Двенадцать детей Парижа Уиллокс Тим
Молодой человек выступил вперед и изо всех сил ударил кувалдой мачту в том месте, где она упиралась в башню. Скрипнули гвозди, и подпорка сместилась. Башня затрещала. Гриманд схватил почти перерезанную веревку и потянул назад. Треск усилился.
– Давай, Пепин! Еще один удар для Инфанта!
Парень снова взмахнул кувалдой. Подпорка накренилась, но устояла. Зарычав, Пепин размахнулся в третий раз. Мачта отделилась от башни и упала. Гриманд отпустил веревку, полоснул ножом по оставшимся волокнам и закрыл лицо руками, защищаясь от взметнувшихся в разные стороны концов веревки. Башня наклонилась в сторону двора. Король Кокейна бросился вперед, просунул ладони под приподнявшийся низ стены и присел на корточки, а потом выпрямился и одним мощным рывком опрокинул башню с края крыши во двор.
Грохот ломающегося дерева заглушил все остальные звуки.
Гриманд с улыбкой оглянулся на Карлу, и она, увидев его глаза, махнула ему рукой, выкрикивая его имя. Он обрадовался, как ребенок. Не в силах сдержать ликование, мужчина бросился к краю крыши, чтобы взглянуть на результат, и в следующий миг Пепин шагнул вперед и ткнул кувалдой ему в спину.
Гриманд полетел вниз.
У итальянки перехватило дыхание.
Парень смотрел на край крыши, сам не веря в то, что совершил.
Эстель побежала к Пепину, и женщина сдавленно вскрикнула.
Молодой человек повернулся к девочке и поднял кувалду.
Она приставила пистолет к его животу и выстрелила.
Пепин закричал. Удар пули и тяжесть кувалды сбросили его с крыши во двор.
Карла повернулась и посмотрела на уходящее вдаль нагромождение черепицы.
Графиня знала, что у нее достанет смелости попробовать пройти по крышам. Но дело было не в страхе, от которого никуда не деться. Просто ослабевшая женщина сомневалась, что в теперешнем состоянии у нее хватит сил и ловкости прыгать по скользкой черепице. Но даже если она справится, то двигаться будет слишком медленно. Загородила ли упавшая башня дверь, как, по всей видимости, рассчитывал Гриманд? Сколько времени понадобится сильным мужчинам, чтобы оттащить груду деревянных обломков? А может, они уже вошли в дом?
Вернулась Эстель.
– Пепин был Иудой, – объявила она.
– Ты очень храбрая, – сказала ей итальянка. – Спрячь пистолет в торбу.
Ей пришла в голову еще одна мысль, и она, подавив рыдание, закрыла глаза. Женщина сама не понимала, как посмела подумать такое.
Из-за спины послышался голос Ампаро, ее ангела. Ангела ее дочери.
«Не бойся. Я пойду с ними».
Карла кивнула и набрала полную грудь воздуха. Спокойно. Нужно действовать с таким же хладнокровием и дерзостью, как Матиас. Кристьен не убьет ее здесь. Но где и когда? Она должна решиться. Графиня прикрыла лицо Ампаро краем платка, не смея взглянуть на дочь – иначе у нее не хватит духу сделать то, что она собиралась. И она не осмеливалась даже мысленно произнести то, что задумала. Иначе у нее тоже не хватило бы духу.
Женщина поцеловала голову дочери через платок.
– Скажи, Эстель, ты сможешь нести Ампаро по крышам? – спросила она.
– Да. – Во взгляде девочки не было ни сомнения, ни бравады.
– И не упадешь?
– Конечно, не упаду.
– Ты отнесешь ее в монастырь, если я попрошу?
– Да.
– У тебя есть сестры?
– Нет. И братьев тоже нет.
– И у меня нет. Теперь мы трое – сестры.
– Я, Ампаро и вы?
– Да. Ты, я и Ампаро. И Алис. Четыре женщины.
Глаза Эстель наполнились слезами, и она заплакала. Карла вытерла ей щеки подолом своего золотистого платья и поняла, что тоже плачет.
– Это слезы счастья, – сказала рыжая девочка.
– Мои тоже. И оставь здесь торбу, она тяжелая.
– Нет, мне нужна торба. Я сильная.
– Знаю. Позаботься о своей сестре. Отнеси ее в монастырь. Не говори им, что здесь произошло. Скажи, что нашла Ампаро у них на пороге. Понимаешь?
Эстель кивнула, словно ей приходилось выполнять поручения и посложнее.
– Потом возвращайся сюда, но берегись солдат, плохих людей, – сказала итальянка.
– Они меня не увидят. И никогда не смогут поймать.
– Жди высокого человека, которого зовут Матиас Тангейзер. Запомнила?
– Матиас Танзер. Это могучий шевалье?
– Да. Он отец Ампаро. И он придет. Волосы у него почти такого же цвета, как твои, только короче. Матиас жесток и храбр, но ты не должна его бояться. Расскажешь ему, что здесь случилось.
С этими словами Карла передала Ампаро Эстель. Малышка агукала под шарфом.
– С вами пойдет ангел. Алис ее видела. Она будет вас охранять, – пообещала женщина.
Эстель выслушала эти слова с удивительным самообладанием. Это удивило Карлу и вселило в нее надежду.
– Я останусь с Алис, – сказала графиня. – Можно тебя поцеловать?
– Вы моя сестра, – кивнула Эстель.
Карла поцеловала ее в щеку. Потом она осторожно поцеловала Ампаро. Все.
– Ты лучшая сестра в мире, – сказала итальянка девочке. – Теперь иди.
Эстель побежала по крыше, и Карла заставила себя смотреть ей вслед, как ей ни хотелось отвести взгляд. Шаги девочки были мелкими, быстрыми и легкими – босые ноги передвигались с ловкостью беличьих лапок. Она запрыгнула на конек крыши и пошла дальше, не замедляя шага, левой рукой прижимая к себе ребенка, а правой придерживая торбу. Итальянка не могла поверить в то, что сделала, и едва не окликнула Эстель. Но скорость, с которой та передвигалась, убедила Карлу, что она приняла верное решение. Графиня уже была готова сдаться под напором рвавшихся наружу слез, как вдруг поняла, что вокруг стало тихо.
На лестнице послышались шаги. Карла повернулась и снова посмотрела на Эстель. Девочка бежала, и ее развевающиеся волосы выделялись на фоне черепичных крыш. Потом она скрылась из виду.
Итальянка набрала полную грудь воздуха и задержала дыхание, а потом медленно выдохнула. Она нашла опору. Матиас. Бледный всадник придет. Он мчится навстречу огню – как и она сама.
Дверь, ведущая на крышу, распахнулась, словно от удара ноги. Карла повернулась.
На нее смотрел Доминик Ле Телье. В руке у него был окровавленный меч. Капитан посмотрел на край крыши, и женщина поняла, о чем он думает: сбросить ее во двор. С лестницы снова донеслись шаги. Тяжелые шаги и бряцание оружия.
– Капитан Ле Телье, – произнесла графиня с нескрываемым презрением.
Доминик переступил с ноги на ногу, будто стыдился собственного имени.
– Лучше воспользуйтесь мечом, – предложила ему Карла. – Или, клянусь, я захвачу вас с собой.
Ле Телье был хамом, лощеным невеждой. Итальянка убедилась в этом еще во время путешествия в Париж. Челюсть у него отвисла, и он снова посмотрел на край крыши, уже со страхом.
– Теперь я вижу, что вы еще и трус, – добавила Карла.
В дверном проеме появилась массивная фигура, и задыхавшийся после подъема человек плечом отодвинул Доминика. Он был широкогрудым и высоким, выше Матиаса. Меч у него был чистым. В другой руке он держал лампу. Увидев стоящую на краю крыши женщину, незнакомец вложил меч в ножны и сдернул с головы шлем:
– Госпожа Карла де Ла Пенотье? Капитан Бернар Гарнье, к вашим услугам.
Гарнье поклонился. Итальянка присела в реверансе, и капитан удивленно заморгал. Он явно обрадовался.
– Капитан Гарнье, вы спасли меня от злобного животного, которое даже не заслуживает, чтобы произносилось его имя, – сказала женщина.
От гордости Бернар словно стал еще на дюйм выше ростом.
– Не стоит благодарности, миледи, – ответил он. – Вы оказали мне огромную честь.
– Вы ее заслужили. Но мне что-то нехорошо. Окажете любезность?
Гарнье не отличался утонченными манерами, но ум у него был быстрым и практичным.
– С вашего разрешения, миледи, я пойду вперед и буду освещать лестницу. Конечно, я ни в коем случае не считаю себя достойным, но если понадобится – со всем уважением – и если вы захотите, то можете найти опору в моей спине, – предложил он.
Карлу шатало – от тошноты и усталости. Зато капитан теперь был полностью в ее власти. Осталось связать его покрепче.
– О такой широкой спине я и не мечтала, – отозвалась женщина. – Пожалуйста, возьмите это в знак моей признательности.
С этими словами она сняла с шеи синий шелковый платок и протянула его Бернару.
– Миледи. – Казалось, капитан вот-вот расплачется. – Я не могу, я простой человек…
– Вы благороднее многих, кто на это претендует. Возьмите, капитан. Мне будет приятно.
Гарнье взял платок, словно святую реликвию. Он держал легкую ткань перед собой, явно не зная, что с ней делать. Карла решила тянуть время – с каждой секундой Эстель и Ампаро уходили все дальше, – но теперь уже сомневалась, хватит ли у нее сил спуститься во двор. Она взяла у Бернара платок и, держа кусок синей ткани за концы обеими руками, перекинула его через голову капитана и расправила на плечах. Гарнье опустился на одно колено, и итальянка хлопнула в ладоши, предотвратив его попытку поцеловать ей руку. Она чувствовала растерянность Доминика, но не смотрела на него.
– А теперь, капитан Гарнье, можете проводить меня вниз, – попросила она. – И мне понадобится какой-нибудь транспорт. Повозка, тележка. Мне столько пришлось вынести! У меня мало сил.
– Конечно, миледи, у нас есть тележки. Отнятые у воров.
Карла взяла его под руку и пошла к двери, радуясь надежной опоре. Потом она стала спускаться по лестнице вслед за Бернаром. У двери родильной комнаты она остановилась.
– Мне нужна женщина, которая поедет со мной и будет за мной ухаживать, – сообщила графиня капитану.
Затем она вошла в родильную комнату. Внутри у нее все сжалось, словно протестуя, – таких мучительных спазмов сегодня еще не было. Итальянка обхватила себя обеими руками, боясь, что сердце выскочит из груди. Дыхание прерывалось. Горе было так велико, что грозило полностью поглотить ее, но Карла решила, что не покажет своих чувств. Алис одобрила бы это.
Старая женщина этого хотела. За плечами итальянки был теперь другой ангел-хранитель.
Хозяйка дома сидела на стуле у кровати, на которой она стольким сестрам помогла произвести на свет новую жизнь. Ее древнее, бесформенное тело казалось почти безмятежным. Голова была опущена на грудь. Полные лиловые губы изогнулись в полуулыбке, словно старуха заснула и ей снились медовые груши и вино. Так она встретила смерть – с улыбкой.
Алый фартук из крови покрывал ее тело спереди от подбородка до коленей.
Карла повернулась к Гарнье.
Ее взгляд заставил капитана попятиться.
– Кто это сделал? – спросила женщина.
Она удивилась своему голосу, холодному, как зимняя луна. Бернар нахмурился. Это явно был не он. Потом капитан оглянулся на Доминика Ле Телье, чья вина не вызывала сомнений.
– Эта женщина была моей матерью, – сказала графиня.
Доминик усмехнулся. Он начал что-то говорить, но Карла перебила его:
– Грязный подонок. Я позабочусь, чтобы вас повесили за это подлое и трусливое убийство.
Ле Телье презрительно фыркнул, но итальянка чувствовала его страх.
– Можешь не сомневаться в этом, мошенник, – заверила она его. – Даже если мне придется встать на колени перед королевой и умолять ее.
– Миледи, – опомнился Гарнье, – вы хотите, чтобы ее тело отнесли в церковь? Я могу приказать, и она упокоится в самом Сен-Жаке, если это вас немного утешит.
– Нет такой церкви, которая была бы достойна ее останков, – ответила графиня. – Оставьте всё как есть.
Карла прошла мимо мужчин и стала спускаться по лестнице. На кухне, где они с Алис пили чай из шиповника, графиня остановилась, собрала карты со стола и спрятала их в карман платья. Заметив футляр с виолой де гамба, она попросила Гарнье взять инструмент с собой. Мелькнула мысль, что хорошо было бы вообще остаться в этом доме, но итальянка понимала, что этого ей не позволят. Здесь она чувствовала себя своей, здесь она узнала больше важных вещей, чем в любом из самых красивых домов, где ей приходилось жить. Она не хотела расставаться с духом этого места. Но ей и не придется. Алис всегда будет с ней.
На пороге входной двери Карлу остановил жуткий крик, прорезавший ночь. Тело отреагировало животным страхом. Это был скорее крик ярости, нежели боли, – так мог кричать Прометей, чью печень клюет орел.
По двору разнесся исполненный злобы женский голос:
– Вот тебе, Самсон, уродливый ублюдок.
Ярость, расколовшая тьму, вырывалась из горла Гриманда.
Глава 24
Дворы
На зловонной лестнице было так грязно, что Тангейзер опасался за свежие мозоли на ногах Грегуара. Он поставил оружие у двери, и его слуга постучал.
– Кто там? – Жалобный вздох указывал на Жоко и его сломанные ребра. – Боже праведный!
– От месье Ле Телье! Ле Телье! – прокричал Грегуар.
Мальчик очень старался: его голос, независимо от внятности произнесенного, не должен был вызвать тревоги. Когда сержант Фроже открыл дверь, Матиас стиснул запястье его правой руки и рукояткой кинжала, украшенного ляпис-лазурью, выбил сержанту последний зуб. Потом он ударил его коленом в мочевой пузырь с такой силой, что ноги Фроже оторвались от пола. Шапка слетела у него с головы. Иоаннит вложил в ножны кинжал, взял меч и швырнул сержанта на пол лицом вниз. Окинув взглядом кухню, он убедился, что больше там никого нет. Наступив на левое запястье Фроже, рыцарь краем каблука надавил на основание его большого пальца. Сустав треснул, словно грецкий орех. Молодой человек взвыл. Больше из лука ему не стрелять.
Вбежал Люцифер, который принялся деловито принюхиваться и помечать углы.
Тангейзер вытащил из-за пояса Фроже нож и швырнул его в кухню. Лук и стрелы лежали на полу, возле вонючего матраса. Госпитальер повесил их себе на плечо.
– Дверь преисподней уже открыта для ваших грязных, никчемных душонок, – объявил он обитателям дома. – Уберечь от адских мук вас может только полное послушание. Вставай, Жоко! Отведешь меня в Кокейн.
Со стонами, призванными продемонстрировать его мужество, Жоко сел на кровати.
– Сударь, я не могу ходить, – запротестовал он. – Моя спина… Она почти сломана.
Матиас взмахнул мечом и отрубил ему левое ухо. Он недооценил остроту лезвия, и меч разрезал плечо парня до самой ключицы, хотя рана была относительно легкой.
– Вставай, или я отрублю тебе ноги и найду кого-нибудь другого, – велел рыцарь.
Жоко выпрямился и встал, упираясь руками в колени. Он тяжело дышал и обливался кровью. На стене висел фонарь, каким обычно пользуется ночная стража: свеча под стеклянным колпаком, который цепью крепится к палке. Огарка должно было хватить еще на добрых два часа. Иоаннит попросил Грегуара зажечь фонарь от свечи на столе. Предупрежденный о возможном насилии и жестокости, его лакей держался стойко. Затем Тангейзер приказал Фроже стать на колени и сказал Грегуару, чтобы тот отдал фонарь сержанту, взял спонтон и ждал их на улице. Меч он швырнул на кухню, после чего отступил к двери и поднял арбалет, продемонстрировав Фроже стрелу:
– Ты все рассказал Ле Телье. О милиции, о постоялом дворе. О моих девочках.
– А что мне оставалось, ваше сиятельство? – начал оправдываться тот. – Пожалуйста, не убивайте меня!
– Вряд ли стоит тебя винить, что ты служил не тем господам.
– Ваше сиятельство, я благодарю Бога за вашу мудрость и сострадание!
Матиас услышал негромкий треск. Звук приглушали бесчисленные здания, но его все-таки ни с чем нельзя было спутать. Это был залп из мушкетов, где-то в полумиле к северу.
– Эй, Жоко, твоя сестра повела милицию в Кокейн? – спросил рыцарь парня.
Тот со стоном кивнул. Госпитальер махнул рукой Фроже:
– Надевай свою шапку. И смотри, чтобы Жоко не свалился с лестницы. Торопись.
На улицу они выбрались без происшествий, хотя и с многочисленными стенаниями и жалобами. Тангейзер взял фонарь у Фроже и отдал его Грегуару, в обмен на спонтон. На узких улочках действовать полупикой было неудобно, но расставаться с оружием, отправивших стольких врагов на тот свет, не хотелось.
Снова послышались далекие звуки выстрелов. Тангейзер вел им счет, одновременно раздавая указания. Всем было приказано молчать. Он заставил Жоко обнять сержанта за шею и сказал, чтобы Фроже поддерживал молодого вора за талию. У Жоко действительно были сломаны ребра, и Матиас знал, как это больно. Если слишком сильно давить на него, у парня закончатся силы – тогда Жоко оцепенеет и будет просто ждать смерти. Иоаннит не знал этого человека и не мог предугадать, как он себя поведет, поэтому решил подарить им с сержантом луч надежды.
– Мне все равно, останетесь вы живы или умрете, – сказал он им. – Приведите меня в Кокейн, а там посмотрим. Сержант знает, что я подвержен капризам.
Выстрелы смолкли. Стреляли из семи мушкетов. В темноте, с учетом почти двадцати операций, необходимых для перезарядки, до следующего залпа еще минуты четыре. Жоко и сержант показывали дорогу, а Грегуар с фонарем в руке замыкал шествие. Они двигались на запад. Жоко стонал при каждом шаге. Движение с такой скоростью потребовало от Матиаса громадных усилий воли. Дойдя до перекрестка, они повернули на север. Снова послышались мушкетные выстрелы. Похоже, они нисколько не приблизились к цели и еще не покинули городские улицы. Тангейзер подавил желание пойти на звук выстрелов в одиночку. Он знал, что представляют собой Дворы, – ему приходилось видеть подобные трущобы в Неаполе и Риме. Обитатели превратили их в лабиринты, защищаясь от закона. Звук может быть близким, но чтобы добраться до его источника, нужно преодолеть несколько миль тупиков и извилистых переулков. Луна поднимется выше и еще час будет освещать им дорогу. Госпитальер отстал на шаг и приставил наконечник спонтона к спине Жоко. Несколько своевременных тычков, и раненый парень, причитания которого стали громче, смог удвоить скорость.
Они миновали ряды забранных ставнями окон лавок и четырех стражников, каждый из которых делал вид, что занят своим делом, – благо, сержант не просил помощи. За спиной остались несколько таверн и перекрестков. Снова послышались мушкетные выстрелы, на этот раз ближе, но все еще достаточно далеко.
Семь ружей. А сколько там ополченцев? Количество – это тщеславие и безопасность. Сорок? Или вдвое больше? Слишком много, чтобы бросить им вызов, особенно когда на кону жизнь Карлы. С капитаном Гарнье рыцарь расстался в хороших отношениях. Может, присоединиться к ним? Убедить Гарнье отвезти Карлу в Лувр. Это тебе не особняк Ле Телье… Доминик будет возражать, но Тангейзер напомнит, что капитан Бернар не отвечает ни перед кем, кроме короля. Рассказал ли Марсель Гарнье об ополченцах, убитых в доме печатника? Ради того, чтобы захватить Карлу, делать это было не обязательно.
– Фроже, какие распоряжения дали сержантам на мой счет? – спросил иоаннит.
– Ваша светлость, нам приказали докладывать о вашем появлении и, по возможности, проследить за вами. Я был обязан…
– Вам не приказывали меня арестовать?
– За что, ваша светлость?
– За убийство девятнадцати ополченцев?
Сержант подобострастно рассмеялся, словно в ответ на остроумную шутку:
– Нет, нет, никто не называл вашу светлость преступником. Вас разыскивали по важному государственному делу. Это единственная причина, по которой я…
– Что ты знаешь об этом рейде?
– Ничего, ваша светлость. Мне приказали охранять ту хибару, где вы меня нашли.
Улица начала подниматься на холм. Уклон был невелик, но Жоко воспользовался предлогом, чтобы замедлить шаг. Тангейзер ткнул пикой в темное пятно, расплывавшееся на его рубашке. Улица сузилась. Из таверны в нескольких шагах впереди Фроже вышли трое мужчин, загородив проход. Они повернулись к странной процессии, и один из них рассмеялся. Потом они увидели Матиаса, голого по пояс и обвешанного оружием. Мужчины уже изрядно выпили, но агрессии в них не чувствовалось. Госпитальер приставил острие пики к спине Фроже.
– Добрый вечер, парни. Сержант заплатит золотой экю любому, кто отведет нас в Кокейн, – сказал он незнакомцам. – Добровольцы есть?
Двое посмотрели на третьего, который вытер рот рукой.
– Мы не знаем дороги, – ответил этот человек.
– Честный ответ. Вы не вернетесь в таверну, пока мы пройдем? – Тангейзер не хотел оставлять эту троицу у себя за спиной. Он подтолкнул Фроже. – Сержант купит вам кувшин вина. Большой.
Фроже порылся здоровой рукой в кармане, вытащил две монетки и протянул их третьему мужчине. Все трое вернулись в таверну. Мальтийский рыцарь приказал Грегуару охранять тыл и двинулся дальше. Они пересекли еще одну улицу, и склон холма стал круче. Пройдя немного на восток, все четверо свернули на север, в такой узкий переулок, что в нем не разошлись бы два человека. Зловоние усилилось. Это и были Дворы.
– Жоко, – сказал Фроже, – держись за мой пояс сзади.
Молодой человек так и сделал, и они продолжили подъем. Переулок повернул на восток, а затем снова на север. Следующий мушкетный залп запаздывал. Неужели столкновение закончилось? Тангейзер начинал терять терпение. Нужно попасть в Кокейн до того, как милиция уйдет оттуда. Жоко остановился и застонал. Госпитальер ткнул его острием в спину, но, услышав крик, понял, что с этим его спутником все кончено. Спонтон вдруг потяжелел – это Фроже повернулся и толкнул Жоко назад. Отчаяние придало сержанту сил.
Острие пики вонзилось между ребрами парня, и Матиас попытался отдернуть ее, но Жоко уже падал со склона, откинув голову назад. Противовес спонтона уперся в землю, и острие пробило молодому человеку легкое.
Тангейзер отступил, освобождая место для падающего тела, поднял арбалет и выстрелил в темный силуэт сержанта, метнувшийся в сторону. Фроже вскрикнул – в его голосе слышалось отчаяние – и упал. Иоаннит выдернул спонтон из Жоко, который зашелся в кашле, переступил через него и махнул Грегуару, чтобы тот поднес фонарь.
Фроже, скрючившись, лежал на боку и скулил. Стрела попала ему в поясницу. Рыцарь пикой перевернул его на спину. Наконечник торчал из живота сержанта дюймов на восемь. Тангейзер прислонил спонтон и арбалет к стене глиняной хибары. Сержант упал у самого поворота в переулок. Он тоже стал жертвой нетерпения. Еще четыре фута, и ему удалось бы сбежать. Матиас наступил на него и поднял упавшую шапку. Обернув ею окровавленный наконечник, он выдернул стрелу из внутренностей раненого. Тот вскрикнул, а госпитальер расстегнул и снял его ремень.
– Грегуар, где твой цербер? – позвал он своего лакея.
Мальчик поднял лампу и указал на пса, который стоял, навострив уши, и прислушивался к влажным хрипам Жоко, словно ждал, когда можно будет слизать кровь с его подбородка.
– Сделай ему поводок, – велел рыцарь.
Он протянул Грегуару ремень, расправил жестяное оперение стрелы и, сочтя его пригодным, натянул тетиву и зарядил арбалет, после чего снова посмотрел на Фроже:
– Думал, я убью тебя на глазах сорока «пилигримов»?
На искаженном болью лице молодого человека проступило сожаление.
– Я не верил, что вы меня пощадите, – объяснил он. – Ваши дети…
– Что Марсель с ними сделает?
– Не знаю. Наверное, ничего.
– Ты сказал Марселю, что они мне дороги?
– Я сказал, что вы их любите.
– И как он отреагировал?
– Сказал: «Хорошо».
Как там Гриманд говорил Полю? «Сидит на навозной куче ненависти».
Ненависть не к Карле. Не к Орланду. И даже не к гугенотам.
К нему, Матиасу, человеку, который любит детей.
Тангейзер взял спонтон и оглянулся на Грегуара:
– Посмотрим, сумеет ли Люцифер отвести нас в ад.
Он переступил через бледного и дрожащего Фроже.
– Ваша светлость, не оставляйте меня здесь! – взмолился тот. – Через десять минут меня разденут!
– Ты жил как свинья. И умрешь как свинья, – отозвался госпитальер.
Переулок расширился и у самой вершины холма разделился на четыре прохода. Стрельба смолкла, но сквозь привычное зловоние Тангейзер наконец уловил запах дыма. В глубине двух проходов он скорее почувствовал, чем увидел знаменитые Дворы. В темноте мерцали редкие огоньки. Многие дома были без окон. Стояла необычная тишина – наверное, это был всеобщий испуг после сражения. Мальтийский рыцарь чувствовал – вернее, даже не сомневался, – что за ними наблюдают. Ружей тут мало или вообще нет, но есть стрелы, камни и черепица. Свет делал их с мальчиком удобной мишенью.
– Грегуар, дай мне фонарь, – потребовал Матиас. – И иди вперед. Будем надеяться, это те негодяи, которые поджигали своих собак.
Он взял палку фонаря в ту же руку, что и спонтон, а его слуга стал подбадривать собаку. Пес ринулся в крайний левый проход. Они шли через двор, и через несколько шагов госпитальер услышал негромкий свист. Пригнув голову и развернувшись вполоборота, он прыгнул вперед. Однако пращнику повезло либо он был достаточно опытен и успел заранее прицелиться. Камень попал в спину Матиаса чуть ниже подмышки и застрял в мышцах. Даже не всякая мушкетная пуля вызывала такую боль.
– Беги, Грегуар! – закричал он. – Прикрой рукой голову!
Они побежали, и еще несколько камней ударили в стены домов позади них. Послышались насмешки и издевательства – местные мальчишки защищали свою территорию. Тангейзер услышал глухой удар. Его юный спутник споткнулся, но устоял и продолжал бежать.
– Попали в торбу! – крикнул он.
Они без потерь добрались до следующего переулка на противоположной стороне двора. Рыцарь понимал, что мальчишки от них не отстанут: защита своего мрачного королевства – их обязанность и развлечение. Перспектива была незавидной, поскольку переулки как нельзя лучше подходили для пращи. Тангейзер остановился и оперся на спонтон. По спине его текла струйка крови. Он отдал фонарь Грегуару:
– Иди дальше. Подождешь меня за следующим поворотом.
Иоаннит видел, как стайка мальчишек пробиралась по двору – их было семь или восемь человек. Можно было подождать, пока все соберутся в узком переулке, и убить нескольких из них. Остальные после этого разбежались бы, и Матиас смог бы идти дальше. Однако когда расстояние между ним и пращниками сократилось до тридцати шагов, он шагнул вперед и продемонстрировал местным жителям сталь арбалета:
– Назад, мошенники! Вы слишком молоды, чтобы умирать.
Шайка была опытной. Они не остановились все вместе, а бросились врассыпную, словно олени, и через мгновение Тангейзер уже никого не видел. Он отступил в темноту переулка.
– Возвращайтесь тем путем, которым я пришел! – крикнул им госпитальер. – Клянусь честью, вы найдете там умирающего сержанта с полными карманами золота!
– Честью? Может, нагнешься, и мы поцелуем тебя в задницу? – отозвался кто-то из пращников.
Послышался смех, и Матиас тоже засмеялся. Услышав его голос, мальчишки умолкли.
– Там вас ждет легкая добыча, парни! – заверил рыцарь своих юных противников. – И вкус ее слаще, чем то, что есть у меня. А здесь вы пожнете только беду.
Мальчишки принялись перешептываться. Камень отскочил от стены в переулок, но сила удара была невелика, и в Тангейзера он не попал. Как бы то ни было, намерение местных он оценил. И снова рассмеялся:
– Ваше упорство достойно мужчин, и я предлагаю вам другую сделку. Я ищу своего друга Гриманда, Инфанта Кокейна. Отведите меня к нему, и я хорошо заплачу.
– Инфант мертв! – крикнул один из мальчишек.
– Нет, это не точно, – возразил другой.
– Говорят, его подстрелили и он свалился с крыши.
– Откуда им знать?
– Тогда просто отведите меня в Кокейн, – сказал иоаннит.
– А почему мы должны верить, что сержант там?
– Он оставил свои черные кишки на этой стреле. Понюхайте.
Тангейзер выставил арбалет на освещенное луной место. Послышались быстрые шаги.
– И правда! Кровь! Свежая, как краска! – зашептались подростки, подойдя немного ближе и разглядывая стрелу.
– А почему ты сам не взял его золото? – поинтересовался один из них.
– Я тороплюсь, и золота у меня самого хватает, но у сержанта взять его гораздо легче, чем у меня. Торопитесь к вкусной добыче, парни, пока вас не опередили, и сохраните свои жизни.
После этого рыцарь услышал шлепки босых ног по засохшей грязи. Две тени метнулись вдоль стены навстречу обещанной награде, которая не исчерпывалась одним золотом, а включала жестокие и неправдоподобные рассказы у очага.
Товарищи бросились вслед за этими двумя, не желая лишаться своей доли.
В глубине переулка госпитальер нашел Грегуара, и они продолжили путь.
Читать бесплатно другие книги:
