Отпуск с папой Хельдт Дора
Мама всегда улавливала полутона.
– Встречалась с Йоханном Тиссом.
– Это папин брачный аферист?
– Ага.
– И?
– Прекрасно.
– В таком случае тебе надо серьезно поговорить с отцом, он мне сообщил, что у них сегодня вечером конспиративная встреча. Этот молодой человек, Гилберт или Гизельхер…
– Гизберт фон Майер.
– Точно. Якобы у него уже есть доказательства, и завтра они хотят его прихлопнуть. Передаю дословно. Надеюсь, Хайнц не опозорится. Ты же знаешь, как он себя ведет, если в чем-то уверен.
– Да, это известно.
– Тогда поговори с ним. А самое лучшее – сразу представь ему молодого человека.
– И папа его тут же прикончит.
– Что за ерунда! Ты всегда преувеличиваешь! Это в тебе не от меня. Ой, идет мой милый физиотерапевт, мне нужно заниматься. Удачи тебе в уборке, и до скорого.
Перед тем как вернуться в пивную, я проверила свой мобильный. Ничего. Йоханн не ответил на мою эсэмэску. Может, на пляже нет сигнала. Но он ведь тоже мог бы показать, что скучает. После первой ночи так полагается.
– Кристина, подожди!
Я обернулась и увидела Гезу, она спрыгнула с велосипеда и уронила его на землю.
– Выкуришь со мной сигарету?
– Мне нужно идти работать.
– Да ладно, я тебе помогу. Вместе сделаем на раз. А где Хайнц?
Я не очень понимала, что ей, собственно, надо. Лицо у нее раскраснелось, волосы были небрежно заплетены в косички.
– Что-то случилось?
Геза отвела глаза.
– Нет-нет, я занималась спортом. Просто хочу выкурить сигаретку и чего-нибудь выпить, прежде чем мы отправимся махать шваброй. Пойдем, всего десять минут в плетеном кресле.
Я осторожно заглянула в окно. Онно стоял на стремянке, Калли подавал ему шурупы, папа с Карстеном сидели рядом за стойкой и что-то рисовали на листе бумаги. Наверное, составляли схему для сборщиков мебели, ничего общего не имеющую с эскизами Нильса.
– Я иду.
Геза принесла из кухни два стакана и бутылку воды и села рядом со мной. Вид у нее был взвинченный, она то и дело бросала на меня косые взгляды, но ничего не говорила. Наконец я потеряла терпение.
– Геза, в чем дело?
Она сглотнула и прикурила сигарету.
– Я два раза в неделю хожу заниматься спортом в «Георгсхёе», я тебе говорила?
– Нет, и что?
– Там большой оздоровительный комплекс. А я член клуба. Сначала занимаюсь фитнесом, потом иду в сауну. Это здорово.
– Да, прекрасно.
Она выпила воду, аккуратно отвинтила крышку у бутылки и снова наполнила стакан. Потом опять завинтила крышку и посмотрела на меня. Молча.
– Геза! И что?
– Я там встретила Гизберта фон Майера. Он сидел на террасе в кепке и солнечных очках и следил за Йоханном Тиссом.
Я положила руку ей на колено.
– И что дальше? Ты же знаешь, какой он идиот. – И вдруг осознала ее слова. – Йоханн? В «Георгс-хёе»?
– Да, он тоже там был, – сдавленно произнесла Геза.
Я погладила ее по ноге.
– Он поехал на пляж. Наверное, проголодался или захотел пить, вот и пошел туда.
Но почему он тогда не ответил на мою эсэмэску? В отеле ведь сигнал есть.
– Ах, Кристина, я ведь тоже думала, что Хайнц с Гизбертом свихнулись, но Йоханн Тисс был в ресторане со старой дамой, по виду очень богатой и влюбленной в него по уши. Она его все время трогала.
Голова налилась свинцовой тяжестью.
– Трогала?
– Брала за руку, гладила по щеке, все по полной программе. Ах, Кристина, мне так жаль.
– А он?
– Что – он?
– Что делал Йоханн Тисс?
– Улыбался. И поцеловал ее перед уходом.
– Ты уверена?
Геза печально кивнула:
– Да. А Гизберт фон Майер все сфотографировал на свой телефон.
– Этому должно быть какое-то нормальное объяснение.
«Успокойся», – подумала я.
– Точно. – Геза огорченно потушила сигарету. – Наверняка. Ах, Кристина, мне он кажется таким симпатичным, я вообще не могла себе представить, что Хайнц с Гизбертом правы, но все это было так однозначно…
Она расстроенно на меня посмотрела. Я постаралась скрыть волнение.
– Пойдем, Геза, пора начинать уборку.
Папа приучил меня к дисциплине.
Все свои мысли я загнала в деревянные доски пола. Ни папа, ни остальная его шайка даже головы не подняли, когда мы с Гезой ввалились в пивную с ведрами и швабрами. Только от Карстена мы услышали радостное «А, бригада уборщиц!».
Я сразу поняла, чем так сосредоточенно занимался отец. У него не было ни капли пространственного воображения, поэтому он всегда рисовал мебель на миллиметровой бумаге, вырезал ее, а потом раскладывал на плане комнаты соответствующего масштаба. И занимался этим часами без устали. Вся мебель моих родителей лежала рассортированная в коробках из-под конфет, и прежде чем мама начинала перестановку, Хайнц проводил репетицию. А мама любила делать перестановки.
Пока папа, прищурившись, передвигал по плану пивной предметы интерьера, помогая себе кончиком языка, я отжала тряпку и начала оттирать углы. Геза время от времени посматривала на меня, наверное, вспомнив, что в старые времена гонцу, приносившему дурные вести, отрубали голову. Ко всему прочему мой телефон молчал. Когда я проходила мимо стойки, чтобы сменить воду в ведре, под ноги мне упал клочок бумаги. «Кресло/кожаное/красное». Мы с папой одновременно нагнулись за ним и стукнулись головами.
– А-а-а! Кристина!
Я с закрытыми глазами потерла висок и почувствовала, как папа указательным пальцем поднимает за подбородок мою голову.
– Что случилось?
Из глаз брызнули слезы, я отвернулась.
– Ничего. Все в порядке. Извини.
– Но что-то случилось…
– Я их получил! – Гизберт влетел в пивную, как затравленный кролик. – Фото с доказательствами. Да, да, да!
Он встал посреди зала, задрал голову и вытянул к потолку тонкие ручонки. Может, он и чувствовал себя в этот момент терминатором, но выглядел при этом как обычно.
Папа неохотно отвел от меня взгляд и подошел к мастеру сыска.
– Дай посмотреть.
Гизберт широким жестом вытащил из кармана рубахи телефон и, словно кубок, поднял вверх.
– Вот преступник на месте преступления во время совершения своего преступного деяния.
Геза медленно поднялась с колен и бросила на меня испуганный взгляд. Гизберт тоже посмотрел на меня, но торжествующе:
– Вот, Кристина, вот доказательство. Ты, с твоей доверчивостью…
Вообще-то ничего я знать не хотела, никаких доказательств. Но все-таки подошла к нему и остановилась в ожидании. ГфМ нажимал на кнопки телефона.
– Погоди, как же это? В меню, теперь настройки, нет… – Его пальцы беспорядочно двигались. – Сначала «другие настройки», теперь «ввод», нет. Ах нет, назад, теперь…
На шее у него опять появились лихорадочные пятна. Калли, Хайнц, Карстен и Геза столпились вокруг нас.
– Это новый мобильник, и я еще не очень с ним…
Папа протянул руку. Во мне затеплилась надежда. Стоит ему взять телефон, как все фотографии оказываются стерты. Я подтолкнула отца поближе к Гизберту.
– Нет, погоди, вот, нашел. Меню… Галерея… Фото… Вот, пожалуйста. Вот они!
Облегченно вздохнув, он поднес к моему лицу дисплей, я, замерев, на него посмотрела. Йоханн улыбался даме лет семидесяти. На второй фотографии она ерошила ему волосы. Третий снимок демонстрировал, как он наклоняется для поцелуя.
– Да, отлично. Отличное качество. Классная камера.
Я отвела руку Гизберта и подумала, почему это люди, находясь в шоке, болтают всякие глупости. И пока остальные как коршуны набросились на его телефон, он пошел за мной.
– Ну и? Это ведь он, этот Тисс, правда? Который казался тебе таким замечательным? Я ни с кем его не перепутал?
– Нет, это он. Прости, нам тут еще кое-что надо сделать.
Я собралась и королевской поступью направилась к своему ведру. Ко мне подошел папа.
– Скажи, ребенок…
– Да? – Никогда в жизни я не отжимала тряпку так тщательно. Мне даже пришлось ее снова намочить. – Что?
– Ты ведь нам не верила, да?
– В чем?
– Ну, что с этим типом что-то не так.
– Теперь я это увидела. Можешь оставить при себе свое «я же тебе говорил».
– Да я не это хотел сказать. Он с тобой… я имею в виду, он тебе… ну, как это?…
– Папа, можешь не переживать, я уже двадцать восемь лет как не девственница, и мы с ним не помолвлены. Что теперь? Будем болтать или займемся делом?
Он грустно посмотрел на меня:
– Ах, Тина…
И выпрямил спину.
– Если он думает, что это сойдет ему с рук, то ошибается. Ох ему мало не покажется, ох не покажется! Гизберт, нам надо поговорить. Калли, Карстен, я схожу за пивом. Гизберт, помоги мне принести.
Следующие десять минут я лихорадочно пыталась найти какие-нибудь безобидные объяснения случившемуся, но в голову так ничего и не пришло. И все-таки надо объясниться с Йоханном, раз уж есть возможность улизнуть, надо отправиться на его поиски. Хайнц прав, Нордерней – маленький остров.
Дверь распахнулась. Ханнелора и Мехтхильда в фиолетовых спортивных костюмах, с шапочками в тон и в белых кроссовках ворвались в пивную и в возбуждении остановились у стойки.
– Кристиена! – Мехтхильда всегда произносила мое имя с «ие». – В голове не укладывается, Гизберт нам все рассказал. Что вы об этом думаете?
Я думала, не швырнуть ли в нее тряпкой, броском от бедра, как в гандболе, и промолчала. К тому же заговорил Гизберт, вошедший в пивную раньше отца:
– А-а, вы уже здесь. Хайнц, я сообщил дамам результат нашей слежки. И у них родилась великолепная идея.
Он сиял, как масленый блин. Ханнелора Клюпперсберг раскачивалась на носках и чуть не лопалась от нетерпения.
– Да, мы подсунем ему приманку.
Карстен поперхнулся, Калли закашлялся, а я резко встала.
– Папа, мне нужно сходить домой за каплями. И я хочу полежать.
– Да, хорошо, – озабоченно кивнул он. – Не торопись, мы все сделаем.
Я быстро пересекла комнату, спеша уйти оттуда и ничего, ничего не знать об их стратегических планах. Перед дверью в квартиру мой телефон зазвонил.
– Это я, Йоханн. Я все время о тебе думаю. Что ты сейчас делаешь?
У меня заныло в желудке. Ледяным голосом я сказала:
– Мне нужно немедленно тебя увидеть. Слышишь? Немедленно! Через десять минут на скамейке у «Молочного бара».
Я отключила мобильный и попыталась привести дыхание в норму.
«У любой дороги есть конец»
М. Розенберг
Я почти бежала, но по спине струился холодный пот. Тяжело дыша, я упала на скамейку и прикрыла глаза от солнца. Я еще не успела толком успокоиться, как передо мной появился Йоханн, улыбаясь, словно в мире все было в полном порядке.
– Ну? Ты тоже плохо справляешься со своей тоской?
Он хотел меня поцеловать, но я отвернулась, и его губы скользнули по моей щеке. Он сел и положил руку на спинку скамейки. Я подвинулась вперед.
– Что случилось?
В его голосе слышалось недоумение. Вот актер. Я села так, чтобы видеть его лицо. Часто по глазам можно понять, лгут тебе или нет.
– Где ты был весь день?
– На пляже, а что?
– Не в «Георгсхёе»?
Йоханн выпрямился и, по-моему, рассердился.
– В чем дело? Вчера мы с тобой говорили, что эта история с брачным аферистом – бред, ты сама смеялась над Гизбертом фон Майером, и вдруг такое недоверие. Я чего-то не знаю?
– Ты был в отеле или нет?
– Да, моя радость, я выпил там кое-что. Это преступление?
Он признался!
– Тебя видели.
Глаза его поблескивали. Секунду подумав, он сказал:
– Не понимаю, с чего вдруг после нашей ночи у тебя так мало доверия ко мне. Зачем ты со мной так?
– Зачем я так? – В голосе появились визгливые ноты, но мне уже было все равно. – И с кем же ты там кое-что выпил?
Йоханн задумчиво на меня посмотрел:
– Ах, Кристина. Я терпеть не могу допросы. Сегодня утром мне показалось, что между нами все как-то иначе.
Наверное, Гизберт мог бы стать соавтором этой фразы, именно так должен был вести себя его брачный аферист. Его уличили, и он пытается перевести стрелки. Но почему у него такие прекрасные глаза? И ресницы…
– Тебя видели, и ты был не один. А мне говорил, что никого тут не знаешь. И поедешь на пляж.
– Очевидно, ваш великий детектив еще одну ситуацию оценил неверно. В слежке он, во всяком случае, не слишком искушен.
– Тогда расскажи мне, что ты здесь делаешь. Почему распиваешь кофе с пожилыми дамами, интересуешься Марлен, почему фотографируешь пансион и все вокруг? Я хочу…
Зазвонил телефон Йоханна. Никаких поползновений ответить на звонок с его стороны не последовало. После трех громких гудков я сказала:
– Ну что же ты, ответь.
Не сводя с меня глаз, он подчинился. Голос в трубке был таким четким, что я слышала все.
– Ты где? Мы должны были встретиться пятнадцать минут назад. Ну иди же, номер сто двадцать шесть.
Йоханн закатил глаза.
– Мышка, сейчас неподходящий момент, спустись в бар, я приду сразу, как только смогу.
Я встала, не дожидаясь, когда он нажмет на отбой. Йоханн схватил меня за руку.
– Это моя тетя.
Он криво улыбнулся, я ужасно разозлилась. Подчеркнуто медленно высвободила руку.
– Знаешь что, Йоханн? Врать я и сама умею. Мне абсолютно все равно, что за игру ты ведешь. Но я к этому отношения иметь не хочу. Лучше уезжай, пока не попался на глаза моему отцу и Гизберту. Или отправляйся в «Георгсхёе», там уж тебя точно примут с распростертыми объятьями. Или поезжай домой, где бы он у тебя ни был.
– Кристина, это смешно. Я могу тебе все объяснить. Но не сейчас.
Ну конечно, нет, ведь его ждет мышка.
– Да пошел ты…
Я повернулась на каблуках и ушла, а он остался стоять где стоял. Когда-то я усвоила, что уходить надо с гордо поднятой головой, оставляя за собой последнее слово. Хотелось только понять, почему все это казалось мне неправильным. И все же я не обернулась и, стиснув зубы, быстро зашагала назад к пансиону.
Окна и двери пивной были открыты настежь. Марианна Розенберг вместе с папой пела песню «Чужой мужчина». Из пивной вышла Доротея с двумя мешками мусора, и я заплакала. Она тут же бросила мешки и подбежала ко мне.
– Что случилось?
Ответить я не могла.
– Твоя мама?
– Мой… папа… был… прав… брачный… – задохнулась я.
Вторым голосом вступил Хуберт, кто-то начал постукивать в такт.
– Пойдем, Кристина, пойдем в квартиру.
Она потянула меня за собой, я не сопротивлялась.
Вскоре мы сидели в нашей небольшой кухоньке. Доротея заваривала чай, я, израсходовав две пачки бумажных платков, постепенно обретала способность формулировать связные предложения. Она слушала меня, вытаращив глаза. Я старалась не упустить ни одной детали, за исключением некоторых, и описала вчерашний вечер и последовавшую за ним ночь, следуя хронологии и с колотящимся сердцем. В какой-то момент она вздохнула: «Как в кино!» – и слезы снова брызнули из моих глаз. Конъюнктивит ее позабавил. Когда я дошла до фотографий в телефоне Гизберта, она выпрямилась.
– И? Что там было?
– Ну что? Йоханн и пожилая дама, такая вся в кольцах, дорого одетая. И очень с ним нежничала.
– И кто же это оказался?
– Откуда я знаю? Наверное, следующая жертва…
Доротея посмотрела на меня с сомнением:
– А ты его не спрашивала, кто эта женщина?
– Спрашивала, – мысленно вернулась я к недавнему разговору, – но он не ответил.
– Может, ты неправильно его спросила? У него вообще был шанс все объяснить?
– Ну конечно, – отогнала я воспоминание об избранной мной тактике допроса. – К тому же там нечего объяснять. А потом позвонила эта мышка.
– И?
– Он сказал, что это его тетя. А голос был молодой.
– Тетя Мышка? Такое не выдумывают.
Я потерла глаза и размазала остатки туши.
– Скажи, ты вообще на чьей стороне? Мне тоже вся эта чушь с брачным аферистом кажется смешной, но ведь что-то происходит… Я не понимаю.
Доротея задумчиво мешала ложкой в чашке.
– Не знаю, но что-то здесь не так.
– Я и говорю…
Она отмахнулась:
– Я не это имею в виду. Подумай хорошенько. Ты знакомишься с классным парнем. Влюбляешься в него, он, похоже, тоже, и вы проводите вместе прекрасную ночь. На следующее утро тебе приходится трудиться, а он в одиночестве едет на пляж. На обратном пути он заходит в отель выпить кофе, и за столиком с ним оказывается какая-то старая дама. Если бы наш душевнобольной Гизберт фон Майер не разыгрывал из себя Джеймса Бонда, а твой отец не питал слабости к дурацким историям, в этом вообще не было бы ничего такого, правда?
– А как быть с адресом? И что за интерес к Марлен? А снимки пансиона?
– Это же все объяснено.
– Не вполне.
Вывести из отчаяния меня не удавалось. Перед глазами стояли Гизберт, Калли и отец, фотографии на дисплее и лицо Йоханна во сне. Разозлившись, я швырнула кофейную ложку в раковину. Ложка упала рядом.
– Ну почему мне так не везет с мужчинами?
– Кристина! – Доротея нагнулась и подняла ложку. – Ты ведешь себя так, словно тебе четырнадцать. Пусть даже Йоханн Тисс не самый белый и пушистый, но ты в любом случае провела с ним прекрасную ночь. Когда у тебя последний раз был секс? Два года назад? Самое время заняться этим снова.
Я не нашлась что ответить. Последний раз это случилось два с половиной года назад. Доротея поняла мое молчание как согласие.
– Вот видишь. Ты тут с нашими стариками совсем из ума выжила. Тисс – брачный аферист? Никогда не поверю! Поговори с ним, он такой сексуальный.
Может, Доротея и права, может, я и в самом деле заразилась от ГфМ и Хайнца, но все-таки Йоханн вел себя не как только что влюбившийся человек. По крайней мере не этого я от него ожидала.
В этот момент в окно постучала Марлен, Доротея открыла.
– Кристина здесь? Я везде ее ищу. А-а-а, вот ты где. Ты своими глазными каплями всю тушь размазала.
Доротея взглянула на меня.
– Каплями?
– Ну да, у нее же конъюнктивит, Хайнц добыл ей глазные капли, а что тут смешного? – Марлен остановилась, глядя на развеселившуюся Доротею. – Ну, не важно. Скажи, Кристина, ты знаешь, что Йоханн Тисс съезжает? Он расплатился и сказал, что перебирается в «Георгсхёе», и если ты захочешь, то сможешь найти его там.
– Забудь. – Гнева во мне было столько же, сколько и отчаяния. – Вот видишь, – повернулась я к Доротее.
Взгляд Марлен метался между нами.
– Мне кто-нибудь объяснит? А что там у Тисса с Калли и Хубертом?
Этого и я не знала.
– А что такое?
Читать бесплатно другие книги:
