Двенадцать детей Парижа Уиллокс Тим

Глава 33

Просто еще один ребенок

Карла вдруг поняла, что впервые слышит плач Ампаро.

Несмотря на стенания, наполнявшие пространство собора, среди которых можно было различить и плач младенцев, она сразу же узнала голос дочери. Этот звук пробил стену ее отчаяния. Но как только исполнилось ее заветное желание, итальянка испугалась ошибки. Логика подсказывала, что это невозможно. Это не уши ее услышали голос Ампаро, это было ее отчаяние.

Плач доносился из глубины церкви. Ее дочери не могло там быть. Никто, за исключением двух охранников, не знает, что Карла здесь. Кто и зачем мог принести сюда девочку? Графиня попыталась встать, но движение было слишком резким: в глазах у нее потемнело, и она снова опустилась на скамью. Нет, обморок она себе позволить не может. К тому времени, как она придет в себя, Ампаро, возможно, здесь уже не будет. Карла уткнулась головой в колени и сделала насколько глубоких вдохов. В голове у нее прояснилось. Дочь по-прежнему плакала – явно громче и сердитее, но не ближе.

Тогда итальянка медленно выпрямилась и взяла Антуанетту за руку:

– Милая, сядь слева от меня.

Девочка протиснулась между скамьей и коленями Карлы и села рядом. Графиня сдвинулась вдоль скамьи и перебросила ноги через футляр с виолой, чтобы оказаться с краю. Двигалась она с трудом – боль в животе была довольно сильной. По ногам потекли струйки крови. Повернувшись, Карла посмотрела в глубину нефа. И забыла о боли.

Из темных глубин Нотр-Дама показалась громадная фигура.

Сердце итальянки замерло, едва не разорвавшись на части. Она хотела моргнуть, но не осмеливалась.

По проходу к ней шел Матиас, а на сгибе локтя у него лежала плачущая Ампаро. Он что-то шептал дочери и поджимал губы, не видя ничего вокруг. Его шея и мальтийский крест на рубахе были в пятнах крови, а кровь в складках его сапог и вовсе еще не высохла, но выглядел он сильнее, чем когда-либо, и Карла еще ни разу не видела его таким счастливым. Как же она его любит! Матиас нашел ее. Нашел их обеих. Графиня заметила белую ленту у него на лбу. Бледный всадник Апокалипсиса пришел. И принес с собой сияющую звезду.

Рядом с ним шла Эстель. Она обеими руками держалась за его ладонь и время от времени отрывала ноги от пола, чтобы Матиас мог покачать ее в воздухе. Рыжие кудри развевались за спиной девочки. Карла улыбнулась. Будь у нее силы, она рассмеялась бы. По сравнению с этой картиной королевская свадьба, участники которой шли по тому же проходу неделю назад, выглядела жалким зрелищем. Тем временем муж графини и рыжая девочка приблизились. Карле не хотелось разрушать это чудесное видение. У нее защекотало в горле, и к глазам подступили слезы – слезы счастья. Она решила не окликать Матиаса. Ей не хотелось, чтобы он увидел ее такую, в слезах.

Упираясь руками в скамью, женщина поднялась и чудом не упала. Она машинально разгладила платье и только потом поняла, что оно почти такое же окровавленное, как рубашка ее супруга, – только кровь эта была ее собственной. Потом Карла пригладила волосы.

Матиас, поглощенный дочерью, прошел мимо.

Эстель, смеявшаяся в полете, тоже ее не видела.

Итальянке тоже хотелось смеяться, но ей нужны были силы для того, чтобы пройти в неф. Спина Матиаса закрыла высокий алтарь. Его окружило золотистое сияние многочисленных свечей.

– Матиас! – позвала его измученная женщина.

Он остановился. Эстель отпустила его руку и радостно оглянулась. Девочка что-то говорила, но Карла почти не слышала слов. Они ее искали. Они ее нашли.

Ее любимый склонил голову, но потом снова поднял ее.

Наконец он повернулся и посмотрел на Карлу. От него ей больше всего были нужны две вещи: Ампаро и его любовь, в которой она не сомневалась даже во время их долгой разлуки. Если бы она усомнилась в этом, то просто не выжила бы. Но Матиас подарил ей нечто большее: свои слезы. Он не позволил им пролиться, но глаза его блестели, и Карла буквально утонула в них, забыв обо всем. Торопиться было некуда. Алис была права. Тангейзер всегда готов к смерти, как любая вспышка огня, даже самая яркая. Такой же была Ампаро, его дочь, которую он держал у залитой кровью груди. Конечно, она была и дочерью Карлы тоже, но в это мгновение принадлежала именно ему, и это еще больше растрогало итальянку.

Карла тоже была готова умереть. Вместе с любимым она была готова ко всему.

Ее пламя устремилось навстречу пламени Матиаса и Ампаро, пока они не слились в одно.

Рыцарь окинул супругу взглядом и, похоже, очень расстроился. Наверное, выглядела она хуже, чем он представлял, но, может быть, всему виной платье? Меньше всего Карле хотелось, чтобы Матиас считал ее слабой. Она мысленно просила мужа обнять ее – тогда она докажет, что это не так. И в ту же секунду госпитальер шагнул вперед и обнял жену так крепко, что у нее перехватило дыхание, а она вонзила ногти ему в руку, пока ей самой не стало больно. Он здесь, и он принадлежит ей. Он дал ей кое-что еще, в чем она нуждалась, сама того не подозревая. Матиас улыбнулся, обнажив сломанные зубы, – именно эта улыбка при первой встрече испугала и заворожила ее.

– Карла, любимая, наш соловей голоден и еще не готов к моим шипам, – услышала женщина его голос.

Ампаро уютно устроилась в колыбельке из шкуры. Губа у нее дрожала. Какие бы приключения ни выпали на ее долю, малышка выглядела здоровой и бодрой. Улыбнувшись, графиня покачала головой.

Матиас был доволен. Он поцеловал ее в губы.

Через секунду Карла открыла глаза, не отрываясь от его губ, и ее супруг, почувствовав это, последовал ее примеру. Она заглянула в ледяные озера его глаз. Его любовь была странного свойства. Она лилась, свободно и бесстрашно, происходя из тех мест, где любви не бывает. Как, впрочем, и многого другого. Карла хорошо знала этого мужчину, знала его инстинкты и реакции, но доходя до таких глубин, всегда чувствовала, что вообще не представляет, что за человек скрывается внутри.

Матиас отстранился, и выражение его лица изменилось. Пора было действовать. Он явно был встревожен.

– Я хотел покинуть Париж, прямо сейчас, но это опасно, – сказал иоаннит. – Здесь самое надежное убежище в городе, особенно для тебя. У меня мешок золота, и его хватит, чтобы ты целый месяц жила, как гостья кардинала. Разумно было бы остаться здесь. Думаю, именно так ты и должна поступить.

– Но ты не можешь остаться со мной? – спросила Карла.

– Чем дольше я в Париже, тем ближе к петле.

– Неужели Гарнье посмеет нарушить святость Нотр-Дама?

– Когда он меня вызовет, я не буду прятаться за сутаной священника.

– Я бы никогда не попросила тебя об этом.

– Если бы я спрятался, Гарнье узнал бы, что ты моя жена, и это не пошло бы тебе на пользу. Они будут просто ждать меня. Париж – их город, а не мой. Если я все еще буду здесь, когда закончится этот кровавый пир, то преступления, в которых меня обвинят и в которых я действительно виновен, будут выглядеть более тяжкими – даже для тех, кто предпочел бы их игнорировать. Я стану дьяволом, притаившимся в их соборе. Но если меня не будет, останутся лишь несколько трупов среди многих тысяч, и их смерть превратится в легенду, которую лучше не рассказывать.

– Тогда я тоже не буду прятаться здесь. И Ампаро. Я не позволю тебе уйти без нас, – заявила его супруга.

Матиас пристально посмотрел на нее. У него хватило уважения или мудрости не спорить.

– Ворота Сен-Дени открываются в полночь, – сказал он. – У нас еще есть время, но мне нужно забрать повозку. Жди меня у купели. Кстати, я крестил ее. Ампаро. Обряд считается действительным – in extremis, принцип крайней необходимости, Тридентский собор и так далее. Я не знал, что ты здесь, иначе подождал бы.

– Ты все сделал правильно. Что тебя беспокоит?

– Долго перечислять.

Мальтийский рыцарь обнял жену за талию и повел в глубь собора. Заметив отдельно стоящий стул, он захватил его с собой. Карла прижалась к мужу и не отрывала взгляда от лица Ампаро. Когда они укрылись в темной нише, Матиас усадил супругу на стул. Она расстегнула верхние пуговицы платья и поднесла ребенка к груди. Девочка сразу же принялась сосать. Почувствовав, как ее охватывает счастливая истома, Карла тряхнула головой. Оранжевый дым, клубившийся под сводами собора, казалось, предсказывал гигантский пожар.

– Вперед, навстречу Огню, – пробормотала женщина.

– Все в порядке, Карла? – не понял ее муж.

– Да. Все хорошо. Иди.

Карла увидела, что Эстель наблюдает за ней.

– Я не отнесла Ампаро в монастырь, – призналась девочка.

– Спасибо, родная, я так тебе благодарна!

– Теперь нам осталось найти Паскаль, – напомнила Ля Росса госпитальеру.

Матиас обернулся. Именно это его и беспокоило.

– Нет, – ответил он, – не сегодня.

– А когда же? – спросила Эстель.

– Кто такая Паскаль? – удивилась Карла.

– Одна из нас, – сказала девочка.

– У нас нет времени, – покачал головой иоаннит.

– Но у тебя было время, пока ты не нашел меня, – заметила его супруга.

– Я принял решение.

Карла видела, как он страдает, и этого было достаточно.

– Иди и найди Паскаль, – сказала она. – А мы подождем здесь.

Рыцарь молча отступил от нее, но не к алтарю, а к дверям.

– Матиас? – окликнула его итальянка.

Он остановился, но не оглянулся.

– Она просто еще один ребенок. У нас их много, – донесся до Карлы его ответ.

– Я тебе не верю, – покачала она головой.

– Без нас у них столько же шансов, а может, и больше.

С этими словами Тангейзер снова пошел к выходу и остановился лишь в тот момент, когда в собор вбежал нескладный мальчишка. Он что-то возбужденно говорил, но Карла ничего не понимала. У этого ребенка была заячья губа. У его ног терлась маленькая уродливая собака. Мальчик жестикулировал, показывая, как надевает на шею цепь.

Матиас повернулся и побежал в глубь собора – его жена не видела куда.

Вернувшись, он в еще большей спешке вместе с мальчиком выбежал наружу.

Карла погрузилась в дремоту, но не заснула. По мере того как ее молоко насыщало дочь, та заполняла все ее существо. Торопиться было некуда.

Потом женщина открыла глаза и увидела Гриманда.

Он приближался к ней, поддерживаемый под руки Матиасом и мальчиком. Лицо его было испачкано чем-то белым, а со щек свисала кожа от лопнувших волдырей. Голова его дергалась, словно в поисках утраченного зрения. В поисках глаз. Его карих глаз.

Алис. Она тоже была рядом. Карла почувствовала, как она отпрянула, охнув от боли.

Итальянка повернулась к дочери и снова заплакала.

Глава 34

Тигель

Он оставил бы Паскаль, если бы не Грегуар. Он оставил бы всех. Возможно, так и следовало поступить. Слишком много чувств терзали его сердце. Тангейзер опустил фонарь на пол, нашел сумочку с инструментами в торбе Гриманда, открыл ее и извлек горсть плоских железных стержней с наконечниками разной формы.

– Если это пустое бахвальство, лучше скажи сразу, и я найду священника, – сказал он Инфанту.

– Дай мне отмычку, заточенную в форме ятагана. И покажи замочную скважину, – отозвался тот.

Рыцарь выполнил его просьбу. Гриманд опустился на колени и левой ладонью обхватил замок, чтобы оценить его размеры, просунул внутрь отмычку и сплюнул, словно злясь на кузнеца. Потом он извлек отмычку и снова обратился к Матиасу:

– Дай мне остальные.

Выбрав одну из отмычек с загнутым концом, слепой гигант снова исследовал ею внутренность замка.

– Еще одну, такую же.

Гриманд вставил в отверстие второй стержень. Он пытался обойти бородки, чтобы зацепить рычаг и язычок замка. Тангейзер видел, как его отец ковал детали подобных механизмов, но сам он умел открывать лишь висячие замки. Нужно будет попрактиковаться в этом искусстве.

Послышался глухой щелчок.

Гриманд встал и потянул носом:

– Ржавчины нет. Ты еще не нашел священника?

Госпитальер вложил отмычки ему в руку.

– Грегуар, приведи повозку к дверям, – велел он своему лакею.

После этого Тангейзер стал подниматься по винтовой лестнице. Казалось, что за время, прошедшее с тех пор, как он был здесь в первый раз, количество ступенек удвоилось, а проход стал уже. Рыцарь подгонял себя. Поднявшись до внешней галереи, он перешел к калитке у подножия северной башни и остановился, скорее чтобы собраться духом, чем чтобы отдышаться. Лампу он поставил на пол. Пот давно уже пропитал повязку у него на лбу, и иоаннит снял ее, чтобы вытереть глаза ее сухими концами. Потом он покрутил головой, разминая шею, открыл калитку и крикнул в темноту лестницы:

– Паскаль! Это Матиас!

Он ждал. За маленьким кругом света, который отбрасывал фонарь, ведущая к колоколам деревянная лестница тонула в абсолютной темноте. Придется ли ему подниматься на эту проклятую колокольню? Тангейзер сомневался, что после подъема у него хватит сил для того, что его там ждет. Он наклонился, чтобы размять напряженные мышцы спины, а когда выпрямился, в глаза ему смотрело дуло пистолета.

Пот, покрывавший спину рыцаря, мгновенно стал холодным.

Паскаль опустила пистолет и вышла на свет.

– Ты первая, у кого был шанс меня прикончить, – сказал ей Матиас.

– Шанс? – не поняла дочь печатника.

– Иди ко мне, девочка.

Малан перепрыгнула через несколько последних ступенек и прижалась к его груди. Тангейзер тоже обнял ее. Какая маленькая! Почему-то он запомнил ее не такой, более высокой и крепкой. Он подумал о том, что ей пришлось пережить. Отец. Сестра. Ужас. Нужно было дать ей несколько секунд, чтобы она пришла в себя. Но больше и не потребовалось. Паскаль отстранилась. Ее глаза и волосы сверкали, словно отполированный обсидиан.

– Я видел Флер, – сказал госпитальер. – Мне очень жаль.

Девушка кивнула.

– Остальные готовы к путешествию?

– Да. А куда мы едем?

– Домой.

Она улыбнулась. В первый раз после «Красного быка».

– Риск не меньший, чем оставаться здесь, а может, и больший, зато награда несравнима, – предупредил ее Матиас.

– Плевать мне на риск.

Она была полна страсти. Она была жива. Ее энергия передалась уставшему рыцарю.

– Я нашел свою жену Карлу и нашего новорожденного ребенка. Они ждут внизу, – рассказал иоаннит девушке.

Паскаль заморгала, и на ее лице проступило разочарование, через секунду уступившее место вежливой улыбке. Тангейзер все понял и очень удивился. Для него она была просто девочкой, по крайней мере, до сих пор. Но сама Паскаль думала иначе.

– Когда я сказал Эстель, что иду за тобой, она предположила, что ты одна из нас. Я не совсем понял, что она имела в виду, но ответил утвердительно. Я имел в виду, что мы с тобой похожи, – добавил рыцарь.

– Надеюсь.

– Не стоило бы.

– От этого я не откажусь ни за что на свете.

Паскаль очертила руками круг, охватывающий их обоих, и Тангейзер увидел пятна разного цвета на ее ладонях. Теперь эта девушка печатает самой черной из красок. Он почувствовал, что открыл дверь в самые темные уголки ее души, дверь, которую следовало бы держать запертой, но свет, вырвавшийся оттуда и осветивший обсидиан ее глаз, поразил его.

– Мы помечены судьбой, чтобы она могла узнать нас и сделать своими любимыми игрушками. Несколько минут назад, до того, как я узнал, что ты здесь, я решил бросить тебя, – признался Матиас.

Паскаль, услышав это, даже не поморщилась, и только черное пламя в ее глазах затрепетало.

– Ради жены и ребенка. Понимаю. Я поступила бы так же, – ответила она.

– Карла просила найти тебя, несмотря на опасность, грозящую нашей дочери.

Девушка задумалась.

– Карла верит в лучшее, что есть во мне. В отличие от меня, – добавил госпитальер.

– Она любит вас лучше, чем я.

– Сегодня у меня появились две дочери. А теперь еще и сестра, и я горжусь этим.

– Я вас люблю.

– И я тебя. Зови остальных.

Паскаль протянула руку к грязной белой ленте, которую сжимали пальцы Тангейзера. Этот сувенир мог напоминать только о кровавой работе. Наверное, именно поэтому он был нужен девушке. Рыцарь отдал ей ленту, а она опустила курки пистолета, заслужив его одобрительный взгляд. Потом она запрыгнула на лестницу.

– Паскаль! – позвал ее Матиас.

Девушка оглянулась. Тангейзер видел, что причинил ей боль, но она не хочет этого показывать.

– Я не верю, что ты бросила бы меня, даже ради спасения Флер, – сказал он тихо.

– Я бы нырнула в огненное озеро, чтобы схватить вас за пятки. Но я научусь.

– Меня не очень удивило, когда я нашел двух сержантов, валявшихся в луже собственной крови… – начал было иоаннит, но замолчал.

Паскаль ждала, пока он заговорит снова.

– Я помнил силу твоего духа, – продолжил он наконец.

Девочка явно повеселела.

– Но догнать третьего на улице – это выше всяких похвал, – закончил рыцарь.

Малан просияла и, повернувшись, исчезла в темноте. Матиас услышал, как она зовет Юсти.

Он стоял на носу звездного корабля в сотне футов над соборной площадью, Папертью, осью мира, пробкой в горлышке ада. Дальше раскинулся океан Времени и Судьбы, поверхность которого казалась обманчиво спокойной под покровом ночи и в свете луны. Прислонившись к горгулье, Тангейзер окинул взглядом город, который он скоро должен был покинуть, но который успел полюбить.

Крыши домов складывались в фантастический узор из черных и сверкающих серых пятен. На сторожевых башнях огромной городской стены горели лампы, но внутри лишь за несколькими окнами обитатели домов осмелились зажечь свет. Сотни тысяч людей притаились в темноте, размышляя о том, куда делся знакомый им мир.

Мальтийский рыцарь видел редкие пятна желтого света, разбросанные по Виллю и университету. Факелы банд грабителей и убийц. Такие же пятна, но более яркие и близкие, приближались к собору – кажется, по мосту Норт-Дам. С Паперти донеслись гулкие удары копыт. Клементина. Грегуар. Матиас поднял с пола фонарь.

Появились Мышки, все такие же невозмутимые. За ними шла Паскаль.

– Я спрятала ваше ружье на барже с древесным углем, – сказала она. – Простите.

– Мудрое решение.

– И оставила вам неправильное сообщение. У Тибо дом на левом берегу. Я не знала о ключе, пока Агнес и Мари не сказали, что он у Юсти.

– Я тоже забыл о ключе. – Тангейзер подумал, что в противном случае ему не пришлось бы принимать решение, о котором он пожалел. – Хотя сам повесил его Юсти на шею.

Появился и молодой поляк с седельными сумками. Юноша посмотрел на госпитальера, пытаясь скрыть, что творится у него в душе, но этого ему не удалось. Сумки он не отдал, и Матиас сжал его плечо:

– Клементина и Люцифер ждут нас. А еще человек без глаз и другие друзья.

– Грегуар там? – спросил Юсти.

– А как мы выберемся из города без Грегуара?

– Вряд ли у нас получится, – согласился молодой человек.

– Без него я бы не нашел вас. А также мою жену и ребенка.

– Так Карла жива? – Эта новость глубоко растрогала Юсти. Он сжал руку Тангейзера. –  Я рассказал Флер о том, что произошло сегодня утром, – сказал он рыцарю. – Там, в том доме, я не видел ребенка. Наверное, я догадывался, что это не ваша жена. Но ее так изуродовали…

– Это моя вина, – вздохнул иоаннит. – Ты тут ни при чем. И если бы не этот поворот судьбы, мы не застали бы Флер и Паскаль в живых.

Юсти кивнул и опустил голову. Раны в его сердце снова открылись.

– Несмотря на страдания, которые принесла тебе эта встреча, я уверен, что ты, если бы мог, снова сделал бы тот же выбор, – сказал ему Матиас.

– И готов заплатить за это любую цену, – заверил его юноша.

– Значит, забудем о скорби. Пока не сделаем дело.

– А что мы будем делать?

– То, что потребуется, – сказала Паскаль.

Тангейзер повел их перед собой по галерее.

– А как вам удалось пройти мимо охраны у дверей собора? – поинтересовался он.

В ответ на благодарность детей, которых она привела в безопасное место, Карла смогла лишь рассеянно кивнуть. Когда муж помог ей подняться со стула, она буквально повисла у него на руке, и причиной этого была не просто любовь. Кормление Ампаро, похоже, истощило силы женщины, хотя при взгляде на ребенка она мечтательно улыбалась, словно пребывала в состоянии, близком к блаженству.

Такое состояние тревожило Тангейзера. Он наблюдал подобную эйфорию у умирающих. Сколько крови Карла потеряла? Рыцаря терзали сомнения – неизвестный ему доселе и поэтому самый опасный враг. Повозка. Улицы. Дорога. Он может устроить так, что через десять минут его жена окажется в кровати в доме священника, а рядом будет стоять хирург. Хотя, скорее всего, ей пропишут кровопускание.

– Скажи, любовь моя, у тебя кровотечение? – спросил Матиас жену.

Та молча покачала головой.

– У тебя не хватит сил на путешествие. Мы остаемся. Все, – заявил госпитальер решительно.

– Нет, мы должны уходить, пока Смерть на нашей стороне! – запротестовала Карла.

– Смерть ни на чьей стороне. Она сама за себя.

– Если мы ее боимся, она повернет против нас – ты это знаешь лучше, чем кто-либо, – и Суд решит не в нашу пользу. Алис говорит, мы должны идти. В направлении Огня.

Снова карты. Алис говорит? Тангейзер потрогал лоб супруги тыльной стороной ладони. Он был прохладным и влажным. Лихорадки не было. В логике Карлы проступала его собственная философия, только в формулировке той безумной женщины, которая приняла у нее роды. В ситуации, когда требуется храбрость, осторожность равносильна смерти. Тем не менее моральная сторона дела давила на рыцаря тяжелым грузом. Он готов был подвергнуть опасности жену и ребенка, чтобы спасти свою шею от петли, и в то же время без колебаний умер бы ради того, чтобы продлить их жизнь хотя бы на мгновение. Загадка… Но, похоже, сидящая перед ним женщина ее решила. В отличие от него.

– Карла, если ты останешься здесь, то вы с Ампаро выживете, – попытался все-таки уговорить жену Матиас.

– Знаю, – кивнула она. – Но все, что ты сделал, было не ради того, чтобы мы остались живы. Для этого ты был нам не нужен. Мы сами справлялись. Ты сделал это, чтобы быть со мной. С нами.

Тангейзер окинул взглядом огромное пространство собора, этого корабля, который построили люди, обладавшие знанием. Сокровенные тайны, вплетенные в его ткань и соединившиеся с таинственным дымом и колеблющимся пламенем сотен свечей, наполнили его первобытным знанием, воплощением которого и являлся этот собор. Знанием чистого хаоса, во всем его ужасе и красоте. Бытие и есть хаос. Влажный путь и Сухой путь[30] одновременно. Кровь и вода, камень и стекло, красное и белое, знание и невежество, правда и ложь. Христос и Сатана, месса и Великое делание[31] – всё это соединяется здесь, в Нотр-Дам де Пари, сверкая и переливаясь в его священном тигле.

Тем не менее металл, который может выплавиться из руды их душ, можно проверить только в процессе литья. Вещество, рожденное в тигле, всегда является предметом сомнений, и хаос – это его суть. Уверенным можно быть только в одном: личность превратится в бесполезный шлак, если ее не испытать. В сплаве могут присутствовать и скорбные песни, и жертвы, и грехи, которым нет числа, но кто мог предсказать, что древесный уголь превращает железо в сталь? Сомнения и загадки можно разрешить лишь с помощью тигля – опустошив его. Хаос вечен и включает в себя всё.

– Я оставила Ампаро на крыше с нищей девчонкой, – сказала Карла. – Девчонкой, которая утром угрожала убить моего ребенка, тогда еще находившегося у меня в утробе. И вот мы здесь. И ты здесь, с нами. Ты нас не оставишь, потому что мы не оставим тебя.

– Я люблю тебя, – сказал Тангейзер.

Итальянка погладила его заросшую щетиной щеку.

– Юсти, проводи Мышек к повозке. Опусти один борт и положи матрас, – сказал Матиас поляку.

Потом он увидел Гуго, который прижимал к груди виолу Карлы.

– Гуго, а ты проводи Инфанта, – попросил рыцарь.

– Я ни за что не лягу, – заявил Гриманд. – Не надейся.

– Эстель, покажи Паскаль, где мое оружие. Принесите его. И лампу тоже, – не отвечая ему, распорядился госпитальер.

Проходя мимо, король Кокейна повернул безглазое лицо к Тангейзеру:

– Кажется, ты хвастался, что приведешь нас к воротам Сент-Дени. – Его улыбка вселяла ужас. – Или мне найти священника?

Его смех эхом отразился под сводами собора.

– Карла, держи крепче нашего соловья, – сказал Матиас жене.

Левой рукой он обхватил бедра Карлы и взял ее на руки. Она прижалась головой к его груди. Ребенок у нее на руках спал.

– Значит, к Огню, – сказала женщина.

– Хороший муж знает, когда делать то, что ему говорят, – усмехнулся рыцарь.

Карла засмеялась, но тут же поморщилась от боли.

– Тебе удобно? – забеспокоился ее супруг.

– Будет удобно, если ты перестанешь меня смешить и будешь делать то, что тебе говорят.

– Постараюсь.

– Отвези нас домой.

Матиас понес жену к дверям.

– Грегуар сказал, что Гуго проследил за тобой до собора. Что случилось с твоим сопровождающим? – спросил он у нее.