Гробница судьбы Харпер Том
По Фулхэм-роуд проехал автобус. Освещенные окна второго этажа, казалось, парили в ночи. Проплывающие мимо пассажиры не подозревали о том, что происходит в темноте за кирпичным забором.
– Зачем Бланшар пригласил меня на работу? – спросила Элли.
– Мы не знаем. По нашему мнению, он не знал о вашем существовании, в противном случае мы лучше заботились бы о вашей безопасности. Мы не предполагали, что вы будете замешаны во всем этом. Но теперь, когда вы… Дьявол.
Пуговица его пальто, которую он крутил, оторвалась. Гарри с сожалением смотрел на нее.
– На прошлое Рождество оно еще было новым.
Элли не было дела до его пальто, как не было дела до рыцаря, жившего девятьсот лет назад, и братства, стремившегося сокрушить банк.
– Что вы от меня хотите?
Никогда не задавайте вопрос, если вы не знаете ответ, учили ее на курсах перед поступлением на работу в «Монсальват». Но ответы всегда известны. Даже во время разговора с миссис Томас по телефону из Швейцарии она знала, что происходит. Это все равно что слышать во вдохе слова, которые будут произнесены при выдохе.
– Мы хотим, чтобы вы проникли в подвал.
– Что там находится?
Гарри положил пуговицу в карман.
– Вы не поверите мне, если я вам скажу.
– Вы хотите, чтобы я рисковала жизнью, и отказываетесь говорить, ради чего?
– Я не могу, – Гарри сунул руки в карманы. – Когда эта вещица будет у вас в руках и вы окажетесь в безопасности – я вам все покажу.
– Но мой отец знал, что это такое.
– Ваш отец посвятил этому свою жизнь.
Элли попробовала притвориться, будто еще не приняла решение.
– Вы сказали, что не хотели, чтобы я ввязывалась в это.
Она не раз отмечала, что у Гарри зачастую бывает виноватый вид: опущенные вниз уголки рта, поникший взгляд. Но сейчас в его голосе прозвенел металл.
– Вы уже ввязались, и я пытаюсь вас вытащить.
Глава 26
Следующие два месяца – самые счастливые в моей жизни.
Мы направляемся на юг, во владения короля Франции. Опасности подстерегают нас всюду, но, по крайней мере, люди Ги тоже не будут чувствовать себя в безопасности. Через два дня мы продаем своих коней. Для меня это настоящий удар, поскольку мне приходится отказываться от статуса, завоеванного совсем недавно. Но кони слишком узнаваемы, и мы привлекаем к себе слишком много взглядов. Мы могли бы сойти за рыцаря и его даму, но люди стали бы интересоваться, где наши слуги и багаж, и запомнили бы нас.
Странствуя пешком, мы почти невидимы. Когда весна сменяется летом, на дороги христианского мира высыпают тысячи людей. Можно пройти от Кентербери до Компостелы и при этом никогда не оставаться в одиночестве. После первой недели, в течение которой я постоянно оборачиваюсь, чтобы посмотреть, не видны ли клубы пыли, поднимаемые преследующими нас всадниками, в моей душе поселяется покой. По дороге в обоих направлениях движутся толпы людей, и чем больше глаз видят нас, тем меньше замечают.
Наша внешность претерпевает изменения. Я отращиваю волосы и бороду. Красоту Ады трудно спрятать, но через два месяца ее кожа становится грубее и темнее. Мы представляемся мужем и женой и живем соответствующим образом. Нам так долго приходилось скрывать свои чувства, что сейчас мы испытываем радость оттого, что теперь можем проявлять их открыто. Это кажется мне справедливым и честным. Иногда я забываю, что у Ады имеется настоящий муж.
Она никогда не говорит о нем, но каждый раз, когда мы проходим мимо церкви, выражение ее лица напоминает мне о данном ею Богу обете. Она все еще чувствует себя связанной им, как бы я ни хотел избавить ее от него.
Переставая быть детьми, мы сперва желаем, чтобы мир был другим – чтобы раны заживали, не оставляя шрамов, чтобы каждая любовь была первой, чтобы прошлые грехи отпускались после одной-единственной исповеди. Я усвоил истину еще в юности: мы не можем сбросить с себя наши грехи и сожаления, а лишь накапливаем их, и несем это бремя вплоть до самой смерти. Лучшее, что мы можем сделать, – научиться жить в согласии с самими собой, примиряясь с прошлым.
В храме Богоматери в Труа я дарю Аде деревянную брошь, изображающую двух птиц, пьющих из одной чаши. Я не могу жениться на ней, но встаю на колени и обещаю всегда любить и защищать ее.
Но лето близится к концу. Однажды я понимаю, что на дороге уже не так многолюдно, как неделю назад. Теперь легче найти место на паломнических постоялых дворах и в богадельнях. Очереди у ворот городов не такие длинные. Путешественники начинают возвращаться домой, чтобы собрать урожай, стереть пыль с башмаков и сделать запасы на зиму. Вопросы, поиск ответов на которые я откладывал на будущее, становятся неотложными. Если все идут домой, куда пойдем мы? Чем мы будем жить? Мы растягивали деньги, вырученные от продажи лошадей, так долго, как только могли, но они почти кончились. Ада умеет шить и ткать, но это умеет каждая женщина. Я умею только воевать.
В конце августа я наконец нахожу ответы на насущные вопросы. Мы находимся в Бургундии, неподалеку от Дижона. С каждым днем сумерки опускаются все раньше и раньше. Мы подходим к постоялому двору. Обычно мы избегаем их из-за дороговизны, но весь день идет дождь, и прошлую ночь нам пришлось спать под кустами. Войдя в дверь, я вижу высокий синий щит с золотой звездой, прислоненный к стене. Поторговавшись с хозяином о плате за ночлег и еду, я интересуюсь, чей это щит.
– Этьена де Луза.
Он указывает пальцем на заднюю комнату. Из-за двери за ширмой доносятся смех и пение.
– Граф Дижонский едет на трехдневный турнир в Ла-Роше.
Хозяин уходит по своим делам. Ада хватает меня за запястье. Она понимает, о чем я думаю.
– Это слишком опасно.
– Никто меня не узнает. Мы далеко от Нормандии.
Но она имеет в виду не это.
– Рыцари часто гибнут во время турниров.
Мне это известно. На турнирах не используются тупые лезвия и наконечники. Тем не менее на следующее утро после споров с Адой, продолжавшихся всю ночь, я стою во дворе конюшни, куда выходит Этьен де Луз, чтобы оседлать своего коня.
Сразу видно, что он не воин. Во-первых, он облачен в доспехи, а настоящий воин бережет силы для сражения. Его сверкающая кольчуга состоит лишь из одного слоя колец, а его тонкий меч в украшенных драгоценными камнями ножнах сломается на сильном ветру. Правда, его спутники выглядят вполне достойно.
Я подхожу к нему.
– Мне сказали, что ты набираешь людей для участия в турнире в Ла-Роше.
Он меряет меня взглядом, затем поворачивается к своему мажордому, желая услышать его мнение. Граф высокомерен, но сознает свои недостатки и слабости.
Явно опытный мажордом проявляет ко мне интерес.
– Что ты умеешь?
Я окидываю двор взглядом и замечаю ласточку, сидящую на краю крыши и выклевывающую из соломы насекомых.
– Дайте мне копье.
Мажордом протягивает мне копье. Я беру его, взвешиваю в руке, отыскиваю положение равновесия. Конечно, это не валлийский дротик, но ничего, сойдет.
Я делаю полшага назад и бросаю копье. Оно попадает ласточке в грудь, проходит насквозь и вонзается в соломенную крышу. Белые перья обагрены кровью. На Этьена и мажордома это производит сильное впечатление.
Ги сказал бы, что это едва ли можно назвать рыцарским искусством. Но на турнире значение имеет только число побежденных противников.
– Ты можешь сделать это, сидя верхом?
Я не говорю ему, каким образом ласточка оказалась на крыше – что я поймал ее ночью в конюшне и привязал нитью к стропилу, что я точно вымерил расстояние. Бард не обязан посвящать слушателей во все детали.
– Дай мне лошадь, и я покажу тебе, на что способен.
Глава 27
Если бы не события, последовавшие за этим месяцем, это время оказалось бы самым тяжелым в жизни Элли. Она поднималась каждое утро в пять, спустя полчаса уже сидела за своим рабочим столом, жуя хлебец из дробленого зерна и переваривая последние новости. В восемь встречалась с Бланшаром и другими членами группы и затем в течение двенадцати часов участвовала в заседаниях и селекторных совещаниях, отправляла и принимала сообщения по электронной почте, работала с документами. Каждый вечер в девять такси отвозило ее в частную клинику, где она проводила час у постели матери. Здесь не было никаких ограничений для посещения больных. Затем другое такси доставляло ее домой, где она просматривала сообщения, пришедшие на ее телефон, и иногда, в случае необходимости, работала еще до двух или трех часов ночи.
Элли жила во тьме, в мире постоянной ночи, где, как ей казалось, никогда не спала. Она опять начала ходить на работу пешком, даже несмотря на дождь, чтобы хотя бы десять минут побыть на свежем воздухе. В скором времени она уже знала людей, встававших так же рано, как и она: дворника, подметавшего тротуар на углу Гришем-стрит; водителя автомобиля, доставлявшего утренние газеты, который всегда сигналил, проезжая мимо; продавца газет, поднимавшего ставень своего киоска, но этот человек избегал сталкиваться с ней взглядом. Иногда Элли вспоминала, что нужно соблюдать осторожность, и тогда оглядывалась, чтобы посмотреть, не идет ли кто за ней, внимательно изучая тени в дверных проемах.
Элли чувствовала себя туго натянутым полотном, на котором чужие люди пишут свои желания. Порой ей казалось, что ее разорвут на части. Она не могла уйти от Бланшара, пока ее мать лежала в его больнице, и не могла игнорировать Гарри. С Дугом у них была полная неопределенность. Он узнал от нее о болезни ее матери гораздо позже, чем должен был, поскольку ей пришлось сочинять целую историю, чтобы скрыть факт своего пребывания в Швейцарии на Рождество. Он хотел приехать, чтобы навестить ее мать, но Элли ему не позволила. Она понимала, что Дуг обиделся – он заговорил об их отношениях, – но тем не менее настояла на своем. После этого он звонил раз в неделю, чтобы справиться о состоянии матери, и больше ее ничем не беспокоил. Звонки были настолько формальными, настолько выверенными, что она иногда думала, не настал ли момент окончательно порвать с ним и забыть обо всем.
Бланшар начал давать ей новые, весьма необычные поручения. Однажды вечером она отправилась в Уоппинг, чтобы опустить толстый конверт в почтовый ящик на стене офисного здания. Спустя два дня в газете, не замеченной прежде в проявлении интереса к проблемам бизнеса, появилась статья о финансовом директоре британского отделения холдинга «Талуэт». В этой статье, озаглавленной «Не в меру резвый банкир», приводилось описание его развлечений в Сохо, о чем явно не подозревала его жена. И вся эта грязная информация была подкреплена фотографиями и свидетельствами очевидцев. Банкир было пригрозил судом, но очень скоро вышел в отставку, чтобы уделять больше времени семье.
В другой раз Элли целое утро просидела в вестибюле отеля в Найтсбридже в ожидании попечителя известного пенсионного фонда. Когда он вошел в здание, она последовала за ним в кабину лифта. К моменту достижения восьмого этажа он уже был обладателем нового, довольно увесистого портфеля «Гуччи». Через неделю его фонд объявил о том, что использует свои акции для голосования в пользу поглощения холдинга «Талуэт» компанией Сен-Лазара.
Элли не задумывалась о последствиях того, что делала. Для нее имело значение лишь одно: что способствовало поглощению и что препятствовало ему. Причинно-следственные связи не занимали ее, как и вопросы добра и зла. Она слишком устала.
По крайней мере ей не нужно было много разъезжать. Головной офис холдинга и львиная доля бизнеса компании располагались на континенте, но, по иронии судьбы, ее основные акционеры находились в Лондоне. Случилась лишь одна командировка, и, как в большинстве случаев, совершенно неожиданно. Однажды во второй половине дня в ее офис ворвался Бланшар. Элли никогда не видела его таким разъяренным.
Он знает, подумала она. О Гарри, Ньюпорте, обо всем.
Она пошелестела бумагами, стараясь выглядеть невозмутимой.
– Что произошло?
– Белый рыцарь, – Бланшар хлопнул ладонью по лежавшей на ее столе папке. – Что тебе известно о «Кенинг Групп»?
Элли собралась с мыслями.
– Частная акционерная компания. Занимается главным образом объектами инфраструктуры и средствами связи.
– Они сделали выгодное предложение нашему холдингу. Их руководство настроено решительно – даже правительство Германии может поддержать это предложение. Один немецкий политик полагает, будто мы олицетворяем неприемлемый глобальный капитализм, – на этих словах лицо Бланшара исказила гримаса.
– Это не имеет никакого смысла, – Элли нахмурилась. – Мы уже предлагаем больше, чем показывают цифры прироста капитала. «Кенинг Групп» не располагает дополнительными ресурсами для создания синергии, и если это предложение поддержит немецкое правительство, оно не позволит им уволить рабочих или разделить компанию. Какой для них в этом прок?
– Это отнюдь не совпадение, Элли. У Мишеля Сен-Лазара имеются враги, и один из них внушил руководству «Кенинг Групп» эту идею. Мы должны срочно отправляться в Париж.
– Мне казалось, ее головной офис находится во Франкфурте.
– С ними говорить бесполезно. Они хотят сыграть в белого рыцаря. Ты знаешь, как проще всего остановить скачущего в атаку рыцаря?
Элли воззрилась на Бланшара, даже не стараясь скрыть недоумения.
– Убить его коня.
С тихим урчанием «Бентли» двигался по Коммершиэл-роуд в сторону Лаймхауза. На шоссе было довольно свободно, но Бланшар велел водителю ехать окольным путем. Оторвавшись от своего лэптопа, Элли с удивлением увидела в окне длинную вереницу складских помещений.
– Разве это дорога в аэропорт?
Бланшар пробормотал что-то по поводу дорожных работ. Элли вернулась к работе. Когда она вновь подняла голову, автомобиль стоял в тупике, в лабиринте промышленной зоны. Она решила, что водитель повернул не в ту сторону, но Бланшар внимательно смотрел в окно, словно чего-то ожидая.
Элли проследила за его взглядом, устремленным на витки колючей проволоки поверх забора. За ним простирался пустырь, усеянный грудами битого кирпича и скрученных стальных балок, – все, что осталось от сгоревшего склада. Порывы ветра поднимали хлопья пепла, словно пожар все еще продолжался, хотя было видно, что он произошел неделю назад. Подпалины на стенах соседних зданий были уже закрашены. В задней части пустыря сохранилась табличка с надписью «Лоджикал Компонентс» – памятник потерпевшей крах компании.
Это название показалось Элли знакомым. Она вспомнила гордого старика, отвергавшего предложение Бланшара о продаже компании, поскольку он мечтал, чтобы она перешла по наследству его сыну, который не желал заниматься этим бизнесом. Вспомнила о том, что компания Розенберга упорядочила цепочку своих поставщиков в целях повышения собственной конкурентоспособности. Вспомнила о том, как на территории завода рылась в куче картонных коробок в поисках логотипов. «Лоджикал Компонентс» – логичный выбор».
– Это компания, поставлявшая схемы компании Розенберга. А точнее, она была их единственным поставщиком.
– Их завод сгорел три месяца назад. Без этих плат Розенберг не смог продолжить производство своей продукции. Заказчики прекратили с ним сотрудничать, банк отказал ему в кредите. Он уже собирался объявить о банкротстве, и мы сделали ему последнее предложение. Разумеется, цена была снижена. Компания почти ничего не стоила.
Элли стоило большого труда посмотреть ему в глаза.
– Зачем вы привезли меня сюда?
– Это была твоя первая сделка. Я думал, тебе хочется узнать, чем она завершилась.
Элли окинула взглядом пепелище и представила языки пламени, пожирающие здание.
– Это сделали вы?
– Конечно, нет, – губы Бланшара раздвинулись в улыбке, обнажив зубы. Он как будто приглашал ее поспорить с ним. – Ну а если бы это сделал я – что в этом плохого? В принципе, компания – это сумма ее активов. Совокупность ценностей. Предположим, я отдаю распоряжение нашему торговому подразделению занять агрессивную позицию по отношению к некой корпорации. У них имеются трудности с реализацией продукции. На рынке распространяется соответствующий слух, и их положение еще более усугубляется. В течение нескольких минут я обесцениваю активы компании на сотни миллионов фунтов. Все абсолютно законно. Теперь предположим, я уничтожаю активы в форме зданий и производственного оборудования, а не в форме денег. Так в чем же разница? Только в том, что я использую огонь вместо телефонного звонка.
– Это противозаконно.
– Никто не умер. Мы испытываем сентиментальную привязанность к материальному имуществу, но оно представляет собой не что иное, как воплощение богатства. А богатство – это материал капитализма. Мы создаем его или разрушаем. Мы работаем, чтобы получить его, и лишаем его своих врагов.
– И что дает вам все это богатство? – Голос Элли прозвучал громче, чем она того хотела. Бланшар посмотрел на нее с удивлением.
– Власть, разумеется.
Элли всегда хотела увидеть Париж, но не при подобных обстоятельствах. Самолет приземлился в темноте. Спустя полчаса они неслись на лимузине по шоссе. Она чувствовала, что ее нервы на пределе. Каждый раз, оглядываясь назад, она видела черный «Рейндж Ровер» с тонированными окнами, который, как ей казалось, неотступно преследует их. Однажды, когда между ними попыталось втиснуться такси, двигатель машины взревел, и он рванулся вперед, чтобы закрыть брешь, чуть не ударив такси. Водитель такси едва успел отвернуть в сторону.
– За нами кто-то следует?
Бланшар повернул назад голову и улыбнулся.
– Дестриер нанял няньку. По его словам, здесь имеется группа анархистов, высказывавших в наш адрес угрозы. Ничего страшного, но Дестриер волнуется. Иногда он напоминает мне заботливую бабушку.
Когда лимузин остановился у отеля «Ритц» на Пляс Вандом, «Рейндж Ровер» растворился в потоке автомобилей. Передавая им ключи, портье сообщил: «Мистер Леховски ждет вас в апартаментах Элтона Джона».
У Элли похолодело внутри.
– Теперь он консультирует «Кенинг Групп»?
– Вполне логичный выбор. Он уже знает компанию изнутри, поскольку пытался купить ее.
– Разве это этично?
– Это эффективно.
Апартаменты Элтона Джона отличались большим вкусом, нежели ожидала Элли. Теплый свет, мягкие переходы всевозможных розовых оттенков и цвета слоновой кости. Каблуки ее туфель утопали в толстом ковре. Леховски ожидал их в гостиной. Через открытую дверь Элли увидела широкую кровать под розовым балдахином.
– Вы выглядите как всегда прекрасно, Элли, – сделал он ей комплимент. – Выпьете что-нибудь?
– Только воды.
Он поднял трубку розового телефона и сделал заказ.
– Неожиданная встреча. Ваш помощник отказался сообщить мне что-либо по телефону, но, полагаю, вы приехали в связи с холдингом «Талуэт»? Вы хорошо поработали в Люксембурге. Нас очень разочаровала неудача. Наше предложение было всего на пять миллионов евро меньше вашего. Он внимательно посмотрел на Бланшара. – Но, вероятно, вы тогда уже знали об этом.
Спустя сверхъестественно короткий промежуток времени официант принес напитки – минеральную воду для Элли, бренди для Бланшара и виски «Джек Дэниэлс» для Леховски.
– Да, мы приехали в связи с «Талуэт», – подтвердил его предположение Бланшар.
Леховски выплюнул жевательную резинку.
– Неофициально?
– Зависит от того, как договоримся, – Бланшар вынул из кармана нож и обрезал кончик сигары. – «Кенинг Групп» не извлечет никакой выгоды, приобретя «Талуэт». Элли, изложите суть дела.
Стараясь быть как можно более лаконичной, девушка обрисовала ситуацию. Леховски слушал, хотя, как показалось Элли, его больше волновала ее грудь, чем слова.
– И даже если «Кенинг Групп» приобретет компанию, мы будем владеть десятью процентами акций. Вы увидите, что мы можем быть весьма неприятным акционером.
– Я думал, этой долей владеет «Сен-Лазар Групп».
Бланшар стукнул рукой по столу.
– На этот счет у нас единое мнение.
– Как всегда.
– «Кенинг Групп» не располагает акциями, которые они могли бы предложить, поэтому им придется платить деньгами. На этом рынке только дурак может себе позволить такое. И он вдвойне дурак, если отягощен долгами в связи с обслуживанием.
Последовала пауза. Леховски отхлебнул виски. Бланшар выдохнул облако дыма.
– Ну, ладно, – Бланшар принялся рассматривать одну из висевших на стене картин. На ней был изображен космический корабль причудливой формы. – В детстве я любил астрономию. Орион, Пегас, Андромеда – мог нарисовать любое созвездие. Тогда космос будоражил воображение. А сейчас, судя по всему, в этой сфере больше бюрократизма, чем героизма. Вы слышали об аппарате НАСА, запущенном на Марс?
Леховски покачал головой.
– Аппарат размером с пылесос, но они потратили на его создание больше, чем вы или я потратили бы на приобретение целой компании. Десять лет подготовки, три года полета в космическом пространстве, и в итоге столкновение с планетой при скорости четыреста пятьдесят километров в час. Знаете, почему?
Если Леховски и знал, он не хотел лишать Бланшара удовольствия блеснуть эрудицией.
– Потому что проектировщики сделали расчеты в сантиметрах, а запрограммировали посадочный модуль в дюймах.
Оба мужчины рассмеялись. Элли переводила глаза с одного на другого, пытаясь понять, куда клонит ее начальник.
– Есть еще одна история, которую вы, вероятно, знаете, – продолжал Бланшар. – Об одной немецкой частной акционерной фирме, которая вознамерилась приобрести венгерского застройщика. Они открыли книги и провели проверку чистоты сделки. Составили балансы, разработали модели, произвели оценки – все по книгам. В конечном счете приобрели компанию за немалые деньги – очень уж им хотелось проникнуть на процветающий венгерский рынок. А потом, – Бланшар улыбнулся, – выяснилось, что цены на активы, заплаченные в евро, были рассчитаны в форинтах.
Он снова рассмеялся. На сей раз Леховски не разделил его веселья.
На конце сигары Бланшара образовался длинный цилиндр пепла. Он стряхнул его в пепельницу и отхлебнул бренди.
– Конечно, это всего лишь история. Я рассказал ее только потому, что Мишель Сен-Лазар всегда хотел распространить свою деятельность на венгерский рынок. Если у кого-нибудь из ваших клиентов имеются активы, от которых они хотят избавиться, он охотно обсудит с ними условия продажи.
Леховски сидел совершенно неподвижно – словно кот, наблюдающий за птицей на дереве. Элли показалось, что у него дрожит челюсть.
– Сколько готов потратить Сен-Лазар?
– Двести-триста миллионов евро. Разумеется, он рассчитывает на прибыль от «Талуэт», которая пойдет на финансирование этой сделки.
Леховски допил виски. Элли вновь наполнила бокал из бутылки, предусмотрительно оставленной официантом на столе. Выполнение функций официантки было, похоже, единственной причиной ее присутствия.
– Поделюсь с вами секретом, – проговорил Леховски, которому, видимо, удалось вновь обрести самообладание. – Руководство «Кенинг Групп» не хочет приобретать этот злосчастный холдинг. Они делают это только потому, что так постановил совет директоров. Но в действительности совет директоров не заинтересован в этой сделке. Там есть один человек, господин Дрекслер, который навязывает ее им. К несчастью, он занимает должность председателя. Убедить их изменить свое решение очень трудно. Это можно сделать, но потребуется личная просьба.
– Ваш банк получит комиссионные.
– Да, мой банк.
– Три процента – это около шести миллионов евро. Если вы организуете эту сделку, львиная доля этой суммы ляжет в ваш карман. Вы, вне всякого сомнения, сможете позволить себе новый «Порше».
– Вообще-то я предпочитаю «Астон Мартин». Коллеги называют меня извращенцем, но мне нравятся английские автомобили.
Леховски залпом допил виски. Когда Элли приблизилась к нему с бутылкой, чтобы опять наполнить бокал, он держал его так, что ей пришлось низко склониться перед ним. Его колено коснулось ее ноги.
– Я романтик, Бланшар. Предпочитаю английские автомобили немецким и американский бурбон шотландским виски. А также теплую постель холодной.
Он с улыбкой взглянул на Элли. На мгновение показалось, будто даже дым застыл в воздухе. Элли с выражением отчаяния на лице повернулась к Бланшару, но не нашла сочувствия в его глазах. Он поднялся с кресла.
– Думаю, мне пора спать. Сегодня был длинный день, – он улыбнулся Элли, – я оставлю вас, чтобы вы обсудили детали соглашения.
Леховски поднялся, чтобы пожать руку банкиру.
– Я должен извиниться, – сказал он Элли. – Надеюсь, вы дождетесь моего возвращения.
Бланшар задержался, подождав, пока Леховски выйдет из комнаты.
– Этот человек никогда не играет в белого рыцаря, – заметил он.
Сигарный дым разъедал глаза Элли и вызывал слезы. Она испытывала чувство дурноты.
– Вы действительно?..
– Делай то, что нужно делать.
Телефон Бланшара начал звонить в тот самый момент, когда они спустились по трапу самолета. Он приложил трубку к уху, некоторое время слушал, улыбался, потом произнес несколько слов и отключил телефон.
– Это звонили из офиса. Руководство «Кенинг Групп» только что выпустило пресс-релиз с сообщением об отказе от участия в торгах. Они говорят, что сейчас рыночные условия неблагоприятны. Совет директоров «Талуэт» соберется завтра, и все полагают, что они объявят о соглаии с нашим предложением. Не знаю, как тебе удалось этого добиться.
Он обнял Элли за талию и наклонился, чтобы поцеловать, но она выскользнула из его объятий.
– Вас интересует, спала ли я с ним?
– Конечно, – Бланшар с серьезным видом посмотрел девушке прямо в глаза. – Я мужчина, и мне не чуждо чувство ревности. Ты для меня очень многое значишь. Но личное это личное, а бизнес это бизнес. А в бизнесе доля безжалостности достойна восхищения.
Он наклонил голову, ожидая ее ответа.
– Я не спала с ним. Сказала, что нахожу его привлекательным, но знаю, что о нем говорят. Сказала, что если лягу с ним, а он потом разорвет соглашение с нами, никто больше не будет воспринимать меня всерьез. Сказала, что он сможет обладать мною только после заключения сделки.
На губах Бланшара промелькнула улыбка восхищения.
– Учти, он сделает все возможное, чтобы ты выполнила то, что обещала, – предостерег он ее.
Я не собираюсь этого дожидаться.
Элли позволила ему поцеловать себя, когда они ждали автомобиль у входа в аэропорт. Очутившись в салоне, она достала из сумочки телефон и включила его. Даже за то время, что она провела в воздухе, ей пришло несколько десятков сообщений по электронной почте. Она читала их, вполуха слушая разглагольствования Бланшара о необходимости отпраздновать успех и по поводу того, где сейчас можно заказать столик.
– Когда контракты будут подписаны, весь банк будет отмечать это событие, – донесся до нее голос банкира. – А сегодня мы это сделаем вдвоем, только ты и я.
В последнем сообщении говорилось, что ее ждет голосовое послание. Элли набрала указанный номер и приложила трубку к уху.
– Наверное, это Леховски с приглашением поужинать, – со смехом заметил Бланшар. Он погладил лежавшую на ее щеке прядь волос и опять наклонился, чтобы поцеловать. Однако что-то в ее лице остановило его.
– Что случилось?
Глава 28
Говорят, когда сходятся две шеренги всадников, сотрясается земля. Если вы один из всадников, то не замечаете этого, поскольку сотрясается весь ваш мир. Всхрапы коней, покачивание копий, скрип кожи, скрежет доспехов. Некоторые рыцари еще привязывают к шлемам плюмаж, он так красиво развевается на ветру. Это глупое тщеславие: лишний раз давать противнику за что схватиться.
Но сейчас все спокойно. Смолкли барабаны и трубы. Стихла толпа. Я сижу в седле, ощущая, как задняя лука упирается мне в спину. Холодный ветер шевелит флажок на кончике моего копья. Лошади бьют копытами и храпят. На противоположной стороне поля перед помостом выстроены в шеренгу около двух сотен конных рыцарей. Помост покрыт куском ткани, она трепещет на ветру, создавая впечатление, что шатается само сооружение.
Герольд подает команду: «laciez»[7]. Четыре сотни людей надевают на головы шлемы. Я завязываю под подбородком ремешок. Из-под забрала я рассматриваю противоположную шеренгу, отыскивая знамя Ги де Отфорта. Это уже стало для меня ритуалом. Мы находимся вдали от Нормандии, но рыцари проделывают большой путь ради участия в турнирах.
Мой взгляд натыкается на нечто знакомое – не то оттенок синего цвета, не то форма. Шеренга стоит слишком далеко, и рассмотреть отчетливо не представляется возможным. Тем более этот герб периодически закрывает колышущееся на ветру полотнище другого знамени. Но в моей душе поселяется тревога. Обычно у нас бывает достаточно времени, чтобы расспросить герольдов, кто находится на противоположной стороне, но на этот раз мы задержались в дороге из Пуатье и прибыли только прошлой ночью.
Звучит труба. Мы бросаемся вперед.
Это мой пятый турнир в составе отряда Этьена. На первом турнире я захватил трех рыцарей и пятерых коней. Четырех коней Этьен продал, а пятого, гнедого, отдал мне. Только я начал привыкать к нему, как его потерял – уже на следующем турнире. Это произошло во время первой атаки. Копье попало прямо в центр моего щита, и я вылетел из седла. К счастью, на поле битвы остался только конь.
После этого удача сопутствовала мне. Ада говорит мне, чтобы я соблюдал осторожность, что меньше всего мне нужна репутация, но если поворачиваться спиной к противнику во время сражения, пусть и не настоящего, каковым является турнир, то рискуешь оказаться на земле.
– Ты хочешь, чтобы я трусливо бежал от других рыцарей, а не встречал их лицом к лицу? – спрашиваю я ее.
Ада ничего не отвечает, но я читаю ответ на ее лице:
– Если бы ты любил меня, то бежал бы.
Я не знаю, как объяснить ей, что эти вещи несовместимы. Я люблю ее – но должен сражаться.
Первая атака кончается для меня благополучно. Однако я все еще испытываю тревогу, и в этом виноваты герб и знамя, замеченные мною вначале. Но все это действо называется турниром потому, что настоящее испытание начинается после команды «tournez». Поворачивайтесь. Любой дурак, имеющий хоть каплю храбрости, может рискнуть и броситься в первую атаку. Истинным же испытанием характера является вторая атака в обратном направлении, когда ваше копье превратилось в расщепленный обломок, когда рядом с вами уже не мчатся товарищи в сомкнутой шеренге, колено в колено. Остановить скачущего галопом коня, развернуть его и заставить броситься в новую атаку – очень нелегкая задача. Если вы замешкаетесь, противник, повернувшийся быстрее, будет иметь преимущество.
Я поворачиваюсь и скачу назад, стараясь не отставать от товарищей. Знамени нигде не видно. На этом поле нет затупленного оружия: если я встречу Джоселина, убить его не составит труда.
Ко мне приближается на полном скаку рыцарь на гнедом коне. Я забываю о знамени и вынимаю из ножен меч. Вторая атака всегда таит в себе больше опасностей. Ни вы, ни ваша лошадь не сконцентрированы так, как во время первой атаки. Именно тогда случаются самые тяжелые ранения: вы не можете достаточно высоко держать щит, некстати отвязывается какой-нибудь из доспехов, в решающий момент оступается усталый конь.
Я пришпориваю коня и погружаюсь в пучину сражения.
Сегодня у нас выдался хороший день. К тому времени, когда протрубил рог, мы захватили дюжину пленных, в том числе сына смотрителя замка, за которого дадут хороший выкуп. У меня болит все тело, хотя это не идет ни в какое сравнение с тем, что будет завтра. Над глазом царапина от обломка копья, а в остальном одни лишь синяки.
И все же мне не по себе. Я весь день искал глазами знамя, замеченное мною перед турниром, но так и не нашел его. После второй атаки сражение распалось на серию схваток и поединков, постепенно захвативших все турнирное поле. Мне приходилось держаться вблизи своего отряда. Я не мог подвергать себя риску, оставаясь один.
Я убеждаю себя в том, что ничего страшного нет. Многие рыцари сражаются под синими знаменами – и даже если это был Джоселин, он мог сломать свое копье о мой щит и при этом не узнать меня. Однако мне хочется как можно быстрее вернуться в лагерь и найти Аду.
Палатка пуста, ее там нет. Этьен со своими людьми отправился на пир в замок графа, но один из грумов сидит у костра и пьет вино, которое мы взяли в качестве выкупа за одного бургундского рыцаря.
– Где Ада?
Он вытирает капли вина с губ.
– Она пошла на встречу с торговцем лошадьми в часовню Святого Себастьяна, возле леса.
Почему не на лошадиный рынок? Я спешно иду между рядами палаток с опущенной головой, следя за тем, чтобы не зацепиться шпорами за веревки, и неожиданно наталкиваюсь на молодого оруженосца. Отпрянув назад, я бормочу извинения и только тогда вижу его лицо. Ниспадающие рыже-каштановые локоны до плеч, опущенные уголки губ, круглые, словно у младенца, щеки.
– Уильям?
– Питер?
Он явно не в восторге от нашей встречи. Сцепив руки под плащом и вывернув их, он стоит и не знает, что сказать.
– Рад снова видеть тебя, – я растягиваю губы в улыбке, а сам судорожно соображаю. Что ему известно? Кому он может рассказать?
– Ты на службе у другого рыцаря?
Он качает головой.
– Я здесь с Джоселином.
Мне следует убить его – перерезать горло и утопить тело в канаве. Но мы прожили рядом целых шесть лет: вместе обучались, тренировались, играли, шутили и сражались. Он мне не враг.
Я кладу ему руки на плечи и вынуждаю посмотреть мне в глаза.
– Где я могу найти Джоселина?
Уильям стоит, опустив голову, и что-то бормочет себе под нос. Я напрягаю слух и различаю слова, которые уже слышал пять минут назад.
– В часовне Святого Себастьяна.