Упавшие в Зону. Вынужденная посадка Буторин Андрей

Глава 23

Сталкер даже издали понял, что это «камнелобые» – обезьяноподобные, но разумные и ужасно злобные твари. Да не два-три, и не десяток даже, а с полсотни, не меньше. Потому и сказал про «крантец». Спастись можно было только одним способом – убежать. Но «камнелобые» их уже точняк увидели, так что бежать было некуда. Оставалось лишь принять бой. Последний, чуйка подсказывала, в жизни. Потому что победить вооруженных «камнелобых», которых в шестнадцать – не считать же за бойца «кузнечика»! – раз больше только по количеству… Это, как Забияка тут брякнула, нонсенс. А ведь в лапах у долбаных орангутангов не «Печенги» даже, а как раз недавно помянутые «Ковдоры». Пусть не у всех, у десятка-полутора, так и этого, так-на, за глаза хватит.

Ага, Плюх их тоже увидел. На его бластер-шмастер одна и надежда. Только вот заряду в том мало… Ну хоть, может, пугнуть гадов хватит. А девчонка молодец, нехреново держится, вон как в «Никель» свой уцепилась. Но толку-то с того «Никеля»!.. Если только в глаз попадешь. «Камнелобые» – они потому и «камнелобые», что лбы у них точно каменные, – пуля не берет. И сами вон горы волосатых мускулов в полтора-два центнера весом, все под два с половиной и выше метра ростом. В такого раз десять нужно в упор попасть, пока он хотя бы почешется.

А вот бегать слишком быстро не могут, вес не дает. Это радует, но не особо – все равно догонят. А нет – из «Ковдоров» достанут.

– Имела с ними дело когда-нибудь? – спросил Шершень у девчонки, после того как по его примеру все они снова вернулись в лесок и залегли за деревья.

– Пару раз, – коротко бросила та. – Но у нас было численное преимущество.

– Сдуру не пуляй, по глазам целься.

– Знаю.

– Почему по глазам? – спросил посуровевший Плюх.

– Иначе не убить – лбы каменные. И живучие, как холера в крапинку. Но к тебе это не относится. Ты хреначь бластером по телу, чтоб как спички пыхали. Авось другие зассут лезть.

– Заряда почти не осталось.

– Ну хоть разок шмальни как следует, так-на!

– Попробую… Ближе пусть подойдут.

«Камнелобые» меж тем перли напропалую. До первых из них было еще метров двести, когда послышался дробный стрекот «Ковдоров». Блямс, которого перед этим косморазведчик на пару с девчонкой с большим трудом уложили за большой камень, подпрыгнув, намылился драпать.

– Блямсик, стой! – крикнула Забияка. – Если ты не вернешься на место – ты мне больше не друг!

«Кузнечик» отчаянно заблямкал, но все-таки снова лег за камень. Его трясло так, что он напоминал собой огромный желто-зеленый отбойный молоток – того и гляди заколотится в землю.

Девчонка, увидев, что «кузнечик» в порядке, принялась целиться в «камнелобых».

– Ближе подпусти, ближе! – крикнул ей сталкер. – Зря «латунчики» потратишь!

– Не каркай! – огрызнулась Забияка.

Стрелять она, впрочем, начала, когда первый десяток мохнатых амбалов был уже к ним ближе сотни метров. Первая же выпущенная ею короткая очередь нашла цель – один из «камнелобых», выронив пулемет, ничком повалился на землю.

– Молодец! – похвалил ее Шершень и сам стал целиться в глаза ближайшему противнику. Выстрелил, но промахнулся.

Не стрелял пока один только Плюх. Возможно, и правильно: что толку, если он пшикнет остатком заряда в никуда – только рассмешит «камнелобых», если они, конечно, вообще умеют смеяться. Чуйка подсказывала сталкеру, что вряд ли.

Но что же он делает, этот малахольный?! Зачем он вскочил? Какого хрена понесся на открытую местность?!

– Не стреляйте, затаитесь! – крикнул выбежавший из леса разведчик. – Я должен отвлечь их на себя!

Согнувшись, Плюх пробежал пару десятков шагов вправо. Остановился, выпрямился и, резко выбросив перед собой на вытянутых руках бластер, выпустил луч в самую гущу свернувших к нему «камнелобых». Яркой свечой вспыхнуло сразу пять или шесть особей. Остальные сыпанули от горящих соратников в стороны, но назад, как рассчитывал сталкер, никто не побежал. Наоборот, очухавшись, они еще быстрее ломанулись к разведчику.

Шершень ждал, что Плюх выстрелит снова. Но тот пристроил бластер к бедру и помчался куда-то в сторону. «Хана заряду, – похолодело внутри у сталкера. – Ну и куда он в чисто поле-то безоружный поперся? Сейчас его, как куропатку положат, так-на…»

Еще Шершень успел заметить, что на голове у косморазведчика не было шлема. «Нашел время выпендриваться», – подумал он. И тут случилось такое, чего сталкер ожидал менее всего. Бегущие левее Плюха «камнелобые», стреляя на бегу, но, по счастью, пока что промахиваясь, внезапно один за другим стали замирать на месте в самых неожиданных позах – один даже застыл прямо в прыжке, да так и повалился на землю, с согнутой левой ногой и вытянутой правой.

«“Тормозилка”! – ахнул, быстро все поняв, сталкер. – Ай-да Плюх, ай-да холера в крапинку!»

«Камнелобые», видя, что происходит с их авангардом, стали замедлять бег и в нерешительности останавливаться. Но их все равно оставалось чересчур до хрена – около трех десятков, не меньше. Сейчас очухаются, вспомнят, что из леса по ним тоже стреляли, и развернутся…

О том же, видимо, подумал и косморазведчик.

– Сюда! – заорал он, размахивая обеими руками. – Бегите сюда! Скорее!

– Что он там еще удумал?.. – пробормотал Шершень, но, понимая, что оставаться на месте равносильно неминуемой смерти, решительно вскочил на ноги.

То же самое сделала уже и Забияка. Теперь она вытаскивала из-за камня трясущегося «кузнечика».

– Бежим! – крикнул ей сталкер. – Надеюсь, он придумал что-то дельное.

– Помоги! – позвала девчонка, держащая за одну ляпу Блямса. – Хватай его за вторую руку!

Пока они добежали до разведчика, «камнелобые» начали очухиваться. Вперед, видя своих застывших сородичей, они бежать больше не решились, мозгов на это хватило, но хватило ума и на то, чтобы обогнуть опасное место через лес, по следам своих преследуемых. Непонятно почему, не стали они и стрелять сквозь «тормозилку», что, наверное, и спасло в первую очередь Шершня со спутниками.

– И что теперь? – крикнул он Плюху. – Куда мы теперь-то, так-на?

– Туда, – ткнул пальцем разведчик на фиолетовую хренотень чужаков. – Другого пути нет.

Конечно, помирать было так и так, в этом сталкер даже не сомневался, и все же он бы предпочел сдохнуть от пули, а не наложив в штаны от сиреневого ужаса. Но разведчик, девчонка и «кузнечик» уже мчались туда со всех ног, так что расклад стал немного другим: отдать концы одному, в окружении злобных обезьяньих харь «камнелобых», или уйти в мир иной вместе с теми, кого он, говоря откровенно, был бы не прочь назвать друзьями, если, конечно, не собирался бы их предать… Ну да теперь-то уже не предаст, не успеет. Поэтому Шершень выбрал второй вариант кончины и тоже помчался к безумно-пурпурным строениям.

Спутники его ждали у пульсирующего мертвым сиреневым светом круглого, словно жадно распахнутый рот, входа в пурпурную, высотой с трехэтажный дом пирамиду. Вот интересно только: ждали, потому что переживали за него, или оттого, что самим было страшно в эту мерзкую глотку нырять? Ну да ладно, какая разница, – главное, что подождали. Правда, и теперь что-то не особо спешат внутрь лезть. Может, передумают все-таки?..

– Слушай, – решил «помочь» в этом Плюху сталкер, – давай не будем, а?

– Чего не будем? – сердито зыркнул на него косморазведчик. – Жить?

– Да жить-то мы, думаю, по-любому не будем уже… – опустил глаза Шершень.

– Не каркай! – сердито притопнула Забияка.

– Погоди, – остановил девчонку Плюх. – Пусть скажет, почему он нас хоронить собрался. Меня, помнится, один раз и так уже чуть не закопал, только я до сих пор что-то бегаю.

– В тот раз я ошибся, признаю, – сказал сталкер. – Только теперь-то на хрена себя надеждами питать? У вас что, глаз нет? Да вы разуйте их хорошенько! Куда вы лезть собрались? Это же пасть самая натуральная, так-на, только что без зубов. Вон и внутри все розовое, как в глотке… Схарчит нас, переварит и высрет четырьмя мелкими кучками. Или одной большой. То-то повоняем на славу!

– Это лишь твои больные фантазии, не более того, – процедил косморазведчик. – А вот если мы туда не полезем, то нас однозначно пристрелят, и тогда мы уже стопроцентно будем вонять четырьмя разлагающимися кучками. А если нас какие-нибудь падальщики сожрут – то множеством мелких.

– «Камнелобые» и сожрут, – буркнул Шершень. – С хрена ли им еще нападать было.

– Вот видишь! В общем, так… Насильно я никого за собой не тяну. Я пойду первым. Остальные – по желанию.

Плюх повернулся к сиреневой «пасти».

– Погоди, – сказал ему в спину сталкер. – Что с твоим бластером, разрядился? И почему ты без шлема?

– Разрядился, – не оборачиваясь ответил косморазведчик. – И бластер, и скафандр.

– Холера в крапинку! – прокомментировал Шершень. – Тогда вообще зашибись.

Плюх, ничего не сказав на это, шагнул в розовое нутро пирамиды. За ним, почти без задержки, последовали Забияка и Блямс. Сталкер же продолжал топтаться у входа. Неизвестно, как долго это бы еще продолжалось, но «камнелобые» снова открыли пальбу. Близко они подходить откровенно боялись, но и с расстояния в триста-четыреста метров попасть из нескольких пулеметов в неподвижную мишень было лишь делом времени. Причем наверняка весьма недолгого. Уточнять, как быстро это произойдет, Шершень не стал: набрал в легкие воздуха, будто собираясь нырять в воду, и ступил «за порог» зловещей сиреневой «пасти».

Неожиданности, а точнее – ожидаемые неприятности, начались сразу же. Первым делом сразу же за сталкером сомкнулось отверстие входа. «Ну все, точняк проглотила, – похолодел Шершень. – Теперь жевать начнет». Он начал озираться в поисках зубов, которых не было видно снаружи, но не обнаружил ничего похожего и внутри. Как ни странно, несмотря на отсутствие каких-либо источников света, в розовой «глотке» было светло. Правда, взволнованный и перепуганный сталкер на это поначалу не обратил внимания, вернее – не задумался, за счет чего он видит окружающие его «красоты». Его внимание в первую очередь привлекли стены «туннеля», в котором он сейчас находился. Ярко-розовые, с неприятным влажным блеском, они и впрямь походили на внутреннюю оболочку то ли горла, то ли пищевода, то ли и вовсе какой-нибудь кишки – в анатомии Шершень был не силен, но разыгравшееся воображение подбрасывало ему одну ассоциацию за другой. Хорошо еще, что диаметр «трубы» оказался не слишком маленьким – где-то под два с половиной метра, – так что касаться стенок руками или головой не приходилось. Ноги же, к счастью, были обуты в ботинки, но даже сквозь толстые подошвы ощущалась упругая податливость розовой оболочки. Обрадовало сталкера и то, что внутри «кишки» ничем не пахло – во всяком случае, ничем тошнотворным, что было бы связано с процессом пищеварения. Это, вкупе с отсутствием в «глотке» зубов, подарило ему небольшую надежду. Во всяком случае на то, что съеден он если и будет, то не в самом ближайшем будущем.

Когда первые впечатления схлынули, Шершень наконец-то опомнился. Спутников не было ни видно, ни слышно, а оставаться здесь в одиночестве ему сейчас хотелось меньше всего.

– Эй! Подождите меня! – крикнул он.

Слова прозвучали глухо, как в бочке. Сталкеру стало и вовсе не по себе. Сорвавшись с места, он бросился в глубь розового «туннеля».

Вскоре «глотка» разделилась на два ответвления. Шершень остановился и снова крикнул:

– Вы где?! Плюх, куда вы свернули?!..

Если ему и ответили, сталкер ничего не услышал. Судя по всему, звуки исчезали здесь сразу же, едва успев вырваться изо рта. Впрочем, в этом случае и его усилия докричаться до спутников не имели никакого смысла.

Шершень выбрал правое ответвление. Решил, что пробежит по нему, считая до ста, и если не догонит Плюха и остальных, то вернется назад и попытает счастья в левой ветке.

Досчитать он успел лишь до тридцати трех. Стенки «туннеля» внезапно прыгнули вверх и в стороны, и сталкер очутился в неком подобии блестящего розового мешка. «Желудок…» – мелькнула тошнотворная мысль. Шершень был почти уверен, что сейчас на него польются потоки желудочного сока, и даже непроизвольно сжался.

На него ничего не полилось, зато вдруг сильно закружилась голова. Настолько сильно, что пришлось сесть на упругий розовый «пол», как ни противно это было делать. В висках зашумело, перед глазами зароились темные мошки. Сталкер еще успел подумать, что вместо желудочного сока этот гигантский желудок использует газ, как вдруг все исчезло – и звон в ушах, и головокружение, и сами мерзостные розовые стенки вокруг него.

Шершень сидел на поляне. Поблизости синели заросли орешника с плодами в виде липких оранжевых шариков. А вот и раскоряченное, похожее на четырехметрового, тоже синего, осьминога дерево с редкими голубыми иглами на тоненьких ветвях. Схрон сталкера был под одним из восьми толстых корней-«щупалец». Но как же так? Какая холера в крапинку его сюда занесла?!.. В голову не приходило ничего иного, как то, что газ в розовом «желудке» оказался усыпляющим, и его, Шершня, перенесли сюда сонным. Но кто перенес?.. Зачем?!.. Ведь это же не хрен собачачий – переть его без малого семь десятков кэмэ! Да и если уж кто и припер, то где этот «кто-то», так-на?..

Сталкер огляделся. Вокруг никого не было. И ничего, что дало бы хоть какой-то намек на разгадку. Только орешник, дерево-«осьминог», да сам он с верной «Печенгой» и пустым рюкзаком за плечами. Ну что ж, чем ломать голову, лучше заняться делом и рюкзачок-то как раз и наполнить, коли уж схрон – вот он, рядом совсем.

Чуйка подсказывала Шершню: что-то здесь явно не то, надо брать ноги в руки и сматываться отсюда, куда глаза глядят. Однако на сей раз сталкер ее не послушался. Слишком вялыми были мысли, лень было делать что-то, требующее затрат сил, которых, по ощущениям, в нем почти совсем не осталось. На то, чтобы выкопать нычку, хватит, а вот на то, чтобы куда-то бежать…

И сталкер, подползя на коленях к дереву, стал копать мягкую землю под самым толстым корнем. Вскоре пальцы скользнули по гладкому полиэтилену пакета. Шершень нащупал его ручки, ухватился за них и вытянул нычку, удивившись, что та неожиданно легкая.

«Неужто Бизон ее все же нашел? – окатило сталкера тревожной волной. – Но что же он тогда сунул в пакет вместо тушенки и «латунчиков»?.. А вдруг это граната? Разогнул усики стопорного кольца, привязал к нему нитку, а когда я вытягивал нычку, колечко-то и выдернулось!..» Эта мысль показалась ему настолько реальной, что Шершень отшвырнул пакет в сторону и вжался лицом в землю, закрыв ладонями голову. Однако прошло уже куда больше четырех секунд, а взрыва не последовало. Да что там секунд – он нюхал землю уже минут пять!.. В конце концов сталкер все же встал на колени и пополз к белеющему в стороне пакету. Осторожно, одним пальцем, приоткрыл его и заглянул внутрь.

Из пакета на него смотрел большой красный глаз. Сталкер отшатнулся. Что еще за холера в крапинку?.. Во второй раз он открывал пакет еще медленнее. Изнутри опять сверкнуло красным, но помимо этого еще зеленым и синим. В голове заворочалась догадка, настолько нелепая, что Шершень ее тут же отогнал. Однако содержимое нычки его больше не пугало – чуйка со стопроцентной уверенностью подсказывала, что ничего взрывоопасного там нет. Сталкер ухватил пакет за дно и перевернул его. На землю выпал похожий на восьмиконечную звезду предмет: четыре больших луча сапфирово-синие, четыре маленьких – изумрудно-зеленые, в центре – большой, с грецкий орех, рубиново-алый «глаз». Это была «звездочка», мелькнувшая ранее догадка оказалась абсолютно верной!

Трясущимися руками Шершень взял артефакт и поднялся на ноги. «Вот и все, – пронеслось в голове, – прощай, долбаная Зона, пропади ты пропадом, провались в преисподнюю! Я возвращаюсь домой… Домой! И хрен с ней, с дурой Катькой, лишь бы только сын, Виталька, меня простил! Лишь бы только… Даже если можно загадать лишь одно желание, то пусть будет это, чтобы Виталька…»

– Шершень! – прервал его трепещущие мысли знакомый голос. – Шершень, стой! Положи артефакт на землю и отойди.

Сталкер оглянулся. Позади, возле кустов орешника, стояли Плюх, Забияка и Блямс.

– С хрена ли? – крикнул сталкер. – «Звездочка» моя! Убирайтесь!

Косморазведчик, а за ним и остальные, медленно двинулись в его сторону.

– Положи «звездочку», – снова сказал Плюх. – Эта игрушка не для людей. Она наделает бед, если ее не уничтожить.

– Она не для людей, так-на! – взвился Шершень. – Она для меня! Идите все на хрен!

– Нет, так нельзя. «Звездочка» опасна. Могут погибнуть миллионы. Положи, я расплавлю ее бластером.

– У него же кончился заряд! – попятился сталкер, прижимая одной рукой к груди артефакт, а другой вынимая из-за спины «Печенгу».

– Я соврал, энергии, чтобы уничтожить «звездочку», хватит.

– Ты соврал?.. – замер Шершень. – А когда ты вообще не врал? Когда говорил про корабль, про то, что ты прилетел из светлого будущего? Или не врешь сейчас, говоря, что хочешь расплавить «звездочку»? Ты же хочешь захапать ее себе, чтобы стать властелином мира! Ты, лживый ублюдок!.. Забияка давно тебя раскусила, но даже она не сумела понять, насколько ты лжив и опасен. А вот хрен тебе с маком! Я не отдам тебе артефакт! Он мне нужен самому! Мне, мне, только мне! Для одного-единственного желания нужен! И пусть твои миллионы людей тоже катятся на хрен вместе с тобой! Мне нужен только один человек – мой сын!

Косморазведчик прыгнул вперед, протянув к «звездочке» пальцы. Шершень, освобождая руку, ухватил артефакт зубами, передернул затворную раму винтовки и выпустил короткую очередь прямо в лицо косморазведчику. Голова Плюха взорвалась кровавыми ошметками.

Истошно заверещал, рванувшись к сталкеру, «кузнечик». Схватилась за автомат Забияка. Сталкер приподнял ствол «Печенги» и провел им, нажав на спусковой крючок, слева направо. Рухнул тяжелым кулем Блямс, оросив почву зеленой, под цвет травы, кровью. Беззвучно упала вниз лицом девчонка.

– Браво! – раздались вдруг сзади аплодисменты.

Шершень, продолжая стрелять, мгновенно развернулся и тут же встретился взглядом с холодным блеском глаз Бизона. «Печенга», последний раз кашлянув, захлебнулась – кончились патроны.

– Солёна Алёна, – сказал стоявший рядом с «предводителем» Робин. – Он тебя чуть не убил.

– Жопу заголил, – хмыкнул Бизон.

– Зато этот чайкотрах своего отморозка прикончил, – сокрушенно покачал головой Толстый. – Как же теперь с кораблем?

– Без него не помрем. А ну, Толстый, возьми у него «звездочку», неси ее сюда.

– Не отда-а-аам!!! – отбросив бесполезную винтовку и вновь прижав к груди артефакт, завопил Шершень.

– Тарам-пам-пам!.. – пропел в тон его воплю Бизон и, вскинув автомат, прошил очередью грудь сталкера, умудрившись при этом не зацепить «звездочку». Из пробитого сердца плеснулась под ноги алая струйка крови.

– Виталька… – успел простонать Шершень, перед тем как потемнело в глазах.

– Они же его убили! – резанул по ушам крик… Забияки.

– Вытаскиваем скорей! – откликнулся… Плюх. – Лишь бы сердце выдержало…

«Оно уже не выдержало, оно же не чугунное, – подумал сталкер, удивляясь тому, что все еще может это делать, и тому, что слышит убитых им людей. – А-а!.. Я ведь тоже уже там, где и они».

Но тут он почувствовал, что его куда-то тащат. А когда открыл глаза, увидел вокруг блестящие розовые стены «туннеля» и склонившихся над собой косморазведчика и девчонку. Над их плечами торчала треугольная голова «кузнечика».

– Как же ты мог, а?.. – глядя Шершню в глаза, покачала головой Забияка. – Не зря ты мне сразу не понравился.

– Ладно, перестань, – сказал ей Плюх. – Я ведь на него попер, вот и получил. А ты сама бы в него пальнула, если бы он не опередил. – Разведчик перевел взгляд на сталкера: – Ну а ты, красавчик, знай – у Блямса кровь вовсе не зеленая, а такая же красная, как и у нас. И вот за то, что ты стрелял в него, безоружного, я тебе, когда очухаешься, морду начищу.

Глава 24

Перед тем как шагнуть внутрь пурпурной пирамиды, косморазведчик невольно подумал, что Шершень был прав: круглый сиреневый вход в нее и впрямь напоминал пасть, а виднеющееся в глубине розовое нутро – глотку. Опасность этого шага Плюх вполне осознавал; вероятность погибнуть внутри неведомой конструкции была не просто велика, она превышала все разумные пределы. Но остаться снаружи значило погибнуть наверняка, стопроцентно, с учетом того, что у него полностью разрядились скафандр и бластер, а у Шершня с Илоной запас патронов был тоже далеко не безграничен.

И разведчик вошел внутрь. Он даже не стал оглядываться, знал, что Блямс пойдет за ним точно. А остальные… Остальные сами должны решать за себя. И все же, когда помимо желто-зеленого друга за ним последовала Илона, Плюху стало легче на душе.

– Ну ничего ж себе! – завертела головой девушка. – И правда, словно в глотке.

– Я о том же подумал, – кивнул косморазведчик. – Но будем надеяться, что это все-таки не она.

– Будем ждать Шершня? – спросила Илона. – Что-то он не особо сюда рвался.

– Думаю, стоит подождать. Шершень не дурак, должен понимать, что иначе точно погибнет.

– А ты, Блямсик, как себя чувствуешь? – поинтересовалась у «богомола» девушка.

Блямсик чувствовал себя неважнецки. Его опять стало трясти. Он сжался в комок, закрыв лапами глаза, и даже не блямкал.

Плюх, чтобы немного успокоить друга, положил ему на плечо ладонь. И Блямс, заверещав, подпрыгнул вдруг и помчался вперед по розовому, круглому, словно труба, «коридору».

– Зачем ты его напугал? – стрельнула суровым взглядом Илона. – Бежим скорее за ним!

– Да я не пугал… – бросился догонять ее разведчик. – Я успокоить хотел!..

Плюх ожидал, что дальше будет темно. Однако этого не случилось. Казалось, сами розовые стены излучали свет, да так оно, скорее всего, и было. Но даже несмотря на это, увидеть Блямса пока не представлялось возможным – «коридор» не был прямым, плавно выгибаясь то в одну, то в другую сторону. А вскоре и вовсе разделился на два рукава.

– Куда? – обернулась Илона. И тут же, не дожидаясь ответа, рупором поднесла ко рту ладони и крикнула: – Блямс! Блямсик! Где ты?!

Звук в этом странном месте раздавался глухо, словно в сыром погребе. Впрочем, розовые стенки «коридора» и впрямь казались влажными, а так ли это на самом деле, проверять разведчику не хотелось.

– Куда побежим? – снова повернулась девушка.

– Без разницы, – ответил Плюх. – Все равно не узнаем, пока не проверим.

– Давай разделимся.

– Вот уж нет, – помотал головой разведчик. – Не хватало всем потеряться. Давай проверять по порядку, слева направо. Сначала проверим один рукав, а если Блямса там не окажется – второй.

– А если они по сто верст, рукава эти?

– Вряд ли. Снаружи этот… гм-м… «поселок» не такой уж и огромный, километр в длину самое большее.

– Хорошо, – кивнула Илона. – Тогда не будем терять времени, побежали!

– Может, тебе стоит остаться, подождать Шершня?

– Чего его ждать? Он сталкер, и один не пропадет. Но если хочешь – жди, а мне Блямсик дороже.

Не дожидаясь реакции Плюха, девушка побежала по левому ответвлению «коридора».

– Ёшки-блошки, – пробормотал косморазведчик, – и в самом-то деле! Что мы ему, няньки?..

Он бросился догонять Илону, опасаясь потерять и ее. Но пробежал совсем немного, как стены начали вдруг резко уходить в стороны и вверх.

– Илона! – закричал Плюх, но тут же увидел впереди озирающуюся вокруг девушку.

Разведчик побежал к ней, но голова у него внезапно закружилась. Падая, он увидел, что Илона тоже опустилась на колени, а затем повалилась набок.

«Ну вот и все, – мелькнула в угасающем сознании мысль. – Хорошо, что не больно и быстро».

А уже в следующее мгновение Плюх понял, что сидит на тротуаре оживленной улицы. Он встряхнул головой, однако наваждение не исчезло. Мало того, он узнал эту широкую, с зеленой аллеей посередине, улицу… И немудрено, ведь это же был его родной Ростов-на-Дону! А улица – ну конечно же, Пушкинская! Вот и старинное одноэтажное белое здание Музея изобразительных искусств, контрастно выделяющееся на фоне волнообразных, сверкающих стеклом новомодных архитектурных гигантов.

– Г-где… мы?.. – услышал он позади прерывающийся шепот.

Косморазведчик вскочил на ноги и обернулся. Рядом стояла бледная до неузнаваемости Илона.

– Не бойся! – схватил он ее ладони. – Мы у меня дома, в Ростове!

– В Ростове?.. Но почему?

– Я не знаю, но это действительно он, мой Ростов-на-Дону! Пойдем, я покажу его тебе!

Однако радости Плюха девушка определенно не разделяла. Она с опаской разглядывала величественные плавные здания, вздрагивала, когда нижним полетным ярусом проносились пассажирские глайдеры.

– Не хочу… тут… – пробормотала Илона.

– Да что ты, что ты, дурашка? – обнял девушку косморазведчик. – Идем, тут рядом замечательный парк! Посидим, ты отдохнешь, придешь в себя… Ты знаешь, там очень много чего осталось из древн… из твоего времени. Есть старинная скульптура – девушка-цветочница сидит прямо на каменной плите, как живая, и продает фиалки. Она даже чем-то похожа на тебя, только одета в платье. Идем, посмотришь!

– Егор! – раздался вдруг заставивший вздрогнуть Плюха возглас.

Он медленно разжал объятия, а Забияка, будто опомнившись, резко оттолкнула его от себя. Непроизвольно сделав пару шагов назад, разведчик едва не налетел на кого-то спиной. Еще не обернувшись, он уже знал, кого там увидит – этот голос он не мог перепутать ни с чьим другим.

– Егор… Как ты… как ты мог?.. Я ведь так ждала тебя!..

Он все-таки повернулся. И тут же, словно с обрыва, ухнул в наполненные слезами «болотного» цвета глаза, с укором глядящие на него из-под непослушной темной челки.

– Прости меня… – прошептал он, не в силах посмотреть в них открыто и прямо. – Прости, но я не мог… Я не хотел, но…

Сердце вдруг словно пропустило такт. Плюх, ощутив внезапную пустоту, стремительно обернулся. Поручик Соболева уходила вдаль по Пушкинской улице. Она шла по-военному уверенно и твердо, гордо вскинув голову в пятнистой бандане, не обращая больше внимания ни на чуждую архитектуру, ни на мчавшиеся над ней вереницы глайдеров.

– Прости, – повторил он едва слышно, будто себе самому, и, чувствуя, как внутри него переворачивается мир, помчался догонять Илону.

На упругий розовый пол «коридора» они рухнули вместе, Плюх в последний миг успел вывернуться, чтобы не придавить девушку. Та сразу вскочила, явно собираясь бежать, но из снова вернувшей прежние размеры «глотки» прямо на нее вылетел Блямс. Восторженно заблямкав, он снова сбил ее с ног. Косморазведчик подал ей руку, но Илона поднялась сама.

– Блямсик, хороший мой, нашелся, – прижалась она к зеленому боку «богомола».

– Блямс-блямс-блямс!.. – нежно заворковал тот в ответ.

– Давайте отложим нежности на потом, – с трудом, но все же взял себя в руки Плюх. И сказал, глядя на Блямса, словно обращался непосредственно к нему: – Пойдемте искать Шершня. А если… не получится – то выход отсюда. Не думаю, что здесь стоит надолго оставаться.

Дальше идти по этому ответвлению не имело смысла. Оставалось вернуться к входу и, если сталкера там не окажется, пойти по правой ветке «коридора». Если же Шершня не будет и там, значит, он остался снаружи. В этом случае, решил косморазведчик, сталкер сам выбрал свою судьбу, и рисковать жизнями, в том числе своей, он не собирался. Насильно идти за собой он никого не принуждал, и если Шершень надумал остаться, то взял ответственность за свою жизнь на себя. Думать так было, конечно, не очень приятно, но Плюх посчитал, что его совесть чиста – у него и так есть о ком беспокоиться и заботиться, помимо имеющего свою голову на плечах тертого мужика.

Вслух он свое решение озвучивать не стал, но был более чем уверен, что Илона думает так же. Ничего, конечно, не стоило у нее это уточнить, вот только во рту почему-то сразу становилось сухо, язык прилипал к нёбу, как только он представлял, что надо что-то сказать девушке лично. Оставался, конечно, шанс, что «посещение Ростова» было исключительно его видением, но почему-то верилось в это мало. Окончательно его сомнения развеяла сама Илона, которая делано-равнодушным тоном, не глядя на него, поинтересовалась:

– Это и была та самая Машечка?

Плюх вместо ответа кивнул, непроизвольно громко сглотнув.

– Ничего так дамочка. Росточек только подкачал, – хмыкнула Илона, – вы с ней как Пат и Паташон[11] рядом смотритесь.

– Не знаком с такими, – наконец-то сумел Плюх обратиться именно к девушке. Правда, глаза он при этом на нее поднять не сумел. – Но ведешь ты себя… не очень красиво.

– Зато ты красавчик! – вспыхнула Забияка. – Чистенький и в белом фраке.