Записки средневековой домохозяйки Ковалевская Елена
Меня несколько отпустило.
— А что я могла подумать после ваших слов?! — все еще возмущенно начала оправдываться я. — И кто такая леди Иннес?
— Леди Иннес, — начал просвещать меня Себастьян, — бессменная фаворитка короля вот уже пятнадцать лет. После того, как королева умерла родами эта женщина… Ее наследная принцесса второй матерью считает!
— Я не разбираюсь во всей этой около дворцовой мишуре, — успокаиваясь, продолжила я. — И вообще, вы могли бы напрямую сказать — зачем я нужна королю, а не устраивать сердечный приступ! И если у него есть дама, которая ему… составляет компанию по ночам, могли бы…
— Больше никогда не говорите так о леди Иннес! — неожиданно холодно ответил Себастьян. — Даже в мысnbsp;По правде сказать, то, что Вивьен сменила кузена в качестве любовника на главного советника его величества по торговым делам, тоже не могло не радовать. Все нынешние выходки Кларенса, его запои и дебоши, не шли ни в какое сравнение с делами, которые он проворачивал, когда был с Вивьен.
лях! — я опешила, а он добавил мягче: — Если конечно не желаете лишиться головы. Леди не только, как вы изволили выразиться — составляет компанию, она знатная дама, в отличие от вас — получившей титул при замужестве, и опытный политик. Поэтому поостерегитесь в следующий раз называть ее так.
В его словах сквозило столько угрозы, что я невольно поежилась.
Себастьян замолчал, поднялся с кровати, и принялся прохаживаться по комнате. Я за его передвижениями следила как кролик за удавом.
— Одно дело говорить подобное при мне, другое… — как бы про себя проговорил Себастьян и, развернувшись, в упор посмотрел на меня. — На все ваши вопросы я отвечу, когда мы будем уже в пути, а пока вам придется удовлетвориться этим.
— То есть, выбора у меня нет, и ехать мне придется однозначно? — констатировала я своим вопросом.
— Да, — односложно подтвердил Себастьян. — Выбора у вас нет. Хотите или нет, и даже если будете сопротивляться, мне придется…
— Если не хотите, чтобы я сопротивлялась, — ухватилась я за последнее слово. — И не устраивала сцен на каждой остановке, дайте мне гарантии, что ни Кларенс, ни ваш отец не станут принуждать меня с ним жить.
Мне требовалась хоть какая-то защита от этих двоих. Я по-прежнему боялась, что едва появлюсь в столице, герцог начнет вновь подкладывать меня под своего племянничка, а тот чего доброго не добившись желаемого — начнет поднимать на меня руку.
— Насчет Кларенса я обещать не могу, хотя если вы будете проживать во дворце — там он вас не достанет. Ему запретили появляться при дворе в связи с его неблаговидным поведением. А вот насчет отца я могу вам с твердой уверенностью сказать — он не станет пытаться свести вас, — и как-то грустно усмехнувшись, добавил: — Пожалуй, теперь он даже препятствовать будет, чтобы вы с ним не виделись. Надеюсь, теперь вы удовлетворены и сюрпризов с вашей стороны не предвидится?
Я только кивнула, а потом не удержалась и еще раз повторила вопрос, который донимал меня больше всего.
— Так как же вы все-таки меня нашли? Или… — тут меня посетила нехорошая мысль, — подсказал кто-нибудь из слуг?
Но Себастьян лишь вновь усмехнулся.
— Нет, они ни в чем не виноваты, и даже простого слова мне не говорят, всецело преданные вам. Просто у меня свои методы, — и так и оставив меня в неведенье, вышел из комнаты. Я поднялась с кровати и поспешила следом.
Ужин проходил в напряженной обстановке. Агна и Меган смотрели на Себастьяна и его спутников волками, и порой излишне резко отвечали Питеру, словно он был в сговоре с остальными мужчинами. Мои нервы тоже были словно натянутая струна, и пристальные взгляды визитеров я ощущала всей кожей. Вернее взгляды одного — Себастьяна, ведь только он так внимательно наблюдал за мной. Только он неотрывно провожал меня взглядом, когда я вставала и отходила от стола, чтобы помочь девушкам. Наконец я не выдержала и, невзирая на посторонних, рявкнула:
— Да не сбегу я! Хватит следить за мной!
На что этот наглец лишь изогнул бровь, словно ничего не происходило, а я сама себе все это напридумывала. А мне в этот миг так захотелось расколотить последний горшочек с лечо об его голову, что я бережно сохраняла всю дорогу, а теперь доставала к столу.
Доедали в полной тишине. Разве что я резко ответила, когда Себастьян с опаской, посмотрел на лечо:
— Не отравлено, — резко бросила я, не поднимая на него взгляда. — А впрочем, не хотите — не ешьте, нам больше достанется!
Словно подтверждая мои слова, Питер уверенно положил его себе в тарелку и принялся уплетать с картофелем и вареной фасолью со шкварками. Переглянувшись, Себастьян и его спутники положили по небольшой ложке в тарелку, а, едва распробовав, поспешили за добавкой.
Лишь в самом конце, когда мы с девушками начали убирать со стола (посуды после ужина на девять человек было испачкано много), маркиз, прислонившись к перилам лестницы, что вела на второй этаж, заметил:
— Я знаю, под каким соусом можно будет подать ваш визит ко двору.
— Рада за вас! — огрызнулась я. Меня постоянно подмывало говорить ему гадости.
— Вы бы лучше порадовались за себя, — подхватил мое начинание и продолжил пикировку он. И тут же сменив тон, уточнил: — Вы сможете еще раз приготовить то интересное кушанье, что подавали сегодня?
— Это было последнее, из того что я захватила с собой, — мстительно ответила я. — И приготовить я его смогу не раньше, чем поспеет новый урожай помидор!
— Жаль, — разочарованно протянул Себастьян, но тут же вновь воодушевился. — Но помнится мне, когда я был у вас в усадьбе, вы радовали нас невероятнейшими по вкусноте блюдами…
Но я лишь дернула плечом и буркнула:
— Не подлизывайтесь, вам это не поможет.
— А что поможет? — кажется, вполне искренне спросил мужчина. — Что мне сможет помочь, чтобы путь к его величеству не был для вас таким печальным?
— Забудьте, где именно я нахожусь, — озвучила я первую же пришедшую на ум мысль.
— А помимо этого? — сразу же поскучнел Себастьян.
— Помимо?! — неожиданно разъярилась я. — Помимо этого забудьте, что я вообще существую! Представьте, что меня нет, и никогда не было!
Лицо мужчины застыло. Несколько минут он справлялся с собой, а потом ни к кому не обращаясь, ответил.
— Я бы рад был исполнить ваше желание, но уже не властен что-либо изменить, — и, тряхнув головой, словно отгоняя непрошенные мысли, завершил разговор в ином ключе: — Готовьтесь, завтра выезжаем.
Вот так закончилась моя свобода — даже не начавшись. Теперь я надутая на весь белый свет, как мышь на крупу, ехала в санях обратно в столицу. Такие же невеселые, прижавшись по бокам, ехали мои девушки. Меган и Агна поддерживали меня, хотя злиться на маркиза им было не за что.
Поначалу Себастьян еще пытался подступиться ко мне, как-то развеселить, но после пары особо желчных пикировок, когда я за словом в карман не лезла, он отстал, и лишь внимательно продолжал изучать меня издали. На мои вопросы, наполненные скрытого сарказма и ядовитого подтекста, он не отвечал, просто переводил разговор в другую сторону, или вообще игнорировал. На третий день пути я даже начала себя корить за подобное поведение (Меган молчала, из Агны тоже — слова не вытянуть, а ехать было необычайно скучно), однако стоило мне открыть рот, как гадость произносилась сама собой. И от этого атмосфера становилась еще более напряженной. Меня уже начала одолевать паранойя — казалось, я всей кожей чувствовала взгляд Себастьяна, которым тот провожал меня каждый раз. Или это только мне казалось, а на самом деле он вовсе не смотрел на меня, и даже стоял спиной, а я при этом безошибочно могла сказать, в какой стороне он находится, за какой стенкой, в каком помещении (если мы, например, остановились в трактире). Меня это уже откровенно начало бесить, и на вечер четвертого дня, когда мы в очередной раз остановились на ночлег, я была зла на весь мир, а еще больше на саму себя. Ну что это за дурь?! Что за сумасшествие?! Вела себя как… Да я не знаю как кто! Наверное, как неврастеничка. Дергалась беспрестанно, вздрагивала, оборачивалась, при этом меня постоянно преследовала навязчивая идея…
Не выдержав, я попыталась проанализировать, что же происходит. Раскладывала так и этак, и, наконец, для себя приняла за истину — мне никак не хотелось возвращаться в столицу. И, прежде всего, из-за Кларенса. Чего греха таить — я его опасалась. Опасалась насилия с его стороны в любой форме — от морального до физического. Просто боялась, что однажды протекция короля закончится и… Я попаду ему в лапы. Поэтому я себя так накручивала. Я так надеялась, сбежать от него, но на самом деле, увы, не смогла. А на Себастьяна я рычала лишь оттого, что он стал невольным исполнителем моего брачного приговора. Да, да, именно поэтому. А вовсе не потому, что как полная идиотка ждала от маркиза спасения от собственного мужа. Он не рыцарь на белом коне, спасающий девицу от злодея. На самом деле он лишь исполнял волю короля, а я ни за что, ни про что, на него окрысилась… Да-да, только поэтому!
И навязав самой себе такое объяснение, я поспешила разыскать Себастьбяна, чтобы извиниться.
Оказалось, он сидел внизу в компании своих слуг и гвардейца. Я остановилась на нижней ступеньке лестницы, что вела со второго — жилого этажа в общую залу, и замерла, не зная как подойти.
Поломав голову немного в нерешительности и, поизучав носки своих ботинок на предмет чего-нибудь интересного, а на самом деле попросту оттягивая время, я наконец-то сделала последний шаг, и… Тут же уперлась в кого-то.
Я вздрогнула от неожиданности, отшатнулась назад, однако мне этого не позволили. Вскинув удивленные глаза вверх, я увидела, что за локти меня держит никто иной, как Себастьян.
— И-и-извините, — заикаясь и неожиданно смутившись от произошедшего, произнесла я, но он лишь мягко улыбнулся.
— Ничего страшного. Я так понимаю, что вы искали меня? — и, сделав едва заметную паузу, продолжил: — А может быть пожелали чаю, и…
— Искала вас, — по-прежнему робея, выдавила я, не совсем понимая, что же на меня нашло. С какой радости я краснею и мямлю как робкая школьница?!
Эта мысль и отрезвила меня. Я вздохнула и произнесла гораздо увереннее.
— Да, я искала вас, и чай тоже. Но вас в первую очередь.
На такую резкую смену манеры разговора, мужчина лишь с любопытством выгнул бровь. И тут я поняла — ЧТО меня бесит!!! Вот эта чертова бровь, которую он так манерно изгибает, когда сомневается, когда его мысли, взгляд и… Так стоп! Ведь не то я ему снова в глотку вцеплюсь, а я лишь поговорить хотела.
Глубоко вздохнув, и немного приведя свои мысли в порядок, я продолжила:
— У меня к вам есть пара вопросов. Где бы нам было удобнее побеседовать? Здесь или?..
— А какова тема ваших вопросов? — издалека начал он.
— Визит ко двору и…
— Тогда пройдемте в комнату. Желательно чтобы нас никто не слышал, — и неожиданно развернув меня на сто восемьдесят градусов, осторожно подтолкнул под локоток наверх. Не сдержав возмущенного фырка, я начала подниматься.
Пока я на лестнице раздумывала, как завязать разговор с Себастьяном, в мою комнату заглянула Агна и начала приводить мое дорожное платье в божеский вид (моих слуг поселили в других комнатах — финансы теперь позволяли). Пока мы ехали в санях, я одевалась так, чтобы было теплее (простывать при уровне местной медицины мне никак не хотелось) — то есть надевала юбку, жилет, вязаную кофту сверху, напоминая при этом больше селянку, чем леди. И если для глухих селений и придорожных трактиров и так бы сошло, то завтра мы должны были остановиться в большом городе, где должны будем передохнуть пару дней. И мне следовало выглядеть приличнее.
Себастьян предупредил меня об этом еще утром. Я едва не прикусила себе язык, лишь бы суметь удержаться и не отбрить его за такой прозрачный намек о моем непотребном внешнем виде, и только секунд тридцать спустя, отдышавшись и упокоившись, сквозь зубы отблагодарила его. Ведь не предупреди бы он меня — эффект был бы еще хуже. Это я чувствовала. А еще я чувствовала, что в его присутствии, превращаюсь в склочную бабу…
Пока я занимала себя такими мыслями, Себастьян попросил Агну покинуть комнату, и мы остались наедине. Ни слова не говоря, мужчина подошел к двери, запер ее на ключ, а потом с таинственным видом повернулся ко мне.
— То, что вы сейчас увидите, о чем услышите и даже то, что произойдет должно остаться в абсолютной тайне.
— Хорошо, — кивнула я заинтригованная.
А Себастьян осторожно начал расстегивать камзол. Не знаю, как в первое мгновение у меня глаза от удивления на лоб не полезли! Наверное, только чудом. А мужчина с сосредоточенным видом, неспешно вынимал из петли одну пуговицу за другой. Нет, я конечно же видела мужчин, скажем так 'аля-натюрель'. Мой бывший скотина в этом плане был очень и очень даже ничего, и не думаю, что для себя я открыла бы что-нибудь новое, но…
Все эти мысли пронеслись за долю секунды в голове, пока маркиз расправлялся с застежками. А потом мне стало стыдно за свои мысли.
Стыдно потому, что Себастьян всего-навсего достал оружие. Правда, держал он его не так, как положено, а странно, положив на ладонь как дорогую вещь.
'И это все?!', - первое, что захотелось брякнуть мне, вторым было удивление — что с этим стволом не так, раз его нужно держать как шкатулку или сувенир, а третье… Я попыталась сохранить такое невозмутимое лицо, как у сфинкса. Ну, во всяком случае, я надеялась, что оно было именно таким.
— Судя по отсутствию удивления на лице, вам знаком сей предмет? — удовлетворенно начал Себастьян. Он лучился таким облегчением, словно сбылись все его чаяния, или он выиграл в лотерею миллион, и только что узнал об этом.
— Это пистолет… Ой… револьвер! — тут же поправилась я.
Вечно я путала пистолет и револьвер, а еще ведь есть наган там всякий, маузер… Вернее вид оружия не путала, а названия запросто, поскольку никогда особо им не интересовалась. Мне было все равно, какое оно, есть или нет, лишь бы не было направлено на меня.
— Значит знаком, — зачем-то повторил Себастьян, и протянул его мне. — Чудесно! Просто чудесно!
— А что в этом такого чудесного? — осторожно уточнила я, подходя поближе, чтобы рассмотреть револьвер. При этом убрала руки за спину, чтобы наверняка не коснуться. — Надеюсь, он не заряжен? Вообще-то довольно опасно носить за пазухой такую вещь в заряженном состоянии…
Видя мое нежелание прикасаться к оружию, довольный Себастьян ловко вскинул револьвер, и даже провернул его на пальце, словно лихой ковбой.
— И надеюсь, вы держите его на предохранителе, — продолжила я.
Себастьян на миг замер, а потом ловко вложил револьвер в кобуру, которая как оказалось незаметно висела сбоку, под камзолом.
— На предо… на чем? — не поняв, переспросил он.
— На предохранителе, — терпеливо повторила я. Может, я была сильно взволнована и протараторила? — Знаете это такая вещь, которая не позволит оружию внезапно выстрелить… — но, увидев, как удовлетворение, написанное крупными буквами на его лице, оттенило легкое недоумение, я заверещала как резанная. — То есть вы хотите сказать, что оно было не на предохранителе?! Что оно в любой момент могло выстрелить?! В меня или даже в вас?!
— Но я же не нажал на курок, — удивленный моей реакцией начал оправдываться Себастьян.
— Что?! — теперь я завывала не хуже пароходной серены. — Да вы вообще соображаете, что вы творите?! — от запоздало настигшего страха, я начала метаться по комнате. — У вас вообще мозги есть?! Это же надо додуматься вытворить такое?! На пальце он покрутил?! У виска бы себе покрутил, или еще лучше башкой о стенку побился! Нет! Пулю в лоб пустил, чтобы наверняка, и не трепал мне нервы!
Мужчина опешил от подобной реакции, вернее от ее проявления. Так повышать голос на него себе никто не позволял. И даже когда отец отчитывал его, это происходило менее эмоционально.
— Аннель успокойтесь, — попытался остудить меня он, но не тут то было. Я всегда нервничала при виде огнестрельного оружия, боялась его. Даже когда мне его предлагали подержать, я отказывалась на отрез, или требовала, чтобы его при мне разрядили, проверяла отсутствие патронов и только тогда могла прикоснуться. Пальцем. Одним.
— Да я спокойна! Я так спокойна!… - и неожиданно замерев на месте, обвинительно указала на него. — Вы идиот, Себастьян. Полный идиот, который рискует чужими жизнями! Вы хоть понимаете, что могли в любой момент выстрелить в меня или в себя?!
— Хорошо, я идиот, — примирительно согласился он. — Но не могли бы вы не кричать на всю гостиницу, а то сейчас сюда люди сбегутся. Еще дверь начнут ломать, подумают, что я вас домогаюсь…
Я задохнулась от возмущения, подавилась воздухом, закашлявшись и… и растеряла весь свой пыл. А потом, окончательно успокоившись и отдышавшись, я вспомнила, зачем вообще приволокла его наверх.
— Себастьян, теперь, после этого мальчишеского спектакля, в котором вы потрясли слабую барышню вашим крутым и могучим стволом, скажите, наконец, ради чего тащите меня к королю?
Однако теперь бурно реагировать, настала очередь Себастьяна. Неожиданно щеки его заалели, он смущенно кашлянул в сжатый кулак, отчего-то с трудом сглотнул, и пробормотал себе под нос:
— Видимо это языковые различия… Да, наверное…
— Что? — не поняла я. — В смысле — языковые различия? В чем?
Себастьян покраснел еще больше.
— Вам плохо? — с подозрением спросила я.
Не совсем понимая, что происходит с собеседником, я уже опасалась расспрашивать о чем-либо дальше. Вдруг опять револьвером перед носом размахивать начнет?
— Вы сказали слово такое… — как-то излишне осторожно начал он.
— Какое? — еще с большим подозрением спросила я.
— С-с-ствол, — наконец выдавил он из себя, при этом почему-то смущаясь.
— А что? — не поняла я. — Слово как слово. Ствол, револьвер, оружие, огнестрел, волына… Ой! — поспешила поправится я. — Последнее слово лучше не употребляйте, так только бандиты в кино говорят… — и тут же поинтересовалась с подозрением: — А вы что подумали?
Себастьян облегченно выдохнул:
— Ничего, просто я не соотнес с тем, что оружейный ствол и само оружие можно вот так называть…
— А-а-а, — протянула я, словно что-то поняла, а на самом деле для себя в памяти делая заметку, что надо быть поосторожней в вольном общении. А то так брякну что-нибудь, на мой взгляд, невинное, а окружающих инфаркт с тремя миокардами хватит.
— Так все-таки, зачем меня хочет видеть король? — раз мы разобрались со странностями в словах, я вновь попыталась задать интересующий меня вопрос.
Себастьян посмотрел на меня как на ребенка, который спросил невероятную глупость.
— Так об оружии и будет спрашивать, — растолковывая всем понятную истину, произнес он.
— Что?! — от неожиданности я взвизгнула фальцетом. — О чем?!
— Вы же узнали револьвер, причем, похоже, он вам отлично известен. И вы даже о придо… предохранителе сказали. Вот и королю расскажите, вернее одному человеку при короле, как он устроен, куда его ставить надо…
— Себастьян! — взвыла я, перекрывая его слова. — Вы что, смеетесь надо мной?! Вы… вы не в своем уме?! Да? — от обилия эмоций я даже заикаться начала.
— Но вы же сказали…
— Что я сказала?! Всем общеизвестные вещи??? Я сказала ЧТО это, но не сказала КАК это сделано! Так вот — я понятия не имею КАК! У нас револьвер видел каждый школьник. Любой пацан во дворе скажет для чего он, но лишь единицы, профессионалы знают, КАК его произвести! — попыталась я донести до его сознания. Но, видя явный скепсис, не выдержала и, схватив за руку, потащила к окну.
Мужчина послушно пошел за мной.
— Вы видите звезды? — я указала рукой в окно.
На городок уже опустилась ночь, и сквозь стекло прекрасно был виден темно-синий бархат небес, усыпанный бесчисленным количеством звезд.
— И? — не понимая, спросил он.
— Так вот, я знаю, что это звезды, — продолжила объяснять я, но таким тоном, словно рядом со мной находился больной синдромом Дауна. — А кто их создал, как они возникли, от чего и когда угаснут — понятия не имею. У нас только единицы из ученых… астрономов, — тут же поправилась я (а то вдруг еще вопросы полезет задавать), — знают, когда и для чего. И то предположительно. Теперь ясно?
Я обернулась, мужчина смотрел на меня, а вовсе не на звезды.
— Вы поняли?! — еще жестче спросила я. — Или еще объяснить. Более доходчиво?
Себастьян не отрывая взгляда, покачал головой, а потом, взяв мою ладонь в свою, потянул меня обратно к дивану.
— Бабка Даниэля Второго — королева Флоренс Пришедшая, знала об оружии много. Она утверждала, что о нем у вас знают все. И взрослые и дети. А ваше время позже ее, значит вы знаете больше… Поэтому отсюда и такой вывод.
— Королева была из моего мира? — уточнила я. Себастьян кивнул. — А из какого времени?
— Эм… — тут мужчина растерялся. — Я несколько путаюсь в вашем летосчислении… — и, подумав, закончил: — Нет, не могу сказать. Но может быть, это вам подскажет?
Он вновь полез за пазуху и достал револьвер.
— Он выполнен один к одному с оружия самой королевы. Со всеми нюансами и гравировкой. Так сказать первый опытный образец.
Я принялась внимательно его разглядывать, так и не взяв в руки. Обычный, совершенно обычный, металлический корпус, рукоятка такая, к низу расширенная, деревянная.
— Переверните, пожалуйста.
А вот когда я стала рассматривать другую сторону, все прояснилось. Под барабаном шла надпись, какие-то мелкие циферки, а вот у основания рукояти стоял оттиск: буквы 'си-оу-эль-тэ' и цифры 1883. Вот они-то мне все и рассказали.
Я нервно хихикнула и задала последний вопрос, чтобы убедиться в своей правоте.
— А вы не в курсе, из какой страны к вам попала королевская бабка?
— Оклаухома кажется, а что?
Я откинулась на спинку дивана.
— Господи, Себастьян, ну вы даете! О боже! — и начала смеяться так, что даже слезы потекли по щекам, а сквозь смех попыталась объяснить причину своего веселья. — Дикий Запад! Ох-ха-ха… Дикий!.. Да они пос… в туалет не ходили без кольта! Без штанов могли выскочить, но не без ствола! Ох-ха… Ой, мамочки… — я уже держалась за живот. — А теперь вы сочли… Ой не могу!.. Это надо же!..
Себастьян не выдержал, встал и, взяв со стола кувшин с водой, налил в бокал.
— Выпейте, и успокойтесь, — холодно сказал он. — Я не вижу ничего смешного там, где видите его вы. Я подданный другой страны… Другого мира. И естественно я не могу знать историю вашего мира так подробно, — слово 'вашего' он выделил особенно, — мира в отличие от своего.
Я отпила пару глотков, и смех потихоньку начал отпускать.
— Извините, — все еще вздрагивая, первым делом произнесла я. — Великодушно простите. Вы действительно не можете знать… Ой!.. — пришлось сделать еще пару глотков, чтобы окончательно успокоиться. — Честно, извините, пожалуйста. Я не специально назвала вас так. Но на Диком Западе на самом деле все знали про оружие, однако, про современное им оружие. Тогда там жили одни бандиты, старатели… они золото искали, и лихие люди, — начала вспоминать я, но кроме смутного курса школьной истории, да кинофильма 'Человек с бульвара Капуцинов' в главной роли с Андреем Мироновым, в голову ничего не шло.
Про салуны и бордели, я вовсе решила умолчать, а то вдруг напридумывают себе потом чего-нибудь, а мне расхлебывай.
— Там все стреляли друг в друга… Шерифы, ковбои, охотники за головами… Смутное время короче, и сплошное беззаконие. Там все спали в обнимку с оружием, — закруглила свою сумбурную речь я. — У нас совсем не так. У нас оружие только у военных, у милиции… ОМОНа какого-нибудь. Или у бандитов. А у простых граждан нет. Конечно, есть фанаты, что с закрытыми глазами автомат разберут и соберут, но я не фанат. Совсем. И об оружии знаю только, что говорят из телевизора.
После моих слов Себастьян ненадолго подвис.
— Афтомад?.. Телефи… Тефели… — наконец попытался произнести он, а я поняла, что язык мой — враг мой, и что я вляпалась по полной!
Нужно было срочно как-то исправлять положение. Мысли заметались, перескакивая с одного на другое, пока меня не осенило.
— Не мучайтесь, Себастьян, — уверенно произнесла я, хотя такой уверенности на самом деле не испытывала, — даже не пытайтесь произнести эти слова, вам все равно от них никакого прока, — а потом, приняв загадочный вид и выдержав театральную паузу точно по Станиславскому, я торжественно попросила: — Только давайте сначала договоримся все, что я скажу сейчас, что покажу, останется между нами, и не разгласится. Даже королю.
— Королю я обязан доложить, — нахмурившись, произнес мужчина.
— Поверьте мне, — начала я вкрадчиво, а сама как бы невзначай при этом коснулась пальчиками его руки, играя жестами на доверие. — То что я вам сейчас расскажу не понадобится королю, ни его потомкам наверное еще лет двести… А может быть никогда. Позже, когда меня выслушаете, вы сами так решите, а пока просто поверьте на слово, и пообещайте — никому. Прошу, — и чуточку подалась вперед грудью.
Движение получилось именно таким, каким нужно, чуточку интимным и чрезвычайно женственным. А поскольку у аристократов где-то в спинном мозге засело — если женщина нежно просит, то по правилам хорошего тона это нужно исполнить. Себастьян кивнул, соглашаясь.
Я тут же подхватилась, открыла сундук, в котором возила свои вещи и принялась вынимать их. Сначала наружу показались платья, подаренные герцогом, потом нижнее белье. За спиной раздался сдавленный возглас, и неровное дыхание, однако я, никак не прореагировав, наклонилась еще глубже и, почти занырнув в сундук по пояс, продолжила копаться в нем. А что при этом испытывал Себастьян, разглядывая мой тыльный фасад, мне было все равно. Во всяком случае я так мстительно думала!
Сумка обнаружилась на самом дне и я, потрясая ей, как завоеватель драгоценной добычей, вернулась обратно на диван.
— Вот! — гордо произнесла я и высыпала на платье все, что в нее было сложено.
А сложено, как оказалось, было немало. Я принялась обратно запихивать косметику, у которой, наверное, уже вышел срок годности, потом бумажные салфетки, записную книжку, засохшие до каменного состояния конфеты, прочую ненужную мелочь, пока не отгребла футляр с телефоном.
— Вот смотрите, — повторила я еще раз. — Вы такое видели?
Себастьян естественно покачал головой.
— Необычайно изящная вещь, — удивленно протянул он. — А для чего она?
— Это телефон, чтобы разговаривать с людьми, находящимися от тебя далеко.
— И как им пользоваться? — тут же заинтересовался он.
— Да никак! — пожала я плечами. — У вас никак. Для того чтобы поговорить по телефону нужно хотя бы еще один такой, потом выслать на орбиту спутник и… А чтобы выслать на орбиту вашей планеты спутник, нужно изобрести космический корабль, микроэлектронику, развить химию, физику, открыть редкоземельные, а может быть радиоактивные металлы, построить огромное количество заводов, которые начнут производить все необходимое для построения спутника, космического корабля, и телефона… Ой, еще забыла — нужно научиться добывать и перерабатывать нефть в пластик, получить из нефти горючее, научится сжижать кислород, ведь, кажется, на нем летают космические корабли и… Я забыла назвать еще кучу всяких вещей, которые нужно сделать, чтобы два человека просто могли поговорить по таким телефонам. Во-о-от.
Сказать, что после моего рассказа Себастьян опешил, значит ничего не сказать. Он даже не подвис, он впал в ступор. В кататонический.
Минуты текли за минутами, мы сидели молча. Я так сказать наслаждалась тишиной, а маркиз переваривал услышанное.
— Заводы говорите… — наконец пробормотал он, и тут же встряхнувшись и скинув с себя ворох информации, которая почти раздавила его, задал самый верный вопрос, за который, пожалуй, я бы могла его расцеловать. Наверное. — А насколько лет ваше время позже времени королевы Флоренс пришедшей.
Я прикинула.
— Если оттиск на револьвере тысяча восемьсот восемьдесят третьего года, а у меня две тысячи одиннадцатый, то… Сто двадцать лет. Не менее.
— И за эти сто двадцать лет вы смогли достичь настолько многого? — удивился он. — Вы же говорили о двух сотнях…
— Так я же говорила про вас! — принялась выкручиваться я. — У вас сейчас по нашему летосчислению почти… Это сложно сказать. Могу сказать с уверенностью — вы даже от времени королевской бабки почти на век отстаете. А местами и более. Вам сначала ее время догнать надо. Электричество, например, открыть.
— Мы ведем работы в этом направлении, — сухо проинформировал меня Себастьян. — Только я о них вам сообщить не могу, это государственная тайна.
— Что крутите два колесика и между токоотводами проскакивает разряд? — произнесла я с иронией, не сумев удержаться.
— Мы продвинулись дальше, — надулся Себастьян. Похоже, я нащупала его слабое место — скорее всего, далеко от лейденской банки они не ушли.
— Что вы уже построили плотину, установили гидроэлектростанцию и протянули километры проводов?! — в мой тон закрался излишний сарказм, и я поспешила исправить положение. — Извините, — совершенно искренне произнесла я. — Я не хотела вас обидеть или как-то оскорбить. Просто для меня ваш мир — прошлое, которое отстает от моего, как минимум на пару веков. У нас машины, самолеты!… Господи, да мы людей в космос отправляем! Делаем телескопами съемки дальних галактик. И медицина у нас другая, — продолжила я, распаляясь. — Пусть рак мы до конца вылечить не можем, но сердце, печень, почки пересаживаем, чтобы больной дальше жить мог. Зрение восстанавливаем. Я… я могу позвонить по компьютеру… только не спрашивайте сейчас, что это такое. В общем, я могу поговорить с человеком, который находится на другом континенте. Причем даже увидеть его. У нас женщина это свободный человек, а не чья-то собственность. Да я сама зарабатывала, и жила себе спокойно!.. — смахнув с глаз предательские слезы, я продолжила сравнивать миры. — У вас же медицина жуть сплошная! Знахарство! Ни антибиотиков, ни антисептиков. Йода и того нет! Никакого прогресса! Вон, вы пистолеты одни научились делать, а остальное? У вас гигантских заводов нет. Связи тоже нет. Вы гонцов гоняете, вместо того чтобы просто позвонить или отправить сообщение. Ничего этого нет! Так что для меня ваш мир — средневековье. Самое настоящее средневековье. Вот так.
Мы вновь замолчали. Я пыталась сдержать слезы, в горле встал ком и не давал говорить. Себастьян в полной растерянности взял у меня телефон и начал крутить, рассматривая. Но по незнанию он то ли куда-то нажал или что-то сдвинул, но задняя крышка отскочила и из него вывалилась батарейка.
— О, простите меня! — воскликнул он. Его голос был полон неподдельного раскаяния. — Я сломал вашу штучку…
На что я лишь взяла батарейку и вставила ее обратно.
— Ничего страшного, — выдавила из себя. Хотя… Чего теперь трястись-то уж, все равно розетки здесь еще лет сто не предвидится. И при помощи маникюрного набора вскрыла телефон, обнажив плату с микросхемами.
— Вот, смотрите, — показала я распотрошенное нутро Себастьяну. — Если вы сможете воспроизвести это, значит, сможете сделать то, о чем я вам рассказывала.
Он осторожно кончиком ногтя задел пайку, царапнул дорожку.
— Какое все мелкое… — растерянно протянул он.
— Угу, мелкое, — кивнула я. — Зато в памяти у него может храниться библиотека на десять тысяч томов.
— Десять тысяч?! — кажется мысли у Себастьяна вновь зашкалили.
— А может и пятнадцать, — мстительно добавила я и, подняв на него полный тоски взгляд, спросила: — Ну как, будете посвящать короля во все это?
Себастьян в растерянности замер, сначала вроде бы качнул головой в согласии, затем его подбородок пошел в строну, а под-конец все же выдохнул:
— Не уверен. Надо подумать. Надо будет очень крепко подумать. Король очень здравомыслящий человек, однако такое… Я подумаю Аннель. Честно.
И все так же находясь в глубокой растерянности, он наклонился ко мне, едва заметно коснулся губами щеки, словно для него это было привычным делом, а потом встал и так же в молчании покинул комнату.
Вивьен хотелось основательно что-нибудь расколотить. Да же нет, прибить кого-нибудь! И чтобы этим кем-нибудь был никто иной, как Герман. С каким бы удовольствием она вцепилась ему в глаза. Вот так всадила бы длинные ногти и… Но к сожалению он был далеко, а перед ней лежало лишь письмо от него, которое она только что расшифровала. Герман вновь требовал, чтобы она достала какие-то бумаги, относящиеся к временам королевской бабки, а зачем и для чего не сообщал. Мало ему было сведений, что она выкачала из Хольгрима?! Мало и тех, что узнала через Кларенса?! Так и эти еще подавай?! Этот старый сморчок ставил перед ней почти невыполнимую задачу — хотел, чтобы она стащила бумаги. А какие бумаги, откуда и как?!
Не сдержавшись, женщина запустила в стену серебряной пудреницей. Облако мельчайшей розоватой пыли, словно невиданная пыльца заискрилось в солнечных лучах.
— Дьявол! — рыкнула она, и швырнула следом еще и щетку для волос.
Лишь когда злость немного улеглась, она принялась размышлять здраво. Как помнится всеми делами, как-то загадочно связанными с королевской семьей занимался сынок герцога Коненталя, первого канцлера, ныне по-тихому ушедшего в отставку. Почему он ушел с поста, она догадывалась, вернее даже знала. Это с ее подачи Кларенс влез в авантюру… Но ладно, это дела прошлого, теперь надо бы решить как ей поступать дальше. Подобраться к Себастьяну не было никакой возможности — уж слишком ушлым типом он был — это во-первых, а во-вторых его, как Кларенса не соблазнишь женским телом. В общем, лично соваться к маркизу не было смысла, надо было действовать обходными путями. А самый ближайший обходной путь был один — невменяемый Кларенс. Только через него она смогла бы пробраться к ним домой.
Ох, как ей не хотелось вновь связываться с ним! Нет, конечно же, в постели с ним было замечательно, он был резок, напорист… можно сказать — груб. Это ей нравилось. А вот его истерики и необоснованные подозрения портили все. С его непредсказуемыми выходками выстраивать отношения было чрезвычайно сложно, и куда его занесет в следующую секунду, было невозможно угадать. Но, похоже, придется вновь вернуться к этому полоумному и, водя его за нос, как-нибудь пытаться выяснить про документы, с которыми работал Себастьяна. Она потом что-нибудь обязательно придумает, узнает или подслушает, а пока надо сделать первый шаг — встретится с Кларенсом.
Дом, где снимал комнаты маркиз Мейнмор, не отличался особым шиком. Надо сказать, что он вообще ничем не отличался, разве что застарелой вонью кислой капусты, да селедочного рассола. Да и сам дом находился не на фешенебельной улице, не в самом дорогом районе столицы.
Вивьен приподняв полы дорогого дорожного платья, осторожно ступала по скрипящим ступеням, при этом, опасаясь коснуться одеждой лестничных перил. Вокруг все было настолько заскорузлым, настолько засаленным, и даже на вид липким, что от одной мысли, что она заденет все это хотя бы перчаткой, приводило в дрожь.
Наконец пройдя по длинному коридору доходного дома, она остановилась перед дверью и постучала концом трости, с залитым в нее свинцом (ходить в такой район совершенно безоружной было бы верхом глупости). Сначала ничего не происходило, и ей пришлось стучать настойчивей, пока за дверью не раздался знакомый, несколько хрипловатый со сна голос. Женщина недовольно поморщилась, а потом как по волшебству на ее глаза навернулись слезы, лицо приняло скорбное, и какое-то виноватое выражение, а румяные щечки вмиг побледнели.
Дверь рывком распахнулась, и перед ней предстал Кларенс. Он был в измятой одежде, словно спал в ней последние несколько дней, лицо его было небритым, а изо рта ужасно несло перегаром, однако Вивьен даже не подала вида, что ей неприятно. Всем своим видом она выражала такую горечь, что любой другой тут же кинулся бы ее жалеть. Любой другой, но не полупьяный Кларенс.
— Шлюха! — выплюнул он одно слово, и уже собрался закрыть дверь, но Вивьен, как профессиональная актриса ударилась в слезы и горько зарыдала.
Однако сквозь те же слезы ей удалось четко произнести:
— Нам необходимо поговорить…
— Нам не о чем с тобой разговаривать, — покачиваясь на нетвердых ногах, отрезал тот.
— Трастовый фонд, — еще горше прорыдала женщина и тогда, скривившись, мужчина вынужден был уступить.
Едва Вивьен зашла, и едва за ее спиной закрылась дверь, как она пала на колени и, обняв Кларенса за ноги, зарыдала еще сильнее…
— Прости меня, прости… прости… — слышалось только сквозь рыдания.
Но когда мужчина, со словами 'Поздно! Ты шлюха!', - оттолкнул ее, она сгорбившись разрыдалась еще сильнее, хотя казалось больше уже некуда, и при этом запричитала:
— Он меня заставил!… Он меня… шантажировал… Он пугал… Пугал, что отдаст тебя под суд… А я… Я так тебя люблю… — тут она подняла свое заплаканное личико на него, подняла свои полные слез голубые глаза. — Он грозился, что если я не отдамся ему, если не буду с ним, он уничтожит тебя… Я не могла поступить по-другому… Я боялась за тебя… Прости меня Кларенс!.. Прости!.. — и после рухнула на пол и продолжила плакать.
Наконец до затуманенных алкоголем мозгов дошло, о чем же таком говорит женщина, потом на лице мелькнуло понимание… Он шагнул, с трудом наклонился и, подняв ее за плечи на ноги, выдохнул:
— Кто он?!
В лицо Вивьен ударила невероятная вонь давно нечищеных зубов смешанная со смрадом дешевого вина, но она, даже не поморщившись, произнесла лишь одно слово:
— Хольгрим.
Кларенс стиснул пальцы, не замечая, что причиняет ей боль. Впрочем, для исполнения задуманного Вивьен готова была терпеть и не такое.
— Я убью его! — пообещал мужчина.
— Нет, Кларенс! Нет! — начала вырываться она. Сцена разыгрывалась великолепно, никто бы и не подумал, что это все эмоции ненастоящие. — Он страшный человек! Он сказал, что если с ним хоть что-нибудь случится, его люди доставят все доказательства твоей виновности королевскому прокурору! Я не могу так рисковать тобой! Ни за что! Кларенс пойми, — она перехватила его ладони и прижала к своей груди, поднятой туго стянутой корсетом, и от того смотревшейся так аппетитно, — я не могу так рисковать твоей свободой! Ты для меня все — моя жизнь, мое дыхание!.. Я никогда себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится!.. Я… Я, падшая женщина, любимый… — тут она смахнула кончиком пальца одинокую слезу, покатившуюся по щеке. — Про меня судачат злые языки… Пусть судачат! Главное… Главное, чтобы ты был счастлив! Я не могу смотреть как ты страдаешь, как мучаешься из-за нашей разлуки… Прости меня! Прости, что причинила тебе столько страданий! Но он вынудил меня…
— Я… — Кларенс попытался вставить хоть слово в этот страстный монолог, но Вивьен прижала пальчики, затянутые в перчатку к его губам.
— Ничего не говори, просто слушай! Я лишь хочу, чтобы ты знал! Знал, что я ни в чем не виновата, и ты не переживал из-за меня. Я… Я как-нибудь… Однажды я надоем Хольгриму, и он оставит меня… А может… Может, я узнаю где он хранит бумаги, и заберу их у него! И тогда… Тогда мы будем вместе, любимый! Да! Я так и сделаю! Я всеми силами буду пытаться выяснить, где он хранит компромат… А пока… — женщина подалась вперед и на миг прижавшись к его груди, снова подняла голову и заглянула в мутные с перепоя глаза. — Кларенс, я хочу, чтобы ты перестал вести себя так… Мы… Мы не должны показывать Хольгриму, что нас все еще связывают чувства. Пусть… Пусть он насладится триумфом, пусть поверит, что победил! И тогда… Тогда мне будет гораздо легче сделать тебя свободным. Кларенс, прошу тебя… Нет, умоляю! Давай вести себя так, словно ничего не происходит, чтобы все было как до знакомства со мной… У тебя жена… Сделай вид, что ты решил остепениться, а я буду с Хольгримом и дальше, — тут мужчина напрягся, и Вивиен заспешила. — Так мы обманем всех! И твоего дядю, и твоего кузена… А, главное, мы обманем Хольгрима, и я добуду тебе свободу!
— Я не смогу так, — прохрипел Кларенс. Похоже, он наконец-то начал трезветь и окончательно понял, что же говорит ему Вивьен. — Без тебя…