Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы Рейтблат Абрам

КНИГА «БЕС ВСТОЛИЦЕ» ИЕЕ АВТОР

(Неизвестный роман-памфлет В.П. Буренина)

Исследователи романа М. Булгакова «Мастер иМаргарита» постоянно расширяют круг книг, которые так или иначе могли быть использованы при его создании. Если бы кому-нибудь из них попалась на глаза опубликованная вПетербурге в1872 г. исовершенно забытая сейчас книга некоего Ивана Спиридонова «Бес встолице»638, вполне возможно, что иее включили бы вчисло произведений, давших толчок булгаковской фантазии. Действительно, как будет показано ниже, по ряду мотивов названная книга схожа сшедевром Булгакова, хотя вероятность его знакомства сэтим произведением ничтожна.

«Бес встолице»– литературный памфлет, сатирически изображающий русскую журналистику того времени. Нам представляется, что это произведение весьма немаловажно идля понимания характерных особенностей литературной борьбы начала 1870-х гг., идля создания более целостной картины истории жанра памфлета вРоссии. Внем повествуется отом, как повелитель преисподней Вельзевул, желая объединить усилия «прозелитов античеловеческих идей», посылает в«гиперборейскую столицу» (то есть Петербург) молодого черта. Тот должен встретиться сблизкими этим взглядам журналистами ипредложить им моральную поддержку Вельзевула. Знакомясь со столичной прессой, посланец «был поражен той мизерностью кругозора, дрянностью дешевого имелкого миросозерцания, отсутствием сколько-нибудь определенных, ясно осознанных ивеских убеждений инаправлений, которые явились перед его глазами, со всей презренной немощью умственной импотентности, катексии ирахитизма»639.

Прежде всего он отдает визит Никите Матвеевичу Атроцию (так назван вкниге Н.М. Катков, от латинского atrocitas– безжалостный, жестокий), стороннику «охранительных начал иклассицизма», который заявляет: «Не нужно мне никаких чертей, сих нравственной поддержкой <…> ибо ясам для себя… черт!» (с. 78)640. Затем, после встречи вкафе срядом литераторов (особенно едко высмеян П.Д. Боборыкин), черт отправляется саналогичным предложением кдону Андреа Жируету (А.А. Краевский; girouette по-французски– флюгер). Тот просит упосланца денег, аузнав, что предлагается только идейная поддержка, отказывается от продолжения беседы, называя деньги «лучшим из всех принципов» (с. 131). Далее вкниге следуют выпады против сатирика Иппокритова (М.Е. Салтыков-Щедрин, от французского hypocrite– лицемер) и«народного поэта» (Н.А. Некрасова), обвиняемого всклонности к«хроническому ренегатству». Завершается памфлет встречей черта сВонифатием Игнатьевичем Прескоченским (В.И. Аскоченский), который вответ на предложение вступить всоюз сВельзевулом отвечает: «Я давно принадлежу ему идухом, иплотию» (с. 159).

Кто же этот таинственный Иван Спиридонов, талантливо изло написавший сатирическое обозрение современной русской литературы, но не значащийся ни вкаких справочниках исловарях? Обратившись ккаталогам крупных столичных библиотек, мы обнаружим там еще одну его книгу– сборник «Внутри иснаружи», вышедший вМоскве в1871 г., куда включены произведения самых разных жанров (часть их печаталась в1870—1871 гг. вжурнале «Развлечение»): нравоописательные сцены иочерки, юмористические рассказы, большой цикл пародий ирецензия на стихотворную книгу. Других сведений об Иване Спиридонове нет. Однако нам представляется, что внимательный анализ содержания этих двух книг почти сполной достоверностью позволяет назвать их автора.

Во-первых, Спиридонов– явно профессиональный писатель. Он очень начитан, обладает широким литературным кругозором, постоянно цитирует различных отечественных изарубежных авторов. Сюжет «Беса встолице» чрезвычайно литературен, он известен сXVII в. (роман испанского писателя Л. Велеса де Гевары «Хромой бес» иего одноименная французская переработка, осуществленная А.-Р. Лесажем), ав середине XIX в. был актуализирован парижскими литераторами (сборник «Бес вПариже», вышедший в1845 г.; русский перевод– СПб., 1846)641. Первая глава «Беса встолице», действие которой происходит впреисподней, представляет собой, по-видимому, обработку пролога этого сборника.

Автор прекрасно осведомленомельчайших деталях литературной жизни, причем воспроизводит не только внешний облик, но ифакты литературной биографии ибытового поведения многих литераторов. Ему известно, например, что Щедрин, печатавшийся под различными псевдонимами, «писал ифельетоны, исатирические очерки, иповести, иигривые рассуждения на разные остроумные случаи, икритики, ирецензии, итеатральные заметки, исвистящие (намек на участие в“Свистке”.– А.Р.) мотто, и, наконец, даже стихи собличительной тенденцией…» (с. 147).

Во-вторых, хотя Спиридонов многообразен всвоем творчестве (бытовой очерк, сцена, юмористический рассказ, рецензия, памфлет), но совершенно отчетливо видна его тяга ксатире ипародии, причем он пародирует не только прозу, но истихи (в книгу «Внутри иснаружи» включены пародии на В. Авенариуса, Н. Гоголя, Д. Григоровича, А. Майкова, Я. Полонского, И. Гончарова, А. Фета, Щедрина, П. Якушкина идр.).

Стиль Спиридонова отмечен ярко выраженной фельетонностью– он легок, боек, остроумен, полон намеков иобращений кчитателю. Автор наделен немалой фантазией, умеет заинтересовать, но неглубок инередко повторяется, применяет чисто фельетонные, ане сюжетные приемы для перехода от одной сцены кдругой.

В-третьих, литературная позиция автора весьма необычна, поскольку он подвергает критике практически всю современную русскую литературу. Основной удар направлен против реакционеров илибералов. Спиридонов высмеивает классицистские увлечения М. Каткова, его стремление обвинить во всех бедах нигилистов и«польскую интригу», клеймит за истеричность имракобесие В. Аскоченского. Однако не менее остро критикует он илибералов. Много места уделено в«Бесе» А. Краевскому, причем показывается его беспринципность, готовность дать любое направление издаваемым им газетам ижурналам, лишь бы это приносило доход. Памфлетно изображена в«Бесе» его газета «Голос» (названная тут «Кукареку»). Негодование вызывает уСпиридонова и«мгновенный либерал» П. Боборыкин, который начал «свою литературную деятельность <…> кропанием <…> пасквилей на молодое поколение», потом напечатал «обскурантистский» и«клубничный» роман «Вечерняя жертва», атеперь «является, перед глазами изумленных читателей, чистейшим ибезукоризненным либералом 84-й пробы».

Для характеристики взглядов Спиридонова показательно, что кчислу либералов он причисляет исовременных литераторов так называемого революционно-демократического лагеря, печатающихся в«Отечественных записках» и«Искре» (в книге– «Annales patriae» и«Scintillae», то есть названия переведены на латынь). М. Салтыкова-Щедрина он обвиняет вдвуличии, относя кчислу людей, «старающихся водном лице соединить все качества исвойства как вольнодумцев, так иблагомыслителей, не будучи вто же время ни теми, ни другими». Осуждению подвергается илитературная деятельность Н. Некрасова, которому бросается упрек вренегатстве за стихи 1866 г., посвященные О. Комиссарову иМ. Муравьеву, иза союз сА. Краевским виздании «Отечественных записок». Хотя автор резко выступает против этого журнала, это не означает отторжения им идей революционной демократии, напротив, его литературно-общественные идеалы связаны спрограммой «Современника» конца 1850-х– начала 1860-х гг., он ссылается на работы Чернышевского иДобролюбова.

Для полноты картины добавим, что в«Бесе» есть также выпады против Н. Лескова, Ф. Достоевского, И. Тургенева, Г. Благосветлова, И. Аксакова, В. Авенариуса иряда других литераторов.

В-четвертых, наконец, автор биографически связан собеими столицами. Об этом свидетельствует не только факт выхода одной из книг вМоскве, адругой вПетербурге, но ихорошее знание литературной жизни этих городов– например, редакционный быт и«Русского вестника», и«Отечественных записок» воссоздан очень достоверно.

Приведенные сведения значительно сужают круг возможных кандидатов на авторство рассматриваемых книг, более того, они позволяют высказать предположение, что под маской Ивана Спиридонова скрылся получивший ктому времени довольно широкую известность В.П. Буренин– он любил прятаться за псевдонимами; например, роман-фельетон «Розы прогресса» вжурнале «Дело» (1875. №9, 10, 12), где, кстати, также резко иостро высмеяна редакция «Отечественных записок», был подписан 666, иавторство Буренина было установлено совсем недавно642. Для проверки нашего предположения прежде всего охарактеризуем литературно-общественную позицию Буренина вэтот период ипокажем ее тождественность взглядам Ивана Спиридонова.

Дебютировав впечати в1861 г., Буренин быстро обрел популярность. Всередине 1860-х гг. он среди наиболее активных италантливых журналистов радикального лагеря ивходит вчисло ведущих сотрудников «Искры» и«Зрителя», печатается в«Будильнике», помещая там стихотворные ипрозаические памфлеты ипародии под многочисленными псевдонимами. Некрасов привлек его ксотрудничеству в«Современнике», где Буренин с1863 г. печатал сатирические илирические стихи, переводы из О. Барбье иТ. Гуда. Уроженец Москвы, в1863 г. он переселился вПетербург.

Внук крепостного, В. Буренин сюных лет отличался демократическими убеждениями. Вначале литературной деятельности он щеголял радикализмом ичислился среди самых «левых» инепримиримых «нигилистов», его произведения неоднократно запрещались цензурой. 1 июля 1866 г. унего был произведен обыск по распоряжению Муравьевской комиссии, в1867 г. он при встрече не поклонился царю643. Излюбленными его жанрами были сатирические стихи, атакже «сценки», построенные как небольшая пьеса, состоящая из стихотворных ипрозаических реплик имонологов действующих лиц.

Не отличаясь глубиной обобщений, он был силен быстротой отклика, наблюдательностью, живостью иедкостью даваемых характеристик. Эти качества хорошо соответствовали специфике газетной работы. В1864 г. В. Буренин начал печататься вгазетах «Санкт-Петербургские ведомости» и«Русский инвалид»644, ис тех пор сотрудничество вгазете составляет основу его литературной деятельности (хотя статьи, фельетоны истихи в1860-х– начале 1870-х гг. Буренин печатал также вжурналах «Русское слово», «Библиотека для чтения», «Беседа», «Вестник Европы», «Дело», «Отечественные записки»). В«Санкт-Петербургских ведомостях» Буренин с1865 г. выступал сострыми фельетонами на темы текущей жизни («Общественные илитературные заметки»), как иА. Суворин вводя вфельетон актуальную социально-политическую проблематику ирезко расширяя его жанровые рамки за счет сближения спародией, сюжетной прозой, судебным отчетом ит.д. Остросатирические фельетоны Буренина, испытавшего немалое влияние щедринской сатиры, пользовались широкой популярностью.

В условиях резкого усиления цензуры после выстрела Каракозова В. Буренину становится все труднее выражать критическое отношение кроссийской действительности, очем он весьма недвусмысленно говорит всвоих фельетонах того времени (Санкт-Петербургские ведомости. 1866. №102, 137645), ав сентябре 1866 г. газета, получив третье предупреждение, была практически приостановлена на три месяца (в течение этого срока для обеспечения интересов Академии наук, получавшей арендную плату за издание, она выходила под другой редакцией исодержала лишь правительственную информацию иобъявления). После возобновления выхода газеты по требованию цензуры публикация фельетонов Буренина на общественные темы была прекращена, раздел фельетона начал вести его друг А. Суворин, аБуренин под псевдонимом Z стал регулярно помещать обзоры журналов (в рубрике «Журналистика»).

В 1860-х– начале 1870-х гг. всвоей критической деятельности В. Буренин был союзником революционных демократов. Отвергая искусство для искусства, он вто же время резко выступал против писателей, жертвующих литературностью вугоду голой тенденциозности, как представителей «консервативно-сыскной беллетристики» (В. Клюшникова, Б. Маркевича, В. Авсеенко), так и«прогрессивно-ложных» прозаиков создающих «голые ходячие формулы» вроманах о«новых людях» (Н. Бажин, А. Шеллер-Михайлов). Наиболее импонировали ему писатели, «стремящиеся ктрезвому иправдивому пониманию иизображению действительности» (1870. №209), особенно Л. Толстой.

В целом он поддерживал «Отечественные записки», полемизируя с«Делом» ирезко критически отзываясь оконсервативных изданиях («Русский вестник», «Всемирный труд», «Заря»). Он признавал, что журналы «Отечественные записки» и«Вестник Европы» «наиболее распространены впублике исосредотачивают всебе лучшие литературные силы» (1870. №349). Характерно, однако, что похвалы его сотрудникам «Отечественных записок» делались свысока, вманере снисходительного похлопывания по плечу (например, о«Медвежьей охоте» Некрасова он писал: «Стихи местами хороши, но местами впадают впошловатый тон» (1868. №258)). Все это время В. Буренин продолжал сотрудничать в«Отечественных записках». Однако вначале 1872 г. там отказались печатать его повесть (какую-то роль вэтом сыграл, по-видимому, Н. Михайловский). После этого Буренин высмеял философские статьи Михайловского (1872. №87), что послужило началом полемики (см. «Литературные ижурнальные заметки» Н. Михайловского, «Наши общественные дела» Н. Демерта, «Дневник провинциала вПетербурге» Щедрина в«Отечественных записках» (1872. №5—8); фельетоны Буренина в№144, 170, 205, 268, 296, 331 инаписанные, по-видимому, им же передовые в№138 и142 «Санкт-Петербургских ведомостей»). Михайловский упрекал «Санкт-Петербургские ведомости» иконкретно Буренина вотсутствии «самостоятельной точки зрения» ичетко выраженной «политической программы». Буренин же обвинял «Отечественные записки» воторванности от реальных общественных проблем, характеризуя их как «дряхлую развалину выдыхающегося радикализма». Но вцелом полемика носила скорее личный, чем принципиальный характер ибыла очень резкой. Михайловский, например, назвал Буренина «клопом» и«шалопаем», аБуренин его– «юным философом» и«литературной посредственностью».

Памфлет «Бес встолице» вышел из печати вконце июля всамый разгар полемики (сообщение овыходе: Правительственный вестник. 1872. №179. 30 июля; объявление опродаже: Санкт-Петербургские ведомости. 1872. №214. 7 августа), анаписан был, по-видимому, впервой половине 1872 г. (там цитируется первый номер «Отечественных записок» за 1872 г.). Он, конечно, чрезвычайно резок иязвителен (правда, истатьи Буренина очень мягкими итактичными не назовешь), но потому Буренин ивыпустил его под псевдонимом, чтобы высказаться до конца.

Целый ряд тем имотивов «Беса» находят свое соответствие впубликациях В. Буренина конца 1860-х– начала 1870-х гг. Так, М. Каткова иП. Леонтьева, ипрежде всего отстаиваемую ими систему классического образования, Буренин высмеивал неоднократно, начиная спервых своих выступлений впечати («Благонамеренная поэма» (Искра. 1863. №16—17); «реально-классическая комедия» «Исправленный реалист, или Юноша ликея» (Искра. 1872. №14), вкоторой, как ив«Бесе», дано пародийное описание несуществующих архитектурных украшений на принадлежащем Каткову здании).

Памфлет на П. Боборыкина, опубликованный В. Бурениным вконце 1871 г. (№ 320), во многом совпадает ссоответствующим разделом «Беса». Итам итут Боборыкин подчеркивает свою европейскость ицивилизованность, отмечая, что вПетербурге «поголовное невежество, готтентотство ифырканье» (газета), «свора варваров». Вгазете он говорит о«друге Сарсе идруге Гамбетте», вкниге– о«моем друге Ф. Сарсе имоем приятеле Гамбетте». В«Бесе» Боборыкин назван Жоржем Подпрыгиным, вгазете– Недопрыгиным, ав «Новогоднем спиче» Буренина– Петром Подпрыгиным.

Еще в1867 г. в«Искре» (№ 11) встихотворении «Мой псевдоним» Буренин бросил Некрасову упрек вписании «клубных од» (имелся ввиду панегирик Муравьеву, прочитанный вАнглийском клубе), в1873-м писал оего поэмах, «одинаково нравящихся июным либералам, ичленам Английского клуба» (1873. №219), ав памфлете «Ради скуки» на редакцию «Отечественных записок» вывел Некрасова под фамилией Клубноодова (1873. №331). Поэму «Кому на Руси жить хорошо» он назвал «фальшиво-народной иприторно-либеральной <…> подделкой» (1869. №50).

В. Буренин подверг резкой критике повесть Тургенева «Вешние воды» (1872. №8), которую Спиридонов называет «допотопной ерундой». Краевский иЛесков, резко «разносимые» в«Бесе», служили предметом постоянных насмешек ивыпадов Буренина в«Санкт-Петербургских ведомостях».

Таким образом, литературно-общественные позиции Буренина соответствуют позициям автора рассматриваемых книг. Однако можно привести еще целый ряд аргументов биографического характера, вполне определенно указывающих на авторство Буренина.

И. Спиридонов пишет визлюбленных В. Бурениным жанрах– пародийно-юмористический рассказ иповесть (такие произведения составили первую книгу Буренина «Рассказы всовременном вкусе» (СПб., 1874), выпущенную под псевдонимом Современный беллетрист), памфлет, прозаическая истихотворная пародия, рецензия. Буйная фантазия, которой отмечен «Бес встолице», была ему не чужда. Если другие фельетонисты обычно ограничивались ироническим описанием столичных событий, то Буренин иногда вводил всвои фельетоны фантастические сцены. Например, водном из них (1866. №64) изображена ночная встреча автора на невском льду солимпийскими богами, во время которой Аполлон дает резко критическую характеристику современным русским поэтам. Нередко встречается вего произведениях ивладыка преисподней – так, он писал омолодых сотрудниках редакции, которые «радуются как бесы некие, когда Вельзевул их за дела бесовские похвалит»646.

Он владеет многими языками– не только французским илатынью, широко распространенными вто время, но также немецким, английским иитальянским (известно, что Буренин хорошо знал эти языки ипереводил сних). Спиридонов любит вставлять врусский текст иностранные выражения, например: «до nec plus ultra», «вне всякого raison d’tre», «единственно из jalousie du mtier», «общественному statu quo», «так сказать, manire de parler», «quasi-разум» ит.п. Подобная манера была присуща Буренину, вего статьях аналогичные выражения встречаются неоднократно (ср., например: С.-Петербургские ведомости. 1866. №88; 1872. №170; Неделя. 1868. №2). Кроме того, он щеголяет знанием специфических архитектурных терминов (см. с. 53—54 идр.), чего, конечно, можно ждать отнюдь не от каждого литератора, но вполне естественно для Буренина, окончившего Московское архитектурное училище. Латинские термины, использованные для пародийного описания интерьеров катковского дома (vestibulum, prithyrum, atrium, ostuarius) (с. 55, 67), полностью повторены впоэме Буренина «Весталка» при характеристике древнеримского жилища647.

Рассказчик впамфлете «Бес встолице» сообщает, что вступил влитературу вначале 1860-х гг. и«в продолжение последних семи-осьми лет <…> непрестанно инеутомимо следил за русской журналистикой», ав одном из произведений сборника «Внутри иснаружи»– что он москвич. Эти данные (если, конечно, согласиться сотождествлением рассказчика иавтора) совпадают сфактами биографии В. Буренина. Если вспомнить, что, когда Буренину было шестнадцать лет, его некоторое время опекал П. Леонтьев, игравший важную роль вредакции «Русского вестника», ав дальнейшем он активно печатался в«Современнике» и«Отечественных записках», то становится понятным, что хорошая осведомленность всфере быта этих редакций должна была быть присуща именно ему. Напомним также, что, как свидетельствовал Н. Михайловский, «он шныряет по всем редакциям, собирает слухи исплетни, знает, кто стар, кто “юн”, кто ходит втрактир, кто не ходит, кто подписывается под статьями, кто не подписывается»648. Например, Спиридонову известно, что в«Искре» Щедрин поместил, «сколько помнится, всего одну, маленькую статейку». Факт сотрудничества Щедрина в«Искре» стал широко известен гораздо позже649

Примечательно, что И. Спиридонов совершенно никак не характеризует газету «Санкт-Петербургские ведомости» иее основных авторов А. Суворина иВ. Буренина, хотя они играли видную роль вжурнальной полемике тех лет. Подобный факт можно объяснить, по-видимому, только тем, что памфлет исходит из этого лагеря. Правда, если быть точным, то Суворин иБуренин названы вкниге, но упоминания эти идут всписках, впочти нейтральном контексте, исделаны, скорее всего, лишь для того, чтобы «замести следы». Вто же время втексте есть глухие автопризнания. Так, водном месте книги Краевский мечтает, чтобы впокорных ему «Отечественных записках» «полюбовался на прежних друзей своих» «этот <…> кутейник– как его там?– разносторонний сатирик,– что ли… этот исконный враг мой, впитавший смолоком статей автора “алюминиевых дворцов” (то есть Чернышевского.– А.Р.) икритика “темного царства” (то есть Добролюбова.– А.Р.) непреодолимую ненависть ко мне ико всем литературным кулакам» (с. 118). Вдругом месте изображена беседа двух литераторов, из которых один– «с небольшой русой бородкой» и«неизменной насмешливостью во взгляде» (с. 93), который рассказывает олитературных нравах исмотрит на собеседника «с видом “старого воробья”» (Буренин носил «небольшую бородку», аМихайловский вмайском номере «Отечественных записок» 1872 г. писал онаружности “старого воробья”» уБуренина).

Атрибутируя памфлет «Бес встолице» В. Буренину, следует учесть ито обстоятельство, что объявление опродаже книги появилось только в«Санкт-Петербургских ведомостях». Обычно сотрудники помещали подобные объявления прежде всего всвоем органе, так как там публикация осуществлялась бесплатно или со скидкой.

Сказанного выше достаточно, как нам представляется, чтобы считать Буренина автором книг «Бес встолице» и«Вчера исегодня».

Это вносит дополнительные, причем весьма колоритные, штрихи вего литературную биографию. Теперь становится очевидной его двойная игра во время полемики. Не выступая всвоей газете явно против корифеев «Отечественных записок» Щедрина иНекрасова ипостоянно подчеркивая свое уважение кним, под маской Спиридонова Буренин пытался дезавуировать их упреками внеискренности идвуличии.

С конца 1870-х гг. (в 1876 г. он перешел всуворинское «Новое время», где ипечатался до его закрытия) уВ. Буренина скаждым годом усиливаются националистические, охранительные настроения, ав своей критической деятельности он все больше руководствуется личным отношением кавтору, внелитературными аспектами его жизни идеятельности, нередко выходя за рамки дозволенного литературными нравами. Унего сложилась репутация «бесцеремонного циника, часто пренебрегающего приличиями впечати»650. Все более консервативными становились иего литературные взгляды, он подверг резкой критике практически всех крупных писателей конца XIX– начала XX в.: реалистов (В. Короленко, А. Чехов, И. Бунин, М. Горький), символистов (К. Бальмонт, В. Брюсов, А. Блок), футуристов (И. Северянин, В. Маяковский) ит. д.

Тем не менее репутация В. Буренина впоздний период его деятельности не должна искажать историко-литературную перспективу при рассмотрении ранних этапов его литературной работы. Более того, именно процесс его эволюции, постепенного ипоследовательного «дрейфа» вправо должен стать предметом пристального анализа. Введение внаучный оборот двух охарактеризованных вданной статье книг дает богатый дополнительный материал для изучения этого процесса.

1991 г.

БУРЕНИН ИНАДСОН:

КАК КОНСТРУИРУЕТСЯ МИФ

Исследование американского слависта Роберта Весслинга «Смерть Надсона как гибель Пушкина: “образцовая травма” иканонизация поэта “больного поколения”», опубликованное вжурнале «Новое литературное обозрение» (2005. №75), выполнено врамках культурно-мифологического подхода, рассматривающего комплекс представлений общества описателях как своего рода мифологию, имеющую мало общего среальным положением дела истроящуюся всоответствии сгосподствующими вобществе ценностями. Чаще всего подобная работа велась на материале представлений об А.С. Пушкине651, но есть статьи, посвященные идругим периодам иперсонажам652.

Исследования подобного типа весьма сложны, поскольку, реконструируя мир читательских представлений, ученый должен собирать информацию из разнородных источников (критические отклики, некрологи, переписка, воспоминания, художественные произведения ит.п.), чтобы обеспечить хотя бы минимальную репрезентативность делаемых наблюдений.

Посмотрим под этим углом зрения на интересную работу Р. Весслинга ина его итоговый вывод, согласно которому «реакция образованного общества» на смерть С.Я. Надсона «формировалась исознательно выстраивалась всоответствии скультурно-риторической моделью “гибели поэта”, сложившейся врезультате осмысления имифологизации гибели А.С. Пушкина»653. Нам представляется, что наблюдения исследователя можно осмыслить несколько иначе, подключив ииные контексты.

То, что гибель Пушкина (интерпретированная как результат столкновения ссамодержавным строем) стала своего рода модельной при осмыслении смертей рано умерших русских поэтов, справедливо. Однако следует учитывать, что гибель Пушкина рассматривалась нередко икак проявление более универсальной тенденции– ранней гибели молодого гения (схема эта сложилась врамках романтической поэтики; ср. биографии Т. Чаттертона или Д.В. Веневитинова). Характерно, что после смерти Надсона его сравнивали не только сПушкиным, но ис Д. Китсом654. ИГерцен, утверждая, что «история нашей литературы– это или мартиролог, или реестр каторги», список свой начинал сРылеева, алишь за ним шел Пушкин (игнорируя конкретные обстоятельства смерти, Герцен включал всписок не только Лермонтова, Полежаева иБестужева, но иГрибоедова, Веневитинова, Кольцова, Белинского)655. Так что пушкинская модель выступала не как специфический образец, акак квинтэссенция определенной схемы, ее наиболее концентрированное выражение.

Однако выстраивание мифологической реплики на реальном материале– процесс непростой: необходимо так «упаковать» факты, чтобы итоговой конструкции поверила публика. Вданном случае нужно было существенно деформировать информацию ореальном положении дел, «забыв» одни факты исущественно трансформировав сведения одругих.

Рассмотрим историю взаимоотношений Буренина иНадсона. Она была существенно сложнее того, как изображена встатье Р. Весслинга. Он не подвергает сомнению сложившуюся сразу после смерти Надсона традицию рассматривать В.П. Буренина как инициатора конфликта сНадсоном, как критика, травившего больного поэта. Свою задачу Р. Весслинг видит втом, чтобы показать механизм «вписывания» этого факта вобщую мифологическую конструкцию. Ябы предложил ввести коррективы вдвух пунктах: во-первых, втом, кто изачем спровоцировал столкновение между критиком ипоэтом, аво-вторых, каковы были механизмы осмысления этого столкновения всвете пушкинских дуэли игибели.

Стали привычными рассуждения отом, что Пушкин последовательно иумело строил свою биографию656. Но иНадсон выстраивал свою биографию, держа, разумеется, всознании пушкинскую биографию вкачестве образца (как ивообще романтическую модель рано гибнущего юного гения). То, что он рано итяжело заболел,– это событие его жизни. Однако, вводя сообщения онем всвое творчество, постоянно вставляя пассажи освоей болезни иприближающейся смерти встихи, статьи иписьм, он выстраивал себе уже соответствующую публичную биографию. Так, он писал вгазетном фельетоне: «Давно уже под одной кровлей со мной поселилась злая старуха, которая, едва яберусь за перо, отталкивает меня от письменного стола, костлявой рукой закрывает мою чернильницу ина приготовленном листе белой бумаги, вместо задуманного мною, неумолимо выводит высокие цифры лихорадочной температуры»657. Выразительные его «могильные» стихи цитируются встатье Р. Весслинга658. Критик Е.А. Соловьев даже писал, что поэзия Надсона– это «стон умирающего, бессильного человека, сознающего свое бессилие иблизость смерти…»659.

Но только болезни, пусть исерьезной, для поэтической биографии было мало. Для того чтобы соответствовать идеальной схеме, нужен был враг– убийца. Вкачестве такового Надсон выбрал одного из самых влиятельных литературных критиков, при этом самого скомпрометированного, самого «черного», не стесняющегося ввыражениях. Отзыв Буренина мог обеспечить литератору успех или сломать ему литературную карьеру660. Надсон спровоцировал его нападки, обрушившись срядом очень обидных обвинений. Яне хочу сказать, что Надсон сознательно шел на этот шаг, чтобы вызвать оскорбления иинсинуации всвой адрес. Скорее всего, сучетом его книжного идеализма, он видел себя рыцарем на белом коне, поражающим дракона-Буренина. Но, так или иначе, это было для него не обыденное, повседневное действие, аглубоко символический жест, имевший важное биографическое значение.

Позднее, вспоминая столкновение сним, Буренин писал: «Я не только никогда не нападал “яростно” на Надсона вмоих критических заметках, но относился кнему благожелательно до тех пор, пока он не начал ломаться ипозировать, корча гения. Да мало того, что яне нападал на него яростно, ая едва ли не раньше других критиков указал на него читателям. Яхлопотал опервом издании книжки его стихов (они были изданы А.С. Сувориным), и, когда эта книжка вышла, ядал оней в“Новом времени” совсем не “яростный”, адостаточно одобрительный отзыв. Мне говорили, что Надсон был не особенно доволен моим отзывом ипретендовал на меня за то, что я, указав на “гражданский” характер его стихов, назвал его “Плещеевым семидесятых годов”. Конечно, для тщеславного поэтика это показалось обидой; ядолжен был назвать его по меньшей мере Пушкиным или Лермонтовым. Ведь это спокон веку так бывает, что господа поэты, беллетристы идраматурги обижаются, если критика их не поставит рядом сБайронами, Пушкиными, Толстыми, Шекспирами. Но во всяком случае сравнение Надсона сПлещеевым не может быть названо “яростною нападкою”, так как Плещеев вто время был уже почтенным поэтом, аНадсон начинающим иподражающим Плещееву, укоторого он прямо-таки занял весь банальный арсенал “гражданских” выражений, вроде “гнетущего зла”, “тупой силы”, “царящей тьмы” ит.п. Кроме критического, вобщем одобрительного, разбора первого издания книги стихотворений Надсона янаписал еще две-три насмешливые пародии на его чисто гимназическое посвящение своей поэзии каким-то умершим девам, которых он “любил”, итому подобные пошлости его интимных игражданских стишков. Надсон, разжигаемый окружающими его еврейчиками иперезрелыми психопатками, необдуманно бросился враздражительную полемику. Полемику эту он вел водной киевской еврейской газетке ивоображал, что он то “поражает” меня, то “засыпает цветами” своей поэзии. Япосмеялся над этими детскими претензиями полемизирующего стихотворца, помнится, всего только один раз. Вот ився история моих “яростных нападок”, превращенная вуголовную легенду досужими сплетнями иклеветами перезревших психопаток ибездарных критиков из бурсаков ижидов»661.

Я привел эту обширную цитату, поскольку это свидетельство прочно забыто иссылки на него не встречались мне внаучной литературе.

Попробуем верифицировать его на основе иных источников. Писатель илитературный критик И.И. Ясинский, проживавший вКиеве в1886—1887 гг. итесно общавшийся там сНадсоном (они оба печатались на страницах газеты «Заря» ивстречались влитературных кружках), свидетельствовал в1897 г. всвоих воспоминаниях, что издание первой книги стихов Надсона было «предпринято по почину г. Буренина, иждивением г. Суворина»662, ини Суворин, ни Буренин не опровергли впечати этот факт. Столь же достоверен Буренин ивоценке своего отклика на эту книгу. Действительно, встатье, называвшейся «Молодые таланты», по поводу первого надсоновского поэтического сборника Буренин хотя иписал язвительно, что «…все эти венки из терний, язвящие прекрасное чело музы, некогда увенчанное розами, все эти воззвания на борьбу за истину исвет против неправды итьмы, все это отзывается обычными риторическими фигурами иизбитыми правилами либеральной политики», однако при этом отмечал, что «в большинстве вдохновений молодого поэта господствует стремление выразить мысль по возможности изящно, изложить ее вобработанной поэтической форме, ане рифмованной прозой, которая уновейших поэтов часто выдается за поэзию». Замечая, что «по тону ивнутреннему настроению своих вдохновений г-н Надсон ближе всего подходит кг-ну Плещееву, хотя форма унего выработаннее, красивее, да исодержание, быть может, чуточку пошире <…>», Буренин выражал уверенность, что «со временем, пережив молодые грезы истрадания, окрепнув иопределившись яснее, его талант найдет себе более широкий путь ибыть может даст вещи настолько сильные, что выделится из ряда вон»663.

Если учесть, что Буренин был критиком едким иязвительным, склонным не кпохвалам, ак насмешкам, этот отзыв нельзя не признать достаточно положительным, хотя исодержащим немалую долю иронии.

Прав Буренин ивтом, что поэт был очень недоволен отзывом. В«Автобиографии» Надсон писал освоем «болезненном самолюбии» ио том, что «привык ко всеобщему поклонению»664, аБуренин дал снисходительный отзыв, не свободный от критических замечаний инасмешек. Кроме того, глубоко «партийному» ипоследовательно либеральному Надсону было очень неприятно, что его книгу издал Суворин, ав рецензии поддержал Буренин, всвоей газете постоянно высмеивавшие иоскорблявшие либералов иевреев665.

Ясинский передает выразительную беседу, которая послужила толчком кгазетному выступлению Надсона против Буренина. Надсон говорил своим собеседникам: «…я бы хотел от всей души, чтобы Буренин ругал меня! Вы не поверите, как меня тяготит, что он молчит обо мне, апо временам даже отзывается снекоторой похвалой омоих стихотворениях». Один из участников беседы возразил ему: «Ведь, кажется же, Суворин издал вашу книгу, ия слыхал вПетербурге, что это было сделано по совету Буренина». Ответ Надсона был весьма выразителен. «Может быть. Да, да, это ужасно,– нервно заметил Надсон.– Все равно книга моя пошла бы. Наконец, что же из этого, Суворин издатель ион имел выгоду на моей книге,– ведь книга разошлась. Скажите, пожалуйста, разве ядолжен быть благодарен издателю за то, что он нажился на мне? <…> Ябы дорого дал, чтобы Буренин, наконец, стал моим врагом». На это Ясинский заметил: «Так что ж, это легко сделать. Вам стоит только всвоих критических статейках сказать несколько слов по адресу Буренина». Надсон ответил: «Я так исделаю. Да, да, ясейчас же что-нибудь напишу! Уменя уже рука чешется»666.

Возможно, Ясинский беллетризировал ситуацию ивольно изложил эту беседу, но настроение Надсона передано тут, судя по всему, верно.

Повод Надсону для выступления Буренин дал своей «поэмой впрозе» «Обезьяна», которую начал печатать вгазете 23 мая 1886 г. Там он доказывал, что всовременной литературе стихи «унижены иопозорены жалкими пискунами ибумагомарателями, принимающими себя за поэтов на том толькоосновании, что они подбирают рифмы вроде “ножницы” и“любовницы”, “кратер” и“характер”. Крохотные поэтики своим писком имяуканьем совсем отбили учитателей вкус кстихам». Далее Буренин утверждал, что «стихи могут быть изложены прозой инемного потеряют от этого, разумеется, при условии, чтобы проза была хороша. Отсутствие рифм беда небольшая, точно так же, как их присутствие– не большая выгода»667.

Окруженный восторженными поклонниками ипоклонницами, упоенный успехом книги, выдержавшей вкраткий срок несколько переизданий, Надсон не рассчитал свои силы ивозможности иввязался вборьбу сопытным журналистом, за четверть века газетной ижурнальной работы втонкостях изучившим искусство литературной полемики. Ктому же вфельетонистике Надсон (в отличие от поэзии) не проявил умения иубедительности. Вместо того чтобы вести принципиальную полемику вэтической иидеологической плоскости, остановившись на оскорбительности игрубости буренинских выражений, стремлении перенести полемику из литературной сферы всферу частной жизни, националистических выпадах ит.п., Надсон ограничился чисто литературными аспектами. Врезультате его упреки вадрес Буренина были чрезвычайно сильными ирезкими, но при этом мало обоснованными.

В своем очередном критическом фельетоне в«Заре» (Надсон вел там обозрение современной литературы), помещенном 4 июня, опрозе Буренина Надсон писал, что «порнография самого низкого качества бьет вглаза скаждой страницы этих “реалистических повестей из действительной жизни”. “Вздрагивающие бедра”, “обнаженные плечи”, “античные руки”, “неприкрытая грудь”– “падение” вначале рассказа, “падение” всередине и“падение” вконце… сцены вспальнях, будуарах, купальнях ииных местах, излюбленных порнографистами,– все это рассыпано вповестях графа Жасминова втаком изобилии, что становится совершенно непонятным, при чем тут “серьезные (!) игрустные (!) думы ореалистической правде иглубине” [, окоторых писал Буренин]»668.

Однако, не отличаясь особыми достоинствами, повести Буренина не были порнографическими не только по современным меркам, но ипо представлениям того времени. Более того, они носили пародийный характер. Так, завершая повесть «Преступница или нет?», Буренин писал: «Я накануне прочел “На ножах” г. Стебницкого, “Концы вводу” г. Ахшарумова иеще кое-что из той “интересной” беллетристики, которая, по милости судьбы, начинает пленять современную публику. Читал явсе это недаром: мне хотелось написать этюд опошлости приемов, банальности эффектов ивнутренней пустоте этой беллетристики»669. Так что речевые штампы (в том числе ицитируемые Надсоном) должны были восприниматься читателем как воспроизводящие язык пародируемого слоя литературы.

В стихах же Буренина Надсон находил плохие рифмы ипошлое остроумие. Он заявлял, что, вотличие от книг молодых поэтов, сборники стихов Буренина плохо раскупаются. Чтобы продемонстрировать ошибочность взглядов Буренина, Надсон всвоем фельетоне дал стихотворный вариант нескольких строф баллады, изложенной Бурениным в«Обезьяне» прозой.

Конечно, как улюбого поэта-сатирика, уБуренина было немало проходных вещей. Но вцелом его сатирико-пародийный дар ценили многие литераторы. Гаршин, например, «комические стихотворения Буренина декламировал наизусть, когда разойдется». Толстой называл его «талантливым» инаходил унего «стихотворения превосходные, прекраснейшие». А. Блок соглашался сним. Остроумным считали его также Лесков иН.К. Михайловский670. Так что оценки Надсона выглядели достаточно пристрастными ипротиворечили собственным впечатлениям значительной части читателей.

Буренин ответил Надсону через две недели статьей «Урок стихотворцу», причем не всвоем пятничном «подвале» газеты (в котором еженедельно появлялись его «Критические очерки»), ав другой день недели, врубрике «Маленький фельетон», вкоторой обычно не печатался (что свидетельствует оспешке, стремлении отозваться поскорее). Вдовольно обширном ответе Буренин сосредоточился на трех пунктах. Во-первых, он справедливо утверждал, что писал не омолодых поэтах, как полагал Надсон, ао «жалких пискунах ибумагомарателях», «крохотных поэтиках». Во-вторых, он едко замечал, что уНадсона «практический, лавочный взгляд на поэзию: для него несомненный патент достоинства стихов заключается вих хорошей распродаже», атогда он «должен признать чудеснейшими стихами опереточные куплеты», сборники которых распродаются успешнее всего. (От себя добавлю, что и«Вечерние огни» Фета тогда почти не раскупались.) Инаконец, в-третьих, проанализировав свою инадсоновскую версии баллады, он продемонстрировал, что уНадсона «народная легенда превратилась вфразистую рифмованную шумиху, король Гарольд иего дочь заговорили во вкусе газетного либерализма», причем «рифма иразмер заставляют его беспрестанно присочинять лишние, неточные ибанальные фразы»671.

Затем Буренин 20 июня опубликовал стихотворную пародию на Надсона, атот 27 июня и11 июля поместил очередные возражения инападки.

После этого Буренин выдержал паузу. Очередной его выпад последовал вноябре (вскоре после того, как Надсон получил Пушкинскую премию)– предметом насмешек послужили «вздорность однообразных неточностей ибанальность языка стихотворцев», недавно появившихся на литературной сцене, причем вкачестве поставщиков «рифмованной риторики» были рассмотрены исключительно поэты еврейского происхождения– Фруг, Минский иНадсон, аспециально на примере Надсона демонстрировалось, что сейчас «маленькие стихослагатели смело воображают, что они крупные поэты, исчитают долгом представиться перед взором читателей со всякими пустяками, которые выходят из-под их плодовитых перьев»672.

Еще через две недели Буренин объявил Надсона «наиболее выразительным представителем» «куриного пессимизма», когда «маленький поэтик, сидящий на насесте вмаленьком курятнике, вдруг проникается фантазией, что этот курятник представляет “весь мир” ичто он служит для него тюрьмою. Вообразив такую курьезную вещь, поэтик начинает “плакать иметаться, остервенясь душой как разъяренный зверь”, он начинает облетать воображаемый им мир “горячею мечтою”, он начинает жаждать– чего? Сам не ведает чего, по его же собственному признанью <…>»673.

Все это– выражения очень резкие, но касающиеся литературной сферы ине переходящие рамок допустимого вто время. Неприличные, носящие клеветнический характер выпады, затрагивающие личную жизнь Надсона, которые цитирует Р. Весслинг из статьи Буренина от 13 ноября («Говорят, что притворство это практикуется сзамечательным искусством иочень способствует возбуждению вчитателях интереса кплодам вдохновения мнимо недугующих паразитов, представляющихся больным, калекой, умирающим, чтобы жить на счет частной благотворительности»), были сделаны без упоминания его имени; смысл их понимали только сам поэт илюди из его ближайшего окружения, но отнюдь не широкая публика.

Однако Надсон воспринял их очень болезненно. Он написал открытое письмо вгазету «Новости иБиржевая газета», вкотором, излагая историю конфликта, обвинял Буренина взависти иклевете, арусскую печать втом, что она боится Буренина. Завершая письмо, Надсон писал оБуренине: «В то время, как яне могу встать спостели, он сообщает в“Новом времени”, что япритворяюсь больным сразными корыстными целями» (далее следовала приводимая Р. Весслингом цитата о«недугующих паразитах»)– ипризывал: «Вступись хоть ты, читатель, если печать молчит»674. Письмо тогда опубликовано не было (я думаю, не только из-за страха газеты перед Бурениным и«Новым временем», но ииз-за нежелания подвергать самого Надсона новым нападкам ииздевательствам), появилось оно на страницах «Новостей» только через месяц после смерти Надсона.

Эта сметь прервала «диалог» поэта икритика, ивее свете полемика стала восприниматься иначе.

Резюмируем. Надсон сам ввязался вборьбу ивел ее почти теми же приемами, что иБуренин, но менее успешно. Для Буренина эта борьба носила не столько личный, сколько принципиальный характер. Через год он так сформулировал свое кредо: «Я стех пор, как вступил на поприще литературы, поставил себе целью, по мере моего уменья имоих сил испособностей, преследовать иизобличать всякую общественную илитературную фальшь иложь, ивособенности фальшь иложь, которые топорщатся илезут на пьедестал, которые прикрываются павлиньими перьями псевдолиберализма или псевдоохранительства, псевдокосмополитизма или псевдопатриотизма; которые, будучи всущности поверхностным легкомыслием ифиглярством, силятся изобразить из себя нечто глубокое исерьезное <…>. Сообразно схарактером ицелью моей деятельности яизбрал для себя орудием “преследований” не спокойное критическое исследование, не художественные объективные образы поэзии ибеллетристики, ажурнальные заметки отрицательного ииногда памфлетного тона исодержания, сатирические июмористические стихи, пародии ит.д. Отрицание иизобличение, смех, само собой, должны преобладать надо всем, когда избираешь для себя такую роль вжурналистике. Нельзя требовать примиряющего иелейного тона от того, кто решился принять на себя эту тяжелую роль. Ароль эта действительно нелегка: надо быть человеком не от мира сего, чтобы упорно, не боясь криков ипорицаний, делать свое дело так, как его разумеешь, идти прямо итвердо тем путем, который себе наметил»675.

В 1860—1880-х гг. деятельность Буренина вцелом соответствовала заявленной программе, хотя с1880-х вней становилось достаточно заметным, ав дальнейшем все более усиливалось стремление использовать критические статьи ипародии вкачестве средства самоутверждения, достижения тех или иных личных целей. Все более развязными игрубыми делаются его фельетоны, все чаще ичаще он от вопросов литературных переходит кжизненным обстоятельствам критикуемых авторов. В.Г. Короленко, его литературный противник, признавал, что «в молодости г. Буренин исполнял свою задачу довольно весело, иной раз не без остроумия пересмеивая своих противников иотыскивая смешные стороны всамых разнообразных направлениях <…>. Стечением времени он перешел ксплошным ругательствам, выделявшимся уже не остроумием, абеззастенчивой грубостью»676. А.И. Куприн вначале XX в. тоже отмечал, что «Буренин обладал большим критическим талантом– теперь же мы видим брызжущего слюной желчевика»677. Так ивборьбе сНадсоном Буренин использовал антисемитские выпады, ав конце иклеветнические намеки, что, безусловно, заслуживает осуждения, но травли (т.е. систематических односторонних нападок) сего стороны не было.

Р. Весслинг утверждает, что «попытки Надсона донести свою позицию при посредничестве других изданий наталкивались на препятствия»678. Возможно, это итак, но «пронадсоновское» изложение событий впрессе присутствовало. Приведу довольно пространный пассаж из анонимного (по-видимому, принадлежащего М. Меньшикову) фельетона вгазете «Неделя»: «…начинают входить впрактику самые бессовестные средства вредить друг другу, самые утонченные способы портить друг другу кровь, возбуждать ксебе непримиримую ненависть ипрезрение. Существует, например, известный критик Х иизвестный поэт У. Пока поэт был еще начинающим, выпускал первый свой сборник– известный критик об нем отозвался довольно благосклонно. Но вот “известность” поэта начинает расти; яркий талант бросается вглаза публике,– талант юный, горячий, одушевленный <…>. Одно издание сборника раскупается за другим– инаш критик начинает приходить вярость. Инамеками, иэкивоками, ато ипрямехонько вфизиономию поэту начинают издевательство– над чем, как бы вы думали?– над иноземной примесью вкрови поэта (чухна, мол– вэтом роде),– начинается грубейшее глумление над самыми дорогими, заветными стихотворениями поэта, имеющими для него особенное, личное значение. Поэта встречают вобществе овациями. Начинается бесшабашная брань критика, “вар” на дичь, употребляя охотничий термин. Наконец, Академия наук присуждает поэту-юноше Пушкинскую премию– итут уж разозлившийся критик потерял, кажется, всякое самообладание. Узнав частным путем, что поэт опасно болен, что он прикован ксвоей постеле,– делал займы вЛитературном фонде ипользовался поддержкою друзей,– критик сплел сейчас же мерзейшую клеветченку. Поэт-де (“иные поэты”) хорошо умеет пользоваться частной благотворительностью, притворяться умирающим, недужным, калекой, ипритворство-де это практикуется сзамечательным искусством, ичто он-де испособствует возбуждению вчитателях интереса кплодам вдохновения мнимо-недугующего паразита <…>; все это заведомо исознательно ложно, ибо факт тяжкой болезни симпатичного поэта кнесчастью неопровержим, общеизвестен. <…> Это не просто литературная вражда: такая вражда подчиняется законам если не вежливости, то, по крайней мере, добросовестности. Тут замешано, по-видимому, более грязное чувство: чувство зависти»679.

Но другие издания не поддержали «Неделю». Это было связано стем, на наш взгляд, что обвинения Буренина, оскорбившие Надсона, были сделанны вигровой, беллетризованной форме, без упоминания его имени, аэто не позволяло прямо отвечать на них, становясь впозицию вора, на котором горит шапка.

После смерти Надсона 19 января 1877 г. весьма влиятельная влитературе группа народнических илиберальных литераторов стала внушать обществу, что случившееся– повторение истории пушкинской гибели. Наибольшую активность проявили «Новости». 29 января тут в«Литературной хронике» Скабичевский писал про «ужасную травлю» Надсона со стороны Буренина; 4 февраля была помещена анонимная статья «Памяти Надсона», вкоторой излагались обвинения Ватсон вадрес «Нового времени», на следующий день была опубликована речь Г.К. Градовского на похоронах Надсона. Над могилой поэта Градовский говорил: «Ты возбудил вражду излословие среди тех, кто является потомками клеветников Пушкина, кто клеветал иклевещет на все живое врусской литературе. <…> Невольно сближение нарождается между тобою итем, кто пятьдесят лет тому назад “пал, оклеветанный молвой”». 15 февраля там же, как говорилось выше, было опубликовано открытое письмо Надсона. Через месяц, 15 марта, появились стихи, по тону ничем не отличающиеся от самых резких выпадов Буренина:

Подобные материалы появлялись вгазете ивдальнейшем681.

Аналогичные высказывания содержал биографический очерк Г. Мачтета «Семен Яковлевич Надсон» в«Русских ведомостях» (8 февраля 1887 г.). Мачтет писал отом, как «в один злополучный день бедному поэту случайно попался номер одной газеты сфельетоном, автор которого обвинял умирающего впритворстве сцелью вымогательства денег, писал опоэте, “который притворяется калекой, недужным, чтоб жить за счет друзей” ит.п. Этого не выдержал несчастный больной… унего открылось сильнейшее кровоизлияние, инервный паралич отнял всю левую половину». Идальше утверждалось, что то, что современники говорят осудьбе Надсона,– это почти то же самое, что– «только другими словами,– говорилось на другой день убийцами Пушкина иЛермонтова…»

Я полагаю, что причина этой длительной ожесточенной кампании была не вНадсоне, которого пытались бы канонизировать подобным образом. Дело было вБуренине, который очень хорошо подходил на роль гонителя. Анонимый некрологист отмечал, что его критика «создавала вокруг критикуемого имени ореол мученичества игонимости»682. Поскольку Буренин слишком многим «насолил», то его пытались «прищучить», используя для этого подобный экстраординарный повод.

До этого времени буренинским нападкам на Надсона уделяли внимание только узкие круги столичных литераторов, осведомленные ожизненных обстоятельствах Надсона испособные расшифровать буренинские намеки. Показательно, что авторы некрологов водесской прессе, весьма сочувственных по отношению кНадсону, вообще не упоминали статьи Буренина онем683.

Но массированная кампания вряде популярных изданий сделала свое дело. Она способствовала дальнейшему росту популярности Надсона идискредитации Буренина. Например, А.П. Чехов 8 февраля писал вписьме, что Надсон «был оклеветан», ачерез неделю уже упоминал об «убийстве Надсона»684. Осмерти Надсона как оповторении гибели Пушкина скоро писать перестали, авот то, что «Буренин убил Надсона», впамяти осталось надолго. Особенно способствовала популяризации этой версии биография Надсона, написанная М.К. Ватсон ивключенная в6-е (первое посмертное) издание его стихотворений (СПб., 1887). Вдальнейшем было еще 23 переиздания этого тома (29-е, последнее, вышло в1917 г.), икаждое включало текст Ватсон. Кроме того, время от времени эти обвинения возобновлялись впечати, укажу вкачестве примера памфлет Власа Дорошевича «Старый палач», где этому эпизоду (с обвинением Буренина вубийстве) уделено немало места685. В.Г. Короленко утверждал в1915 г. вписьме, что «того, что проделал Буренин над умирающим Надсоном, не было ни разу во всей русской печати. Никто, всвое время читавший эти статьи, не может ни забыть, ни простить их»686. Игорь Северянин в1922 г. встихотворении «Мальва льда» писал:

«Симпатичный, но сильно пессимистичный Надсон пользовался огромным успехом: он тронул больное место»688; ни укакого другого русского поэта не было такого числа чуть ли не ежегодных переизданий его книги. Надсон попал «в тон» настроениям своего времени. По словам Вл. Ходасевича, «его разочарование вполне соответствовало внутреннему протесту слушателей, но туманность его призыва нисколько не удивляла тех, кто едва осмеливался мечтать олучших временах. Эта туманность <…> даже способствовала всеобщему признанию Надсона. Его лира, не призывавшая ни кчему вчастности, легко объединяла всех, мечтавших очем-то неопределенно-прекрасном ивысоком»689. Врезультате, как отмечал А. Волынский, «среднее, хотя вобщем симпатичное дарование сделало впечатление чего-то оригинального исильного. Шум рукоплесканий, громкие, настойчивые крики некомпетентной массы создали вокруг молодого поэта разгоряченную атмосферу, почти такую же, какая выпадает на долю истинных изамечательных талантов… Амолва разносила от края до края печальное известие онеизлечимом недуге, физических страданиях Надсона. Писатель сневыяснившимся призванием, снеглубокими ине всегда правдивыми настроениями вдруг оказался славным преемником традиций Пушкина, Лермонтова иНекрасова»690.

Ранняя смерть поэта и, как справедливо пишет Р. Весслинг, реализованная вего посмертной мифологии модель пушкинской гибели691 лет на 20 закрепили популярность Надсона учитателей. В1900-е гг. начинается постепенный пересмотр его литературной репутации. Л. Толстой назвал его «однообразным ислабым», К. Чуковский отнес кчислу «людей снебольшою, но удобопонятною душой, удачно заменивших риторикой иходульностью– силу поэтического чувства», А. Блок вообще писал оНадсоне как о«поучительнейшем литературном недоразумении»692. Таким образом, вконечном счете восторжествовала буренинская точка зрения на творчество Надсона.

Любопытно, что Буренин, который сам вольно (способствовав изданию первого сборника ипохвалив книгу впечати) иневольно (нападками на Надсона) способствовал его популярности, прекрасно осознавал имеханизмы ее создания. Всвоей грубой иоскорбительной манере он точно определил их: «Надсону, для того чтобы достичь такого исключительного успеха, прежде всего надо было умереть юношей. Затем одной ранней смерти было недостаточно для возбуждения внимания читателей кего стихам: нужно было, чтобы по поводу этой смерти загалдела целая свора полоумных психопаток, целая толпа киевских, одесских ипетербургских жидков, целая когорта “убежденных” либералов-Тряпичкиных. Нужно было всему этому сброду поднять на могиле покойного скандал, агитацию. Нужно было прокричать, что молодой стихотворец умер не от чахотки, а“от пародии” на его поэзию. <…> Нужно было, кроме всего этого, чтобы псевдокритики <…> впродолжение нескольких месяцев распинались вфальшиво-либеральных рецензиях, доказывая до седьмого пота, что поэзия Надсона интересна не только для гимназистов, но идля взрослых»693.

Для построения надсоновского мифа его творцам пришлось существенно отойти от действительного положения дел, проигнорировав одни факты изначительно подкорректировав информацию одругих. Но так создается любая мифология, иданный случай не стал исключением.

2005 г.

ПЬЕСА «ГРАЖДАНСКИЙ БРАК»

И ЕЕ АВТОР ГЛАЗАМИ АГЕНТА III ОТДЕЛЕНИЯ694

25 ноября 1866 г. вАлександринском театре состоялась премьера пьесы «Гражданский брак» драматурга-дебютанта Николая Ивановича Чернявского (1840—1871)– одна из самых шумных искандальных премьер вистории русского театра. Факт этот отмечен историками театра илитературы695, однако история постановки освещена недостаточно полно, пьесе дана неадекватная интерпретация, ао самом авторе, на наш взгляд– весьма своеобразной фигуре, всправочных изданиях инекрологах приведены лишь очень скупые биографические сведения696. ВГосударственном архиве Российской Федерации вфонде III отделения нам удалось разыскать дело, посвященное премьере пьесы, окоторой идет речь, иее автору (Ф. 109. СА. Оп. 1. Д. 2040), которое ранее не было введено внаучный оборот, хотя позволяет прояснить ряд обстоятельств появления на сцене пьесы «Гражданский брак» ибиографии Чернявского.

Дело это содержит агентурные записки, касающиеся премьеры указанной пьесы, ее автора иего дальнейшей судьбы. Записки не подписаны, но есть основания полагать, что их писал поэт ипрозаик, сотрудник юмористических журналов ипо совместительству агент петербургского обер-полицмейстера Александр Николаевич Волгин (1840-е– 1869)697. Его записки орадикально настроенных литераторах обычно переправлялись вIII отделение, поэтому они иотложились вфонде этого учреждения.

В первой по хронологии записке, датированной 15 октября 1866 г., агент писал вIII отделение:

В среду, 13 сего октября, вбенефис актера Зуброва698, назначена была кпредставлению новая комедия Черневского699 «Гражданский брак». Между тем цензура не пропустила этой пьесы ивместо нее шла другая. Автор названной комедии Черневский, бывший студент Московского университета700, откуда вышел, не окончив курса, ивпоследствии сотрудник некоторых периодических изданий, хотя ипьяница, но не сочувствующий идеям социализма икомунизма. Поэтому комедия его «Гражданский брак» не что иное как сатира, ипритом, по отзыву имевших случай прочитать ее,– очень едкая, разоблачающая вполне ложное направление; вней же выведен на сцену честный труженик, тип которого, как говорят, особенно удался автору.– Что именно послужило поводом кзапрещению комедии– неизвестно; но Черневский, чувствуя себя сильно оскорбленным, как человек, желающий служить на пользу общества (когда он не пьян, он очень умно рассуждает идельно работает), подал г. министру Двора701 просьбу, вкоторой ходатайствует не только орассмотрении его комедии по Высочайшему повелению, но иоб испрошении ему Всемилостивейшего разрешения прочитать ее вВысочайшем присутствии. Просьба Черневского написана, впрочем, очень резко, ипотому едва ли ему удастся достигнуть цели. Внастоящее время Черневский вбольнице.

15 октября 1866702

В пьесе «Гражданский брак» (СПб., 1867; 2-е изд.– 1868, спредисловием автора) стандартный сюжет одевушке, покинувшей дом ссоблазнившим ее мужчиной, апотом брошенной им ивернувшейся обратно, был совмещен собширными спорами, посвященными обсуждению достоинств инедостатков гражданского брака. Тема эта, модная вто время ивызывавшая очень острую (и резкую) реакцию различных слоев общества, стала причиной повышенного интереса кпьесе. При всей антинигилистической ее направленности автор позволял сторонникам гражданского брака привести развернутые аргументы взащиту этого социального института. Впьесе произносящему либеральные речи Новосельскому противопоставлен студент-медик из семинаристов Новоникольский, который занимается делом– лечит мужиков итак формулирует свои взгляды: «…я ненавижу либеральных фразеров, грошовый либерализм которых только испособен на то, чтобы пить шампанское или водку, смотря по средствам, вчесть уничтожения крепостного права, на деньги, выжатые стех же несчастных крестьян, да выдумывать, впьяном виде, разные радикальные перестройки, да гражданские браки!.. <…> России они не нужны, анужны труженики, работники, потому что мы пропадаем от лени итунеядства <…>»703. Это идругие подобного рода высказывания не могли не настораживать цензуру. Член Совета Главного управления по делам печати В.Я. Фукс писал вотзыве на пьесу: «Несостоятельность иуродливость возникших впоследнее время внигилистических кружках теорий гражданского брака выставлены рельефно ис талантом, как стеоретической, так ис практической стороны. По сему представление этой пьесы на сцене может быть весьма полезно, но под условием некоторого сокращения воной слишком подробных рассуждений впользу нецерковного брака исовершенного исключения из оной тех мест, вкоторых, при всей благонамеренности писателя, враждебно сопоставляются высшие сословия снизшими ивспоминаются, без всякой надобности, мрачные черты упраздненного крепостного права»704. Соответствующие сокращения перед постановкой были сделаны (см. публикацию одного из изъятых фрагментов: Петербургский листок. 1866. 20 дек.705).

Премьера 13 октября 1866 г. не состоялась, поскольку П.А. Шувалов, увидев афишу, обратился кминистру внутренних дел за разъяснениями. Министр внутренних дел П.А. Валуев сам прочел пьесу царю иполучил разрешение на постановку706.

10 ноября 1866 г. агент писал:

Драма Черневского «Гражданский брак», которую цензура запретила было ио разрешении которой автор обращался спросьбою кг. министру Двора (о чем было доложено всвое время), допущена кпредставлению. Говорят, что г. министр вн[утренних] дел707 писал по этому поводу кЧерневскому, что, прочитав лично означенную пьесу, Его Высокопревосходительство убедился вее достоинстве ипотому дал позволение кпредставлению ее на сцене здешних театров.

26 ноября 1866 г. последовал, наконец, отчет опремьере:

Вчера на Александринском театре, вбенефис Зуброва, дана была впервый раз новая драма (ошибочно названная комедиею) Черневского «Гражданский брак».

Появление этой пьесы на сцене давно уже ожидалось публикою сособенным нетерпением, ипотому весьма естественно, что театр был вполном смысле слова битком набит; литераторы исотрудники разных журналов были почти все; вверхней галерее видно было много студентов медицинской академии иуниверситета. Перед началом представления разнесся было слух, что пьесу хотят освистать, идействительно в1-м действии, когда начинаются очень удачные сарказмы на счет новых теорий молодого поколения, 2—3 человека, конечно из студентов, стали было шикать, но вслед за тем весь театр разразился громкими ипродолжительными рукоплесканиями; со всех сторон послышались крики «Автора! автора!»– ипосягатели на беспорядок сначала замолкли, апотом исами стали хлопать руками.– Автора вызывали несколько раз, но он не мог явиться, ибо до сих пор находится еще вклинике; два раза объявляли со сцены, что «автора нет втеатре», апублике все как-то не верилось, иона все-таки пыталась увидеть его.

В партере сидел только отец его итак осторожно держал себя, что даже ни разу не встал скресла. Представление шло прекрасно; гг. Самойлов иСтруйская708 были неподражаемо хороши исвоею истинно-артистическою игрою сгладили многие места впьесе– первом сценическом произведении хотя идаровитого, но еще юного писателя. (Он, пройдя почти все высшие учебные заведения, остановился на 2-м специальном классе идо сих пор еще юнкер Константиновского военного училища!) Пьеса, впрочем, замечательна влитературном отношении, иежели всценическом иобнаруживает, что она писана неопытным еще пером, тем не менее вней есть патетические сцены, безукоризненно исполненные г. Струйскою, иочень много таких удачных, хотя иочень едких для нигилистов мест, что им от души аплодировали даже итакие личности, как Загуляев, Тиблен709 & С°.

Между прочим, вчера же вечером выделился следующий факт, могущий служить дополнением характеристики наших псевдолибералов: во время антракта эти господа (и надо заметить– только они одни) собрались курить вкоридоре. Сторож удверей, старый отставной солдат, очень деликатно заметил им, что тут курить нельзя. Они отвечали ему насмешками. Старик начал их просить, чтобы пожалели бы хоть его ссемьей, потому что его могут выгнать; но иэто не помогло.

Через день, 28 ноября 1866 г., агент описывал резонанс от премьеры:

В здешних газетах, столбцы которых наполняются статьями людей, по большей части, известного направления,– как иможно было ожидать, раскритиковали новую пьесу Черневского «Гражданский брак». Вникая всмысл всех разборов, нельзя не заметить, что они скорее выражают личный взгляд составителей статей ине представляют настоящей критики. Пьеса, конечно, имеет свои недостатки, показывает неопытность еще молодого автора; но она не лишена интереса, ивней есть много удачных сцен ивыражений, метко поражающих вцель, весьма естественно, не нравящихся тем, против которых они направлены. Лучшим доказательством настоящего мнения может служить то, что на второе представление означенной пьесы, имеющее быть сегодня, вчера в 10 часа утра нельзя уже было достать билета. Сегодня уАлександринского театра огромная толпа требовала билетов на среду; но как сегодня на среду билетов еще не раздают, то, без сомнения, завтра утром укассы означенного театра тесноты будет более, нежели вчера.

Премьера вызвала очень большой интерес, «театр был полон сверху донизу, иинтерес публики был заранее сильно возбужден предшествовавшими пьесе толками. Первый акт ее, прекрасно написанный, действительно оказался весьма блистательным вотношении кискусству диалектики иимел такой огромный успех, что по окончании его публика– чему, кажется, не бывало еще примера влетописях нашей сцены– громко стала вызываь автора <…>» (W. [Вильде М.Г.?]. Театральные заметки// Рус. инвалид. 1866. 27 нояб.). «Почти спервых слов пьесы начался дуэт шиканья иаплодисментов, ичем далее шло это действие, тем более дуэт этот усиливался, хотя, при каждом новом взрыве, аплодисменты все более иболее брали верх и, наконец, совершенно пересилили шиканье» (Х.Л. [Загуляев М.А.]. Вседневная жизнь// Голос. 1866. 27 нояб.). Вдальнейшем интерес иэнтузиазм публики стали слабее, но тем не менее премьера прошла успешно. Иной была реакция критики. Почти все петербургские газеты поместили обширные отклики, однако большинство рецензентов посчитали пьесу несценичной итенденциозной: автор «хотел сделаться драматургом, оставаясь вто же время публицистом, действующие лица его комедии говорят целые передовые речи газет, пред глазами зрителей не действие, аодни препирания действующих лиц на известные сюжеты» (Борзов А. [Кущевский И.А.?] Фальшфейер// Петербургский комиссионер. 1866. 16 дек.); складывается впечатление, что «актеры читают отрывки итирады из разных газет или страницы из [антинигилистических] произведений гг. Клюшникова, Стебницкого [Лескова] идр. Людей, движения, сцен– этого ничего нет перед зрителем» (Скромный наблюдатель [Александров Н.А.?]// Гласный суд. 1866. 16 дек.), автор «прибегнул <…> кобщей мелодраматической постройке, обличив всебе полное незнание сценических условий идоказав, что он <…> мог бы написать довольно недурную передовую газетную статью» (Ф. [Федоров М.П.?]. Театральная хроника// Биржевые ведомости. 1866. 1 дек.; см. также: П—н. Петербургский театр// Антракт. 1866. 21 дек.). Писали рецензенты ио том, что впьесе показан не гражданский брак (существующий на Западе, для которого всовременной России нет ни юридической основы, ни социальных условий), алишь сожительство, прикрываемое фразами огражданском браке.

Идеологически близкие Чернявскому авторы подчеркивали социальную полезность пьесы. Так, отметив растянутость, «невыдержанность характеров инеестественность положений», Лесков тем не менее писал: «Велико или невелико теперь число людей, признающих петербургский гражданский брак, но все-таки люди эти вредны ижертв их учения внаше время немало, апотому пьесу г. Черневского нельзя не признать пьесой весьма благонамеренной. Это первая попытка послужить со сцены “открытию глаз”, быть может, не одной готовой погибнуть овце великого стада» (Стебницкий М. Русский драматический театр вПетербурге// Отечественные записки. 1866. №12, кн. 2. Отд. 2. С. 275; см. также: Посторонний [Антропов Л.Н.?]. Театральная хроника// Неделя. 1866. 4 дек.). Приведем иотзыв В.П. Боткина вписьме И.С. Тургеневу: «Пьесу написал какой-то студент инаписал очень аляповато ипошловато, таланта не видать. Но япосмотрел без скуки, ради разных указаний на нашу современность; многие из них сделаны удачно идовольно умно»710.

Отмечая неопытность инеумение драматурга, большая часть рецензентов не отрицала его талантливости: «…мы приветствуем первый дебют нового драматического писателя сбольшим удовольствием иожидаем от него еще многого вбудущем: дарование унего положительно есть, но оно еще молодо инезрело» (W. Указ. соч.; см. также анонимную рецензию [А.А. Соколова?]: Петербургский листок. 1866. 1 дек.).

Аналогичный характер носили иотклики на московскую премьеру: Антракт. 1867. 18 янв. (А.Н. Баженов); Москва. 1867. 18 янв. (Зл.), Рус. ведомости. 1867. 19 янв. (без подп.); Московская жизнь// Будильник. 1867. №5 (Москвич).

Написанная слиберально-монархических, реформаторских позиций сцелью высмеять нигилистическую вульгаризацию иопошление современных идей, карикатурное их выражение, пьеса вобстановке идеологической поляризации после покушения на Александра II вапреле изакрытия «Современника» и«Русского слова» виюне 1866 г. была воспринята как памфлет на молодое поколение, как реакционный выпад (подобно статье Лескова 1862 г. опожарах; позиция Чернявского вообще была близка лесковской, агероиня пьесы Любовь Стахеева очень напоминала Лизу Бахареву из романа Лескова «Некуда»). Молодой драматург подвергся травле. Фельетонисты писали, что пьеса– «изрядная мерзость» (В.А. Слепцов в«Новостях петербургской жизни» в«Женском вестнике» (1867)711). В«Искре» постоянно появлялись выпады против Чернявского712, не отставал от нее и«Будильник»713, где доходило даже до сравнений сдеятельностью III отделения, например: «Я очень уважал покойного Фаддея Булгарина, но ссей поры господина Чернявского уважаю гораздо более. Ф. Булгарин доказывал обыкновенно, что хорошие драматические пьесы могут делиться на три отделения, из коих лучшие он относил кпоследнему. Но яполагаю, что пьеса г. Чернявского так хороша, что даже не может относиться ик этому последнему отделению, она его превосходит»714.

Все это еще больше подогревало интерес кпьесе.

1 декабря 1866 г. агент сообщал:

Литераторы-нигилисты строят всевозможные козни против автора «Гражданского брака» Чернявского. Газетными рекламами иинтригами они хотят споспешествовать падению пьесы: они даже подговаривают актеров кнебрежной игре, что вчера высказалось даже впропуске целых илучших фраз. Амежду тем театр был полон– ни одного свободного места! Чернявский говорит, что литераторы Минаев иШульгин (редактор «Дела»)715 выговаривали ему, что он восстал против нигилизма, но это его не устрашает, ион вбудущем намерен восстать еще сильнее ис большею опытностью против утопий либералов.

На записке надпись: «Его Величеству угодно знать, кто этот Чернявский, где воспитывался ичто делает. 3 дек[абря 1866 г.]». Такого рода записка оЧернявском была через несколько дней представлена императору. Судя по содержанию, она была написана со слов Чернявского или его отца (ср. спубликуемой далее запиской от 19 октября 1869 г.). Вот ее текст, написанный почерком, отличающимся от почерка, которым написаны другие записки:

Автор пьесы «Гражданский брак» Николай Иванович Чернявский происходит из дворян Полтавской губернии ипервоначальное воспитание получил от отца своего, статского советника Ивана Филипповича Чернявского, служащего вУправлении иррегулярных войск. Отец внушил сыну первые понятия олитературе, истории ирелигии. На 12 году от рождения умолодого Чернявского появились первые проблески его способностей кпоэзии– он начал писать стихи влирическом стиле, иодни из них были так удачны, что тогда же были напечатаны в«Иллюстрации»716.

Достаточно подготовленный, Чернявский по собственному желанию поступил вСтроительное училище, где вскоре его способности иприлежание обратили на него внимание директора училища генерала Лишина717, который поручил ему, вкачестве репетитора, двух своих племянников. За год до выпуска из училища Чернявский, по просьбе товарищей, пронес вучилище бутылку свином ивместе сними напился. Отличные способности молодого человека ирасположение кнему начальства спасли его от более тяжелых последствий за эту шалость, ивсе кончилось тем, что пригласили отца, который там же вучилище наказал его розгами.

Вскоре после того Чернявский, будучи уже учеником 2 специального класса, явился котцу ипросил позволения оставить Строительное училище, приводя воснование своего намерения дошедший до него слух отом, что на всех воспитанников этого училища смотрят как на будущих взяточников. Получив на то согласие отца ивыдержав экзамен, Чернявский поступил во 2 специальный класс Константиновского военного училища. Здесь Чернявский снова отличался прилежанием иначал уже пописывать небольшие статейки вразные газеты. Кроме того, здесь он изучил, без пособия учителя, музыку до тог, что за написанный им впоследствии марш впамять тысячелетия России718 удостоился получить Высочайший подарок– золотые часы. Вскоре, однако ж, итут постигла беда юношу: вучилище начали составляться между воспитанниками-поляками кружки, питавшие какие-то несбыточные надежды; молодому Чернявскому эти кружки были не по сердцу, ион явно против них восставал. При всем том, не твердый еще характером ипо самой натуре своей впечатлительный юноша не мог устоять вборьбе долго: поступив как-то влазарет, он попал случайно рядом на кровать содним из поляков, который уговорил его бежать, вместе сним, ночью, из больницы.

Недолго, однако ж, они пользовались свободою искоро вернулись оба. Но Чернявский, напоенный своим коварным товарищем иподстрекаемый им, ударил сторожа-солдата иза это был уволен из училища, причем ему, по тому же общему кнему расположению, дозволено было подать прошение.

После Чернявский по экзамену поступил вуниверситет; но попавши, кнесчастию, издесь вдурной круг товарищей, не посещал лекций икутил, чем приятели его отлично пользовались, аодин из них, студент медико-хирургической академии Иванов (сын дьякона церкви Св. Троицы на Петербургской стороне), не довольствуясь этим, украл унего пальто.

Отец Чернявского не мог, конечно, смотреть на все это спокойно и, желая спасти своего сына, отправил его вНовгород, кродным, где он действительно вел себя превосходно; но свозвращением встолицу товарищи опять захватили его всвои руки. Он поселился на квартире улиберала-литератора, карикатуриста Юркевича719, устраивавшего в1863 г. постоянно литературные вечера720. Заболев впрошедшем году, тифом, молодой Чернявский был помещен во временную больницу на Александровской мануфактуре издесь благоразумными советами своими благодетельно повлиял на прочих больных– искоренил вних суеверие против лекарств; благодаря этому лечение вбольнице было чрезвычайно успешное. Познакомившись там же на мануфактуре содним фабрикантом-англичанином, Чернявский составил сним проект устава рабочих артелей, окотором много было писано вгазетах, но который не был представлен на утверждение правительства, потому что Чернявский хотел его переложить на язык, доступный рабочему классу.

В нынешнем уже году Чернявский заболел ранами на ноге ипоступил вклинику при 2 военно-сухопутном госпитале, где втечение двух недель окончил начатую им перед тем пьесу «Гражданский брак», которую уже не мог сам писать, адиктовал соседу своему вбольничной палате. Когда болезнь начала принимать характер до того серьезный, что доктора полагали было произвести ампутацию ноги, Чернявский пожелал приобщиться св. таин, что иисполнил систинно-христианским благоговением, просил прощения уотца за причиненное ему горе иуже после того ствердостью решился на операцию.

По счастливому случаю болезнь стого времени изменилась клучшему; начавший было развиваться «антонов огонь»721 уничтожен ивсе ограничилось ничтожною операциею, без отнятия ноги. Выписавшись из клиники, Чернявский, благодаря товарищам, зорко за ним следящим истарающимся не упускать его из своих рук, не всегда ведет жизнь трезвую; но ивэтом виде он никогда не позволяет себе допускать идею нигилизма идругих утопий, анапротив, бичует их. За пьесу «Гражданский брак» князь Кочубей722, общества актеров инекоторых литераторов приготовили Чернявскому подарки.

Отец Чернявского, почтенный старик, употребляющий все свое старание, чтобы направить сына по истинному пути, находится вбедственном положении. Он живет водной почти убогой комнате.

8 декабря 1866 г. была подана очередная записка:

Автор драмы «Гражданский брак» Николай Иванович Чернявский из госпиталя уже вышел; но где поселился– неизвестно ивАдресном столе не значится. Все, что можно было пока узнать онем, так это то, что он сын статского советника Чернявского, служащего вУправлении иррегулярных войск, прошел несколько разных учебных заведений и, кажется, нигде не кончил курса. Уотца он не живет ивквартире последнего адрес его не известен. Вгороде эти дни его не случилось нигде видеть. Есть надежда видеть его сегодня вМариинском театре, где идет его драма, ипоэтому туда командировано знающее его лицо.

Пьеса собирала полный зал ипрошла ивПетербурге, ивМоскве (премьера вМалом– 13 января 1867 г.) около 30 раз, вдальнейшем она обошла почти всю Россию: ее ставили вНижнем Новгороде, Симбирске, Одессе, Ярославле, Тифлисе (там в1877 г. вэтой пьесе играл Вл.И. Немирович-Данченко) имногих других городах723 (в Ростове на афише значилась фамилия Чернышевского; см.: Юмористический указатель// Искра. 1867. №28), неизбежно вызывая интерес упублики. В1873 г. пьесу перевели на чешский язык724. Популярность пьесы была даже использована вкоммерческих целях вназвании книги: Гражданский брак. Роман Н......ы М.....вой. СПб., 1867.

Поскольку пьеса получила широкую известность, на нее не мог не отозваться ведущий журнал радикально-демократического лагеря «Отечественные записки». М.Е. Салтыков-Щедрин, рецензируя второе издание пьесы (1868. №8; без подп.), отнес автора кохранительной «необулгаринской» школе, озабоченной поиском «положительных сторон русской жизни». Не приводя никаких доказательств, он заявлял, что Чернявский вкачестве выразителей идеи гражданского брака взял «людей безмозглых истрадающих болезненным раздражением половых органов» и«сочинил анекдот» ичто пьеса отличается «особенно малою степенью талантливости ее автора икрайнею запутанностью предположенных им кразрешению задач»725.

Рецензия эта, как ипародии вюмористических журналах, была совершенно несправедлива иставила своей задачей не объективную оценку взглядов Чернявского, ауничтожение его как литератора. Своей цели она достигла иво многом определила литературную репутацию Чернявского. Например, В. Базанов, рассматривая пьесу, опираясь на Щедрина, называет ее «лубочной антинигилистической агиткой», С.С. Данилов иМ.Г. Португалова относят ее кчислу «антинигилистических пьес, клеветнически изображающих передовую молодежь», аЛ.С. Данилова тоже солидаризируется сотзывом Щедрина итрактует пьесу вэтом ключе726. Стех пор подобная оценка Чернявского как реакционера, ктому же лишенного литературных способностей, господствует вистории литературы итеатра.

Однако знакомство сего литературным наследием (что весьма непросто, поскольку он часто печатался анонимно или под различными псевдонимами) показывает, что Чернявский всячески поддерживал проводимые правительством реформы, только либеральной фразе он противопоставлял практическую работу.

Когда игде начал свою публицистическую деятельность Чернявский, нам установить не удалось. Наиболее ранняя выявленная публикация относится к1863 г., когда Чернявский поместил вгазете «Очерки» статью «Ясновидящие идоморощенные знахари на поприще медицины» (30 марта; подп. Н. Ч—ский; по-видимому, он анонимно напечатал вгазете иряд других материалов), вдальнейшем он нередко возвращался кпублицистике на больничные имедицинские темы (см., например: Новый общественный враг// Прибавл. к«Петербургскому листку». 1866. Сент.; Квопросу обольницах// Петербургская газета. 1867. 14 янв.; Больничный вопрос// Петербургский листок. 1869. 10 авг.; Финансовая сторона больничного вопроса// Там же. 1870. 12 марта). В1870 г. впрошении вЛитфонд Чернявский писал: «…статьи мои опреобразовании наших больниц обратили на себя внимание правительства»727.

Чернявский вспоминал, что «поступил вредакцию одной из газет [по-видимому, «Сына отечества»] иначал понемножку знакомиться сзакулисными тайнами литературного мира. Газета эта носила название ученой иполитческой» (Хроника российской интеллигенции// Пб. листок. 1865. 12 окт. Подп.: Литературный медиум). Недовольный коммерческим ее направлением, Чернявский вскоре перешел вгазету «Голос», где писал передовые статьи по внешней политике. Но иоттуда он вскоре ушел, по его утверждению, из-за сильных поправок слога (Там же).

С самого начала своей литературной деятельности Чернявский проявлял интерес ктеатру. В1864 г. он выступил одним из инициаторов создания Общества любителей драматического искусства, ставящего своей целью способствовать «развитию драматического искусства, <…> дать возможность артистам-любителям испытывать свои силы на сцене, <…> открывать среди общества сценические таланты, развивать иподготовлять их на большие сцены <…>»728. Общество должно было иметь свой печатный орган инебольшой театр, вкотором ставились бы пьесы начинающих драматургов, атакже кассу взаимопомощи актеров-любителей идраматургов. Проект этот не был реализован, асозданное в1870 г. Русское драматическое общество объединило драматургов-профессионалов иимело иные задачи, главным образом защиту авторских прав иматериальных интересов его членов.

В 1865 г. Чернявский стал сотрудником «Петербургского листка», где под псевдонимом Литературный медиум вел посвященное русской журналистике сатирическое обозрение «Хроника российской интеллигенции» (в январе 1866 г. переименовано в«Заметки Литературного медиума», ав мае 1866 г. преобразовано вболее традиционное фельетонное обозрение «Обо всем– отовсюду», которое просуществовало по сентябрь). Чернявский исходил из того, что «литература есть арена, где сталкиваются иборются всевозможные направления» (1865. 18 нояб.), иэто выражение общественного мнения очень важно для того, чтобы правительство могло учитывать иудовлетворять требования ипожелания общества. Основной посыл Чернявского– борьба за идейную журналистику, против «литературных маклаков», «заботящихся только опитании своего чрева инабитии своего кармана, не церемонясь ввыборе средств» (1865. 9 нояб.; см. также: 1866. 28 февр., 5 марта), ккоторым он относил издателей «Сына Отечества», «Голоса», «Биржевых ведомостей». Чернявский выступал против национального, сословного исемейного антагонизма, полагая, что необходимо преодолеть конфликты интересов путем их согласования, направления кобщей цели: он выступал за веротерпимость, взаимные уступки поколений, предоставление гражданских прав евреям ит.д.

В целом Чернявский стоял на либеральных позициях. Славянофильство для него– «теория фальшивая, разбиваемая впух ипрах самою историею русского образования» (1865. 9 нояб.), «Московские ведомости» Каткова он критикует за разжигание национальной вражды, поиск врагов («огнебоязнь»), «Домашнюю беседу» Аскоченского– за демагогию, «фальшивые ноты», превращение православия из религии мира илюбви врелигию вражды иподавления, «Русское слово»– за безответственность ирадикализм. Похвал Чернявского удостоились лишь «Современник» и«С.-Петербургские ведомости»; суважением писал он также об И.С. Аксакове, твердо держащемся своих убеждений, хотя сами эти убеждения были Чернявскому несимпатичны.

Резко критикуя «прожекты» псевдолибералов, оторванные от реальной действительности, Чернявский призывал кподдержке реформ правительства ипрактической работе. Важнейшей задачей реформ он считал содействие образованию народа, поскольку «новая политическая жизнь народа <…> получает внутренний смысл исодержание иправо гражданское, данное ему правительством, перестает быть фиктивным исделается действительным правом только тогда, когда народ наш настолько разовьется, что сумеет владеть этим правом» (1866. 6 янв.). Для того чтобы «освободить <…> народное воображение от тех призраков ифантасмагорий, которыми оно подавлено ныне», Чернявский предлагал заменить кабак театром.

Призывал Чернявский ик развитию женского образования, заявляя, что «не либеральным статьям назначено вызывать современную женщину ктруду, асамой жизни, требующей этого труда», исетуя, что вместо содержательных изменений меняются лишь внешние формы: «…выдумали полумужской костюм, закурили папиросы, сели за игорные столы <…>» (1866. 15 янв.).

Обозревая современную русскую литературу, Чернявский выступал против «дешевой школы щедринских обличителей, обличения которых <…> направлены только на одни конечные результаты» (1866. 24 марта), противопоставляя им авторов, доходящих до причин наблюдаемых социальных явлений,– В.А. Слепцова, А.Ф. Писемского, Ф.М. Достоевского.

Перейдя в1867 г. в«Петербургскую газету», Чернявский сянваря возобновил там публикацию «Заметок Литературного медиума». Смарта 1867 г. Чернявский редактировал «Петербургский листок». Агент сообщал 10 мая 1867 г.:

В редакции газеты «Петербургский листок» произошли неприятные столкновения между редактором Чернявским <…> ииздателем– известным Алексеем Зарудным729. Чернявский, при всех своих слабостях, действовал ввидах правительства ичасто перечеркивал статьи, которые Зарудному очень хотелось вставить всвою газету. Сначала они кое-как еще улаживали дело, апотом дошло до того, что Чернявский, как уверяют, дал Зарудному пощечину. После того, конечно, они разошлись730.

В мае 1867 г. Чернявский покинул газету иопять стал сотрудничать в«Петербургской газете», где вконце года стал печатать «Заметки странного человека» (26 окт. 4, 11 нояб. Подп.: Чер....).

«Острые иметкие, полные юмора, но чуждые <…> унижающей достоинство литературы неприличной брани <…> хроники Чернявского <…> сразу заставили заговорить осебе всех беспристрастных людей» (Памяти Н.И. Чернявского// Рус. мир. 1872. 11 февр.; ср., однако, памфлетную характеристику В.П. Буренина, который изобразил Чернявского как говорящего попугая: Выборгский пустынник. Общественные илитературные заметки// С.-Петербургские ведомости. 1866. 1 мая).

Покушение Д.В. Каракозова на Александра II резко усилило негативное отношение Чернявского книгилизму ипобудило публично продемонстрировать поддержку правительства: через две недели он опубликовал стихотворение «Царю, народ освободившему, Богом от смерти спасенному», вкотором благодарил императора, что он «дал народу// Правый суд имирный труд// Свет ученья исвободу// Все, что счастием зовут» (1866. 17 апр.).