Мой ответ – нет Коллинз Уильям

Глава LVIII

Несчастье в Белфорде

Рано утром Мирабель отправился в редвудский дом в одном из тех экипажей, которые миссис Дельвин держала в «Грохоте» для своих гостей. Он вернулся вскоре после полудня, узнав о местопребывании миссис Рук и ее мужа. Последнее известие о них было из Ласведа, близ Эдинбурга. Получили они или нет то место, которое искали, ни мисс Редвуд, ни новая служанка сказать не могли.

Через полчаса запрягли другую лошадь, и Мирабель отправился на белфордскую станцию железной дороги по убедительной просьбе Эмили. Перед отъездом он имел свидание с сестрой.

Миссис Дельвин была настолько богата, что верила в безусловное могущество денег. Ее способ выпутать брата из создавшегося положения состоял в следующем: заплатить мистеру и миссис Рук за то, чтобы они уехали из Англии. Им дадут денег на переезд в Америку, и они возьмут с собой кредит к банкиру в Нью-Йорке. Если Мирабель не найдет супругов после их отъезда, Эмили не может порицать его за недостаток усердия к ее интересам. Он это понимал, но оставался уныл и нерешителен, даже с деньгами в руках. Единственная особа, которая могла пробудить его мужество и оживить надежду, не должна была знать ничего, что происходило между ним и его сестрой. Ему не оставалось ничего другого, как отправиться к своей сомнительной цели с тяжелым сердцем.

«Грохот» был так далеко от ближайшей почтовой станции, что немногие письма, адресованные в башню, отсылались с нарочным. Аккуратность этого человека зависела от его начальников, которые отправляли его, когда это было удобно для них. Иногда он приезжал рано, а иногда поздно. В это утро нарочный явился в половине второго с письмом к Эмили; и когда миссис Элмазер резко отчитала его, хладнокровно приписал свою нерасторопность гостеприимству приятелей, с которыми встретился на дороге.

Письмо, адресованное к Эмили в коттедж, было переслано из Лондона женщиной, которая была оставлена в коттедже. Эмили тотчас взглянула на конец письма и увидела подпись: миссис Рук!

— А мистер Мирабель уехал именно в то время, когда его присутствие чрезвычайно важно для нас! — воскликнула Эмили.

Догадливая миссис Элмазер посоветовала прежде прочесть письмо, а потом уже составить мнение.

Эмили прочла:

«Ласвед, близ Эдинбурга, сентября 26.

Высокоуважаемая мисс, беру перо, чтобы просить вашего доброго участия к моему мужу и ко мне, двум старикам, оставшимся без средств к существованию, вследствие смерти нашего добрейшего господина.

Может быть, не услышите ли вы о чем-нибудь подходящем для нас?

Мы съездили совершенно напрасно на место нашей новой работы и возвращаемся. Мы остановимся в Белфорде на обратном пути — повидаться с друзьями моего мужа, и надеемся приехать 28 числа. Не будете ли вы так добры, чтобы написать мне, на имя мисс Редвуд, если узнаете о каком-нибудь хорошем месте для нас? Может быть, нам придется попытать счастья в Лондоне. В таком случае позволите ли вы мне иметь честь засвидетельствовать вам мое уважение, как я уже просила вас, когда писала вам ранее? Остаюсь, высокоуважаемая мисс, вашей покорнейшей слугой.

Р. Рук».

Эмили подала письмо миссис Элмазер.

— Прочтите, — сказала она, — и скажите мне, что вы думаете.

— Я думаю, что вам лучше остерегаться подобной дамы.

— Остерегаться миссис Рук?

— Да — и миссис Дельвин также.

Эмили удивилась.

— Неужели вы говорите серьезно? Миссис Дельвин преинтересная женщина, она так терпеливо переносит свои страдания, так добра, так умна, такое принимает участие во всем, что интересует меня. Я сейчас отнесу ей это письмо и попрошу ее совета.

— Делайте как знаете, мисс. Я не люблю ее!

Прочтя письмо миссис Рук, сестра Мирабеля позвонила в колокольчик, стоявший на ее столе, с каким-то пылким нетерпением.

— Моего брата нужно немедленно вернуть, — сказала она. — Телеграфируйте ему от своего имени, сообщите, что случилось. Он найдет депешу, когда приедет на место.

Груму, призванному колокольчиком, было приказано оседлать лошадь, отвезти телеграмму в Белфорд и ждать, пока придет ответ.

— Как далеко отсюда до Редвуда? — спросила Эмили, когда груму были отданы приказания.

— Десять миль, — ответила миссис Дельвин.

— Я могу попасть туда сегодня?

— Милая моя, вы не можете попасть туда! Мой брат ваш представитель в этом деле. Предоставьте это моему брату, — достаточно нервно воскликнула миссис Дельвин.

Эмили вспомнила о том, что сказала ей верная старая служанка, и начала сомневаться — благоразумно ли она поступила, показав это письмо. Но ошибка — если это была ошибка — была уже сделана.

Я должна ответить миссис Рук. Она полагает, что я в Лондоне, — вздохнула Эмили.

— Вы намереваетесь сообщить миссис Рук, что вы здесь, в этом доме? — спросила миссис Дельвин.

— Конечно.

— Вам лучше прежде посоветоваться с моим братом, а не брать ответственность на себя.

Эмили преодолела свой гнев.

— Позвольте мне напомнить вам, — сказала она, — что мистер Мирабель не знает миссис Рук — а я ее знаю. Если я сама поговорю с ней, я многое сделаю для выявления истины, прежде чем он вернется. С этой женщиной справиться не так легко…

— И следовательно, с этой женщиной следует обращаться осторожно, — перебила миссис Дельвин, — и это может сделать только такой человек, как мой брат — человек знающий свет.

— А я осмеливаюсь думать, что мне надо видеть эту женщину как можно скорее, — настаивала Эмили.

Миссис Дельвин легла на кушетку. При состоянии ее здоровья беспокойство было нелегко переносить. Письмо миссис Рук и упрямство Эмили сильно раздражали ее. Но как все люди с характером, она была способна в важных случаях к большому самообладанию. Эмили нравилась ей, она восхищалась ею; и как пожилая женщина и хозяйка, она подала пример снисхождения и добродушия.

— Я не могу отослать вас тотчас в Редвуд. Из моих трех лошадей теперь осталась только одна, та самая, на которой ездил мой брат туда сегодня утром. Поездка составляет туда и обратно двадцать миль. Я уверена, что вы позволите лошади отдохнуть.

Эмили извинилась очень любезно и чистосердечно.

— Я не имела никакого понятия о том, что расстояние так велико. Я подожду, любезная миссис Дельвин, сколько вам угодно.

Они расстались такими же добрыми друзьями, как прежде — однако с некоторой сдержанностью. Энергичную Эмили приводила в уныние и раздражение попытка хозяйки остановить ее. С другой стороны, преданная интересам брата миссис Дельвин возлагала надежды на препятствия: лошадь могла оказаться неспособной к езде в этот день, пасмурная погода могла кончиться бурей.

Но часы проходили — небо прояснилось — и лошадь оказалась в силах для нового пути. Судьба пошла против хозяйки башни. Ей ничего больше не оставалось, как покориться.

Миссис Дельвин только что послала сказать Эмили, что экипаж для нее готов, когда кучер, отвозивший Мирабеля в Белфорд, вернулся. Он привез известие, которое приятно удивило обеих дам. Мирабель опоздал к поезду на пять минут. Кучер оставил его ожидающим прибытия следующего поезда. Он теперь получит телеграмму в Белфорде, и может вернуться немедленно на лошади грума. Миссис Дельвин предоставила Эмили самой решить — ехать ли ей в Редвуд, или подождать возвращения Мирабеля.

При этих изменившихся обстоятельствах, Эмили поступила бы невежливо, если бы настаивала на своем первом намерении. Она согласилась ждать.

Море оставалось спокойно. В тишине на западной стороне «Грохота» послышался быстрый топот лошади. Эмили выбежала в сопровождении осторожной миссис Элмазер, ожидая встретить Мирабеля.

Она обманулась в ожидании; это возвращался грум. Когда он остановил лошадь и спрыгнул, Эмили приметила, что он взволнован.

— Случилось что-нибудь? — спросила она.

— Случилось несчастье, мисс.

— Не с мистером Мирабелем?

— Нет, нет, мисс, с бедной сумасбродной женщиной, ехавшей из Ласведа.

Эмили взглянула на миссис Элмазер.

— Неужели с миссис Рук?! — вскрикнула она.

— Именно так ее называли, мисс! Она вышла, прежде чем поезд остановился, и упала на платформу.

— Она ушиблась?

— Опасно ушиблась, как я слышал. Ее отнесли в ближайший дом и послали за доктором.

— Не был ли мистер Мирабель в числе тех, кто помогал ей?

— Он был на другой стороне платформы, ждал лондонского поезда. Я приехал на станцию и подал ему телеграмму именно в ту минуту, как случилось это несчастье. Мистер Мирабель тотчас передумал возвращаться и пошел в тот дом, куда ее отнесли.

— Его впустили?

— Доктор не хотел об этом слышать. Он осматривал больную и не позволил никому быть в комнате, кроме ее мужа и хозяйки дома.

— Мистер Мирабель остался ждать?

— Да, мисс. Он сказал, что будет ждать целый день, если нужно; и приказал мне отдать эту записку миссис Дельвин.

Эмили обернулась к миссис Элмазер.

— Невозможно оставаться здесь, не зная, останется ли жива миссис Рук. Я немедленно еду в Белфорд.

— Извините, мисс, — вмешался грум. — Мистер Мирабель желал, чтобы вы не ездили в Белфорд.

— Почему?

— Он не сказал о причине.

Эмили взглянула на записку в руке грума с основательным недоверием. По всей вероятности, Мирабель поручал своей сестре удержать девушку от поездки в Белфорд. Экипаж ожидал у двери. Со своей обычной быстротой Эмили решила, что она имеет право воспользоваться экипажем, который отдан в ее распоряжение.

— Скажите вашей госпоже, — обратилась она к груму, — что я еду в Белфорд, а не в Редвуд.

Через минуту, она и миссис Элмазер уже ехали к Мирабелю на станцию.

Глава LIX

За дверью комнаты

Эмили нашла Мирабеля в зале белфордской станции. Ее внезапное появление, конечно, могло удивить пастора; но его лицо неожиданно выразило такое серьезное волнение, что Эмили испугалась.

— Вам разве не передали моего поручения? — придя в себя, спросил он. — Я просил вас подождать моего возвращения. Я послал записку моей сестре, в случае, если грум перепутает.

— Он ничего не перепутал, — ответила Эмили. — Я так торопилась, что не успела видеть миссис Дельвин. Неужели вы предполагали, что я буду в состоянии вынести неизвестность и ждать, пока вы вернетесь? Неужели вы думаете, что я не могу быть полезна?

— Вас не пустят к ней.

— Почему? Вы же ждете, чтобы видеться с нею.

— Я жду возвращения белфордского пастора. Он в Бервике; за ним послали по неотступной просьбе миссис Рук.

— Она умирает?

— Она боится умереть. У нее сделалось какое-то внутреннее повреждение от ушиба. Я надеюсь видеть ее, когда придет пастор.

— Я рада, что вы так усердно хлопочете об этом.

— Я всегда усерден ко всему, что касается ваших интересов.

— Не считайте меня неблагодарной. Миссис Рук меня знает; и если меня пропустят, мы увидимся до возвращения пастора.

Мирабель вдруг встал между Эмили и дверью.

— Я должен просить вас отказаться от этой мысли, — твердо сказал он. — Несчастная женщина ужасно мучается. Зрелище, вне всякого сомнения, будет для такого чувствительного создания, как вы, Эмили, непереносимым.

Его обращение заставило Эмили подумать, что он действует по причине, в которой не хочет признаться.

— Если вы очень желаете, чтобы я не видела миссис Рук, — сказала она, — объясните свое истинное намерение.

Мирабель, по-видимому, не знал, что ответить. Пока пастор колебался, станционный смотритель прошел в дверь. Эмили попросила его указать дом, в который отнесли миссис Рук. Он повел Эмили к концу платформы и указал на дом. Мирабель пошел за Эмили и служанкой.

Дверь отворил старик. Он с упреком взглянул на бледного пастора.

— Вам уже сказали, что никто из посторонних не должен видеть мою жену.

Узнав, что перед ними мистер Рук, Эмили назвала себя.

— Может быть, вы слышали обо мне от миссис Рук, — прибавила она.

— Она часто говорила о вас, — откликнулся старик.

— Что сказал доктор?

— Он думает, что она может поправиться. Она не верит ему.

— Не потрудитесь ли вы сказать ей, что я желаю видеть ее, если она чувствует себя в состоянии принять меня?

Мистер Рук взглянул на миссис Элмазер.

— Вы обе желаете пройти к моей жене? — спросил он.

— Миссис Элмазер подождет здесь, — ответила Эмили.

— Она может подождать в гостиной, добрые хозяева этого дома хорошо знают меня.

Старик указал на дверь гостиной, приглашая следовать за ним. Мирабель настойчиво шел за Эмили.

Мистер Рук отворил дверь в комнату, где лежала его жена, и, обернувшись к Эмили, заметил Мирабеля, стоявшего позади нее. Старик властно указал пастору на выход. Его решимость, очевидно, была неизменна. Мирабель обратился к Эмили с просьбой помочь.

— Она примет меня, если вы попросите ее, — умоляюще сказал он.

Немедленно последовал крик из спальни — крик ужаса, — миссис Рук увидела, кто стоит у порога.

Мистер Рук поспешно вошел в спальню и затворил за собой дверь. Менее чем через минуту он появился. Он подошел к Мирабелю — оглядел его чрезвычайно внимательно и отступил с видом облегчения.

— Она ошибается, — сказал он, — вы не тот человек.

Такое странное обращение удивило Эмили.

— Как вас понять? — спросила она.

Мистер Рук не обратил внимания на вопрос. Не спуская глаз с Мирабеля, он отрицательно покачал головой. На этот раз Мирабель молча послушался.

Старик обратился к Эмили:

— Вы пугливы?

— Я вас не понимаю, — ответила девушка. — Кто может напугать меня?

— Вам не следовало бы видеться с нею, но ее не урезонишь. Я все-таки предостерегу вас, мисс. Не спешите верить всему, что вам скажет моя жена. По моему, она не в своем уме.

Эмили переступила через порог.

Глава LX

В комнате

Пожилая женщина сидела у постели. Она встала и заговорила с Эмили с огорчением и замешательством.

— Не моя вина, что миссис Рук принимает вас таким образом; я вынуждена не противоречить ей.

Женщина посторонилась и указала на миссис Рук, голову которой поддерживало несколько подушек, а лицо было закрыто вуалью. Эмили с ужасом отступила.

— Разве у нее повреждено лицо? — спросила она.

Миссис Рук сама ответила на этот вопрос; голос ее был тих и слаб; но пострадавшая говорила со своей обычной нервной торопливостью, которую заметил Албан Моррис еще в тот день, когда она просила его указать ей дорогу в Незервудс.

— Не то чтобы повреждено, но даже на смертном одре нужно позаботиться о своей наружности. Я не могу достать свои туалетные принадлежности, чтобы привести себя в порядок. Поэтому не желаю пугать вас. Пожалуйста, извините, что я не подниму вуаль.

Эмили вспомнила ее нарумяненные щеки и крашеные волосы.

Добрая хозяйка дома подождала с минуту.

— Что мне сказать, если придет пастор? — спросила она, перед тем как покинуть комнату.

— Скажите, что умирающая женщина старается загладить свой грех, — отвечала миссис Рук. — Скажите, что эта молодая девушка присутствует здесь по определению премудрого Провидения. Ни одно человеческое существо не должно мешать нам.

Хозяйка вышла.

— Мы одни? — спросила миссис Рук.

— Одни, — ответила Эмили. — Почему вы закричали, перед тем как я вошла сюда?

— Я не могу позволить вам напоминать мне об этом. Я должна успокоиться. Молчите. Дайте мне подумать.

Возвратив свое спокойствие, миссис Рук также возвратила то чувство удовольствия говорить о самой себе, которое составляло отличительную особенность ее характера.

— Вы извините, если я начну с религии, — продолжала она. — Мои дорогие родители были люди примерные; я была воспитана очень старательно. Вы благочестивы?

Эмили промолчала.

— Сказала ли я вам, что я жалкая грешница? — жалобно спросила миссис Рук.

Эмили не могла выносить этого долее.

— Скажите это пастору, а не мне.

— О, я должна это говорить! Я жалкая грешница. Позвольте мне привести вам пример. Я была пьяница в былое время. Когда припадок овладевал мною, я могла пить все, и, как все пьяницы, иногда говорила о том, что лучше бы скрывать. Мы это помнили — мой старый муж и я, — когда нас поселили в комнате возле ее спальни — на этот риск решиться было нельзя. Я могла заговорить об убийстве в гостинице, и она могла услышать меня. Но я, даже порядочно напившись, никогда не проронила ни слова о бумажнике.

— Что за бумажник? — перебила Эмили этот бред.

— Подождите. Все в свое время, это мой девиз. Я должна начать не с бумажника. Зачем я начала с него? Не думаете ли вы, что вуаль на моем лице путает меня? Что, если я ее сниму? Но вы должны прежде обещать мне — торжественно обещать, что вы не будете смотреть на мое лицо. Как могу я рассказать вам об убийстве, когда это кружево щекочет мне лицо? Отойдите и встаньте спиной ко мне. Благодарю. Теперь я сниму вуаль. Ах! Воздух освежает; я теперь знаю, в чем дело. Боже мой, я забыла кое-что! Я забыла о нем, как он испугал меня! Вы видели его на площадке?

— О ком вы говорите? — спросила Эмили.

Слабый голос миссис Рук перешел на шепот.

— Подойдите ближе. О ком я говорю? Я говорю о том человеке, который ночевал на другой кровати в гостинице, о том человеке, который сделал это своей бритвой. Его уже не было, когда я заглянула в комнату на рассвете. О, я исполнила свою обязанность! Я сказала моему мужу, чтобы он не выпускал его из вида. Вы не можете себе представить, как упрям и глуп мой муж. Он говорит, что я ошиблась. А слух на что? Я услышала его голос — и узнала.

Эмили похолодела с головы до ног.

— Его голос, — продолжала миссис Рук. — Перед всеми английскими судьями я присягну, что узнала его голос.

Эмили бросилась к постели и, онемев от ужаса, взглянула на женщину, которая сказала эти ужасные слова.

— Вы нарушили ваше обещание! — вскричала миссис Рук. — Вероломная девушка! Вы нарушили ваше обещание!

Она схватила вуаль и опять надела. Взгляд на ее лицо, хотя и мгновенный, успокоил Эмили. Почти безумные глаза, растрепанные волосы, седина которых виднелась из-под краски, напомнили Эмили последние слова мистера Рука, предостерегавшие не верить всему, что скажет его жена, и высказавшему убеждение, что ее рассудок расстроен.

— Постарайтесь простить мне, — сказала Эмили. — Я неумышленно нарушила обещание, так как испугалась.

Миссис Рук расплакалась.

— Я была красавица в свое время. Вы и теперь нашли бы, что я еще хороша, если бы эти дураки не испортили мою наружность. О, как я слаба! Где мое лекарство?

Склянка стояла на столе. Эмили дала ей прописанную дозу, и ослабевшие силы страдалицы оживились.

— Я женщина необыкновенная, — продолжала она. — Моей решительности всегда восхищались все, кто знал меня. Но я чувствую — как бы это выразить? — какую-то пустоту. Пожалейте мою бедную, нечестивую душу! Помогите мне.

— Как я могу вам помочь?

— Этот наглый учитель в школе дал понять, что подозревает меня. Боже, как он испугал меня, когда потом очутился в доме сэра Джервиса! Вы должны были видеть сами, что он подозревал меня.

— Он показал вам мой медальон, — вспомнила Эмили.

— О, напоминание об убийстве! — воскликнула миссис Рук. — Не обвиняйте меня. Бедное, невинное создание, я должна сказать вам нечто страшное. Вы сейчас спрашивали меня, кому принадлежал бумажник. Он принадлежал вашему отцу. Что с вами? Вы плачете?

Слезы покатились из глаз Эмили. Бумажник был последним подарком, который она сделала ему в день рождения.

— Сейчас услышите о нем подробнее, — продолжала миссис Рук. — Вытрите ваши глаза; я буду говорить о любви. Я не единственная красивая женщина, вышедшая за старика, у которой был любовник.

— Какое это имеет отношение ко мне? — возмутилась Эмили.

— Самое непосредственное. Мой любовник походил на всех мужчин, он держал пари на скачках и проиграл. Он признался мне в тот день, когда ваш отец пришел в нашу гостиницу. Он сказал: «Я должен найти денег или уехать в Америку и проститься с тобою навсегда». Я имела глупость любить его. Сердце мое разорвалось при этих его словах. Я сказала: «Если я найду эту сумму, и даже побольше этой суммы, возьмешь ли ты меня с собой?» Разумеется, он сказал «да». Вы, вероятно, слышали о следствии, которое производили в нашей гостинице коронер и присяжные? О! Какие идиоты! Они думали, что я спала в ночь убийства. А я не смыкала глаз — и была так несчастна, я чувствовала такое искушение!

— Искушение! Какое?

— Разве вы думаете, что у меня были свободные деньги? Бумажник вашего отца искусил меня. Я видела, как мистер Браун раскрывал его, чтобы расплатиться по счету. Бумажник был полон банковскими билетами. О, какая всемогущая сила любовь! Может быть, она известна и вам?

— Неужели вам не стыдно говорить так! — сказала Эмили с негодованием.

Миссис Рук забыла свою набожность и дала наглый ответ:

— Ваше время придет. Но вы правы, я отступила от главного пункта; я недостаточно благоразумна в таком торжественном случае. Кстати, вы приметили, как я выражаюсь? Я наследовала правильный английский язык от моей матери, женщины образованной, которая вступила в неравный брак. Мой дед с материнской стороны был джентльмен. Так вот, в ту самую ночь я не смогла заснуть и ворочалась в постели. Я ни о чем больше не могла думать, только о дьявольском бумажнике, набитом банковскими билетами. Муж мой крепко спал. Я влезла на стул и посмотрела в щель двери в ту комнату, где ночевали эти двое.

Отец ваш ходил взад вперед. Был ли он взволнован?

Я не заметила. Я не знаю, спал ли другой постоялец.

Я не видела ничего, кроме бумажника, наполовину засунутого под изголовье кровати. Ваш отец все ходил. А я все думала: «Подожду, пока он не уснет». Где вино? Доктор сказал, что я могу выпить рюмку, когда захочу.

Эмили нашла вино и подала ей. Девушка задрожала, случайно коснувшись руки миссис Рук.

Вино подкрепило ослабевшую женщину.

— Я, должно быть, вставала несколько раз, — продолжала она, — у меня не хватало духа. Не совсем помню, что делала; пока не стало рассветать. Должно быть, тогда я в последний раз заглянула в дверную щель.

Миссис Рук задрожала. Она сорвала вуаль с лица.

— Господи, будь милостив к грешнице! Подите сюда, — сказала она Эмили. — Где вы? Нет, я не смею сказать вам, что я увидела; я не смею сказать вам, что я сделала. Когда вами овладеет дьявол, вы можете сделать все, все, все!

Голова Эмили закружилась, сердце ее неистово забилось, шатаясь, дошла она до двери, чтобы убежать из комнаты.

— Я виновата только в том, что обокрала его, но в его крови я неповинная! — закричала ей вслед миссис Рук. — Когда я вошла, дело было уже сделано — дверь во двор отворена, человек убежал. Вернитесь, вернитесь!

Эмили оглянулась.

— Я не могу подойти к вам, — сказала она слабым голосом.

— Подойдите ближе — и взгляните.

Миссис Рук сняла с себя ленту, к которой был привязан бумажник. Она протянула его Эмили.

— Это бумажник вашего отца. Разве вы не возьмете его?

Эмили взяла бумажник.

— Раскройте, — потребовала миссис Рук.

Девушка послушалась. В бумажнике были два пятифунтовых билета.

— Его? — спросила Эмили.