Пампа-блюз Лапперт Рольф

17

Дома я загоняю Карла в душ. После чего сажаю его на табуретку в его комнате и даю обклеивать стену. Он абсолютно растерян и молчит, но сейчас мне все равно. Я выпиваю пиво на кухне, потом еще одно на веранде. От пота жжет глаза, и я закрываю их, но сразу открываю, потому что перед глазами стоит недавняя сцена с Леной. Я пинаю ногой перила, которые настолько прогнили, что одна из деревяшек надламывается. После второго пинка стойка складывается пополам, перила опрокидываются и падают на газон. Я швыряю им вслед пустую бутылку, и хотя вместе с ней я запускаю в воздух всю свою ярость, она не разбивается. И гребаное небо все такое же безоблачное, а эти чертовы пчелы жужжат так, будто ничего не случилось, будто сегодня я не выставил себя полным идиотом, законченным дебилом, абсолютным лузером. Я изрыгаю проклятья в осточертевшую мне пустоту, сметаю рукой со стола карточки «Мемори» и возвращаюсь на кухню. Третья бутылка отвратительна на вкус. Но я все равно выпиваю ее. Я больше не могу находиться в доме и бегу к сараю, где стоит тук-тук. Я отвожу его подальше, чтобы Карл не услышал, как я завожу мотор. И уезжаю.

Жара не спадает. Над дорогой висит слой мерцающего воздуха. Мне кажется, что я еду в бесконечном туннеле из света. Голова — как шар, который вот-вот взорвется. Хотя я выпил немало пива, во рту пересохло, а встречный ветер не холодит кожу, каждый сантиметр ее по-прежнему горит.

Внезапно мне становится так плохо, что приходится остановиться и лечь на землю. Перед глазами все мелькает, телефонные столбы извиваются, провода вздымаются, как волны на море. Я закрываю глаза. Надо хоть немного отдохнуть, тогда через пять минут мне станет лучше, и я поеду дальше. Всего пять минут.

Я лежу в лодке и качаюсь на волнах. Вокруг тишина, даже плеска воды не слышно. Ветер стих. Не жужжат мухи. Чайки не кричат. Через некоторое время откуда-то снизу раздается шепот. Оказывается, рыбы могут разговаривать. Слова поднимаются вверх, как пузырьки воздуха, и разрываются в моей голове.

— Идиот.

— Придурок.

— Тупица.

Надо мной плывет лицо Лены, и я вытягиваю губы, чтобы поцеловать ее, но вижу перед собой вовсе не Лену, а Вилли. И Отто. И еще Курта. Я хочу наорать на них, чтобы они убирались отсюда, но рот не издает ни звука, а когда я пробую подняться, понимаю, что не могу. Даже пальцем пошевелить не могу.

Что-то ударяется в мою ногу. Я открываю глаза. Все слишком светлое. Я снова закрываю глаза.

— Эй! Просыпайся!

Еще один удар по ноге.

Я приоткрываю глаза. Свет прямо как ленточная пила, вгрызающаяся мне в череп.

— Все в порядке?

Я узнаю голос.

— Где Карл?

Надо подумать.

— Дома, — отвечаю я, как только начинаю смутно вспоминать случившееся.

Кто-то берет меня под руки, и вот я уже лежу на твердом полу крошечной темной комнатки. Я слышу рев мотора, комнатка трясется, и я снова засыпаю.

Я просыпаюсь и боюсь открыть глаза. Но все-таки открываю, заранее приготовившись к боли. Которой, однако, не чувствую. В голове легкость, только язык присох к небу. Сердце бьется так медленно, что кажется, вот-вот остановится.

Бум.

Десять секунд тишины.

Бум.

Со светлого потолка свисает белый шар, кажется, я его помню. Я поворачиваю голову и вижу сверкающее море зелени, словно я лечу над лесом. Над джунглями. Я поворачиваю голову в другую сторону. Карл сидит на своей табуретке, достает из коробки синий клочок бумаги, кисточкой наносит на него клей, прижимает к стене и прихлопывает ладонью.

Бум.

Хотя меня все еще мутит и покачивает, я сажусь. У меня мокрые волосы, и я босиком. Я пытаюсь вспомнить, как я оказался в кровати Карла, но не могу. На полу стоят мои кроссовки, рядом лежат носки. В миске, до краев наполненной водой, плавают несколько наполовину растаявших кубиков льда и тряпка. Я подхожу к Карлу и осторожно кладу ему руку на плечо. Он поворачивается ко мне, неторопливо, как в замедленной съемке. Я улыбаюсь ему.

— Бен, — говорит он и улыбается в ответ. На штанах его пижамы, белой футболке и домашнем халате почти нет следов клея, значит, я одевал его совсем недавно. Два, может, три часа назад.

Что случилось за это время? Я лихорадочно соображаю, но ничего не приходит в голову. Провал. Обрыв пленки. Черная дыра.

— Ага, кое-кто воскрес из мертвых?

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Лена подходит к комоду и ставит на него поднос с двумя чашками. Потом она вырастает передо мной с одной из них в руках. Я стою неподвижно, как истукан, и смотрю на свои босые ноги.

— На, выпей, — говорит Лена.

Я обеими руками беру у нее чашку, но не отваживаюсь поднять глаза. Лена так и стоит передо мной, поэтому мне приходится сделать маленький глоток. Какая-то горячая черная гадость.

— Кофе с лимонным соком, проверенное домашнее средство.

— От чего? — спрашиваю я так тихо, что даже сам себя почти не слышу. Голос звучит так, словно я проглотил наждачную бумагу.

— Слишком много солнца. Слишком много пива, — отвечает Лена. — Не исключено, что еще и вправляет мозги незрелым юнцам.

Я сажусь на кровать. Незрелость. Это слово — как пароль, открывающий доступ к полетевшему жесткому диску моего мозга. Потихоньку воспоминания возвращаются. Картинка за картинкой, сцена за сценой, они складываются в нерезкий засвеченный фильм.

Вот черт.

Лена подходит к Карлу, который, как обычно, погружен в свою работу.

— Хотите горячего шоколада, господин Шиллинг?

Она ставит чашку на стол, почти целиком заваленный кисточками в банках из-под варенья, журналами, грязными тарелками, стаканами и мятыми фантиками от конфет.

Карл смотрит на Лену немного растерянно, но потом радостно улыбается и откладывает банку с клеем и кисточку в сторону. Хотя чашка заполнена не до краев, он берет ее осторожно и дует внутрь.

— Я добавила немного холодного молока, чтобы не было слишком горячо, — поясняет Лена.

— Спасибо, — говорит Карл и делает глоток. Теперь он улыбается еще шире. Карл обожает горячий шоколад, даже летом, и я понимаю, что слишком редко варил его деду.

Лена садится рядом со мной, что-то достает из кармана и кладет мне на коленку. Таблетка.

— Аспирин, — говорит Лена. — Половинку я тебе уже дала.

— Сколько я проспал?

Я отпиваю глоток отвратительной кофейной настойки, потому что в горле страшно пересохло.

Лена смотрит на часы.

— Почти два часа.

Я запиваю таблетку содержимым чашки.

— Как твоя голова?

— Лучше, — говорю я, — уже хорошо.

— Думаю, у тебя легкий солнечный удар.

Я пожимаю плечами, уставившись на ноги.

— В такую жару тебе лучше пить воду вместо пива.

Я киваю.

Мы смотрим на Карла, который выпивает шоколад и снова возвращается к своей стене. Ему уже приходится вытягивать руку, чтобы достать до пустых участков над головой. Скоро нужно будет принести ему высокий стул из сарая.

— Прости меня, — говорю я через некоторое время.

— Все нормально. Я уже почти не сержусь на тебя.

Я делаю еще один глоток кисло-горького варева и думаю о чудодейственном средстве Йо-Йо, которое ни разу не пробовал. Забрал ли Масловецки Йо-Йо из тюрьмы? Как там Анна? Кто теперь будет стоять за прилавком в магазине и подстригать Вилли, Хорста, Курта и всех остальных?

— Покажешь мне твою комнату?

Я возвращаюсь в реальность и смотрю на Лену.

— А?

— Твою комнату. Можно на нее посмотреть?

— Зачем?

Лена смеется.

— Потому что мне интересно, как ты живешь.

Я едва сдерживаю новый вопрос, встаю и веду Лену к двери в мою комнату. По пути я ставлю недопитую чашку на комод в коридоре.

У меня в комнате жарко, потому что я забыл задернуть занавески. Кровать, точнее — матрац на полу, не убрана. На письменном столе лежат книги, ручки, записки и тому подобный хлам. Воздух спертый, и я открываю окно.

— Ого.

Лена стоит у стены, доверху завешанной книжными полками.

— Ты все это прочел?

— Ну да, — говорю я.

— И это?

Она берет одну из книг и показывает мне. «Реки Африки».

— Да.

Лена ставит книгу на место, просматривает названия других и вынимает еще одну.

— И эту тоже?

Я смотрю на книгу. «Браззавиль-бич», роман Уильяма Бойда.

— Да.

Лена запихивает книгу обратно и берет со стола словарь «Дуден», том по немецкой орфографии.

— Вот эту явно не читал?

— Читал, но не всю. Она нужна мне для учебы.

Лена проходит вдоль полок, периодически берет в руки какую-нибудь книгу, быстро листает ее, ставит на место и достает следующую.

Я наблюдаю за ней и удивляюсь, как она умудрилась обыскать квартиру Масловецки, а в мою комнату даже не заглянула, хотя я проспал целых два часа. Правда, может быть, она только делает вид, что не заходила ко мне.

— Многовато книг для садовника.

— Я автомеханик.

— Тем более. У тебя больше книг, чем у моего дяди Георга, а он был учителем.

— Чем-то же надо занять время.

— А мне лень читать. Ужасно, да?

Я пожимаю плечами.

— Мне больше нравится смотреть фильмы.

— До ближайшего кинотеатра отсюда два часа на машине.

— Я смотрю DVD. А ты нет?

Я мотаю головой.

— Я много времени провожу на природе. Занимаюсь скалолазанием.

Лена садится на стул рядом со столом и листает словарь.

— Что ты забыла в наших краях? Здесь же нет никаких гор.

— Я ехала мимо.

— А куда?

— В Тироль.

— Откуда ты приехала?

— Сейчас? — задумалась Лена. — С острова Рюген. Смотрела на меловые скалы.

— Ты конкретно сбилась с пути.

Лена откладывает словарь и берет в руку модель моего автобуса, припаркованного между точилкой и блюдцем со скрепками.

— Я не люблю ездить по прямой, — говорит она через некоторое время. И ставит модель обратно на стол.

Мне так и хочется спросить ее, не любит ли она, случайно, вламываться в чужие дома, например в квартиру Масловецки, но я сдерживаюсь. Если я спрошу, она опять на меня обидится, будет все отрицать и уйдет. А я не хочу, чтобы она уходила.

— Йо-Йо тоже собирает DVD-диски, — говорю я, потому что больше ничего не приходит в голову.

— Бедняга. Интересно, он до сих пор в тюрьме?

— Уже ненадолго. Масловецки заберет его сегодня после обеда и привезет обратно. А вечером будут поминки. Георгия. В девять на заправке.

— Поминки?

— Ну да. Нужно помянуть человека. Так решил Масловецки.

— Гм.

Лена отклоняется на спинку стула и вытягивает ноги.

— А кто придет?

— Да все.

— Карл тоже?

— Конечно. Куда же без него.

Лена улыбается. Она подходит к карте Африки и рассматривает ее.

— Что означают красные флажки? — спрашивает она.

— Там работал мой отец, — отвечаю я.

— А черный флажок?

— Там он разбился на самолете.

— Ах… Вот я дура. Прости, что спросила.

Лена вертит глобус на комоде.

— Да ничего, — говорю я.

— Масловецки говорит, ты собрался в Африку. На автобусе.

— Ну да, когда-нибудь. Может быть.

— Не живи мечтами, а воплощай их в жизнь. Слышал такое? — Да.

— Отличный девиз, я считаю.

Лена берет с нижней полки книжку «Моби Дик».

— Ты ее читал? От корки до корки?

— Конечно.

Лена открывает книгу и погружается в чтение.

Я хочу сесть на кровать, но мне приходит в голову, что это будет выглядеть странно, и я остаюсь стоять на месте.

— Так много… слов, — бормочет Лена.

Я смеюсь.

— Ну да, целая куча.

Лена захлопывает книгу, поднимается со стула, подходит ближе и встает передо мной.

— Ты любитель слов, верно?

Я киваю. Голова снова становится горячей.

— Мне немецкий никогда не давался, — говорит Лена. — Если я пишу СМС, то делаю не меньше десяти ошибок. И никогда не помню, где надо ставить запятые.

— Немецкий очень легкий, — говорю я. — Нужно только захотеть. Нужно заниматься им. Язык — удивительная вещь.

Вот черт, я говорю совсем как старик Ломан, наш учитель немецкого.

Вдруг наступает тишина, такая, что я слышу, как дед пришлепывает бумажки к стене.

— Например, надпись у тебя на футболке, в ней ошибка, — поясняю я. Вообще-то я не собирался ничего пояснять, но тишина показалась мне неприятной. А еще я не хочу, чтобы Лена подумала, что я пялюсь на ее грудь.

— Что?

— Неточное предложение, — говорю я. — Тут написано «Я был в Вингродене и обязательно вернусь обратно». Это нелогично.

— Да?

— Да. Представь себе, что ты возвращаешься обратно… Кстати, где ты живешь?

Лена размышляет.

— В последнее время — в Берлине, — сообщает она.

— Хорошо. Ты едешь назад в Берлин и говоришь, то есть пишешь на футболке: «Я была в Вингродене и вернусь обратно». Что означает — я была в Вингродене и вернусь обратно в Берлин! Понимаешь?

Лена смотрит на меня без всякого выражения.

— По правилам надо сказать: «Я была в Вингродене и вернусь сюда снова». Потому что ты живешь в Берлине.

— Не вижу разницы.

— Еще лучше было бы написать «Я была в Вингродене и когда-нибудь снова вернусь сюда, потому что здесь так здорово». Хотя кто станет такое писать. Тем более здесь совсем не здорово.

— Гм…

Лена морщит лоб.

— Я уже объяснял Масловецки, но он не понимает.

— Я тоже.

— Можно вообще написать: «Я люблю Вингроден и обязательно вернусь сюда». Так правильно. Хотя тоже смешно, потому что никто, кроме Масловецки, не любит нашу дыру.

Знаешь, какое словосочетание получается из букв в названии?

Лена мотает головой.

— «Вроде нигде». Ужасно, да?

— А по мне — даже романтично.

Я смеюсь, как смеются над плохой шуткой.

— Что здесь романтичного?

Лена делает шаг ко мне, притягивает к себе мою голову и целует меня в губы. Ее язык касается моих губ. Ненадолго. На несколько секунд. Целая вечность. Которой мало. Но у меня все равно перехватывает дыхание, и сердце отдается где-то в горле.

— Увидимся вечером.

Лена проводит пальцем по моей щеке, разворачивается и уходит.

18

Страницы: «« « ... 56789101112 » »»