Мой ответ – нет Коллинз Уильям

Глава XXXIX

Притворство

На следующее утро мистер Мирабель, увидев Эмили одну в саду, вышел из своей комнаты и присоединился к ней.

— Позвольте мне сказать одно слово, прежде чем мы пойдем завтракать, — умолял пастор. — С прискорбием думаю, что я имел несчастье оскорбить вас вчера!

Изумленный взгляд Эмили ответил ему.

— Что я сказала или сделала, чтобы заставить вас думать таким образом? — спросила она.

— Опять дышу свободно! — вскричал он с юношеской веселостью, составлявшей одну из причин его популярности у женщин. — Ужасно сознаваться в этом духовному лицу, но тем не менее справедливо утверждение, что я один из самых нескромных людей на свете. Это мой камень преткновения в жизни — я всегда говорю первое, что придет мне в голову, не давая себе труда подумать. Хорошо зная собственные недостатки, я не доверяю себе.

— Даже на кафедре? — осведомилась Эмили.

Он засмеялся, готовый оценить ее невольный сарказм.

— Всякий оратор (хотя моя клерикальная братия стыдится в этом сознаться) такой же актер — только без сцены и костюмировки. Вы говорили правду вчера, что желали бы послушать мою проповедь?

— Да, я действительно желаю ее послушать.

— Как вы добры! Я не думаю, чтобы проповедь стоила этой жертвы (вот другой образец моей нескромной болтовни). Я хочу сказать, что вам придется встать рано в воскресенье и проехать двенадцать миль в сырую и скучную деревеньку, в которой я служу. Мои прихожане работают всю неделю, и, разумеется, спят в церкви по воскресеньям. Я этому противодействую. Но не проповедями! Я ни за что на свете не поставлю в тупик бедных людей моим красноречием. Нет, нет. Я рассказываю им истории из Библии. Приятно и легко; не более четверти часа, и с гордостью могу сказать, что некоторые (большей частью женщины) не засыпают. Если вы решаетесь сделать мне честь и прибыть, я сделаю для вас все, что могу. Я велю вымести церковь и, разумеется, приготовлю завтрак. Бобы, ветчину, пиво — ничего другого в доме не держу. Вы богаты? Надеюсь, что нет!

— Я подозреваю, что так же бедна, как вы, мистер Мирабель.

— С восторгом слышу это (опять моя нескромность). Наша бедность — новая связь между нами.

Прежде чем он успел распространиться о прелестях бедности, раздался звонок к завтраку.

Мирабель подал Эмили руку, довольный результатом утреннего разговора. Вчера он сделал ошибку — слишком серьезно заговорил с ней. Теперь он желал поправить этот ложный шаг и занять прежнее место в глазах Эмили — и в этом он успел. За завтраком, в то утро, пастор рассказывал о всякой ерунде увлекательнее, чем когда-либо.

После завтрака общество, по обыкновению, разошлось — за исключением Мирабеля. Безо всякой видимой причины он остался за столом. Мистер Вайвиль, человек вежливый и внимательный, не хотел выйти из столовой прежде своего гостя. Он только отважился сделать маленький намек.

— Есть ли у вас какие-нибудь планы на сегодняшнее утро? — спросил он.

— У меня есть план, который зависит от вас, — ответил Мирабель. — И я боюсь, по обыкновению, сделать нескромность, если упомяну о нем. Ваша очаровательная дочь сказала мне, что вы играете на скрипке?

Скромный мистер Вайвиль сконфузился.

— Надеюсь, что я не обеспокоил вас. Я играю в дальней комнате, так что никто не может слышать меня.

— Любезный сэр, я с нетерпением желаю вас слышать! — вскричал Мирабель. — Музыка — страсть моя, а скрипка — мой любимый инструмент.

Мистер Вайвиль повел его в свою комнату, краснея от удовольствия. После смерти жены, его никто не поощрял. Дочери и друзья остерегались — по его мнению, совершенно напрасно — входить к нему в те часы, когда он играл.

Есть люди, желающие отличиться в скорости бега и не имеющие ног, женщины, безнадежно бесплодные, живущие в постоянном ожидании больших семейств до конца своей жизни. Нельзя было найти музыканта, более лишенного природной способности играть на каком-нибудь инструменте, чем мистер Вайвиль, — и вот уже двадцать лет с гордостью и восторгом в сердце, он не пропускал ни одного дня без того, чтобы не упражняться на скрипке.

— Я, наверное, наскучил вам, — сказал он, беспощадно пропиликав больше часа.

Нет: ненасытный любитель стремился к одной цели, и она еще не была достигнута. Мистер Вайвиль встал отыскать другие ноты. Пастор воспользовался этим. Произошел отрывочный разговор. Мирабель успел направить его на Эмили.

— Давно уже не встречал я такой восхитительной девушки! — горячо объявил мистер Вайвиль. — Я не удивляюсь, что моя дочь так привязалась к ней. Бедняжка ведет дома уединенную жизнь; и я очень рад, что она развлечется в моем доме.

— У нее есть родственники? — спросил Мирабель.

Из объяснения, последовавшего за этим, обнаружилось одинокое положение Эмили. Но оставалось еще сделать одно открытие — самое важное. Не для красоты ли слога сказала она, что так же бедна, как и Мирабель? Преподобный сделал вопрос очень деликатно — но и прямо.

Мистер Вайвиль, ссылаясь на дочь, сказал, что Эмили не имеет даже и двухсот фунтов в год. Дав этот неприятный ответ, он раскрыл другую нотную книгу.

— Вы, конечно, знаете эту сонату? — сказал он.

Через секунду скрипка была уже под его подбородком и мучения продолжились.

Пока Мирабель делал вид, что слушает с чрезвычайным вниманием, он обдумывал свое положение. Если он и дальше останется в одном доме с Эмили, впечатление, которое девушка произвела на него, непременно усилится — и пастор, пожалуй, будет иметь сумасбродство сделать предложение женщине, такой же бедной, как и он. От такого ослепления его спасет только немедленное бегство. Вчера он пообещал отбыть в конце недели в Вель-Реджис, исполнить воскресную обязанность, а затем приехать опять к своим друзьям в Монксмур. Так вот: он ни в коем случае не должен возвращаться.

Мирабель пришел к этому решению, когда страшная деятельность смычка мистера Вайвиля была прекращена появлением в комнате третьего лица. Горничная Сесилии принесла хозяину записочку от нее. Удивившись, мистер Вайвиль развернул записку и прочел следующее:

«Любезнейший папа, я знаю, что у вас мистер Мирабель, а так как это секрет, я должна написать. Эмили сегодня утром получила очень странное письмо, которое привело ее в недоумение, а меня напугало. Когда вы освободитесь, мы будем очень признательны, если вы посоветуете нам, как Эмили должна отвечать на это письмо».

— Надо заняться маленьким домашним делом, — извиняясь, вздохнул мистер Вайвиль. — Но мы прежде кончим сонату!

Глава XL

Совещание

И в публичной, и в частной жизни мистер Вайвиль был чрезвычайно умный человек. Как член парламента, он подавал пример, которому могли бы последовать многие его товарищи. Во-первых, предлагая запросы и говоря речи, он не ускорял падения представительных учреждений. Во-вторых, он умел делать различие между обязанностью к своей партии и обязанностью к своей родине. Когда законодательная власть действовала политически — то есть когда она имела дело с международными проблемами или с избирательными реформами, — он следовал за своим предводителем. Когда законодательная власть действовала общественно — то есть для пользы народа, — он следовал внушениям своей совести. Последний раз, когда по поводу русского вопроса голоса разделились, он покорно подал голос в пользу своих консервативных союзников. Но когда вопрос об открытии музеев и картинных галерей по воскресеньям разделил обе партии на враждебные лагеря, он открыто принял сторону мятежников и перешел к либералам.

Призванный дочерью и ее гостьей, мистер Вайвиль помог им советом благоразумным и добрым — но, к сожалению, его благие намерения впоследствии привели к плачевным результатам.

Письмо Эмили, о котором Сесилия спрашивала совета отца, было получено из Незервудса и было написано Албаном Моррисом.

Албан уверял Эмили, что решился написать ей после больших сомнений. Он описал, что произошло между ним и мисс Джетро, скрыв, по очевидным причинам, прощальные слова той, в которых она так странно упомянула об отце Эмили. О Франсине Албан осмелился только добавить, что она произвела на него самое неблагоприятное впечатление и он не думает, чтобы подобная девица могла оказаться желательным другом. На последнем листке было прибавлено несколько слов, на которые Эмили знала, как ответить. Она так сложила письмо, чтобы никто кроме нее не мог видеть, чем бедный учитель рисования закончил свое послание.

«Желаю вам всевозможного счастья, моя дорогая, но не забывайте старого друга, который думает о вас и желает увидеть вас опять. Маленький мир, в котором я живу, — мир скучный, Эмили, в ваше отсутствие. Но напишете ли вы мне и поощрите ли меня к надежде?»

Мистер Вайвиль улыбнулся, взглянув на свернутую страницу, которая скрывала подпись.

— Мне кажется, что этот господин действительно принимает к сердцу ваши интересы. Могу я узнать, кто он?

Эмили охотно ответила на последний вопрос.

— А таинственную даму со странной фамилией вы знаете?

Эмили кивнула, решив не упоминать о настоящей причине отъезда мисс Джетро из Незервудса.

Мистер Вайвиль опять взглянул на письмо Албана.

— Знаете вы, как мисс Джетро познакомилась с мистером Мирабелем? — спросил он.

— Я даже не знала, что они знакомы.

— Считаете ли вы вероятным что мистер Моррис мог бы сказать более, чем сказал в письме?

Сесилия до сих пор оставалась образцом скромности. Видя, что Эмили колеблется, она не выдержала искушения.

— В этом нет ни малейшего сомнения, папа, — объявила она с уверенностью.

— Вы можете увидеть мистера Морриса, как только ему будет удобно приехать сюда, — после некоторого раздумья решил мистер Вайвиль. — Я напишу ему и приглашу его посетить нас, а вы это приглашение можете вложить в ваше письмо.

— О, мистер Вайвиль, как вы добры! — воскликнула Эмили.

— Мистер Моррис джентльмен и ваш друг, — учтиво ответил хозяин. — Кто же более имеет права находиться в числе моих гостей?

Сесилия остановила отца, когда он выходил из комнаты.

— Я полагаю, нам не надо спрашивать мистера Мирабеля, что он знает о мисс Джетро, — сказала она.

— Милая моя, как это могло прийти тебе в голову? Какое право имеем мы расспрашивать мистера Мирабеля о мисс Джетро?

— Должна быть причина, по которой Эмили и мистер Мирабель не должны встречаться, — а то зачем бы мисс Джетро так об этом хлопотать? — продолжала девушка.

— Мисс Джетро не желает, чтобы мы знали причину, Сесилия. Может быть, все разъяснится со временем. Надо ждать.

Оставшись одни, девушки стали рассуждать, как поступит Албан, получив приглашение мистера Вайвиля.

— Он обрадуется случаю увидеть вас опять, — уверяла Сесилия.

— Я сомневаюсь, захочет ли он увидеть меня здесь, — ответила Эмили. — И вы забываете, что его приезду есть препятствия. Как он оставит свой класс?

— Очень легко! В субботу у него класса нет. Он может быть здесь, если поедет рано, ко второму завтраку; и может остаться до понедельника или вторника.

— А кто же займет его место в школе?

— Конечно, мисс Лед. Напишите ей и мистеру Моррису.

Письма были написаны. Было дано приказание готовить комнату для ожидаемого гостя. После всех этих хлопот Эмили и Сесилия вернулись в гостиную. Они застали мужчин за газетами, а дам — за вязанием. Войдя в оранжерею, они нашли сестру Сесилии, томно сидевшую в кресле между цветами. Природная леность некоторых молодых девиц принимает болезненный характер и представляет собой интересное зрелище. Доктор объявил, что Сен-Морицкие ванны вылечили мисс Джулию. Мисс Джулия не соглашалась с доктором.

— Пойдем в сад с Эмили и со мной, — предложила Сесилия.

— Вы не знаете, что значит быть больной, — со вздохом ответила Джулия.

Девушки оставили ее и присоединились к молодежи, которая забавлялась в саду. Франсина завладела Мирабелем и задала ему трудную работу качать ее на качелях. Он сделал попытку уйти, когда Эмили и Сесилия подошли, но тут же был возвращен к своей обязанности.

— Выше! — кричала мисс де Сор самым повелительным тоном. — Я хочу качаться выше всех!

Мирабель покорился с джентльменской безропотностью — и был вознагражден нежным взглядом.

— Видите? — шепнула Сесилия. — Он знает, как она богата, — желала бы я знать, женится ли он на ней.

Эмили улыбнулась.

— Сомневаюсь. Вы так же богаты, как Франсина, — и не забывайте, что кроме того, еще и привлекательны.

Сесилия покачала головой.

— Мистер Мирабель очень мил, — созналась она, — но я не желаю выходить за него. А вы?

Эмили мысленно сравнила Албана с Мирабелем.

— Ни за что на свете! — ответила она.

На следующий день Мирабель уезжал. Поклонницы проводили его до подъезда, у которого ждал экипаж мистера Вайвиля. Франсина бросила букет вслед уезжавшему гостю.

— Не забудьте вернуться к нам в понедельник! — сказала она.

Мирабель поклонился и поблагодарил ее; но его последний взгляд был брошен на Эмили, стоявшую поодаль от других на верхней ступеньке. Франсина, заметив это, не сказала ничего. Она судорожно сжала губы и побледнела.

Глава XLI

Речи

В понедельник из Вель-Реджиса в Монксмур пришел фермер.

Лично он не стоил ни малейшего внимания. Поручение же, данное ему, сделало его настолько важным, что он навеял тоску на весь дом. Вероломный Мирабель нарушил обещание. К великой досаде преподобного, его удержали приходские дела. Он мог только положиться на снисходительность мистера Вайвиля.

Все поверили приходским делам — за исключением Франсины.

— Мистер Мирабель воспользовался первым предлогом, который пришел ему в голову, чтобы укоротить свой визит; и я этому не удивляюсь, — сказала она, значительно взглянув на Эмили.

Эмили играла с собакой, заставляя ее повторять номера, которые та знала. Она положила кусочек сахара на нос собаки — и не имела времени обращать внимание на Франсину.

Сесилия, как хозяйка дома, сочла своей обязанностью ответить.

— Очень странное замечание! Вы хотите сказать, что мы прогнали от себя мистера Мирабеля?

— Я никого не обвиняю, — заметила Франсина довольно злобно.

— Теперь она начнет обвинять всех, — воскликнула Эмили, шутливо обращаясь к собаке.

— Но когда женщины начинают пленять мужчин, им остается только одно — удалиться, — продолжала Франсина.

Она взглянула на Эмили выразительнее прежнего.

Даже кроткая Сесилия рассердилась.

— На кого вы намекаете? — спросила она резко.

— Милая моя! — возразила Эмили. — Нужно ли вам спрашивать?

Она сделала собаке знак. Та подбросила сахар и поймала его. Присутствующие стали аплодировать. На этот раз стычка закончилась.

На другое утро пришел ответ Албана. Ожидания Эмили оказались справедливыми. Обязанности учителя рисования не позволяли Моррису оставить Незервудс, и он, как и Мирабель, извинялся. В коротком письме к Эмили ничего более не упоминалось о мисс Джетро; оно заняло всего одну страницу. Или Албану не понравился сдержанный тон, которым Эмили писала ему по совету мистера Вайвиля, или (как думала Сесилия) невозможность оставить школу так сильно раздосадовала его, что он не чувствовал охоты писать подробно? Эмили и не пыталась дойти до заключения. Она заметно расстроилась.

— Мне не нравится появление мисс Джетро. Чувствую — если таинственность этой женщины разъяснится когда-нибудь, ее признание, наверное, наделает мне хлопот и горя, — и мне кажется, что Албан Моррис тоже так думает.

— Напишите и спросите его, — посоветовала Сесилия. — Он так добр…

— Он так добр и так не желает огорчать меня, — ответила Эмили, — что не сознается в этом, даже если я права.

Между тем мистера Вайвиля, как члена парламента, не оставляли в покое. В соседнем городе назначен был политический митинг; и депутат обязан был сказать речь, сделав обзор современных событий в Англии и за границей.

— Пожалуйста, не ездите со мной, — сказал этот любитель скрипичной игры своим гостям. — Зал, в котором я выступаю, дурно проветрен, а речи, включая и мою, не стоит слушать.

Человеколюбивое предостережение было отвергнуто. Мужчины заинтересовались митингом, а следом и дамы твердо решили не оставаться дома. Они на удивление быстро собрались и говорили больше мужчин о политике, пока ехали в город.

В городе их ждал восхитительный сюрприз. В толпе мужчин, ждавших митинг на крыльце, стоял преподобный.

Франсина первая заметила его. Она взбежала по ступеням и протянула руку.

— Вот это радость! — вскричала она. — Вы приехали сюда видеть… — она хотела сказать меня, но приметив вокруг посторонних, сказала — нас! — Пожалуйста, дайте мне вашу руку, — шепнула она, прежде чем подошли ее молодые приятельницы. — Мне всегда так страшно в толпе!

Она крепко прижималась к Мирабелю и ревниво наблюдала за ним.

Разумеется, для друзей мистера Вайвиля были приготовлены стулья. Франсина, настаивая на своем праве держать Мирабеля под руку, села возле него. Садясь, она оставила его свободным всего на минуту. В эту самую минуту пастор взял пустой стул и поставил его для Эмили по другую сторону возле себя. Именно ей он сообщил то, о чем ему следовало бы уведомить Франсину.

— Комитет настаивает, чтобы я предложил одну резолюцию. Я обещаю не надоедать вам; речь моя будет самая короткая.

Митинг начался.

У тех, кто выступал, не оказалось ни малейшего сострадания к слушателям. Председатель заливался соловьем в течение целого часа. Речи лились, словно вода из неиссякаемого источника. Духота становилась нестерпимой. Какой-то человек в задних рядах заревел: «Воздуха!» — и разбил окно своей тростью. Его отблагодарили криками и иронически пригласили подняться на платформу и занять место председателя.

Наконец поднялся преподобный.

— Посмотрите на часы, господа, — сказал он, — и ограничьте мою речь десятью минутами.

Последовавшие за этим рукоплескания были слышны в разбитое окно на улице. Предложив свою резолюцию со скромной краткостью, Мирабель выступил за поддержку плана, принятого покойным лордом Пальмерстоном в Нижней палате. Привлекая слушателей, он стал рассказывать забавные истории и отпускать шуточки, постоянно возвращаясь, однако, к сути дела. Очарование его голоса и ораторские приемы довершили его успех. Ровно через десять минут он сел, несмотря на то, что собравшиеся в зале кричали: «Продолжайте!» Франсина первая взяла его за руку и выразила свой восторг в безмолвном пожатии. Он ответил ей пожатием — но взглянул не на нее, а на ту, которая сидела по другую сторону.

Хотя Эмили не жаловалась, но Мирабель тотчас увидел, что она страдает от духоты. Ее губы побелели, а глаза закрылись.

— Позвольте мне вывести вас, — сказал он, — а то вы лишитесь чувств.

Франсина вскочила, чтобы пойти за ними. Слушатели — люди простые и грубые — растолковали это по-своему.

— Оставьте пастора с его возлюбленной, — закричал кто то. — Где двое, мисс, там третьему быть не следует.

Мистер Вайвиль воспользовался своей властью и сделал выговор хаму. Порядок восстановился, и митинг продолжался.

По окончании его Мирабель и Эмили ждали своих друзей у дверей. Мистер Вайвиль, сам того не желая, раздул пламя, горевшее в душе Франсины. Он настоял, чтобы Мирабель вернулся в Монксмур, и предложил ему место в экипаже возле Эмили.

Когда все встретились за обедом, в поведении мисс де Сор произошла перемена, удивившая всех, кроме Мирабеля. Она была весела, добродушна и особенно любезна и внимательна к Эмили, которая сидела напротив нее за столом.

— О чем вы говорили с мистером Мирабелем, когда ушли он нас? — невинно спросила она. — О политике?

Эмили охотно разделила дружелюбный тон Франсины.

— Угадайте! — сказана она весело.

— Я могу только угадать, что у вас был восхитительный собеседник, и желала бы, чтобы и со мной сделалось дурно!

Мирабель, внимательно наблюдавший за ней, поблагодарил за комплимент поклоном и не возражал против рассказа Эмили об их разговоре. Девушка призналась, что заставила Мирабеля рассказать ей о себе. Она слышала от Сесилии, что прежняя жизнь пастора была посвящена разным занятиям, и ей показалось интересным узнать, какие обстоятельства побудили его посвятить себя церкви. Франсина слушала с милой улыбкой и с внутренним убеждением, что Эмили обманывает ее. Она сделалась любезнее прежнего. Она восхищалась платьем Эмили, аппетитом Сесилии, занимала Мирабеля анекдотами о сан-домингских священниках и так заинтересовалась старинными и новейшими скрипками, что мистер Вайвиль обещал показать ей после обеда свою знаменитую коллекцию. Она почтила своей любезностью даже мисс Дарнавей.

Пока Франсине показывали скрипки, Мирабель нашел случай поговорить с Эмили.

— Сказали вы или сделали что-нибудь, оскорбившее мисс де Сор? — спросил он.

— Решительно ничего, — объявила Эмили, удивленная этим вопросом. — Почему вы думаете, что я оскорбила ее?

— Я старался найти причину перемены в ней, — ответил проницательный пастор, — особенно к вам. Она замышляет какое-то коварство. Вам надо остерегаться.

Весь следующий день Эмили ожидала подвоха, но ничего не случилось. Ни малейшей ревности не обнаруживалось во Франсине. Она не делала попыток привлечь к себе внимание Эмили ни словом, ни взглядом, ни обращением.

На третий день в Незервудсе Албан Моррис получил безымянное письмецо:

«Одна молодая девица, которой вы интересуетесь, забывает вас в ваше отсутствие. Если вы не настолько малодушны, чтобы позволить другому вытеснить вас, приезжайте в Монксмур, пока еще не поздно».

Глава XLII

Стряпня

На другой день после политического митинга многие гости покинули гостеприимный дом мистера Вайвиля по разным причинам.

Мисс Дарнавей отозвали домой — нянчить сестер и братьев. Потом уехал старый сквайр, так ценивший портвейн мистера Вайвиля, — у него были неотложные дела. За ним последовали еще несколько дам и джентльменов.

После завтрака больная мисс Джулия расположилась на диване с романом. Отец ее издевался над скрипкой в другом конце дома. Оставшись с Эмили, Сесилией и Франсиной, Мирабель сделал удачное предложение.

— Предлагаю придумать какое-нибудь новое развлечение на нынешний день. Вы, молодые девицы, составьте совет, а я буду секретарем.

Он обратился к Сесилии:

— Все ожидают послушать хозяйку дома.

Сесилия обратилась за помощью к своим школьным подругам и прежде спросила Франсину — как самую старшую. Та была молчалива, сдержанна и сказала с утомлением:

— Мне все равно что делать — не поехать ли верхом?

На это нашлось возражение. Подобным развлечением уже пользовались несколько раз. Когда очередь дошла до Эмили, она тоже обманула ожидания.

— Посидим под деревьями и попросим мистера Мирабеля рассказать нам что-нибудь.

Мирабель отверг и это предложение.

— Я прошу мисс Вайвиль придумать развлечение, в которое был бы включен и секретарь, — сказал он.

Сесилия задумалась.

— У меня есть одна идея, — объявила она после некоторой нерешимости. — Я могу предложить всем нам пойти в домик сторожа парка.

Мирабель с серьезным видом записал это предложение.

— А когда мы туда придем, что же мы будем там делать? — спросил он.

— Мы попросим жену сторожа, — продолжала Сесилия, — предоставить нам свою кухню.

— Предоставить кухню, — повторил Мирабель. — Что же мы будем делать в кухне?

Сесилия застенчиво взглянула на свои хорошенькие ручки, сложенные на коленях, и ответила тихо:

— Состряпаем себе обед.

Все оживились. Девушек беспокоил теперь только один вопрос — что они будут готовить.

— Я могу сделать яичницу, — отважилась Сесилия.

— Если найдутся холодные цыплята, — прибавила Эмили, — я берусь сделать майонез.

— В английской церкви есть пасторы, умеющие жарить картофель, — объявил Мирабель, — и я принадлежу к их числу. Потом что у нас будет, пудинг? Мисс де Сор, можете вы сделать пудинг?

— Стыдно сказать, но я не умею стряпать, — призналась Франсина, — вам лучше избавить меня от этого.

Сесилия была теперь в своей стихии:

— Вы будете мыть латук, милая моя, и приготовлять оливки для майонеза Эмили. Не теряйте бодрости! У вас будет помощница, мы пошлем за мисс Плим — она нарубит петрушку и чеснок для моей яичницы. О, какое утро мы проведем!

Ее прелестные голубые глаза засверкали от радости; она даже поцеловала Эмили — Мирабель не мог не позавидовать этому поцелую.

Сесилия тотчас села за письменный стол и написала реестр съестных припасов. На ее лицо стоило посмотреть, когда она вызвала кухарку.

По дороге в домик сторожа молодая хозяйка шла во главе процессии. Следом за ней едва поспевали Франсина с мисс Плим. Мирабель и Эмили отстали.

— Эта игра, кажется, не интересует вас, — заметил Мирабель.

— Я думала о том, что вы мне сказали о Франсине, — ответила Эмили.

— Я могу сказать еще больше. Когда я приметил перемену в ней за обедом, я сказал вам, что она замышляет коварство. Сегодня в ней заметна другая перемена, из которой я заключаю, что придуманное коварство исполнено.

— Против меня? — спросила Эмили.

— Время раскроет нам то, чего мы сейчас не знаем, — ответил пастор уклончиво.

— Вы, кажется, доверяете времени, мистер Мирабель?

— Чрезвычайно. Время — закоренелый враг обмана. Рано или поздно, каждая скрытная вещь непременно откроется.

— Без исключения?