Операция «Смоленский капкан», или Пропавший обоз НКВД Костенко Александр

Москва, Управление ФСБ, сентябрь 1999

Теряясь в догадках, я посмотрела на верхнюю папку и тотчас почувствовала, как учащённо забилось у меня сердце:

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

«КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР

Научно-исследовательский центр «РОМБ»

«Проект «Орион», том 5»

С замирающим сердцем я осторожно открыла первую страницу и сразу узнала стремительный угловатый почерк — это, вне всяких сомнений, писал мой отец…

«…Секретная немецкая база, расположенная в устье Лены — по-видимому, всё-таки существует, хотя и поверить в этот факт довольно непросто. Сама мысль о якобы построенных нацистами в советской части Арктики так называемых аэродромов подскока, только для подводных лодок, до последнего времени казалась всем членам нашей экспедиции совершенно абсурдной. В принципе, широкомасштабные поиски, а также обследование и изучение такой базы, в случае её обнаружения, следовало начать сразу после войны, а не спустя столько лет…

…Первые же опросы местных жителей, которые мы осторожно проводили сразу по прибытии в Тикси, дали нам массу интересной и полезной информации. Оказывается, всё послевоенное время на берегах Лены и в окрестностях местные жители и работающие там специалисты в массовом порядке находили выброшенные рекой ржавые бочки с соляркой, маркированные символикой Кригсмарине. Несколько раз фиксировались случаи обнаружения вынесенных морем на берег немецких торпед, закреплённых на специальных рамах-поплавках. Местным органам КГБ СССР надлежало ещё тогда проводить тщательные расследования этих фактов и всячески препятствовать расхищению таких улик местными жителями, которые с успехом находили применение этим предметам в своём хозяйстве. Однако следует отметить, что тем, как и откуда эти бочки появлялись, никто всерьёз до сих пор не интересовался. За исключением, пожалуй, горстки энтузиастов, оказавших нам довольно большую помощь в получении и систематизации многочисленных и очень разрозненных фактов…

…18 июня 1990 года в 10 часов утра по местному времени мы в составе экипажа из пяти человек на вертолёте МИ-6 вылетели по маршруту Тикси-Хатанга. Несмотря на то что в состав нашей экспедиции входили опытные пограничные лётчики, из-за сильного тумана мы всё же несколько отклонились от намеченного маршрута и практически оказались у побережья моря Лаптевых. Снизившись до высоты двухсот метров, чтобы сориентироваться по местности, мы внезапно увидели тёмные очертания странных сооружений, которые были построены вдоль берега узкой протоки на сплошь поросшем мхами острове, укрытом от шквалистых северных ветров высокими скалами. Скорее всего, в тот момент мы пролетали над одним из островов, во множестве разбросанных в южной части дельты Лены. Точнее, нам определить не удалось вследствие того, что часть навигационных приборов вертолёта по каким-то неизвестным нам причинам вышла из строя…

По свидетельствам лётчиков пограничного отряда, налетавших этим маршрутом огромное количество часов, никаких строений в этом квадрате раньше они не видели. По этой причине сам факт обнаружения чего-то подобного в этом месте был довольно неожиданным и по меньшей мере странным. Поскольку расположение таких крупных капитальных объектов там попросту невозможно. Наши лётчики, утверждающие это, исходили прежде всего из того, что подавляющее большинство островов в дельте Лены в силу своих геологических особенностей абсолютно не годятся для создания такого рода баз. Острова эти состоят в основном из песка и ила, спаянных между собой вечной мерзлотой, и повсеместно сплошь покрыты многометровыми завалами плавника, скопившимися там за десятки лет, а потому не имеют постоянных географических координат. Кроме того, эти образования сильно подвержены влияниям различного рода внешних факторов: течений, ветров и довольно резких перепадов температур.

…Так вот, на левом берегу неизвестной протоки мы, снизившись и высматривая подходящую площадку для посадки, сквозь сильный туман разглядели просто огромный по своей протяжённости бетонный причал. На котором через равные промежутки примерно в 15 метров были установлены мощные металлические болванки — швартовные кнехты. Со стороны, обращённой в сторону материка к этому сооружению примыкала широкая трещина в скалах практически полностью закрытая сверху широким многометровым скальным козырьком. Вероятно, в этой расщелине под толщей базальта находилась большая пещера. Вход в неё зловеще темнел в нескольких десятках метров от нас. Командир вертолёта капитан Синцов принял решение о посадке. Пещера была явно естественного происхождения, но с заметными следами механической обработки каменного свода. Огромные глыбы — части обвалившегося каменного козырька почти полностью закрывали доступ внутрь. Местами между камней свисали уцелевшие обрывки маскировочной сети, как мы определили по характерной расцветке, немецкой. Отобрав несколько образцов сети, мы потратили некоторое время, чтобы убедиться в отсутствии признаков минирования входа. К тому моменту начался морской прилив и вход в подземную часть пещеры прямо на глазах стал уходить под воду. Не имея возможности исследовать пещеру изнутри, мы тщательно осмотрели верхнюю часть свода. В результате у нас сложилось стойкое впечатление, что обвал каменного козырька произошёл после сильного взрыва. Вскоре вход полностью исчез под водой.

Рядом с причалом располагалась потрескавшаяся и местами поросшая мхом обширная бетонированная площадка, на которой мы и посадили вертолёт. Чуть в стороне мы обнаружили тщательно замаскированный склад большого количества 200-литровых бочек с дизельным топливом и керосином, которые, вероятно, доставляли к причалу по рельсам специально здесь проложенной узкоколейки. Выход в море Лаптевых с этого причала был открыт сразу по двум довольно широким речным протокам…»

…Я переворачивала пожелтевшие страницы сводок, оперативных донесений, протоколы допросов свидетелей и никак не могла сосредоточиться на главном — понять, какое отношение к разыскиваемому нами золоту имеет эта северная командировка моего отца в 1990 году. Я хорошо помнила, как отец улетал во Владивосток, откуда он должен был лететь дальше — в Японию. А на второй день после его отъезда, вернувшись из института, я застала на кухне плачущую маму, которая взахлёб стала рассказывать мне, что в троллейбусе к ней подсела незнакомая старушка. Она долго и внимательно смотрела на маму и вдруг сказала:

— Что же ты к мужу не едешь? Вам с ним вместе жить осталось несколько месяцев…

Сказала и сразу вышла на остановке.

Мама плакала и всё приговаривала:

— А куда я к нему поеду? В Японию? Кто меня туда пустит?

На следующий день, к вечеру к нам по моей просьбе заехал Тарасов, тогда ещё полковник и прямой начальник папы. Он, увидя состояние мамы, сразу пообещал помочь. А через пару дней перезвонил и сказал, что папу на несколько недель отправляют в Тикси и, оформив маме все документы, достал ей авиабилет в этот закрытый тогда город-порт.

Из состояния оцепенения меня вывел генерал, неслышно вошедший в кабинет и усевшийся напротив.

— Ну что, Ростова, я вижу по твоим затуманенным глазкам — крепко зацепили тебя воспоминания? Ну да ладно, давай к делу. Вопросы есть?

— Товарищ генерал, хотелось бы ясности. Этот срочный вызов из Прибалтики, какой-то труп хоть и интересный, как выразился Суходольский, а теперь ещё и проект «Орион» и… — голос мой предательски дрогнул, — и отец.

— Ну-ну, Ростова, держи эмоции в руках. Ты же — чекист! Чего раскисла? Я понимаю — ранение, потом перелёт, устала с дороги, но и ты меня пойми — ситуация не терпит промедления. Прилетишь в Тикси — сама всё поймёшь. Сейчас же я просто хочу максимально сориентировать тебя в обстановке. Возможно, тебе придётся столкнуться с чем-то не совсем обычным, что ли. В общем, махни сто грамм, — генерал плеснул мне полстакана коньяку из тёмной пузатой бутылки, как по мановению волшебной палочки, появившейся у него в руке, — и слушай меня внимательно:

— Вообще, если посмотреть на тот объём оперативной информации, который буквально неиссякаемым потоком и с завидным постоянством идёт из арктических районов, сразу напрашивается закономерный вывод: в тех местах определённо творится чёрт знает что. Причём, что любопытно, никто до сих пор серьёзно толком не занимался этой проблемой. Конечно, в рамках нашего секретного проекта «Орион», в середине восьмидесятых и начале девяностых мы пытались создавать оперативные группы по проверке всех этих данных и даже внесли некоторую ясность, но потом в перестроечном угаре и постперестроечном бардаке всё это сошло постепенно на нет. И как следствие этого в итоге мы пришли на сегодняшний день к тому, что на нашей, заметь, исконно русской территории, пускай и значительно удалённой от «Центра», начала твориться, вообще, какая-то чертовщина. Ты знаешь, как я отношусь к такого рода непоняткам, но, по-моему, пришло время разобраться с этим вопросом. Анализируя известные нам факты, можно предположить, что немецкая морская база, о которой идёт речь в документах «Ориона», предназначалась для заправки топливом нацистских лодок, которые планировалось активно использовать на всём протяжении Севморпути и до выхода в бассейн Тихого океана. А, возможно, и оперативно обеспечивать топливом германские суда, которые во время Второй мировой войны периодически подолгу стояли на приколе в ожидании солярки у причалов. Что находилось в найденной при непосредственном участии твоего отца пещеры, весьма интересно, так как эта, можно без преувеличения сказать, — самая удалённая от Германии база. И судя по всему, существовала она абсолютно автономно и, несомненно, активно использовалась немцами в течение всех военных лет. Причём, как ты, наверное, уже поняла — в глубоком советском тылу практически под носом у всей нашей контрразведки. Кстати, это ещё один красноречивый факт о том, что в годы Великой Отечественной войны в Арктике базировалось и действовало специальное секретное соединение немецких подводных лодок, в задачи которого определённо не входила охота за советскими транспортными караванами, постоянно курсирующими по Северному морскому пути.

— В этих пыльных папочках, что лежат сейчас перед тобой на столе, практически все архивные материалы Кригсмарине бывшей нацистской Германии, которые удалось систематизировать. Все они, так или иначе, подтверждают транспортную деятельность германских субмарин в водах советского Заполярья, — генерал нацепил очки и взял одну из папок:

— Bот, возьмём, например, немецкую подлодку U-362. По официальным данным, эта субмарина совершила по меньшей мере шесть автономных походов в Арктику. Сразу напрашивается вопрос: зачем? Какая перед ней стояла задача? Судя по данным Военно-морского архива, в боях с нашими военными кораблями она не участвовала, а говоря прямо — просто по-тихому бродила по нашей Арктике некоторое время в поисках чего-то и затем так же незаметно убралась восвояси. Правда, в 1944 году эта лодка всё же была потоплена неподалёку от бухты Бирули и мысом Крутой. Далее — во второй половине сентября 1944 года сразу три германские субмарины пытались внаглую пройти проливом Вилькицкого и подойти к порту Нордвик.

— Какая стояла перед ними задача? Неизвестно. Опять же, по архивным данным, в начале мая 1945 года в море Лаптевых с секретным заданием была направлена немецкая субмарина U-534. Известно, что подлодка была спущена на воду только в 1943 году, и к началу своего арктического похода она прошла срочный капитальный ремонт, в ходе которого подверглась полной модернизации, и в результате былa превосходно оснащена и подготовлена к дальним походам к берегам Арктики, а возможно, и Антарктиды.

По нашим данным, в мае 1945-го U-534 сначала должна была зайти на германскую морскую базу в Норвегии. Затем пересечь Баренцево и Карское моря и проливом Вилькицкого скрытно пройти в море Лаптевых. Здесь, по-видимому, ей необходимо было заправиться топливом на некой секретной базе. Возможно, этой самой, расположенной на берегах Лены и следовать дальше, к архипелагу Северная Земля. Судя по попавшим в наше распоряжение документам, субмарина должна была зачем-то доставить к одному из островов порядка 10 ящиков какого-то, видимо, ценного груза. А далее тем же путём проследовать обратно на свою основную базу в Киль в Германии. Успеваешь следить за моей мыслью? — спросил генерал, заваривая чай.

— Так точно, — промямлила я, чувствуя от такого обилия информации, а, может, и от усталости, лёгкое головокружение.

— Но уже в начале своего похода эта лодка затонула в проливе Каттегат, соединяющем Северное море с Балтийским, — Тарасов с видимым удовольствием сделал глоток чая. — Впрочем, детали этого похода могли быть и другими, но по каким-то неизвестным нам причинам эта субмарина обязательно должна была посетить секретную арктическую базу, находящуюся в глубоком тылу СССР. Более того, по возвращении из Арктики подлодка должна была отправиться в дальний поход к берегам Аргентины и далее в Антарктиду, возможно, в рамках участия в секретной операции «Огненная Земля», проводимой в то время германским командованием. По одной из версий, так называлась операция по доставке ценных грузов, а, возможно, и эвакуации официальных лиц Третьего рейха на секретные морские базы Южной Америки.

— Товарищ генерал, а можно спросить — откуда такая точная информация? — не выдержала я.

— С этой лодкой и информацией по ней, я считаю просто повезло. В 1977 году она была обнаружена на дне моря аквалангистами из Дании. После её осмотра по некоторым сохранившимся корабельным документам удалось вычислить примерный маршрут похода, а также почти достоверно установить, что на борту лодки должны были находиться несколько ящиков некоего спецгруза. Но как раз этого груза на подлодке обнаружено не было.

Что было в этих ящиках и кто должен был принимать этот таинственный груз на Северной Земле, в нашем глубоком тылу, так и удалось выяснить. Только в начале 90-х годов стало доподлинно известно, что менее чем через сутки после гибели подлодки, а именно 6 мая 1945 года, специальная команда Кригсмарине в экстренном порядке подняла весь груз на поверхность и эвакуировала его. Эти факты, заставляют серьёзно задуматься о том, что груз, находящийся на U-534, по-видимому, был весьма ценным. Согласись, что учитывая всё вышеизложенное, можно предположить, что и наша U-3547 шла тем же самым маршрутом.

— Но ведь можно предположить и другое, — медленно проговорила я, — что именно на этой лодке и был как раз наш груз. Ведь немцы могли в последний момент переиграть и погрузить наши ящики не на U-3547, как планировалось изначально. Наши с вами предположения о том, что ценности Смоленского банка должны были быть эвакуированы из Германии на этой субмарине, базируются лишь на рисунке Геринга. А если наши предпосылки не верны, что тогда? — я вопросительно посмотрела на генерала.

— Если бы я на сто процентов знал, на какой лодке находится наш груз, то этим вопросом уже давно занимались бы другие наши спецподразделения. А на данном этапе у нас с тобой выбор не особо-то и велик. Слушай дальше. Согласно найденным на этой подлодке документам, было установлено, что всего на борту находились предположительно 53 человека. А нам известно, что на субмаринах этого типа максимальная численность экипажа должна была состоять не более чем из 48 человек. Ситуация на подводном флоте абсолютно недопустимая и по сей день. Но в данном случае, это было, видимо, связано с тем, что после того, как на Балтике были потоплены немецкие транспорты «Генерал Штойбен» и «В. Густлов», на борту которых находились преподаватели и курсанты Школы подводного плавания Кригсмарине, на всех германских подводных лодках, такой некомплект личного состава был закреплён специальным приказом.

Простые расчёты показывают, что на Северную Землю подлодка должна была доставить помимо специального груза, ещё и пятерых неизвестных пассажиров. И потом, чисто теоретически могла обратно забрать на борт до десяти пассажиров, для которых на подлодке в связи с сокращением численности штатного плавсостава было свободное место. Но судя по всему, таинственные пассажиры так и не дождались субмарину.

— Это всё, конечно, хорошо, — подала голос я, — но на кой чёрт немцам, если они везли на субмарине смоленский груз, опять тащить его к нам в тыл? Или Советская Арктика представлялась им на тот период времени самым безопасным местом в мире? Разве это не абсурд? По-моему, что-то тут явно не сходится. Почему именно Арктика, а не Антарктида? Или скажем, Южная Америка? И потом, почему вы решили, что где-то в акватории моря Лаптевых непременно должен существовать некий тайник, куда нацисты большими транспортными подлодками стаскивали все награбленные ценности? Ведь этот склад обязательно должен был кто-то oхранять, обслуживать и так далее, — пожала я плечами.

— Вполне логично. В том-то и дело, что, по крайней мере, в конце весны 1945 года на берегу моря Лаптевых всё ещё находились представители вермахта. И это — известный факт, который находит подтверждение в отчётах КГБ СССР. В них ты найдёшь описание весьма интересной находки, сделанной в 1963 году в нескольких десятков километров от порта Тикси, на берегу одного безымянного залива, — генерал взял со своего стола следующий лист и зачитал:

«В тот день примерно в 20 километрах от Тикси, на каменной осыпи у залива, были найдены останки трупа. Ни документов, ни каких-либо бумаг у погибшего не обнаружено. На скелете сохранились части серой военной униформы. Так, на воротнике почти полностью истлевшей военной куртки погибшего частично сохранилась чёрная петлица с жёлтым узорчатым шитьём, а на левым рукавом куртки, — обрывок чёрной повязки с уцелевшими буквами «…sche Wehrm…». Рядом, обнаружился личный опознавательный знак с сильно повреждённой выбитой надписью. Расшифровка находок позволяет предположить, что, скорее всего, это был моряк с неизвестного судна Кригсмарине. Местность, в которой были обнаружены неизвестные останки, совершенно исключала возможность того, что он мог быть выброшен на берег течением из пролива Вилькицкого. Скорее всего, это был как раз сотрудник из германского военного подразделения, обслуживавшего секретную базу в дельте реки Лена», — генерал положил бумагу на место и с видом триумфатора посмотрел на меня поверх очков. — Но что с ним случилось сейчас, конечно, уже не установить».

— Хорошо, но давайте всё же вернёмся к секретной нацистской базе. У меня просто в голове не укладывается даже предположение о её существовании. И потом, вы что же, всерьёз думаете, что под носом у всей советской контрразведки возможно было в кратчайшие сроки создать столь фундаментальное сооружение, да ещё в условиях Арктики? Ведь на строительстве даже небольшого бетонного сооружения задействован бы не один десяток рабочих, я не говорю уже об инженерах. А представляете, сколько необходимо было перебросить в район строительства материалов?

И всё это тайно, в обстановке строжайшей секретности? Это, я так понимаю, не одна и не две тысячи тонн металла и цемента. А как осуществлять такое масштабное строительство без специальной техники? Нет, я уверена, что построить такой причал в столь сложных климатических условиях весьма и весьма проблематично. Более того, все возникающие в ходе строительных работ проблемы пришлось бы решать за три тысячи километров от Германии, да ещё в условиях сурового арктического климата. Таким образом, налицо опять явное противоречие: с одной стороны, мы имеем построенную немцами тайную базу, но с другой — совершенно непонятно, каким образом немцам удалось доставить в глубокий советский тыл квалифицированных специалистов, всю необходимую строительную технику и материалы. Вот тут, на странице 345, — я передала генералу открытую на нужной странице папку, — сказано, что как рабочую версию можно принять, что все грузы и техника, а также люди были доставлены в район строительства на борту немецкого судна «Комет». Который действительно в августе 1940 года находился в акватории моря Лаптевых, — я усмехнулась. — Но ведь это абсолютно нереально, так как выгрузку такого большого количества специалистов, техники и стройматериалов необходимых для строительства секретной базы не могли не зафиксировать советские лоцманы, которые, согласно документам, постоянно находились на борту этого корабля.

Кроме того хотя «Комет» мог, чисто теоретически, иметь у себя на борту эти необходимые для строительства грузы, но всё же, учитывая тот небольшой срок, за который судно прошло весь маршрут Севморпути, становится ясно, что для долгой разгрузки на совершенно пустынное побережье Арктики у экипажа «Комета» просто было недостаточно времени. И ещё! А куда тогда подевался весь технический персонал и собственно рабочие по окончании строительства? Если потом немецких специалистов-строителей всё же эвакуировали на тех же подводных лодках в Норвегию, а простых рабочих, скорее всего, это были советские военнопленные, ликвидировали на месте, то где тогда вся строительная техника, задействованная в ходе работ? Предположение о том, что её тоже вывезли само по себе абсурдно. Вероятно, немцы утопили всё это там же, рядом с базой. Я бы, например, поступила именно так. Кстати, неплохо было бы проверить эту версию и обследовать морское дно в акватории базы, что, естественно, значительно проще, да и чего уж там говорить — перспективнее для нашей, я так понимаю, совершенно безнадёжной экспедиции.

— Ростова, что-то раньше я за тобой не замечал столь ярко выраженных пессимистических настроений. Действительно, я тоже очень надеюсь, что вскрывать взрывами заваленные входы в мрачные пещеры вам не придётся. И абсолютно согласен, что на сегодняшний день по этим нацистским базам в дельте Лены пока одни вопросы, да ещё какие… Но самое грустное во всей этой истории то, что я пока сам не уверен имеет ли это всё какое-либо отношение к нашим поискам смоленского груза. Но как я уже говорил ранее, вами же выдвинутая версия с подводной лодкой мне тоже кажется наиболее вероятной. А искать её всё же нужно именно в Арктике. И вот почему.

Генерал взял в руки одну из папок, лежащих передо мной, и открыл заложенную страницу:

— После окончания Второй мировой войны в трофейных архивах в основном сохранилось множество документов, свидетельствующих об отдельных походах кораблей снабжения и отдельных субмарин Кригсмарине в Тихий и Индийский океаны, в Атлантику, а также на Балтику. А вот информация о походах боевых германских подлодок в Арктику достаточно скудна. А данных о деятельности немецких транспортных подводных лодок Третьего рейха, особенно в районах Карского моря и моря Лаптевых, в архивах, вообще, практически не сохранилось. Спрашивается, почему? Молчишь? Вот и я не знаю, тем не менее мы, наконец, подошли к самому главному. Теперь слушай очень внимательно. И как говорится — «мотай на ус». Я хочу, чтобы ты обратила самое пристальное внимание на информацию о секретной германской подводной эскадре «А». Субмарины этого подразделения официально никогда не числились в составе военно-морского флота Третьего рейха. Улавливаешь? В немецких архивах это соединение обычно именуется как «Личный конвой Гитлера», или реже — «Призрачный конвой». Хотя до сих пор мы не можем установить, о чём в данном случае идёт речь: o двух различных соединениях германских субмарин или об одном секретном подразделении.

— И вероятнее всего, искомая нами U-3547 была приписана именно к этой эскадре! На бумаге нашей подлодки как бы не существовало, потому и сведений о ней нет в Военно-морском архиве. А на самом же деле она не только была спущена на воду, но и успешно действовала в составе Крингсмарине! — воскликнула я.

— Я рад, что ты, Ростова, как всегда, всё схватываешь на лету. Теперь тебе понятно, почему перед вашим вылетом в Прибалтику я поставил задачу оценить затопленную подлодку именно с точки зрения возможности использования её не как боевой единицы, а как средства для перевозки грузов? Так вот, сегодня нам уже стало достоверно известно, что к эскадре «А» имели отношение те подводные лодки, которые изначально проектировались и строились немцами как постановщики минных заграждений, и соответственно имели по сравнению с обычными лодками гораздо большее водоизмещение. Это давало возможность ещё на начальных стадиях строительства лодки при необходимости переоборудовать её для перевозки грузов. Для этого, по сути, достаточно было снять вооружение и подвергнуть незначительной перепланировке внутренние отсеки. Правда, нам также известно, что работа над этим проектом была неожиданно прекращена, причём, по инициативе самого гросс-адмирала Карла Дёница.

Таким образом, немцы использовали для хозяйственных нужд переоборудованные субмарины, изначально предназначенные для постановки минных заграждений. Субмарины этого типа чаще всего не применялись немцами по своему прямому назначению, а использовались как подводные транспортные суда. Вообще-то, это секретное подводное соединение субмарин крайне интересно ещё и тем, что до начала активных боевых действий в ходе Второй мировой войны никто особо не задумывался о том, что в ближайшее время может очень остро встать вопрос о жизненной необходимости использовать подводные лодки Кригсмарине как транспортные суда. Но уже первые итоги боевых действий в Норвегии заставили гросс-адмирала Дёница шире посмотреть на использование своих субмарин. А вскоре и, вообще, стало очевидным, что для эффективной поддержки частей Вермахта, участвующих в боевых действиях в Норвегии, необходимо было максимально использовать практически все, имеющиеся в наличии боевые подлодки для доставки войскам боеприпасов и топлива. Но всерьёз об этой проблеме в немецком генштабе заговорили осенью 1942 года, когда особо остро встал вопрос об использовании подлодок для внезапного вторжения немецких войск в Исландию. С этой целью на верфях Третьего рейха были заложены и вскоре построены подводные транспорты, первым из которых стал танкер U-459. А вскоре в состав германских военно-морских сил вошли две серии специально построенных транспортных субмарин — «дойных коров», как называли их сами немецкие подводники. Хотя это уже чисто технические вопросы, и я даю тебе эту информацию, скорее просто как справочную.

Однако следует признать, что в водах советской Арктики подводные транспортники никогда не использовались. А вот склады боеприпасов и топлива, созданные на уединённых и безлюдных арктических островах. Косвенным доказательством этого можно считать неоднократные обнаружения в водах Карского моря и моря Лаптевых немецких торпед, установленных на специальных металлических рамах, оборудованных транспортными поплавками.

В 1943 году на верфях Германии были заложены 15 подводных лодок с системой «шноркель». Это устройство позволяло подводным лодкам Дёница ходить на дизельной тяге на перископной, то есть очень малой глубине. Такие, принципиально новые, субмарины предназначались для перевозки особо секретных и ценных грузов. Весь этот проект как раз и был связан с обеспечением лодок «Призрачного конвоя». Возможно, в Прибалтике Суходольскому удастся пролить свет на эту тёмную сторону деятельности Кригсмарине.

Таким образом, резюмируя всё вышесказанное, мы можем сказать, что основной деятельностью «Призрачного конвоя» в водах Арктики, скорее всего, былa не охота за советскими транспортами и кораблями, а доставка неких спецгрузов в пока неизвестное нам место назначения. Так как это, скорее всего, были совершенно особые грузы, я могу предположить, что и ценности, которые мы ищем, вывозились таким же образом. Конечно, мы пытались найти хоть какую-нибудь документацию о такого рода операциях Третьего рейха, но пока безуспешно. Как ты понимаешь, данные сведения, безусловно, должны были сохраниться в военно-морских архивах Третьего рейха, но, по-видимому, по иронии судьбы, они оказались в той части документов, которые достались после войны США. А между тем ознакомление с ними могло бы рассказать нам очень многое…

— Товарищ генерал, — наконец, не выдержала я, — если архивные данные так скудны, то не совсем понятно, что же послужило причиной того, что в 1990 году наше ведомство вновь заинтересовалось этим вопросом?

— Дело в том, что именно в 1990 году, благодаря одному московскому аспиранту-историку, который писал диссертацию по этой теме, в Военно-морском архиве неожиданно всплыл рапорт одного капитан-лейтенанта, командира советского тральщика, который подробно докладывал командованию Северного флота об интереснейших документах, попавших в его руки после того, как в сентябре 1944 года его тральщик потопил в Карском море немецкую подлодку, — генерал взял в руки очередную папку и, вновь открыв заложенную страницу, прочёл:

«…Утром 12 сентября 1944 года гидроакустик доложил, что слышит на небольшой глубине в пяти кабельтовых от нас неизвестную подводную лодку. Я спустился к нему и, взяв наушники, тут же услышал сначала едва различимый, а потом всё более нарастающий шум корабельных дизелей. Вскоре сомнений не осталось — среди безмолвия ледяной пустыни звенела дизелями немецкая субмарина. Я тотчас отдал команду: «Стоп машины». Замерев на месте, мы ждали. Когда звуки дизелей слышались уже в кабельтове от нас, я скомандовал «полный вперёд!» и через несколько секунд — «сбросить глубинные бомбы!». Возникший за нашей кормой громадный водяной столб на мгновение завис в воздухе, а затем обрушился в море. В середине его вдруг образовалась яркая вспышка. Это, по-видимому, сдетонировал весь боезапас субмарины. А через мгновение наступила полная тишина. Только утробное бульканье и хорошо слышимый гидроакустикам жуткий треск лопающихся под чудовищным давлением воды перегородок немецкой субмарины постепенно стихали в ледяной глубине. Вскоре, дым рассеялся и на поверхности моря спокойно покачивались лишь обезображенные взрывом трупы двух германских подводников в чёрных прорезиненных гидрокомбинезонах, а вокруг медленно расплывалось быстро увеличиваясь, прямо на глазах, пятно соляры. Мы сразу спустили шлюпку и подошли к месту гибели субмарины. Рядом с трупами плавал сильно обгоревший при взрыве жёлтый кожаный портфель и оранжевый спасательный круг. Больше на поверхности воды ничего не было…»

— обрати внимание, Ростова, — жёлтый кожаный портфель! Потом поймёшь, о чём я. Читаем дальше.

«…В портфеле оказался чудом уцелевший кусок карты с частью острова Земля Александры с нанесённым на ней неким неизвестным объектом…

…Примерно через две недели после этого происшествия наш тральщик вместе с минным заградителем были направлены в район Земли Франца-Иосифа и острова Северный Новой Земли для обеспечения зимовки членов экспедиции метеостанций. Кроме того, в полученном нами приказе был обычный и набивший всем нам оскомину дежурный пункт, ориентировавший капитанов и командиров советских судов на поиск и уничтожение нацистских субмарин и тайных немецких морских баз. В сентябре 1944 года наши корабли подошли к кромке льдов примерно в 50 милях от Земли Франца-Иосифа. Минный заградитель стал пробиваться через льды к полярной станции, а наш тральщик остался на свободной воде.

И вот тут, чтобы с пользой использовать почти недельное ожидание минного заградителя, я решил воспользоваться пунктом приказа о поиске тайных немецких баз и пошёл к острову Земля Александры. Это покажется невероятным, но мы не только практически сразу нашли секретную немецкую базу, но и сумели проникнуть в её подземные помещения по хорошо замаскированной каменной лестнице, вырубленной прямо в скале. Добравшись до самого нижнего яруса, мы прошли подземным коридором до двух хорошо оборудованных помещений, обшитых крепкими брёвнами. При тщательном осмотре самой базы было обнаружено два бетонных пирса, укрытых полуистлевшей маскировочной сетью. На одном из них стоял подъёмный кран, вероятно, предназначенный для подъёма и погрузки мин и торпед на борт субмарины. Другой пирс, видимо, использовался для ремонтных работ и зарядки судовых аккумуляторных батарей…»

— Дальше больше, — генерал встал из-за стола и стал важно прохаживаться по кабинету. — Выяснилось, что о появлении немцев на острове Земля Александры полярники сообщали ещё до начала войны — в начале 1941 года. Тогда лётчики нашей полярной авиации заметили над этим советским островом немецкий самолёт типа Dо-215. А летом 1942 года, они же засекли работу неизвестной радиостанции и видели, как кто-то подавал немцам сигналы ракетами. При осмотре острова с воздуха были обнаружены неизвестные ранее сооружения, накрытые металлической сеткой. Но почему-то ни руководство Главного Управления Севморпути, ни командование, ни разведка Северного Флота никаких мер не приняли. Потом вспомнили о Земле Александры только в сентябре 1951 года, когда ледокол «Семён Дежнёв» подошёл к островам Земля Александры и Земля Георга. На борту судна в это время находились научные сотрудники института «Арктикпроект» под руководством профессора Топоркова. Они-то и обнаружили ещё одну укреплённую немецкую базу. Причём по периметру всей территории была сооружена надёжная оборона. По периметру были выдолблены окопы в полный профиль с пулемётными гнёздами, несколько блиндажей и дзотов, с установленными в них ротными миномётами. В жилых землянках были найдены сохранившиеся служебные бумаги. В самом большом блиндаже была установлена радиостанция. Там же была обнаружена инструкция по ведению научных исследований и журнал с подробными записями метеорологических наблюдений. Записи в этом журнале регулярно велись вплоть до 24 мая 1944 года…

Жилой модуль включал несколько комнат, из которых две предназначались, по-видимому, для офицерского состава. Кроме спальни, рассчитанной на несколько десятков человек, здесь же была обустроена кухня, столовая и кладовые комнаты. Там было складировано большое количество разнообразных мясных консервов, несколько видов сухих супов, сливочное масло, сухое молоко, сушёные овощи, вяленое мясо, а в бочках — большое количество солёной рыбы, растительного масла и несколько ящиков красного и белого вина. Одним словом, там был оборудован прекрасно оснащённый склад продовольствия. Подобные склады, грамотно замаскированные нацистами на пустынных островах, которые в большом количестве разбросаны вдоль Северного морского пути, создавались, видимо, специально для экипажей немецких подлодок.

Кроме того, возле бункера были обнаружены алюминиевые гильзы от осветительных ракет, которые были маркированы 1941 годом. Все, обнаруженные там станки были хорошо смазаны и тщательно законсервированы. Рядом с мастерской лежала несколько лёгких моторных лодок, исправных и полностью готовых к использованию. Позже по записям в обнаруженных на базе дневниках удалось выяснить, что советские полярники нашли не что иное, как тайную военно-морскую базу № 24, пеленгаторной и метеорологической службы Кригсмарине. В непосредственной близости от основной базы в небольшой рубленой избушке находилась ещё одна мощная радиостанция. Найденные здесь документы свидетельствовали, что до 1944 года там располагалась немецкая метеопартия под кодовым обозначением «Кладоискатель» под командованием лейтенанта А. Маркуса и научного руководителя В. Дресса. Метеопартия занималась обеспечением немецких кораблей, подводных лодок и самолётов метеосводками и сообщениями о состоянии ледовой обстановки, радиоперехватами и дешифровкой наших радиограмм, а также радиопеленг советских и союзных военных конвоев. База «Кладоискатель» успешно просуществовала в Арктике до начала 1944 года. Вот так-то.

— То есть, если я правильно поняла свою задачу, то нам необходимо облазить всю Арктику и не только обнаружить все немецкие тайные базы, но и подлодки, причём где бы они ни находились? И всё это в надежде, что одна из них окажется искомой U-3547?

— В целом ты, Ростова, совершенно верно сформулировала поставленную задачу. Правда, по своей привычке, поняла свою задачу несколько шире. И я понимаю твою иронию. А если серьёзно, то мы же с тобой не знаем, успела эта субмарина доставить наш груз в место назначения. Если нет, значит, груз всё ещё на борту. Если успела — то искомые сокровища, скорее всего, ещё находятся где-то в Арктике. Я понимаю, что задача перед тобой стоит архисложная, но я не требую от тебя избороздить вдоль и поперёк всю Арктику. Я хочу, чтобы ты включила свои великолепные мозги и использовала на всю катушку уникальные аналитические способности, унаследованные от отца и, проанализировав имеющуюся у тебя информацию, нашла, хоть какую-нибудь зацепку, где искать. Понимаешь?

— Да, — закивала я головой, окончательно растерявшись и отчаянно покраснев. Поскольку слышать подобные хвалебные оды в свой адрес, да ещё из уст самого генерала мне ещё не приходилось.

— Как видишь, материала для анализа у тебя предостаточно. Вот тут, — генерал протянул мне очередную папку, при виде которой мне вдруг захотелось взвыть, и я почувствовала приступ лёгкой тошноты, — ты найдёшь исчерпывающую информацию по Земле Александры, а, вернее, по полуострову Полярных Лётчиков. Там, рядом с бывшим немецким аэродромом, наши специалисты приступили к строительству военного аэродрома. Немцы в своё время намного упростили задачу советским военным. Поскольку место размещения немецкой взлётно-посадочной полосы было выбрано настолько идеально, что летом она быстро просыхала из-за постоянных сильных ветров, а зимой по тем же причинам не требовала больших усилий для очистки ото льда и снега.

Известно, что при проведении строительных работ неподалёку от заложенного аэродрома строители обнаружили несколько вентиляционных отверстий, но к сожалению, далее никто не попытался ничего узнать об их истинном предназначении. В конце 50-х годов, эти вентиляционные шахты тайной немецкой базы были совершенно случайно обнаружены полярными лётчиками во время осмотра взлётной полосы бывшего немецкого аэродрома. В результате тщательного осмотра, лётчики нашли вход в подземелье, но, внутрь помещений подскальной базы спуститься не смогли, так как начался прилив и вход в пещеру стал стремительно уходить под воду.

Используя имеющуюся у нас информацию, логично предположить, что эту секретную базу надо искать где-то на берегу недалеко от восточного ледника острова. Вероятнее всего, вход на базу расположен где-то рядом с ледником, так как именно здесь ещё в советское время, была замечена атомная подлодка ВМФ США. Довольно длительное время её экипаж внимательно рассматривал что-то в бинокли на прибрежных скалах.

Второй раз американская атомная подводная лодка была обнаружена в этом же районе уже в этом году. Что-то же там искали американские подводники…

— Это хорошо, но весь вопрос в том, что я даже примерно не представляю себе, с чего начать поиски, — озадаченно проговорила я. — Информации, не спорю, очень много, но как её приложить на местности, пока мне непонятно.

— Пограничники помогут, — оптимистично ответил генерал, — я уверен: с твоим аналитическим умом задача вполне выполнимая. Вот тебе ещё подборочка. Здесь специально для тебя спецы обозначили наиболее вероятные места расположения немецких баз, исходя из различных факторов, в том числе: особенностей рельефа, интенсивности судоходства и климатических условий, а также результатов дешифровки немецких радиограмм в период войны. В общем, дерзай.

— Я польщена, товарищ генерал, — не зная, что ещё сказать, уныло взяла толстенную папку из рук начальника и углубилась в чтение. Чeстно говоря, голова у меня шла кругом. И в первый, наверное, раз в жизни я даже примерно не представляла себе с чего начать…

«…Белужья губа находится между островом Междушарский и южным островом Новой Земли, к западу от залива Рогачёва. Это место весьма удобно для базирования, так как все корабли, находящиеся в этой акватории, могут как легко заходить в неё, так и беспрепятственно выходить в океан сразу через два пролива: между мысом Лилье и северозападной оконечностью острова Междушарский, или — непосредственно через пролив Костин Шар.

Такая же система была предусмотрена в германском порту Киль, где базировались постоянно германские субмарины из «Призрачного конвоя».

Для решения основной задачи по определению мест наиболее вероятного нахождения немецких военно-морских баз необходимо проанализировать по возможности все случаи проявления активности не только германских субмарин, но и самолётов над советскими арктическими территориями:

Так, в июле 1942 года подлодка U-601 была замечена у Новой Земли. В тот день она из надводного положения расстреляла два гидросамолёта и сожгла постройки полярной станции. А через несколько часов довольно успешно атаковала советский гидросамолёт МБР-2, который, выполняя специальное задание командующего Северным флотом, приводнился в заливе Рогачёва».

Все эти события говорят о том, что наши самолёты помешали экипажу немецкой субмарины, чего-то ожидавшей в районе вероятного расположения секретной немецкой базы, например, своей очереди для захода в подскальные туннели для пополнения запасов топлива и продовольствия.

Скорее всего, этим и объясняется тот факт, что в вахтенном журнале U-601, а также других документах, попавших, в разное время в распоряжение Военно-морского архива отсутствуют записи об успешных атаках на советские суда и самолёты в Арктике.

Вероятно, в Кригсмарине существовали секретные приказы, категорически запрещающие любые боевые действия в районах размещения тайных морских баз. Следовательно запись, даже об успешной атаке, могла повлечь за собой серьёзные неприятности для командира подлодки.

Так, в конце августа 1942 года в район острова Междушарский открыто подошли одновременно две немецкие подлодки. Но их обнаружили дозорные корабли советской морской базы, расположенной в то время на островах Новой Земли. В результате немецкие субмарины, не приняв боя, быстро покинули этот район.

Радисты полярной станции, расположенной в заливе Благополучия летом 1943 года, неоднократно фиксировали работу неизвестной мощной радиостанции. После того, радист полярной станции «Залив Благополучия» открытым текстом доложил об этом на Диксон, напротив станции всплыла немецкая субмарина и артиллерийским огнём уничтожила постройки станции.

В августе 1943 года неопознанная немецкая подлодка вышла на радиосвязь с неизвестной маломощной радиостанцией у мыса Крашенинникова. Приняв радиосигнал, субмарина вошла в залив Благополучия.

Я перевела дух и под пристальным взглядом генерала продолжила «впитывать» информацию:

Бывший командующий Беломорской военной флотилией, тогда ещё вице-адмирал Ю. Пантелеев так описывал этот регион:

…Острова протянулись почти на тысячу километров. На суше — полное бездорожье. Сообщение между нашими полярными станциями возможно только морем или на оленьих упряжках. При этом на Новой Земле много глубоких, хорошо укрытых бухт на берегах которых даже во время войны так ни разу и не ступила нога североморца. Большая часть домов промышленников была нанесена на наши карты только по данным опроса охотников и рыбаков. А подробную карту архипелага подготовили и издали лишь через несколько лет после окончания Великой Отечественной войны.

И, хотя в 1942 году во многих местах архипелага появились наши посты наблюдения и связи, не исключено, что в некоторых бухтах существовали хорошо укрытые базы фашистских подводных лодок…

…По данным разведсводок Северного флота, появление немецких самолётов в различных арктических районах в период с 1942 по 1944 год фиксировалось — 161 раз…

— Всё, хватит, — решила я про себя, — иначе так можно сойти с ума. И поднявшись, собрала папки с документами в аккуратную стопочку, сдула с них невидимую пыль и, ещё раз обречённо посмотрев на генерала, тяжело вздохнула и направилась к двери.

— Ростова, вылет через три часа, — крикнул мне вдогонку генерал, — и прихвати с собой что-нибудь из тёплой одежды!

Тикси, сентябрь 1999

…Кое-что из тёплой одежды я с собой всё-таки прихватила. Тоненький пуловер в пластиковом пакете…

Если бы я только представляла себе, что меня ждёт впереди! Конечно, кое-какие предчувствия не покидали меня всю дорогу. И все они были весьма далеки от оптимистических.

…Но чтобы быть справедливой до конца, сразу обмолвлюсь, что на месте не всё оказалось так плохо. Например, с начальником местной пограничной заставы мы отлично поладили. Этот лихой капитан, молодой и очень стеснительный, был при всех своих очевидных достоинствах ещё и весьма умён. К тому же он обладал, на мой взгляд, редким чувством юмора и не менее редкой, но очень подходящей к данному географическому месту фамилией — Омулев (для непонятливых поясню: омуль — самая вкусная рыба в здешних местах). В общем, с капитаном мы подружились, и он сразу пошёл мне навстречу. Ну что же омуль, действительно, — рыба что надо — стремительная и, к сожалению жутко упрямая. Единственным его недостатком, опять же, по-моему, сильно хмельному на тот момент времени, мнению, была почти девичья стеснительность. Но как ни странно, именно вследствие оной мы и оказались в его постели. Прошу у читателя пардона за столь милые подробности, но что было то было. Как бы там ни было, настроение у меня после знакомства с ним определённо улучшилось. В общем, мы решили совместить ужин с завтраком, который (я имею в виду завтрак, а не ужин), забегая вперёд, скажу, не удался по не зависящим от нас причинам и, по моим наблюдениям, остались весьма довольны друг другом. Он, судя по всему, мной всей целиком, я же, в свою очередь, — его абсолютным неумением увлечь девушку именно сексом, а не рассказами бывалого пограничного волка. На которого, сразу скажу, судя по постели, он тянул явно на «троечку», правда, с «плюсом». Но обо всём по порядку.

Если у кого-то возникнет шальная мысль о том, что вся эта история была мне по душе, тот, как говаривала моя бабушка, сразу попадёт пальцем в небо. Ибо, поверьте на этот раз, секс-туризм — не цель моего прилёта в этот затерянный мир, по крайней мере, — не основная. Всю дорогу я не уставала мысленно произносить «хвалебные» оды главному инициатору моей поездки генералу Тарасову, который совершенно неожиданно сорвал меня из Эстонии, где начинался первый этап одной очень секретной и оттого интересной операции, и, окончательно заморочив мне голову просто немыслимым количеством сверхсекретной информации, в приказном порядке загнал на самый край Земли. Правда, как вы уже поняли, в Прибалтике Балтийское море тоже не баловало нас ни тёплой водичкой, ни гостеприимством, но море Лаптевых, скажу я вам, — просто сплошной экстрим.

Как я сюда добиралась — отдельная песня. Если до Хатанги летают, в общем-то, неплохие пассажирские самолёты, то до Тикси — конечного пункта моего путешествия — по неизвестной никому причине пришлось трястись на почтенного возраста транспортнике АН 12. Так что майор ФСБ Ростова в течение нескольких часов делила салон самолёта с картонными коробками, мешками с почтой и тремя здоровенными клетками, в которых весь полёт неистово кудахтали и пытались вырваться на волю несколько десятков кур. Мало того, в транспортной авиации, как я очень скоро поняла, кормить пассажиров не принято, так как, видимо, всё, что находится в грузовом отсеке, считается просто «грузом», в еде не нуждающимся. Так что, сами понимаете, с трапа я сошла злая, уставшая, зверски голодная и при этом жутко лязгала от лютого холода зубами.

Не удивляйтесь: когда я улетала из Москвы, а на сборы мне оставалось после долгой беседы с генералом всего полчаса, погода в столице стояла жаркая, градусов 25 по Цельсию, и одета я была соответственно. Во льняной короткий сарафанчик голубого цвета и босоножки цвета василька. Из самолёта же я вылезла, кутаясь всё в тот же, к счастью, захваченный мной из Москвы тоненький пуловер. Ибо у нас в конторе так много заботливых сотрудников, но, как всегда, никто не потрудился предупредить хрупкую девушку, что на побережье моря Лаптевых в сентябре запросто может идти мокрый снег с дождём, а температура воздуха частенько не превышает отметку в плюс 2 градуса. Правда, опять-таки справедливости ради необходимо уточнить, что генерал посоветовал мне прихватить тёплую одежду. Но я же не знала, что, оказывается, он имел в виду ватные штаны и овчинный тулуп, который следовало надеть поверх стёганной телогрейки! Вот при таких неблагоприятных для моего хрупкого девичьего организма обстоятельствах и подвернулся мне под руку означенный выше начальник заставы. Конечно, оказался он на аэродроме не случайно, а специально встречал меня по звонку из Москвы.

— Капитан Омулев, начальник здешней пограничной заставы, — коротко представился он, и что было особенно приятно, без промедления заботливо укутал меня в огромного размера белоснежный овчинный полушубок, и только после этого доброжелательно поинтересовался, как я долетела. Услышав мой не слишком любезный ответ, усмехнулся и для начала сразу, там же на аэродроме, пригласил меня, как он выразился, в ресторан, правда, со странной покосившейся от времени вывеской «Пельменная». Увидев название этого заведения, я даже не насторожилась, потому как от голода и холода уже начинала терять сознание. Накормили меня там, правда, по-царски. И вот пока капитан «умасливал» меня роскошным обедом, я успела в общих чертах узнать, что здесь всё-таки произошло.

Со слов начальника заставы, который на протяжении всего рассказа с живым и неподдельным интересом наблюдал, как я уписываю за обе щёки настоящие сибирские пельмени с густой и жирной сметаной, выяснилось, что не далее как позавчера примерно в 14.00, пограничный наряд в составе старшего сержанта Посевкина и ефрейтора Лопехо обнаружил на побережье выброшенный на берег надувной спасательный плот. На нём, помимо различных предметов первой необходимости, а именно ракетницы с комплектом сигнальных ракет и аптечки, лежал интереснейший во всех отношениях труп. В принципе, как говорится, о трупах или ничего, или хорошо, однако, в данном исключительном случае всё меняло на корню одно обстоятельство. Тело было полностью облачено в добротный серого цвета прорезиненый комбинезон, под которым обнаружилась… полная форма Кригсмарине с многочисленными боевыми регалиями. Для тех, кто не в теме, охотно поясню: Кригсмарине (Kriegsmarine) — военно-морские силы Третьего рейха, то есть времён Второй мировой войны. На вид покойнику было лет сорок, и сохранился он превосходно. Вся одежда на нём была тоже в полном порядке. Он смирно сидел в своём спасательном плоту, который, видимо, автоматически надулся при всплытии на поверхность и теперь мирно покачивался на прибрежных волнах. Пограничники в своём мнении были единодушны, что если не его форма и прочий сопутствующий антураж, то покойнику навскидку дали бы с момента смерти три дня от силы. Причина смерти пока была не выяснена — над загадочным трупом ещё колдовали эксперты, но капитан Омулев сразу уверил меня в том, что ничего сверхъестественного в этом случае лично он не усматривает. По его словам, в здешних местах, где температура воздуха даже летом, которое длится от силы месяц-полтора, как правило, не поднимается выше 12 градусов по Цельсию, а зимой — страшно сказать — опускается до минус 55 по той же шкале, покойники прекрасно сохраняются. Единственное обстоятельство, которое насторожило начальника заставы, так это тот факт, что спасательный плот, на котором находился покойник, как уже было сказано, был надувной и на момент обнаружения упругих очертаний своих не потерял. Каким образом за пятьдесят с лишним лет конструкция плота удержала внутри именно то количество воздуха, сколько и было положено для данной конструкции, пока сказать никто не мог. Даже учитывая хвалёное немецкое качество, что-то тут было явно не так. Но с этим чисто техническим вопросом капитан весьма самонадеянно пообещал разобраться в самое короткое время.

Наконец, насытившись, окончательно согревшись и вежливо отказавшись от добавки, я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы поближе ознакомиться с обстоятельствами дела. Однако сразу выяснилось, что всё не так просто. По словам начальника заставы, местный судмедэксперт по фамилии Мороз ещё вчера отправился на рыбалку, так как начались выходные. Ключи от городского морга он всегда и везде носил с собой, и поэтому до понедельника, который должен был наступить только завтра, попасть в печальное помещение и осмотреть покойника не было абсолютно никакой возможности.

— Понимаете, при всём уважении к вам, — смущённо говорил Омулев, — в данном вопросе я вам ничем помочь не могу. У нас здесь совсем иной, нежели у вас в столице, уклад жизни. Более патриархальный, что ли. Так что до завтра, — он развёл руками, — время есть, и мы можем посмотреть на месте, где мои ребята нашли плот. Кроме того, вчера утром мой наряд обнаружил ещё кое-что крайне любопытное недалеко от места первой находки. Уверяю, вам будет интересно. Впрочем, если вы устали, могу устроить вас в гостиницу, отдохнёте, а завтра с утра, со свежими силами займётесь делами. Только я уже не смогу вас сопровождать, сами понимаете, должен быть на вверенной мне заставе, — огорчённо добавил он.

Глядя в плутоватые глаза пограничника, я сразу поняла, что он очень хочет всеми правдами и неправдами затащить меня на свою заставу. Его мысли нормального здорового мужика, явно долгое время обходившегося без женской ласки, предельно ясно читались на его смущённом лице. Я окинула внимательным взглядом этого рослого, молодого и в меру симпатичного капитана и тут же представила себя коротающей вечер и ночь в холодной городской гостинице, где наверняка нет даже горячей воды, с тоской подумав, что придётся засыпать под завывание ветра за окном, по которому барабанит дождь со снегом… В общем, зная наперёд, чем это всё закончится, я решилась. В конце концов, по долгу службы я была просто обязана ознакомиться с местом обнаружения плота и допросить наткнувшийся на него наряд. Успокоив, таким образом, свою совесть, я протянула капитану руку:

— На заставу, так на заставу.

Но оказалось, что до пограничной заставы нужно было ещё добираться. «Полчаса на вертолёте, и мы на месте», — так, по крайней мере, выразился капитан. После сытного обеда меня со страшной силой вдруг стало клонить в сон, и я, отчаянно зевая, вышла из «Пельменной» и тяжело загрузилась в «Уазик», который и домчал нас за пять минут до пятнистого пограничного МИ-6, в ожидании пассажиров терпеливо перемалывающего воздух огромными лопастями. «Вертушка» данной конструкции со своими металлическими клёпаными полами, жёсткими скамейками по бортам и абсолютным отсутствием звукоизоляции была хорошо мне знакома ещё по финской границе, где я отбарабанила без малого два года старшим инструктором службы собак. Так что, уже забираясь внутрь салона по шаткой металлической лесенке, я обречённо подумала о том, что «покемарить» в воздухе после сытного обеда вряд ли удастся.

Пограничная застава располагалась на большом острове, название которого, из вполне понятных соображений, я здесь приводить не буду. Длинное жилое здание из белого кирпича для рядового и сержантского состава притулилось одной стороной к огромному плато, крутым обрывом срывающемуся в море, а перед ним простиралась довольно широкая полоса песчаного пляжа, местами заваленного тёмными валунами, среди которых хорошо были видны торчащие из песка деревянные столбы сигнализационной системы «Гордина». Это, имея богатый опыт пограничной службы, я определила сразу. Рядом, на сравнительно небольшой, но тщательно очищенной от камней площадке располагались: пара деревянных коттеджей комсостава, питомник служебных собак, да пограничная вышка с маячившим на самой верхотуре часовым. В общем, всё точно как в песне: «вот и вся она как есть пограничная застава». А дальше, насколько хватало глаз, простиралось серое, а точнее, прямо-таки тяжёлого свинцового цвета, слегка подёрнутое рябью холодное море Лаптевых.

Пока подбежавшие пограничники выгружали из вертолёта большие, выкрашенные в зелёный цвет деревянные ящики, я тоскливо оглядывала пейзаж, кутаясь в овчинный полушубок. Минут через десять разгрузка закончилась, и мы, уворачиваясь от мощных зарядов мокрого снега, наконец, добрались до здания заставы. При входе с правой стороны, как и положено, располагалась «дежурка». Едва мы вошли, из-за стола вскочил дежурный и коротко доложил начальнику:

— Товарищ капитан, в ваше отсутствие на участке заставы без происшествий.

Омулев кивнул дежурному и, отперев расположенную слева дверь кабинета с табличкой «канцелярия», галантно пропустил меня вперёд. Я вошла и, сразу почувствовав тепло, с облегчением скинула с плеч тяжеленный тулуп, затем оглядевшись, присела на один из стульев, стоявших в ряд вдоль стены.

— Может, коньячку? — предложил капитан, сняв камуфлированный бушлат, и аккуратно повесив его вместе с моим тулупом на вешалку.

— А, знаете, — ворчливо отозвалась я, внезапно почувствовав кураж, — не откажусь.

— Ну и замечательно, — Омулев достал связку ключей, и, отперев выкрашенный тёмно-зелёной краской сейф, извлёк оттуда початую бутылку армянского «Арарата» с пятью звёздочками на этикетке, пару гранёных стограммовых стопок явно ещё советского производства, блюдечко с нарезанным лимоном, и выставил всё это прямо на свой письменный стол.

Меня дважды приглашать не нужно, поэтому я молча взяла бутылку и, пока капитан убирал в сейф свой служебный пистолет, быстро разлила коньяк.

— Ну, Наталья Александровна, как говорится, с прилётом, — капитан поднял стопку и, хитро посмотрев на меня, представился:

— Дмитрий, но для вас можно просто Дима.

— Будем знакомы, Дима. — я подняла рюмку, — надеюсь, сработаемся, — опрокинув в себя коньяк, я с наслаждением положила в рот кусочек сочного лимона, сразу почувствовав, как приятное тепло разливается по всему телу и слегка начинает кружиться голова.

— А вы очень красивая женщина, Наталья Александровна, — Омулев посмотрел мне в глаза и, уловив мою улыбку, расценил её, видимо, по-своему, — поймите правильно, в наших широтах мы совсем одичали, поэтому прошу относиться снисходительно к моим неуклюжим комплиментам, хорошо?

— Да всё в порядке, Дима, только давай сразу перейдём на ты, так мне общаться более комфортно, к тому же женщины не любят, когда, пусть косвенно, но намекают на их возраст.

— Помилуйте, — капитан запнулся, — и в мыслях не держал тебя обидеть. Прости, дурака, говорю же, недостаток общения с женщинами накладывает свой отпечаток.

— А как же твоя жена? — задала я явно провокационный вопрос. — Или жена — это уже не женщина?

— Увы, Наташа, мы тут живём в таких условиях, что жёны надолго здесь не задерживаются. Прошли нынче времена декабристок. Моя, например, выдержала всего полгода, хотя это на нашей заставе пока абсолютный рекорд. Так что, все мы здесь неженатые и свободные. Выбирай любого. Ну вот, опять пошутил неудачно, — огорчённо произнёс Омулев и разлил ещё по одной.

— Дима, а всё-таки, что вы можете ещё рассказать об обнаруженном плоте? — попыталась я перевести разговор в деловое русло, так как по глазам захмелевшего капитана, уже с откровенным интересом разглядывающего мои коленки, поняла, что он вполне готов перейти к более решительным действиям.

— А тут и рассказывать-то особенно нечего, смотри сама, — с этими словами он открыл ящик стола и вывалил передо мной целую пригоршню немецких орденов.

Я осторожно разложила их на зелёном сукне письменного стола. Тусклый блеск регалий из прошлого завораживал взгляд. Железный Крест первого класса на игольчатой заколке с характерным серебрением «Берлинский снег», с серебряной свастикой посередине, отливал чёрным лаком. Следующая награда — испанский крест с мечами в золоте — был поистине произведением искусства: золотой мальтийский крест с двумя скрещёнными мечами, рукояти которых напоминали по форме еловые шишки. На каждом мече парящий орёл, держащий в когтях свастику. Лента Железного Креста второго класса, видимо, вынутая из петлицы кителя, безусловно, оригинальная, в идеальном состоянии, ничуть не выгоревшая, несколько медалей за выслугу. Я отодвинула награды в сторону и вопросительно посмотрела на Омулева.

— Это я приказал снять все цацки с немца перед отправкой в город. Сама понимаешь, городок там хоть и маленький и все друг друга знают, но от греха подальше, решил оставить эти регалии у себя в сейфе до твоего прибытия. Согласись, так надёжней.

— Безусловно. Молодец! А сфотографировать в изначальном виде труп догадались?

— Обижаешь. Конечно, всё зафиксировали, — капитан опять потянулся к сейфу, достал фотоаппарат «Casio» и протянул мне. — На, любуйся. Прямо красавец. Почти сотню снимков отщёлкали.

Я осторожно взяла в руки аппарат и покачала головой:

— Откуда такая роскошь? Цифровой? Последняя модель?

— Да, — не без гордости заявил Омулев, — моряки подарили. Японский, последнего поколения.

— А как включается? — я нерешительно вертела аппарат в руках.

— Давай покажу, — Омулев взял камеру у меня из рук и нажав кнопку, протянул мне.

Я опустила глаза и несколько минут тупо смотрела на тёмный дисплей, на котором словно насмехаясь надо мной, мерцала белая надпись: «снимков нет». Потом молча протянула капитану. Тот тоже помолчал секунду, потом потянулся к селектору и, нажав красную кнопку, рявкнул так, что у меня заложило уши:

— Ефрейтора Лопехо ко мне! Бегом!

— Это что? — гневно спросил Омулев раскрасневшегося и запыхавшегося, видимо, от бега, ефрейтора, едва тот переступил порог кабинета.

— Фотоаппарат! — громко и чётко доложил Лопехо.

— Я сам знаю, что это такое. Я спрашиваю, снимки где? — опять рявкнул капитан.

— Не могу знать, товарищ капитан. Я всё отснял, как вы приказали, и передал фотоаппарат вам. Лично в руки.

— Свободен! — уже спокойней приказал начальник и, едва за Лопехо закрылась дверь, растерянно посмотрел на меня. — Чертовщина какая-то, действительно только позавчера вечером я показывал снимки Бадаляну. Ну, это начальник смежной заставы. Всё было в порядке.

— Может, случайно, кто-то из вас нажал не ту кнопку? Только честно — выпивали с Бадаляном? — я в упор посмотрела на Омулева.

— Честно? Ну, собирались. Но успели махнуть только по одной, вот из этой самой бутылки, — капитан показал рукой на почти полную бутылку «Арарата», стоящую на столе. — Но в это время сработал третий участок, и мы выехали по сработке.

— А дальше? — продолжала давить я.

— А что дальше? Выехали. Сработка была техническая. Проверили КСП и назад. Третий участок совсем близко к заставе, за полчаса управились.

— А фотоаппарат перед тем, как выйти из кабинета, ты догадался убрать в сейф? — резко спросила я, зная наперёд ответ.

— Нет, аппарат остался на столе. Но кабинет я запер. А по возвращении сразу убрал фотоаппарат в сейф.

— У кого ещё есть ключи от канцелярии?

— Как у кого? У обоих моих заместителей и у старшины заставы. Но вчера в моё отсутствие их на месте не было. Заместитель по боевой подготовке сейчас на учёбе в округе, замполит в Тикси, к нему сестра приехала, а старшина тоже выезжал с нами по сработке. Я с тревожной группой, а он с заслонами. Остальное время я был на заставе. Исключая сегодняшний день, я имею в виду те несколько часов пока вас… — Омулев запнулся и тут же поправил себя, — тебя встречал.

— А сегодня ночью? Ты же ночуешь у себя?

— Я был ответственным по заставе и всю ночь находился здесь, в канцелярии. И что теперь делать? — растерянно пробормотал капитан.

— Не знаю. Будем надеяться, что, хоть в морге всё сделают как надо. Кстати, вы сами отвозили обнаруженный труп в город?

— Нет, прилетел судмедэксперт, всё осмотрел и забрал труп в морг.

— Это тот, который сейчас на рыбалке прохлаждается?

— Так, у гражданских выходные же. Тем более все ждали вашего прибытия.

— Чёрт знает что! Действительно, патриархальный у вас городок. Все такие неторопливые и простые. Ну хорошо, а судмедэксперт этот позавчера тоже заходил в твой кабинет?

— Естественно. Бумаги какие-то свои заполнял.

— А потом?

— Дал мне подписать протокол осмотра, собрал свой чемоданчик и улетел.

— Так, сразу и улетел? Что, даже не махнул с вами по сто грамм? По такой-то погоде? — подозрительно покосилась я на бутылку.

— Ну почему сразу? Что мы не люди? Конечно, посидели чуток, но кроме меня, эксперта и Бадаляна никого в кабинете не было! Честно.

— Омулев, похоже, ты не до конца понимаешь, что произошло. Почему сразу не сказал, что выпивали втроём?

— Да не выпивали мы! Говорю же, только собирались, а тут сработал третий участок и мы с Бадаляном выехали…

— Это я уже слышала. Почему не сказал, что сидели вместе с экспертом? — рявкнула я.

— Пропуска на заставу у него не было. Сама понимаешь, пятница, вечер. Ну, не успел человек получить пропуск. Так что с того? Его же здесь все сто лет знают, как облупленного. К тому же все необходимые допуски у него есть.

— Ладно, с этим позже разберёмся. А что ещё из вещей при нём было? — спросила я строго.

— Портфель рядом с ним лежал. Сейчас, — Омулев бросился ко второму сейфу и загремел ключами. От волнения он никак не мог попасть в замочную скважину и справился с замком только с третьей попытки. — Фу, слава богу, на месте, — Омулев повернулся ко мне, счастливо улыбаясь. В руках он держал потёртый кожаный портфель рыжего цвета.

Я молча, но уже предчувствуя самое плохое, взяла из потных от волнения рук Омулева находку. Щёлкнула вытертыми до блеска бронзовыми замками и заглянула внутрь. Портфель был пуст. Я подняла глаза на капитана — он, всё поняв по моему взгляду, побледнел как полотно.

— Что было в портфеле? — едва сдерживаясь, спросила я.

— Алюминиевый тубус, а в нём рисунки какие-то цветные, карты, но все надписи на каком-то непонятном языке. Похоже, на арабском. Буквы такие интересные, полукруглые, написанные как будто вязью. Но некоторые на немецком, и в углу каждого листа стоял штамп — орёл со свастикой. У нас Лопехо немецкий хорошо знает, — совсем упавшим голосом промямлил Омулев.

Я долго сидела молча, глядя на окно. Ветер остервенело продолжал бросать снежные заряды в стекло, они тут же таяли и мутными водяными струйками стекали вниз. Потом налила себе полную стопку коньяка и залпом выпила. В голове внезапно прояснилось, и я, хлопнув ладонью по столу, посмотрела на совсем сникшего капитана.

— Значит, говоришь, Лопехо хорошо знает немецкий? Срочно давай его сюда!

Начальник снова наклонился к селектору. Через минуту на пороге возник ефрейтор Лопехо. В руках он держал пачку фотографий.

— Вот, товарищ капитан, я подумал, это может пригодиться. Я снял для себя некоторые, особенно интересные, на мой взгляд, рисунки. — виновато потупил взгляд боец.

Я вскинулась и, подскочив к ефрейтору, буквально выхватила из его рук ещё сырые фотоснимки. Быстро просмотрела их и с облегчением откинулась на спинку стула. Фотографии были, естественно, чёрно-белые. Качество, конечно тоже не ахти, но наши эксперты, я была уверена, разберутся. Хотя — стоп. Я быстро опять перелистала снимки и положила на стол один. На мгновение мне показалось… Я внимательно всмотрелась в нечёткое изображение какой-то старинной карты. Определённо, где-то я уже видела это… Нет, точно видела! Я даже тряхнула головой, пытаясь вспомнить где. Но как назло, мысль эта, занозой засевшая где-то глубоко в подсознании, никак не хотела оформляться во что-либо конкретное.

— Спасибо, вы свободны, — отпустила, наконец, я пограничника. — Фотографии я вам вернуть, к сожалению, не могу. Они останутся у меня. Почему, надеюсь, понятно? О том, что вы фотографировали содержимое портфеля, никому ни слова. Думаю, причины объяснять вам не нужно?

— Никак нет, — ответил ефрейтор и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Глядя на совсем сникшего начальника заставы, я налила себе и ему. Протянула стопку:

— Эти фотографии нужно немедленно отправить в Москву, в Главное управление ФСБ, генералу Тарасову. Сможешь устроить?

— Сержанта Фролова ко мне, — вместо ответа приказал по селектору Омулев.

— Не дрейфь, Дима, я своих не сдаю. Сама отпахала два года на финской, старшим инструктором службы собак. Так что 28 мая для меня такой же святой праздник, как и для тебя. Успокойся. Разберёмся. Часть рисунков и схем из портфеля есть на фотографиях ефрейтора, а это уже не так уж и мало. Дай команду с утречка подготовить «вертушку», полетим завтра вместе с тобой в город, посмотрим на нашего покойничка в натуре, так сказать. Лады? Ну, вздрогнули?

— Спасибо, Наташа, — окончательно севшим голосом пробормотал капитан.

— Ты только посмотри, как тебя перекосило. Успокойся, всё в порядке, — поспешно сказала я бодрым голосом, опасаясь, как бы его ни хватил удар. — Вот что, бери, Дима, бутылку и пошли к тебе. Что смотришь? Стресс снимать будем, самым древним и надёжным средством. Или ты против? Накинув на плечи тяжеленный тулуп и взяв окончательно растерявшегося капитана за вялую руку, я буквально вытащила начальника заставы на свежий воздух. После жарко натопленного помещения влажный морской воздух приятно освежал. Около офицерского коттеджа я остановилась:

— Давай покурим, Омулев, на природе, а то на вашей заставе я прямо взмокла вся, вода-то, хоть горячая у тебя есть? — и, уловив еле заметный кивок, с наслаждением затянулась терпким дымом любимых сигарет.

Внутри коттеджа оказалось очень уютно, и в маленькой гостиной даже присутствовал небольшой камин. Заставив капитана разводить огонь в очаге, я отправилась в душ. С удовольствием поплескавшись с полчаса, я тщательно вытерлась и бросила взгляд на сарафан. Из гостиной лилась приятная мелодия. Подумав секунду, я махнула рукой и как была, нагишом, вышла из душа, мягко и неслышно ступая по ворсу ковра, подошла к капитану сзади и, положив руки ему на плечи, прижалась всем телом.

Он резко повернулся ко мне, в глазах его читалось такое смятение, что я невольно улыбнулась. Какие же всё-таки мужики — дети. И это боевой офицер!

— Вас что-то смущает, товарищ капитан? Если нет, то разрешите пригласить вас на танец?

Он в одно мгновение подхватил меня и понёс в стремительном вальсе. Никогда не думала, что в пограничных училищах так хорошо преподают ритмику. Мы кружились, и я, закинув голову, полностью отдалась собственным ощущениям. Внезапно партнёр замедлил ритм, а потом и вовсе остановился как вкопанный. Я подняла глаза и, посмотрев на партнёра, всё поняла. Мужики всегда останутся мужиками. Но, как говорится, со всеми бывает. Стараясь не смотреть на сконфуженный взгляд капитана, я медленно опустилась перед ним на колени и, преодолев последнее препятствие в виде офицерского ремня, ощутила во рту сладкий вкус мужского наслаждения.

Снять с него форму оказалось делом одной минуты, и вскоре высокий ворс ковра и приятно потрескивающий камин унесли нас далеко с этого проклятого острова.

Пробуждение оказалось далеко не таким приятным. Сначала долго откуда-то из прихожей раздавался дребезжащий зуммер телефонного звонка. Потом этот режущий слух звук, наконец, умолк, зато начали раздаваться громоподобные удары в дверь. Я с трудом разлепила глаза и, накинув прямо на голое тело китель капитана, побрела к двери. На пороге дома стоял сержант. Увидев перед собой длинноногое чудо, да ещё женского пола, в коротком капитанском кителе, воин-пограничник сначала оторопел, а потом робко спросил:

— Капитан Омулев на месте?

— На месте, никто не съел вашего начальника. Что случилось?

Однако сержант молчал, переминаясь с ноги на ногу.

— Майор Ростова, — представилась я, — докладывайте…

Глядя на груду обгоревших брёвен, бесформенной кучей наваленных друг на друга, и ощущая приторный запах сгоревшей резины, я чувствовала, как тошнота упрямо подступает к горлу. Самое обидное то, что всё это можно было предвидеть, но ожидать такой прыти… Здание городского морга сгорело полностью, рассчитывать на то, что после такого пожара уцелеет, хоть что-нибудь, было детской наивностью. Я оглянулась по сторонам. Пограничный вертолёт, доставивший нас на место, стоял, грустно повесив лопасти, пожарная команда не спеша, с удручённым видом сматывала шланги. А мы с Омулевым стояли над ещё дымящимся пепелищем и думали только об одном: как прикрыть перед Москвой свои собственные задницы.

Наконец, стряхнув с себя оцепенение, я внимательно огляделась вокруг и решительно направилась к старенькому пожарному ЗИЛу, возле которого, перекидываясь явно плоскими шутками, беззаботно курили прапорщик со старлеем.

— Майор Ростова, ФСБ, — раскрыла я перед сразу умолкнувшей парочкой своё грозное удостоверение. — Какие версии возникновения пожара?

— Вероятнее всего, поджог, — первым пришёл в себя прапорщик, — хотя, возможно, и замыкание проводки. Здание-то старое, полностью деревянное, ремонтировалось в последний раз, наверное, ещё при Советах, году этак в восьмидесятом. Но, точнее, скажет экспертиза.

— Понятно, — я отвернулась от пожарных, так как буквально в метре от меня с противным визгом тормозов остановился грязный «Уазик». Замызганная водительская дверка распахнулась и наружу вылез необъятных размеров дед с грубым, будто высеченным из камня серым лицом. Скользнул по мне недобрым взглядом нахмуренных неприветливых глаз и направился к застывшему столбом Омулеву. Я развернулась и пошла следом.

— Привет, Иваныч! — поздоровался с неприятным типом капитан. — Вот, знакомьтесь, майор Ростова к нам из Москвы по вашу душу.