Дневник Джанни Урагани Бертелли Луиджи

После долгих разговоров синьора Ольга наконец достала часы и сказала:

– Боже мой! Уже четыре!

Тогда мама заметила:

– Забавно! У вас часы в точности как мои…

– Ах да? Неужели? – отозвалась синьора Ольга и снова спрятала их на груди, не замечая, что Вирджиния, стоя у неё за спиной, делает маме какие-то непонятные знаки.

Когда синьора Ольга удалилась, Вирджиния, которая вечно сплетничает и суёт нос не в своё дело, воскликнула:

– Мама! А ты заметила, что у неё не только часы, но и цепочка точь-вточь как у тебя? Очень странно!

И они все бросились в мамину комнату посмотреть на её часы… Но их там не оказалось, я же забрал их третьего дня для фокусов в саду.

У мамы, Ады и Вирджинии вытянулись лица. Ада бросилась в свою комнату и вернулась со словами:

– Я проверила и могу сказать вам кое-что ещё более странное. Когда синьора Ольга достала платочек, я заметила, что он такой же, как те, что ты, мама, подарила мне на именины, помнишь, батистовые с вышивкой? Ну так вот, я заглянула в ящик – и как раз одного не хватает!

Ещё бы! Это тот самый платочек, который я взял для фокусов в саду и всучил Маринелле, завернув в него мамины часы!

Всю эту пустяковую историю мама с сёстрами обсуждали, охая и ахая, битый час. Стали вспоминать, когда синьора Ольга была у нас последний раз, оказалось, в прошлый понедельник, вспомнили даже, что мама провела её в свою комнату, наконец Ада заключила:

– Это типичный случай клептомании.

Я-то знаю, что это: не раз встречал это слово в папиной газете. Это такая удивительная болезнь, когда человек, сам того не замечая, берёт чужое.

Тут я не выдержал:

– Вечно вы делаете из мухи слона!

Я хотел им всё объяснить и спасти синьору Ольгу от клеветы, но Вирджиния перебила меня: мол, я ребёнок и должен сидеть тихо, да ещё пригрозила, чтоб я не болтал о том, что услышал. Я махнул рукой, раз так, пусть сами разбираются.

Вечно эти взрослые заирают нос, считают себя самыми умными! Но теперь-то они поймут, что дети кое в чём разбираются получше, чем они.

2 ноября

Сегодня День поминовения усопших. Как всегда, вся семья идёт на кладбище навестить могилы дедушки с бабушкой и дяди Бартоломео, который, как назло, два года назад скончался, так и не подарив мне обещанный велосипед.

Мама велела мне скорей одеваться – вдруг по этому торжественному случаю папа меня простит, если, конечно, я обещаю хорошо себя вести.

Ну слава Богу! Наконец-то справедливость восторжествует и тот, кому следовало бы сразу разобраться, кто прав, кто виноват, перестанет сваливать всё на беззащитного ребёнка!

* * *

Прежде чем лечь спать, я хочу записать в свой драгоценный дневник важную новость: папа меня простил, но всё чуть было не сорвалось, и снова из-за сущего пустяка.

Итак, сегодня перед выходом папа протянул мне венок и строго сказал:

– Надеюсь, что мысли об усопших пробудят в вас желание исправиться…

Он всегда обращается ко мне на «вы», когда решает заговорить в первый раз после того, как я его сильно разозлю.

Я, само собой, ничего не ответил, мне ли не знать, что детям в моём плачевном положении не стоит свободно высказывать своё мнение: я пониже опустил голову и смотрел исподлобья на папу, который не сводил с меня укоризненного взора.

Тут нас позвала мама – экипаж, за которым она послала Катерину, прибыл. В него уселись все, кроме Вирджинии – она осталась дома принимать доктора, лечившего синьора Маралли.

– Можно мне на облучок? Так вам будет просторнее.

И я устроился на облучке. Там очень интересно, особенно когда экипаж берут напрокат: кучер тянет время, коляска еле тащится и можно подержать поводья.

– Какой чудесный денёк! – сказала Ада.

И правда, будто мы приехали не на кладбище, а на гулянье: на аллеях толпятся люди с яркими охапками цветов – просто глаз радуется.

Мы сходили на могилы бабушки, дедушки и дяди, помолились за них, как обычно, а потом прошлись по кладбищу, чтобы посмотреть на новые могилы.

У одной строящейся усыпальницы мы остановились, и Ада сказала:

– А вот и семейная часовня Росси, о которой столько болтает Биче…

– Какая роскошь! – заметила мама. – Сколько же это стоит?

– Три-четыре тысячи, не меньше! – ответил папа.

– Лучше бы они расплатились с долгами! – сказала Ада.

Я решил воспользоваться случаем, чтобы снова заговорить с папой, и спросил:

– Для чего это строят?

– Чтобы хоронить там одного за другим всех Росси…

– Значит, синьорина Биче тоже будет похоронена здесь?

– Конечно.

Я больше не мог сдерживаться и загоготал, как полоумный.

– Что тут смешного?

– Чудн просто, когда живой человек строит себе усыпальницу.

– Ну, – сказал папа, – в каком-то смысле и правда это такое же тщеславие, как все остальное…

– Точно! – встряла Ада. – Всё равно что покупать собственную ложу в театре. Как только Биче не стыдно этим хвастаться, ведь всем известно, что её отец опять брал ссуду в банке.

Тут папа, мама и Ада принялись перемывать им косточки, и мне стало ужасно скучно. Завидев вдалеке Ренцо и Карлуччо, я догнал их, и мы стали скакать, как лошадки, по усыпанным гравием дорожкам – они идеально для этого подходят! – и прыгать через оградки прямо в траву, аккуратно, чтобы сторож не застукал.

Вдруг кто-то схватил меня за шиворот. Это был папа вне себя от злости: видимо, они давно меня искали.

– Для тебя нет ничего святого! – сказал он сурово. – Даже здесь, куда все приходят плакать, ты умудряешься проказничать!

– Фу, как стыдно! – подхватила Ада. – Затевать глупые игры на кладбище!

Тут уж я возмутился:

– Я играл с Карлуччо и Ренцо, потому что я ещё маленький и люблю друзей, где бы ни находился: кладбище не кладбище – всё равно, а некоторые взрослые барышни приходят сюда, только чтобы сплетничать о подругах!

Папа замахнулся было на меня, но Ада отвела его руку и прошипела:

– Не тронь его, умоляю… С него станется рассказать всё Биче!

Вот вечно они такие, эти старшие сёстры! Защищают своих младших братьев, только если им это выгодно, и плевать на истину и справедливость!

Я опасался, что дома разразится буря, но ожидавшие нас радостные вести рассеяли все тучи.

Вирджиния бросилась нам навстречу, смеясь и плача одновременно: оказывается, доктор нашёл, что Маралли гораздо лучше, и теперь не только обещает скорое выздоровление, но даже готов утверждать, что глазу больше ничего не грозит.

Как же мы обрадовались такому приятному и неожиданному известию!

Особенно ликовал я: теперь-то все поймут, что мои так называемые «ужасные выходки» не стоят выеденного яйца и пора уже перестать наказывать меня по пустякам!

5 ноября

За все эти дни у меня не выдалось ни одной свободной минутки, чтобы написать хоть строчку в мой драгоценный дневник, да и сегодня времени в обрез: надо делать уроки.

Да-да, именно так. Выходные кончились, и я взялся за ум. Я собираюсь прилежно учиться и «стать первым учеником», как мечтает мама.

Но всё-таки я не могу удержаться и нарисую тут нашего учителя латыни, он такой смешной, особенно когда принимает грозный вид и кричит:

– Всем молчать! Сидеть смирно! Чтоб ни один мускул не дрогнул!

Мы с первого дня прозвали его Профессор Мускул, и теперь это прозвище прилипло к нему на века!

Дома тем временем ничего нового. Синьор Маралли идёт на поправку, и дня через два доктор снимет ему повязку с глаза и разрешит смотреть на свет.

Вчера к нам приходили представители социалистической партии поздравить его с выздоровлением, и мама с папой немного повздорили, потому что мама не хотела впускать этих «еретиков» в дом, но папа всё-таки провел их в комнату к адвокату, и вышло ужасно смешно: Маралли сказал «Рад вас видеть», хотя ему не было видно ни зги.

А когда все ушли, Маралли сказал папе, что он просто счастлив: когда он оказался в беде, весь город пришёл выразить ему свои любовь и уважение…

Подумать только, «счастлив», а ведь сначала все кричали, что я его чуть ли не убил!

6 ноября

Вчера, пока я зубрил латинскую грамматику, я услышал кое-что интересненькое.

Мама с Адой разговаривали о синьоре Ольге и её мнимой клептомании. Мама, как могла аккуратно, рассказала обо всём мужу синьоры Ольги синьору Луиджи. Он родом из Болоньи, но говорит на неаполитанском диалекте, правда, раскрывает рот крайне редко и обычно угрюм, поэтому кажется, что его все раздражают. На самом деле это добрейшей души человек, который любит и жалеет детей.

Синьор Луиджи, насколько я расслышал, очень удивился тому, что рассказала мама, и отказывался в это поверить; но когда он своими глазами увидел у синьоры Ольги мамины часы, он сдался… и под благовидным предлогом пригласил к ней знаменитого врача. Тот заключил, что такой диагноз вполне вероятен, принимая во внимание расшатанные нервы синьоры, и прописал ей восстанавливающее лечение.

О визите врача синьора Ольга сама рассказала маме вчера вечером; но она думает, что её лечат от слабости, и считает, что этот диагноз высосан из пальца, потому что она прекрасно себя чувствует и выполняет предписания, только чтобы угодить мужу.

Мне, конечно, было очень смешно их слушать и, надеюсь, станет ещё веселее.

Утром я улучил момент, когда никто не обращал на меня внимания, пробрался в Адину комнату и стащил все платки, которые нашёл; потом, прихватив в столовой серебряный соусник, вышел в сад и позвал Маринеллу играть в прятки. Под этим предлогом я проник к ним в дом и оставил в столовой соусник. А платочки дал Маринелле и попросил отнести в комнату матери, что она тут же и сделала. За Маринеллу я спокоен: эта девочка никогда не болтает лишнего и умеет хранить секреты.

Ну что ж, подождём следующего действия этой комедии!

7 ноября

Сегодня в школе на уроке латыни произошло кое-что, заслуживающее отдельного рассказа.

Племянник сапожника Ренцо, что со мной за партой, притащил смолы из лавки своего дяди. Прямо перед нами сидит Марио Бетти, которого мы все называем Лорд Замарашка, потому что он всегда одет с иголочки по последней английской моде, а шея и уши у него грязные, как у мусорщика, нарядившегося джентльменом. Я воспользовался случаем, когда он вышел к доске, и размазал смоляной шарик по его скамье.

Садясь на место, Марио, само собой, ничего не заметил. Но через некоторое время смола расплавилась и прилипла к брюкам. Почувствовав неладное, Замарашка принялся ёрзать и вертеться, бормоча что-то себе под нос.

Тут между Профессором Мускулом и Лордом Замарашкой разыгралась такая сцена, что мы чуть не полопались от смеха.

– Что такое? Что с вами, Бетти?

– Ну, я…

– Молчать!

– Но…

– Сидеть смирно!

– Но я не могу…

– Молчать и сидеть смирно! И чтоб ни один мускул не дрогнул!

– Извините, но я не могу…

– Не можете молчать и сидеть смирно? Тогда встаньте…

– Но я не могу…

– Вон из класса!

– Не могу…

– Ах так!

И Мускул с рёвом бросился на бедного Лорда Замарашку, схватил его за руку и вытащил из-за парты, но тут – хрясь! – раздался треск, и Мускулу пришлось ослабить хватку: обрывок брюк несчастного мальчика остался на скамье.

Мускул был подавлен… но ещё хуже пришлось Лорду Замарашке; надо было видеть этих двоих, как они растерянно уставились друг на друга, совершенно ничего не понимая.

Класс разразился хохотом, и учитель обрушил свою ярость на нас:

– Всем молчать! Сидеть смирно! Чтоб ни один…

Но у него не хватило духу закончить свою присказку. Ещё бы! Какой там мускул! Нас уже было не угомонить…

Ну вот и всё. Потом пришёл директор и стал допрашивать по делу о смоле всех нас – восьмерых учеников, сидящих за Лордом Замарашкой. К счастью, никто меня не выдал.

Но всё равно директор, уставившись прямо на меня, сказал:

– Тот, кто это натворил, ещё поплатится.

Сегодня доктор разбинтовал глаз синьора Маралли и сказал, что с завтрашнего дня он может приоткрывать ставни, чтобы в комнату проникал лучик света.

9 ноября

Вчера мама с Адой были с ответным визитом у синьоры Ольги, и когда они вернулись, я подслушал их разговор:

– Ты видела? У неё ещё один мой платочек!

– А серебряный соусник? Ума не приложу, как она умудрилась стащить соусник? Где она его прятала?

– Хм! Это уже серьёзная болезнь… Надо сегодня же рассказать её мужу.

Я смеялся про себя, но виду не подал, а только спросил как ни в чём не бывало:

– Кто заболел, мама?

– Никто, – отрезала Ада, мол, я ребёнок и это не моё дело.

А ведь я-то об этом знаю гораздо больше их!

15 ноября

Вот уже несколько дней я ничего не пишу в свой дневник, всё из-за этих уроков. И так меня уже два раза наказывали за то, что при всём моём прилежании я не успевал доделать домашнее задание. Но сегодня я просто не могу удержаться, чтобы не записать на страницах этого дневника, которому я поверяю все мои мысли, потрясающую новость, которая лишний раз доказывает, что, если ребёнок иногда и набедокурит, это всё равно обернётся во благо. А взрослые с их дурной манерой всё преувеличивать только зря нас наказывают, но рано или поздно им приходится признать свою неправоту, как, например, в этом случае.

Одним словом, адвокат Маралли вчера вечером долго беседовал с папой и попросил руки Вирджинии.

Эта новость всполошила весь дом. Мама сразу принялась кричать, что грех отдавать несчастное дитя в лапы этому беспринципному безбожнику и она никогда не даст благословение на брак.

А папа, наоборот, считает, что Маралли – отличная партия для Вирджинии, нужно идти в ногу со временем: он весьма благоразумный молодой человек, и его ждёт блестящая карьера, к тому же сегодня быть социалистом уже не так страшно, как двадцать лет назад.

Вирджиния согласна с папой и говорит, что Маралли – лучшее, что можно пожелать, и она не хочет упускать такую возможность.

Я бы тоже хотел, чтобы они поженились, ведь тогда будет ещё одна свадьба с горой сластей и морем наливок!

16 ноября

Сегодня с утра Ада рыдала и кричала маме, что это нечестно: теперь и Вирджиния выходит замуж, а она, Ада, обречена томиться дома. Она останется старой девой, как тётя Беттина! И если уж папа согласен, чтобы Вирджиния вышла за социалиста, с какой стати он запрещает Аде выйти за Де Ренциса? Пусть он и беден как церковная мышь, зато благороден и сможет добиться хорошего положения в обществе.

18 ноября

С девчонками всегда морока, не то что с мальчишками. Завтра к нам приедет одна девочка погостить на неделю, нужно запастись терпением…

Мама обещала мне велосипед, если я буду хорошо себя вести, так что я буду изо всех сил стараться быть милым.

Вот уже шесть раз, не меньше, мне обещали велосипед, и всякий раз находится очередная весомая причина мне его не дарить. Надеюсь, хоть на этот раз мне повезёт!

Наша гостья – племянница адвоката Маралли. Он позвал свою сестру, синьору Меропе Кастелли, которая живёт с мужем в Болонье, приехать вместе с дочерью для знакомства с будущей невесткой, то есть с моей сестрой Вирджинией.

Теперь свадьба – дело решённое, и даже мама с Адой после долгих увещеваний отца в конце концов дали согласие.

19 ноября

Мы ездили на вокзал встречать синьору Меропе Кастелли и Марию. С виду она девочка как девочка, только очень смешно лопочет на своём болонском диалекте, ничего не разберёшь.

Все домашние очень радуются приезду будущих родственников. Я тоже доволен, ещё бы, ведь Катерина приготовила десерт двух видов: со сливками и с джемом – чтобы каждый мог выбрать на свой вкус; вот у меня, к примеру, нет особых предпочтений, и я выбрал оба.

20 ноября

Первый день прошёл, и я приложил все мыслимые усилия, чтобы быть паинькой, как обещал маме.

После школы я развлекал Марию, не обижал её и даже играл в её скучную шикарную куклу.

Куклу зовут Флора, и ростом она почти с хозяйку. Единственное в ней интересное – это глаза: кладёшь – закрываются, ставишь – открываются. Я хотел понять, как это устроено, и продырявил кукле голову – оказывается, там внутри очень простой механизм. Я с лёгкостью разобрал его и объяснил Марии, что к чему, она слушала с большим интересом, но, увидев потом, что глаза сломаны и больше не закрываются, разревелась, будто стряслась невесть какая беда.

Ну и дуры же эти девчонки!

* * *

Мария пожаловалась дяде, что я сломал её куклу, и вечером Маралли сказал мне:

– Эх, Джаннино, Джаннино, и за что ты так не любишь чужие глаза?

Но потом добавил уже с улыбкой:

– Ничего, Мария, мы починим глаза твоей кукле… видишь, мои уже починили. И потом, знаешь, нет худа без добра – пусть это тебя утешит. Вот я, например. Если бы Джаннино не попал мне в глаз, меня бы не приютили в этом доме, я бы так и не узнал, что за сокровище моя Вирджиния… и не был бы сейчас самым счастливым человеком на земле!

Эти слова тронули всех, и Вирджиния обняла меня со слезами на глазах.

В этот миг мне хотелось высказать всё, что творилось у меня на душе, вспомнить выпавшие на мою долю несправедливые обиды и объяснить им, как дурно наказывать детей за всякие пустяки, но я смолчал, потому что тоже растрогался.

22 ноября

Когда я открываю свой дневник и перечитываю строки, написанные позавчера, меня охватывает тоска: бесполезно, взрослых не исправить…

Что поделаешь – и на этот раз прости-прощай, велосипед!

Пишу, забаррикадировавшись в своей комнате; пока мне не пообещают, что отец меня не тронет, я не сдамся.

Как водится, дело в сущей безделице, которая скорее заслуживает награды, чем наказания, ведь я просто послушался маму. Все взрослые ушли в гости, а мне велели:

– Развлекай Марию, пока нас не будет дома, и будь умницей.

Я поиграл с ней в дочки-матери и ещё в какую-то ерунду, только чтобы ей угодить, но потом мне надоели эти детские игры и я сказал:

– Смотри, уже почти стемнело, а до обеда ещё целый час: хочешь, поиграем в господина и раба из той книжки с картинками, которую я тебе вчера показывал? Я буду господином и брошу тебя в лесу.

– Давай! – охотно согласилась она.

Мама с сёстрами и синьорой Меропе ещё не вернулись, Катерина стряпала на кухне. Я отвёл Марию к себе в комнату и велел ей надеть поверх белого платья мой синий костюмчик, чтобы она стала похожа на мальчика. Потом я выкрасил её как мулата, взял ножницы, и мы спустились в сад. Там я приказал рабу следовать за мной.

Забравшись в укромный уголок, я повернулся к Марии и сказал:

– Смотри, сейчас я обрежу твои кудри, как в том рассказе, чтобы тебя не узнали.

– Мама будет ругать! – разревелась глупышка. Но я не стал её слушать и постриг, иначе игра не получится.

Потом я посадил её на камень у изгороди, теперь она как будто потерялась. А сам спокойненько пошёл к дому.

Она всё вопила и вопила, как самый настоящий раб, и мне даже пришлось заткнуть уши, ведь я хотел довести игру до конца. Тут с неба, весь день затянутого тучами, закапали первые крупные капли…

Когда я вошёл в гостиную, все уже сидели за столом и ждали нас. На скатерти красовался поднос с бисквитным печеньем и взбитыми сливками, и у меня сразу потекли слюнки.

– А вот и они, наконец-то! – воскликнула мама, завидев меня, и вздохнула с облегчением. – А где Мария? Скажи, чтоб садилась за стол.

– Мы играли в раба, – ответил я. – Как будто Мария потерялась.

– И где же она потерялась? – со смехом спросила мама.

– Здесь неподалёку, в платановой аллее, – ответил я, усаживаясь за стол.

Но папа, мама, синьора Меропе и синьор Маралли вскочили на ноги, будто в дом ударила молния, хотя на самом деле только слегка грохотало.

– Ты серьёзно? – спросил папа, больно схватив меня за руку.

– Ну да, мы играли в господина и раба. Её я одел мулатом, а сам был господином, который бросает своего раба. Потом должна появиться фея, которая отведет её в заколдованный дворец, где она, я пока не придумал как, станет самой могущественной королевой на земле.

После моих слов у всех пропал аппетит. Синьора Меропе в отчаянье ломала руки и кричала, что её девочка умрёт от страха, она ведь так боится грома, и простуду наверняка подхватит, ну и прочая ерунда.

Послушать её, так все беды мира грозят человеку, стоит ему чуть-чуть замёрзнуть и промокнуть.

– Скверный мальчишка! Негодяй! Злодей! – воскликнула Вирджиния, вырывая у меня из руки печенье, которое я собирался отправить в рот. – Когда же ты покончишь со своими проказами? Как ты посмел вернуться домой, оставив малышку одну? В темноте, под дождём? И что это торчит у тебя из кармана?

– Да ничего особенного, волосы Марии. Мне пришлось их обрезать, чтобы её не узнали. Я же уже говорил, что она теперь мулат: волосы короткие, а лицо чёрное.

Тут синьора Меропе побледнела как мел и уронила голову на грудь.

Мама всхлипнула и стала прыскать ей в лицо уксусом. Папа бросился за фонарём. Что за спешка? Далась им эта девчонка! Да будь это даже что-то ценное, к чему поднимать такой переполох? Теперь мне придётся бросить еду и показывать место, где я оставил Марию.

И как только они меня не обзывали, я чуть не оглох от их ругани. И грубияном, и мерзавцем, и негодяем, и бессердечным мальчишкой… Можно подумать, я голову ей отрезал, а не волосы!

Ну вот и всё. Завтра же синьора Меропе возвращается в Болонью: она видеть меня не может, потому что её доченька, видите ли, заблудившись в саду, попала под дождь. А мне, конечно, хоть я и промок до нитки в поисках Марии, не досталось в утешение ни поцелуев, ни объятий, ни кружки горячего бульона с яйцом; и никто мне не налил рюмочку вина с печеньем, и не потчевал фруктами со взбитыми сливками, и не уложил заботливо на софу.

Куда там! Наоборот, меня прогнали, как собаку, и папа пригрозил, что ещё задаст мне по первое число. И я, к несчастью, знаю, что означают эти угрозы. Так что я забаррикадировался в своей комнате: им до меня не добраться, разве что по обломкам умывальника и письменного стола, которыми я припёр дверь.

Тише! Там какой-то шум… Час битвы пробил? Что ж, я готов и к штурму, и к осаде: у меня есть провиант, дверь заперта на ключ и заставлена кроватью, столом и умывальником с большим зеркалом в придачу.

Это папа… Он колотит в дверь, чтоб я открыл, но я не отвечаю. Я буду сидеть тихо-тихо, как кот, забравшийся в кладовую.

Вот бы произошло чудо, и паук сплёл бы паутину в замочной скважине! Тогда бы враг решил, что комната пуста, и ушёл прочь.

А если они будут взламывать дверь? Грохот! Дверь трясётся… Кончится тем, что зеркало упадёт, разобьётся вдребезги, и, конечно же, я буду во всём виноват… Так всегда: этот скверный мальчишка, этот Джанни Урагани, вечно от него все беды… Известное дело!

23 ноября

Всё по-старому.

Вчера синьора Меропе и правда отправилась восвояси со своей неженкой-дочкой. Вы бы послушали, сколько любезностей им наговорили! Похоже, Маралли вызвался проводить их до самой Болоньи.

Дверь в мою комнату больше не осаждали.

Но всё равно я решил не сдавать позиции. Наоборот, я укрепил баррикады и сделал небольшой запас провианта: когда вся семья отправилась с синьорой Меропе на вокзал, я спустил из окна корзинку, и Катерина её наполнила.

24 ноября

После бури воцарился покой! Три дня тучи сгущались, теперь опять выглянуло солнышко. Мир заключён, осада снята.

Утром сквозь замочную скважину мне было обещано, что никто меня пальцем не тронет, взамен я торжественно поклялся снова ходить в школу, хорошо учиться и быть паинькой.

Итак, честь спасена… а также мебель и большое зеркало, потому что я разобрал баррикады и вышел из комнаты.

Да здравствует свобода!

28 ноября

Все эти дни я не вёл дневник, ведь мне пришлось много заниматься, чтобы догнать одноклассников. Все домашние мной довольны, и вчера папа сказал:

– Возможно, тебе всё же удастся заслужить велосипед, который ты упустил из-за выходки с Марией.

Посмотрим!

29 ноября

С сегодняшнего дня у меня новое испытание… Интересно, удастся ли мне заполучить этот долгожданный велосипед, который вечно ускользает прямо из-под носа.

Дома остались только я, Вирджиния и Катерина. Родители и Ада отправились на недельку к Луизе. Мама уезжала со словами, что эта поездка её подкосит: мол, она вся изведётся от страха, что я что-нибудь натворю в её отсутствие. Но я умолял её не беспокоиться и обещал быть умницей: не прогуливать школу, не задерживаться после занятий, слушаться сестру – короче говоря, я буду образцовым мальчиком.

Я призвал на помощь всех святых, чтоб они избавили меня от искушений. Катерина говорит, что главное начать, ведь не так уж трудно хорошо себя вести одну неделю: стоит только захотеть. Ей-то откуда знать, она ведь никогда не была мальчишкой. Правда, ради того, чтобы получить наконец велосипед, я, может, и смогу не бросаться камнями в уличных собак и не прогуливать школу. Что и говорить, если уже через неделю я буду гордо колесить по улицам на шикарном велосипеде марки «Ралей»! И меня будут ставить другим детям в пример… Самому не верится!

30 ноября

Прошли всего сутки с тех пор, как папа, мама и Ада уехали, но надо сказать, я вполне доволен собой. Правда, вчера я разбил зеркало в маминой спальне, но не нарочно. Мы с Карлуччо играли в мяч, запершись в комнате, чтобы Вирджиния не услышала. Я привязал мяч к калошам сестры – хотел проверить, будет ли он лучше прыгать, и он угодил прямо в зеркало на комоде, которое разбилось вдребезги, да ещё флакон одеколона пролился на новый ковёр.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Пятый сборник стихов Игоря Левина «Назвавшейся Е. К.» включает только те стихи последнего периода ав...
Эта книга – практическое руководство для новаторов и творческих личностей, в ней собрано 46 правил, ...
Короткая философская сказка «Про старателя Федота и Волшебного Енота» помогает разделить кашу в голо...
Что делать, если на смену былой супружеской любви пришли скандалы и упреки? Эмили Уотсон наконец-то ...
Самоуверенный миллионер Алексиус Ставролакис, выполняя просьбу своего крестного, знакомится со скром...
Любовь с первого взгляда, безумная страсть, свадьба – все это было в жизни Авы. Казалось, ее мечта с...