Смешная девчонка Хорнби Ник

– Наверное, трудно писать о мужчине и женщине, да еще с ребенком? – спросила она. – Тебя от нас не тошнит?

Билл только улыбнулся. Мир больше не был ему враждебен.

А потом в одночасье все рухнуло.

Возможность расставания Барбары и Джима сценаристы начали обсуждать во вторник вечером, за пару недель до окончания четвертого сезона. После работы они, уставшие, зашли в паб, чтобы обмозговать идею последнего эпизода, способную приостановить отток зрительской аудитории.

– У меня больше нет сил бороться за сохранение этой семьи, – объявил Билл.

– Последнее усилие, – сказал Тони.

– А что потом?

– Отпуск. Сценарий для Энтони Ньюли. «Красные под кроватью». Жду не дождусь.

– А дальше?

– Дальше? Не знаю. Обосноваться где-нибудь в Бексхилле и умереть.

– А пока не умерли?

– Пока не умерли – еще пинту и пакетик чипсов.

– Пусть уже завязывают, – сказал Билл.

– Кто?

– Барбара и Джим. Не представляю, как с ними распутаться. И даже, знаешь, париться не хочу.

В свое время они только приветствовали идею консультаций по вопросам брака и семьи, а Нэнси расцветила тему новыми красками благодаря своему аристократическому выговору и умению держать паузу. При помощи Нэнси четвертый сезон обрел предсказуемый, немного ленивый ритм. Каждый эпизод начинался в центре консультативной помощи, в кабинете у Маргариты. Здесь выплескивались обиды, включались шутки, а под конец Маргарита давала Барбаре и Джиму домашнее задание – упражнения на отработку полученных навыков и решение проблем. На последних минутах эпизода у супружеской пары возникала новая, непредвиденная проблема, выросшая непосредственно из советов Маргариты. На первых порах супругам требовались консультации сразу по нескольким вопросам, которые возникли на благодатной почве исходного замысла: муж родом с юга, жена – с севера, он за лейбористов, она за консерваторов, он – вдумчивый и нерешительный, она – горячая и порывистая, у него за плечами университетское образование, у нее – неполная средняя школа. (Скептики, вероятно, сказали бы, что такой брак возможен только в больном воображении сценаристов.) Но к телесериалам предъявляются специфические требования, а потому Тони с Биллом обсасывали старые сахарные косточки наболевших проблем и находили новые: секс, друзья, теща-свекровь, родительские обязанности, пристрастия. Из косточек сложился полноценный, замечательный скелет, внушительный и причудливый, как диплодок в Музее естественной истории.

– Господи, – сказал Тони, – опять старая песня.

– Заметь, я пока не заявляю «все, баста». Отговори меня, пока не поздно.

– Неужели ты на это способен? Взять да и… свалить? И подставить меня?

У Тони перед мысленным взором промелькнули жуткие сцены: адвокаты, тяжбы о разделе авторских прав.

– Нет. Что ты. Если хочешь продолжать – это твое личное дело.

– Но тебя-то не будет.

– Я этого не говорил. Просто… вытащил идею на свет, чтобы получше рассмотреть.

– О’кей. Каковы наши дальнейшие действия?

– Не знаю, – ответил Билл и сделал большой, долгий глоток. – Я – пас.

– Ты же сам сказал, что пока только рассматриваешь идею.

– Уже рассмотрел. Она мне не понравилась.

– Когда ты успел рассмотреть?

Тони психанул. Он старался дышать ровно, чтобы Билл ничего не заметил.

– Да вот только что.

– Пока пивом наливался?

– Я же не пьян. Всего-то четверть пинты выпил, вот и все.

– Допустим. Но… когда это произошло? Когда ты принял решение?

– Решение я принял с месяц назад. Но не мог заставить себя прийти в офис и вывалить его тебе на голову. Я просто искал удобного случая.

– Ты хочешь зарубить «Барбару (и Джима)»?

– Разве у нас не об этом разговор?

– Я просто уточняю.

– Не вижу, куда им дальше двигаться, – сказал Билл. – Если хочешь оставить вопрос открытым и продержаться еще один сезон, я тебе помогу. Но мне кажется, она должна указать ему на дверь.

– Черт, черт…

Тони стало дурно, как будто речь зашла о его разрыве с Джун.

– Ты как? Нормально? – забеспокоился Билл.

– Нормально. А что такого? Если б это были живые люди…

Это были живые люди. Причем, как ни печально, на грани развода. А у Тони имелись все основания желать им счастья и благополучия, поскольку от них зависело благополучие его семьи. Он сделал глупость, согласившись на консультативную помощь. Это грозило катастрофой, делало немыслимое возможным.

– Ты как хочешь, – сказал он, – а я буду продолжать. Если мне позволят.

– Конечно позволят, – заверил Билл. – Деннис знает, что ты и без меня можешь.

– Ты не будешь меня презирать? – спросил Тони.

– Почему я должен тебя презирать?

– Да потому, что я, так сказать, собираюсь делать вид, что этого сезона не было. На будущий год они появятся как новенькие: счастливые и сияющие, а мне надо будет только подсуетиться, чтобы обеспечить им новые протечки в ванной и все такое.

– Непросто в этом деле зарабатывать себе на хлеб, – согласился Билл. – Ты должен делать то, что должен.

– Ну, спасибо.

Нэнси, изрядно помятая, появилась только после обеда, и сонная, добродушная, но сосредоточенная атмосфера утренних часов тут же переменилась. Софи начала раздражаться, а Клайв – следить за каждым своим шагом, как будто он ступал по минному полю и знал, что вот-вот останется без ноги.

Барбара и Джим консультировались у Маргариты по вопросам разъедающего воздействия ревности.

– Они… у них… традиционные предпочтения? – спросила Нэнси, выслушав инструкции Денниса по поводу затяжной сцены в кабинете у Маргариты.

– У кого? – не понял Деннис.

Клайв быстро пошел к дверям.

– Выйду подышать, – объяснил он.

– Ха-ха, – сказала Нэнси, глядя ему вслед. – Сам такой же.

Клайв не отреагировал.

– Каким образо он выдал свои предпочтения? – не поняла Софи.

– Задергался, – объяснила Нэнси. – У женщин, слава богу, поболее здравого смысла.

– Я, наверное, не догоняю, – сказала Софи.

– Это ревность, – бросила Нэнси. – Лично я никогда не ревную.

– Мы рады, – сказала Софи.

Тони перестал делать заметки на полях следующей сцены и посмотрел на девушек. В зале повисла какая-то тяжесть, но он не понимал, в чем дело.

– У нас, я полагаю, разные функции?

– По сценарию? – уточнила Софи.

– По жизни, – ответила Нэнси.

– Хотелось бы надеяться, – сказала Софи.

Ей надоел этот разговор, а Нэнси только раззадорилась и решила не оставлять ее в покое.

– У тебя все приемы скучные, и ты с ними справляешься. А у меня – сплошная экзотика. Вот спроси у Клайва, справляюсь я или нет.

– Я бы на этом остановился, – вежливо сказал Билл.

– На чем? – не поняла Софи.

– Он не хочет, чтобы я расписывала наши интимные отношения с Клайвом, – сказала Нэнси. – Считает, что это отравит рабочую атмосферу.

– Естественно, – сказал Билл.

Тут до Софи дошло.

– Ты утверждаешь, что спала с моим женихом?

– «С моим женихом», – передразнила Нэнси. – Боже правый. Можно подумать, на дворе пятьдесят девятый год, а я в провинциальном театрике.

– На сегодня моя работа закончена, – сказала Софи.

– Принято, – отозвался Деннис.

Все проводили ее взглядами.

– Знаешь, Нэнси, Барбаре и Джиму, очевидно, в дальнейшем не понадобится психологическая помощь, – сказал Деннис.

– С какого момента?..

– Да вот прямо с этого.

– У меня контракт еще на две серии, – заупрямилась Нэнси.

В конце концов Деннису пришлось выпроваживать ее силой.

– Наверное, Деннис должен знать содержание нашего разговора, – сказал Тони, когда продюсер вернулся.

– Вчерашнего?

– Да. Вчерашнего.

– Не думал, что ты поднимешь этот вопрос, – сказал Билл.

– У нас, похоже, выбора нет, – ответил Тони. – Нам заказывали комедию, а не «Опасные похождения Полины». Семью уже не спасти{75}.

Вот так и получилось, что Тони и Билл с надлежащей серьезностью и глубоким сожалением приступили к обсуждению развода.

Софи нашла Клайва на скамейке, он сидел и курил. Присев рядом, она взяла предложенную ей сигарету и выслушала покаяния: конечно, эта история его просто убила, конечно, он такой болван, что сначала делает, а потом думает. Он просил прощения, клялся всем, чем только можно, клеймил себя последними словами, и очень скоро Софи поняла, что ее гнев испарился без следа. Она не стала бросать кольцо в физиономию Клайву, а просто сняла с пальца и вернула.

– Честно сказать, я думал, ты сильнее разозлишься, – сказал Клайв. – Опасался получить по морде.

– На самом деле я никогда не верила, что с твоей стороны это серьезно, – сказала Софи. – В глубине души я предвидела такой поворот.

– А с твоей стороны это было серьезно?

– Я намеревалась довести дело до конца.

– Зачем?

Она едва не расхохоталась, но вовремя себя остановила. Зачем? Хороший вопрос. Теоретически она дала согласие пройти по жизни рядом с этим человеком, но сейчас не сразу вспомнила, что навело ее на такое решение. Она толком не умела позаботиться даже о себе самой. Например, забывала поесть и ловила себя на том, что рука так и тянется за сухой горбушкой или почерневшим бананом. Не для сходной ли цели, размышляла она, ей понадобился Клайв? Нет, он не обветрился и не заплесневел. Но у нее внутри жила какая-то смутно осознаваемая потребность достучаться до него. Оставалось только предположить, что виной всему было ее одиночество.

– Но мы сможем и дальше работать в паре? – спросил Клайв.

– Я не могу подвести ребят, – ответила она. – Как-нибудь потерплю тебя до конца сезона. Если, конечно, все согласятся, что консультант нам не нужен.

– Справедливо.

– Можно кое-что спросить? Что означает «экзотика» и почему она так важна?

– Прости, не понял?

– Нэнси говорит, тебе от нее требовалась экзотика.

– Вот холера.

– А это как понимать?

– Никак.

Клайв закурил следующую сигарету, сделал пару яростных затяжек, покрутил в пальцах кольцо.

– Ну хорошо, я догадываюсь. Но вопрос остается: почему для тебя это важно?

– Для меня это не важно. Теперь не важно.

– А раньше?

– Да потому, что…

Она ждала, сколько хватило терпения.

– Я думала, у нас с тобой все нормально. Ну, ты понимаешь, о чем я.

– Да, – ухватился за эту мысль Клайв. – Так и было.

– Даже более чем нормально. Просто хорошо.

– Конечно хорошо. Чудесно.

– Значит, я чего-то не понимаю.

– А ты помнишь, как было раньше?

– Еще не успела забыть – мы не так уж долго вместе.

– Нет, я не о том… Как было здесь… в стране.

– Мы говорим об одном и том же? – растерялась Софи.

– Конечно.

– Вообще-то, нет, не помню. До переезда в Лондон я ни с чем таким не сталкивалась.

– Речь не о тебе. – Еще одна сигарета, опять яростные затяжки. – Речь о том… что делалось здесь.

– В стране.

– Вот именно! – Когда его наконец-то поняли, напряжение отступило.

– Ты повторяешься, но до меня все равно не доходит.

– Ну, не знаю…

– Попробуй еще раз.

– Все делалось скрытно. Все боялись. Вслух ничего не произносили. А такие женщины, как Нэнси…

– Насколько я понимаю, они существовали всегда, – мрачно выговорила Софи.

– Вот именно! И теперь… Вот они – бери не хочу! Это поразительно! Обо всем можно прочесть, можно пойти в кино и все увидеть на экране, можно, наверное, даже прослушать пленки с записями… уж не знаю. И я не хочу этого упускать. Когда мои дети спросят, чем я занимался, когда все остальные наслаждались свободной любовью, я хочу им ответить… понимаешь…

– «Я спал с известной актрисой», – услужливо подсказала Софи.

– Я всю жизнь спал с актрисами, – беспомощно пробормотал он.

– В том числе и с Нэнси.

– Да, но она показалась мне… современной. Как те штучки, ради которых французские туристы бегут на Карнаби-стрит.

– Неужели они бегут посмотреть, как потасканная тетка под сорок сыплет похабщиной? Мне казалось, они приезжают сюда потому, что мы – молодые, попсовые и у нас есть «Битлз».

– Я так и знал, что ты не поймешь, – насупился Клайв.

Ее преследовал страх навсегда остаться «мисс Блэкпул»: несмотря на все события, что с ней произошли, застрять большой рыбой в маленьком пруду, милашкой среди влиятельных толстяков, черных плащей и беззубых ртов. И уж тем более не хотелось ей быть такой в постели. Не хотелось считать себя наградой, которую снисходительно вручают избранным. Но Клайв толковал ей не о том. Он толковал про время, которое вдруг подмяло под себя людей, и про те соблазны, что подстерегают мальчонку в кондитерской без продавца и кассира. И то и другое оказалось не про нее.

Последняя серия увидела свет пятнадцатого ноября шестьдесят седьмого года. Слово «развод» открытым текстом не произносилось, но зрителям, невзирая на протесты Клайва, показали уход Джима из семейного дома.

– Я вас предупреждал, что этим кончится, если мы заведем ребенка, – расстроился Клайв после первой читки. – Теперь до конца моих дней встречные старушки будут дубасить меня зонтиками по голове. Пусть бы она сама уматывала, если ей так невмоготу.

– Женщины не бросают своих детей, – сказал Деннис и, вспомнив (но слишком поздно), что мать Софи ее бросила, добавил: – Обычно.

Единственное, чего сумел добиться Клайв, – это некой компенсации за грядущий экранный позор: во-первых, он заставил Тони и Билла сочинить для Барбары красноречивый монолог, в котором подчеркивалось, что Джим ни в чем не виноват, а во-вторых, выторговал для себя гарантированную роль и повышенную ставку в следующем сериале, за какой возьмутся сценаристы.

Последняя репетиция едва не завершилась словами Клайва: «Все, что ли? Можно идти?» – но Софи почувствовала, что им нужно хоть как-то обозначить это событие.

– Спасибо, – сказала она. – Спасибо вам всем.

– Да не за что, – ответил Клайв, направляясь к выходу.

– А ну сядь, скотина бесчувственная, – одернул его Билл. – Софи будет держать речь.

Клайв нехотя сел.

– Нет, не в том дело, – смутилась Софи. – Просто… я не хотела, чтобы такое событие… прошло незамеченным.

– Ну почему же, мы заметили, – возразил Клайв. – И постарались завершить его достойно.

Он встал.

– Это были лучшие годы моей жизни, – неожиданно для всех выпалила Софи; Клайв повздыхал и снова сел. – Думаю, что и для вас это были лучшие годы.

– Эк ты загнула, – протянул Билл.

– А какие же у тебя были лучшие годы? – удивился Тони. – Когда ты в армии служил? Или сочинял хохмы для Альберта Бриджеса?

– Когда сочинял хохмы для Альберта Бриджеса, – ответил Билл и был награжден смехом, но тут же устыдился и добавил: – Шутка. – И опять сорвал смех.

– Я никогда не испытывала такого счастья, как в этом зале и в нашей студии, – продолжала Софи. – Никогда столько не смеялась, не узнавала столько нового, а если я чему-то научилась в профессии, то должна благодарить всех вас. Даже тебя, Клайв. Меня только тревожит, что теперь я всегда буду сверяться с этой атмосферой, где все работает как часы, где каждый заставляет тебя выкладываться по полной и совершать невозможное.

В зале воцарилось задумчивое, уважительное молчание.

– Ну все, что ли? – подал голос Клайв. – Можно идти?

На сей раз никто его не удерживал.

В финале последнего эпизода, согласно сценарию, Барбаре и Джиму требовалось заплакать. Впервые увидев соответствующую сценическую ремарку, Клайв ужаснулся, но вскоре оказалось, что слезы даются ему легко. Впоследствии никто над ним даже не подшучивал. Сценарий заканчивался репликой: «Береги себя, любимый», которую Барбара произнесла ярко выраженным ланкаширским говорком, вернувшим зрителей к началу первого сезона. С этими словами она обняла Джима и долго не отпускала, потому что заключительные титры должны были пройти на фоне объятий. В эти минуты Софи расплакалась всерьез и вынуждена была зарыться лицом в пиджак Клайва. Она внушала себе, что плачет из-за их разрыва, но причина крылась в другом. Причиной всех ее поступков была работа. Клайва она никогда по-настоящему не любила, а в сериал влюбилась с первого дня.

Когда зрители разошлись, она вернулась в студию и, пока рабочие сцены разбирали декорации, присела на диван в гостиной Барбары. Ей вдруг стало неловко, как будто она играла актрису, которой под занавес успешного телевизионного проекта захотелось сделать какой-нибудь символический сентиментальный жест. Но в действительности ей очень хотелось совершить что-нибудь особенное, а не просто переодеться, снять грим и отправиться в китайский ресторан.

Ее отыскал Деннис.

– Ужинать поедем?

– Поедем. Сейчас. Присядь на минутку.

На сцене оставался только этот диван; Софи видела, что Деннису неловко задерживать рабочих, но она посчитала, что имеет право на такую малость. Никогда и ничем она не обременяла постановочную бригаду.

– Не могу отделаться от мысли, что мы предали Барбару, – выдавил Деннис.

– Это как?

– Она ничего для себя не требовала, правда? А мы отняли у нее все. Развод – это удар для целой страны.

– Эк ты загнул, Деннис, – протянула Софи и рассмеялась, но Деннис, похоже, не шутил.

Обзор телепередач:

«Барбара (и Джим)»

Возможно, кто-то уже год или два не смотрит ситком «Барбара (и Джим)», при всем обаянии заглавных персонажей и злободневности сценариев; к сожалению, свежесть – это по определению не то качество, которое неподвластно времени. То, что прежде казалось уместным или же комично неуместным, примелькалось и даже слегка устарело в сравнении с лучшими образцами современного ситкома: ну сколько нужно протечек в ванной, чтобы зритель понял, что шоу слегка подмокло? По контрасту, ситком «До смерти», демонстрирующий смелость, эмоциональную обнаженность и конфронтацию взглядов, ушел далеко вперед по пути своего жанра и в некотором смысле затмил конкурентов.

И все же вчера вечером лебединая песнь сериала «Барбара (и Джим)» напомнила нам, за что мы в свое время его полюбили, причем напомнила с определенной долей иронии, учитывая сюжет заключительного эпизода. Союз Барбары и Джима распался; как ни печально, каждый из них отныне пойдет своим путем. Такое решение они приняли как зрелые, трогательные и ответственные люди, признав, что любви больше нет, а потому им лучше расстаться, нежели сохранять видимость брака ради маленького сына. Нетрудно понять, что такой сюжет оставляет очень мало места для юмора, и хотя публика в студии послушно смеялась, когда ей бросали очередную косточку, эпизод как таковой не мог считаться комедией. Зато нам показали продуманный и на удивление щемящий портрет несложившейся современной семьи. Вероятно, церковь и отдельные закосневшие в своих убеждениях политики будут сетовать, что этот печальный финал не остановит катастрофические темпы роста разводов; напротив, такое дружеское расставание в глазах некоторых даже сделает развод вполне привлекательным. Но давайте отдадим должное авторам: они смело высветили проблему и предложили решения, которые, как ни печально, пригодятся многим парам.

Нам будет не хватать Барбары и Джима. Особенно Барбары в исполнении восхитительной и (невзирая на последствия материнства) сохранившей прелестные формы Софи Строу. Есть надежда, что где-нибудь найдется телевизионный продюсер, который не даст пропасть ее дарованию. А мы тем временем поднимем бокалы за этот ситком. Он, подобно гостю, слегка подзадержался там, где его хорошо принимали. Но Бибиси, да и вся страна без него были бы тусклее. Некоторое время этот сериал рассказывал нам, как мы живем. И вчера вечером, когда его свеча угасала, он вновь обрел голос.

«Таймс», 16 ноября 1967 г.