Операция «Смоленский капкан», или Пропавший обоз НКВД Костенко Александр
— Точно, пришла в себя, — послышался опять голос. — Ты, как там, жива? А то в обморок вздумала упасть. Сама виновата, не сопротивлялась бы, мы поосторожнее с тобой обошлись бы. А то весь кайф нам обломала. Лежала как мёртвая. Слушай, Петро, а, может, давай ещё разок по очереди ей загоним? Ехать-то ещё долго, а я, честно говоря, ничего в прошлый раз так и не почувствовал, всё равно что на бревне лежал. Эй, девка, ты там как, не против?
У Леночки уже не было сил ни отвечать, ни сопротивляться. «Пусть делают, что хотят, лишь бы это всё быстрее закончилось».
— Да оставь ты девку в покое, ну её к черту, малахольную.
Вскоре телега остановилась и девушка увидела, что они въехали в небольшую деревню. Её ссадили и сразу провели в дом. В горнице ужинало несколько человек. Во главе длинного стола сидел очень толстый старик в немецкой офицерской форме и, опираясь одной рукой на резной деревянный посох с массивным медным набалдашником, другой держал рюмку, по всей видимости, с вином. Подле него сидело ещё несколько немецких офицеров тоже занятых едой. Когда в комнату ввели Леночку, толстяк сразу спросил, как зовут сие милое создание. Леночка, придерживая разорванный от пояса до подола сарафан, хотела было ответить что-нибудь дерзкое, но тут же проглотила язык почти в буквальном смысле этого слова. Рядом с толстяком как ни в чём ни бывало сидел капитан Пустовалов. Сомнений быть не могло. Это был точно он. Правда, сейчас на нём была форма немецкого капитана. Но Леночка узнала бы этого человека из тысяч других, какую бы форму он ни надел. По всему было видно, что Пустовалов тоже узнал Леночку, но вида не подал, только удивлённо изогнул правую бровь. Из этого жеста девушка мгновенно сделала единственно правильный вывод, что, дав понять, что они знакомы, она наверняка очень навредит этому замечательному, храброму и сильному человеку, которого она знала, казалось, тысячу лет. И не было в тот момент на целом свете для неё милее человека. На душе вдруг стало спокойно, легко и радостно.
Девушке предложили поужинать, но она вежливо отказалась, хотя и была голодна, боясь за ужином чем-нибудь нечаянно выдать свои чувства к Пустовалову. Потом ответила на несколько ничего незначащих вопросов и была определена на ночлег в один из домов на окраине деревни. Всю ночь Леночка не сомкнула глаз, надеясь на то, что Пустовалов придёт и внесёт ясность в создавшуюся ситуацию. Так как она была уверена, что он тоже узнал её. Однако, против всех ожиданий, в середине ночи к ней пришёл не Пустовалов, а явился один из её мучителей. Не постучавшись, по-хозяйски он зашёл в спальню, где на кровати, свернувшись калачиком, лежала девушка, зажёг свечу и, бесцеремонно сорвав с неё одеяло, гаркнул:
— Встать! — потом присел и сказал. — Повезло тебе сегодня, такой человек на тебя глаз положил. В общем, одевайся, тебя ждут. И будь с ним поласковее. А на нас зла не держи, если что не так.
Леночке было уже всё равно, кто её ждёт. Она уже поняла, для чего её подняли среди ночи, и потому встала и стала спокойно одеваться, даже не попросив бандита, который пялился на неё во все глаза, отвернуться. Готовая ко всему, она прошла в сопровождении двух немецких солдат на другой край деревни и постучалась в указанный ей дом. Услышав предложение войти, она вошла и чуть не расплакалась от радости. За столом напротив двери сидел капитан Пустовалов и улыбался ей, как старой знакомой, приложив указательный палец к губам. Капитан громко предложил ей вина и, услышав отказ, приказал идти в спальню и раздеваться. На её недоуменный взгляд он ободряюще подмигнул и настойчиво подтолкнул к спальне. Сквозь закрытую дверь Леночка слышала, как Пустовалов отпустил охрану и попросил не тревожить его до восьми часов утра. Потом хлопнула входная дверь, закрылся засов, и девушка поняла, что они, наконец, остались одни.
Они проговорили всю ночь, до самого утра. Пустовалова интересовало абсолютно всё, что происходило с Леночкой и остальными за время его отсутствия. Сначала девушка, рыдая на плече у Пустовалова, взахлёб рассказывала, как её жестоко изнасиловали бандиты. Потом немного успокоилась и, отвечая на чёткие и быстрые вопросы капитана, рассказала, как вместе с Гудковым они оторвались от немцев, как и где спрятали груз, какими маршрутами перемещались дальше. Интересовало его также, как они с Гудковым вышли к партизанам и смог ли Гудков связаться с Большой Землёй и сообщить о месте «захоронки» с грузом. Лена честно рассказала, что в Москве пока ничего не знают о месте нахождения груза. Что её и послали в город с целью встречи и передачи связному только части этих сведений. Однако при стечении определённых обстоятельств она этого сделать не успела. То есть данные о дислокации площадок приёма грузов для партизан передать почти наверняка уже успели, а что касается их автоколонны, то сведения о «захоронке» Гудков, вообще, запретил передавать, боясь утечки информации и не доверяя партизанскому связному в городе. Связной должен был лишь передать то, что сам Гудков находится в партизанском отряде, который дислоцируется в этом районе.
Услышав от Леночки, что о ценном грузе теперь знают только она с Гудковым, он почему-то очень обрадовался, чем несколько озадачил девушку. Но она решила про себя: значит, в планах командования что-то изменилось, и так было нужно.
— А расскажи мне, как ты попала в Гусевку?
Девушка опять начала взахлёб рассказывать, как они грузили раненых солдат в Смоленске, как попали под бомбёжку, как немцы перестреляли всех, кто оставался жив в полевом госпитале на опушке леса, как молодой немецкий солдатик вёл её вдоль сгоревшего дотла поезда мимо последнего, чудом уцелевшего после ночной бомбёжки вагона, вокруг которого почему-то суетились немцы и как всё это время она мысленно прощалась с жизнью.
— А что это за вагон, который уцелел? — внезапно прервал её рассказ Пустовалов.
— Не знаю, нам прицепили его в самый последний момент перед отправлением из Смоленска буквально за минуту до отхода поезда. Я слышала, что вроде бы, в нём везли какие-то важные бумаги. Нет, наверное всё-таки письма.
— Какие ещё письма? — удивился капитан.
— Ну вагон же почтовый, на нём такими большими буквами было написано «ПОЧТА». Что же там, кроме писем, могло быть? Но вот почему его охраняли милиционеры? Я видела четырёх убитых милиционеров на железнодорожной насыпи прямо около этого вагона.
— Номер вагона не запомнила? — встрепенулся Пустовалов.
— Нет, какой номер? Не до него было, честно говоря, я думала, меня расстреливать ведут. Сами понимаете. Помню всё, как в тумане.
— А где вас разбомбили? Помнишь?
— Не знаю, — пожала плечами Леночка, — ночь же была. А когда бомбёжка началась, я, вообще, спала. Только когда меня немец отпустил, я проходила мимо деревни Рябцево. Зайти побоялась, думала, там немцы, но указатель прочитала и запомнила.
— Эх ты! В Рябцево зайти побоялась, а в Гусевку, где были немцы, зашла.
— Замёрзла я очень, и есть хотелось сильно…
Кукушка выскочила из «ходиков», висевших на потемневшей бревенчатой стене так неожиданно, что девушка вздрогнула и посмотрела на часы. Было уже половина восьмого утра.
— Ладно, если что вспомнишь про тот почтовый вагон обязательно мне сообщи. Теперь слушай самое главное и запоминай. Сегодня днём отсыпайся, я дам команду, чтобы тебя не тревожили, потому что теперь ты всегда должна быть в отличной форме и выглядеть очень хорошо. Вечером, часов в девять, тебя проводят к Вольдемару Шварцу, начальнику зондеркоманды СС, — капитан достал из-под кровати потёртый школьный ранец и открыл его. Потом вытащил стопку аккуратно отглаженной одежды и передал её Лене.
Девушка разложила одежду на кровати и в недоумении посмотрела на Пустовалова. Перед ней лежали школьное платье, красный пионерский галстук и белые фартук, гольфы, большие банты.
— Есть у господина Шварца одна маленькая слабость, — горько усмехнулся капитан. — Любит он своих девок пионерками наряжать. В общем, перед тем, как пройти к нему в спальню, заплетёшь косички и наденешь всё это. Как пионерский галстук завязывать, надеюсь, не забыла? В общем, постарайся войти, так сказать, в достоверный образ. Поняла? — вдруг резким голосом спросил капитан у оторопевшей девушки.
Та, часто моргая глазами и стараясь изо всех сил, чтобы не потекли слёзы, быстро-быстро закивала.
— Ну вот и молодец. Главное — сначала немного поиграй с ним, в общем, изобрази юную пионерку. И запомни: как только всё закончится, он сразу засыпает. Твоя задача — ни в коем случае не дать ему уснуть. Утром мужики обычно совсем по-другому смотрят на свои ночные увлечения. Придумай что-нибудь сама. Главное — он должен остаться от тебя без ума, понимаешь? И всё, что ты ему расскажешь потом, он должен воспринять, находясь ещё под влиянием близости с тобой. Другого такого случая просто больше не представится. Теперь, слушай главное, — Пустовалов опять открыл школьный портфель и показал содержимое девушке. — Под пионерской формой, вот здесь, будет лежать мина с часовым механизмом. Когда почувствуешь, что Шварц устал, обними его и скажи примерно следующее:
— Мне сегодня два ваших солдата пионерскую форму выдавали. Вот они мне и приказали, чтобы я после того, как вы уснёте, нажала в портфеле эту красную кнопку и скорее уходила. Они несколько раз повторили, что времени на то, чтобы уйти, у меня останется всего десять минут.
Потом повторишь:
— Так, и сказали: «нажмёшь красную кнопку, потом сунешь портфель ему под кровать и сразу выходи на улицу. Охране скажешь, что в туалет. Взрыв произойдёт примерно через десять минут после включения кнопки.
На улице уже будут ждать надёжные товарищи, они выведут тебя из деревни в лес и проводят к партизанам». Уверен, после такой информации сон у него слетит окончательно.
— А если он спросит, почему я ему это всё рассказала? — шёпотом спросила Леночка.
— Обязательно спросит. Скажешь, что просто испугалась. Это будет наиболее правдоподобно. Но это потом, а сначала ему нужно будет вызвать сапёров и обезвредить мину. Я думаю — время подготовиться к разговору со Шварцем у тебя будет. Потому как там после твоего сообщения поднимется такая суета, что некоторое время всем будет не до тебя. Если тебя сразу не арестуют, попробуй во время всей этой неразберихи выйти из дома. Только никуда не уходи, а стой возле крыльца и жди, когда о тебе вспомнят. Это будет лишним подтверждением того, что ты ни в чём не виновата. И не бойся, я буду рядом. Главное, запомни — что бы потом ни случилось, говори одно и то же. Если будут пугать или бить, всё равно твёрдо стой на своём. В этом — наше с тобой спасение. Всё поняла? Тебя обязательно попросят показать тех солдат, которые тебе дали портфель. Укажешь на тех двоих, которые тебя насиловали. Надеюсь, их ты хорошо запомнила? Ну и молодец. Уродов этих не бойся, они не позднее завтрашнего утра уже будут болтаться на виселице, что на центральной площади. Это я тебе гарантирую. А твоя главная задача — стать самым доверенным человеком господина Шварца. С твоей красотой и обаянием это сделать будет не так уж и трудно. Даже учитывая его патологическую подозрительность. Но эта бомба, — капитан показал на портфель, — должна его убедить в твоей надёжности. По крайней мере, на первое время. А дальше — всё будет зависеть только от тебя. Ну, теперь вроде всё. А сейчас тебе необходимо отдохнуть.
Девушка кивнула головой и отвернулась, украдкой вытирая слезы.
— Не плачь, — сказал Пустовалов, нежно погладив девушку по голове, крепко обнял и тихим голосом добавил, — ты у нас молодец, у тебя всё обязательно получится.
— Когда мы теперь с вами увидимся? — едва сдерживая слёзы, уже готовые хлынуть из глаз, спросила Лена.
— Если всё пройдёт хорошо, будем встречаться почти каждый день. Потом я скажу где и когда, — глухо ответил капитан и, не оборачиваясь, быстро вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Москва, 4 Управление НКВД, август 1941
Старший майор НКВД Береговой только вернулся в Управление с оперативного совещания, как в кабинет заглянула секретарша Галочка. Она прошла прямо к столу и поставила перед Береговым поднос с чашкой чая и как бы невзначай проворчала:
— Вас там Коновалов, который час дожидается.
Береговой решительно отодвинул тяжёлый мельхиоровый поднос, грозно сверкнул глазами на бестолковую девчонку и спокойно приказал:
— Давай его немедленно ко мне.
По тому, как энергично вошедший капитан преодолел расстояние от двери до стола начальника, старший майор понял, что произошло что-то экстраординарное. И не ошибся.
— «Грачи» вышли на связь! — капитан подошёл ещё ближе и положил на стол перед Береговым шифровку.
— Наконец-то, — начальник схватил со стола лист бумаги и буквально впился в него глазами:
«… сообщение от группы «Грачи»:
Автоколонна, задействованная в рамках операции «Смоленский капкан», выполнила свою задачу. Груз захоронен в надёжном месте. Координаты… В связи с этим, в ближайшее время крайне необходимо провести выброску дополнительных десантных групп в смежные квадраты для подтверждения легенды. В Смоленск прибыла зондеркоманда под командованием Вольдемара Шварца. В настоящее время операция по внедрению агента в ближайшее окружение Шварца находится на стадии успешного завершения. Кроме того, установлено, что разыскиваемый вами почтовый вагон был подцеплен к санитарному поезду №… В ночь на 19 июля немцы разбомбили поезд приблизительно в тридцати километрах от Смоленска, в районе д. Рябцево в направлении на Рославль. Местоположение вагона в настоящее время устанавливается. Сопровождающий груз майор НКВД Гудков по достоверной информации находится в расположении партизанского отряда «Дед». Прошу разрешения задействовать его в подборе кандидатуры, подходящей для передачи немцам дезинформации в рамках проводимой нами операции…»
— Вот это новость. Старый деникинский волк Шварц снова в обойме? Нужно немедленно доложить Лаврентию Павловичу. Это, насколько я знаю, его старый знакомый, — озабоченно проговорил Береговой. — Ладно, вижу, как глаза-то горят, выкладывай, что вы там напридумывали.
— Первое, как и просят «Грачи», следует произвести выброску десанта на всех направлениях, прилегающих к Смоленску, от Днепра до Вопи, пусть немчура побегает.
Второе: количество десантных групп увеличить как минимум до десяти-пятнадцати, численность до сорока-пятидесяти человек в каждой. При постановке задач группам, внимание командиров акцентировать, помимо поиска и эвакуации груза, (намеренно дезинформировать командиров групп в части места нахождения груза, при этом полностью исключить их даже случайное попадание в квадрат нахождения груза) на выполнение оперативных задач в тылу врага, в том числе на сбор разведывательной и иной стратегически значимой информации.
Третье — места выброски групп определять следующим образом: активный огневой контакт с подразделениями немецкой армии должен возникать непосредственно в районе приземления наших парашютистов. Для этого в кратчайшие сроки изготовить и внедрить через известные нам нелегальные каналы противника ряд необходимых документов (приказов, распоряжений), карт-схем выброски десантов. Активно задействовать на этом этапе «радиоигры» с участием захваченных нами радистов противника.
Четвёртое: обеспечить немцам возможность «случайного» завладения ими оперативными радиограммами и иными штабными документами с необходимой для подтверждения легенды частично достоверной информацией.
— Толково. Что мы имеем на промежуточном этапе операции?
— По состоянию на 4 августа к местности, задействованной в операции «Смоленский капкан», приковано значительное количество живой силы и техники противника. В расчётном районе немцы сосредоточили до 1 танковой и 2 стрелковых дивизий, большое количество артиллерии. Таким образом, наши расчёты, считаю, полностью оправдались. Это косвенно подтверждается ещё и тем, что координация действий зондеркоманды Шварца, а также непосредственные контакты с бонзами Третьего рейха, такими, как Герман Геринг и, возможно, другими партийными лидерами НСДАП, осуществляются, по нашим данным, неким Алексом Штормом, специально прибывшим с этой целью из Берлина.
— Ничего себе, какое осиное гнездо мы разворошили. Уверен — немцы заглотили крючок. А появление в Смоленске господина Шварца собственной персоной говорит само за себя. Нам, главное, сейчас — время не упустить. Сковать в районе Смоленска как можно больше сил противника. А тем временем собрать мощный кулак под Москвой. И врезать им этим самым кулаком по тому самому месту, чтоб катились до самого Берлина.
— Так точно, товарищ старший майор, пока всё идёт по плану, но мной просматривается одна серьёзная недоработка. Обратите внимание, «Грачи» сообщают, что точное место захоронения груза известно, по крайней мере, ещё одному человеку, который в настоящее время находится по ту сторону фронта. Это бывший начальник НКВД Смоленска майор Гудков.
— Но «Грачи» просят разрешения на подключение его к операции. Насколько я помню, при отправке колонны мы использовали его «втёмную»? Есть возможность проработать способ эвакуации Гудкова на Большую землю после выполнения им задания по подбору нужного группе «Грачей» человека?
— Боюсь, что, к сожалению, в ближайшее время это полностью исключено. Кроме того, по сообщениям резидентуры, немцы активно готовят операцию по изъятию из расположения партизанского отряда кого-то из высокопоставленных офицеров НКВД. А в отряде из таких — только Гудков.
— Твои соображения? — вскинул брови Береговой.
— В создавшихся условиях я считаю нецелесообразным рисковать всем ходом операции.
— Выражайся точнее, я не институтка, можешь со мной не церемониться.
— Я предлагаю, — Коновалов сделал паузу, — точнее сказать, я считаю необходимым немедленное физическое устранение Гудкова. Вы же сами знаете: нет человека, нет проблемы. Разрешите идти? — выдержав пристальный взгляд старшего майора и дождавшись еле заметного кивка головы, капитан повернулся к двери.
— Нет, постой. Теперь о главном. Немедленно подготовь разведгруппу. В состав включи лучших. Ты понял меня? Лучших! На подготовку три часа. Группу десантировать в районе предположительного места нахождения вагона. Задача: груз должен быть любой ценой эвакуирован с территории, временно занятой противником. В отличие от остальных групп, поставь задачу ясно и чётко. На проведение операции у нас есть всего несколько дней. Установочные данные заберёшь в оперативном отделе, — старший майор посмотрел на часы, — через десять минут. Я сейчас иду на доклад к наркому… — Береговой сделал паузу. — B общем, если мы не найдём и не доставим груз из этого чёртова вагона в Гохран, считай, стоять нам с тобой в нательном белье у кирпичной стенки и ждать пули. Всё, иди, капитан, работай. И подготовь мне сегодня же приказ на «Грачей», на «Красное Знамя».
— Товарищ старший майор, так они же все вроде того, — замялся капитан, — в «без вести пропавших» числятся.
— Ну и пущай пока числятся, для пользы общего дела. Готовь приказ. Сказал подпишу, значит, подпишу. Моё слово крепкое, сам знаешь. Ответственность беру на себя.
Капитан пожал плечами, и, отдав честь, повернулся, и чётким шагом покинул кабинет.
Москва, Кремль, август 1941
— Докладывайте, — еле слышно проговорил нарком внутренних дел, но стоявшему перед ним навытяжку старшему майору Береговому показалось, что вопрос был задан так громко, что у него заложило правое ухо.
— Сегодня литерный воинский из Смоленска прибыл на Белорусский вокзал точно по графику. Однако спецвагон в составе эшелона отсутствует. Начальник поезда на допросе показал, что вопреки распоряжению, переданному им лично начальнику станции интенданту Королёву, до самой отправки эшелона спецвагон прицеплен не был. Он полагает, что виной всему — налёт немецкой авиации, погрузка эшелона проходила непосредственно под бомбами. Эшелон стоял на основном пути, и начальник станции, видимо, не рискнул произвести сцепку спецвагона с поездом в сложившейся обстановке. Кроме того, скорее всего, бомбами были повреждены подъездные пути. По нашим сведениям, спецвагон в целях безопасности до последнего момента держали в тупике под усиленной охраной.
— Что значит не рискнул? Или распоряжения партии и правительства теперь самостоятельно корректируются в зависимости от пожеланий немцев? — через стёкла очков было видно, как глаза наркома потемнели от гнева. — Связь со Смоленском есть?
— Никак нет, 29 июля наши войска оставили Смоленск. Железнодорожная станция захвачена немцами.
— Готовьте разведгруппу, груз должен любой ценой быть вывезен с занятой немцами территории! Где ваши хвалёные «Грачи»?
— Товарищ народный комиссар, группа «Грачи» по вашему личному распоряжению задействована в операции «Смоленский капкан». Час назад от них получена шифровка, что спецвагон в последний момент был подцеплен к санитарному поезду. В 30-ти километрах от Смоленска в направлении на Рославль поезд разбомбили немцы. По последним данным, груз находится на территории, временно захваченной противником. В настоящее время местонахождение вагона устанавливается. Но вероятнее всего, груз находится в руках у немцев.
— Что ви сказали? — с сильным акцентом прорычал нарком.
— Товарищ народный комиссар, это ещё не всё. Немцами в Смоленск с задачей поиска, захвата и эвакуации груза направлена специальная зондеркоманда под командованием Вольдемара Шварца.
По тому, как сузились глаза наркома, Береговой понял, что жизнь его сейчас висит на волоске. В животе внезапно стало пусто, и неприятный ручеёк холодного пота быстро пробежал между лопатками. Неимоверным усилием воли чекист выдержал испепеляющий взгляд Берии и продолжил:
— В шифровке сообщается, что операция по внедрению нашего агента в окружение Шварца находится на стадии успешного завершения.
— Старший майор, я не буду повторять тебе прописные истины. Ты сам знаешь, что будет с тобой, если спецвагон действительно окажется у немцев, а операция «Смоленский капкан» провалится. Помни, что голова у тебя одна. Иди и работай!
Москва, август 1941
«…капитану Коновалову в рамках проведения операции «Смоленский капкан» срочно, в течении 3 (трёх) часов подготовить группу десантников в составе 45 человек для выброски в район д. Рябцево Смоленской области. Задача — поиск и эвакуация с временно оккупированной противником территории груза, находящегося в почтовом вагоне с маркировкой «ПОЧТА» № 3476931. Данный вагон до исхода 19 июля находился на повреждённых бомбёжкой железнодорожных путях в тридцати километрах от Смоленска, в направлении на Рославль. Экстренной эвакуации подлежат ящики с номерами: 16, 17, 18, 19, 20, 21. При обнаружении груза срочно радировать точные координаты. Занять оборону и удерживать её до подхода танковой группы подполковника Лелюха.
— Генералу Иванову подготовить группу в составе двух танковых батальонов, старшим назначить подполковника Лелюха. Группе сосредоточиться в районе Стодолище. Задача — прорвать оборону противника и выйти в район д. Рябцево. Время начала операции будет сообщено дополнительно.
Об исполнении доложить.
Начальник 4 Управления НКВД СССР…»
Смоленская область, сентябрь 1999
Под утро, а, точнее, в четыре часа двенадцать минут по спутниковой связи нам опять пришло срочное сообщение, правда, гораздо короче и лаконичнее, не в пример вчерашнему:
«…Встречайте «Паджеро Спорт» зелёного цвета, номер 001, в машине будут находиться трое. Доведёте их до места. Проверите сохранность груза. При положительном результате фигурантов ликвидировать. Тарасов».
— Ну вот видишь, наконец, и мы Родине на что-то сгодились, — проворчала я, нехотя поднимаясь с надувного матраца и откладывая в сторону детектив в яркой обложке.
— Мне вот только интересно, как Тарасов себе всё это представляет? — я сразу почувствовала, что Мишка начинает закипать, как электрочайник.
— И чего же, дитятко, тебе тут непонятного? — решила я его спровоцировать.
— Да всё! — заорал Суходольский. — Им там в столицах легко задачи ставить. А тут на несколько десятков километров вокруг ни одной живой души. Сколько времени загораем, за несколько дней ни одного задрипанного трактора не проехало, не то что машины! И как, по мнению нашего долбанного начальства, мы должны их довести до места? Ты, случайно, не знаешь? Только сразу предупреждаю, свою шапку-невидимку я дома забыл. Может, ты свою захватила?
— Мишка, да успокойся ты — это же элементарно.
— Что элементарно? Сесть на ковёр-самолёт и за шапкой-невидимкой слетать?
— Да нет же. Включи, наконец, свои мозги. Там, в «Паджерике», — кто? Правильно, мужики. А я, по-твоему, кто, ну кроме, конечно, как твоя коллега? Ну, соображай же быстрее. Правильно — молодая и, заметь, очень привлекательная женщина. Это только вы, мужики, считаете, что сила заключается в мускулатуре, приёмчиках разных, и, вообще, кто пушку первый выхватит, тот и в «дамках». А на самом-то деле, настоящая сила — в красоте, уме и в хитрости нашей женской. Испокон веков так было, и с незапамятных времён вы, мужики, на это всегда покупались. И, поверь мне на слово, ничего-то с тех давних времён не изменилось.
— Я примерно догадываюсь, что ты задумала, но я тебя с этими фашистами одну не оставлю. Малейший прокол, и ты уже не красивая и милая женщина, а совершенно непривлекательный и к тому же абсолютно бесполезный труп.
— Милый, а без тебя ничего и не получится. Тут, если делать всё по уму, чисто психологически, нужно создать определённую атмосферу некоторой соревновательности, что ли. Ну, сам подумай, едут они, а тут я, вся из себя такая, на лесной дороге, ну, например, с пробитым колесом. Что они сделают? Правильно, сначала остановятся, поинтересуются, что случилось. Hу, а потом? Вокруг же нет никого, и они об этом прекрасно знают. Правильно, скорее всего, разложат меня втроём на этой самой полянке, грубо попользуют и в «расход». Кто же откажет себе в таком удовольствии, тем более что свидетелей вокруг никаких. Вот ты бы, например, отказался? — я картинно поставила на пластиковый стул оголённую стройную ножку и стала медленно поднимать подол сарафана, пока не показались белоснежные трусики. А затем, хищно изогнувшись, подмигнула напарнику.
— Тьфу ты, дура, я же серьёзно, — прошипел Суходольский и отвернулся.
— Это ты дурак, — насупилась я и, одёрнув сарафан, уселась на стул:
— А теперь другой расклад. Молодожёны. А это уже не один свидетель, а двое. А, может, и больше. Чисто на подсознательном уровне у человека в голове сразу возникает логическая цепочка: молодожёны — свидетели — свадьба — гулянка — большое количество людей. Согласись, ситуация кардинально другая. Причём, главное, что зафиксирует их мозг на подсознательном уровне в этой цепочке, — слово «свидетели». Улавливаешь? Это же азы психологии человека. Теперь о нас. Она, то есть я, — такая привлекательная, сексапильная, умная. Он, то есть ты, — неумёха, научный сотрудник какого-то заштатного медицинского НИИ, очки с толстыми линзами, в науке очень перспективный, но в житейских ситуациях абсолютно никчёмный тип. Не то что морду сопернику набить, но даже колесо у машины поменять не можешь. А тут проезжают три молодца, ну хорошо, согласна, возможно, молодцов из них всего двое; дед, если он прибудет собственной персоной, хотя я и сильно в этом сомневаюсь, не в счёт. Сразу возникает целый ряд вопросов. Какие молодожёны? Почему в такой глуши? И пока они эти вопросы для себя не прояснят, мочить они нас не станут, непрофессионально это. Не «урки» всё же. А вдруг здесь неподалёку целый студенческий отряд бабочек ловит? Какая первая проблема? Колесо спустило? Да не вопрос, сейчас поможем. Айн момент! А там слово за слово. Ты главное — старика, если он всё же будет с ними, на себя возьми, разговорами умными на медицинские темы ему голову запудри. В общем, втяни в как можно более длительную и запутанную дискуссию. А я уже молодёжью займусь, и, поверь, они, чтобы мне угодить, уже через пять минут наперегонки за водой на речку бегать будут.
— Ну, возможно, это и сработает. А дальше-то что. Нам ведь как-то надо с ними увязаться, — продолжал сомневаться Мишка.
— Вот тут ты зришь в корень. Но запомни: нам, главное, чтобы они остановились и до темноты здесь задержались, а дальше я им такую развлекательную программу предложу, гарантирую — про золото своё уж молодёжь точно забудет. У мужиков головой управляет не мозг, а одна штука, она в штанах находится, если ты ещё не в курсе. Это в голову человеку залезть порой невозможно, а в штаны — пара пустяков. Только ты должен мне обязательно немного подыграть. В общем, диспозиция следующая. Запоминай, как «Отче наш». Мы в ссоре. Друг с другом уже второй день не разговариваем. Спим отдельно. Я в палатке, ты — на свежем воздухе, как рыцарь, комаров кормишь. По твоему убеждению, я не права, поэтому первым на примирение ты ни за что не пойдёшь. По моему мнению, ты, вообще, не можешь ничего путного, даже анекдот какой смешной рассказать. Это потому, что ты сам — ходячий курьёз. То есть у нас налицо разлад и нешуточный. Больше злись на меня, раздувай ноздри, ну как ты это умеешь, и всё будет как надо. Я их разведу так, что они…
— Наташка, внимание, готовность номер один! — Суходольский рявкнул мне на самое ухо, да так громко, что я непроизвольно отшатнулась.
— Вот они, наши долгожданные, — усмехнулась я, вглядываясь в пригорок, с которого в облаке пыли резво летело в нашу сторону чудо японского автопрома — «Паджеро Спорт» тёмно-зелёного цвета. — Ну, что застыл, как памятник Дзержинскому, марш на позицию!
Через секунду огромные лопухи сомкнулись за широкой спиной моего напарника, но я уже лежала на надувном матраце с книжкой в руке, подставляя и без того бронзовое тело жаркому сентябрьскому солнышку, щурясь, смотрела в сторону быстро приближающегося в нашу сторону объекта…
Подмосковный посёлок Валентиновка, сентябрь 1999
— Ну и идея провести столь необычный захват, конечно, принадлежала нашей несравненной Наталье Ростовой? — генерал сидел на открытой веранде, вольготно развалившись в плетёном кресле, всем своим видом напоминая сытого кота над миской свежей деревенской сметаны, наваленной щедро, с верхом. Рассматривая на свет рубиновое вино, налитое в пузатый хрустальный бокал, он довольно щурился от солнца и всем своим видом излучал самодовольство. — Ликвидация проведена блестяще, слов нет.
Вокруг шумели высоченные корабельные сосны, не умолкал щебет птиц, жужжали пчёлы. Для полной идиллии не хватало, пожалуй, только плеска крупной рыбы в пруду. Ну и ещё, может быть, обещанных мной Суходольскому полковничьих погон. Хотя нет — пруд, оказывается, имелся. «Небольшой такой, соток в шесть примерно», — прикинула я между делом. Но несмотря на кажущуюся добродушность генерала, что-то в его поведении настораживало и не давало мне покоя.
— Впрочем, вас, если останутся вопросы, я выслушаю потом, а сейчас, с вашего позволения, я зачитаю справку наших аналитиков. Поскольку, как я понимаю, у вас накопилось множество вопросов, оставшихся за рамками, ещё раз оговорюсь, блестяще проведённой вами операции, — генерал пригубил вино и, поставив на плетёный столик бокал, с явным удовольствием раскурил сигару:
— Итак, в июле 1941 года, как вы знаете, обстановка на Западном фронте складывалась явно не в пользу Красной Армии. Особенно на Смоленском направлении. Не будем углубляться в детали, но именно в тот момент в голове самого «страшного» наркома родилась поистине гениальная идея. Поскольку перед Смоленском, по большому счёту, наших войск было явно недостаточно, чтобы организовать серьёзную оборону города, да и учитывая изученную уже к тому времени тактику немцев, было понятно, что, мощным броском обойдя все оборонительные укрепления Смоленска, враг неминуемо устремится прямиком к Москве. Не буду загружать вас ненужными деталями, но цель в Кремле в те дни была только одна — любой ценой остановить врага. И вот, в голове Лаврентия Павловича родилась идея — используя всё многообразие доступных ему в то время средств, от радиоигр до прочих агентурных приёмов, провернуть хитроумную операцию под кодовым названием «Смоленский капкан». Берия, преследуя, впрочем, хоть и косвенно, как вскоре выяснилось, собственные интересы, предложил забросить немцам информацию об оставшихся в Смоленске ценностях. Причём таких, по сравнению с которыми меркла даже пресловутая Янтарная комната. А именно часть золотого обоза Наполеона Бонапарта, найденная в июне 1941 года, да так и остававшаяся до последнего момента в Государственном банке Смоленска.
— С тем, что клад под Смоленском был найден, я согласна. В архивах есть несколько упоминаний об этом. Я вам докладывала. Но вы сказали: часть золотого обоза, остававшаяся в Смоленске. Вы не оговорились? — встрепенулась я. — Ведь в найденных нами в «захоронке» ящиках никаких ценностей не было.
— Нет, Ростова, я не оговорился. И что у вас за скверная привычка — всё время «лезть поперёк батьки в пекло»? Немного терпения, и чуть позже вы всё поймёте, — с нажимом проговорил генерал.
— Рискованная операция, а при успешном исходе не так уж много плюсов, — почесав вихрастый затылок, включил, наконец, свой аналитический ум Суходольский.
— Полностью с вами согласен. Однако вы не в курсе, что начиная с 1919 года, у нашего наркома внутренних дел товарища Берии имелся личный заклятый враг, перед страстным желанием смерти которому для Лаврентия Павловича меркло буквально всё, — генерал раскрыл толстую папку, до этого мирно покоящуюся у него на столе.
— Прямо тайны Мадридского двора, — усмехнулась я.
— Ростова, — укоризненно покачал головой генерал, — у каждого человека есть свои большие или маленькие слабости. Так вот, разобраться в них и есть для нашего брата, оперативника, высший пилотаж, сродни запаху свежей крови. Без этого ничего не получится. Вы понимаете, о чём я?
— Я всё понимаю, товарищ генерал. Вы хотите сказать, что личные мотивации для человека, так или иначе, всё равно играют главенствующую роль? То есть, мы можем без конца твердить себе и окружающим о высоком чувстве долга, любви к Родине и тому подобным вещам… А на самом деле, всё равно в каждой, отдельно взятой человеческой истории, лежит сугубо личный побудительный мотив. И неважно, что это — власть, деньги, любовь или месть? Я правильно вас поняла, товарищ генерал?
— Поняли — более-менее. Но что двигало наркомом в данном случае, доподлинно мы не будем знать никогда. Ибо… — пауза продолжалась не менее минуты. — Возможно, самое главное во всей этой запутанной истории — так это то, как Берия просчитал, а может быть, и отлично знал, что именно его личный враг Вольдемар Шварц, а не кто другой, начнёт охоту за этими несметными сокровищами. А навязать Шварцу игру на нашем поле нарком мог только таким способом. Ликвидировать его за границей не удавалось на протяжении почти тридцати лет. Это был серьёзный вызов самолюбию наркома. Акцию физического устранения старого врага, несмотря ни на что, нарком считал делом чести. А что до мотиваций и прочих новомодных словечек, я вам, Ростова, отвечу так. Ещё неизвестно, как сложился бы весь ход войны в случае… И потом, если бы Лаврентием двигали сугубо личные мотивы, то, успешно внедрив к Шварцу Елену, он не стал бы ждать до 1943 года. Ликвидация последовала бы незамедлительно. Уж поверьте мне, я на этом вырос, можно сказать. Однако этого не произошло. В любом случае правду, в абсолютном её понимании, нам, по-видимому, не узнать уже никогда. Впрочем, мне и самому стало очень интересно, что за кошка пробежала в своё время между Берией и Шварцем. Казалось бы, что общего может быть у наркома внутренних дел с бывшим помещиком? Я порылся в архивах и установил, что связь существовала. И не только между ними. Вот извольте, — генерал надел очки и взял со стола папку, — я нашёл прелюбопытнейший документ. А именно прошение некоего Владимира Марковича Шварца, 1879 года рождения, сына Александрийского 1-й Гильдии купца, датированное апрелем 1915 года, о направлении его на службу вольноопределяющимся 2-го разряда. Дело происходило, как вы уже поняли, ещё в Первую мировую войну. Так вот, прошение было, по-видимому, удовлетворено, так как Шварц уже в октябре 1915 высадился в Персии в составе экспедиционного корпуса генерала Баратова. Что интересно, в архивах сохранились данные о награждении, причём в один день, Георгиевским крестом 4-й степени и премией в размере 25 рублей господина Шварца и, кого бы вы думали? Ни за что не догадаетесь! Унтер-офицера Глаголева Ивана Тимофеевича! Да, да, нашего пропавшего без вести старшего инкассатора Смоленского банка. Правда, потом пути-дорожки их разошлись. Глаголев к осени 1919 года уже воевал за Советскую власть в составе 11-й Армии, а господин Шварц — в армии генерала Деникина. Последняя их встреча произошла, с большой долей вероятности, у станицы Богатая под Астраханью, где армия Деникина потерпела сокрушительное поражение. Так как у нас имеется приказ о награждении Глаголева именным оружием за взятие Астрахани. А вот господин Шварц после поражения Деникина в Астрахани вскоре объявляется уже в Баку, сотрудником английской разведки. Там же, в Баку и, заметьте, в то же самое время служит в контрразведке при Комитете государственной обороны Азербайджанской республики Лаврентий Берия. Причём эта страница жизни «грозного наркома» имеет очень много «белых» пятен. В архивах сохранились свидетельства о том, что Берия в то время тоже активно сотрудничал с английской разведкой. Правда, все свидетели этой неприглядной страницы жизни наркома вскоре бесследно исчезли. А сам Берия позже в письме к Серго Орджоникидзе писал, что в буржуазную разведку был послан на нелегальную работу коммунистической партией большевиков. Этот вопрос, и на самом деле, подробно разбирался в ЦК Азербайджанской КП (б) в 1920 году, где Лаврентий Павлович был полностью реабилитирован в глазах своих партийных товарищей. Я лично думаю, что именно в Баку на поприще агентов английской разведки и пересеклись пути наших двух героев.
Единственным человеком, который мог бы нам рассказать о том, что именно произошло в бою за станицу Богатую в далёком 1919 году, был старший инкассатор Смоленского банка Глаголев Иван Тимофеевич. Но, как говорится, иных уж нет, а те далече. Так что, господа офицеры, на данный момент мы имеем что имеем. Ладно, будем считать этот небольшой экскурс в историю законченным и давайте теперь вернёмся к обстановке под Смоленском в 1941-м. Так вот. Немецким армейским генералам сокровища эти были бы, конечно, тоже не безразличны, но вся петрушка в том и состояла, что они о них просто ничего не знали. К тому же для простых армейских, ослеплённых пропагандой доктора Геббельса, не было тогда цели более желанной, чем Москва. Поэтому НКВД в разработке этой непростой операции основную ставку сделал на тех крупных функционеров Третьего рейха, которые были заядлыми коллекционерами. Таких, как Герман Геринг, Геббельс и другие. Они и тормознули вокруг Смоленска такое значительное количество войск, что наступление на Москву захлебнулось. Правда, немецкий генерал Гюнтер Блюментрит в своих воспоминаниях о Смоленском сражении писал совсем другое — цитирую:
«…В конце июля и начале августа мы потеряли несколько драгоценных недель, пока наше верховное командование размышляло о том, какой стратегии нам лучше всего придерживаться… Меньше всего Гитлер был заинтересован в Москве. Согласно его первоначальному плану, группа армий «Центр» должна была остановиться на линии р. Десна и севернее, передать большую часть своих сил группе армий «Юг» и в этом году прекратить какие-либо наступательные действия в направлении Москвы… Главнокомандующий сухопутными силами фельдмаршал Браухич и его начальник штаба генерал Гальдер не одобряли этого плана. Браухич настаивал, чтобы группа армий «Центр» двигалась прямо на Москву, в захвате которой он видел основную цель всей кампании… Эти моменты вызвали острые разногласия. Потому-то принятие окончательного решения и задержалось на несколько недель…»
— Вы, Ростова, можете поверить в то, что Гитлер вдруг ни с того ни с сего взял и остановил свои танковые армады в тот момент, когда все средства массовой информации Германии трубили о том, что Москва пала? Вот и мне не вериться. Я ни в коем случае не собираюсь умалять самоотверженной стойкости наших войск под Москвой. Тем не менее известно, что в результате фронт относительно стабильно установился на Днепре и дал нашим войскам передышку, нужную им в тот момент, как воздух. Ну а что до наших дел, то установлено, что после того, как информация о ценностях Московского Кремля достигла верхушек рейха, охота за сокровищами стала поистине масштабной. А это значит, что, как бы там ни было, а своего наша разведка добилась и расчёт Берии оказался верен. Необходимо добавить, что с нашей стороны к работе над операцией была привлечена группа лучших сотрудников НКВД — так называемых Грачей. Как вы уже догадались, это известные вам офицеры НКВД Пустовалов и Веретенникова. Муж и жена, кстати, с мая 1944 года, — глядя на наши растерянные от удивления лица и явно довольный произведённым впечатлением, Тарасов продолжил:
— Мы не знаем, каким образом Пустовалов внедрил Веретенникову к Вольдемару Шварцу, но теперь уже доподлинно известно, что именно она и есть та самая «Елена», любовница Шварца и его начальник контрразведки в одном лице. Излишне, наверное, объяснять, что с этого момента вся дезинформация без труда и особой проверки попадала к немцам и, наоборот, в Кремле сразу узнавали обо всех планах врага. Поскольку в грузовиках, вышедших из Смоленска под самым носом у немцев, никаких ценностей не было, в задачу агентов входило, кроме всего прочего, поддержание легенды о вывозившихся из смоленского банка несметных сокровищах Московского Кремля, захваченных в 1812 году Бонапартом. И именно этой автоколонной. Все эти заброски десантов, рейды партизанских отрядов, подброшенные весьма вовремя золотые слитки и так далее — всё работало на эту легенду. В месте захоронения груза, как вы сами убедились, на последнем этапе операции, действительно были ящики набитые вместо золота горкомовскими архивами. Правда, и тут не обошлось без курьёза. Чуть было не обернувшегося катастрофой для всех подпольщиков на Смоленщине. В спешке, в подставную колонну, которую вы нашли, по ошибке погрузили вместе с никому не нужным бумажным хламом и поистине бесценные документы. Тот самый пресловутый архив Смоленского НКВД. Который так упорно и безрезультатно пыталась найти в Смоленске зондеркоманда штурмбанфюрера Кюнсберга. Наши эксперты, вызванные на место проведения вами заключительного этапа операции, после поверхностного просмотра найденных документов были буквально шокированы. Сотни папок с личными делами офицеров НКВД, данными о месте проживания их семей и родственников, списки негласных осведомителей и внештатных сотрудников. Личные дела неблагонадёжных лиц, и так далее и тому подобное. Страшно себе представить, что было бы, попади эти документы в лапы Абвера. Вот так-то, товарищи офицеры. Так что Пустовалов, Гудков, Глаголев, да и все остальные бойцы, сопровождавшие колонну, были настоящими героями и внесли достойный вклад в дело Великой Победы. Осталось только повториться, что именно Веретенникова в 1943 году по личному заданию Берии грамотно и чисто провела ликвидацию на территории Белоруссии самого Вольдемара Шварца. Таким образом, нарком и тут добился своего.
— Теперь становится понятным, куда так внезапно пропал Шварц после ухода его «зондеркоманды» из Дорогобужского района, — пробормотала я.
— А Пустовалов? — осипшим голосом спросил Суходольский.
— Полковник Пустовалов пал смертью храбрых в 1945 году в районе Бреслау при выполнении особо важного задания командования. Ну, что ещё сказать, — молодцы. Ликвидацию провели грамотно. Так что эхо войны прозвучало в данном конкретном случае совсем тихо и незаметно. С чем вас и поздравляю, — и генерал торжественно показал Мишке небольшой свёрток, а мне — бархатную красного цвета продолговатую коробочку. — Вот здесь, — генерал махнул перед нашими носами двумя тоненькими папками, — приказы о ваших награждениях…
— …Но, — Тарасов сделал небольшую паузу и лицо его внезапно стало жёстким, а глаза сузились почти в щёлочки, — с поощрениями, как выяснилось сегодня рано утром, я сильно поторопился, — генерал поднял руку, упреждая все вопросы. — A теперь я отвечу на ваш вопрос, Ростова. Всё дело в том, господа офицеры, что вы на этот раз очень сильно облажались, — глядя на наши вытянутые физиономии, он продолжил. — Не спорю, мы выстроили прекрасную версию и так увлеклись, что не обращали внимания на некоторые нестыковки в общей картинке. И как молодые и голодные волчата, гонялись на протяжении длительного времени за пустышкой. Согласен, — продолжал Тарасов, прохаживаясь взад-вперёд по веранде, — мы нашли пропавшую колонну, но… Поставленную задачу мы не выполнили. Найти ценности Смоленского Главювелирторга и антиквариат из клада, обнаруженного в 1941 году в деревне Богданово Колодези мы так и не смогли.
— Так, не было же никаких ценностей! — воскликнула я.
— Увы, Ростова, как это ни огорчительно, но нам всем придётся смириться с мыслью, что клад на самом деле существовал, ценности Смоленского банка тоже. И отправлены они были из осаждённого города действительно в последний момент. Сейчас уже, можно с полной уверенностью сказать, что сокровища практически до последних дней обороны Смоленска оставались в хранилищах банка. И именно поэтому решено было послать нашу подставную колонну. А настоящие ценности были отправлены совсем другим путём несколькими днями раньше. Да, господа офицеры, я не оговорился, именно — другим путём.
— Получается, колонны было две? — не выдержала я.
— Не совсем так. Их решено было отправить не автоколонной, которая, как мы правильно выяснили, выполняла отвлекающий манёвр, а по железной дороге. В общем, господа офицеры, диспозиция следующая: ценности в 1941 году из Смоленска благополучно отбыли, но в Гохран в Москву так и не прибыли. Кроме того, ни один предмет из описи Геринга нигде до сих пор не всплыл. Ни на одном из аукционов мира, и это неоспоримый факт, — генерал долил себе вина.
— Описи Геринга? — мгновенно насторожилась я. — Если мне не изменяет память, в найденной за зеркалом описи не упоминается ни одного антикварного предмета…
— Ну это как на эту опись посмотреть, — генерал протянул мне пластиковый файл. — Ознакомься, Ростова, тебе, я думаю, будет особенно интересно. Пока вы лазили по Брянским лесам, наши эксперты всесторонне изучили найденный за зеркалом шкафа документ и выяснили: во-первых, что опись Смоленского госбанка печатали на пишущей машинке; во-вторых, вероятно, существовало всего три экземпляра. Так вот, а до этой описи печаталась на той же самой машинке ещё одна, та самая, которую ты, Ростова, держишь в руках… — усмехнулся генерал. — Помнишь найденную в ножке шкафа катушку от пишущей машинки? Вероятнее всего, немцы изъяли её прямо из приёмной генерала Галиева в здании Смоленского Главювелирторга. Вот по ней-то нашим экспертам и удалось почти полностью восстановить текст.
Я в буквальном смысле этого слова впилась глазами в бумагу:
«Слитки золота [общим] весом 2600 кг (две тысячи шестьсот кг), [маркированные] литерой N, по 1000 гр (одна тысяча гр) каждый;
Слитки серебра общим весом 4800 (четыре тысячи восемьсот) кг, маркированные [латинской литерой N], по 1000 (одна [тысяча] гр) каждый;
Старинные сабли, шашки, ружья — [украшенные] серебром и драгоценными [камнями] в количестве 32 (тридцати двух) штук;
Оклады [икон] серебряные [в количестве] 116 (сто шестнадцати) штук, общим [весом] — 159 (сто пятьдесят девять) кг;
Коллекция монет [старинных в] количестве:
— золотых: 3500 (три тысячи пятьсот) штук, [общим весом] 22 (двадцать два) кг;
— серебряных: 11 000 (одиннадцать тысяч) [штук, общим весом] 865 (восемьсот шестьдесят пять) кг;
— медных: 23 000 (двадцать три тысячи) штук, общим весом 1796 (одна [тысяча семьсот девяносто] шесть) кг;
Посуда серебряная с различными клеймами: 453 (четыреста [пятьдесят] три) предмета, [общим весом] 345 (триста сорок пять) кг.
Изделия ювелирные [с драгоценными] камнями (цепи, броши, кольца, перстни, крес[ты церковные] золотые и [сере]бряные: 222 (двести [двадцать] два) предмета…»
— Интересно девки пляшут… — пробормотала я, в горле мгновенно пересохло, и я залпом выпила заботливо и очень вовремя протянутый мне генералом стакан ледяной минералки.
— Кроме того, хочу огорчить вас ещё раз. По нашей версии, в 1974 году на Котельнической набережной, по трагическому стечению обстоятельств, на Веретенникову вышли двое иностранцев, граждан Германии, один — убитый пресс-атташе посольства, а второй — Алекс Шторм. Однако сегодня утром мне стало известно, что по результатам сравнительного анализа, а на Шторма было запрошено досье из Интерпола, дактокарта нашего фигуранта и отпечатки пальцев убийцы, снятые в 1974 году в квартире, где был обнаружен труп Веретенниковой, не совпадают. Также есть официальная справка 9 отдела КГБ СССР от, — генерал нацепил очки и пробежал глазами листок бумаги, — 28 мая 1974 года, о том, что Алекс Шторм, прилетевший в Москву всё по тем же документам гражданина ФРГ Отто Валенберга, 1910 года рождения, по прибытии снял номер в гостинице «Интурист» и на следующий день попал под машину. Так что до самого вылета обратно в Германию он постоянно находился на лечении в 1 Градской больнице, под присмотром врачей, о чём имеется соответствующая медицинская выписка. Таким образом, его причастность к убийству Веретенниковой доказать не представляется возможным.
— Может, он, таким образом, обеспечил себе алиби? А на Котельнической набережной были совсем другие люди? Сейчас ведь он засветился в этом деле? — продолжала настаивать я.
— Понятно, что всё организовал он, но так или иначе, сейчас нам это уже неважно. Даже останься он в живых, предъявить ему было бы всё равно совершенно нечего. Именно поэтому и было принято решение о его ликвидации. Кроме того, теперь совершенно очевидно, что Алекс Шторм, он же Валенберг, так же как, впрочем, и мы, всё это время шёл по ложному следу. Я изучил кое-какие архивные документы, допуска к которым вы пока не имеете, и выяснил, что в 1941 году, после того как вагон с ценным грузом по ошибке подцепили к санитарному поезду, в районе вероятного нахождения груза была предпринята попытка высадки десанта и даже готовился прорыв целой танковой группой. Но к сожалению, операция не удалась. Десантированная в район деревни Рябцево группа была уничтожена. Груз вывезен немцами в неизвестном направлении. Так что, как ни прискорбно, наша задача остаётся прежней. Надеюсь, повторять её не нужно? А теперь свободны, даю вам сутки, чтобы прийти в себя, привести мысли в порядок, и завтра, — генерал бросил взгляд на часы, — к десяти ноль жду вас у себя в кабинете. Будем работать дальше. Особенно это касается Суходольского. Должен же он, в конце концов, отработать свои новые полковничьи погоны? Которые, впрочем, как я уже сказал, пока полежат у меня в сейфе. На сегодня у меня всё, вопросы отставить до завтра. Накопилось, я понимаю, их много, но, я думаю, не стоит сейчас пороть горячку и наспех выдвигать новые версии. Свободны!
Слегка обалдевшие или пришибленные, это кому как нравится, мы вышли из калитки дачи Тарасова и тяжело плюхнулись в салон машины. Машина тут же жалобно скрипнула амортизаторами. Я нервно закурила, а Суходольский — всё-таки мужики всегда остаются детьми — долго и растерянно смотрел вдаль, вероятно, представляя себе так и не вручённые ему полковничьи погоны. Но, оказывается, я ошибалась и думал он совсем о другом:
— Знаешь, Ростова, я никогда не смогу понять вас, женщин.
— Женишься, поймёшь, — попробовала пошутить я.
— Я не об этом. Какие вы всё-таки сволочи! Как ты могла там, около палатки, с этим стариком? — голос Мишки задрожал от негодования.
— Постой, по-моему, ты забыл, что молодожёнами мы с тобой были только по легенде. Или я чего-то не понимаю?
— А с Егором у тебя тоже только по легенде?
— А причём тут Егор? — опешила я.
— Как при чём? Когда я увидел этого немца и… тебя — невесту моего лучшего друга — я думал, пристрелю вас обоих там же, на месте!
Ничего не скажешь, претензия была высказана прямо. И этот мой, в Мишкином понятии, прокол мог повлечь для меня в дальнейшем весьма серьёзные и нежелательные последствия. Поэтому я заставила себя улыбнуться как можно более беззаботно и чтобы скрыть дрожь в голосе и хоть чем-то занять руки, прикурила ментоловую сигарету.
— А скажи, мой друг, только по-честному, ты бы успел спеленать этих двоих здоровенных немцев в том чёртовом подземелье, если к ним в самый ненужный для тебя момент решил бы присоединиться третий, тот самый, который был в это время, как ты выразился, — со мной? И которого теперь ты ставишь мне в вину? — и глядя в растерянные глаза друга, я легонько хлопнула его по перебинтованному плечу и, повернув ключ зажигания, как можно более непринуждённо попросила:
— Подумай над этим на досуге и тогда сам всё поймёшь, — и секунду помолчав, на всякий случай чисто по-женски зачем-то ляпнула:
— А Егору мы ничего не скажем, правда?
Часть вторая. Испанский крест с мечами или тайна волчьей заводи
Устье Лены, сентябрь 1999
Старший пограничного наряда Посевкин пребывал с утра в самом хорошем расположении духа. Рассеянно глядя на мрачные скалы, громоздящиеся вокруг по побережью, на подтаявшие, практически исчезнувшие шапки снега и льда, сплошь покрывающие груды старого плавника, на россыпи огромных валунов, кажущаяся разнообразность которых только в глазах наивного новобранца приобретала таинственные очертания. У человека, впервые попавшего в эти места, могли возникнуть самые неожиданные ассоциации — от застывшей фигуры снежного человека до огромной тени пиратского фрегата, неизвестно какими ветрами занесённого из южных, богатых добычей широт в этот затерянный северный уголок нашей планеты. Посевкин давно знал здесь каждый валун, каждый изгиб рельефа, к тому же впереди рыскал его верный пёс Хасан. Эта огромная пограничная овчарка чепрачного окраса с чёрными подпалинами на боках и умными глазами обладала просто невероятным даже для розыскной собаки чутьём. Хасан неутомимо носился между завалами плавника, периодически заходил в воду по самое брюхо и, фыркнув для порядка, мчался дальше. В общем, окружающий ландшафт, как всегда, не вселял оптимизма. Но… Сегодня утром, наконец, пришло письмо от Маши. От радости Посевкин готов был петь, плясать и вообще… Писем от неё не было почти три месяца. А сержант не без оснований считал, что где-где, а уж в такой далёкой и родной Москве всегда найдётся какой-нибудь «хлыщ», готовый приударить, да с ещё особым шиком, за молоденькой и симпатичной студенточкой физкультурного института, к тому же мастером спорта международного класса по фигурному катанию. Сейчас, шагая привычным маршрутом, сержант не мог без умиления вспоминать точёную фигурку своей невесты. Но мысль о том, что теперь, в его отсутствие, эту легко парящую надо льдом хрупкую девочку в коротенькой юбочке при любом элементе, как у них там это называется, обязательной программы, держали сильные руки другого мужчины, сводила его с ума. Представляя, как её партнёр — Эдик, кажется, — касается в танце, пусть ненароком, самых интимных мест его невесты, сержант буквально сатанел. А тут ещё Машка по неизвестной причине перестала писать. Но сегодня всё, наконец, встало на свои места. Оказывается, Маша на тренировке получила серьёзную травму и только две недели назад выписалась из больницы. В письме она писала, что любит его, как и прежде, и с нетерпением ждёт встречи. Очень сильно переживает из-за того, что врачи говорят, будто к серьёзным тренировкам она сможет вернуться не раньше, чем закончится реабилитационный период. Так что, по самым оптимистичным прогнозам, ещё год о её выступлениях на льду не может быть и речи.
— Самое большее через четыре месяца я буду уже дома, — думал Посевкин, — и сделаю всё, чтобы она оставила этот сводивший меня с ума спорт. Поженимся, а там уговорю её перейти из парного в одиночное катание. Всё-таки, что ни говори, а тренер прав — Машка подаёт в фигурном катании большие надежды.
Внезапно сержант уловил еле слышный собачий рык и, мгновенно отбросив посторонние мысли, окинул внимательным взглядом местность. Овчарка Хасан стояла метрах в пятнадцати от среза воды и, прижав уши, глухо рычала, внимательно глядя на завал из валунов. Посевкин привычным движением сбросил автомат с плеча и, показав напарнику направление обхода, осторожно двинулся вперёд. Бесшумно пройдя по плотному слою плавника, он увидел край надувного плота защитного цвета с узкой оранжевой полосой. Здесь, в тылах пограничной заставы, в устье Лены, появление подобного плавсредства могло расцениваться только как чрезвычайное происшествие. Посевкин осторожно приблизился к плоту, заглянул внутрь и оторопел…
Тикси, сентябрь 1999
Если кто думает, что море Лаптевых сродни Средиземному или хотя бы Чёрному, тот ошибается и очень сильно. И то и другое моря значительно теплее, причём в любое время года. Уж в этом вопросе, я думаю, со мной согласится абсолютное большинство. Всех остальных упрямцев, имеющих диаметрально противоположное мнение, приглашаю, не откладывая в долгий ящик, посетить этот далёкий уголок нашей необъятной Родины. И самим насладиться путешествием не из зимы в лето, как принято под Новый год у наших соотечественников, толпами осаждающих чартерные рейсы в жаркие страны, а совсем наоборот — из знойного московского лета вдруг перенестись в этот суровый край вечной мерзлоты. Ощущение, должна я вам сказать, не из приятных, а для меня ещё и из разряда неожиданных. Только в силу крайней служебной необходимости мне пришлось совершить это изнурительное для моего молодого девичьего организма путешествие. Ещё находясь в воздухе и с тоской глядя на бесконечную тундру, медленно проплывающую под крылом самолёта, я в мельчайших подробностях вспоминала наш разговор с генералом две недели назад:
…Тогда, хмурые и мрачные, ровно в назначенное время мы вошли в кабинет генерала Тарасова. Излишне, наверное, говорить о том, что после столь неожиданного поворота событий мы зарулили в первый попавшийся по дороге приличный кабак. Где благополучно надрались с Суходольским как черти, угомонившись только под утро. Поэтому по прибытии в Управление Михаил, верный своей неизменной привычке, расположился подальше от начальства, которое могло без труда уловить специфический запах, которым прямо-таки благоухал наш несостоявшийся полковник. Кроме того, мой друг в такие грустные и тяжёлые моменты своей жизни предпочитал выпить бутылочку холодного «Боржоми», парочка которых всегда стояла на столике в углу кабинета начальника. Мне же было так плохо, что я, наплевав на то, пахнет от меня или нет, уселась прямо напротив генерала. Тот чуть заметно потянул носом и, укоризненно покачав головой, спросил:
— Отрывались всю ночь? — сочувственно поинтересовался он и, не дождавшись ответа, продолжил. — A напрасно, сегодня нам предстоит много работы. Ну, да ладно, у вас организмы молодые, выдюжите как-нибудь. Соображения, версии есть? Хотя не буду напрягать ваши и так замороченные головы, — генерал тяжело вздохнул и продолжил, — эксперты, по моему распоряжению, закончили повторное изучение рукописи с пометками Геринга и Шварца. И кое-что ещё накопали там интересного, — Тарасов протянул нам по тоненькой папочке. — Bот, ознакомьтесь. А то, я вижу, работы пока всё равно полноценной не получится. Ну а вечером, часиков этак в пять, жду вас снова здесь, бодрых и находчивых. Разрешаю в лечебных целях хлопнуть грамм по сто коньяка. Но не больше. Свободны.
— Ну и куда поедем? — спросил Мишка, хитро глядя на меня, когда мы неторопливо расселись в Мишкином «Лендровере», в котором мгновенно запотели все стёкла.
— Давай пока вперёд, как увидишь какой-нибудь приличный кабак, тормозни. А то голова гудит, что твой колокол.
Уютно расположившись в полутёмном подвальчике полупустого по причине раннего времени суток бара и заказав графинчик коньяка и лимон, мы дёрнули по стопарику, и пока Суходольский по телефону долго и нудно оправдывался перед своей очередной пассией за вчерашний загул, я попыталась собрать мозги в кучу и сосредоточилась на изучении материалов экспертизы.
Первое, на что мой затуманенный взгляд не замедлил зацепиться, — так это на тот факт, что отмеченная в первом заключении экспертов комбинация букв и цифр, а именно — U-3547, была признана не поддающейся точной расшифровке. И вот почему: обычно подобные маркировки несли на своих бортах немецкие подводные лодки. Однако в подводном флоте Третьего рейха субмарины под таким номером, по данным Военно-исторического архива, никогда не существовало. Ко второму же акту заключения, который я сейчас держала в руках, была уже приложена увеличенная фотокопия надписи и пояснительная записка. Я внимательно вгляделась в фотографию — рядом с обозначением U-3547 отчётливо виднелся довольно коряво нарисованный от руки символ. Чёрный круг, внутри которого от центра к периферии лучами расходились кривые линии. На оригинале рисунок был мелкий и почти совсем стёртый, разглядеть его стало возможно только на увеличенной и, видимо, сильно отредактированной фотографии. Я перевернула страницу отчёта:
«…30 марта 1945 года войска 2-го Белорусского фронта с боями овладели городом Данциг. В этом немецком городе располагалась судостроительная верфь «Schichau». На стапелях верфи советскими войсками были захвачены недостроенные немецкие подводные лодки разной степени готовности. Так, на заводе стояли практически готовые корпуса новейших немецких подводных лодок XXI серии, маркированные производителем соответственно номерами с U-3538 по U-3557. Согласно захваченной технической документации, строительство подлодок U-3558 — U-3571 (всего 14 штук) находилось на стадии сварочных работ по изготовлению секций. Летом того же года корпуса недостроенных подлодок с Данцигской верфи были спущены в воду и отбуксированы на советскую военную базу в Ристне (Эстония). В период с 1945 по 1946 год данные субмарины были включены в состав нашего флота, где получили различные буквенные обозначения (ТС, Н) с различными порядковыми номерами. Достроить субмарины планировалось по «Проекту 614» Ленинградским конструкторским бюро № 143. Однако в марте 1947 года в результате проведённой совместно с союзниками операции «Дедлайт», часть трофейных субмарин была затоплена в 20 милях к северо-западу от маяка Ристна, остальные же разобрали в период с 1947 по 1948 год. Таким образом, можно сделать предварительный вывод о том, что обнаруженная на описи надпись соответствует серийному номеру одной из недостроенных субмарин, захваченных советскими войсками в Данциге в 1945 году…
…Рисунок, выполненный от руки химическим карандашом, представляет собой, вне всякого сомнения, так называемый символ «Чёрного солнца». Сакральный оккультный символ, часто используемый нацистским обществом «Туле» в своих магических ритуалах…»
— Получается, — размышляла я, нервно покусывая подвернувшуюся под руку зажигалку Суходольского, — субмарина под таким номером всё же существовала, но не была достроена и, следовательно, считаться полноценным военным судном не могла. В итоге на воду её так и не спустили, в военных походах она не участвовала, экипажем соответственно укомплектована не была. Тогда непонятно, с какой целью Геринг собственноручно записал номер несуществующей субмарины на документе, вне всякого сомнения, имеющем для него очень большую важность? А, может, рейхсмаршал имел в виду что-то другое? Но аналитики нашей конторы провели тщательный анализ и пришли к выводу, что в данном случае либо имелась в виду недостроенная субмарина, к тому же захваченная советскими войсками в германском городе Данциг, либо «назначение данной комбинации букв и цифр — неизвестно». И, вообще, каким боком «всплыла» в этой истории данная подлодка, если, по последним донесениям капитана Пустовалова, следы почтового вагона с сокровищами теряются в районе Смоленска? А Геринг? Какое отношение к военному флоту он имел, если доподлинно известно, что в Третьем Рейхе командующим подводным флотом — как это по-немецки? — a… Befehlshaber der Unterseeboote был адмирал Карл Дёниц, почивший в 1981 году и служивший на подлодках ещё в Первую мировую войну? — я крепко задумалась. — А каким образом немцы могли эвакуировать груз из опасного на тот момент Смоленска? Логичней всего было бы предположить, что самолётом. По крайней мере, я именно так бы и поступила. А Люфтваффе — это Геринг. Возможно, вот откуда он был в курсе всего происходящего. Хотя, конечно, всё это притянуто «за уши». И ещё «Чёрное солнце» — что это? Рисунок, выполненный чисто машинально? Подобно тому как мы все бессознательно рисуем различные фигуры на полях блокнотов и ежедневников во время лекций в институтах, оперативных совещаниях и прочих длинных и скучных мероприятиях? И случайно ли он расположен так близко от заинтересовавшей нас надписи? При первом же взгляде на рисунок сразу напрашивается вывод, что он имеет прямое отношение к надписи «U-3547».
Я на мгновение подняла голову от документов и посмотрела на Мишку, который сосредоточенно жевал лимон и, по-моему, нагло разглядывал девок, в изобилии сновавших по питейному заведению. Возмущённая его наплевательским отношением к делу, я поднесла руку к его лицу и несколько раз громко щёлкнула пальцами прямо перед его раскрасневшимся от спиртного носом. Он оторвал мутный взгляд от длинноногого чуда, сидевшего за соседним столиком, и с недоумением уставился на меня. Переведя свой взгляд с его осоловевших глаз на подозрительно быстро опустевший графин с коньяком, я всё поняла и посмотрела на часы. К моему ужасу, былa уже половина четвёртого! Через полтора часа нас ждал генерал с рабочими версиями, а эта свинья… От негодования, бурлившего во мне, я просто задыхалась, не находя слов.
Генерал, как и следовало ожидать, встретил нас хмуро. Скупо поздоровавшись, мы бочком просочились в начальственный кабинет и расположились в самом тёмном его углу, куда практически не доходил зеленоватый свет большой, украшенной бронзовыми гербами СССР настольной лампы. Тарасов быстро прошёл к своему креслу и, усевшись поудобней, цепким взглядом оглядев нас, грешных, схватил со стола футляр, и достал свои знаменитые золочёные очки. По опыту я знала, что это был очень плохой признак.
— Итак, господа офицеры, подведём наши совсем неутешительные итоги. Кто хочет высказаться первым?
Краем глаза заметив, как Суходольский, втянув голову в плечи буквально начал сползать с кресла, я, видит бог, очень старалась, но всё же не смогла сдержать улыбку. За что тут же и поплатилась.
— Я смотрю, вам весело? — жёстко гаркнул генерал.
— Простите, это я от некоторой растерянности, — ответила я тихим голосом и посмотрела на шефа кротким взглядом воспитанной в пансионе девочки.
— Вот с вас, Ростова, и начнём, — непререкаемым тоном поставил точку Тарасов, — мы все во внимании.
— Если коротко, — пожала я плечами, — то имеем мы следующее. Я тут набросала кое-что, — я поднялась и быстрым шагом подошла к столу и передала генералу листок бумаги. — Тут всё, — добавила я, не вдаваясь в подробности, и села на место.
— Интересно, — задумчиво постучал генерал обратной стороной перьевой ручки по столу, — но, как всегда, коротко и по существу. Увы, зацепок я вижу немного, но всё же кое-что есть. Итак, первая: пистолет, вынырнувший через столько лет и опять канувший неизвестно куда. Насколько я понимаю, на завершающей фазе операции в Смоленской области «Вальтер» вами обнаружен не был. Значит, он ещё где-то гуляет. И уж если от него по каким-либо причинам не избавились в 1974 году, а затем и после убийства гражданина Шварца в Смоленске, то логично было бы предположить, что пистолет до сих пор находится в руках убийцы. Но, здесь всё слишком неопределённо, надуманно и хлипко. Вторая версия, на мой взгляд, более интересная и перспективная. Загадочная субмарина U-3547, якобы затопленная в Балтийском море в марте 1947 года. Это уже кое-что. Данную информацию мы можем проверить и, если повезёт, даже пощупать руками эту лодку. Думаю, нужно попробовать зайти именно с этой стороны. В связи с этим предлагаю незамедлительно создать оперативную группу в составе: майора Ростовой, майора Суходольского. Задача — обнаружить упомянутую подлодку и оценить назначение данного плавсредства. А также возможность её использования немцами для проведения каких-либо операций по транспортировке грузов. В первую очередь, как вы понимаете, меня интересует, каково было состояние лодки до её затопления. Действительно, ли она так и не была спущена на воду? Если это так, то мне непонятно, зачем Герингу, вообще, понадобилась именно эта подводная лодка? Он что же, предполагал её использование после полной готовности и приёмки Крингсмарине? По-моему, что-то здесь у нас не срастается. Согласно архивам, в марте 1945 года для этой субмарины был сварен только корпус. А времени у нацистов на завершение работ уже практически не оставалось. Кроме того, абсолютно непонятно, почему нельзя было задействовать для этих, пока неизвестных нам целей любое другое уже готовое подводное судно? Это значительно проще и менее хлопотно. Особенно учитывая сложившееся к тому времени положение на фронтах. Значит, лодка эта, видимо, чем-то должна сильно отличаться от своих остальных собратьев. Вот только чем? Это вам и предстоит выяснить. Сразу настраивайтесь на серьёзную работу. И ещё, — генерал опять цепко глянул на меня, — Ростова, очень тебя прошу, выбрось ты из своей прелестной головки все эти оккультные знаки и так полюбившуюся тебе мистику! Ищите подводную лодку, и всё! И чтобы больше, я очень надеюсь, что ты меня хорошо поняла, я ничего не слышал ни от тебя, ни от кого-либо другого в нашем отделе о чёрных, красных или белых солнцах! У вас и без всей этой мистики работы хватает. Ибо я могу привести вам, молодые люди, массу исторических примеров, когда немецкие спецслужбы с большим успехом проводили весьма замысловатые операции по запутыванию вражеских разведок самыми неожиданными ходами. Но в целях экономии времени делать этого не стану.
— И ещё… А впрочем, разберётесь на месте. Только помните о своеобразности взаимодействия с местными властями. Легенда — прежняя.
Вы — молодожёны. Медовый месяц и всё такое. Увлекаетесь сёрфингом, район Ристны — просто рай для занятий данным видом спорта. Ну, и, вообще, вы — фанаты водной стихии. Так что ваше увлечение ещё и дайвингом не должно привлечь особого внимания. Учитывайте тот факт, что, по последним сведениям, возможно столкновение с местными любителями понырять в поисках артефактов Второй мировой войны. Такого рода контактов любым путём пытайтесь избегать. Снаряжение, оружие и документы получите на месте у нашего резидента. Ну, что расселись? Вперёд. На подготовку три часа. Полный инструктаж, как всегда, получите у полковника Саботажа. Желаю удачи…
«…Вот именно удачи. Но, похоже, фортуна совсем отвернулась от нас, — грустно думала я, потирая раненое плечо. — В последнее время нас преследуют одни неудачи, хоть — плачь. А всего-то несколько дней назад мы с Суходольским летели в Таллин, полные самых радужных надежд. Чувствуя небывалый кураж и сгорая от нетерпения окунуться в мир скрытых на дне Балтийского моря тайн», — я мысленно улыбнулась, вспомнив инструктаж живой легенды нашего управления — полковника Саботажа…
…Полковник Саботаж радушно развёл руками, увидев нас на пороге своего кабинета:
— Ну, проходите, присаживайтесь. Чай будете? — и, заметив, кислую мину на Мишкином лице, спохватился. — Понимаю, Вам, молодой человек, — весело подмигнул он Суходольскому, — чего бы покрепче, но, увы, не держу, возраст, знаете ли…. Теперь к делу. Значит, Эстония? Нырять вам придётся примерно в 32 километрах от маяка Ристна, известной местной достопримечательности. Температура воды в это время года примерно пятнадцать градусов по Цельсию, сильные ветра, видимость под водой — как повезёт — от одного до тридцати метров. Но как правило, не превышает и пяти метров. Туристический сезон ещё не закончился, так что отдыхающих пока там предостаточно. Переправитесь с материка на остров Хийумаа вместе с машиной на пароме. В гостиницах не останавливайтесь. Они на острове все небольшие, так что будете там всё время на виду. Снимите на несколько дней хутор. Первый день пошатайтесь по городу, осмотритесь — не мне вас учить. Кстати, советую посетить, пользуясь случаем, маяк Ристны: с его смотровой площадки открывается поистине завораживающий вид на Балтийское море. Потом побродите по городу, вам будет интересно. Обязательно попробуйте луковый суп, очень рекомендую. Всё время проверяйтесь. В это время в курортной зоне острова много туристов и на вас никто не должен, по идее, обращать особого внимания. Но всё равно постоянно проверяйтесь. Если всё пройдёт нормально, к вечеру отправляйтесь на фермерский рынок, пройдёте по рыбным рядам, спросите дедушку Урмаса, любой торговец вам его покажет. Урмас будет ждать вас каждый день, кроме воскресенья, с 18.45 часов до 19.00, то есть до закрытия рынка. Время в Эстонии отстаёт от московского на один час летом и на два часа зимой. Как пересечёте границу, не забудьте перевести часы. Урмасу скажете: «Тётушка Эмма очень рекомендовала вашу камбалу». Ответ: «Сегодня лучше возьмите салаку». Катер, водолазное снаряжение и оружие предоставит вам Урмас на месте. Все вопросы, могущие возникнуть вследствие каких-либо непредвиденных обстоятельств, в том числе в плане срочной медицинской помощи, если, не дай бог, понадобится, и тому подобное — также решать только через него…
Мне тогда казалось, что разгадка так близка, что протяни руку — и вот она на блюдечке. Но в реальности всё получилось совсем иначе. Чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, я опять бросила взгляд в иллюминатор самолёта. Под самолётом до самого горизонта простиралась бескрайняя тайга. Тогда я смежила веки и вновь устало откинулась на жёсткую спинку сиденья. Равномерный гул самолётных двигателей не успокаивал, вопреки ожиданиям, а, наоборот, заставлял сердце учащённо биться в тревожном ожидании чего-то неотвратимого, помимо моей воли снова и снова возвращая меня в Эстонию, в тёмную глубину холодной и негостеприимной Балтики.
…Внизу, на небольшой глубине, насколько хватало глаз, — нагромождение металла, местами почти полностью занесённое песком. На первый взгляд, подводных лодок на этом кладбище кораблей лежало не меньше дюжины. Их поржавевшие и поросшие толстым слоем моллюсков корпуса были навалены самым причудливым образом, местами образуя намертво сросшиеся конгломераты, мало похожие по форме на боевые корабли вермахта. Несколько субмарин зарылись в песок чуть поодаль остального металлолома. Поскольку сверху, по крайней мере, по внешнему виду, а именно характерным бочкообразным боевым рубкам с провисшими леерами и площадками со станинами под небольшие зенитные пушки, они явно соответствовали параметрам искомых объектов, я подала Мишке знак спускаться глубже и быстро поплыла в направлении больших валунов, между которыми и застряли корпуса затопленных подлодок. Приблизившись к одной из затонувших лодок метров на десять, я направила фотокамеру на объект, и знаком показала Суходольскому, чтобы он зашёл с противоположной стороны, а сама тем временем сделала насколько снимков с разных ракурсов. Яркие всполохи фотовспышки вспугнули целый косяк мелкой салаки, которая облюбовала поросшую водорослями рубку и метнулась из открытого люка прочь, подняв целую тучу планктона. Вода стала мутной, видимость снизилась примерно до трех метров, и вот тут я спиной почувствовала опасность. Три неясные тени, мелькнувшие в нескольких метрах сзади, из-за плохой видимости под водой я заметила, к большому сожалению, не сразу. Это было непростительной ошибкой.
Попытавшись исправить положение, я метнулась в сторону. Крутанувшись волчком и сильно оттолкнувшись от воды ластами, я попыталась развернуться и встретить опасность лицом, но не успела. Острая боль внезапно пронзила мне правую руку. Я мельком посмотрела на широкий разрез своего гидрокостюма, откуда густым облаком уже поднималась тёмная кровь. Голова тут же стала ватной, боль в руке утихла, и я всё-таки попыталась увернуться от блеснувшего рядом с моим лицом хищного жала ножа. Мне удалось сместиться чуть в сторону и пропустить мимо себя, как мне показалось, огромную тень, которая в вихре воздушных пузырей стремительно проплыла надо мной, потом неожиданно замерла и, слабо покачивая ластами, стала медленно опускаться на дно. Зажав здоровой рукой рану, я подняла глаза и увидела над собой неясные, переплетённые между собой силуэты, среди которых мелькали ярко-оранжевые ласты Суходольского. Чувствуя от потери крови сильное головокружение, я стала медленно подниматься на поверхность. Справа от меня разворачивался скоротечный подводный бой. Гидрокостюм Суходольского я разглядела теперь метрах в десяти от нападавших, и Михаил, помня главное правило боевого пловца — не подставлять врагу спину, развернулся и успел произвести несколько выстрелов практически в упор. Пенные следы острых металлических игл калибра 4,5 мм, так называемых гвоздей, прошли сквозь плотную толщу воды и прямо на моих глазах прошили двух неизвестных. Их тела на мгновение замерли и, медленно покачиваясь и оставляя за собой целые облака смеси воздушных пузырей и быстро разраставшихся бурых клубов крови, через несколько минут полностью исчезли на дне меж нагромождения камней.
Всплыв на поверхность, я уцепилась здоровой рукой за борт лодки и, уже чувствуя, что теряю сознание, увидела показавшуюся из толщи воды сначала руку Суходольского с зажатым в ней специальным подводным пистолетом CПП-1, а затем и его самого в бурлящем круговороте воды. Метрах в ста правее мерно покачивался на волнах синий катер нападавших. Мишка помог мне забраться на борт, а сам, быстро скинув снаряжение и гидрокостюм, в одних плавках прыгнул в воду и стремительными гребками стал приближаться к катеру неприятеля. Через несколько минут я увидела, как Мишка ловко взобрался на борт и показал мне «два нуля», что значило, что на катере пусто и никакой опасности нет. Вернулся он довольно быстро, волоча за собой по воде плотный полиэтиленовый пакет с находками.
Рана, нанесённая мне одним из нападавших, оказалась при ближайшем рассмотрении всего лишь неглубокой царапиной, главную опасность которой представляла большая кровопотеря, вполне естественная на глубине под влиянием высокого давления. Суходольский, бегло осмотрев мою рану и укоризненно заметив, что нужно было надеть гидрокостюм, усиленный кевларом, оказал мне первую помощь, причём едва он закончил накладывать на рану давящую повязку, кровь чудесным образом сразу остановилась. Пока я полулежала в лодке с видом мученицы, Мишка завёл мотор и через сорок минут мы были на берегу. Добравшись до хутора, я первым делом отправилась на кухню и, сварганив себе большую кружку крепкого сладкого чая, щедро приправленного вкуснейшим рижским бальзамом, завалилась на широкую тахту. Потягивая чай, я с наслаждением прислушивалась к собственным ощущениям и бездумно щёлкала пультом от телевизора.
Суходольский же, доложив генералу по спутниковому телефону обстановку, прошёл в душ и, вернувшись уже завёрнутым в огромное полотенце и с фужером коньяка в руке, с недовольным видом уселся рядом.
— Ну, как там наш Тарасов? Бушует? — поинтересовалась я.
— Собирайся, — Мишка, проигнорировав мой недоумённый взгляд, выразительно посмотрел на часы, — через два часа у тебя самолёт до Таллина.
— Это что, шутка?
— Какие тут шутки, сегодня ночью Тарасов ждёт тебя в Москве. В общем, насколько я понял, «дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону», — страшно фальшивя, попытался пропеть Мишка и решительно отставил в сторону фужер с коньяком. — Полетишь на Север, там труп какой-то интересный нашли.
— Какой ещё труп? А как же…
— Пришлют вместо тебя кого-нибудь. Ты ведь теперь у нас — раненая. Куда тебе нырять с такой рукой?
— Да какая такая рана? Царапина — курам на смех, — отмахнулась я.
Читать бесплатно другие книги:
