Самурай Ярослава Мудрого Ледащёв Александр

— Добро. Хоть и не положено так, но добро. Как-никак, варяги не то что не по правилам идут, вообще против всего устремились. А это скверно. Ну дуй — не стой, дорога лугом!

Ночь. Ночь упала быстро, внезапно, по-воровски. Сразу же завернула вечер в черный плащ, скрыла лица, дороги, луну просто стерла с неба, скрыла все живое и неживое на свете, а потом сама загрустила и прослезилась мелким, бесконечным дождем. Скрыла все, но не костерок в лесной чаще, возле которого стояло несколько человек. Люди о чем-то сердито спорили, однако голосов не повышали и были очень кстати этой черной, воровской ночью, плачущей мелким дождем. Речь стоявших у костра выдавала варягов.

— Не нравится мне это. Нехорошо это. Не по-людски, — голос в темноте принадлежал человеку молодому, чем-то сильно недовольному, но вынужденному подчиняться.

— А столько в кости проиграть — добро, да, Холег? Это нравится? — ответил голос человека постарше, жестко ответил, как отрезал. Слышалась в голосе сила и жесткая решимость.

— Да, Холег, ты не порти уже начатого. А то тебя рядом с Ярославом положим. Другим в науку, — этот голос не скрывал противной издевочки, даже не издевки.

— Деньги ты получил? И поди просадить успел? А теперь не нравится тебе? Ну, брат, ты даешь! — Это был голос человека простого, открытого и спокойного. Знающего, что говорит.

Негромко забубнили еще несколько голосов, а потом первый, кто отвечал Холегу, решительно сказал:

— Все, хватит рядиться, не на торгу. Холег, будешь упрямиться, как пить дать, рядом положим. Ждем. Когда наши кинутся на уных и на дружинников, зайдем к княжьему шатру сзади.

Но тут ночь прошелестела чем-то, и, рассекая мельчайшие капли дождя, стальная узкая полоска вошла под горло одному из спорщиков, только-только обретших мир. Варяги одновременно, собранно, без удивления и глупых вопросов, как люди, жившие войной, бросились прочь от костра.

Взвыла разрываемая тьма, и еще один варяг упал на хвою, хватая пальцами мелкие иглы и судорожно дергая ногами. Голова его была разбита.

— Дурью не майтесь, варяги. Я все равно живым никого не выпущу, в темноте найду. А вы меня — нет. Холег, тебя могу оставить в живых, если ко мне в видоки станешь князю, о задумках варяжских поведаешь. Ну?! — Резкий, бесцветный голос прорезал темноту, и у костра, покинутого варягами, встал темный силуэт с мечом необычной формы в левой руке.

— По здорову ли, Ферзь? — И предводитель варягов вернулся к костру, на ходу спокойно, не суетясь, доставая толстый, тяжелый нурманский меч с закругленным острием.

— По здорову, спасибо, Иннар, только тебе от того не прибудет, — тот, кого назвали Ферзем, внезапно перемахнул костер, и огонь разделил его и варяга.

— Думаешь, против нурманского меча твоя деревяшка сгодится? — Иннар зло ощерился.

— Думаю, что и против варяжского черепа сойдет, — вежливо ответит Ферзь.

Варяг зло зарычал, потом каркнул что-то, и из темноты к костру стали выходить его убежавшие чуть раньше соплеменники.

— Не серчай, Ферзь. Кончилось твое время. И Ярослава тоже, — вдруг неожиданно мягко сказал Иннар. И улыбнулся. И, не стирая с лица мягкой улыбки, вдруг в один миг прыгнул к Ферзю, метя ударить мечом снизу. Странный клинок Ферзя взмыл навстречу варягу.

…Если бы не Сова, никогда бы не нашел я эту теплинку, которую варяги сдуру развели! Зачем? А черт его знает. То ли не боялись никого, то ли ни во что не ставили. Да и то, от лагеря ее видно не было, а без костерка комары сожрут. Неженки, что сказать…

Иннара я встречал ударом в лицо, снизу вверх, но мне пришлось отшатнуться, пропуская копье, брошенное кем-то из варягов почти в упор. Я прыгнул в сторону, теперь на месте стоять нельзя. Мне противостояло пятеро варягов. Со стороны лагеря послышался дикий вой, там началась резня. Время пошло уже даже не на секунды, а на доли их.

— Бросай свое топорище, Ферзь, уходи в лес. Из леса пришел, в лес и убирайся! — прохрипел тот, кого назвали Холегом. Что ж, свою дорогу он себе выбрал.

— Кончайте его и бегом в лагерь! — по-русски почему-то сказал Иннар, обращаясь к своим, и кинулся бежать в сторону лагеря. Я чуть не взвыл от ярости — именно его надо было убивать первым, а он ушел. Преследовать его прямо сейчас не получится, с четырьмя варягами на загривке. С четырьмя?! Да и черт с ними!

Я прыгнул на середину поляны — налетай, подешевело! Дыхание привычно выровнялось, а движения мои стали просто-таки каноничны. Старик Тайра, наверное, был бы мною доволен. Но я уже не думал ни о чем. Ни о Тайра, ни о варягах, ни о себе. Выжить в такой драке на голой технике просто невозможно, мне противостояли не вооруженные деревянными мечами уные.

Голова опустела, а глаза перестали видеть привычную картинку. На сером фоне просто сияли четыре красных сполоха, которые, я знал это каким-то подспудным знанием, стремились нарушить мое равновесие. Равновесие мира. Этого допустить было нельзя. Дальше я смотрел на весь наш бой как бы со стороны, отрешенно.

…Первый кинулся на Ферзя с лету, норовя длинным выпадом достать до груди наставника. Ферзь прыгнул навстречу, кошкой изворачиваясь на лету и пропуская толстый меч варяга мимо себя, а проскочив нападавшему за спину, обрушил свой меч на затылок противника. Раз.

…На лету занося секиру над головой, кинулся на Ферзя второй варяг. Наставник встретил его страшным ударом ноги в пах, отскочил в сторону и опустил меч на вторую крепкую варяжскую голову. Два.

…Третий варяг умудрился вскользь достать Ферзя по спине, побежала кровь. Ферзь перепрыгнул костер и повернулся лицом к двум оставшимся варягам. Потеря двух своих товарищей варягов нимало не смутила, они стали заходить с двух сторон, норовя взять наставника в клещи. Миг — и дождь сверкающих углей полетел одному в лицо, на долю секунды тот зажмурился, оберегая глаза, и тяжелый меч Ферзя ударил его под переносицу. Три.

…Последний варяг взвыл и пустил свой меч «мельницей», превратив его в сияющее в лунном свете колесо. Ферзь закружил вокруг врага, ища прорехи в обороне и не находя ее, варяг в свою очередь постоянно поворачивался, следуя за движениями Ферзя. Миг — и колесо прекратило свой бег, а толстый варяжский меч сверкающей полосой, слева направо, метнулся к Ферзю и в воздухе наткнулся на субурито. В следующий миг пальцы наставника на миг коснулись шеи варяга и исчезли, унося вырванное горло. Четыре. Все.

Последний варяг все еще оставался на ногах, кровь обильно бежала по его груди и из страшной рваной раны, и изо рта. Глаза его закатились, и он рухнул на спину. Я обтер окровавленные пальцы о его рубаху и кинулся бежать в сторону лагеря, мимоходом думая о том, как бы не загорелся лес от разбросанных мною головешек. Но времени на затаптывание костра у меня попросту не было. Сгорит так сгорит, черт с ним, не до него, дайме в опасности. Жалко, конечно, что улетел мой старинный друг, но то, что я просил, он уже сделал, а мир наш у Совы, судя по всему, никаких положительных эмоций не вызывал, и, как и всегда, он старался не провести тут ни единого лишнего мига.

Я бежал, бежал так, как никогда не бегал. Я уже понимал, что Иннар добежал до лагеря, понимал, что моя линия обороны не сдержит наемников. Судя по всему, заданием оставшихся в лагере были именно мои люди, а группа, которую мы с Совой накрыли в лесу, должна была подоспеть чуть позже и заниматься уже непосредственно князем. Все просто, понятно, легко запомнить. Как бы там ни было, а на засеках я не увидел ни единого варяга, все они уже были там, у нашего ряда палаток, там, где в освещаемой светом костров темноте возилась, выла, визжала и захлебывалась кровью рубка. Видимо, с лету проскочить моих уных и дружинников у бравых варягов не вышло. А там, очевидно, в широкие спины северян стальным клином врезалась неистовая полусотня ветеранов Ратьши.

А кроме того, к сече, к моему огромному удивлению, со всех сторон спешили обозники, вооруженные кто чем. Своих сдавать нельзя. Я не рассчитывал на них, а оказалось, напрасно. Глаза слегка защипало, в этой драке обозникам ловить было нечего, а они не выдали. Своих сдавать нельзя…

У шатра князя тоже шел бой, правда, народу там было намного меньше. Я оббежал сражение у палаток, чтобы не завязнуть в нем, мельком оценил ситуацию у княжьего шатра и кинулся внутрь. Задняя стена его была распорота, а внутри лежало трое варягов с вырванными из тела кусками мяса. Рядом с ними лежал вечный спутник Ратьши, Тень. Кто-то ударом сзади рассадил Тень почти до пояса, но разменялся он все же один к трем. Голыми руками против троих вооруженных и умелых убийц. Кто ты был, таинственный спутник тысяцкого? Этого я уже никогда не узнаю.

Эти мысли пролетали в голове, пока я выскакивал из шатра через прорезанное отверстие. Я успел! За шатром, в свете костров и горящих палаток, заливаемая сверху яростным серебром полной луны, шла самая главная схватка — Ярослав рубился с Иннаром.

Слава Богу, что князь был в кольчуге и в шлеме! То ли успел облачиться, когда началась битва, и варяги еще не ворвались в шатер, то ли был снаряжен намного раньше, как я уже говорил, Ярослава я не видел со вчерашнего дня.

В следующий миг сломанный меч князя вылетел у него из руки, и Иннар, торжествуя, шагнул к Ярославу. Но я успел. Я кинулся на князя сбоку, выталкивая, выкидывая его из смертельного круга, описываемого мечом варяга, летевшего князю в голову. Нет, дружок, сначала я!

Иннар зло зарычал и атаковал меня, норовя достать по рукам. Хороший ход, беда лишь в том, что это в свое время было краеугольным камнем моего обучения. Удар варяга пропал втуне, а в следующий миг мое «весло» с хрустом врезалось ему в правый бок. Судя по всему, я переломал варягу ребра и осколки их, легко и небрежно, проткнули тому печень. Дрался я уже, по сути, с покойником, но у него оставалось еще немного времени, и он постарался использовать его с максимальной пользой. Варяг кубарем прокатился по земле, норовя подрезать мне ноги у щиколоток, и я прыгнул вверх, но, видимо, недостаточно высоко и быстро — меч лизнул мою икру. Иннар вскочил и кинул руку с мечом мне прямо в лицо, лезвие прошлось впритык с черепом, облизав кожу ледяным пламенем. Повезло. Я отскочил, держа меч у плеча, варяг шагнул ко мне, у него уже почти не осталось времени, а ведь после моей смерти ему еще предстояло убить князя. Иннар взревел и кинулся вперед, «восьмеркой» пластая мечом воздух, — отчаянный и опасный прием, но тут я опустил свое субурито, весившее больше двух килограммов, прямо на его меч, прямо в центр описываемой мечом «восьмерки», раздался жалобный лязг, и клинок варяга отлетел в сторону. Не теряя даром драгоценного времени, я ударил Иннара по темени, вверх ударил фонтан крови, и варяг, не проронив ни звука, упал.

Князь, тоже не мешкая, кинулся обратно в палатку, я за ним. Ярослав схватил валявшийся на полу варяжский меч и выскочил из палатки с демоническим воплем: «Иннар убит!» Голос его, казалось, сотряс все вокруг, сеча взвыла на разные голоса, а дальше сеча перешла в избиение варягов…

Полусотня дружинников Ратьши не сплоховала, слава Богу! Они успели, по счастью, не к шапочному разбору, и потому прорыв варягов сквозь строй наших палаток не удался до конца. К концу сечи выяснилось, что ни одному варягу не удалось уйти живым. Вся их полусотня лежала на земле, изрубленная, исколотая, изломанная дружинниками и озверевшими мужиками-обозниками. Лишь один варяг остался лежать у варяжских палаток — это был Рорик, убитый, как говорил варяжский нож между лопаток, не нашими.

…Я бродил по поляне, заливаемой серым рассветным светом, и искал своих. Время от времени я кричал, надеясь на отклик. Никто не отзывался. Никто. Неужели все мои уные полегли здесь, останавливая ночью варягов, первыми приняв удар северян? На земле среди тел мне попалось несколько отрубленных рук с варяжскими мечами, судя по всему, уные мои твердо усвоили мои уроки. Особенно твердо они усвоили тот урок, где говорилось, что нельзя надеяться остаться живым, вступая в бой. Только тогда есть шанс уцелеть. Но этого шанса им не выпало…

Но я ошибся! Я и представить себе не мог, до чего же сладко порой ошибиться! Израненные, поломанные, окровавленные начали понемногу отзываться и подходить ко мне мои уные. Не все. Далеко не все. Я видел Воислава, Ратмира, вскоре подтянулся Семен, с лицом, рассеченным от линии волос до подбородка, а всего набралось одиннадцать человек. Целых одиннадцать человек выжили в драке с самыми опасными воинами этого века! Да, конечно — дружинники сказали свое веское слово, удар в спину варягам тоже пришелся более чем кстати, даже колья и топоры обозников собрали свою дань, но как я был горд! Как же я был горд и рад! Моя школа уцелела. Следующие ученики будут благоговейно смотреть на счастливчиков, которые сражались в Медвежьем углу против забывших хлеб-соль варягов! И самое главное — моя школа спасла князя. Мы все спасли князя. Мы выполнили самую главную задачу.

…Даже Поспела я нашел с зажатым в руке засапожником в крови по самую рукоять — кому-то досталось от маленького воина. Он был без сознания, и я велел снести его в обоз и из-под земли достать лекаря. Хотя лекарю, смею заверить, работы и так хватало. Как оказалось, Поспелка просто был оглушен упавшим на него варягом, которому он воткнул подхваченный с земли засапожник в пах. Отец пацана мог бы им гордиться. А как же им гордился я! Даже как-то неприлично гордился, скажем так.

И тогда я взревел, взревел так, как учил меня когда-то мой старик. Боевой вопль дома Тайра прорезал бегущий к нам рассвет. И я еще думал, кому нужно такое служение, скажете мне?! Да, все верно, все поступили так, как надо, все исполнили свой долг, но мог ли я вообразить, какое это небывалое, восхитительное чувство! Я взял себя в руки и пошел к засекам. Что дальше? Что теперь? Снова набрать уных и готовить их к следующей бойне? Да, таков мой путь, и сейчас я, как никогда допрежь, был уверен в том, что это мой Путь. Одно дело — идти по Пути самому, совсем другое — кого-то вести за собой. Да, много раз «да», но я сумел сегодня доказать самому себе, что мой путь — верен.

Я никого не хотел видеть сейчас. Не хотел — и все тут. И я неторопливо побрел к лесу, прихватив из чудом уцелевшей палатки свою сумку. Пусть старик Тайра и был бы мной недоволен, пусть я нарушал сейчас все возможные заповеди бусидо — но я не мог больше оставаться на этой поляне, где так отличилась моя школа.

Я добрел до самой дальней засеки, не имея ни малейшего представления, что же мне делать дальше. Хоронить уных? Получить награду от князя? Что еще? А на кой мне все это надо? Мертвым уже все равно, кто их похоронит, в это я верил твердо. Я сел на лежащее бревно и спрятал лицо в ладонях. Восторг остывал, накатывала боль. Но боль эта не способна была сломать меня. Разве что бодрила и говорила, что по Пути пройдены только первые шаги и они были, как ни крути, правильными.

— Ты третий раз спас мне жизнь, наставник Ферзь, — раздался надо мной чей-то голос.

Я отнял руки от лица и увидел Ярослава. Я медленно, тяжело встал.

— Я так и не понял, кто ты, Ферзь, и не удивлюсь, если ты хочешь уйти. Более того, я не стану тебя удерживать. Ты спас мне жизнь, ты ел и пил вместе с нами, ты заслужил мое доверие и уважение соратников, но чего ждать от тебя теперь?

Снова. Снова я не смог стать кому-то своим. Быть чужим зато у меня получается просто на загляденье. Но князь навел меня на неожиданную мысль. Да, я мог уйти. Да, мой дайме сейчас невольно позволил мне покинуть его. Да. Уйти к Ягой. Навсегда бросить этот бессмысленный и жестокий мир. Мир, где… Тьфу, сколько пафоса. Это мы сделали его таким. Это мы делаем его таким. И если мне удастся хоть в одной душе хоть одного уного посеять надежду на то, что мы можем этот мир изменить, то я готов проститься с Ягой навсегда. Вот так. Глупо и просто.

— Я сделал то, что должен был сделать, княже. Если придется, то и после смерти я восстану семь раз, чтобы быть полезным моему господину. Ты не понял, кто я? А стоит ли это понимать? Я на твоей стороне и хочу увидеть, как ты взойдешь на великий стол. Или ты гонишь меня, дайме? — В конце концов, такой полезный и непонятный кадр, как я, мог себе позволить говорить немного непонятно.

— А куда ты пойдешь, Ферзь, если я прогоню тебя? — негромко спросил князь.

— На Кромку. Я уйду на Кромку, князь. И лишь там я смогу, наконец, стать кому-то своим. Неприкаянность утомляет, убивает со временем, княже.

— На Кромку?! — Я понял, вернее, представил, что подумал сейчас Хромой. Да и ладно.

— Да, — я поднял рукав и трижды стукнул по браслету Ягой пальцем. Сова возникла в тот же миг, словно только и ждала моего призыва.

— Покажись князю, — приказал я. Почему-то мне казалось, что теперь я могу приказать. И не ошибся. Князь помянул нечистого и шагнул назад. — Вот кто отведет меня на Кромку, княже, если ты гонишь Ферзя, — негромко сказал я. Я чувствовал страшную, подкашивающую усталость, кроме того, несмотря на то что раны мои были легкие и уже почти не кровоточили, я все же потерял какое-то количество крови.

— На этот раз ты уверен, Ферзь? — негромко спросил посланец Ягой.

— Спроси князя, Сова, не меня. Я не хозяин самому себе, — отвечал я ему.

— Добро! — ответила Сова и провела крылом по воздуху. Прямо предо мной загорелось в воздухе окно, сквозь которое я увидел синие ветви и темные струи ручья Прощания. — Ты знаешь, чего можешь лишиться! — И Сова исчезла, не удостоив князя даже взглядом.

— Ты спросил, чего ждать от меня теперь, княже? Я наберу новых людей и снова и снова буду учить уных сражаться за тебя, — до чего же приятно говорить такие вещи, когда ты говоришь их от чистого сердца!

— А как же мой город? — спросил вдруг меня Ярослав. И тогда, впервые за много лет, я улыбнулся не криво, как обычно, а почти так, как улыбаются нормальные люди:

— Я не провижу будущего, князь. Я не знаю, будет ли построен новый город. Но Ферзь с деревянным мечом останется с тобой столько, сколько сможет.

Занимался рассвет.