Блики, силуэты, тени Вавикин Виталий

1

Большую часть своей жизни Манидо провел в тюрьме. Сначала он получил срок за угон, потом за драку и снова за угон. На ранчо Джонсонов в Канзасе Манидо попал случайно. Отсидел свое и вышел на свободу, не зная, куда идти и чем заняться. Он просто слонялся по стране, пока не наткнулся на отца Джонсонов — Эмилио. Он стоял на обочине возле открытого капота престижного черного «Корниша» и озадаченно чесал седой затылок.

— Нужна помощь? — спросил Манидо.

— Не думал, что индейцы разбираются в машинах, — признался Эмилио Джонсон, сложив на выпирающем пузе крепкие руки.

— Я был угонщиком.

— Угонщиком? — Эмилио Джонсон долго мерил его оценивающим взглядом. — Не староват ты для угонщика? — хмыкнул он. — Сколько тебе лет? Пятьдесят? Шестьдесят?

— Шестьдесят семь.

Манидо терпеливо ждал, когда ему разрешат заглянуть под капот «Роллс-Ройса».

— Индеец и машины… — проворчал Эмилио Джонсон, но за неимением лучшего все-таки подпустил Манидо к своей машине.

Потом была долгая пыльная дорога на старой, но от того не менее престижной машине с открытым верхом. Манидо не спрашивал, куда едет Эмилио Джонсон: главное — ехать, хоть куда. Не просил он Эмилио Джонсона и дать ему работу — Джонсон просто предложил, Манидо не отказался. Так он попал на ферму Джонсона, прожив там почти десять лет.

2

У Эмилио Джонсона было трое детей. Первые двое — Эдвард и Клэр, от первого брака, и третий по имени Лео, от молодой певички, которая прожила на ранчо Джонсонов три года и сбежала.

— Мое самое большое разочарование, — говорил о нем Эмилио Джонсон. Говорил так часто, что скоро так стали считать абсолютно все на ранчо. Все кроме Манидо.

Старому индейцу нравился мальчик-изгой, а мальчику нравился индеец. Наверное, Лео считал, что они похожи. По крайней мере, он хотел быть похожим на индейца. Манидо никогда не рассказывал ему о своем прошлом, но Лео знал о том, что большую часть жизни старый друг провел в тюрьме. Остальное доделало воображение — индеец стал убийцей, монстром, который благоволит мальчику. Индеец стал духом, способным найти тебя во сне и забрать твою жизнь. Лео даже снились сны, где Манидо становится волком и бежит по пустыне — свободный и опасный.

Утром Лео Джонсон выходил из дома и долго наблюдал, как Манидо чистит их огромный бассейн.

— Разве волк может чистить бассейн? — спросил он как-то раз старого индейца. — Или мыть машину моего отца?

— А ты думаешь, что я волк?

— Да.

— А кто, ты думаешь, твой отец?

Вопрос поставил мальчика в тупик. Он думал об этом больше недели, затем увидел сон, в котором отец его был огромным буйволом, способным растоптать любого волка. Об этом мальчик сказал старому индейцу на следующее утро.

— Думаешь, ты вырастешь и тоже станешь буйволом? — спросил Манидо.

Лео думал долго, затем покачал головой.

— Я хочу стать волком, — сказал он, решив, что это поможет ему сблизиться с индейцем.

— Ты станешь тем, кем должен стать, — ответил Манидо.

Так началась их странная, немногословная дружба.

3

Старший брат Лео, Эдвард, вырос и стал помощником отца. Старшая сестра Лео, Клэр, вышла замуж и родила Эмилио Джонсону пару пухлощеких внуков. Она поселилась с мужем на ранчо, помогая старшему брату и отцу. Оставался лишь маленький Лео.

— Сомневаюсь, что ты станешь хорошим бизнесменом, — сказал отец. — Сомневаюсь, что станешь хорошим юристом или политиком. Может быть, тебе стать конюхом?

— Я не хочу становиться конюхом, — сказал младший сын.

— Тогда возьми себя в руки и стань хорошим юристом или политиком, — сказал отец.

Но вместо того, чтобы засесть за уроки, Лео собрал себе мотоцикл. Собрал из хлама, найденного в старых гаражах отца, которыми давно никто не пользовался. Таким был его ответ отцу — так, по крайней мере, думал Лео.

4

— Пора меняться, — сказал Манидо, когда решил покинуть ранчо, чтобы умереть. Уйти в пустыню и забыть обо всем.

Детские фантазии ожили, и Лео увидел, как старый индеец превращается в волка — свободного и одинокого. Таким же видел себя и Лео. Видел в семь, когда впервые познакомился с индейцем, и видел сейчас, когда до восемнадцатого дня рождения оставалось чуть больше месяца.

— Пора меняться, — повторял он снова и снова себе под нос, считая, что слова старого индейца предназначались ему. — Пора меняться.

Лео представил своих старших брата и сестру. Разве был он похож на них? Нет. Разве его мать была похожа на них? Нет. Но все хотели, чтобы он был похож. Даже его отец. Нет — пора меняться.

5

Манидо исчез три дня спустя. Отец велел слугам осмотреть дом на случай кражи, но все было на месте. Индеец украл лишь самого себя, лишил этот дом своего духа. Точно так же собирался поступить и Лео Джонсон. У него был мотоцикл. У него был свой дух.

Он собрал вещмешок и покинул дом в полночь. Вывел мотоцикл подальше от жилого дома и только тогда решился его завести. Мотор загудел, завибрировал. Лео не знал, куда едет, да это было и неважно. Главное — пришло время меняться. Пришло время стать собой. И он гнал в ночь, гнал в пустыню. Он не думал о бензине или поломке мотоцикла — он собрал этого железного коня своими руками и был уверен в нем, а бензин… Бензина хватит хоть до самых небес.

Но вместо небес ближе к утру Лео увидел снег: редкий и крупный. Он падал с молочного неба на холодный песок, среди которого петляла дорога. Лео и не знал, что едет по этой дороге — просто случай. Но теперь он уже не мог свернуть. Как не мог испугаться снега. И холода.

Он снизил скорость и ехал осторожно. Засушливая равнина покрылась снегом. На далеких горных грядах белели пушистые шапки. Дорога брала круто вверх, разрезая скалы. Перевалив через них, Лео увидел ледник, который разрезали монолитные, неспешные в своем течении реки крови, пульсировавшие, словно кровеносная система мира, планеты. И где-то там, среди переплетения этих вен-рек, разрезавших лед и снег, Лео увидел волка, которым был Манидо в его детских снах. Волка с глазами старого индейца. И страха не было.

— Возьми меня с собой! — крикнул волку Лео.

Волк смотрел на него какое-то время, затем отвернулся и побрел прочь. Лео ехал за ним, а когда дорога закончилась, оставил мотоцикл и побежал.

— Постой! — кричал он волку, но волк не слышал его, не замечал.

Волк бежал, и Лео мог лишь бежать следом за ним, чувствуя, как сам становится волком. Белым волком среди ледников, снега и вен-рек земли-прародительницы. И страха не было. Только чувство свободы. Впервые за долгие годы он стал тем, кем и должен был стать.

Лео запрокинул голову-морду и радостно завыл.

1

Длинноухий осел смотрел на своего Героя. Окружавший их мир находился в постоянном движении. Именно это и прельщало Героя. Отсутствие постоянства. Совершенная гибкость. Горы и озера менялись местами. Бескрайние пустыни уступали место прериям. Непроходимые джунгли и многомиллионные мегаполисы замещали друг друга.

— Теперь это все твое, Герой, — сказал осел.

Его громкое мычание разнеслось по изменяющемуся миру. Его Герой, его творец стоял перед ним, завороженно озираясь. Все, что он когда-то любил, все, что было когда-то дорого, — теперь это принадлежало ему. Безграничная власть. Этот мир мог стать таким, каким пожелает его увидеть творец, Герой. Он огляделся. Фантазия не знает границ. Его фантазия — то, что ему предстоит еще изучить и научиться контролировать.

Герой осторожно сделал шаг вперед. Здесь ничему нельзя было верить. Камни под ногами рассыпались, превратившись в песок, а затем намочили его ноги морской волной. Мир погрузился во мрак. Вспыхнувшие над головой звезды залили землю золотистым светом. Десятки лун застыли высоко в небе. Еще один шаг — и яркое солнце ослепило Герою глаза. Порыв теплого ветра ударил в грудь. Герой понял, что падает. Летит в пропасть навстречу острым камням. Но ущелье начало вращаться, становясь снежной воронкой. Она подхватила Героя и швырнула в голубое небо. Густая плоть белых облаков нежно обняла его. Он прошел сквозь нее подобно ножу, разрезающему масло, а затем снова полетел вниз.

Маленький провинциальный городок, где он родился и прожил всю свою жизнь, ждал его. Серые одноэтажные дома, потрескавшийся асфальт. От удара его тело разлетелось, словно наполненный кровью мешок. Эти капли забрызгали стены домов, заполнили выбоины в асфальте. Они стекали с невысоких заборов, возвращаясь к месту падения — к центру этого мира. Герой снова становился целым. Он поднялся. Изменения происходили слишком быстро. Герой увидел родной дом. Его мать стояла возле окна и звала его по имени. Теперь у него было другое имя, но матери он был готов простить эту оплошность.

— Не ходи туда, — попросил длинноухий осел.

— Это еще почему?

— Сколько шагов тебе нужно сделать до дома? Думаешь, ты сможешь сохранить это постоянство?

Подтверждая его слова, высокие горы, застилавшие горизонт, сместились в сторону, а на их месте вспыхнула ярчайшая радуга, под которой трепетали на ветру бескрайние пшеничные поля.

— Мне нравится, — сказал Герой, вглядываясь в даль.

— Конечно, — на ослиной морде появилась улыбка, — это же твоя фантазия.

2

Герой изучал свой новый мир. Если бы здесь существовало время, то он измерял бы свои знания днями, неделями, месяцами. Возможно, рано или поздно он бы пришел к выводу, что ему не хватит столетий, чтобы изучить окружившую его стройность. Фантазия не знает границ. Ничему нельзя верить. Даже память играет злые шутки. Жить настоящим, быть творцом мгновения. Ценить то прекрасное, что получаешь сейчас, и не думать о том, что было или будет.

Действительность снова изменилась. Герой бежал по ночным улицам спящего города. Каменная мостовая была усыпана золотыми монетами. Огромный диск застывшей в небе луны прятался за возвышающимся холмом, на вершине которого стоял, громко завывая, волк.

— Пожалуй, нам лучше убраться с этих улиц, — услышал Герой голос длинноухого осла.

Упав на колени, Герой начал спешно собирать золотые монеты. Золото наполняло карманы, заставляя двери трактиров послушно открываться перед ним, заманивая яствами и женщинами.

— Сегодня ночью мы будем гулять, — сказал Герой ослу. — А утром… — он не успел договорить, провалившись под землю.

Открывшийся его взору мир был прекрасен. За свою недолгую жизнь Герой прочитал мало книг, но одну из них он запомнил с детства лучше всего. Дивные нимфы в прозрачных одеждах подняли его. Где-то вдалеке, на залитых ярким светом холмах, светловолосые эльфы пели чудесные песни.

— Эта книга не врала тебе, — сказал Герою следовавший за ним длинноухий осел. — Каждая ее строчка была правдой.

Герой ничего не ответил. Он громко смеялся, радуясь встрече с детской мечтой.

3

Волк. В его глазах горел огонь. Он преследовал Героя, не позволяя ему насладиться красотой фантазии. Его протяжный вой становился все громче и громче. Иногда Герою начинало казаться, что он чувствует запах шерсти и зловонное дыхание, касающееся его щеки. Волк шел за ним по пятам. Куда бы ни ступила нога Героя, он находил его. Даже прекрасное пение белокурых эльфов стихало, когда волк проходил мимо них.

Мосты иллюзий. Герой возводил их за своей спиной, чтобы путешествовать по берегам фантазии. Его мысль не знала границ. Он построил несчетное количество мостов. Их форма и направления были самыми необычными. Маленькие деревянные. Большие каменные. Натянутые над пропастью канатные. Изогнутые, словно спины многовековых горных хребтов. Разводные. Извивающиеся подобно винтовым лестницам… И каждый из них приводил в свою фантазию. В свой мир, который ждал творца, ждал своего Героя. Но Герой не мог надолго задержаться в этих прекрасных творениях своего сознания. Огромный серый волк шел по его следу. Что за фантазия могла породить такого монстра? Какие мысли могли стать его чревом? Чревом для ребенка, который родившись пожирает свою собственную мать. Пожирает фантазию, давшую ему жизнь.

— Лучше тебе не знать об этом, — говорил Герою длинноухий осел.

Иногда Герой, желая проверить действительную мощь преследовавшего волка, задумывался о том, чтобы испытать его силу на осле. В этом мире лишь осел и волк имеют целостность. Герой понял это после того, как несколько раз попытался натравить на волка огромных тигров и пару злобных гномов. Волк превратил их в пыль. Так что реальными были только трое: осел, волк и Герой.

— Ты не сможешь победить его, — предупредил длинноухий осел, когда Герой готов был перестать бежать.

— Я не собираюсь бегать от него вечно!

— Здесь нет времени, мой Герой. Только дороги. — Он навострил длинные уши. — Боюсь, нам пора отправляться в путь.

Герой не стал спорить. Лишь с грустью посмотрел на место, которое вынужден был покинуть. Чайки, волны, песок, горячее солнце, пальмы, обнаженные женщины — все такое простое, но от этого не менее желанное. Сможет ли он когда-нибудь создать это вновь? Наверное, нет. Герой грустно вздохнул, отправляясь в путь. Ни одна фантазия не может быть отстроена заново. Мечты меняются слишком быстро. Дороги приносят новые иллюзии. А новые иллюзии рождают новые фантазии…

1

«Если вам нужны космические корабли, пришельцы, нанотехнологии, Бог, дьявол, демоны или вампиры, то возьмите другую книгу, потому что в этой нет ничего: ни фантастики, ни мистики, ни драмы — лишь пустота, густая и искрящаяся в своем совершенстве, абсолютное ничто…» — так начиналась книга писателя, который видел слишком многое, чтобы продолжать верить в малое. Книга, никогда не существовавшая. Она осталась в прошлом. Или в будущем? Г.Ч. уже и не помнил точно. Не помнил он, и когда все это началось, — воспоминания стерлись, смазались, словно смотришь на мир сквозь стекло, по которому скатываются капли долгожданного дождя, прорезавшего застоявшуюся весеннюю жару. И кажется, что можно услышать, как вздыхает полной грудью природа. Деревья, трава, цветы, кустарники — все оживает, зеленеет, просыпается. Да, пожалуй, именно тогда все и началось… Вернее, не началось — продолжилось. Мир вращается всегда. Колесо жизни перемалывает всех.

Выборы. Г.Ч. помнил, что в тот месяц проходили выборы. Странные выборы не менее странного президента. С.К. первым заметил эту странность. Первым среди своих друзей. Может быть, где-то были и другие заметившие, но он о них не знал. Президент улыбался с экрана, рассказывая о своей программе, а С.К. уже вырезал из учебников и журналов лица знаменитостей — у одного глаза, у другого нос, у третьего рот… Коллаж вышел неуклюжим, разрозненным несоответствием размеров фотографий, но суть замысла угадывалась — у нового президента не было своего лица, лишь частицы известных личностей, которые были до него. С.К. рассказал о своем открытии сначала Б.С.-младшему, затем Г.Ч.

— И что ты думаешь обо всем этом? — спросил С.К., пытливо заглядывая Г.Ч. в глаза.

— А что я должен думать? — спросил Г.Ч.

— Ну не знаю.

— Теория заговора подойдет? Только с ней тебе лучше к Б.С.-младшему. Он у нас в полиции работает, не я.

— Он тоже сказал мне о заговоре. Только я подумал, что здесь что-то другое.

— Что?

— Ну, может… Я просто подумал… Ты ведь знаком с издателями. Может, покажешь им мой коллаж?

— Хочешь, чтобы они напечатали его в своей газете?

— Или в журнале… У тебя же там родственник работает… Так что… — С.К. замялся, опустил голову, словно нашаливший ребенок.

Г.Ч. пообещал, что сделает все, что сможет.

— Только не тяни, ладно? — попросил С.К., все так же глядя себе под ноги. — Нужно, чтобы коллаж вышел до инаугурации.

— Надеешься на сенсацию?

— Нет, просто Б.С.-младший сказал, что после могут запретить.

Г.Ч. встретился с С.К. взглядом и пожал плечами, не придав этому коллажу друга внимания. Просто еще одна просьба, еще одно одолжение. Так же думал и редактор издательства «Кладезь», когда Г.Ч. принес ему коллаж друга.

— И сколько хочет за это твой друг? — спросил редактор.

— Нисколько, — сказал Г.Ч. — Просто оставьте его фамилию. Этого будет достаточно.

— Ну, фамилию можно, — улыбнулся редактор.

Спустя неделю коллаж появился в журнале с краткой статьей Г.Ч., где в основном перечислялись имена знаменитостей, из которых был составлен портрет президента. Фурора коллаж не вызвал. Никто его не заметил. Особенно в первые дни.

— Надо было печатать на обложке, — ворчал С.К.

— Тоже мне Пикассо! — смеялся над ним В.Р., который работал в отделе охраны водоемов города и из художников, наверное, никого кроме Пикассо больше и не знал.

С.К. не любил В.Р. точно так же, как Б.С.-младший не любил Г.Ч. Особенно когда Г.Ч. переставал быть журналистом и пытался стать просто другом. Но Б.С. младший считал своим другом В.Р., который в юности проявлял гомосексуальный интерес к Г.Ч… Таким вот был этот странный мужской треугольник, вернее, квадрат.

2

Перемены пришли в город на третий день после инаугурации президента, распоряжение которого установило нового управляющего. Мужчина по имени К.Ж. приехал рано утром и всего за один день, казалось, поставил все с ног на голову. Он изменил устройство города и порядки. А на четвертый день, столкнувшись с новым управленцем нос к носу в здании администрации, С.К. сделал новый коллаж — еще одна нарезка из журналов, где десятки деталей лиц знаменитостей изображали К.Ж.

— А вот это уже интересно, — сказал Г.Ч., когда С.К. попросил его показать новый коллаж редактору.

Но когда Г.Ч. пришел в издательство, на месте его знакомого редактора уже сидел другой — чужак, незнакомец, человек из правительства, коллаж которого вскоре тоже сделает С.К. И это будет не последний иноземец в городе. Чужаки займут все руководящие посты. Их лица будут собраны из деталей лиц знаменитостей. Они всегда будут держаться обособленно, станут новой правящей элитой. Люди с лицами-коллажами, которые десятками будет создавать С.К.

— Думаю, не стоит тебе этого делать, — скажет ему Б.С.-младший, когда будет ходить с десятком других полицейских от дома к дому, конфискуя оружие согласно приказу своего нового начальника, лицо которого будет ухмыляться с одного из коллажей С.К. — Забудь ты о своих коллажах, — скажет Б.С.-младший, зайдя в дом С.К., стены которого будут завешаны коллажами новой правящей элиты города.

— Иначе что? — с вызовом спросит его С.К. — Арестуешь меня?

— Может быть, и арестую, — скажет Б.С.-младший.

Он вернется в дом С.К. спустя месяц, чтобы отправить бывшего друга на окраину города, где новое правительство решило построить фабрику по переработке пищевых отходов.

— Это все из-за моих коллажей? — спросит С.К.

— Нет, — скажет Б.С.-младший.

— Но ведь В.Р. и Г.Ч. не строят фабрику.

— В.Р. организует сбор дружины для очистки рек и водоемов, а Г.Ч. занят открытием новой газеты «Просветы».

— Чем был плох «Кладезь»?

— Что?

— Я спрашиваю, почему чужакам не понравилась прежняя газета?

— А ты сам-то ее хоть когда-нибудь читал?

— Нет, но читали другие… — С.К. замялся, увидев улыбку на лице бывшего друга, и начал неспешно одеваться.

3

— Они забрали у меня мои коллажи! — выкрикнул С.К. в лицо Г.Ч., завалившись ранним утром в редакцию новой газеты.

Г.Ч. вздрогнул, покосился на закрытые двери в кабинет редактора, который теперь занимал чужак.

— Что? Тоже боишься его? — С.К. не кричал, нет, теперь он шипел, как опасная змея, — так, по крайней мере, он хотел думать о себе. — Они же просто чужаки! Мы не знаем их. Никогда не видели. Они никто. Они не могут явиться в мой город и забрать мои коллажи.

С.К. шагнул вперед, направляясь к кабинету нового редактора. Г.Ч. попытался встать у него на пути. С.К. толкнул его. Г.Ч. споткнулся, упал на стол. Загремела упавшая на пол настольная лампа. Редакционные работники замерли, притихли, нервно поглядывая на С.К., но он не замечал их — подошел к двери в кабинет редактора, толкнул ногой, вошел и громко хлопнул дверью, закрыв ее за собой.

— Ничего страшного не случилось, — спешно сказал Г.Ч., извиняясь перед коллегами за своего друга. — Просто неудачное утро. — Он поднял с пола разбитую лампу. — Просто…

Все вздрогнули, услышав гневный крик С.К. Все кроме редактора-чужака. Он сидел за массивным столом и смотрел на ворвавшегося в его кабинет человека — странный взгляд, холодный, колкий. Если бы чужак пытался что-то говорить, пытался отрицать, что непричастен к краже коллажей (да С.К. и не думал, что редактор имеет к этому отношение, — С.К. пришел сюда лишь потому, что редактор был одним из чужаков), но редактор просто смотрел на С.К. и молчал. И это было откровением. Это было точкой кипения — он знает, он в курсе. Все они. Чертовы чужаки. Они пришли в город и принесли свои порядки, которые никому не нужны. И еще этот взгляд, словно хитрая улыбка.

С.К. хотел наброситься на редактора, перепрыгнуть через стол, опрокинуть кресло вместе с этим самодовольным, напыщенным болваном, которого не должно быть здесь…

Нож для резки бумаг — С.К. не знал, почему схватил его со стола. Нет, знал. Он хотел напугать редактора. Этот нож не может убить, если только не полоснуть им по горлу. Но когда перед глазами зависнет это лезвие, когда нож будет в руках разгневанного человека…

С.К. перепрыгнул через стол, ударил редактора в грудь. Кресло не выдержало и завалилось назад, к окну. Нож, который С.К. держал в руке, полоснул редактора по щеке. Это отрезвило С.К.

«Сейчас редактор начнет кричать, — нервно думал С.К. — Сейчас из раны хлынет кровь, и когда в кабинет вбегут другие люди, то картина будет ужасной. Просто ужасной…»

С.К. выругался, слез с редактора, поднялся на ноги. Редактор не двигался — лежал на полу и смотрел на С.К. Но теперь что-то изменилось в его взгляде. Появилась какая-то темнота. Такая же темнота, как та, что зияла в ране вместо крови. И эта темнота клубилась, вырываясь со свистом из раны, словно окрашенный в черный цвет воздух из воздушного шарика, который надули, но забыли завязать.

Редактор поднялся на ноги. Какое-то время он не замечал полученной раны, затем увидел клубившийся вокруг черный воздух, попытался зажать рану руками, но черный воздух просачивался между его пальцев. И тело чужака — оно сжималось, сдавливалось, как будто это действительно был всего лишь воздушный шарик.

4

Г.Ч. услышал крик своего друга и буквально вломился в кабинет редактора. Дверь распахнулась, ударилась о полку с печатной продукцией — коллекционные издания первых выпусков газет и журналов редакции, которые еще не успели выкинуть из кабинета следом за прежним редактором. Несколько пыльных журналов с верхних полок упали на пол. Дверь срикошетила от полки и медленно начала закрываться. Г.Ч. видел, как дверь надвигается на него, выдавливает из кабинета. Видел, продолжая наблюдать, как новый редактор возле окна сдувается, выпуская из себя черный воздух сквозь порез на щеке. Он отошел в сторону, позволив двери закрыться. Сердце бешено билось в груди.

— Что… Что ты с ним сделал, черт возьми? — спросил Г.Ч. своего друга.

— Ничего, — сказал С.К., понял, что сжимает в руке нож для резки бумаги, и выронил его на пол.

Нож упал, звякнул лезвием, ударившись о паркет. Следом за ножом упал новый редактор — вернее, упала оболочка и груда одежды. Словно под кожей у этого чужака не было ничего, кроме черного воздуха, который продолжал клубиться в кабинете.

Несколько долгих минут С.К. и Г.Ч. еще продолжали смотреть на эти останки, затем переглянулись, снова уставились на сдувшегося редактора. Черный воздух, заполнявший его тело, пах чем-то ядовито-сладким. Запах был настолько резким, что невольно начинали слезиться глаза.

— Нужно открыть окно, — сказал С.К., находясь в какой-то прострации.

Он обогнул останки редактора, стараясь держаться подальше от черного воздуха. Когда С.К. открыл окно, черный воздух, неожиданно ожив, метнулся к свободе. Г.Ч. и С.К. видели, как черное облако устремляется в утреннее небо, поднимается, а затем камнем падает вниз и просачивается под землю, тает.

— Что здесь происходит? — спросил Г.Ч. своего друга.

С.К. качнул головой, обернулся, уставился на останки нового редактора.

— Какого черта ты делаешь? — спросил Г.Ч., когда С.К. наклонился над останками и, подхватив концом шариковой ручки оставшуюся оболочку, попытался поднять ее.

— Это не человек, — сказал он и грубо выругался. — Что угодно, но не человек. — Его голубые глаза уставились на Г.Ч., в руках он держал шариковую ручку, на которой болталась легкая, воздушная, словно шелк, оболочка нового бывшего редактора-чужака. И сейчас такие чужаки занимали все руководящие должности в их крохотном городе.

— Нужно позвонить Б.С.-младшему, — сказал Г.Ч., чувствуя, как немота сковывает мысли.

— Б.С.-младший с чужаками, — хмуро сказал С.К. — Он собирает им людей для строительства той фабрики, конфискует оружие…

— Он делает лишь то, что от него требуют.

— Верно. Значит, как только он узнает, что я убил этого чужака, то он отправит меня в тюрьму. Ведь именно этого от него потребуют.

— Тебя все равно отправят в тюрьму. Б.С.-младший, по крайней мере, наш друг.

— Сомневаюсь, что он еще наш друг. Как и В.Р. — С.К. нервно огляделся. Кожа сдувшегося чужака соскользнула с конца шариковой ручки, упала на пол. — Вы всем им продались. Даже ты.

— Я пытаюсь тебе помочь.

— Ты пытаешься задержать меня, чтобы вызвать полицию, — теперь С.К. смотрел на окно, за которым росли кусты и тянулась асфальтовая дорожка.

— Хочешь сбежать? — спросил Г.Ч., проследив ход его мыслей.

— А ты попытаешься меня остановить?

— Нет, но бежать не выход.

— Тогда отойди от окна.

5

Б.С.-младший приехал четверть часа спустя, прошел мимо притихших сотрудников редакции, открыл дверь в кабинет редактора, увидел Г.Ч., оставшуюся от нового редактора кожу — увидел, но не понял, что смотрит на кожу. Вот костюм узнал, а кожу — нет. Вернее, не кожу — всего лишь легкую оболочку.

— Это что за дерьмо? — спросил он Г.Ч.

— Бывший новый редактор, — сказал Г.Ч.

— Не понял.

— Бывший новый редактор, — спокойно повторил Г.Ч., думая, что К.С., возможно, был прав, сбежав из редакции.

Он взял с пола брошенную К.С. шариковую ручку и, подцепив оставшуюся от редактора оболочку, поднял ее, показывая Б.С.-младшему измятое, но узнаваемое лицо чужака. Б.С.-младший близоруко прищурился, затем неожиданно выругался — разрозненно, не вдумываясь в то, что говорит, потом уставился на Г.Ч.

— Ты сказал, что это сделал С.К.? — спросил он.

Г.Ч. кивнул.

— Но как, черт возьми?

Г.Ч. указал ему на брошенный С.К. нож для резки бумаг. Б.С.-младший уставился на нож, долго хмурился — казалось, что сейчас можно будет услышать, как скрипят его извилины.

— Он сделал это ножом для резки бумаги? — наконец спросил Б.С.-младший.

— Да.

— Чушь! Это, наверное, была какая-то кислота или…

— Почему же тогда не сгорела одежда? Почему не сгорела кожа?

— Я не знаю, но…

— Я сам видел, как сдулся мой новый редактор.

— Он что сделал?

— Сдулся. Что-то черное вышло из его тела через рану на щеке, а когда С.К. открыл окно, просочилось под землю.

— Понятно, — сказал Б.С.-младший, совершенно ничего не понимая. — А где сейчас сам К.С.?

— Сбежал.

— Облил нового редактора кислотой и сбежал?

— Он лишь порезал ему щеку, потом редактор сдулся. Не знаю как, но сдулся. Я сам это видел. А сбежал К.С., потому что боялся, что ему никто не поверит.

— И куда он сбежал?

— Так ты хочешь арестовать его?

— А что я должен делать?

— Редактор был чужаком.

— И что?

— Помнишь коллажи С.К.? Со всеми этими чужаками что-то не так. Думаю, если порезать остальных, то они сдуются, как и этот.

— Мне арестовать вместе с С.К. и тебя?

— Так, значит, С.К. оказался прав? Чужаки купили и тебя?

— Я просто делаю свою работу.

— Но власти у тебя стало больше. И у В.Р.

— И у тебя.

— Да. Именно так и сказал С.К.

— До того как сбежал или после?

— Я не знаю, где он сейчас, если ты об этом.

— Значит, под арест мне тебя брать не придется?

— Решать тебе.

— Нет. Не мне. Решать будут… — Б.С.-младший невольно покосился на останки редактора. — Я зарегистрирую тебя как свидетеля, — сказал он Г.Ч. — Сегодня вечером или завтра утром тебя вызовут на допрос. Подумай о том, что будешь говорить.

6

Страницы: «« « ... 910111213141516 » »»