Возвращение снежной королевы Александрова Наталья
– Ну и ну! – Лера только покачала головой.
Снова открылась дверь и вошел Шандор.
– Пойдем, устрою тебя на ночлег, – сказал он, – все равно до утра с Ласло нет возможности поговорить.
Она присмотрелась к нему в полутьме. Теперь он говорил совершенно спокойно. Жизнь научила ее не доверять никому, но в данный момент что оставалось делать? Отказаться и уйти, но куда? У нее в этом городе нет больше близких людей. Да не то что близких – вообще никаких. Нет безопасной крыши над головой. Придется довериться Шандору. Тем более вряд ли он ее отпустит.
Они вышли через кухню, прокрались в тени дома, потом мимо сараев и свежей аккуратно сложенной поленницы, обошли колодец. Шумную свадьбу слышно было и тут, попался им навстречу пьяненький русский мужичонка, разлетелся обниматься к Шандору, тот легонько двинул плечом, и мужичонка отлетел на пять шагов к кусту, еще не потерявшему листвы, да там и остался, мигом заснув.
– Сосед, – усмехнулся Шандор, – полгорода на свадьбе гуляет.
Они подошли к маленькому домику, окна его были закрыты глухими ставнями.
– Это старый дом, – сказал Шандор, отпирая проржавленный замок, – тут с весны никто не живет, сносить будем. Так что никто тебя не потревожит.
В сенях было темно, пахло затхлым, нежилым, запущенным домом.
«Перебьюсь как-нибудь одну ночь, – подумала она, – все равно деться некуда».
Шандор завозился в тесных сенях, задел ее локтем.
– Проходи в горницу-то, сейчас лампу найду! – с досадой, натужно проговорил он.
Лера потянула на себя скрипучую дверь. Комната тонула в полной темноте. И из этой темноты вдруг обрушилось на нее что-то мягкое и тяжелое. Лежа на полу, теряя остатки сознания, она успела услышать встревоженный голос Шандора:
– Ты чем ее долбанул-то? Череп не проломил?
– Нормально все, – ответил незнакомый голос, – у ней черепушка крепкая, да волосы еще спружинили. Оклемается!
Лера смутно ощутила, как кто-то взял ее за ноги, рука Шандора ухватила ее за плечи, она попыталась укусить эту руку, но ничего не вышло. Ее пропихнули в комнату, которая освещена была керосиновой лампой. Тени плясали на потолке, в полу зиял открытый люк подпола. Вместо лесенки были положены две доски, ее столкнули по ним, как с горки. Она упала на мягкое, и тут же крышка подпола захлопнулась, закрывая остальной мир. И сознание окончательно покинуло Леру.
Она не поняла, что очнулась. Просто в один момент услышала назойливый звон, как будто одновременно стрекотали тысячи кузнечиков. Она с трудом приподняла тяжелые веки. И ничего не изменилось. Ее окружала такая же звенящая тьма.
«Что это? – в панике подумала она. – Я умерла? Или меня похоронили заживо? Но откуда этот звон?»
Она попыталась пошевелить руками. Это удалось не без труда, руки ощутили пустоту вокруг. Если ее и похоронили заживо, то гроб был весьма просторным.
В кромешной тьме она ощупала свое тело. Ничего не болело, и это настораживало. Как говаривала соседка тетя Валя: «Если ты встаешь утром и ничего не болит, стало быть, ты уже умер».
Она отважилась сесть. Под ней лежало нечто, что оказалось донельзя истлевшей мешковиной. Пахло гнилью и еще чем-то знакомым. Она принюхалась и потрясла головой. Кузнечики внезапно замолчали – оказывается, это звенело в ушах. Очень осторожно она встала на колени и подняла руки. Нащупала над головой шершавые балки – все ясно, она находится в деревенском подполе. И пахнет тут сыростью и мышами. Ей ли не знать – все детство прошло в деревенском деревянном доме. Но вот интересно – кто ее сюда определил? И самое главное – можно ли отсюда выбраться?
Внезапно сильно заломило затылок, и она нащупала там большую шишку. Кто-то ударил ее и спихнул в погреб. Она совершенно не помнила того, что случилось с ней до падения, она понятия не имела, сколько провалялась там. Больше того, она не знала, с какой целью ее упрятали сюда и что ее ждет? Смерть от голода и жажды? Или более быстрая смерть от ножа, от пули, от веревки…
«Нужно обязательно все вспомнить», – морщась от боли, думала она, наткнувшись на две неструганые доски, которые вели вверх, к потолку.
Обдирая руки, она поползла по доскам и в темноте стукнулась головой о крышку люка, ведущего в подпол. Ей показалось, что в подполе стало светло, потому что перед глазами от боли замелькали огненные искры.
Через некоторое время искры погасли, боль прошла, и возникли некоторые, поначалу неотчетливые воспоминания. Вот она в двенадцать лет – высоченная словно жирафа, с волосами такими светлыми, что казались почти белыми. Волосы она завязывала «хвостом», мальчишки дразнили ее сивой тетей Лошадью. Или Королевской норкой, из-за сочетания редкого имени Элеонора и фамилии – Королева. Впрочем, скоро дразнить перестали, потому что она научилась давать сдачи – физически и словесно. К пятнадцати годам мальчишки примолкли, и даже отчим, кошмар ее жизни, перестал ее доставать. Только она одна умела его утихомирить, когда в пьяном виде он зверел, крушил мебель, страшно матерясь, бегал с топором за соседской козой, сдуру забежавшей к ним на участок. Он запросто мог ударить маму или младшего братишку.
Тогда она вставала на его пути и глядела молча в упор ледяными глазами. Он останавливался, злобно ворча что-то о чертях и ведьмах, иногда плевал через плечо и уходил спать.
В пятнадцать лет соседский мальчишка Митька заметил как-то зимой, что снежинки на ее щеке не тают, пришел в восторг и назвал ее Снежной королевой.
Митька… Вместо того пятнадцатилетнего мальчишки перед ней встало лицо взрослого парня – мертвое лицо с пустыми остекленевшими глазами. Жизнь ушла из них так быстро, что Митька даже не успел это осознать…
Она вспомнила тот день, вернее, ночь, когда ее жизнь, с трудом налаженная после смерти матери и младшего братишки, пошла под откос. Как ночью на пустынной дороге подсадил ее хмурый мужик на «Жигулях», как слишком поздно поняла она, что было ошибкой сесть к нему в машину, потому что он вез целый чемодан героина, который, надо полагать, украл у кого-то более могущественного, и что этот кто-то и не подумал смириться с потерей.
Мужик высадил ее за минуту до того, как его настигли люди могущественного Аббаса, она успела убежать и вернулась на дорогу только после того, как все было кончено – там лежало три изуродованных трупа и умирающий водитель. Она увезла его в укромное место, там он и умер, успев отдать ей чемодан с наркотиками. Лера бросила чемодан в лесу и убежала оттуда. Она не хотела иметь ничего общего с торговцами наркотиками, потому что ее младший братишка погиб от передозировки в возрасте тринадцати лет. Все случилось так быстро, родители даже не заметили, что он подсел на наркоту. Женька всегда был слабеньким, в детстве часто болел.
Уже на рассвете она появилась дома в Питере. Дом – это громко сказано, тогда они с подружкой снимали жалкую квартирку в спальном районе.
В этом месте воспоминаний волосы у Леры зашевелились от пережитого той ночью ужаса. Перед глазами встала картина: мертвая Ритка в ванной, залитой кровью чуть не до краев. Люди Аббаса успели раньше Леры. Ритку погубил пустяк, форменная ерунда – во время перестрелки на шоссе выпала Лерина сумка, а в ней лежал разрядившийся мобильник. Бандитам понадобилось совсем мало времени, чтобы выяснить все координаты.
Она бежала из той квартиры – без денег, без вещей. Ее предали и настигли двое мерзавцев, ее едва не убили. И только сумасшедшее, неправдоподобное везение помогло ей избежать смерти в этот раз. И тогда она решила мстить. За Ритку, за маму и Женьку, за свою сломанную, исковерканную жизнь. Она нашла чемодан с героином и приехала на свою родину – в город Владимир. Она решила продать наркотики и исчезнуть на время. Они с Митькой разработали замечательную операцию, и все было бы отлично, если бы не вмешался главарь местной цыганской общины Ласло, по прозвищу Клоун.
Вот и к делу подошли. Лера почувствовала, как руки сами собой сжимаются в кулаки, даже боль в затылке прошла от злости.
Этот мерзавец забрал себе все – героин и деньги. Мало того – ее и Митькиными руками он хотел загребать жар, он послал ее в Питер, где ее едва не сцапали менты. Она выполнила все, как верная собака, она принесла ему поноску в виде контакта с нужным человеком. Нашла для Ласло прямой выход на крупного поставщика.
Ласло обуревало тщеславие, жажда власти и денег, причем именно в таком порядке. Он хотел безраздельно властвовать над людьми, ему мало было того, что ему подчинялась цыганская община, ему нужно было, чтобы весь город Владимир лежал у его ног. Возможно, в мечтах он видел себя кокаиновым королем всей провинциальной России, на столицу решил все же не замахиваться – очевидно, был не полным идиотом. Хотя иногда Лера в этом сильно сомневалась. Взять хотя бы его любовь к дешевым эффектам, чрезмерное увлечение кокаином, отсутствие дисциплины в шумной, грязной, неуправляемой цыганской семье.
Он держал ее не на коротком, а на длинном поводке, как умный хозяин, отпускал по важным поручениям. Но Лера всегда возвращалась, потому что он в любой момент мог сдать ее людям Аббаса. Они без труда вышли на ее след, но Ласло пока сумел ее прикрыть. Вовсе не потому, что пожалел, она была ему нужна.
И вот она вернулась в который раз, чтобы сообщить ему, что все у нее получилось, что она обо всем условилась с нужными людьми, прошла по всей цепочке, что, как и хотел Ласло, поставщик товара будет ждать их в одном месте недалеко от Ростова и людям Ласло нужно подготовить встречу и деньги. И что же она находит во Владимире? Цыганскую свадьбу! И непонятно, когда она закончится. И еще встреча на вокзале, зачем-то ее хотел видеть подполковник Комов. Ему-то она зачем нужна? Во всяком случае, ничего хорошего она от Комова не ждала.
И наконец, она вспомнила последнее, что с ней случилось. Главный помощник Ласло Шандор заманил ее в этот дом, а там кто-то с его ведома стукнул ее по голове и запер в этом подполе. Неужели в одурманенной кокаином голове Ласло все перемешалось и он решил сдать ее Аббасу? Или ментам, потому что на ней все же висят два или три убийства. Ритку убили те двое, что потом пытались расправиться с ней, с ними она посчиталась, это была самозащита, но как доказать это следствию?
Надо уходить отсюда во что бы то ни стало, поняла она, ничего хорошего ее здесь не ждет.
Она попыталась приподнять люк, он не поддавался. Она удвоила, потом утроила усилия, по щекам текли пот и злые слезы – все было напрасно. Люк в подпол находился в комнате на полу, никакого замка на него подвесить нельзя, значит, Шандор просто поставил на него что-то тяжелое – сундук или шкаф. Она сжала зубы, собрала все силы и уперлась плечами в люк. Он приоткрылся на маленькую щелку и тотчас снова захлопнулся. Тяжесть была неимоверная. Так и есть, она заперта здесь, как в мышеловке.
Она скатилась по доскам вниз и обхватила голову руками. Что ее ждет? Продержат здесь дня два-три, дождутся, чтобы она полностью обессилела от голода и жажды и возьмут без труда. Или вообще забудут тут за ненадобностью, говорил же Шандор, что цыганская свадьба – дело долгое.
– Ну уж нет! – Лера вскочила на ноги и едва не расшибла голову о скользкую балку.
Она схватила доску, размахнулась, насколько позволяли размеры погреба, и стала бить ею в люк. Вряд ли кто-нибудь услышит и придет, она на это не рассчитывала, скорее наоборот – ей не нужно было привлекать ничье внимание. Свадьба шумела где-то вдалеке, здесь на задворках никто не ходит. Она сама не знала, зачем долбит доской люк – скорее всего потому, чтобы не сдаваться.
Бум! После сильного удара – показалось ей или нет? – крышка дрогнула.
Сил будто прибавилось, она била равномерно, отчетливо ощущая, как что-то большое качается наверху. Наконец раздался жуткий грохот, потолок над ней вздрогнул, посыпалась труха, и в дальнем углу запищали перепуганные мыши. Лера вскарабкалась по доске наверх и снова попыталась поднять крышку люка. Теперь дело пошло легче. Она с трудом приоткрыла ее, чтобы можно было пролезть.
В комнате было темно, но не так, как в подполе. Хоть ставни и были закрыты, все же сквозь щели попадало немного света. Посредине лежал старый комод с отломанной ножкой, цыгане использовали его, чтобы придавить крышку. Под окном стояла лавка, в углу валялся разломанный стол. Больше в комнате не было ничего интересного, лампу цыгане унесли с собой.
Лера пошарила по полу и нашла тяжелую ножку от стола, обернутую ветхими тряпками. Очевидно, этим нехитрым оружием ее и приложили по голове.
Одно окно было с трещиной, Лера стукнула колотушкой, посыпались стекла со звоном, однако ставень держался крепко. Ей удалось только выломать одну узкую доску.
В комнату проник холодный ночной воздух, где-то слышалось приглушенное пение и крики – цыганская свадьба была в полном разгаре. Леру охватило отчаяние. Столько сил – и все зря. Ей ни за что не выбраться из этого дома, он станет ее могилой, потому что живой она этим псам не дастся.
Лера прижалась лицом к окну, выглянула в образовавшуюся в ставне щель.
Было пусто, темно и относительно тихо, пахло дымом от костров и осенними прелыми листьями.
Окно ее одиночной камеры выходило на заднюю стену двухэтажного бревенчатого дома, в котором жил Ласло со своими приближенными, дома, где и ей приходилось бывать. Стена была глухая, оттуда ее никто не мог увидеть, однако Лера подалась чуть в сторону. Ужасно хотелось пить – много холодной воды, а еще таблетку от головной боли.
«Как бы не снесли голову совсем, тогда и таблетка не понадобится», – мысленно усмехнулась она и насторожилась, услышав подозрительный шорох. Что это – кошка? Или заблудившийся пьяный? Может, стоит попросить его открыть дверь?
Она застыла на месте не шевелясь. Едва слышный шорох приближался. Неподалеку мелькнула какая-то тень, в которой она распознала женский силуэт. Первым ее побуждением было окликнуть эту женщину, позвать ее на помощь. В конце концов, от женщин она не ждала такой опасности, как от мужчин… Возможно, удастся ее уговорить…
Лера нащупала на шее золотую цепочку, что дал ей Николай перед прощанием. Николай… нельзя разбрасываться его подарками, да это и не совсем подарок. Однако надо спасать свою жизнь.
Лера придвинулась ближе к окну и уже хотела шепотом окликнуть незнакомую ромалу, но что-то в этой женщине показалось ей странным, заставило насторожиться. Слишком осторожно, крадучись двигалась она вдоль задней стены большого дома.
Лера вгляделась в подозрительный силуэт.
И вдруг отсвет далекого цыганского костра осветил лицо крадущейся женщины.
Лера узнала ее… и поняла, что с этой стороны помощи ждать не приходится.
Это была Жужа, ревнивая возлюбленная Ласло Клоуна, с которой у Леры случилось несколько серьезных стычек, едва не закончившихся кровопролитием. Да, Жужа ни за что не поможет ей, наоборот, постарается как-нибудь навредить!
Но что она здесь делает?
Ведь Шандор ясно сказал, что ее отослали в дальний табор, чтобы она какой-нибудь выходкой не испортила праздник!
Выходит, она сбежала оттуда и пробралась на свадьбу своего любовника? Тогда от нее можно ожидать чего угодно! Эта ревнивая кошка ни перед чем не остановится! Она зациклена на своей любви к Ласло и считает, что он может принадлежать только ей. Ого, цыган ждет дополнительное развлечение в виде скандала и драки. Как бы невесте не попортили мордашку!
Впрочем, Леры это совершенно не касалось. Сегодня не ее свадьба, и Ласло Клоун – не мужчина ее мечты.
Цыганка дошла до угла большого дома и замерла, прислушиваясь. Потом выглянула во двор, где пела и плясала цыганская свадьба, застыла на мгновение и вдруг подала кому-то знак.
И тотчас возле стены, где она только что прошла, появилось еще несколько теней, на этот раз мужских. Они двигались осторожно, прижимаясь к стене, ступая след в след.
Сколько же их? Лера увидела троих… потом еще четверых, а потом сбилась со счета.
Снова вспыхнул костер во дворе, и его отсвет, как бледная зарница, осветил незнакомцев.
Смуглые лица, но не похожи на цыган, скорее кавказцы. Все до зубов вооружены – кто пистолетом, кто коротким десантным автоматом, кто помповым ружьем.
Лера резким бесшумным прыжком отскочила от окна. В горле мгновенно пересохло, желудок свело судорогой.
Что же это такое? Жужа из ревности предала своих соплеменников, привела на свадьбу Ласло кавказскую банду?
Неужели это люди того самого Аббаса, которые выслеживают ее, Леру?
Сердце ее забилось, как раненая птица.
Если они пришли за ней – больших проблем у них не будет. Вот она, сидит здесь, в одиночке, и ничего не может сделать, не может даже сбежать. Приходи и бери ее голыми руками.
Она заперта в этом доме, как в мышеловке. Наверное, Шандор тоже работает на Аббаса и запер ее здесь, чтобы передать с рук на руки новому хозяину. Но с другой стороны, при чем тогда здесь Жужа? Вряд ли они с Шандором действуют сообща: насколько Лера помнила, Шандор не слишком-то привечал своенравную любовницу Ласло.
Лера вспомнила, какой маниакальный огонь горел в глазах Жужи, когда она набрасывалась с ножом на нее, Леру, только за то, что они с Ласло уединились в комнате для приватного разговора о деле. И ведь могла убить. И дурак Ласло смотрел на это с восхищением. Ну так поделом ему теперь! Его девка сбежала из дальнего табора, она до него и не доехала. Обманула охрану, сумасшедшие очень хитрые. Да небось и охраны-то никакой не было, ох уж эти цыгане, не понимают серьезной угрозы. И Жужа пошла на прямое предательство, связалась с людьми Аббаса…
Так вот чем был так обеспокоен Шандор! Ему сообщили, что Жужа сбежала, цыгане все же хоть и дикий народ, но телефонная связь везде имеется. Шандор был угрюм и ожидал большого скандала, а старуха его предупреждала, что скандалом тут не обойдется, она своими слепыми глазами видела, что Жужа никогда не смирится с тем, что ее бросили. И была права.
На мгновение Лера подумала о цыганах, беспечно веселящихся и не подозревающих о надвигающейся на них смертельной опасности. Но тут же отбросила эту мысль: жизнь научила ее бороться только за себя. Кроме того, она все равно ничего не могла сделать.
Ласло закрыл дверь, покосился на старух и цыкнул зубом.
– Ну, старые, чтоб я вас не видел и не слышал! Обычай обычаем, но вы мне брачную ночь не испортите!
Он выключил лампу, зажег свечи в дедовском серебряном канделябре и повернулся к невесте.
– Ну, красавица моя, – прошептал цыган жарким шепотом, – наш час пришел!
Девочка в белом платье забилась в угол, в огромных черных глазах, казавшихся еще больше в неровном свете свечей, был виден страх, страх и неприязнь.
– Не трогай меня! – прошипела она и вдруг вытащила из-под платья бритву. – Не трогай, а то зарежу! Или тебя, или себя!
– Ай, люблю наших цыганок! – расплылся Ласло в улыбке. – Дикие кошки! Такую усмирить – что степную кобылицу объездить! Ничего, красавица моя, я не таких обуздывал! – И он двинулся к невесте крадущейся тигриной походкой.
– Браво, браво! – раздалось вдруг из другого конца комнаты. – С девчонкой справиться ты, может быть, и сумеешь, а справишься ли с женщиной?
Ласло вздрогнул и повернулся на этот голос. Из темного проема показалась невысокая смуглая девушка с рассыпанными по спине черными волосами.
– Жужа! – процедил Ласло, и на лице у него заходили желваки. – Кто тебя сюда пустил? Я ведь велел отправить тебя в дальний табор и выдать там замуж!
– Меня пускать не надо, – ответила цыганка подбоченившись. – Я сама куда угодно проберусь! Или ты забыл, что мой прадед Матей Черный был самым знаменитым конокрадом Галиции? Я его секрет унаследовала – сквозь любую щелку проберусь, по воздуху прилечу! А насчет того, чтобы замуж меня выдать – так мы с тобой уже давно перед Богом муж и жена, а второго мужа у меня не будет!
– Брось эти глупости! – отмахнулся Ласло. – Ты что – не видишь? На дворе гуляет свадьба, настоящая свадьба, а это – моя невеста перед Богом и людьми!
– Не бывать этому! – взвизгнула Жужа и подскочила к девочке в белом. – Если не мне, то никому ты не достанешься! – И она подняла над головой длинный нож.
– Да забирай ты его! – Невеста отскочила в сторону, загородилась стулом. – Мне он не нужен!
Жужа хрипло расхохоталась, взглянула на Ласло:
– Видишь, ты даже невесте своей не нужен! Да только она тебе нужна… а я этого не потерплю!
Она сверкнула глазами, подняла левую руку и щелкнула пальцами:
– Забирайте его!
Тут же в комнату из глубины дома ввалились трое смуглых, до зубов вооруженных парней кавказской внешности.
– Сволочь! – выкрикнул Ласло. – Ты меня предала!
– Ты меня первый предал! – откликнулась Жужа. – Если не мне, то никому!
Ласло отпрыгнул к входной двери, сбив с ног одну из старушонок. Но навстречу ему выскочили еще двое кавказцев. Ласло выкинул из рукава нож, но страшный удар по запястью выбил оружие, а рука цыгана повисла как плеть. Второй удар пришелся по шее, и Клоун рухнул на пол, хватая воздух открытым ртом, как выброшенная на песок рыба. Один из кавказцев подскочил к нему и впечатал каблук в лицо.
Дверь, ведущая в глубину дома, открылась, и в комнату вошел толстый мужчина с окладистой черной бородой.
– Здравствуй, Клоун! – проговорил он, остановившись над поверженным цыганом. – Давно мы с тобой не видались!
– Здравствуй, Аббас! – окровавленными губами прохрипел Ласло, попытавшись приподняться. Но один из охранников Аббаса без замаха ударил его под ребра острым носком ботинка, и цыган, охнув, вытянулся на полу.
– Здравствуй, Аббас! – повторил Ласло, когда смог отдышаться. – Что ты забыл в моем городе?
– Это не твой город! – скривился бородач. – А вот ты действительно взял то, что тебе не принадлежит… груз и девчонку!
– Какую… девчонку? – прохрипел Ласло.
– Не делай себе хуже! – Аббас мигнул своему подручному, и тот еще несколько раз пнул цыгана по треснувшим ребрам. – Ты знаешь, о ком я говорю!
– Говори, сволочь! – вскрикнула Жужа, подскочив к лежащему Клоуну, и изо всех сил ударила его ногой в висок. – Или тебе эта бледная поганка дороже жизни?
– Уберите эту ревнивую кошку! – поморщился Ласло. – Здесь идет мужской разговор!
– Убери ее, – кивнул Аббас охраннику.
Тот, не говоря ни слова, взмахнул ножом, и Жужа с перерезанным горлом как подкошенная рухнула на пол.
Уже лежа, она с трудом переползла к Ласло, вытянула слабеющую руку и дотронулась до руки любовника. Огонь, всегда полыхавший в ее темных глазах, погас навсегда.
– Я сказал – просто увести в соседнюю комнату! – недовольно проговорил Аббас. – Я не велел ее убивать!
– Ты сказал – убери… – виноватым голосом отозвался охранник.
– А, ладно, она все равно свое заслужила!
– Плодитесь, дети мои, и размножайтесь! – подала вдруг голос из угла одна из старух-свидетельниц. – Плодитесь и размножайтесь, как завещано нашими дедами!
– Этих тоже убери… только не так! – прикрикнул на подручного Аббас. Старух и невесту вывели в соседнюю комнату.
Аббас повернулся к Клоуну и проговорил:
– Ну вот, теперь нам никто не помешает. Где девчонка?
– Ее нет… – выдохнул Ласло. – Она сбежала…
– Ты не понимаешь, Клоун! – отеческим тоном проговорил Аббас, наклоняясь к цыгану. – Ты все равно уже покойник! Но если будешь вести себя как последний дурак, могут пострадать твои друзья и родичи. Сейчас мои парни держат их на мушке, и если я прикажу, всем твоим цыганам придет конец!
Ласло резко выдохнул, и вдруг его левая рука взвилась к шее Аббаса. Между пальцами было зажато бритвенное лезвие, и оно едва не полоснуло по горлу главаря. Однако Аббас молниеносным ударом перехватил запястье цыгана, а его охранник, вскинув тяжелый пистолет с навинченным на ствол глушителем, прострелил цыгану локоть.
– Ты труп! – прошипел Аббас в лицо цыгана. – Ты так и так труп! Но ты и всем своим хочешь приговор подписать?
– Ты… тоже труп! – Ласло попытался сложить разбитый рот в усмешку, но это вышло неубедительно. – За меня… отомстят… ты наших цыган знаешь!
– Кончай с ним! – послышался за спиной Аббаса тягучий гнусавый голос. – Надоела мне эта рожа наглая!
– Павлик? – удивленно выдохнул цыган. – И ты, гнида, меня продал? Мы же с тобой… мы с тобой вместе…
– Не тебе говорить, не мне слушать! – Из-за Аббаса выдвинулся приземистый человек в мешковатом костюме, с плоским невыразительным лицом, похожим на коровье вымя. – Ты что вообразил – что Павел Комов на тебя ишачить будет? Ишь ты, «мой город»! Это, Ласлик, не твой город, а мой! А тебе здесь места больше нету! – И Комов с размаху ударил Ласло каблуком в глаз.
Под каблуком хрустнуло, цыган хрипло охнул и прошипел сквозь зубы:
– Ну, шкура ментовская, тебе точно больше не жить! Я тебя с того света достану, из могилы выйду, но отомщу! Наших лаварей в гробу не удержишь, в могиле не закопаешь!
– Мочи его, Аббас! – Комов повернулся к кавказцу, вытирая затылок клетчатым платком. – Лишний он человек, отработанный материал! Девчонка белобрысая в город вернулась, так что мои ребята ее тебе в лучшем виде предоставят, на блюдце, как полагается! А товар… насчет товара цыгане с тобой рассчитаются, не боись! Им ведь тоже жить охота, они себе не враги!
Единственный глаз Ласло открылся, разбитые губы шевельнулись, и он хрипло запел:
– «Ой, мато, мато, мато… пьян я, пьян я, пьян я буду, трезвого трезвей, и в кустах зальется песней…»
Аббас поднял пистолет и выстрелил в окровавленный рот цыгана, оборвав его последнюю песню.
Вдруг половицы тяжело заскрипели.
Аббас повернулся и удивленно уставился на вошедшего в комнату толстого цыгана в черной шелковой косоворотке. Охранник вскинул оружие, но Аббас разглядел что-то во взгляде толстяка и махнул рукой:
– Обожди!
– Твоя взяла, – проговорил Шандор и протянул кавказцу кожаный чемоданчик. – Вот твой товар. Но в обмен на это ты со своими людьми уйдешь, и уйдешь тихо, без лишней крови. Тын так уже испортил нам праздник.
– Кто ты такой, чтобы с тобой разговаривать? – Аббас протянул руку за кейсом, но все еще вглядывался в лицо цыгана.
– Цыган! – ответил Шандор гордо. – И теперь тебе придется говорить со мной. Ты наших лаварей знаешь. Они парни горячие, и вам отсюда нелегко будет живыми выбраться. Вы – на нашей территории, мы здесь каждую калитку знаем… даже если всех перестреляете – у каждого цыгана родичи есть, они мстить будут. Кровь за кровь… как у вас на Кавказе, так и у нас, лаварей. Так что лучше нам договориться!
– Может, ты и прав! – задумчиво произнес Аббас. – Лишняя кровь никому не нужна! Только есть еще два условия…
– Что за условия? – поморщился Шандор.
– Вы мой груз взяли, вы его отдаете. Но вы еще и деньги за него взяли у Керима…
– Керим – не твой человек, Керим – азер. При чем здесь ты?
– Хочешь со мной договориться – отдашь мне деньги! И девчонку тоже отдашь!
– Про девчонку ничего не знаю! – твердо ответил цыган. – Как она уехала, так и не видал. И до того она только с Клоуном дела обговаривала, меня к этому делу не подпускали!
– Врет он, боров жирный! – подал голос из темноты подполковник. – Не верь ему, Аббас, врет он! Девчонка сегодня вернулась, мои хлопцы ее на перроне прихватили!
Шандор бросил в его сторону молниеносный взгляд, в котором было столько ненависти, что мешковатый костюм Комова едва не задымился.
– Если твои орлы ее прихватили – так где же она? – Цыган развел руками и огляделся по сторонам. – Что-то я ее здесь не вижу!
– Убежала, зараза! – тяжело вздохнул Павел. – Упустили ее мои недоумки!
– Твои люди ее упустили, а цыгане почему-то должны отвечать? – недобро усмехнулся Шандор. – Нехорошо получается, мануш! Несправедливо!
– Кроме как к цыганам, ей деваться некуда! – выпалил Комов. – Нет у нее здесь никакой норы! Носом своим чую – здесь она! – И он потянул толстым носом, будто и вправду принюхиваясь.
– Лучше бы ты ее на вокзале не упустил! – отмахнулся Шандор и снова повернулся к Аббасу. – В общем, так… деньги, что у Керима взяли, мы тебе отдадим. Хотя ни по понятиям, ни по справедливости ты на них права не имеешь. Но только чтобы вы здесь больше не показывались! Этот город – наш, так было и так будет!
– Ишь какой крутой! – Несмотря на насмешливый тон, Аббас с уважением посмотрел на цыгана. – Но если про девчонку что узнаешь – тут же мне дай знать!
– Дам, не волнуйся, – кивнул Шандор. – Мне лишние проблемы ни к чему, мне мир дороже! Уводи своих людей, деньги я тебе на шоссе передам, когда из города выедете!
Когда посторонние покинули дом, Шандор опустился на колени перед мертвым Ласло, закрыл рукой его единственный уцелевший глаз и негромко проговорил:
– Не бойся, мануш, не бойся, брат! За тебя отомстят! Твоя кровь на моем сердце, и я не успокоюсь, пока не совершу то, что положено! Трудно это будет, но я заплачу кровью за кровь! За каждую каплю твоей крови заплачу!
Он поднялся на ноги, перекрестился на икону и добавил:
– А Павел, иуда, первым за все рассчитается!
Шандор распахнул дверь в соседнюю комнату, где боязливо жались старухи и с ногами на высокой кровати сидела тоненькая девочка, ставшая вдовой, не успев стать женой, и громко распорядился:
– Обмойте мертвых! Сделайте все как положено! Чтобы все было как у наших дедов и прадедов! Если свадьба вышла непутевая, то похороны будут настоящие, цыганские!
Старухи засуетились, забегали – они снова были в своей стихии, снова были в центре внимания.
Ласло и Жужу положили на большой стол.
Молодая цыганка, пусть после смерти, добилась того, чего так хотела: она со своим любимым была рядом, и теперь Ласло принадлежал ей, и только ей. Не на свадебном пиру, так на смертном ложе она оказалась с ним бок о бок.
Лера не помнила, сколько прошло времени. Она слышала выстрелы, шум и крики с другой стороны дома, потом все стихло. Судя по выстрелам, люди Аббаса не могли убить всех цыган. Мимо ее окна никто не проходил, слышался шум моторов – гости разъезжались потихоньку. Потом завыли старухи – по покойникам, надо думать. Убили только Ласло или еще кого-то? Если и Шандора тоже, то про Леру никто не вспомнит и она умрет тут от голода. Нет, сначала от жажды.
Пить хотелось невыносимо. И вдруг пошел дождь. Лера выставила руку в неширокую щель, воды в ней набралось на один глоток. Она смочила лицо и шишку на затылке. Легче не стало.
Дождь кончился, воздух был свежий и холодный. Голова у Леры прошла, однако накатила слабость. Хотелось лечь прямо на пол и спать – долго-долго, и чтобы никто не будил, как при тяжелой простуде.
Усилием воли она отгоняла дрему, и когда небо в окне стало чуть светлеть, раздались тяжелые шаги двух мужчин. Лера подошла к окну. Шандор шел в сопровождении худого цыгана в длинном потертом пиджаке. Движения его были мягкими и пружинистыми. Он не размахивал руками, не забегал вперед, не топал ногами. Голова была повернута в сторону, а когда парочка повернулась, чтобы подойти к двери домика, Лера увидела, что у цыгана всего один глаз и через всю щеку проходит длинный кривой шрам. Она тут же шарахнулась в глубь комнаты, потому что поняла, что своим одним глазом страшный напарник Шандора видит гораздо лучше, чем обычный человек – двумя.
Шаги послышались на крыльце – эти двое пришли по ее душу. Она затаилась, держа в руках колотушку, мучительно соображая, с какой стороны тот тип слепой? Вроде бы левый глаз отсутствует. Стрелять, наверное, удобно…
– Черт, темень какая! – послышался голос Шандора. – Дай спички!
Замерцал огонек керосиновой лампы. Открылась дверь, и в комнату просунулась голова одноглазого. И тогда Лера со всей силы огрела эту голову колотушкой. В последний момент он сумел отвернуться, и удар пришелся вскользь. Тут же на Леру уставилось дуло пистолета.
– Стой! – крикнул Шандор, высоко подняв лампу. – Угомонись! Никто тебя не тронет!
С вполне объяснимым удовлетворением Лера отметила, что одноглазому все же сильно попало, потому что он морщится и потирает затылок.
– Успокойся, а то он тебя продырявит, – сказал Шандор, – давай поговорим. Гич, опусти пистолет, она умная, она поймет.
Гич поиграл оружием и нехотя его опустил. Лера, в свою очередь, отвела в сторону колотушку.
– Ласло убили, – тяжко вздохнув, молвил Шандор, – вот такие дела.
– Так и надо этому подонку, – процедила Лера, – сам во всем виноват.
– Ты его не любила, я знаю, – согласился Шандор, – однако помолчи, уважай мертвого.
– Да ты сам его терпеть не мог! – вскипела она. – С его девками и кокаином!
– Помолчи, женщина, и послушай, что тебе скажут! – Шандор повысил голос. – Ласло, конечно, много воли всем давал, это плохо. Однако он наш брат и такой смерти не заслужил. Мы его похороним по нашему цыганскому обычаю, отомстим за его смерть, а после будем дела продолжать. И ты нам поможешь. Не зря сюда приехала, есть у тебя предложение насчет товара, я знаю.
– Если ждать, пока вы всем за Ласло мстить будете, то никакого дела не получится, – бухнула она, – через три дня надо быть в условленном месте с деньгами, иначе товар уйдет.
Она сразу же приняла условия игры, потому что деваться ей было совершенно некуда. Денег нет, из города ее не выпустят люди Комова, цыгане помогать не станут.
– Только имей в виду, – начала она с нажимом, – я тебе не собачка, чтобы по первому свисту бежать куда скажут, – со мной так нельзя. Ласло уже попробовал – не вышло. Я это к тому, что если еще раз попробуете в погребе запирать…
– Да я тебя спрятать хотел! – перебил Шандор. – Сама посуди – ну нашли бы тебя эти, где бы ты сейчас была? Или Комов бы увидел, навел этих… С Комовым у меня отдельный будет разговор…
– Только потом, когда дело сделаем, – поспешно сказала Лера, – и вот еще что. Больше я задаром не работаю, хватит уже. Или мне десять процентов со всей суммы, или гори оно все синим огнем! Мне терять нечего, ты знаешь, и держать больше некем, никого не осталось.
– А куда твой парень делся? – спросил было Шандор, имея в виду Митьку, но Лера так ожгла его ледяными глазами, что он опустил свои и замолчал.
– Товар будем забирать из Ростова, – сказала она, – и дальше везти – наша забота.
– Ну и куда теперь? – Водитель «бумера», тощий цыган с длинными волосами, заложенными за уши, повернулся к Лере.
– Поезжай прямо, да вперед смотри! – огрызнулась она. – Не хватало нам только кого-нибудь сбить!
Машина действительно еле двигалась по вечерней улице, забитой транспортом и гуляющими людьми. Каскады музыки и света со всех сторон обрушивались на лаварей, оглохших и ослепших после тихого провинциального Владимира.
Знаменитый Левбердон, как называют ростовчане левый берег Дона, ростовский Лас-Вегас, самый крупный на Северном Кавказе район ночных клубов, казино, ресторанов и прочих увеселительных заведений.
– «Венеция»… «Эдем»… «Казачий хутор»… – читала Лера названия, пылающие ярким неоном, – «Баба Люба»…
Машина свернула вправо и оказалась на набережной. Впереди по курсу красовался подсвеченный яркими фонарями старинный парусник. С набережной к нему вел широкий деревянный трап.
– Вот оно! – воскликнула Лера. – «Летучий голландец»! Здесь нам назначили встречу!
– Не нравится мне это! – подал голос Шандор, до того молча сидевший на заднем сиденье рядом со своим одноглазым телохранителем. – Отсюда только один выход – по трапу!
– Второй выход всегда найдется! – отмахнулась Лера. – Если не хочешь – жди меня здесь, я одна схожу…
– Ну уж нет! – Шандор надулся и расправил плечи. – Цыган женщину одну не оставит!
– Ласло это почему-то не смущало! – фыркнула Лера.
– Ласло больше нет! – ответил Шандор. – Пупырка, жди нас здесь, – добавил он, обратившись к водителю. – Только не торчи на самом виду и мотор не глуши!
– Не волнуйся, мануш! – Шофер навертел длинные волосы на палец и осклабился. – Не первый год замужем!