Бегство к любви Тоул Саманта
И признаться ему в своих чувствах я не могу. Да и какой смысл? Тем более теперь, когда он отдаляется от меня.
Плохо то, что он слишком много знает обо мне. Из-за этого я чувствую себя беззащитной.
В сущности, я знаю, как мне быть. Я должна собрать вещи и уехать отсюда, остановиться где-то в другом месте. Просто сейчас это легче сказать, чем сделать.
И еще мне нужно набраться мужества и нанести визит последней Анне Монро в моем списке. Но без поддержки Джордана решиться на это в миллион раз труднее.
Очевидно, он какой был, такой и остался, такой, каким себя описывал, – не способен на серьезные отношения. И как бы мне ни хотелось быть той девушкой, которой удалось изменить его, все свидетельствует об обратном.
Да, он говорил, что я ему желанна. Но говорил он это обычно в минуты любовной близости или когда уже готов был овладеть мною. А мне ли не знать, что мужчина во время секса говорит то, что он не имеет в виду.
Минувшая ночь откровением не стала. Пробудившись среди ночи, я увидела, что Джордана в постели нет, а на его месте, рядом со мной, где он заснул, дрыхнет, развалившись и похрапывая, Дозер.
В конце концов любопытство и досада возобладали. Я обыскала всю гостиницу и в итоге нашла его у озера. Он сидел на мостках, потягивая пиво…
Я подошла, встала перед ним, глядя на него сверху вниз. Джордан взял меня за бедра, головой уткнулся мне в ноги, словно не в силах был смотреть на меня.
Я зарылась пальцами в его волосы, молча умоляя поговорить со мной… но желая услышать от него только то, что хочу слышать.
Его ладонь скользнула вверх по моей ноге, он взял меня за руку, потянув вниз, заставил сесть у него между ног. Я прислонилась спиной к его груди. Одной рукой обняв меня за талию, он глотнул из бутылки пива.
– Чего сидишь здесь в темноте? – спросила я. Мои слова поплыли над озером, растворяясь в ночи.
Он потерся носом о мою шею, вдыхая мой запах.
– Не спится.
Я взяла у него бутылку, глотнула пива и вернула ему.
– Что не дает тебе заснуть?
Он поставил бутылку на мостки рядом с собой и протяжно вздохнул.
– Ничего.
Ничего!
Злая, уставшая, раздраженная от того, что он отказывается быть откровенным со мной, я вскочила на ноги.
– Если я тебе больше не нужна… не нужно то, что между нами… тогда так и скажи! Только… прошу тебя, прекрати… вот это!
Я стремительно развернулась и побежала к гостинице.
Джордан нагнал меня на крыльце главного входа.
Закрыл дверь, которую я открыла. Подошел ко мне сзади вплотную, прижался грудью к моей спине.
– Ты нужна мне, – произнес он хрипло мне в ухо. – Ни секунды в этом не сомневайся. Так, как тебя, я никогда и никого не желал.
– Тогда почему все это? – спросила я, тяжело дыша. В голове сумбур, сердце выскакивает из груди.
– Что «все это»?
Я повернулась, обеими руками хватаясь за дверную ручку и спиной прислоняясь к двери.
– Ты стал другим… отдалился от меня. Я знаю, ты что-то скрываешь.
Он смежил веки, будто ему больно.
– Ничего такого, о чем тебе стоит беспокоиться.
Я взяла его за руку.
– Я просто хочу, чтобы ты поговорил со мной. – Я легонько дернула его за руку, побуждая к откровенности.
Он открыл глаза, устремил взгляд на наши соединенные руки.
Протяжно вздохнул.
– Поговорим… – Он покачал головой. – Но потом… не сейчас. – Такое впечатление, будто он вовсе и не ко мне обращался.
Потом он положил руки на дверь, по обе стороны от моей головы, и, не раздумывая, не колеблясь, грубо смял мои губы своими.
Я хотела оттолкнуть его, сказать, чтобы он поговорил со мной сейчас, не потом. Что поцелуями не решить проблему, которая не дает ему покоя.
Но я не оттолкнула его и ничего ему не сказала. Не хотела, чтобы он перестал целовать меня. Пусть бы целовал вечно.
Прервав поцелуй, он снял с меня верх моей пижамы, стянул через голову. Нагнувшись ко мне, взял в рот мой сосок.
Моя голова, завалившись назад, глухо стукнулась о дверь.
Я принялась расстегивать на нем джинсы. Сунув руку ему в трусы, обхватила ладонью его затвердевшую распаленную плоть.
– Черт, Мия, – простонал он, двигаясь в моей руке.
И мы оба отдались безудержной лихорадочной страсти.
Мои штаны от пижамы и трусики сняты, и я опомниться не успела, как уже стою совершенно голая на крыльце отеля, а Джордан – все еще полностью одетый – оторвал меня от пола и овладел мной.
Я вскрикнула от его стремительного натиска. По телу мгновенно разлилось блаженство. Обвив его ногами за пояс, я впилась ногтями в его плечи.
Его это только подхлестнуло.
Он вонзался в меня уверенными мощными толчками. Его джинсы терлись о мое голое тело, причиняя боль, но мне было все равно. Главное – я чувствовала его близость. Все остальное не имело значения.
Мы занимались безумным, яростным, примиряющим сексом на улице, среди ночи… и от этого ощущения были в сотни, в тысячи раз острее.
– Ты моя, Мия, – пыхтел он, бедрами прижимая меня к двери, снова и снова с неистовостью погружаясь в меня. – Я никогда тебя не потеряю. Никогда.
– Ты меня не потеряешь, – задыхаясь, отвечала я, обескураженная и разгоряченная до предела. – Никогда.
Это было несколько часов назад. И теперь, проснувшись, я опять увидела, что лежу в постели Джордана одна.
Вздохнув, я спустила ноги с кровати и направилась в ванную.
Оделась, натянув на себя то, в чем была накануне вечером, ибо чистой одежды из своего номера я не захватила. В данный момент к серьезному разговору с Джорданом я не готова, потому решаю подняться к себе в номер, чтобы принять душ, почистить зубы и переодеться. Беру со стола ключи от своего номера и выхожу в коридор.
Дойдя до лестницы, слышу два мужских голоса. Один принадлежит Джордану, второй мне не знаком. Голоса раздаются из офиса на верхнем этаже.
Размышляю, как мне быть.
Врываться в офис, мешать серьезному разговору, я не хочу. Пожалуй, выйду через заднюю дверь, обойду отель с улицы, войду через главный вход и пройду в свой номер, решаю я.
Я разворачиваюсь, но останавливаюсь, услышав свое имя. Обо мне говорит не Джордан. Его собеседник.
Любопытство возобладало. Я тихо поднимаюсь по лестнице. Голоса звучат четче.
– …не могу поверить, Джордан.
Он вздыхает.
– Знаю, папа. Я облажался.
Значит, приехал его отец? Я улыбаюсь при мысли о том, что скоро познакомлюсь с его отцом. Джордан продолжает оправдываться, и его следующие слова стирают улыбку с моего лица.
– Я собирался ей сказать, но… не решился. Не знал, с чего начать.
– С правды, Джордан. Начинать нужно с правды. Зря я не вернулся домой в тот же день, как мы с тобой поговорили. Сегодня приехал, потому что ты не отвечал на мои звонки. Так и знал: что-то здесь не так. – Вздох. – Подумал, что, может быть, вы с Мией поссорились из-за этого… Просто не хотелось верить, что ты ей ничего не сказал, – не этому я тебя учил. Я знаю, что Мия тебе очень дорога, но ты не можешь скрывать от нее правду, продолжая общаться с ней как ни в чем не бывало. Это неправильно. Что, по-твоему, она почувствует, когда выяснится, что ты знал правду о ее матери и ничего ей не сказал?
Сердце замирает в груди, живот от боли скрутило в узел. Меня тошнит. Я стискиваю руку в кулак, ногтями вонзаясь в ладонь.
– Черт… – Голос Джордана полнится болью. – Я окончательно все испортил. Боялся, что она меня не простит… теперь уже точно не простит никогда. Она знала… знала, что что-то не так, а я все твердил ей, что причин для беспокойства нет.
– Хочешь, вместе ей скажем?
– Нет, – вздыхает Джордан. – Я сам. Не хочу, чтоб мы вдвоем на нее наседали. Прямо сейчас пойду к ней и скажу. – Его решительный тон, тяжелые шаги заставили меня развернуться и бегом помчаться вверх по лестнице.
Я знаю, что у меня нет шансов скрыться раньше, чем он увидит меня, но все равно пытаюсь.
Слышу, открывается дверь и Джордан окликает меня:
– Мия. – В голосе – явный страх. Делать нечего, поворачиваюсь к нему.
В лице его, как и в голосе, тоже сквозит страх. Но больше всего меня пугают его глаза. В них – полная безнадежность. Словно он на грани того, чтобы потерять все. Или, может быть, это я все потеряю.
Тошнота усиливается.
Глава 21
Когда мне было четырнадцать лет, на дне рождения Бена Касла я получил по яйцам от Мэйзи Ричардс за то, что она застала меня с Софи Дженкинс – и это после того, как часом ранее она ласкала мой член в гардеробной комнатушке.
Ощущение было такое, будто мои яйца взорвались, в самом буквальном смысле, и разлетевшиеся ошметки искромсали все мое нутро. Боль была невообразимая.
Еще полминуты назад я был уверен, что более острой боли мне никогда не придется испытать.
Я ошибался.
Та боль несравнима с тем, что я чувствую сейчас, глядя на разрушенное потерянное лицо Мии после того, как я сообщил ей, что ее мать – мать, оставившая ее с отцом, который постоянно избивал ее, – в действительности и есть та женщина, которая вырастила меня.
– Я… я не понимаю… – Она оступается, коленями врезаясь в стол. Раздается противный глухой стук.
Я кидаюсь к ней, но она, кажется, даже не заметила, что ударилась, и это лишний раз доказывает, насколько все плохо.
Насколько сильно я облажался.
– Мне очень жаль. – Я уныло качаю головой.
– Она… моя… твоя мама… умерла. – Одной рукой она хватается за живот, будто ее пронзила физическая боль.
– Мия… – Я делаю шаг вперед, чтобы быть ближе к ней.
Она выкидывает вперед руку, останавливая меня.
– Мия, – говорит мой отец спокойным «полицейским» тоном. – Сядь, пожалуйста. Ты потрясена… сядь. Позволь, я принесу тебе воды.
Она растерянно смотрит на отца. Потом снова переводит взгляд на меня и смотрит так… сквозь меня. В глазах – ледяной холод. В меня будто нож вонзили.
Потом ее взгляд скользит по комнате и останавливается на стене. Я, не поворачиваясь, могу точно сказать, на что она смотрит.
На фотографию, на которой запечатлены я, папа и мама – втроем. Это наша последняя совместная фотография. Она была сделана в тот день, когда я отправлялся в путешествие.
Ее лицо мрачнеет, из глаз капают слезы.
Она закрывает лицо руками. Я слышу ее всхлип, столь мучительный, что у меня разрывается сердце.
Я не в силах стоять в стороне.
В несколько шагов я стремительно пересекаю комнату и заключаю ее в свои объятия.
Но уже через секунду она яростно отталкивает меня. Я и не подозревал, что в ней столько силы.
– Не трогай меня… никогда больше не прикасайся ко мне. – Она вытирает лицо о рукав, поворачивается и выбегает из офиса.
Я смотрю на отца, взглядом спрашивая совета, потому что сам я в полной растерянности.
– Иди за ней, – командует он.
Минутой позже я уже в коридоре.
Вижу, Мия исчезает в своем номере. Я бегу за ней, ожидая натолкнуться на закрытую дверь. Но дверь не закрыта – распахнута во всю ширь.
Из уважения к ней я не вхожу в номер. Стою в проеме, вцепившись в косяк, чтобы не поддаться искушению.
Мия сует ноги в спортивные тапочки, хватает сумочку.
– Мия?
Игнорируя меня, она натягивает куртку.
– Мия, прошу тебя. Не молчи.
Она хватает ключи, вешает сумочку на плечо, не говоря ни слова, протискивается мимо меня и быстро идет по коридору.
Я не отстаю, иду следом, пытаясь поговорить с ней.
– Не уходи, прошу тебя… подожди… Я знаю, что для тебя это удар… что тебе сейчас очень больно… но дай мне объяснить…
Она останавливается на крыльце – на том самом крыльце, где всего несколько часов назад мы предавались с ней любви после того, как я солгал ей в очередной раз, – и медленно поворачивается ко мне.
Холод в ее глазах, безжизненное выражение лица подтверждают мои наихудшие опасения.
Я ее потерял.
Этот камень преткновения не переступить.
Я солгал ей. Не оправдал ее надежд. Все мужчины, которых Мия знала в своей жизни, приносили ей боль и разочарования, и теперь вот и я пополнил их список.
– Объяснить? Что теперь ты хочешь объяснить? У тебя было ВРЕМЯ – И НЕ ОДИН ДЕНЬ, – ЧТОБЫ ОБЪЯСНИТЬ! – кричит она. – У ТЕБЯ БЫЛО ВРЕМЯ СКАЗАТЬ МНЕ ПРАВДУ, НО ТЫ ЛГАЛ… ты лгал. – Она понизила голос до шепота. – Она любила тебя… не меня – тебя. Она оставила меня с ним. Боже, как же, должно быть, она меня ненавидела…
– Нет, Мия. Нет. Ты ведь ничего не знаешь. Позволь, я объясню.
– Я БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ЖЕЛАЮ СЛЫШАТЬ! – кричит она. Слезы струятся по ее лицу, рукой она снова держится за живот.
Ее боль обжигает мне глаза. В ярости тру их рукой.
– Мне пора, – говорит она жутко слабым голосом. Ее взгляд метнулся к автомобилю. – Я должна уехать отсюда.
Грудь разрывается от боли.
Она бежит к машине, на ходу отпирая ее.
Я цепляюсь за нее, хватаю за руку, пытаясь удержать. Умоляю:
– Не уезжай. Не надо. Прошу тебя, Мия. Останься, поговори со мной. Я могу все исправить. Я исправлю.
Она поднимает на меня пустые глаза.
– Это не исправить… Меня не исправить. Я давно изломана и изуродована так, что восстановлению не подлежу.
Она вырывает свою руку из моей ладони, садится в машину и уезжает, оставляя меня в облаке пыли и боли.
Я осознал, что сижу на гравии, только тогда, когда почувствовал на плече руку отца.
– Мне очень жаль, Джордан. Жаль, что тебе приходится расплачиваться за ошибки Бель, совершенные много лет назад.
Я потираю руками лицо, потом поднимаюсь с земли.
– Нет… просто… я не могу потерять ее. Я должен все исправить. Поеду за ней…
– Не надо. – Отец крепко берет меня за плечо, удерживая на месте. – Не самая удачная идея. Если поедешь за ней сейчас, только хуже сделаешь. Дай ей время остыть, переварить свою обиду.
– А вдруг она не вернется? – От боли в сердце мутится разум. Затаив дыхание, я потираю грудь.
– Ее вещи здесь, Джордан. Она должна за ними вернуться.
– Нет, – качаю я головой, зная, что, убегая из Бостона, Мия бросила там все свое имущество. – Вещи для нее значения не имеют. Она оставила в Бостоне все, что у нее было, так что из-за нескольких тряпок она тем более не вернется.
Беспокойство мелькает в лице отца. Потом он треплет меня по плечу.
– Ты ей небезразличен. Она вернется. Если не вернется, мы ее найдем.
– Как?
Одной рукой он обнимает меня за плечи и ведет в дом.
– Ты забыл, что твой отец раньше был копом? Что-что, а людей искать я умею. – Он улыбается, демонстрируя позитивный настрой, пытаясь подбодрить меня, проявляя готовность помочь.
Я киваю, но оптимизма его не разделяю, ибо боюсь я не того, что не найду ее. Я буду ее искать, пока не найду, всю землю исхожу вдоль и поперек.
Нет, боюсь я того, что будет ждать меня, когда снова ее увижу.
Глава 22
Пустота.
Ни мыслей в голове.
Ни боли в теле.
Ни боли в сердце.
Одна лишь устремленность. Одна цель.
Я резко торможу на стоянке.
Надев темные очки, хватаю сумочку и иду в магазин.
Беру тележку. И начинаю сметать продукты с прилавков.
Ни одной осознанной мысли. Только потребность. Одна лишь потребность.
Тележка быстро наполняется. Я уже жую. Опустошена одна пачка с чипсами. Наполовину съедена пачка конфет.
Если на меня кто-то и смотрит, мне все равно.
Кассирша вежливо пытается поболтать со мной. Я не отвечаю.
Складываю в пакет продукты, расплачиваюсь и ухожу.
Потом еду в мотель на окраине города, в тот самый, где останавливалась на днях.
Многие днем снимают в мотелях номера для любовных свиданий. Я приезжаю в мотели, чтобы есть. Скрыть свой позор.
Однако сейчас я не испытываю ни капли стыда.
Только потребность.
Средство для достижения цели… цели, которой на данный момент я не вижу.
Я заселяюсь в мотель. На одну ночь. Больше мне не нужно.
Мне просто необходимо выплеснуть всю горечь из своего организма. Потом я покину этот город.
Получив ключ от номера, я возвращаюсь к машине, забираю пакеты с едой.
Войдя в номер, сгружаю пакеты на кровать.
Это не тот номер, в котором я останавливалась на днях, но абсолютно такой же.
Та же дешевая, грязная, затхлая обшарпанная комната. Мне здесь самое место.
Потому что я сама такая, как эта комната. Дешевая, затхлая и обшарпанная.
По глупости зачем-то убедила себя в обратном. Внушила себе, что я чего-то стою… что-то значу для кого-то… для него.
Для Джордана.
Даже думать о нем больно.
Я зажимаю голову руками, пытаясь выдавить его из себя, но он не уходит.
Поэтому я подхожу к допотопному телевизору, включаю его. Хочу дребеденью заглушить боль в голове, но убийственные факты заполняют сознание, продолжая увечить меня.
Музыка, льющаяся из телевизора, плывет по комнате, заполняя каждый пустой уголок голосом Рианны, исполняющей «Бриллианты».
Колющая боль пронзает меня. Оседая на пол, я затыкаю кулаком рот, чтобы сдержать всхлип.
Как он мог?.. Как она могла?..
Прекрати, Мия. Сейчас же.
Ты знаешь, как унять боль.
Я подползаю к кровати и разрываю первую упаковку, что попалась под руку.
Запихиваю в рот ее содержимое, быстро пережевываю, глотаю. Вкуса не чувствую. Только облегчение. Облегчение, которое всегда приходит с поглощением пищи.
Стаскиваю на пол один из пакетов, вываливаю на пол все, что есть в нем.
Разрываю еще одну упаковку – печенье. Запихиваю его в рот, жую, пытаясь съесть как можно больше и быстрее.
Но еда застревает в горле, будто мой организм уже готов ее отторгнуть.
Давясь печеньем, глотаю его через силу, хватаю бутылку с содовой, которую я купила, запиваю, смачивая пересохшее горло.
И снова принимаюсь есть, запихивая и запихивая в себя пищу, побивая все свои предыдущие рекорды.
Я лежу на грязном полу грязной комнаты, смотрю на потрескавшийся потолок. Почти все, что я купила, съедено, сама я взмокла от пота, желудок болит как никогда.
Столько, сколько сегодня, я еще зараз никогда не съедала.
Но боль эта умиротворяющая. Лучше уж болезненная тяжесть в желудке, чем агония сердца.
Мама бросила меня ради него.
Ради Джордана.
Ради человека, которого я люблю.
Значит, я и вправду ничтожество.
Я с трудом поднимаюсь на ноги. Тошнота подступает к горлу. Но я ее сдерживаю.
Я должна сама вызвать рвоту. Только это принесет облегчение.
Проковыляв в ванную, я опускаюсь на колени перед унитазом. Сжимаю вместе пальцы, сую их глубоко в рот и избавляюсь от боли, пытающейся поглотить меня.
Боль не ушла. Ничего не получилось.
Не получилось.
Это у меня тоже отняли.
Способность перестать чувствовать. Избавляться от всепоглощающей боли. И теперь она здесь, в груди, и кажется, что ребра треснут, не выдержав этой душераздирающей агонии.
Нет. Нет. Нет. Нет!
Я его ненавижу.