Вкратце жизнь Бунимович Евгений
Вот только одна история, которую я однажды уже рассказал на страницах “Новой газеты”, но все же повторю.
Давно все это было. Можно уже считать педагогической легендой.
Войдя с утра в класс, замотанная собственными неурядицами учительница литературы Наталья Васильевна с криком набросилась на ученицу, которая распустила свои пышные, роскошные волосы, вместо того чтобы по законам тогдашней комсомольской аскезы заплести их в положительную косу или уж, на худой конец, завязать в допустимо-либеральный конский хвост.
В довершение этой распущенности волос на лице ученицы были явно заметны следы преступления (косметики).
Наталья Васильевна громогласно отправила ее в туалет – отмывать всю эту мазню. Девчонка с рыданиями выскочила из класса.
На следующий день Наталья Васильевна вошла в класс и, прежде чем перейти непосредственно к лучу света в темном царстве, извинилась перед ученицей. Просто извинилась – каким-то бесцветным, нормальным, непедагогическим голосом…
А еще день спустя Наталье Васильевне передали книгу Корнея Чуковского с его автографом: “Первому советскому учителю, извинившемуся перед своим учеником”…
Вот и вся история.
Недавно обнаружил ее (разница в деталях) в свежеизданной книжке знаменитого московского директора и давнего моего приятеля Евгения Ямбурга, у которого во дворе школы, как всем известно, стоит Окуджава, а в кабинете висит Корчак (или наоборот?).
Видимо, за прошедшие полвека история не потеряла актуальности.
Последний раз я видел Наталью Васильевну на полувековом юбилее школы. “Какая же она была красавица!” – подумалось довольно неожиданно.
Когда мы учились в школе, все учителя казались нам если не стариками и старухами, то где-то около.
Встречи и прощания
Ясам уже вовсю учительствовал, когда среди других передо мной встала проблема обязательного ленинского коммунистического с убботника.
Собственно, я был не против сделать с ребятами по весне что-нибудь “общественно полезное”, но чтоб без этого ленинского-коммунистического. И мы стали ездить с моим классом на субботники в Переделкино, на дачу Чуковского.
Казавшегося бессмертным Корнея уже не было, на даче жила его дочь – Лидия Корнеевна, находившаяся в процессе изгнания (или уже изгнанная?) из Союза советских писателей за самиздат и прочее диссидентство. При этом Лидия Корнеевна искренне возмущалась руководством пресловутого Союза, которое отказывалось делать положенный ремонт их литфондовской дачи.
Ребята собирали граблями и сжигали прелые осенние листья на большом дачном участке.
Вдруг прибежали с соседней дачи, куда повалил густой дым от наших костров.
Пошел в дом к Лидии Корнеевне: что будем делать?
Она уточнила:
– А на какую дачу дым идет?
Я показал.
Тогда она сказала спокойно и безжалостно:
– Это дача Катаева. Дымите дальше!
Потом Лидия Корнеевна заваривала моим архаровцам чай на веранде.
Там, на скрипучей веранде, я и увидел Фейна, который в этот период ожидал разрешения на выезд из страны. Его готовность к эмиграции была заметна даже в той необычной для СССР свободолюбивой позе, в которой он сидел в кресле – не просто нога на ногу, а подошвой ботинка вперед, рука на щиколотке, колено на отлете.
Такое тогда можно было увидеть только в прогрессивном американском кино.
Поза недвусмысленно знаменовала, что он выбрал свободу не только духовно, но и телесно. Может, даже тренировался.
– Что ты здесь делаешь с ребятами? В музей пришли?
Музея тогда еще не было. Но хозяйка водила экскурсии для своих, этим обычно и заканчивались наши субботники.
– И в музей. Но вообще-то это субботник. Листья собираем на участке и сжигаем.
Фейн задумался и не сразу сказал:
– Никогда бы не подумал, что увижу субботник, который буду приветствовать.
– Жизнь вообще сложнее, чем кажется на первый взгляд, – с юным хамством ответил я мудрому Фейну, и мы пошли пить чай.
По-моему, это была наша последняя встреча. Он уехал в Германию, где успешно профессорствует под именем Герман Андреев.
Еще один неожиданный привет из школы я получил в подозрительном сарае на краю Москвы.
Просочилась информация, что будет левый показ запретного чаплинского “Великого диктатора”. Не задумываясь, сел в указанный рейсовый автобус с трехзначным номером, вышел на конечной. Стал озираться.
Пустырь. Помойка. Через дорогу – большой сарай. Не похоже, что обитаемый.
Вокруг озиралось еще несколько столь же подозрительных персонажей.
Мы переглянулись. “Там?” – молча, одними глазами спросили меня. “Сомневаюсь, но больше негде”, – так же молча ответил я, и мы пошли к сараю.
Опоздали, было уже темно, сели на ближайшую лавку.
Пошел чаплинский фильм, и тут я услышал голос переводчика-синхрониста, такой знакомый кляузный голос Игоря Яковлевича Вайля, учителя английского языка из Второй школы.
Я у него не учился (поскольку “француз”), мы вообще были не очень знакомы, но когда после фильма зажгли свет и мы увидели друг друга – обнялись. Два взрослых несентиментальных мужика.
– Орфей в объятиях Морфея, – хмыкнула Зоя, когда я рассказал ей про финал встречи с Вайлем.
Я забежал навестить ее в 57-ю матшколу, где она тогда создавала гуманитарное отделение, и впервые увидел Зою в полной растерянности.
Она всегда преподавала самым старшим, а тут взяла малышей, пятый класс.
Пятиклассники копошились вокруг Зои, как придворные на питерском памятнике у ног Екатерины Великой.
– Ну что я буду с ними делать? – вопрошала Зоя, но все же пустила меня посидеть на задней парте.
Малыши испуганно взирали на известную всей Москве грозную учительницу словесности, начавшую с вполне банальных вопросов, кто что читал летом. Список оказался типичным для пятиклашек – сказки, приключения, фэнтези.
Ответы на вопрос, почему они читали эти книжки, тоже были банальны: увлекательный сюжет, не знаешь, что еще приключится с героями, чем дело кончится.
И тут она мне подмигнула (фишка!) и спросила: а кто из вас что-нибудь перечитывал? Кто читал книжку, которую уже читал раньше?
Поднялось немало рук.
– А зачем? – невинно удивилась Зоя. – Ведь сюжет известен, что с кем будет дальше – вы отлично знаете. Почему же вы их перечитывали?
И вот тут-то из их собственных ответов на этот Зоин вроде бы бесхитростный вопрос пятиклашкам постепенно открывалось, что есть такие удивительные книжки, в которых перипетии сюжета – совсем не главное, которые притягивают чем-то другим, заставляя перечитывать по многу раз знакомые почти наизусть страницы.
Они смешно подбирали слова, искренне пытаясь объяснить не учителю, а самим себе – чем же, если не сюжетом, так интересны их любимые книжки.
Зоя помогала, уточняла, легко, естественно, как будто они сами до всего этого дошли, смогла подвести их к пониманию, чем отличается просто занятная книжка от той литературы, которой они и займутся на уроках.
Я почувствовал, что завидую этим пятиклашкам и не прочь еще раз пройти этот путь.
Хоронили Зою Вторая школа и Пятьдесят седьмая – вместе.
Повсюду стояли выпускники – молодые и седые.
Время от времени слышался сдавленный неуместный смех – вспоминали ее коронные словечки и фразы.
Ребята, с которыми она когда-то ездила в Одессу на экскурсию, рассказали, как Зоя подвела их к покосившемуся забору на неприметной улочке и со своей непередаваемой интонацией сказала: “Возле этой калитки мне было восемнадцать лет”.
Шеф
Когда мы учились в школе, наш директор Владимир Федорович Овчинников, молодой, здоровый, мрачноватого вида мужик в больших роговых очках, наводил на нас страх и трепет.
Голос он не повышал никогда. Боялись его панически.
Слово его было справедливым, и оно же было последним. Выгнал – прав, не выгнал – тоже прав. Это не обсуждалось.
С выпускной фотографии класса на нас смотрит интересный, представительный, видный (как тогда говорили) мужчина.
Похоже, именно положительный вид Владимира Федоровича, вылитого героя советского кино – мудрого секретаря райкома и одновременно мечту всех трудящихся женщин, долго вводил в заблуждение идеологические органы.
К тому же, будучи некогда комсомольским работником (грехи молодости), Овчинников был способен говорить с ними на их языке без предательского акцента, что до поры до времени тоже внушало доверие.
Жена шефа, Ирина – маленькая, очень живая, подвижная, – составляла с ним, таким большим, солидным, основательным, презабавную пару.
Ирина Григорьевна Овчинникова работала в “Известиях”, писала проблемные статьи про образование, но каким-то образом она тоже являлась неотъемлемой частью Второй школы.
Они и жили поначалу при школе, в “директорской квартире” (фишка тогдашних образовательных учреждений), пока не получили жилплощадь в новом доме неподалеку.
Жизнь при школе, учитывая особенности второшкольников-физматов, создавала свои проблемы.
Однажды 7 ноября, когда вся страна отмечала свой самый главный идеологический праздник и школа, естественно, не работала, один восьмиклассник пришел-таки с утра пораньше с портфелем и готовностью учиться, долго дергал ручку запертой двери и в полном недоумении (все закрыто, никого нет) позвонил в дверь директорской квартиры, перебудив мечтавшего наконец выспаться Владимира Федоровича и все его семейство.
“День седьмое ноября – красный день календаря”. Это было намертво впечатано в голову всех советских детей, от Москвы до самых до окраин.
Кроме тех, что съезжались во Вторую школу, на тогдашнюю окраину Москвы.
За год до нас школу заканчивал Саша Даниэль, сын того самого Даниэля, одного из двух фигурантов вошедшего в учебники истории судебного процесса – дела двух писателей, напечатавших свои книги на Западе (в чем и состояла их вина).
С этого памятного процесса обычно начинают отсчет диссидентского движения в СССР.
Завершался первый экзамен, выпускное сочинение, когда Владимиру Федоровичу позвонил секретарь райкома партии и попросил срочно приехать.
Слово “попросил” в таких случаях приобретает особенный зловещий оттенок.
После экзамена шеф приехал, вошел в главный кабинет. Вопрос был о сочинении Даниэля-младшего.
– Он написал? Вы читали?
– Да, – ответил Овчинников, – сочинение он написал, я его прочитал. Тема литературная. Сочинение нормальное. – И добавил: – Хорошее сочинение.
Кроме значительного выражения лица советских начальников отличало значительное число телефонных аппаратов на столе.
Чем начальственней начальник – тем больше телефонов.
Самым главным, заветным среди них была “вертушка” – особая телефонная линия, доступ к которой имели немногие допущенные. И вот секретарь райкома по этой “вертушке” звонит куда-то на самый верх и подробно докладывает содержание сочинения выпускника Второй школы Саши Даниэля.
Такое параноидальное внимание даже к малейшему намеку на возможность крамолы во многом объясняет, почему удушением Второй школы – одной из тысячи московских школ – занимались на самом высоком уровне и почему никакое заступничество ее не спасло.
Владимир Федорович вернулся во Вторую школу в нулевых, спустя тридцать лет после ее разгрома.
И снова (теперь уже и согласно официальным рейтингам) сделал ее одной из лучших московских школ.
Вообще-то так не бывает. Но это факт.
Его постоянно спрашивают, как сделать такую школу, дайте рецепт.
Шеф отвечает односложно (отшучивается?): “Очень просто – надо собрать хороших учителей и не мешать им работать”.
Действительно, чего проще.
Personalia
Лицей “Вторая школа” – государственный физико-математический лицей г. Москвы.
Школа № 2 была основана в 1956 году в новом районе Москвы, на улице Фотиевой. Первый директор – Владимир Федорович Овчинников.
Физико-математическая специализация школы началась с того, что директором было организовано прохождение производственной практики учениками по специальности “радиомонтажник” (а позже – “программист”) в одном из институтов Академии наук СССР. Такое решение вызвало приток в школу детей, чьи родители работали в расположенных на Ленинском проспекте академических институтах. В свою очередь, сами родители привлекались в школу в качестве лекторов и преподавателей.
В школе не было младших классов (с первого по пятый), и за счет этого удавалось содержать гораздо большее количество старших классов (с шестого по десятый), чем в обычных московских школах. Прием в эти классы производился на конкурсной основе по результатам собеседований.
Занятия по математике и физике часто вели ведущие ученые – профессор Е.Б. Дынкин, член-корреспондент (затем академик) И.М. Гельфанд, профессор Ю.Л. Климонтович и др. Гуманитарный цикл преподавали З.А. Блюмина, Г.Н. Фейн, Ф.А. Раскольников, И.С. Збарский, А.А. Якобсон, В.И. Камянов, Г.А. Богуславский и др.
В школе имелся свой театр, проходили публичные лекции и концерты. Так образовалось сообщество неординарных учителей и учеников со свободным взглядом на мир, на окружающую социалистическую действительность. Но в те времена всякое самостоятельное суждение, да еще в общеобразовательном учреждении, считалось посягательством на основы государственного устройства. В связи с этим в 1971 году из школы с соответствующими взысканиями были уволены директор В.Ф. Овчинников и все его заместители. Владимир Федорович в день своего увольнения собрал всех работавших в тот день учителей и призвал их не покидать школу во имя сохранения коллектива и духа “Второй школы”. Тем не менее, вслед за уволенными директором и завучами ушли и многие ведущие учителя.
В 2001 году, через 30 лет, в школу вновь вернулся ее самый первый директор. Народный учитель России Владимир Федорович Овчинников является руководителем лицея “Вторая школ” по настоящее время.
Лицей входит сегодня в тройку школ-лидеров, дающих качественное образование (как по количеству 100-балльных оценок ЕГЭ, так и в рейтинге, составленном на основании побед учащихся в олимпиадах высокого уровня), среди более полутора тысяч московских школ. Нынешние второшкольники систематически занимают призовые места на Всероссийской олимпиаде школьников по нескольким предметам (математика, физика, астрономия, информатика, география), а также периодически становятся победителями и призерами международных олимпиад.
Ниже даются краткие биографические справки об упомянутых в книге учителях Второй школы.
Блюмина Зоя Александровна (1924–2008) – учитель русского языка и литературы во Второй школе (1962–1971) и завуч школы (до 1971).
Окончила Московский государственный педагогический институт (1946), училась в аспирантуре, работала в ИМЛИ им. М. Горького. После ухода из Второй школы преподавала русский язык и литературу в школах № 56 (1971–1986) и № 57 (1986–2004), сотрудничала в Московском институте развития образовательных систем (1971–2004); была многолетним руководителем методического семинара, автором программ по литературе. После выхода на пенсию продолжала вести домашние семинары для учителей.
Богуславский Густав Александрович (1924–2014) – учитель истории во Второй школе (1969–1972).
Благодаря уникальным способностям, будучи учеником 8-го класса, получил разрешение министра высшего образования без экзаменов поступить на исторический факультет МГУ (при условии, что он за год пройдет курсы 9-го и 10-го классов). Завершив обучение, совмещал научную, пропагандистскую, журналистскую и педагогическую деятельности. Автор более 300 научных работ. Упомянутая книга “Острова Соловецкие” была опубликована в 1966 г. Был первым председателем Клуба знатоков Ленинграда. Был научным руководителем Института Петербурга.
Вайль Игорь Яковлевич (1930?–2001) – учитель английского языка во Второй школе (1966–1989).
Вахурина Людмила Петровна (р. 1933) – учитель истории и обществоведения во Второй школе (1958–1972).
Окончила исторический факультет МГУ (1957). Работала также учителем истории в школе № 425, завучем, инспектором РОНО.
Гельфанд Израиль Моисеевич (1913–2009) – принял активное участие в создании Второй школы и Заочной математической школы.
В 1963–1969 гг. читал лекции во Второй школе и организовал семинары, которые вели его ученики, привлек много ярких людей и по другим предметам. На многие годы определил стиль и уровень преподавания в школе.
Один из крупнейших математиков ХХ века, академик РАН, почетный член многих академий мира, лауреат самых престижных премий по математике. Внес фундаментальный вклад практически во все области математики.
Дынкин Евгений Борисович (р. 1924) – в 1964–1966 гг. руководил потоком и читал лекции во Второй школе. В 1963 г. организовал при МГУ Вечернюю математическую школу (ВМШ).
В 1950-х профессор механико-математического факультета МГУ. По его инициативе начал издаваться на ротапринте МГУ в 1965–1966 гг. журнал “Математическая школа” – предтеча “Кванта”. Позднее Дынкина заставляют отказаться от работы со школьниками. В 1967 г. за подписание письма в защиту А. Гинзбурга и Ю. Галанскова уволен из МГУ. В 1970-х эмигрировал, с 1976 г. проживает в США, член Национальной академии наук США.
Збарский Исаак Семенович (1925–2004) – учитель литературы во Второй школе (1957–1970), также руководил школьным литературно-театральным коллективом.
Окончил Московский областной педагогический институт. После Второй школы – сотрудник Института общего образования, доктор педагогических наук. Автор учебных пособий по литературе.
Зорина Людмила Яковлевна (1929–2001) – учитель физики во Второй школе (1966–1971).
Кроме того, преподавала физику в школах Тулы и Москвы, а также кремлевским курсантам. Сотрудник Института общей педагогики Академии педагогических наук. Доктор педагогических наук, автор нескольких книг и многих публикаций по проблемам дидактики.
Камянов Виктор Исаакович (1924–1997) – учитель литературы во Второй школе (1968–1972).
Критик, литературовед, писатель. Участник Великой Отечественной войны. Сотрудник журнала “Новый мир”. Автор книг: “Поэтический мир эпоса. О романе Л. Толстого “Война и мир”, “Доверие к сложности. Современность и классическая традиция”, “Время против безвременья. Чехов и современность” и др.
Круковская Клавдия Андреевна – учитель химии во Второй школе (1960–1989?). В 1979 г. вела также биологию.
Макеев Алексей Филиппович (1913–1979) – учитель географии, тренер, начальник летних школьных лагерей во Второй школе (1960–1976).
Политзэк, участник Кенгирского восстания 1954 г.
Мозганов Яков Васильевич (р. 1932) – учитель физики во Второй школе (1968–1971).
Окончил физико-математический факультет Московского городского педагогического института (1955). Преподавал физику в московских школах, был директором школы в Группе советских войск в Германии, работал в МГПИ им. В.И. Ленина, в Московском автомеханическом институте. С 1991 г. работает в Тель-Авиве. Председатель правления педагогического центра МАПАТ (математика, физика, культура), организованного учителями школ бывшего СССР и профессорами из Москвы. Главная школа центра Шевах-Мофетт признана лучшей школой в Израиле.
Непомнящий Валентин Семенович (р. 1934) – читал лекции о Пушкине во Второй школе, вел факультатив (1969–1971), учитель литературы во Второй школе (1970–1971).
Работал в “Литературной газете”, журнале “Вопросы литературы”, в ИМЛИ им. М. Горького; председатель Пушкинской комиссии ИМЛИ РАН. Доктор филологических наук, автор нескольких книг и множества статей; автор и ведущий циклов теле– и радиопрограмм. Лауреат Государственной премии в области литературы и искусства (2000).
Овчинников Владимир Федорович (р. 1928) – назначен директором школы-новостройки № 2 (1956), в 1971 г. освобожден от должности, с 2001-го по настоящее время снова директор лицея “Вторая школа”.
Учеба в школе пришлась на годы войны и эвакуацию, учился в Институте стали и сплавов, затем перешел в МГПИ им. В.И. Ленина на исторический факультет. По распределению направлен в Калужскую область, через год направлен на работу в обком комсомола, затем – в ЦК комсомола, но через полтора года освобожден от должности; был директором школы рабочей молодежи, преподавал историю в школах № 45, 57, 31, с 1964 г. и поныне директор ВЗМШ – Всесоюзной заочной математической школы (затем получившей название Всероссийской заочной многопрофильной школы). Народный учитель России.
Ошанина (ныне Успенская-Ошанина) Татьяна Львовна (р. 1937) – учитель литературы во Второй школе (1962–1972).
Начала преподавать в 19 лет после окончания школы и двухгодичного педагогического училища; работала в школе № 167 в экспериментальном классе под руководством профессора Л.В. Занкова. После разгрома Второй школы несколько лет работала в издательстве. С 1957 г. пишет книги; автор романов, повестей, рассказов, очерков, статей.
Раскольников Феликс Александрович (1930–2008) – учитель литературы во Второй школе (1959–1972).
Учился в МГПИ им. В.И. Ленина (1947–1948). В 1948 г. исключен из ВЛКСМ и отчислен из института за “космополитизм”. Работал электромонтером на строительстве и одновременно учился на заочном отделении Московского областного педагогического института, который окончил с отличием (1948–1951). Преподавал литературу в разных школах Москвы. В 1979–1986 гг. жил в Торонто, работал рабочим на фабрике и одновременно учился в докторантуре Торонтского университета, где получил ученые степени магистра и доктора философии (PhD). С 1986 г. жил в США, был профессором русской литературы и языка в Колгейтском университете, Университете Юга, Мичиганском университете. Автор ряда статей, опубликованных в российских и иностранных журналах, и книги “Статьи о русской литературе” (2002).
Сивашинский Израиль Хаимович (1909–1991) – учитель математики во Второй школе (1960–1969).
Родился на Украине в семье винодела. Русский язык выучил, только когда, минуя школу, поступил на физико-математический факультет Киевского университета (1931–1936). Участник Великой Отечественной войны (1941–1943). Преподавал математику в Школе военно-воздушных сил в Москве (1943–1945), в московских школах, в станкостроительном техникуме. Больше 20 лет работал в Институте усовершенствования учителей и был методистом Института усовершенствования учителей города Москвы. Издал несколько популярных задачников и методических пособий по математике.
Боролся за право на свободную репатриацию в Израиль, вел кружок по изучению иврита. В ноябре 1971 г. уехал в Израиль, где преподавал математику в Иерусалимском университете (1971–1982) и издал несколько пособий по математике на иврите.
Тугова Наталья Васильевна (1928–2006) – учитель литературы во Второй школе (1957–1971) и завуч школы (1960–1971).
Окончила МГПИ им. В.И. Ленина (1950), учитель немецкого языка в вечерней школе г. Ялты (1950–1955), учитель русского языка, литературы и логики в женской школе № 5 г. Ялты (1955–1957). Работала также в нескольких московских школах.
Ушаков Алексей Петрович – учитель математики во Второй школе (? – 1970, 1987–1988).
Фейн Герман Наумович (литературный псевдоним Герман Андреев; р. 1928) – учитель литературы и завуч во Второй школе (1966–1971).
Литературовед, культуролог, публицист. Опубликовал несколько книг на русском и немецком языках, а также более 200 статей. Преподавал русский язык и литературу в школах Ялты и Москвы. Несколько лет вел по Московскому телевидению учебную программу по литературе. После эмиграции в 1975 г. в течение 25 лет преподавал русскую литературу в университетах Гейдельберга, Мангейма, Майнца и Ландау. Один из основателей Русского свободного университета им. А.Д. Сахарова в Германии.
Чебоксарова Ирина Абрамовна (1918–1994) – учитель биологии во Второй школе (1960? – 1974).
Автор книги “Жизнь и деятельность Николая Николаевича Чебоксарова” (1987). Упомянутый труд “Народы, расы, культуры”, написанный в соавторстве с Н.Н. Чебоксаровым, увидел свет в 1971 г.
Чебоксаров Николай Николаевич (1907–1980) – читал лекции по основам генетики во Второй школе.
Ученый-этнограф, доктор географических наук, профессор МГУ. Один из организаторов преподавания этнографической науки в МГУ. Лауреат премии им. Н.И. Миклухо-Маклая (1947, 1966).
Якобсон Анатолий Александрович (1935–1978) – учитель истории и литературы во Второй школе (1965–1968).
Писатель, переводчик, историк русской литературы, правозащитник. Окончил исторический факультет МГПИ им. В.И. Ленина (1958). Выступал как переводчик поэзии с английского, итальянского, французского, польского и испанского языков. Занимался правозащитной деятельностью, был редактором “Хроники текущих событий” (1969–1972). Автор работ о русской литературе, которые публиковались за рубежом (в России – только в 1990-х). В 1973 г. был принужден покинуть страну. Работал в Центре славистики Еврейского университета в Иерусалиме.
Фото с вкладки 2
“Уходя, мы содрали с фасада вывеску нашей школы. Унесли, прикрыв моим рыжим вельветовым пиджаком. От бессильной тоски. На память о школе, которую уничтожили”.
“Мы пришли из своих школ отличниками, звездами, а здесь выглядели так себе, первые месяцы многие опасались попросту вылететь из школы”, 1 сентября 1968 года.
“Наш директор Владимир Федорович Овчинников, молодой, здоровый, мрачноватого вида мужик в больших роговых очках, наводил на нас страх и трепет”.
“Нашего классного руководителя Якова Васильевича Мозганова даже между собой мы звали уважительно, по имени-отчеству, но слипшемуся в одно слово – Яквасилич. Учил он нас физике”.
“Я впервые внимательно взглянул в выпученные сквозь толстые стекла очков глаза человека с литературной фамилией Раскольников”.
“Уроки по школьной математике вел флегматичный учитель Алексей Петрович Ушаков, которого все именовали Бегемотом – и точнее его не назовешь”.
“Учитель географии Алексей Филиппович Макеев был абсолютно лыс, что неизбежно обрекало его на прозвище Фантомас”.
“Инакомыслящий Якобсон, преподававший историю… был вынужден уйти из школы”. “Следом за ним – и собравшийся на одноименную историческую родину математик Израиль Ефимович Сивашинский”.
“Фейн отвечал неизменное: «Я толстовед, а не толстовец!» – и заносил фамилию нарушителя в грозный кондуит” (в центре).
Один из создателей и идеолог математического профиля школы академик И. М. Гельфанд, 60-е годы.
“До нас донеслось, что Непомнящий вроде как тоже в опале…” В. С. Непомнящий, фото начала 2000–х.
“…Зоя Александровна Блюмина почему-то была завучем по специальным предметам, по физике и математике, хотя сама преподавала литературу”.
“Биологию у нас вела Ирина Абрамовна Чебоксарова. Она походила на пожилую профессорскую жену из кинокомедии. Каковой, собственно, и была”.
“Высокий, жилистый Богуславский (прозвище Гусь) не владел искусством завораживать слушателей, зато он обладал невероятной памятью и уникальной эрудицией”.
Людмила Яковлевна Зорина, учитель физики Второй школы и моя будущая теща, с нами в северном походе. Соловки, 1969 год.
“Истории нас учила Людмила Петровна, сокращенная нами до аббревиатуры ЭлПэ”.
Наталия Васильевна Тугова, учитель литературы и наш завуч по “воспитательной работе”, начало 60-х.
“Клавдия Андреевна Круковская, она же фольклорная злодейка Крука, маленькая невзрачная женщина в больших очках и синем стираном халате, преподавала нам химию”.
Наши учителя на юбилее школы, 2001 год.
Шеф и Яквасилич у дверей школы, 2001 год.
Зоя Александровна в 57-й школе, начало 2000-х.
«Владимир Федорович вернулся во Вторую школу в нулевых, спустя тридцать лет после ее разгрома».
«Учился я легко и охотно, но не этим были заполнены мои мысли, чувства и дни», 1968 год.
“Якобсон не врал – Наташа действительно была самой красивой девочкой в школе”, 1968 год.
“Мы тренировались все перемены подряд и даже после уроков. Если бы кто посторонний зашел в это время в кабинет, его представления о школе для одаренных физматов сильно бы пошатнулись”.
Вверху: “Естественные желания юных организмов поесть и пообщаться удачно совмещались и в наших коллективных завтраках”.
Лена Захарьина уже во Второй школе, 1968 год.
“В классе мы неожиданно снова пересеклись с Сашкой… Правда, пересеклись ненадолго. Вскоре его выгнали из школы. С треском”.
“Кате я посвятил просто ворох всяческой рифмованной ахинеи”.
“Снимков у нас такое множество благодаря Сергею Шугарову, который щелкал беспрерывно и раздавал фотографии пачками”.
В объятиях соцреализма. На случайной ж/д станции по дороге из Риги, 1969 год.
Северный поход, 1969 год.
“Видно, нам и впрямь было хорошо. Фотографии потускнели, детали стерлись, но это видно”.
С Игорем, Ленкой и Региной.
“В школьном кинотеатре крутили опальные фильмы, которые Мишка Райгородский пусть сам расскажет, где добывал”. Мишка – слева.
Марина Мдивани и Серега Попов.
“Неразлейвода дружбой наше совместное раздолбайство, пожалуй, не назовешь. Точнее тут будет слово «дружество»”. Наша выпускная фотография, май 1970 года.
Последний звонок. Наташа впервые надела белый школьный фартук. Сегодня бы это назвали перформансом. Справа от нее – Римма.
С Яном, Феликсом и тем самым мобилем “Идеал есть гармония”.
Наутро после выпуска, июнь 1970 года.
“Повесить такое у входа в советскую все-таки школу да еще под вывеской «Лучшие выпускники» администрация, чуть ни в еженедельном режиме принимавшая идеологические комиссии, не решилась”, 1970 год.
Вкратце жизнь
Фрагменты одного интервью
“Ворох рифмованной ахинеи…”
Вопрос. О детстве вы рассказали в “Приквеле”, о школе, где учились, об уникальных учителях и непривычных, свободных, равноправных отношениях с учителями – в “Девятом классе”…
Ответ. Да, настолько удивительных, что, когда выходила книжка, сначала на ней хотели поставить “16+”. Я говорю: “Да что вы? Какие “16+”? Когда я школу заканчивал, мне было пятнадцать!”
В. Вот стойте, я к другому веду. Хочу спросить вас про стихи, про тексты, про писание, вы вот только рассказали в книге о школе про то, как бесконечно тогда влюблялись и написали в связи с этим “ворох рифмованной ахинеи”.
О. Ну да, “рифмованная ахинея” – это и есть про тексты. Стихи начались во Второй школе. И это были, конечно, подражания. Правда – кому надо подражания. Я тогда читал взахлеб самиздат, тамиздат, всё, что только можно и нельзя. Просто тонул во всем этом.
Надо сказать, что немало писателей вышло из нашей математической школы за несколько лет ее существования. Коля Байтов, Шаров, Климонтович, Юра Ефремов, это еще не все. Так что сочинительством было не удивить. Поразило меня тогда другое: когда на одном из школьных вечеров, где перед танцами и прочим тоже читали стихи, вышел мой одноклассник Саша и стал читать стихи. И не Пастернака-Мандельштама какого-нибудь, а свои. То есть я тоже кому-то читал, кому-то показывал, но вот так – выйти к доске и прочитать свои стихи…
В общем, стихи я начал писать довольно поздно. К десятому выпускному классу, когда пора со всей этой ерундой уже завязывать и заниматься чем-то серьезным. Например, математикой.
В. Но ведь и вы пошли на мехмат МГУ?
О. Внешне это было логично и даже красиво. Семейная традиция все-таки. Отец в шестнадцать лет поступил на мехмат, я в пятнадцать лет, а сын вот потом – в четырнадцать.