, что скользил по пологу шатра, собрался по углам палатки и начал опускаться, погружая все внутри во тьму. Робкое пламя светильника все слабее сопротивлялось теням, и вскоре лишь мерцание карт и жуткое лицо старухи еще различались во мгле.
– Никто иной тебя не превозможет. – И тут руки гадалки, словно тяжелые поленья, упали на стол, и кружащая тьма тотчас развеялась, оставив запах гари и тлена. Не ушел мрак лишь из глубин глаз посетителя.
– А ты слишком хороша в своем деле, – во властном голосе мужчины промелькнули нотки уважения и угрозы.
– Бывает, мой длинный язык произносит слишком много слов, – устало произнесла прорицательница. Грудь ее тяжело вздымалась, а сама старуха грузно осела. – Чем оплачивать будешь, милок?
Ночной гость поднялся, и по столику рассыпалась дюжина золотых монет с чеканным профилем. Гадалка потянулась к ближайшей деньге, но пальцы замерли, так и не дотронувшись до кружочка драгоценного металла. Белесые глаза нехорошо сощурились.
– А на прощание позволь и я окажу тебе ответную услугу, – посетитель перевернул одну из карт.
С картонки безразлично смотрело изображение черной бездны под плащом. В бесплотных рукавах одеяния замерла пара скрещенных крестьянских кос.
– Я слишком часто видала Незваного, заглядывавшего чрез чужое плечо и ждущего своего часа, чтобы он мог меня застращать, – с достоинством произнесла гадалка.
– Прощай же. – И мужчина выскользнул в ночь за полог шатра.
– Своими руками ты меняешь свое будущее, – еле слышно сорвалось с губ прорицательницы, но некому ее уже было услышать.
Выйдя под моросящий дождь, мужчина кивнул одному из телохранителей, и тот тихо, как ночная тень, скользнул меж занавесками шатра. Запоздалый же клиент предсказательницы поправил плащ, вскочил на лошадь и без спешки устремил скакуна к выходу с ярмарочной площади. Погрузившись в свои мрачные и тревожные думы, которым вторили удары капель, всадник двинулся вдоль покинутых людьми палаток, пустых лавок и оставленных снарядов жонглеров и акробатов. На почтительном расстоянии за ним следовал второй страж.
Они не успели далеко отъехать, когда из шатра выскользнул телохранитель, на ходу обтирая лезвие клинка платком, ранее накрывавшим стеклянный шар гадалки. Вложив короткий меч в ножны под плащом, страж оглянулся, обводя хватким взглядом обезлюдевшую площадь, и двинулся к своей лошади, покорно ждущей у коновязи.
И вдруг телохранитель с вырвавшейся с губ бранью неуклюже растянулся на земле, словно некто наградил его пинком изрядной силы. Еще падая, страж выхватил из ножен клинок, но отточенное лезвие лишь рассекло пару дождевых капель.
Привлеченные руганью, оба всадника замерли, но телохранитель, поднявшись, успокаивающе вскинул руку и вскочил на коня. Однако по пути к выходу с ярмарки страж еще не раз оглянулся в тщетных попытках узреть невидимое.
Никто не заметил их отбытия. Лишь глаз с треугольным зрачком с вывески над шатром гадалки насмешливо поглядывал вслед всадникам, пока все трое не скрылись за дождевой завесой.
Междупутье. Равнина Вольных Городов
Полночь. Темная улочка, скованная домами, напоминала ущелье. Одно из тех злачных мест на окраине, куда ночная стража не направит по своей воле казенные башмаки, а жильцы, услышав крики, лишь плотнее захлопнут тяжелые ставни.
Одинокий фонарь доблестно исполнял свой долг, освещая горящим кристаллом небольшой проулок. Пара бродячих псов, что, рыча, копошились над кучей мусора, внезапно встрепенулась и скрылась в темноте. Через мгновение распахнулась дверь в полуподвальное помещение, и по проулку разнеслась приглушенная хаотичная музыка, звон стекла и хриплые разгульные голоса.
Здесь располагалось ночное заведение из тех, мимо которых днем проходят, брезгливо поморщив нос. Сюда ближе к сумеркам слеталась беззаботная молодежь, предпочитавшие оставаться в тени личности, что пытались на них заработать, а также другие жители города, желавшие утолить злость и похоть, ненависть и зависть в грохоте музыки, в смеси алкогольных паров, наркотических снадобий и запретной магии в окружении незнакомых лиц.
Из полумрака подвала в проулок выскользнула парочка, поддерживая друг друга в сладостных объятиях. Невысокая, хорошо сложенная девушка в облегающем темном платье без рукавов, с обильной шнуровкой. Ее каштановые волосы еще чудом держались в пышных узлах, длинная юбка скрывала изящные ноги, а по спине и чуть ниже откровенно скользили руки спутника.
– Да-да, так он и сказал, – чуть пошатываясь, рассмеялась девушка.
Губы парня скользнули по ее шее, но, когда он опустился чересчур низко, она его игриво оттолкнула.
– Что-то ты совсем разошелся, – но в голосе ее слышалось поощрение.
– Такие уж мы, дети ночи, – длинные темные волосы обрамляли его бледное аристократическое лицо, облегающий темный сюртук усеивал ряд модных застежек из кожи.
– Звучит как затасканная фраза из дешевого бульварного романа, – фыркнула девушка. В глазах парня, полных страстного предвкушения, мелькнула злость. – Да и с чего мне верить, что ты один из настоящих? Сейчас каждый горазд прихвастнуть перед дамой, лишь бы наполнить ее бокал, а на утро – пфи, и перед тобой обычный подонок.
– Я могу показать тебе краски ночи…
– Этой ночи осталось-то с птичий нос, – оборвала его в очередной раз девушка, задумчиво покачиваясь на каблуках. – Во, придумала, клыки показывай!
– Все должно было пойти не так, – злостью он явно попытался скрыть нервозность. Быстро взглянув по сторонам, парень убедился в отсутствии непрошеных свидетелей в тихом пустом проулке. – Ну хорошо же.
Он чуть отступил от спутницы и оскалил верхнюю губу, обнажив клык сантиметра на полтора длиннее соседних резцов. Ноздри парня расширились, словно у дикого зверя, что учуял близость добычи, а грудь начала бурно вздыматься. Он порывисто шагнул навстречу девушке, но тут его спутница неловко оступилась и припала на колени. А в следующий миг на ребра парня обрушился сильный удар, и он влетел спиной в стену дома, сбив слой старой облицовки. Узкий серебряный кинжал оцарапал его гортань, не давая даже сглотнуть без риска для жизни.
– Ублюдочная тварь, мерзкая отрыжка северных лесов, – пьяные нотки в голосе девушки улетучились.
– Сударыня, – руки парня безвольно упали вдоль туловища, и он сполз по стене вниз настолько, насколько позволяло лезвие. – Я что ни на есть самый обычный человек. Эти клыки – лишь гипсовый слепок, чтобы дамочек привлекать, – он попытался хмыкнуть, издав на деле плаксивый стон. – Я не хотел никого обидеть, миледи. Это же так стильно – прикидываться ночными тварями, носить темные одежды и разглагольствовать.
– А ты всего лишь жалкий моднявый нытик, – медленно и презрительно процедила девушка.
– Да, так и есть… прошу вас, госпожа… отпустите меня…
Кинжал отдернулся от горла парня и единым слитным движением скользнул в ножны на ее лодыжке. Девушка повернулась и пошла по проулку.
– А ты знаешь, я почти поверила тебе, – она даже не повернула головы в его сторону, медленно идя по проулку к улице. Пальцы ее левой руки стянули с правого запястья браслет.
Парень стоял все там же, привалившись к облупившейся стене дома, и дыхание его становилось все более беспорядочным и поверхностным.
– Потливость? Головокружение? Слабость в ногах? Диагноз: отравление серебром. Лечение: смерть.
– Что ты со мной сделала, стерва? – прохрипел он, хватаясь за горло.
– Раствор серебра на коже и в помаде, – браслет сложился в полоску металла с четырьмя отверстиями для пальцев. – Но недостаточно концентрированный, чтобы ты не почувствовал его сразу, до того как он попадет в ту мерзкую жижу, что течет по твоим венам.
За спиной девушки разнесся хриплый крик ярости. Она же считала про себя свои шаги.
– Длина зуба сорок три миллиметра. Расстояние между клыками и расположение бороздок на них сходятся с характером ран, обнаруженными на телах двух девушек, – кастет плотно осел на ее изящных пальцах. Из волос была вынута пара длинных деревянных шпилек, удерживавших доселе пышные локоны на месте. – Ты думал, что ваши старшие оставят без внимания, что какой-то дикарь нарушает все договоры? – Шпильки скользнули в свои пазы на кастете. – Скажу честно, мне одинаково противны и твари вроде тебя, и те кровососы, что соблюдают придуманные законы. Но за них мне не заплатили, а вот за тебя…
Развернувшись, девушка с силой вогнала руку в бросившегося на нее из темноты кровососа. Острые и узкие, как спицы, шпильки вонзились в плоть, достигнув мертвого сердца, и из оскаленной в паре сантиметров от нее пасти вырвался последний хрип. Резко вывернув руку, девушка с треском обломала застрявшие в груди вампира деревяшки.
– Где те ночные монстры, которых боялись дети и взрослые? Те, о ком рассказывали страшилки у костра? – Уже окончательно безжизненное тело перед ней завалилось на мостовую. – Теперь вас считают какими-то странными больными. Вы достойны презрения, а не страха.
Кинжал вспорол неудобную юбку, оголив точеную ножку, и вернулся в ножны. Жаль, некому было похотливо присвистнуть в безлюдном проулке.
– Хотя ты и был просто больным. Ни ума, ни реакции, ни силы настоящего кровососа, легкая добыча, – скривившись, девушка схватила вампира за переднюю конечность и с натугой потащила из проулка. Тело застревало на выступавших камнях и плюхалось по застоявшимся лужам дождевой воды и жидких отходов города. – Надеюсь, я тебя не притомила болтовней.
Дотащив дохлого вампира до улицы, девушка устало потянулась и оглянулась на нависшие над горизонтом облака, что уже светлели в преддверии утра. Как только первые лучи жаркого солнца коснутся брошенного трупа, он иссохнет, как иссыхают мокрицы, что обитают под камнями. И таким его найдут горожане. Примерившись, она ловким ударом каблука выбила верхний клык. В доказательство заказчику.
Легкий далекий хлопок тетивы – и с сочным чмоканьем в труп впился короткий арбалетный болт. Девушка, не раздумывая, молниеносно скользнула, словно змея в норку, в проулок и уже оттуда с кинжалом в руке осмотрелась. Судя по наклону глубоко засевшего дротика, стреляли с крыши соседнего дома.
Она прождала с пять минут, но тени на чердаках и выше остались лишь тенями. Наконец, помедлив, все еще на взводе, девушка вернулась к трупу.
К арбалетному болту черной веревкой оказался примотан сложенный листок бумаги. Один взмах отточенного клинка освободил послание.
На дорогом пергаменте аккуратным почерком была оставлена короткая записка.
«Миледи, прошу оказать мне честь и почтить своим присутствием осенние торжества в долине Карамуреш».
Дикие Земли. Далеко за северными границами Ордена
Порыв холодного, пронизывающего ветра, что обычно предвещает раннюю зиму, хлестнул по калитке. Несмазанные петли жалобно заскрипели, но начавшую подгнивать деревянную створку остановила латная перчатка.
Под широкими, обитыми металлом ботинками земля глубоко проседала, и на ней оставались четкие рифленые следы. Выше подошвы и до самой макушки воитель был закован в механический доспех. Толстенные полосы, соединенные почти невидимыми сочленениями, нагрудные пластины и наплечники – все тело покрывал сантиметровый слой металла. Под закаленной магией сталью вдоль рук и ног располагались поршни, шестеренки, шланги, гидроприводы, а за спиной негромко гудел компактный паровой двигатель, что приводил всю махину в движение.
Шлем с узкой прорезью, защищенной прозрачной пластиной, медленно повернулся, осматривая небольшую делянку. По центру расчищенной от вековых деревьев и окруженной невысокой изгородью поляны поднимался холмик землянки, рядом расположилась крытая конюшня и крошечный загон для скота. Очередные искатели сокровищ Севера, что двинулись на свой страх и риск в Дикие Земли. Редкие счастливчики, что возвращались назад, действительно могли прожить дальнейшую жизнь, не зная бедности. Но для большинства искателей все их надежды на будущее умирали именно в этих местах. И почившие в могилах могли еще считать себя везунчиками.
На земле валялась пара бесценных шкур серебристого горного кота, разбросанные целебные травы смешались с сорняками, а взломанные ящики обнажили образцы камней и кристаллов. Похоже, искатели успели собрать неплохую добычу и, скорее всего, спорили, стоит ли возвратиться до наступления холодов или же остаться на зимовку и уже по весне сплавиться в людные края.
На изгороди повисли клоки шерсти и остались багровые, почти черные, подтеки. Из конюшни выглядывали ноги мертвой лошади, и то, что их обглодало, попыталось сгрызть даже копыта. Утепленная мхом добротная дверь в землянку держалась на одной петле, а исходивший изнутри смрад будил в памяти картины труповозок, переполненных гниющими мертвецами.
Из крошечных дырочек в броне за шлемом вырвались струи перегретого пара, поршни начали ритмично сокращаться, по трубкам гидропривода устремилась жидкость, заставляя сгибаться сочленения, и рыцарь тяжело зашагал вперед. На перевязи левой руки висел тяжелый осадный щит полтора метра высотой. Обычному солдату пришлось бы с натугой справляться с одним его весом, но усиленную механикой руку щит лишь чуть клонил к земле. Правая же латная перчатка сжимала конец длинного баллона, который волочился по земле и оставлял глубокую канаву в увядшей траве рядом с четкими следами.
Слепни только начали виться над кровавыми отметинами и останками лошади. Нападение случилось не больше суток назад, и твари вряд ли ушли далеко после обильного ужина, набив свои прожорливые утробы. Скорее, они закопались поблизости, чтобы время от времени наведываться к гниющим трупам.
Рыцарь все ближе подходил ко входу в смрадную землянку, обходя обломки ящиков, клетей, вырванные колья ограды и разорванные на клочья тряпки. Что бы ни притаилось поблизости, оно продолжало молчаливо наблюдать за незваным гостем.
От опушки леса к строениям тянулись полосы пожухлой травы. Что-то заставило выносливую северную растительность засохнуть, а ведь буквально через день здесь идут дожди, и в любую ямку за минуту набирается пригоршня мутноватой воды.
«Есть особые твари, трупоеды, что передвигаются под землей в узких, прорытых длинными когтями ходах. Дабы стенки неглубоких туннелей не осыпались, эти бестии смачивают комья земли и камни, как цементом, своей слюной. Но, как и все их нечистое существование, она отравляет все вокруг, заставляя гнить деревья и сохнуть кустарники» (Монстронариум Диких Земель, том третий).
За дверью землянки была наспех свалена грубая мебель. Похоже, услышав треск костей и истошное ржание заживо пожираемой лошади, несчастные попытались скрыться за надежными стенами. Они сгребли весь скарб к входной двери и замерли в ожидании. А затем пол землянки разверзся, отдавая их на расправу ненасытным оскаленным пастям.
Рыцарь остановился в паре шагов от наклонного входа в землянку, где доносившееся зловоние уже невыносимо мутило чувства. Идти вниз значило оказаться в окружении существ, для которых подземный мир и тьма были родной стихией. Но сами на поверхность среди бела дня эти твари просто так не выползут.
Тяжелый баллон упал на землю. Заостренный конец щита вонзился в пожухлую полосу дерна, и, орудуя им, словно простой лопатой, рыцарь начал разгребать почву. Верхний мягкий слой с остатками корешков легко откатился комьями в сторону, обнажая светло-коричневый грунт, утрамбованный почти до каменной плотности. Теперь щит обратился в молот. Один за другим удары тяжелой пластины обрушивались на твердь, пока та не осыпалась вниз, открыв темный провал, смердевший гнилью и разложением.
Подтащив баллон к отверстию, рыцарь с усилием повернул массивный вентиль, и из крана тут же забила струя невидимого газа. Задержав дыхание, воитель осторожно подтащил емкость к провалу, стараясь сам не свалиться вниз. Со щелчком включился механизм отсчета, и баллон рухнул в темноту туннеля.
Гномы веками совершенствовали свое оружие, борясь с многочисленными монстрами, обитающими на подземных тропах. А все лучшее рано или поздно оказывается на вооружении Ордена. Тяжелее воздуха, бесцветный газ начал заполнять извилистые узкие тоннели. Неважно, как далеко они простирались под землей, сколько ответвлений и укромных местечек с залегшими в них тварями.
Рыцарь усмехнулся, представив, как бестии внюхиваются в окружавший их смрад. Сдвинув поудобнее щит, воитель попятился от входа в подземный туннель, выходя на центр поляны. Из ножен мягко потянулось лезвие полуторного меча. Огонь выманит этих тварей на поверхность, но прикончить их так легко не получится. Верный клинок положит конец недостойной даже не жизни, а ее тлетворному подобию, порожденному неподконтрольной магией.
Закрыв глаза, рыцарь ждал. Щит прикрывал левое плечо, гарда вознесенного меча прислонена к груди. Нет, он не молился, вера в богов давно утрачена. Лишь Орден стоит на страже разумных существ, но и не к нему обращены его мысли. Как учили святые отцы, Орден лишь кузница, в которой куется дух и воля. Нельзя думать ни об оставленных друзьях, ни о ждущих его возвращения родных, ни о той, чей лик навеки в его памяти. Иначе клинок может дрогнуть в самый неподходящий момент, или пожалеешь себя и тогда замешкаешься, подумаешь об отступлении, и чужой выпад достанет тебя сквозь броню.
В нем нет ненависти к врагам. Они не виноваты, что их сотворили алчущими тварями. Они лишь частички мироздания, извращенные проклятым колдовством. Без души, без сознания, они сотворены, чтобы нести хаос и погибель. А он лишь каленое железо, которым вселенная выжигает язву на своем теле. И клинок его – орудие порядка… Удар сердца следовал за ударом, стуча как барабан в сгустившейся тишине.
Огненная вспышка пронзила смеженные веки. Пламенная волна, разметав землю, осыпав поляну градом камней и обрушив вниз своды подземных туннелей, прошлась ветвистой огненной молнией по всей делянке. Среди жара вспухавших из-под земли огненных облаков замелькали воющие тени. Одна, вторая… полдюжины… да сколько же их выбралось на эту крошечную полянку?
Лезвие меча обрушилось сверху вниз на ринувшуюся к ногам пылающую мерзость. Обугленный череп с заостренными клыками, жаждавшими вонзиться в плоть, развалился на две залитые черной жижей половинки. Кромсая броню, в плечо вцепилась другая тварь. Размером с крупную обезьяну, но сильнее и проворнее. Запах короткой паленой шерсти, дикое визжание, брызжущая темная слюна и мелькающие загнутые когти.
Рукоятка меча, налетев на протянутую конечность, сокрушила кости, щит встретил другую кинувшуюся тварь, и ее клыки бессильно заскребли по зеркально гладкой поверхности. Но все новые тлетворные порождения треклятой магии бросались на него, и скоро гибкие сочленения лат будут перегрызены, трубки с жидкостями разорваны, разломаны поршни и механизмы доспеха, и они просто задавят его массой.
Отточенный клинок покрылся мельчайшими зазубринами и уже не рассекал бритвенным лезвием темную плоть и оскаленные морды, а резал подобно пиле, с трудом пронзая плотную шкуру. Мышцы, даже усиленные механикой доспехов, наливались губительной усталостью, все медленнее и медленнее разбрасывая сокрушающими ударами стаю воющих тварей. Но и из объятых пламенем тоннелей уже перестало вырываться подкрепление. Он выманил весь жуткий выводок подземных тварей. Пора.
Отпустив меч, застрявший в месиве из копошащихся тел, рыцарь выхватил с крепления на бедре короткий стержень. Вверх, к облачному покрову, устремилась желтая вспышка. И, как только золотистая звезда воспарила над лесом, тотчас раздался нарастающий гул запущенных что есть силы лопастей двойных винтов. Над недалеким пологом леса вознесся вытянутый корпус ветролета с матовой кабиной, по бокам которой в широких стальных обручах раскручивались винты, приведенные в движение паровыми моторами, что были скрыты пластинами брони в хвосте летательного аппарата. С подвешенных под кабиной орудий сорвались яркие вспышки. И рыцарь приник к земле, расшвыряв последним усилием навалившихся тварей и прикрыв себя стеной щита.
Еще в воздухе выпущенные снаряды обратились в огненные шары, и, достигнув делянки, они растеклись по земле вздымающимся до небес пламенем. Устояв под сметающей все на своем пути ударной волной, рыцарь с трудом удержал щит на плече. Один за другим вокруг вспухали жаркие цветки, расшвыривая горящие останки тварей, пылающие обломки и шрапнель камней. Шерстяная подкладка под доспехами спасла от ожогов нагревшимся металлом, но на лице осталась пара волдырей от шлема, да на ребрах и ногах начали наливаться синяки от разлетевшейся гальки.
Едва стихли утюжившие окрестности удары, рыцарь отбросил потяжелевший, полузасыпанный землей и горящим мусором щит и с усилием привстал с коленей. Ближайшие деревья дрожали, их ветви обгорели, остались лишь обломанные сучья, а листва исчезла напрочь, превратившись в удушливый дым. Перекопанная небесными ударами поляна кое-где еще горела, местами поднимались дымки, а кое-где валялись скорченные разорванные тела трупоедов. Нагнувшись, рыцарь вытащил из-под очередного обугленного трупа свой клинок и смахнул налипший слой земли с затупившегося лезвия.
Исходящая черной жижей конечность конвульсивно поскребла окованный металлом сапог, и клинок тотчас вошел в череп твари, обрывая едва тлевший огонек нечистой жизни. Пару раз глубоко вздохнув и убедившись в отсутствии переломов, рыцарь помахал ветролету, что уже медленно шел на посадку поблизости. Скоро сюда прибудут легковооруженные пехотинцы, чтобы проверить и зачистить окрестности. Не тратя понапрасну времени, воитель медленно двинулся по поляне, изредка делая резкие выпады в шевелящиеся кучи.
Слишком много тварей. Слишком далеко от заброшенных кладбищ, подземных сооружений, крупных пещер и оставленных городов гномов. Что или кто приманил их сюда, собрав в одном месте?
В одном из завалов внимание рыцаря привлек тусклый блеск. Стеклянная бутылка загадочным образом пережила огонь, нападение тварей и воздушную бомбардировку, оставившую глубокие следы даже на его броне.
Внутри склянки болтался кусочек пергамента. Заинтересовавшись, воитель поднес уцелевшую бутылку к матовой прорези забрала.
«Достославный Орден, опора северных земель, приглашается на осенние торжества в долине Карамуреш».
Долина раздора
Карамуреш. «Черный корень» в переводе с глубинного языка. Название реке, а от нее и всей долине дали подземники – за богатые залежи угля и железа в ее верховьях. Согласно полузабытым преданиям, Карамуреш берет свое начало в самой преисподней, и именно оттуда она несет на поверхность свои нечистые воды. Сложно спорить с этими легендами, учитывая сколько нелюди, нежити и прочей нечисти заполонило эти дикие земли.
Издревле природные богатства навлекали неисчислимые беды.
«История дальнего и ближнего Севера», Рамзии К., придворный историк герцога Междупутья
Как можно описать весь мир, если сам стоишь на земле? Ведь кругозор ограничится родной деревенькой, дальним леском да покосившейся колокольней храма или же парой знакомых улиц, магазинчиком и дешевым театром на углу.
Нет, чтобы описать мир, надо вознестись к небесам! Выше стаи перелетных птиц. Выше парящего ястреба, заинтересованного в нелегальной миграции пернатых. Выше отважного изобретателя на воздушном шаре, что в отчаянии вцепился в бортик гондолы, ведь в гениальной рассеянности он забыл продумать безопасное приземление. И, только поднявшись к хрустальному куполу небес и, к сожалению, не обнаружив никакой стеклянной полусферы, мы наконец можем посмотреть вниз.
Огромное море, протянувшееся с северо-востока на юго-запад. И как только не называли его прибрежные жители! В далекой древности, когда аборигены доходили до центра вражеской деревни и устанавливали посреди площади свой тотемный столб, они также учили местных жителей «правильным» названиям их родных гор и морей. Так постепенно все племена привыкли называть этот водоем Узким Морем.
На западе воды Узкого Моря сливаются с необъятными просторами океана. Не будем называть его «море, пожирающее солнце на закате дня», как то племя, которое не умело подбирать красивые и емкие слова, из-за чего, да, может, еще из-за привычки встречать завоевателей гирляндами цветов, просуществовало совсем недолго. Скажем просто: Закатный Океан. Ведь именно так его назвали люди, пришедшие с острыми мечами.
А вот и огромный полуостров, омываемый водами Узкого Моря и Закатного Океана. Именно здесь зародились общины, появились первые возделанные поля, древнейшие профессии, а также нашлись люди, что взяли в руки крепкие палки и приказали остальным построить им каменные дома, да повыше.
Неостановимо бежали века. Деревеньки разрастались до крохотных королевств. Гремели войны. Рождались новые религии. Совершались и тут же забывались великие открытия. В храмах набожные священники творили чудеса именем богов. Безумные алхимики в сотый раз пытались изобрести Философский Камень. А отважные рыцари вершили подвиги на турнирах и отлеживались в замках во время войн. И только терпеливые крестьяне все так же возделывали землю, посматривая на дым от очередного пожара в алхимической мастерской, и совершенно добровольно возводили по выходным храмы, а по будням замковые стены.
Но после эпохи сражений множество забытых в веках королевств слились в три империи. И воевать стало не с кем. Все лишь недружелюбно посматривали за пограничные столбы, но, зная, что в их собственные спины жадно пялятся загребущие соседи, молчаливо ждали. Но с каждым годом в странах росло недовольство затянувшимся перемирием. Знать, так и не дождавшись маленькой победоносной войны в чужом краю, начинала уже подумывать о захвате трона в родных просторах.
И тогда правителей осенила великая идея географических открытий. Все трубадуры разнесли весть о славе и несусветных богатствах, что ожидают путешественников в колдовских краях на севере и востоке от обжитых земель.
Ведь там начинались земли, где водились оборотни и вампиры, порхали драконы и грифоны. А еще там росли, как простые сорняки, чудодейственные травы, водились рога единорогов – на самих единорогах, а глубоко в заброшенных пещерах складировались таинственные артефакты. Хотя обычно эти самые амулеты и зачарованные мечи принадлежали былым незадачливым путникам, чьи кости белели вокруг, но кого это когда-либо останавливало?
Но главное, там существовал Эфир! Этой свободной магической энергии не было в старых землях империй, где все чудеса творились лишь руками достопочтимых священников да с помощью редких артефактов, что годами заряжались в храмах. В далеких краях в руках одаренных одиночек огонь вспыхивал сам, а избранные даже могли ниспослать молнию на вражеские головы. Эфир там можно было буквально черпать прямо из воздуха, никаких тебе громоздких алтарей, беспокойных толп верующих и занудных молитв. Избранные люди, назвавшиеся всевозможными магами, чародеями да окудниками, стали чуть ближе к божествам.
Жители полуострова называли свои страны Высшей Дугой, хотя годы спустя неблагодарные переселенцы прозвали их Нулевой. Ближайшие же колдовские земли на востоке и севере нарекли Первой Дугой. Первой, потому что за ней оказалась Вторая, где магия, на удивление, была еще сильнее! Там от рук незадачливых волшебников порой загорались леса или начинались сильнейшие грозы с повальным ветром и градом.
Именно во Второй Дуге первые экспедиции людей встретили отважных путешественников из государств эльфов, гномов и прочих. Хотя некоторые нелюди, к примеру огры, не отправляли никуда экспедиций, ведь их полностью устраивали собственные пещеры.
Последовал бурным обмен грошовых стеклянных бус на булыжники с соседней горы и охапки красивых древесных листочков. Преодолев языковые барьеры, путешественники подписали бумаги, полные красноречивых слов о вечной дружбе и добрососедстве, скрепив их красочными печатями.
Но, как всегда бывает, кто-то презрительно отозвался о чужом священном камне, кто-то с усмешкой обронил фразочку о волосатых ногах главной жены посла, а кое-кто не рассмеялся в ответ на уморительную шутку. И вспыхнули войны всех против всех. И не простые и привычные, когда люди из одной деревни выходили с вилами и рогатинами против жителей соседнего села. А войны людей против эльфов, гномов против орков и даже воспетая бардами «Великая битва семи воинств при Замковой Скале против большого серого гоблина».
Первые эпохальные битвы отгремели и сменились редкими стычками. Все уже забыли неудачную шутку, жена посла изменила ему со знахарем, а святой камень исчез при обвале пивоварни. Но все продолжали точить зубы, клинки и когти на соседей просто потому, что привыкли. Ведь так делали еще их отцы и деды, а старших надо уважать! Да и ради благословения и наследства стоит отрезать пару чужих ушей и привезти домой чужеземный выщербленный топор или кубок из чьего-то черепа.
Но однажды один предприимчивый купец основал посреди Первой Дуги крошечный рынок. Здесь желающие могли купить желанный боевой трофей и со спокойной душой отправиться к себе домой, дабы просиживать целые дни за кружкой с сотней историй в запасе о своих боевых подвигах.
Постепенно вокруг рынка вырастал городок. Нередко войны ненадолго затихали, и нервные эльфы, недоверчивые гномы и жадные люди шли сражаться в торговых баталиях на рынке, используя уже не столько клинки и стрелы, сколько деньги и связи. И уже не за рудники, луга и водоемы они дрались, а за слитки мифрила и адамантия, бревна зачарованной древесины и печень дракона.
Не успели правители империй моргнуть глазом, как вся Первая Дуга оказалась усеяна городками. Их население, состоявшее из бывших сорвиголов, беглецов и преступников, не желало преклонять колени перед неизвестными мужиками и дамами с длинными титулами на стульях, покрытых золотой фольгой. Вольные Города. Именно здесь, по легенде, зародились налоги, появился первый банк, выдавший ссуды под грабительские проценты, и исподтишка сунули первую в истории взятку.
Бесконечные войны начали мешать торговле. Купцы и банкиры, чье богатство и влияние уже было сопоставимо с королевскими, окончательно потеряли терпение и непрозрачно намекнули правителям, что пора бы и вложить мечи в ножны, да упрятать их в дальние кладовые. Императоры людей, вожди орочьих кланов и Великие Мастера подгорного народа, порядком погрязшие в долгах из-за затяжных баталий, поневоле согласились, хотя поначалу для вида и сохранения репутации и отвергли пару раз предложения о перемирии.
Меж тем магия все больше распространялась в населенных людьми краях. Заряженные платки от простуды, амулеты, вызывающие дождь с вероятностью 146 %, самогреющиеся чаны и вечные фонари, заряда которых хватало на полгода. Колдовство стало товаром и услугой. Но техническим прогресс оно затормозило. Кому нужны эксперименты с громадными паровыми котлами или летающие змеи-громоотводы, когда все то же самое можно получить куда проще с помощью Эфира? Гениальные научные изобретения оставались лишь любопытными игрушками.
Первая Дуга заселялась все плотнее. Единороги остались только в зверинцах, вампиры переселились в города, разумная нежить торговала в лавках. Человек пришел – и чудеса начали уходить. Дальше на север и восток. Теперь именно туда потянулись герои и искатели приключений, на свою голову. Но там балом правили уже не купцы, короли и жрецы, а могущественные чародеи. И зачастую у волшебников любовь к уединению после долгих лет в одиночестве мало-помалу перерастала в ненависть к пришлым, что внаглую вырубали волшебные деревья прямо под окнами их спален и устраивали шумные гулянки.
Истории о превращенных в лягушек крестьянах стали звучать все чаще, хотя стоит заметить, документально так ни одного волшебного пруда с зачарованными жабами найдено и не было. Все громче раздавались боязливые шепотки, призывающие к контролю над чудаками с волшебными палочками. Всеобщее немагическое большинство нисколько не устраивали ревизоры из числа кудесников, что зачастую могли лишь пожурить чернокнижника, задумавшего создать очередную Армию Смерти. Однако первые смельчаки, посмевшие заявить об этом в глаза чародеям, имели несчастье обратиться в соляные столбы.
И вот тогда на Севере, посреди безлюдных равнин и горных отрогов, возник Орден. Он вполне мог бы повторить судьбу тех многочисленных кружков по интересам в десяток членов, чьими высшими достижениями остались листовки с громкими призывами да показательное сожжение полоумной старухи, обвиненной в колдовстве. Но среди основателей Ордена оказались умельцы, взявшиеся за физическую механику и непонятную магию и создавшие уникальный симбиоз этих двух совершенно противоположных сфер.
По всему континенту начали расползаться необычные механизмы. Прогресс, долго топтавшийся в топях колдовства, понесся вскачь. Магия, доселе доступная лишь избранным, оказалась в руках большинства. И пусть они даже не подозревали, как работает тот или иной механизм, но ведь и сами маги до сих пор не познали до конца причину волшебства. Великие кудесники, недосягаемые в своей мощи и таинственности, перестали вдруг отличаться от людей, затаивших на них зуб или клык. Теперь простолюдин, могущий в любой момент щелкнуть переключателем на магосхеме и зажечь огонек под котлом, стал сам себе волшебником. И страх перед чародеями начал таять.
Все гениальные идеи куются в кузнице войны. Многотонные паровые танки изрыгали снаряды и давили повстанцев в жарких пустынях. Бронированные машины прикрывали крупнокалиберными турелями тяжелую пехоту в механических латах, идущую под штандартами Ордена на штурм ледяных крепостей. Винтокрылые машины, поддерживаемые заклятиями левитации в воздухе, выжигали огнем джунгли с затаившимися в них монстрами.
На Севере взвились стяги над Цитаделью: «Гармония. Равенство. Контроль над Эфиром». На Востоке же, вокруг парящих Заоблачных Городов, собирались одаренные магическом силой, жаждущие истинной свободы – свободы от всего.
Старые империи и кланы, разобщенные полисы Равнины Вольных Городов, Конфедерация – весь мир замер в ожидании новой всеобщей войны. Уже не одного племени с другим. Не одной расы с другими народами. Войны Идей. Магии против механики. Но Орден так и не начал войну. Армии и громадные летающие корабли замерли в тени крепостей на Севере, приняв доктрину о невмешательстве в дела стран и народов.
С той поры минули десятилетия. Не знающие поражения войска Ордена участвовали во всех военных конфликтах на континенте. Поражали монстров, устраняли чокнувшихся магов и гасили в зародыше восстания, получая в уплату золотые горы местных правителей. Купцам и магнатам Вольных Городов пришлось потесниться на вершине торгового Олимпа, ведь богатство Севера оседало в казне братьев-капитуляриев, а устаревшее оружие рыцарей сбывалось желающим по всему континенту. И Орден все так же, как и десятилетия назад, охотился за светлыми умами и работящими руками, не делая различия между расами, полами или вероисповеданиями.
Но затаивший дыхание мир уже не мог непринужденно выдохнуть. Пусть притихшая, война незримым призраком нависла над континентом. Ожидая искры, что зажжет неодолимое пламя всеобщей борьбы…
– Бла-бла-бла, – испачканные типографскими чернилами заскорузлые пальцы скомкали листок и швырнули в корзину для бумаг.
Гном, сидящий за невысоким, ему впору, засыпанным бумагами канцелярским столом, удрученно вздохнул.
– И ты наивно вообразил, что эту историческую муть кто-то издаст? Только если помрет очередной император Западной Империи, и в его честь закажут многотомный фолиант! – Подземник скептически уставился на парня, нервно перебиравшего поля фетровой шляпы. – Сегодня история одна, завтра другая, молодой человек. Не успеет типографская машина заработать, как уже все изменится. Но ты не безнадежен. Чуток поменяем сюжет, и выйдет отлично.
Гном задумчиво поджал губы и откинулся на кожаную спинку кресла.
– Для начала добавим в твою книгу знойную красотку. Буфера, волосы до пупка и все такое. – Подземник очертил в воздухе округлые песочные часы. – Пусть она до одури влюбится, значится, одновременно в вампира и оборотня. И вот эта дуреха весь роман никак не может выбрать из них самого уравновешенного, который, значится, не сожрет ее в первую же брачную ночь.
– Но это уже было у… – робко пробормотал парень.
– Да какая разница, читатель прочел и тут же забыл, – махнул рукой гном. – А происходит все в Халифате. Кругом пустыня, верблюды. И тут внезапно начинается гражданская война между кочевниками с солончаков и бедуинами с такыров. Бум! Бам! Стрельба! Погоня!
Парень поморщился и поглядел в сторону бумажной корзины.
– А деваху похищает огромный джинн и тащит ее на самую высокую башню магов! – Разошедшийся гном уже не обращал внимания на юношу. – Тут налетают орденские ветролеты! Битва! Джинн падает с башни, а девку подхватывает на руки эльф-акробат. Который окажется богатым принцем из волшебного леса.
– У лесного народа вроде нет принцев, – вставил парень, шаг за шагом подступая к корзине для бумаг.
– Да кто об этом знает? – фыркнул гном. – И не забудь указать, что все положительные герои обожают бублики Короткопала…
Подземник повернулся в кресле и постучал по плакату с дородной гномихой, уплетавшей за обе щеки громадный крендель.
– …официального спонсора ардасской типографии! – закончил гном. – Вот теперь у тебя в руках настоящая бомба, дружок. И чтоб в конце месяца представил мне рукопись! Эх, молодость. Завидую я тебе, столько идей и полная свобода выбора, не то что в моей юности… Ну же, беги творить! – И, видя, что парень еще переминается с ноги на ногу, подземник повысил тон: – Свободен!
Отвесив пару поклонов, парень выскочил в душную вонь улицы Коробейников. Под залатанным рукавом поношенного сюртука виднелся измятый кончик рукописи.
«А ведь я мог стать приличным токарем или кондитером», – хмыкнул про себя юноша, надвинув на лоб шляпу. Орк-зеленщик прогромыхал мимо своей тележкой. «Хотите вампиров и оборотней? Будут вам приключения!»
Задумчиво уставившись вдаль поверх разношерстных голов, парень зашагал по улице обратно в свою крохотную комнатушку.
«Если повезет, то хозяин не выгонит еще с месяц. Наивный зомбяк все еще надеется получить арендную плату за прошедшие полгода», – тут парень грустно вздохнул.
Но невеселые думы быстро развеялись. Перед мысленным взором заиграли краски далеких земель. Невидимые для остальных, в эти минуты в его разуме вершились великие приключения, гремели битвы, равных которым еще не видел свет, и творились чудеса.
То и дело толкавшие его прохожие и не догадывались, мимо чего проходили, погруженные в свои дела. Только слепой попрошайка на углу внимательно поглядел вслед парню и снисходительно усмехнулся.
В мыслях юноши рождались строки новой книги.
«Только бы успеть донести их до дома, до кособокого стола и полупустой чернильницы, и постараться передать эти невероятные картины на бумаге».
Ардас
Ламинированные страницы меню пестрели картинками с идеальными салатами, филигранно нарезанными закусками и сочными фруктами.
– И крабовый салат, пожалуйста, – добавил Александр, закрывая брошюрку. – И не уносите меню, я выберу что-нибудь еще попозже.
Официант сделал последнюю запись в блокнот и удалился, лавируя между столиками маленького ресторанчика. За окном, обрамленным цветущими растениями, медленно катили в извечной пробке иномарки.
– И это ты называешь свежими яйцами?!
Мир развалился на куски.
В напрасной попытке вернуться назад, в уют и спокойствие сна, Александр втиснулся в подушку и зажмурился сильнее.
– Я увижу здесь свежие яйца, когда у этих отрастут лапы, хвосты и перья и они высидят новые! И я сомневаюсь, что этот запах тухлятины идет только из твоего рта!
– Да когда же вы все заткнетесь? – подключилось к спору высокое сопрано.
Старый добрый… вернее, относительно добрый мир навалился всей своей непосильной тяжестью. Сколько ночей он закрывал глаза с надеждой очнуться в родной кровати. Ну ладно, пусть в вытрезвителе… на операционном столе после наркоза… на худой конец, в палате психбольницы…
Небольшой подвал, хаотично заставленный приволоченными со свалки или внаглую стыренными вещами, мог похвастаться звукоизоляцией канализационной трубы. Хотя вряд ли это волновало его нынешнего владельца, успевшего вдоволь выспаться еще при жизни.
Постаравшись на этот раз не развалить тахту, и так стоявшую одной ножкой в загробном мире кроватей, Александр встал на холодные плиты пола и, зябко поеживаясь, стянул с трехногого стула свою одежду. Полотняная рубашка с непонятным вырезом на груди и дурацкими завязками, шерстяные штаны и добротные ботинки на высокой подошве, чтобы посуху пробраться через все лужи на мостовой. Затем он затянул пояс со множеством отделений – местная замена портмоне и ридикюля. Завалявшиеся в нем мелкие монеты не добавляли ни солидности, ни уверенности в завтрашнем Дне.
Поднявшись по ступеням, Александр распахнул дверь навстречу новому дню. Кивок двум пахнущим сыростью плечистым коротышкам в прорезиненной коже: соседи по подвалам, туннельные гномы, поддерживали подземные коммуникации города в рабочем состоянии – судя по запаху, они возвращались с ночной смены. В углу двора четыре замотанных с головы до пят в грязные тряпки личности человеческих очертаний жарили на углях некое хвостатое животное. Он уже привык не обращать внимания на чужие гастрономические предпочтения, если это самое блюдо не собирались предложить ему. И даже в этом случае по правилам хорошего тона надо было закрыть глаза и представить обычное куриное филе, одновременно быстро заглатывая и нахваливая предложенную снедь.
Пара рывков за проржавевший рычаг колонки, и тазик наполнился ледяной водой. А затем последовал утренний марафет под пристальными взорами пары древних старушек на скамейке и их приятеля, одноглазого деда, развлекавшего вечерами ребятню своими байками. Если хотя бы половина жутких историй старика была правдой, то оставалось только удивляться наличию у древнего ветерана всех остальных частей тела.
Кусок пахнущего химикалиями мыла и опасная бритва. При взгляде на острое лезвие он в очередной раз задумался, не отпустить ли бороду, тем более что здесь половина лиц мужского пола явно брилась и подстригалась тупым топором. Но сегодня был особенный день. Уж лучше порезаться пару раз, чем предстать перед судьей в облике приключенца-оборванца. Грязные и пропотевшие герои редко бывают симпатичны чистеньким и опрятным гражданам.
Тем временем под тенью деревьев посреди дворика визжащая стайка детишек всевозможных оттенков и размеров разыгрывала сражение между Орденом и магами. Грозный же деревянный ящик явно служил им летающей крепостью.
Эх, если бы и в жизни герою, как в сказке, воздавали лишь почести, списывая все огрехи и разрушения. Но нынче ему следовало ожидать вопросов типа: «А кто дал вам право принимать решение за тех горожан, что не желали быть спасенными и надеялись на конец света?.. Ваши действия разрушили постройку, имевшую историческую ценность!.. И разве нельзя было геройствовать на заброшенных пустырях, а не посреди города?.. Если у вас нет денег на адвоката, вам предоставят все двадцать томов по судебному делу и два дня на подготовку к разбирательству».
Меж белоснежных простыней, натянутых для просушки, показался его новый друг и по совместительству офицер-надзиратель.
– Не спится? – По двору бодро шагал скелет. Голые кости прикрывал лишь плащ, наброшенный ради спокойствия «особо впечатлительных особ». – Не боись, суд без тебя не начнут. Буква закона требует, чтобы подсудимый мог сразу признать себя виновным для ускорения процесса.
– Значит, я буду тянуть до последнего, – фыркнул Александр. – У вас тут действует презумпция невиновности?
– Боюсь, нет, так что это тебе придется доказывать, что ты здесь ни при чем, – оскалился улыбкой в тридцать два зуба Сол. – Магистрату куда проще тебя посадить, чем обосновать твою вину.
В полдень не любящий раздавать лишним людям посты бургграф, в роли судьи, прокурора и коллегии присяжных в одном лице, должен был принять решение по его делу. Последнюю пару недель, прошедших с разрушения подземной лаборатории, Александр прожил под надзором Сола, которого приставили к нему в качестве няньки-охранника. А так как бежать в свой родной мир он не смог бы при всем желании, ему даже не выделили законного места в городской тюрьме, выбросив прозябать на улице. Кроме того, оставались еще неулаженные разногласия с Орденом, магами и сотнями жителей Ардаса, что потеряли крышу над головой и теперь искали козла отпущения. Но всем им пришлось занять места в длинной очереди после бургграфа.
– Вот, я тебе обновку притащил. – Пустые глазницы вперились в Александра, а белесые фаланги протянули сверток.
– Надеюсь, меня не посадят еще и за соучастие в воровстве? – Александр с подозрением принял подарок.
От костяка можно было ожидать любого троянского коня. Не со зла, а лишь хохмы ради.
– Тяжесть совершенных тобой злодеяний и так перевесит любую кражу, – усмехнулся Сол. – Десятки обесчещенных женщин, разрушенные кабаки, сожженные деревни и разграбленные храмы, пропитые в борделях бесценные сокровища и украденные могущественные артефакты. А также поруганное достоинство невинных дев, – костяк задумчиво почесал череп. – Или я об этом уже упоминал?
– А в обвинении не уточнялось, что мне в этом помогала парочка приятелей?
– Признание, что ты состоял на тот момент в организованной преступной группировке, лишь усугубит твою вину, так что на твоем месте я бы смолчал, – осклабился скелет.
Под оберточной бумагой оказалась новехонькая куртка из серой шерсти, с кожаными нашивками на плечах и локтях.
– Даже если тебя и приговорят к повешению, то хоть будет в чем висеть, – заключил Сол.
Личных вещей у Александра так и не появилось, так что сборы не затянулись, и в скорости он вместе с костяком уже проталкивался в толпе по одной из многочисленных улочек, что вились от окраин к центру Ардаса.
Первые этажи зданий занимали лавки с наваленными товарами, за которыми зорко присматривали их владельцы вместе с воришками, мелкие магазинчики пестрели вывесками, из открытых дверей забегаловок доносились завлекающие запахи. Меж кирпичными стенами, ящиками и бочками громыхали повозки, орали возницы. Суетились торговцы, свято верившие, будто внезапно выпрыгнув из-за угла и сунув под нос свой товар, они наверняка его сбудут. Бережно сжимали тугие кошельки прохожие, пока их невзначай не толкал карманник, ругались остановившиеся передохнуть прямо посреди улочки счастливые обладатели крупногабаритных товаров. Воздух полнился пожароопасными искрами из кузницы, сражались за превосходство ароматы двух соседних пекарен, а бурые облака выползали из выбитых окон алхимической лавки, которую в спешке покидали покупатели, попутно захватив пару-другую снадобий, несмотря на истошные крики продавца с дымящейся бородой.
– Покайтесь, пока не поздно! Вас ждет вечное прозябание в преисподней, если не замолите свои грехи! Конец света уже близок! – надрывался стоявший на ящике старец в запыленном халате. – Темный Мессия уже среди нас, по следам его следуют страх, чума и разрушения!
– За последний десяток лет мы пережили уже два обещанных, но так и не состоявшихся потопа, три конца света и одно глобальное потемнение, – фыркнул скелет. – Единственное, чему на самом деле пришел конец, так это сбережениям дураков, поверивших в завывания пророков.
– Так, может, именно эти раскаявшиеся грешники и спасают мир раз за разом? – улыбнулся Александр.
– Разве что боги устроили ремонт небесных чертогов для последнего суда, и им все никак не хватает средств на облицовку из золотых кирпичей. – Сол чуть приотстал и вгляделся в соседний проулок. – Ты подожди меня тут. Я мигом.
Проследив пару секунд за канувшим в людскую трясину скелетом, Александр скучающе побрел вдоль прилавков. Он даже не заметил, откуда перед ним выскочила старушка – настоящий божий одуванчик в цветастом кокошнике.
В тот же миг ему под ноги рухнул и разлетелся мелкими осколками стеклянный шарик под немузыкальный аккомпанемент вскрика.
– Ах, мои боги! – запричитала старушка, заламывая руки. – Это же семейная реликвия, единственная возможность оплатить мои долги!
Александр растерянно замер, и тут же буквально из-под земли рядом с ним вырос косматый детина под два метра ростом.
– Матушка, что случилось? – проголосил бугай. – Кто вас обидел?