Смертельный эксперимент Локк Джон
– И когда ты хочешь ехать? – вздохнул я.
– Как тебе в среду?
– В среду утром у меня встреча в Ньюарке, в восемь тридцать. Так что я смогу встретиться с тобой в аэропорту около десяти.
– Тот же самый авиаперевозчик?
– Да, только самолет должен быть другим.
– Я буду ждать тебя в лобби, – сказала Калли. – Во всеоружии.
– Ты сначала попробуй пронести это свое оружие через гражданский контроль безопасности.
– Спасибо тебе, Донован.
Я протянул девушке небольшой фонарик и попросил:
– Освети мне «торпеду», ладно?
Она направила достаточно света сквозь водительское стекло, чтобы я мог работать. Вытащив из кармана небольшой пластиковый футляр, я пролез в салон машины через переднюю пассажирскую дверь. Достав из футляра пленку с отпечатками пальцев, перенес их на «торпеду», а один из четких отпечатков ладони оставил на сиденье, которое опустил Чарли. Затем из того же футляра я достал три пряди светлых волос и разложил их на полу, на сиденье и на рукаве рубахи Бикхэма, рядом с манжетой.
– Ты оставила гильзы там, где они упали? – спросил я, мысленно проверяя свой список.
Калли даже не стала отвечать. Она была профессионалом.
Я внимательно осмотрелся, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Пластиковый футляр засунул обратно в карман и достал из своей сумки два пластиковых мешка, объемом в галлон[28] каждый, и произнес:
– А теперь оружие.
Я тщательно протер свой пистолет и поместил его в мешок, который засунул в сумку. Калли протянула мне свой, я также протер его и положил во второй мешок.
– Ну что ж, с местом преступления все в порядке, – решил я.
– А что с видеокамерой?
– Сал сказал, что не доверяет Медвежонку, поэтому выделил специального человека, который ею займется. Этот парень не уйдет оттуда без нее.
– А ты не боишься, что в один прекрасный день Сал попытается использовать камеру против нас?
– Не-а. Наши люди смогут легко поставить под сомнение любые свидетельства.
Из своей сумки я достал ветровку и протянул ее Калли.
– Надень, чтобы не было видно татуировку. Мы отъедем подальше, а потом уберем ее.
– Я сделаю это после того, как ты меня высадишь. У меня есть одно средство для удаления полировки – работает очень здорово, но это займет немало времени.
– Ты все еще в коричневых контактных линзах? – спросил я.
Фонариком она осветила свое лицо.
– Тебе нравится? Ты ведь уже видел их раньше.
– Разница колоссальная. – Собственный цвет глаз Калли гипнотизировал, в этом же не было ничего особенного.
– Ну, вроде бы все готово, – сказал я. – И все-таки плохо, что двойником занимается Сал, а не мы сами.
– Мы же с тобой в обыкновенном американском городишке, – пожала плечами Калли, – а не на месте преступления в Майами[29].
Частью плана была фотография Калли, которую должен был сделать своим мобильником Медвежонок. Фотографировать он должен был с большого расстояния, но так, чтобы татуировка была хорошо видна. Когда местные детективы появятся в баре и начнут свой допрос, Медвежонок должен вспомнить про это фото.
У Сала уже была жертва с похожей татуировкой, танцовщица по имени Шона. И в фургон я положил именно ее волосы. Шона очень отдаленно была похожа на Калли, но Салу и не нужно было полное сходство. Достаточно было волос и татуировки. Шона танцевала в одном из клубов Сала в Кливленде и совсем недавно совершила непростительную ошибку, пригрозив одному из лейтенантов Сала, что выдаст его полиции. Парень уже собирался пристрелить ее, когда Сал заставил его спрятать женщину и не убивать до тех пор, пока он не даст указания. Я надеялся, что разозленный лейтенант сможет удержаться от этого убийства хотя бы до момента, когда я передам Салу пистолет Калли, чтобы тот смог обеспечить отпечатки пальцев Шоны на оружии. Сам я не собирался пользоваться оружием сегодня, но пришлось, поэтому мне придется разобрать свой пистолет на части и разбросать эти части по большой территории.
– Сколько времени мы проведем в Вегасе? – поинтересовался я.
– Что, надо получить увольнительную у женушки? – ухмыльнулась Калли.
– Знаешь, когда живешь с постоянным партнером, – пожал я плечами, – то приходится придерживаться определенных правил.
– И что же, ты скажешь ей, что мы летим в Лас-Вегас? Только ты и я?
– А вот полная откровенность не входит в эти правила.
– Ночь.
– Прости?
– Мы проведем в Вегасе одну ночь.
Тогда я подумал, что она подрядилась пришить кого-то на стороне и ей понадобился помощник. Но в этом случае у меня было несколько вопросов, прежде чем мы отправимся.
– Что мне надо взять с собой? – спросил я.
– Красивый костюм.
– И всё?
– Мы просто посмотрим шоу. В «Белладжио».
– О.
– Вот именно.
– Что «вот именно»?
– «О».
– О, что?
– Шоу называется «О».
– И кто же в этом случае весь вечер на манеже?
– А на Кэтлин это действует?
– Что действует, мои шутки?
Девушка посмотрела на меня и закатила глаза.
– Не всегда, – признался я.
Какое-то время мы сидели молча. Калли смотрела через ветровое стекло прямо перед собой. Было понятно, что говорит она одно, а думает совсем о другом.
– Она, наверное, считает тебя очень смешным, – предположила девушка. – Так обычно бывает в самом начале.
– Но это скоро изменится, не так ли, доктор Фил?[30]
– Наверное, тебе интересно, почему я хочу, чтобы ты просмотрел именно это шоу и именно в среду? – продолжила Калли.
– Послушай, ты оказала мне честь, так что причины не важны.
– Не скажи, они станут важны позже.
– Это еще почему?
– Потому что после шоу нам придется принять решение о жизни и смерти.
– Моей жизни и смерти?
– Нет, – ответила Калли. – Моей.
Глава 16
Воскресное утро. Я ехал к Кэтлин, когда раздался звонок моего мобильного телефона. Посмотрев на экран и увидев, что звонит моя дочь, я попросил своего водителя поднять разделительное стекло. Прежде чем ответить, я мысленно напомнил себе, что мой голос в начале должен звучать жизнерадостно.
– Привет, Котенок, как дела?
– Боже мой, папочка, Чарли убили!
– Что? Кого убили?
– Чарли! Моего парня! О боже мой! Чарли убили! – Я услышал, как Кимберли расплакалась. – О боже! – закричала она.
Ее рыдания вызывали у меня чувство вины. Но и облегчения тоже. Этот сукин сын, может быть, и причинил ей боль своей смертью, но живым он причинил бы ей гораздо большую.
– Кимберли, постарайся успокоиться. Расскажи мне, что произошло.
– Сегодня утром, в поле, они нашли фургон. Убили четверых мальчиков. И среди них Чарли. О боже, папочка! – Она опять заплакала. – Как это могло произойти? Кому понадобилось убивать Чарли? Он был самым классным на свете.
– А ты уверена, что это Чарли? Кто-нибудь опознал тело?
Она с трудом справилась со своим дыханием.
– Это он, папа. Всех четверых застрелили.
– Мне очень жаль, Котенок, – произнес я. – Мне действительно очень жаль.
Какое-то время мы продолжали это обсуждать. А потом она неожиданно сказала:
– Мне так хотелось, чтобы ты с ним встретился. Он бы тебе очень понравился.
– Я это знаю, – солгал я.
Она опять заплакала, а я терпеливо ждал, когда закончатся ее слезы. Я спросил Кимберли, могу ли я чем-нибудь помочь ей.
– А ты не смог бы приехать на похороны? – спросила она.
– Ну конечно, я приеду, – ответил я. – Просто скажи, куда и когда.
Я не боялся, что меня узнают как человека, который был с Калли накануне вечером в «Грэнтлайн Гриль & Бар». С одной стороны, все пялились на Калли. С другой стороны, на мне были специальные ботинки, увеличившие мой рост на три дюйма, коричневый парик, очки и борода. Борода скрыла шрам на моем лице, а одежду я уже давно уничтожил. Пистолеты были вычищены и находились у Сала. Привязать меня к убийству было невозможно.
Мы с Кэтлин провели тихий, спокойный день, сострадая Кимберли. Мне несколько раз пришлось прикусить губу, отвечая на вопросы Кэтлин о бедном, милом, удивительном Чарли, которые ничем не отличались от вопросов, которые мне задавала Кимберли. Мне действовало на нервы то, что Кэтлин заранее считала, что парень, с которым она в жизни не встречалась, был просто ангелом во плоти. Я хочу сказать, что если четверых парней убивают в бандитской разборке, то первое, что должно прийти в голову, это то, что с ними не все в порядке. Мне постоянно приходилось напоминать самому себе, что Кэтлин гражданский человек. У нее не было ни соответствующих инстинктов, ни соответствующей подготовки, чтобы заподозрить Чарли в том, что он убил одну женщину и изнасиловал десяток других. Я старался не высказывать свое мнение по поводу Чарли, зная, что в течение ближайших дней газеты сделают достоянием общественности все эти мерзкие подробности. А еще я знал, что ни в коем случае не могу позволить Кэтлин заподозрить меня в причастности к этой смерти, хотя, убив Чарли, мы с Калли спасли Кимберли и неизвестно сколько еще ни в чем не повинных женщин. И хотя наши с Кэтлин чувства становились все глубже и глубже, это был еще один страшный секрет, который я должен был держать при себе.
– Ты можешь чем-нибудь помочь, Донован? – спросила Кэтлин.
– Ты имеешь в виду, выяснить, кто это сделал?
– Ну или, по крайней мере, сообщить Кимберли какую-то последнюю информацию о расследовании. Уверена, что ей станет легче.
– Неплохая идея, – ответил я. – Попрошу Лу Келли с этим разобраться.
Лу – моя правая рука, он руководит группой моей поддержки в «Сенсори». Банда компьютерных фриков Лу сможет обеспечить меня самой последней информацией прямо из офиса шерифа.
Весь вечер мы переговаривались с Лу по телефону. К 20.00 следствие выяснило достаточно, чтобы это можно было сообщить Кимберли.
– Я знаю, что тебе больно, милая, но я нажал тут кое на кого и задал несколько вопросов. Только держи это в тайне, так как это закрытая информация… Короче, кое-что об этой стрельбе я могу рассказать.
– Спасибо тебе, папочка. – Ее голос звучал подавленно.
– Хочу предупредить тебя: тебе может не понравиться то, что я тебе скажу.
– Тогда это будет кучей лжи.
Ну хоть это ее расшевелило.
– Может быть, и так, милая, но все, что они на сегодняшний день смогли накопать, свидетельствует против этих ребят.
Она промолчала, но я понял, что мысленно она ощетинилась.
– Тебе решать, Кимберли.
– Я хочу знать все, – сказала она. – Ведь рано или поздно я это все равно узнаю, так почему не сейчас?
– Ну, хорошо. Я начну рассказывать, но если тебе станет слишком тяжело, то скажи мне, и я сразу же прекращу. Так вот: все эти четверо ребят из Дарнелла. Двоих из них застрелили так, как будто бы их за что-то казнили – всадили по пуле между глаз. Один из них был Чарли, второго звали Джордж Роулинз.
Я подождал, пока она закончит плакать.
– Продолжай, папа. Прости.
– Я знаю, как это тяжело, детка. Может быть, сейчас не время?
– Нет, папа. Я хочу услышать все до конца.
– Ну, хорошо. Теперь я буду зачитывать тебе меморандум: двух других, Бикхэма Райта и Робби Милфорда, сначала ранили, а потом добили выстрелами в голову. Водителю фургона, Бикхэму Райту, сначала выстрелили в пах. Робби Милфорду выстрелили в нижнюю часть груди. Полиция, проводившая осмотр места преступления, предполагает, что стрельба может быть связана с бандитскими разборками. Причиной, вполне возможно, стали наркотики. Это заключение полицейские сделали, пытаясь связать данные убийства с исчезновением кузена Бикхэма Райта, некоего Неда Денхоллена, который тоже проживал в Дарнелле.
– Мистер Денхоллен работал здесь фармацевтом, – вставила Кимберли. – Ходили слухи, что он убежал от жены. Его что, нашли?
– Об этом здесь ничего не говорится, – ответил я. – Я читаю тебе то, что у меня перед глазами. Итак: Денхоллен – местный фармацевт. Опрошенные друзья и соседи отмечают, что он и его жена Анита жили не по средствам, что предполагает его возможное участие в торговле наркотиками. Выстрелы были сделаны профессионалами, что предполагает или бандитские разборки, или показательную казнь.
– Пока во всем этом нет никакого смысла, – заметила Кимберли. – Если мистер Денхоллен торговал наркотиками, то убить должны были его, а не Чарли и всех остальных.
– Позволь мне закончить. Здесь все вроде бы объясняется. Полиция Мэдисон-Парк нашла четыре мертвых тела утром в воскресенье. Так как убийство произошло на спорной территории, то представители полиции Мэдисон-Парк и Дарнелла объединили усилия и организовали следственную группу, которая будет расследовать эти убийства. Все четверо убитых были хорошо известны полиции и поэтому мгновенно опознаны. Сегодня же, в 13.25, полиция начала обыски в домах убитых, их личных вещах и компьютерах. На верхней полке шкафа в спальне Бикхэма Райта была обнаружена коробка, в которой находилось несколько пузырьков с бесцветной жидкостью без запаха. Эти пузырьки были немедленно направлены в лабораторию на экспертизу. Рили Кобб, местный компьютерный эксперт, смог войти в компьютер Робби Милфорда. В нем он обнаружил сотни порнографических материалов, а также папку под названием «Клуб “Всемирных трахальщиков”».
Я подождал, не захочет ли Кимберли что-то сказать по этому поводу. Девочка молчала.
– Прости меня за этот язык, – извинился я.
– Да все в порядке, папочка, – ответила она. – Я это слово слышала миллион раз.
– Здесь об этом много чего написано. Вместо того чтобы все это читать, просто коротко перескажу суть. В папке этого клуба трахальщиков, в компьютере Робби, следователи обнаружили несколько файлов, включая семь правил для членов клуба, а также фотографии трех местных девушек, обнаженных и, по всей видимости, в бессознательном состоянии.
– Как их зовут, папа?
– Имен у меня пока нет, но следователи идентифицировали их как местных девушек – значит, они должны быть или из Мэдисон-Парк, или из Дарнелла – или и оттуда, и оттуда.
– А почему они были без сознания? Они что, были пьяны? Я не понимаю.
– Вот именно это тебе и не понравится. Полиция почти уверена, что результаты анализа пузырьков, найденных у Бикхэма, покажет наличие ГОМК, так называемого «наркотика для изнасилования». Судя по файлам и фотографиям, обнаруженным в компьютере Робби, а также по пузырькам, найденным в доме Райта, складывается впечатление, что парни в этом своем клубе подсыпали девушкам наркотик, а потом насиловали их.
– Это полная ерунда! – закричала Кимберли. – Я не знаю остальных. То есть я слышала о них, но лично не встречала. Но я знаю Чарли. Он был красавцем, папа. Он мог уложить к себе в постель любую. Ему не надо было никому подсыпать наркотики. Если такой клуб действительно существовал, то Чарли не мог иметь к нему никакого отношения.
Мне пришлось прикусить язык. Потому что Чарли не только имел к этому отношение, но и был самым жутким членом этого клуба.
– Я уверен, что ты права, Котенок. К тому моменту, когда следствие закончится, может быть, будет понятно, что во всем виноваты те трое, а не Чарли.
– Я могу это гарантировать, – сказала Кимберли.
– Что ж, ты, конечно, знала его лучше, чем я, и поэтому я уверен, что ты права.
– А они нашли какие-нибудь улики, когда обыскивали фургон?
Сразу видно, что ты моя девочка, подумал я.
– В общем, да. Помимо крови они обнаружили пять гильз, которые почти наверняка связаны с этой стрельбой, сотни отпечатков пальцев, а также отобрали образцы волос и кожных покровов. Кроме того, они обнаружили пятна семенной жидкости и других органических жидкостей на спальных мешках, которые лежали в задней части фургона.
– Теперь они будут сравнивать семенную жидкость, правда? – спросила моя девочка.
– Да.
– И если они найдут сходство с семенной жидкостью Чарли, то решат, что он тоже принимал в этом участие.
– Совсем необязательно.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Насколько я понимаю, отец Чарли – крупный специалист по уголовному праву. Я больше чем уверен, что если Чарли невиновен, то его отец сможет это доказать.
– Папа, но ведь ты мне веришь? Веришь в то, что я говорю о Чарли?
– Верю, милая.
– Это хорошо. Если бы ты не верил, я бы этого не выдержала.
– Как я понял, сегодня в школе будет заупокойная месса? – уточнил я.
– В девять вечера. Мы все там будем.
– Ну ты там держись, хорошо?
– Конечно. И спасибо, что доверил мне эту информацию. Я никому не скажу.
– Все в порядке. Я люблю тебя, Кимберли.
– Люблю тебя, папочка. И…
– Слушаю тебя.
– Я любила Чарли.
– Знаю, детка.
Я содрогнулся.
Глава 17
– Донован, давайте все-таки займемся делом, – произнесла доктор Надин Крауч. – Это уже наша третья встреча, и до сих пор вы отказывались говорить о ваших родителях или детстве. Вы отказываетесь говорить о том, чем занимаетесь, и даже о том, что вы делали, когда произошел этот приступ. Мне остается только предположить, что вы занимаетесь чем-то или абсолютно возвышенным, или абсолютно противозаконным.
Она остановилась, чтобы посмотреть, как ее слова повлияли на меня.
– Вы это отрицаете? – спросила женщина.
– А вас это сильно беспокоит?
– Представьте себе, что вы нашли птичку со сломанным крылышком, которой необходима ваша помощь, – объяснила врач. – Неужели для вас важно, как было сломано ее крыло?
Я помолчал, пытаясь понять, к чему она клонит. Так и не догадавшись, просто спросил:
– Может, вы сразу объясните мне, к чему все это?
– Понимаете, я здесь не для того, чтобы ставить вам оценки.
– В таком случае не отрицаю.
– Очень хорошо, – сказала мой доктор. – Значит, в тот момент, когда начался приступ, вы занимались чем-то возвышенным или противозаконным. А раньше вы этим занимались?
– Мы ведем гипотетический разговор?
– Конечно.
– Тогда – да.
– Я правильно понимаю, что раньше, когда этим занимались, никакой боли вы не ощущали?
– Правильно.
– Обычно я не тороплюсь с выводами, – она слегка надула губы, – но вы ведь пациент не обычный. Мне кажется, что, помогая вам, я защищаю других людей.
– Благодарю вас, – ответил я. – Так каков же ваш вердикт?
– Мы не так долго с вами работаем, чтобы я могла озвучить его с достаточно высокой долей вероятности. Но на первый взгляд мне кажется, что это классический пример.
– Чего?
– Психосоматического болевого синдрома.
– Психосоматического? У меня что, синдром? Да Глэдис Найт[31] просто обзавидуется.
– Такой синдром является частью защитного механизма, который создает ваше подсознание, чтобы компенсировать нерешенные эмоциональные проблемы. Короче говоря, ваше подсознание не хотело иметь никакого отношения к тому, что вы делали в тот день, когда почувствовали этот приступ. И оно ответило вам единственным доступным ему способом – болевым приступом.
– Вы что, это серьезно?
– Абсолютно серьезно. Ваше подсознание создает приступ боли, чтобы вы прекратили делать то, что делаете в данный момент. Оно заставляет вас сконцентрироваться на боли. Если вы не прекращаете, то боль усиливается. Ваше подсознание твердо настроено на то, чтобы вы прекратили делать то, что доставляет ему столько дискомфорта, и не важно, что это такое на самом деле. И если вы с этим ничего не сделаете, то можете в один прекрасный момент просто умереть.
– И что, это обычная вещь? – спросил я, поразмышляв несколько минут.
– Да, хотя боль обычно возникает в области спины.
– Тогда почему у меня заболело сердце?
– А вы посмотрите на себя в зеркало, – предложила Надин. – Вы здоровы как бык. Уверена, что спина у вас никогда не болела, правильно?
– Правильно.
– Так вот, ваше подсознание знает, что в боль в спине вы просто не поверите. Оно очень умное, это подсознание. Оно не станет создавать боль, от которой можно отмахнуться или на которую можно не обратить внимания. В вашем случае я возьму на себя смелость предположить, что ваш отец или кто-нибудь еще в вашей семье умер от сердечного приступа.
Я почувствовал, как внимательно она смотрит на меня, наблюдая за моей реакцией.
– То есть вы хотите сказать, что эта боль – своего рода дымовая завеса, которой мое подсознание хочет оторвать меня от того, что я делаю в момент ее возникновения?
– Совершенно верно. И радуйтесь, что это был не колит.
– Колит?
– Это самая страшная из всех психосоматических болей.
– Хуже, чем боль в сердце?
– Намного.
– Что ж, – согласился я, – но как мы уже говорили, то, что я делал в тот раз, я до этого проделывал неоднократно.
– Еще раз все тщательно вспомните, Донован. Пари держу, что в тот раз происходило нечто особенное.
То есть она говорила мне, что мое подсознание предупреждало меня о том, что оно не хочет, чтобы я убил сестер Петерсон… Нет, не так. Мое подсознание пыталось меня остановить. Но почему? Я убил десятки, ну хорошо, больше сотни человек до этого. Что такое особенное было в сестрах Петерсон? То, что они женщины, было не важно. Мне приходилось убивать женщин, и я не чувствовал ни боли, ни угрызений совести. И то, что мне пора выходить из игры, тоже неправильно, ведь убил же я Неда Денхоллена без всяких болевых приступов.
Так что же так отличало сестер Петерсон от всех остальных?
Ответ вертелся где-то у меня в подкорке, но я никак не мог ухватиться за него. Может быть, я слишком сильно хотел вспомнить что-то, что мое подсознание хотело от меня скрыть? Лучше всего было отложить это в сторону – потом само всплывет.
Я поднялся. Надин тоже поднялась. Мы пожали друг другу руки.
– Вы вернетесь? – спросила она.
– Вы дали мне много пищи для размышлений.
– Вам это было необходимо, – ответила она.
– Я свяжусь с вами.
На секунду мне показалось, что она хочет сказать что-то еще. Мысль промелькнула на ее лице – и исчезла, как клочок бумаги, подхваченный ураганом. Но в конце концов она решила промолчать, и мне не оставалось ничего больше, как теряться в догадках, что бы это могло быть.
А потом мне пришло в голову, что, возможно, именно таким способом она заставляет своих пациентов возвращаться к ней.
Глава 18
На аэродроме в Трентоне у «Сенсори ресорсез» стоял «Гольфстрим»[32], который возвращался в Лос-Анджелес. Мы с Калли воспользовались им, чтобы добраться до Вегаса. С такими поездками выбирать не приходится. В нормальной жизни самолет бронировался бы на рейс туда и обратно, но я не жаловался. Просто мне придется арендовать какой-нибудь самолет за свои кровные, чтобы вернуться назад в четверг. Я оставлю его за собой до вечера четверга и полечу на нем на похороны Чарли, которые состоятся в пятницу, вместе с Кэтлин.
Полет из Трентона в Вегас на Гольфстриме занимает около четырех часов. Достаточно времени, чтобы наговориться всласть, но мы молчали большую часть пути. Я все никак не мог перестать думать о том, что доктор Крауч сказала мне о физиологии болевого синдрома. Ведь пока я не пойму, что вызывает боль, мне придется жить в постоянном страхе, что она может возникнуть в самый неподходящий момент. Подобный физический недостаток может оказаться смертельно опасным в моей работе.
Читать бесплатно другие книги:
