Медовый месяц в улье Сэйерс Дороти

– Не важно. “Зачем”! Из “зачем” каши не сваришь. Миссис Раддл пришла позаимствовать каплю керосина. Чуткий Ноукс ее услыхал. Пригласил войти и объясниться. Сказал, что сомневается в ее честности. Она ответила, что он должен ей недельное жалованье. Слово за слово – он кинулся на нее. Она схватила кочергу. Он бросился бежать, а она швырнула кочергу ему вслед и попала по затылку. Когда люди выходят из себя, такого “зачем” вполне достаточно. Разве что тебе милее мысль, что Ноукс делал миссис Раддл непристойные предложения, на одно из которых она достойно ответила.

– Болван!

– Ну, не знаю. Взгляни на Джеймса Флеминга и Джесси Макферсон[201]. Сам бы я не польстился на миссис Раддл, но у меня придирчивый вкус. Отлично. Миссис Раддл дубасит Ноукса по голове и… погоди, тут все чудно складывается. В страшном смятении она бежит к флигелю, вопя: “Берт! Берт!

Я убила мистера Ноукса!” – “Что за чушь”, – отвечает Берт, они вдвоем возвращаются к дому и как раз видят, как Ноукс, шатаясь, спускается в погреб. Берт за ним…

– Не оставляя следов?

– Он снял на ночь башмаки и прибежал в домашних туфлях. А между домом и флигелем сплошь трава. Берт говорит: “Теперь-то он уж точно помер”. Миссис Раддл идет за лестницей, а Берт запирает дверь и кладет ключ в карман покойнику. Затем поднимается наверх, вылезает на крышу через люк и спускается по лестнице, которую держит миссис Раддл.

– Питер, ты это все серьезно?

– Серьезно не могу, пока не осмотрю крышу. Но кое-что они упустили: Берт оставил открытой дверь погреба. Они надеялись, что это будет выглядеть, словно с Ноуксом произошел несчастный случай. Но наше прибытие их смутило. Тело обнаружить должны были не мы. Это было уготовано для мисс Твиттертон. Известно, что ее легко одурачить, но про нас они ничего не знали. Для начала миссис Раддл вовсе не обрадовалась нашему появлению, но раз уж мы настояли на своем, добыли ключ и вошли – что ж, она постаралась сделать, что могла. Вот только… она крикнула Берту: “Захлопни дверь в погреб, а то из нее холодом тянет!” Видимо, решила дать себе немного времени и сначала прикинуть, что мы такое. И кстати, только со слов миссис Раддл мы знаем, что Ноукс умер именно в это время или что он не ложился в постель и так далее. Все могло случиться гораздо позже ночью, а еще лучше наутро, потому что тогда он был бы уже одет, а ей оставалось бы только заново застелить постель.

– Что? Утром? Вся эта возня на крыше? А если бы кто-нибудь шел мимо?

– Берт чистит водосточные желоба. Ничего плохого в том, чтобы почистить сток.

– Сток? Как это… Сток – стекать – воск – оплывшие свечи! Разве они не доказывают, что все случилось ночью?

– Не доказывают. Намекают. Для начала мы не знаем, какой длины они были. Может, Ноукс слушал радио, пока они не выгорели до подсвечников. Расчетливость, Гораций![202] Это ведь миссис Раддл сказала, что радио не включали, и тем ограничила время убийства сроком с 9 до 9:30, сразу после ссоры Селлона с Ноуксом. И уходить, не дослушав, чем кончится перепалка, – это не особенно похоже на миссис Раддл, если подумать. Если посмотреть предвзято, то все ее поступки выглядят странно. И у нее на Селлона зуб, который она превосходным образом в него вонзила.

– Да, – задумчиво протянула Гарриет. – Знаешь, когда мы с ней готовили сэндвичи, она все время будто бы намекала на что-то. И очень ловко отказалась отвечать на вопросы Селлона до прихода суперинтенданта. Но, Питер, неужели ты и правда думаешь, что у них с Бертом на двоих хватит мозгов, чтобы провернуть этот финт с ключами? И что им достало здравого смысла и выдержки не притронуться к деньгам?

– А это уже хороший вопрос. Но кое-что я знаю. Вчера Берт принес из сарая длинную лестницу и лазил на крышу вместе с Паффетом.

– Питер! Так вот оно что!

– Еще одна хорошая улика пропала. Мы знаем, по крайней мере, что лестница есть, но как отличить, какие следы когда оставили?

– Чердачный люк.

Питер мрачно усмехнулся:

– Когда я встретил Паффета, несшего лестницу, тот сообщил, что Берт только что поднялся этим путем на крышу – проверить, нет ли где-нибудь в трубе “сажной крышки” для чистки дымохода. Он поднялся по туалетной лестнице и прошел через твою спальню, пока мисс Твиттертон допрашивали внизу. Ты его не слышала? Ты привела мисс Твиттертон, а он взбежал наверх, pronto[203].

Гарриет прикурила новую сигарету.

– Теперь слушаем доводы против Крачли и викария.

– Ну, тут будет посложнее, из-за алиби. Нам надо объяснить молчание радиоприемника, разве что кто-то из них в сговоре с миссис Раддл. Сначала возьмем Крачли. Если это он, то история с залезанием в окно не пройдет, потому что он не мог оказаться на месте раньше, чем Ноукс лег спать. Он высадил викария возле его дома в 10:30 и вернулся в Пэгфорд до одиннадцати. У него не было времени на долгие переговоры под окнами и выкрутасы с ключами. Разумеется, при условии, что подтверждается время его возвращения в гараж – если он виновен, то, конечно, подтвердится, это же часть плана. Если это Крачли, то убийство умышленное, а значит, он мог заранее украсть ключ или снять с него копию. И если это он, то все совершилось ранним-ранним утром. Скажем, поехал по вызову за несуществующим пассажиром и так далее. Оставил где-нибудь машину, дошел до дома, отпер дверь – гм, дальше не так складно. Ноукс был наверху, не одет, в постели. Не понимаю. Если уж он на него напал, должен был ограбить – а ведь не ограбил.

– А теперь ты и сам спрашиваешь “зачем”. Допустим, Крачли хотел ограбить дом и рылся, например, в конторке на кухне, где нашли завещание. А Ноукс его услышал и спустился.

– Задержавшись, чтобы повязать галстук, и предусмотрительно захватив все свои драгоценные банкноты?

– Нет, конечно. В ночной сорочке. Он обнаружил Крачли, тот на него бросился. Он попытался бежать, и тут Крачли его ударил. Подумал, что убил, перепугался и убежал. Закрыл дверь снаружи. Затем Ноукс очнулся, удивился, что это он тут делает, вернулся в спальню, оделся, почувствовал себя плохо, пошел к задней двери, чтобы позвать миссис Раддл, и упал с лестницы.

– Великолепно. А кто постель застелил?

– Ах ты, черт! И мы ничего не придумали про радио.

– Нет. У меня была идея, что Крачли вывел радио из строя, желая обеспечить себе алиби на вечер накануне убийства. У меня это было убийство, но ты меня запутала своей версией об ограблении конторки.

– Прости. Я погналась за двумя зайцами. Крачли в качестве отвлекающего маневра слабоват. Кстати, а сейчас радио работает?

– Вот и узнаем. А если нет – что это доказывает?

– Ничего, если только не выяснится, что его намеренно вывели из строя. Кажется, оно работает от батареек. Нет ничего проще, чем ослабить контакт так, чтобы это выглядело случайностью.

– Старик Ноукс легко мог сам такое починить.

– Точно. Мне сбегать вниз и узнать, работает оно сейчас или нет?

– Спроси Бантера. Он знает.

Гарриет подошла к лестнице и окликнула Бантера. Вернувшись, сказала:

– Работает превосходно. Бантер проверял его вчера вечером, когда нас не было.

– А! Тогда это вообще ничего не доказывает. Возможно, Ноукс попытался его включить, искал поломку вплоть до конца выпуска новостей, потом все же починил и ушел.

– Он мог это сделать в любом случае.

– Расчет времени опять псу под хвост.

– Это очень удручает.

– Правда? Но зато оставляет простор для викария, нанесшего смертельный удар между 10:30 и 11 часами.

– Зачем же викарию… Прости! Я опять спрашиваю “зачем”.

– В семье с обеих сторон чрезвычайно силен ген любопытства. Гарриет, подумай как следует насчет детей. Они с пеленок будут совершенно невыносимыми.

– Непременно. Ужасающе. Тем не менее я считаю, что с убедительным мотивом все выглядит гораздо аккуратнее. Убийство от нечего делать нарушает все законы детективного жанра.

– Ну хорошо. Ладно. Будет у мистера Гудакра мотив, я что-нибудь придумаю. Около 10:35 он приходит от своего дома и стучит в дверь. Ноукс его впускает – почему бы не впустить викария, который всегда казался мирным и дружелюбным. Но под свойственным его профессии аскетизмом наш викарий прячет подавленные чувства, конечно же отвратительные, столь свойственные священникам из наших реалистических романов. Как и Ноуксу, разумеется. Прикрываясь кампанией по борьбе за нравственность, викарий обвиняет Ноукса в совращении деревенской девушки, которую сам подсознательно вожделеет.

– Конечно! – радостно воскликнула Гарриет. – Как же я сама не додумалась! Что может быть очевиднее. Между ними вспыхивает жалкая старческая потасовка, и в припадке безумия один воображает себя молотом Господним, как пастор в рассказе Честертона[204]. Он укладывает Ноукса ударом кочерги и удаляется. Ноукс приходит в чувство – дальше мы знаем. Это чудесно объясняет, почему деньги остались нетронутыми: мистер Гудакр их не взял бы.

– Точно. А теперь викарий ведет себя так мило и невинно, потому что припадок прошел и он все начисто забыл.

– Раздвоение личности. Похоже, пока это наша лучшая попытка. Осталось только выяснить, как зовут деревенскую девушку.

– Это даже не обязательно. Викарий мог питать нездоровое влечение к чему-нибудь другому – скажем, платоническую страсть к фикусу или странную, ревнивую любовь к кактусу. Он большой садовод, а эти растительно-минеральные увлечения бывают весьма пагубны. Помнишь героя рассказа Идена Филпоттса, который возжелал чугунный ананас и размозжил им череп ближнему своему?[205] Можешь верить или не верить, но не к добру викарий пришел в этот дом, и когда старик Ноукс рухнул на колени и вскричал: “Забери мою жизнь, но пощади честь моего кактуса!” – тот занес над ним горшок с фикусом.

– Все это очень хорошо, Питер, но бедного старика взаправду убили.

– Сердце мое, я это знаю. Но пока мы не поймем, как именно, все теории стоят одна другой. В этом проклятом мире наш удел – либо смеяться, либо вечно плакать. Мне тошно при мысли о том, что я мог спуститься в тот подвал, сразу как мы приехали. Тогда бы мы справились гораздо лучше – все было бы нетронуто, улики на местах и никакие Раддлы, Паффеты и Уимзи не шастали бы по дому, переворачивая все вверх дном. Господи! Еще никогда я не проводил ночь так бездарно!

Если он хотел ее рассмешить, на этот раз результат превзошел все надежды и мечты.

– Бесполезно, – сказала Гарриет, наконец успокоившись. – Никогда, ни за что мы не будем ничего делать как люди. Мы всегда будем смеяться, когда надо плакать, и заниматься любовью вместо работы, и станем предметом сплетен и героями скандалов. Перестань! Что скажет Бантер, если увидит, что у тебя все волосы в пепле? Лучше одевайся и взгляни в лицо обстоятельствам. – Она вернулась к окну. – Смотри! По дорожке идут два человека, один с фотоаппаратом.

– Дьявол!

– Пойду их развлекать.

– Не ходи одна, – рыцарски сказал Питер и спустился следом.

Бантер, стоя в дверях, вел безнадежную словесную баталию.

– Ничего не выйдет, – сказал Питер. – Убийство просочится. Здравствуйте! Ах, это вы. Салли, да? Так-так. Вы трезвы?

– К сожалению, – ответил мистер Солком Гарди, с которым Уимзи водил дружбу. – Как стекло. Нет ли у вас чего-нибудь, старина? После того, как с нами обошлись во вторник, с вас причитается.

– Виски этим джентльменам, Бантер. И добавьте в него лауданум[206]. А теперь, дети, не будем тянуть время, потому что дознание в одиннадцать, и в халате я туда явиться не могу. Зачем пожаловали? “Роман в высшем обществе” или “Таинственная смерть в гнездышке новобрачных”?

– И то и другое, – с ухмылкой ответил Гарди. – Думаю, нам лучше начать с поздравлений и соболезнований. Написать, что вы оба удручены? Или, наоборот, следует сообщить великой британской нации, что вы безоблачно счастливы вопреки неблагоприятным обстоятельствам?

– Будьте оригинальнее. Напишите, что мы деремся как кошка с собакой и маленькое детективное расследование – единственное, что может скрасить свинцовую скуку.

– Это была бы отменная статья, – с сожалением покачал головой Гарди. – Как я понял, вы работаете в паре?

– Даже и не думаем. Этим полиция занимается. Скажите, когда хватит.

– Большое спасибо. Ваше здоровье! Конечно же полиция – официально. Но, черт возьми, у вас должен быть личный интерес к этому делу. Ну же, Уимзи, взгляните на вещи с нашей колокольни! Это же событие века. Знаменитый сыщик-любитель женится на писательнице, сочиняющей детективы, и в брачную ночь находит труп.

– Мы его не нашли. В этом вся загвоздка.

– Ага! А почему?

– Потому что наутро мы вызвали трубочиста, и в суматохе все улики были уничтожены, – сказала Гарриет. – Лучше мы вам сами про это расскажем.

Она взглянула на Питера, тот кивнул. “Лучше мы, чем миссис Раддл”, – подумали оба. Они постарались изложить всю историю как можно короче.

– Можно ли сказать, что у вас есть версия преступления?

– Да, – ответил Питер.

– Отлично!

– Моя версия – это вы, Салли, подбросили труп ради красивого заголовка.

– Жалею, что не додумался. И больше ничего?

– Говорю вам, – сказал Питер, – улики уничтожены. Откуда взяться версии, если нет улик?

– Скажу начистоту, – добавила Гарриет. – Он буксует.

– Как увязший в грязи автомобиль, – подтвердил ее муж. – И жена моя буксует. И это единственное, в чем мы заодно. Когда мы устаем бить посуду, то принимаемся высмеивать буксовку друг друга. Полиция тоже буксует. Либо готовится со дня на день произвести арест. Одно из двух, сами выбирайте.

– Что ж, – сказал Салли, – все это чертовски досадно и неприятно, да еще и я вам надоедаю, но ничего не могу поделать. Можно мы сделаем снимки? Живописная тюдоровская ферма с настоящими балками, восхитительно деловая невеста в твидовом костюме, а жених вылитый Шерлок Холмс. Вам бы трубку и унцию табаку.

– Или скрипку и кокаину? Поторопитесь, Салли, давайте заканчивать. И послушайте, старина, – я понимаю, вам надо зарабатывать на хлеб, но, ради бога, проявите немного такта.

Солком Гарди, чьи фиалковые глаза лучились искренностью, обещал, что проявит. Но Гарриет чувствовала, что интервью их обоих сильно подкосило, причем Питер пострадал сильнее. Он тщательно выбирал слова, а в легкомысленном тоне голоса звенели хрупкие стеклянные ноты. И это еще только начало. Внезапно решившись, она вышла из комнаты вслед за журналистами и прикрыла дверь.

– Мистер Гарди, послушайте! Я знаю, мы абсолютно беспомощны. С тем, что пишут газеты, можно только смириться. Я это хорошо знаю, я через это прошла. Но если вы напишете про нас с Питером какую-нибудь мерзость – вы знаете, о чем я, – такое, от чего люди корчатся со стыда и мечтают умереть, – это будет убийственно для нас и очень гадко с вашей стороны. Питер не такой уж толстокожий.

– Дорогая мисс Вэйн, простите, леди Питер… Да, кстати, забыл спросить, вы продолжите писать и после свадьбы?

– Да, конечно.

– Под тем же именем?

– Естественно.

– Я могу написать об этом?

– Да, можете. Можете написать все, кроме жуткой матримониальной чепухи вроде “сказал он, счастливо усмехнувшись при взгляде на свою молодую жену” и прочей романтической мути. Нам и так непросто приходится, оставьте нам каплю человеческого достоинства, если сможете. Послушайте! Если вы сохраните разумную сдержанность и заставите остальных не слишком лютовать, ваши шансы получать от нас информацию сильно вырастут. В конце концов, мы с ним оба представляем Новости, а Новости вредно злить, не так ли? Питер с вами очень хорошо обошелся, рассказал все, что мог. Не надо усложнять ему жизнь.

– Клянусь, я буду стараться, – сказал Салли. – Но редакторы – это редакторы…

– Редакторы – упыри и людоеды.

– Это так. Но я сделаю все возможное. А про ваше писательство – не могли бы вы дать мне какой-нибудь эксклюзив на эту тему? Муж приветствует ваше решение продолжить карьеру – как-то так? Считает, что женщины не должны быть прикованы к дому? Вы предвкушаете, как будете черпать материал для своих романов из его сыщицкого опыта?

– Да чтоб вас! – сказала Гарриет. – Ну почему вам все обязательно надо “очеловечить”? Да, я точно продолжу писать, и он совершенно не возражает, наоборот, полностью поддерживает. Только не заставляйте его произносить это с гордостью и нежностью или еще с чем-нибудь тошнотворным, пожалуйста!

– Нет-нет. А сейчас вы пишете что-нибудь?

– Нет, я только что закончила книгу. Но уже придумала новую. Представляете, вот только что!

– Отлично!

– Про убийство журналиста. Называться будет “От любопытства кошка сдохла”.

– Прекрасно! – невозмутимо отозвался Салли.

– И еще, – добавила Гарриет, ведя его между кустиками хризантем, – мы сказали вам, что я бывала здесь в детстве, но не упомянули, что здесь жила славная пожилая пара, они часто зазывали меня к себе и угощали пирогами и клубникой. Это очень мило и “очеловечивает”, а они уже мертвы, так что им все равно.

– Великолепно!

– А вся уродливая мебель и фикусы принадлежали Ноуксу, мы тут ни при чем. Он был хватким человеком: продал тюдоровские трубы на солнечные часы. – Гарриет открыла калитку, и Салли с фотографом смиренно вышли наружу.

– А это, – торжествующе продолжила Гарриет, – чей-то рыжий кот. Мы ему понравились. За завтраком он сидит у Питера на плече. Про животных все любят. Рыжего кота можете брать.

Она заперла калитку и улыбнулась репортерам на прощание.

Солком Гарди вдруг подумал, что жена Питера Уимзи почти красавица, когда волнуется. Он понимал ее беспокойство по поводу чувств Питера. Похоже, она действительно любит паршивца. Гарди глубоко растрогался, поскольку виски был налит щедрой рукой. Он решил сделать все, что в его силах, чтобы не задеть их достоинство.

Уже пройдя пол-улицы, он спохватился, что совсем забыл опросить слуг. Обернулся, но Гарриет все еще стояла, опершись на калитку.

Мистеру Гектору Панчену из “Морнинг стар” повезло меньше. Он прибыл через пять минут после отбытия Солкома Гарди и нашел леди Питер Уимзи там же, у калитки.

Поскольку протиснуться мимо нее он не мог, то был вынужден выслушать историю не сходя с места, причем в том виде, в котором леди сочла нужным ее преподнести. На середине он почувствовал, что в шею сзади дует теплом, и резко обернулся.

– Это всего лишь бык, – сердечно сказала Гарриет. Мистер Панчен, будучи горожанином, побледнел. Быка сопровождали шесть любопытных коров. Их присутствие гарантировало хорошее поведение быка, но журналист этого не знал. Для него они все были одинаково огромными рогатыми зверюгами. Учтиво отогнать их он не мог, потому что леди Питер заботливо чесала быку лоб, делясь интересными и неизвестными подробностями из своего детства в Грейт-Пэгфорде. Он не покинул пост, ибо репортер должен идти на риск ради выполнения профессионального долга, однако, как ни старался, слушал не слишком внимательно.

– Вы любите животных?

– Да, очень. Скажите об этом вашим читателям, это вызывает симпатию, правда?

– Само собой, – ответил Гектор Панчен.

Все это прекрасно, но бык-то стоял с его стороны забора, а она – с другой. Корова дружелюбно лизала ему ухо – поразительно, какие у них шершавые языки.

– Простите, что я не открываю калитку, – сказала Гарриет, очаровательно улыбаясь. – Я люблю коров, но только не у себя в саду.

К его смущению, она перелезла через забор и твердой рукой проводила его к автомобилю. Интервью было окончено, и репортеру так и не представилось возможности “очеловечить” тему убийства. Коровы, опустив головы, разбрелись, дав дорогу машине. По замечательному совпадению, как только журналист уехал, откуда ни возьмись появился пастух, дотоле невидимый, и принялся собирать стадо. Завидев Гарриет, он ухмыльнулся и дотронулся до своей кепки. Гарриет побрела к дому и не успела до него дойти, как коровы снова собрались у калитки. У открытого окна кухни стоял Бантер и протирал бокалы.

– Коровы на улице, – сказала Гарриет. – Очень удобно.

– Да, миледи, – скромно отвечал Бантер. – Они пасутся на газоне. Как я понимаю. Весьма, с позволения сказать, подходящее решение.

Гарриет открыла рот и снова закрыла – ее посетила мысль. Она прошла по коридору и открыла заднюю дверь. Не слишком удивившись, увидела потрясающе уродливого бульмастифа, привязанного веревкой к скребку для обуви. Бантер вышел из кухни и неслышно прошел в судомойню.

– Это наш пес, Бантер?

– Хозяин привел его утром, миледи, и спрашивал, не желает ли его светлость приобрести подобное животное. Насколько я понимаю, это прекрасная сторожевая собака. Я предложил оставить его здесь до тех пор, пока его светлость не даст ответ.

Гарриет пристально посмотрела на Бантера. Тот, не шелохнувшись, выдержал взгляд.

– А об аэропланах вы подумали, Бантер? Можно посадить на крышу лебедя.

– Про лебедей, миледи, я ничего не слышал. Но знаю человека, который держит козу…

– Как повезло мистеру Гарди.

– Пастух опоздал, – вдруг гневно проговорил Бантер. – Ему были даны четкие инструкции. Потерянное время будет вычтено из его заработка. Мы не позволим с собой так обращаться. Его светлость к этому не привык. Прошу прощения, миледи, – коза прибыла, и, боюсь, могут возникнуть некоторые сложности в связи с собакой у порога.

На том Гарриет его и покинула.

Глава XIV

О сысках и следствиях[207]

Любовь? Люблю ли я? Мой мир

Окрашен светом чьих-то ясных мыслей,

А раньше был я погружен во мрак,

Как храм Венеры в темноте ночной.

Но в этой мгле святое что-то было,

Нежнее и воздушней, чем иное,

И как слепцов ласкает лунный свет,

Оно меня незнаемо ласкало.

Потом, как взрыв звезды давно знакомой,

Пришла любовь[208].

Томас Ловелл Беддоуз “Второй брат”

Коронер все-таки не ограничился установлением личности убитого, однако проявил похвальную сдержанность при допросе свидетелей. Мисс Твиттертон в новом с иголочки черном платье, бойкой шляпке, плотно охватывающей голову, и старомодном черном пальто, ожившая ради такого случая, показала сквозь всхлипы, что тело принадлежит ее дяде Уильяму Ноуксу и что она не видела дяди с позапрошлого воскресенья. Она объяснила, что дядя жил то в Броксфорде, то в Пэгглхэме, и упомянула про два комплекта ключей. Коронер вежливо, но твердо пресек ее попытку рассказать также о продаже дома и внезапно обнаружившейся ужасной финансовой ситуации. Затем ее место занял лорд Питер Уимзи, кроткий и человечный внешне[209]. Он кратко и бесстрастно доложил о своих удивительных приключениях в брачную ночь. Он передал коронеру различные документы, подтверждающие покупку дома, и вернулся на место, сопровождаемый гулом сочувственного одобрения. Затем настал черед бухгалтера из Броксфорда, заявившего, что по результатам предварительного изучения отчетности радиолавка находится при смерти. Мервин Бантер, вдумчиво подбирая слова, рассказал о визите трубочиста и последовавшем обнаружении тела. Доктор Крэйвен назвал причину и вероятное время смерти, описал повреждения и сообщил, что, по его мнению, такие травмы нельзя причинить самому себе, не могли они возникнуть и вследствие случайного падения.

Следующим был Джо Селлон, очень бледный, но владеющий собой. Он сказал, что его позвали осмотреть мертвое тело, и описал, как оно лежало в погребе.

– Вы деревенский констебль?

– Да, сэр.

– Когда вы в последний раз видели покойного живым?

– В среду вечером, сэр, в пять минут десятого.

– Расскажите о вашей встрече.

– Да, сэр. Мне нужно было обсудить с покойным одно дело личного свойства. Я проследовал к дому и около десяти минут беседовал с ним через окно гостиной.

– Он выглядел как обычно?

– Да, сэр. Но только мы повздорили, и он слегка разошелся. Когда мы закончили разговор, он закрыл и запер окно. Я проверил обе двери – они были заперты. Тогда я ушел.

– Вы не входили в дом?

– Нет, сэр.

– И в 9:15 вы оставили его живым и здоровым?

– Да, сэр.

– Очень хорошо.

Джо Селлон хотел было уйти, но среди присяжных поднялся мрачный человек, которого Бантер повстречал в пабе.

– Мистер Перкинс, мы хотели бы спросить свидетеля, о чем он повздорил с покойным.

– Вы слышали, – сказал коронер, слегка смутившись. – Присяжные желают знать причину вашей ссоры с покойным.

– Да, сэр. Покойный угрожал заявить на меня за нарушение долга.

– А! – отвечал коронер. – Что ж, мы здесь не для того, чтобы проверять ваше служебное соответствие. Ведь это он угрожал вам, а не вы ему?

– Верно, сэр, хотя я признаю, что разозлился и резко ему отвечал.

– Понимаю. В ту ночь вы не возвращались к его дому?

– Нет, сэр.

– Очень хорошо. Достаточно. Суперинтендант Кирк.

Небольшой всплеск эмоций, вызванный показаниями Селлона, разбился о неколебимое бесстрастие мистера Кирка, который очень медленно и в мельчайших подробностях описал расположение комнат в доме, характер запоров на дверях и окнах и то, как трудно было установить факты из-за беспорядка, вызванного (совершенно неожиданно, но очень некстати) прибытием новых обитателей. Следующим свидетелем была Марта Раддл. Она пребывала в сильном волнении и очень стремилась помочь правосудию. Это стремление ее и погубило.

– …до того ошарашена, – говорила миссис Раддл, – что пальцем ткни – я там же бы и грохнулась. Приехали среди ночи, так сказать, а машина до того громадная, отродясь таких не видала, разве только в кино, божечки, что? Говорю, сперва не по верила ему, сэр, да и кто бы поверил-то, говорю же, вылитые артисты, извиняюсь, еще б я не обшиблась, ведь автомобиль-то страх какой, а леди в шубе, а у джентльмена в глазу стекло, как у Ральфа Линна[210], а больше ничего и не разглядеть в такой…

Питер обратил монокль на свидетельницу c таким свирепым изумлением, что хихиканье переросло в громкий смех.

– Будьте любезны отвечать на вопрос, – досадливо сказал мистер Перкинс. – Вы удивились, услышав, что дом продан. Пожалуйста, опишите, в каком со стоянии вы нашли дом.

Из вороха не относящихся к делу сведений коронер выудил факт, что постель была застелена, на столе находились остатки ужина, а дверь в погреб стояла распахнутой настежь. С усталым вздохом (потому что был сильно простужен и мечтал скорей закончить и добраться до дому) он спросил свидетельницу о событиях позапрошлой среды.

– А как же, видела я Джо Селлона, – сказала миссис Раддл. – Не полицейский, а загляденье – такими словами ругался, что приличной женщине слушать-то совестно, оно и понятно, что мистер Ноукс захлопнул окно у него перед носом…

– Вы видели, как он это сделал?

– Да вот как вас вижу, так и видела. Стоял там, в руке подсвечник, что ж его не видеть-то, и смеялся, аж чуть не лопнул, еще бы – Джо Селлон до того потешный был. Я себе и говорю – хороша из тебя полиция, Джо, а я и раньше это знала, ведь без меня ты бы нипочем не дознался, кто покрал курей у мисс Твиттертон…

– Мы сейчас расследуем не это, – начал коронер. Но тут вновь поднялся мрачный присяжный и сказал:

– Жюри присяжных хотело бы знать, слышала ли свидетельница, из-за чего была ссора.

– Слыхала, – ответила свидетельница, не дожидаясь реплики коронера. – Из-за жены евонной, вот из-за чего, а я так скажу…

– Из-за чьей жены? – спросил коронер. Зал зашелестел в предвкушении.

– Джо, конечно. “Что ты с моей женой сделал, старый мерзавец?!” – он кричал и еще прибавил пару слов, об которые я язык марать не стану.

– Это ложь, сэр! – взвился Джо Селлон.

– Ну-ну, Джо, – сказал Кирк.

– Мы вас выслушаем сию минуту, – сказал мистер Перкинс. – Итак, миссис Раддл, вы уверены, что слышали эти слова?

– Скверные слова, сэр?

– Слова “что ты сделал с моей женой?”.

– А, это – это я слыхала, сэр.

– А какие-либо угрозы?

– Н-нет, сэр, – с сожалением сказала миссис Раддл, – только то, что мистеру Ноуксу гореть в нехорошем месте, сэр.

– Очень хорошо. Говорилось ли о том, каким образом он туда попадет?

– Сэр?

– Упоминалась ли смерть или убийство?

– Сама не слыхала, сэр, но ни капельки б не удивилась, если б он сказал, что убьет мистера Ноукса. Ни капельки.

– Но на самом деле вы ничего подобного не слышали?

– Нет, не скажу, чтобы слыхала.

– И когда мистер Ноукс закрыл окно, он был жив и здоров?

– Да, сэр.

Кирк перегнулся через стол и зашептал что-то коронеру, после чего тот спросил:

– А дальше вы что-нибудь слышали?

– Не хотела я дальше ничего слышать, сэр. Только слышала, как Джо Селлон лупит в дверь.

– Вы слышали, как мистер Ноукс его впустил?

– Впустил?! – вскричала миссис Раддл. – Это зачем же мистеру Ноуксу его впускать? Мистер Ноукс нипочем не впустил бы никого, кто крыл бы его такими словами. Он страсть боязливый был, мистер-то Ноукс.

– Понятно. На следующее утро вы пришли к дому и вам никто не ответил?

– Так. Я и говорю себе: мистер Ноукс-то небось в Броксфорд уехал…

– Да, вы нам это уже говорили. И несмотря на то что накануне вечером вы слышали ужасную ссору, вам не пришло в голову, что с мистером Ноуксом могло что-нибудь случиться?

– Да нет, не пришло. Я решила, он в Броксфорд поехал, он туда частенько…

– Именно. И пока мистера Ноукса не нашли мертвым, вы не думали про эту ссору и не придавали ей значения, правда?

– Да пока до меня не дошло, что он, должно, помер до половины десятого.

– Откуда вы это знаете?

Страницы: «« ... 89101112131415 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга для тех, кто хочет изменить свою жизнь к лучшему, кто готов не пожалеть для этого собствен...
В 26 томе Собрания сочинений публикуется первая часть исследования «Двести лет вместе (1795–1995)» (...
В книге «Астральный лечебник» Михаил Радуга обращается к рассмотрению возможности самоисцеления от р...
Индивидуальный рисунок на ладони – это отражение бездонной внутренней природы человека, в которой со...
Поэзия Нины Ягодинцевой сама по себе как-то молчалива – прочёл, а ощущение неизьяснимости осталось, ...
Область бессознательного была и остается самой загадочной в психологии, ведь именно здесь пересекают...