Посмотреть в послезавтра Молчадская Надежда

КРИОНИКА ДУШИ

Серый пятиэтажный дом, стоявший напротив парка, ничем не отличался от других, таких же унылых и на первый взгляд безжизненных. Два человека в доме просыпались раньше всех и превращали это строение в живой организм. Падающий свет из окна первого этажа профессора Устинова помогал дворнику Михаилу тщательней подметать двор, при этом метла издавала характерный скребущий по асфальту звук. Старая береза, стоявшая прямо под окнами профессора, от внезапного порыва ветра раскачала ветки и как бы приветствовала утреннее пробуждение этих совершенно разных людей.

Сгорбившись над письменным столом, профессор подчеркивал отдельные слова в своем ежедневнике. Выработанная годами привычка каждое утро составлять план на день заставляла уже совсем не молодое тело и мозг напрягаться и по часам расписывать работу на ближайшее будущее. Он прекрасно знал, что его планы будут осуществлены, никто и ничто не сможет помешать его работе, разве только всемирный потоп. Жизнь без расписания он не признавал, так как считал, что минуты, проведенные без смысла, в конечном итоге отнимают драгоценные годы, которыми и так не разбалован человек, потому как физиологический возраст, по сути, недолог…

Тишину в комнате нарушали настенные часы, перемещая секундную стрелку по циферблату, а также метла дворника за окном, как бы в унисон намекая на его скучную и монотонную жизнь. Каждый день был похож на другой.

Как микробиолог он уже давно состоялся, и ничего нового открыть в мире вакцин ему уже не удастся – это он прекрасно сознавал. Только молодой мозг способен на новые свершения – так размышлял профессор. Аккуратно вложив тетрадку в портфель и зачем-то прихватив с собой зонт, Устинов вышел из дома и медленным шагом направился на работу.

Утренняя прохлада омывала легкие, унылое настроение подняли громко чирикающие воробьи, перегородившие путь профессору. Прыгая по тротуару, они боролись между собой за остатки кем-то просыпанных семечек. «Надо же, только проснулись, и уже повезло», – подумал Устинов. Чья-то небрежность уже дала пернатым питание, доставшееся им без особых усилий. Устинов остановился и стал наблюдать за происходящим. Самый крупный воробей чирикал громче всех, подпрыгивая к очередному семечку, а собратья удалялись от него на небольшое расстояние. Откуда ни возьмись прилетела сорока, и воробьи тут же разлетелись. Она попыталась ухватить клювом добычу, семечко выпало, вторая попытка ей тоже не удалась. Я подошел ближе и раскрыл зонт. Сорока улетела. В этом большое сходство птиц с людьми: те, кто больше и сильнее, господствуют над более слабыми, в свою очередь, слабые должны приспосабливаться и быть умнее сильных, чтобы сохранить тело, но по возможности и душу.

С этими размышлениями незаметно для себя он очутился перед дверью клиники. Это охранное изобретение человечества на толстых пружинах хлопнуло и разнесло по первому этажу весть – пришел!!! Медсестра, дежурившая в регистратуре, вздрогнула и спешно поправила колпак на голове.

«Доброе утро!» – первым поздоровался Устинов.

«Доброе утро, Владимир Яковлевич!» – ответила медсестра. Профессор поднялся по лестнице на второй этаж. Открыл двери своего кабинета, повесил зонт на крючок, положил портфель на стол, взял графин с водой и подошел к окну.

– Ну что, дружок, сегодня твой день, – обратился он к кактусу, стоявшему в гордом одиночестве на подоконнике. Наклонил графин, мелкая струйка воды полилась, и земля в горшке потемнела.

– Все, тебе на ближайшее время достаточно, – продолжал он беседу с цветком.

Резкий звонок телефона нарушил односторонний диалог профессора. Вместе с графином он ринулся к телефону.

– Да, Устинов, слушаю.

– Доброе утро, Владимир Яковлевич!

– Доброе.

– Вас беспокоит Константин Львович из больницы № 7.

– Да-да, я вас узнал.

– Сегодня утром к нам поступила пациентка, по первым признакам – вариант «П».

– Хорошо, сейчас же отправлю машину. Всего доброго. Положил трубку и нажал на кнопку вызова. Медсестра Валентина появилась мгновенно.

– Больница № 7, срочно поезжайте и привезите пациентку Константина Львовича. Он вам все объяснит.

– Поняла, уже лечу! – и выбежала, хлопнув дверью.

Машина скорой помощи остановилась перед светлым зданием. С правой стороны висела совершенно неприметная для глаза табличка с названием «Клиника иммунологии». Девушку внесли в этот храм здоровья, и только легкий ветерок, обдувая глаза Венеры, будет помнить ее страх перед неизвестностью.

КЛИНИКА ИММУНОЛОГИИ

Наша клиника, на первый взгляд, не привлекала никакого особого внимания и выглядела абсолютно обычной. На первом этаже размещались регистратура и кабинеты врачей. На втором этаже находились палаты. Больные к нам поступали в большинстве случаев с аллергической реакцией на экзотические продукты. Как правило, лечение пациентов не занимало много времени, и они абсолютно здоровыми возвращались домой. В другом крыле здания находился мой кабинет и бокс для экстраординарных случаев. В бокс допускались только три человека: микробиолог Зельц Игорь Семенович, медсестра и по совместительству мой личный секретарь Валентина и я, заведующий клиникой Устинов Владимир Яковлевич. Мой кабинет был спроектирован по спецзаказу: железный шкаф, занимавший большую часть комнаты, был наделен различными функциями. В нем находилась картотека, спецоборудование, а также дополнительная дверь, ведущая в подвал, так что, спускаясь по лестнице вниз, я попадал в туннель, ведущий прямо к моему дому, вернее, к квартире; там же находилась и моя личная спецлаборатория.

В мой кабинет допускалась только Валентина, все необходимые вопросы и проблемы решались только через нее. На третьем этаже я проводил практические занятия с аспирантами. Впрочем, я слишком увлекся описанием спецобъектов…

Вариант «П» обозначал «Подкидыш» – доставку человеческого материала из спецпунктов с патологическим состоянием для дальнейшего исследования и проведения опытов. Кома для меня была самой главной темой, над которой я работал на протяжении последних пяти лет. Новые препараты, созданные мной, впоследствии опробовались на пациентах и совершенно не давали желательного результата.

Постучав три раза, в кабинет вошла Валентина. Положила папку на стол.

– Это ее данные.

– Спасибо, присядьте пока.

Достал из папки лист, на котором черным по белому было написано следующее: «Венера Николаевна Крылова, 1963 года рождения, проживающая по адресу: Тульская область, город Нигдельск, улица Кирова, дом 13, кв. 27. Была обнаружена в электричке без сознания, в больницу поступила в 7.30 утра, привезла бригада скорой помощи Зудина. Все реанимационные работы были проведены. Давление и пульс в норме. Ссадин и гематом внешне не обнаружено. Предварительный диагноз: вариант «П»».

– Не густо. Валентина, сделайте анализ крови и приведите ее в порядок. Да, вот еще что: достаньте, пожалуйста, из сейфа спецкарту.

Валентина подошла к несгораемому шкафу, набрала код, дверца открылась, и через минуту спецкарта лежала передо мной. Медсестра незаметно для меня удалилась. Мои мысли прыгали, и я не мог сосредоточиться.

Да, Нигдельск – что-то не припомню такого городка… Впрочем, на Руси названия деревень и городов встречались куда нелепее, рассуждал я вслух. Давненько не пользовался архивом. Может, ситуацию прояснит спецкарта? Напрягая мозг, пытался вспомнить, в каком году могла проводиться нигдельская вакцинация.

Карты составлялись спецорганами в определенных населенных пунктах. Как правило, это были небольшие поселения, названий которых нам знать было не положено.

Первые испытания – всегда более запоминающиеся. Они проводились в деревнях. Жителей собирали в сельсовете. Председатель рассказывал о необходимости прививок для безопасности личного здоровья и домашнего скота. Народ выстраивался в очередь. Мы выбирали самых здоровых и этим избранным вводили особую вакцину.

Оставшиеся получали витамин С2. Суть особой вакцины состояла в изменении клеточного уровня организма, при котором она влияла на работу мозга. Можно сказать проще. Вакцина делала человека работоспособным и довольным окружающим миром. Конечно, мы ни в коем случае не хотели создать человека-робота. Просто каждый человек, проживающий в СССР, должен был чувствовать себя счастливым. Человек должен чувствовать себя счастливым, где бы он ни проживал – в Москве, на Арбате, или в Гнедельске, на Севере. Меня, как молодого ученого-микробиолога, работа поглощала полностью. Вакцина века становилась не мечтой, а реальностью.

Первую мою вакцину испытывали на обезьянах. Помещали в клетку самца и самку, вводили препарат, затем постепенно подселяли к ним привитых приматов, по одному раз в неделю. Обезьяны вели себя спокойно, совокуплялись беспорядочно, чаще всего выбор падал на того, кто поближе. Потомство получалось прекрасное, ничем не отличалось от своих производителей, а самое главное – изменения в крови передавались по наследству.

Решили проводить дальнейшие опыты на людях. Деньги выделялись огромные. Спецорганы понимали, что все затраты окупятся и в дальнейшем страна получит работоспособное население без лишних запросов. Государство не способно было предоставить всем более или менее комфортные условия для жизни. Война, разруха, голод прочно осели на плечах народа. После войны все чаще на кухнях перешептывались о загранице. Солдаты, дошедшие до Берлина, кроме счастливой победы, увидели большую разницу между загнившим капитализмом и подающим огромные надежды коммунизмом. Так сарафанное радио стало работать не на пользу светлым идеям коммунизма. Подобная вакцина существовала и до войны, но действовала в течение короткого промежутка времени. Страна нуждалась в новых героях, на примере которых народ приобретал бы мощь и уверенность в завтрашнем дне…

Спецкарта состояла из 523 страниц, которые были облачены в тугой кожаный переплет. Нигдельск значился под индексом Н-23. Взяв из сейфа ключи от архива, который находился по соседству с моим кабинетом, я почувствовал легкое волнение. На первый взгляд, архив выглядел, как обычная библиотека. На полках пылились книги русских классиков, зарубежных фантастов и прочая медицинская литература. Подойдя к стеллажу № 23 с названием «Зарубежная фантастика», я взял книгу со второй полки, третью справа, под названием «Победить разум», автор Даниэль Мигрень. Открыв 13-ю страницу, обозначавшую номер дома Венеры, я начал читать. Описывалась семья К.

«Миссис К. родилась в 1933 году, мистер К. родился в 1930 году, единственная дочь В. родилась в 1963-м…». Далее описывалось, как ранчо посетил НЛО, как украли дочь, и прочая белиберда. Зачем надо было придумывать несуществующие книги ради нескольких строчек?

На любой шифр накладывался дополнительный. Далее мне нужно было сложить годы рождения родителей 19/30+19/33=38/63К. С этой суммой я вернулся в кабинет, открыл железный шкаф с картотекой, отыскал папку под номером 38/63К. Усталость валила с ног. Я рухнул в кресло и принялся читать историю болезни. «Николай Васильевич Крылов умер 24 апреля 1964 года от кровоизлияния в мозг». Тут не история болезни, а заключение патологоанатома. Стоило мне мучиться с картотекой, чтобы получить никчемную информацию, – потерял только время.

Вернул папку на место. Не знал, что делать дальше. Еще раз проанализировал ситуацию и решил присоединиться к коллегам.

Войдя в бокс, я увидел молодую девушку, лежавшую под капельницами с открытыми глазами; дверь в лабораторию была открыта.

Моя группа была в полном составе: Зельц Игорь Семенович кружил над пробирками, Валентина сидела в углу за письменным столом и аккуратно выводила формулы в тетради.

– Вот, Владимир Яковлевич, – она протянула мне лист, – это анализ крови пациентки.

Несколько раз прочитал Венерины показатели и был приятно удивлен: даже гемоглобин в норме. «Надо же, при такой бледности лица» – подумал я.

– Валентина, возьмите кровь, мне нужно самому кое-что проверить». Зельц посмотрел на меня через опущенные очки, понимающе оценив ситуацию, и вышел из лаборатории. «Кое-что» означало покинуть помещение. Вскоре Валентина принесла пробирку с кровью и последовала примеру Зельца. Мне нужно было убедиться: пациентка чистая или привитая? Моя вакцина передавалась по наследству, и это, к сожалению, не первый случай, когда она влияла на организм подобным образом. Никому из шестерых, ранее доставленных из спецпунктов, не удалось впоследствии выжить. Венера была седьмой, поэтому мне требовалось найти причину летальных исходов.

«Первое, что нужно сделать, – размышлял я, – это добавить в кровь вакцину BH376, по которой можно будет определить количество ВС, затем соединить с 3КД, и тогда полученный результат должен показать, – «наша» ли это пациентка, или временный протест нейронов, решивших временно отдохнуть от работы».

Анализ продолжался в течение пяти часов. Невероятно, до моего исследования группа крови была определена. Сейчас анализ показал обратное: это новая группа, еще не занесенная в медицинский справочник. Молекулярные антигены моей вакцины не были выявлены, кроме всего прочего, в крови полностью отсутствовал белок. Во мне бурлило смешанное чувство страха и любопытства. Странно, почему первый анализ крови ничего сверхъестественного не показал, никаких отклонений от нормы не было выявлено. Значит, кровь пациентки мутировала недавно. Сердце стало биться учащенно, я вынул из кармана валидол, положил под язык. Бывали, конечно, различные изменения органов наших подопечных, но чтобы кровь… Кто бы мог подумать? Нет, эту задачу самому не решить. Если не умрет сегодня, буду подключать своего ученика. Моя специализация – кровь, поэтому просвечивать ее органы я не допущу, мало ли что у нее внутри, эти сразу же захотят покопаться во внутренностях, и моя миссия на этом этапе закончится. Предоставлю им такую возможность в крайнем случае. Я немедленно захотел увидеть мутирующее создание.

Картина увиденного меня не обрадовала: Валентина сидела рядом с Венерой; девушка, как и прежде, лежала с открытыми глазами и все время что-то бормотала.

– Валентина, включите дистанфон и записывайте разговоры пациентки круглосуточно. Дежурить будем поочередно, пока ситуация не прояснится. Случай особенный, и не мне Вам говорить о серьезности положения. На сегодня Вы свободны, завтра в 8 часов смените Игоря Семеновича.

Улыбнувшись, она попрощалась и без лишних вопросов спешно покинула бокс. «Надо же, такая прыткость, с чего бы это?» – подумал я. – Никогда ранее не замечал за ней такой поспешности ухода с работы. Как правило, Валентина всегда задерживалась часа на полтора, возилась с документацией. Ну да ладно.

Посмотрел на совсем уже сутулого Зельца, глаза которого выражали усталость и старость, решил его тоже отправить домой.

– Игорь Семенович, пожалуй, сегодня сам останусь, хочу понаблюдать, как она будет вести себя. Первая ночь – всегда самая трудная.

– Воля ваша, – ответил он и медленно вышел из бокса. Проклятое время, как оно меняет облик человека… Придвинул стул к койке, стал прислушиваться к ее бормотанию. Речь была ровной, но бормотала девушка абсолютно бессвязные фразы. Она говорила без остановки, и под ее бормотание я уснул. Разбудил меня крик Венеры.

– Я не буду этого делать! – три раза выкрикнула она. – Я все равно уеду!

Я вздрогнул и машинально наклонился, посмотрел ей в глаза. Зрачки расширились, и глаза приобрели ярко-зеленый цвет. Так же быстро они сузились, и зеленый цвет потускнел.

Наступила тишина, через минуту она опять начала бормотать никому неведомую историю. «Надо же, какой бунтарь», – подумал я и смочил тампоном сухие губы. Посмотрел на часы: было уже почти семь. Решил умыться и позавтракать.

Кабинет у меня был превосходно оборудован в плане быта. Ванная комната, холодильник, электрический чайник, сменное белье – почти как дома. В общем, кабинет со всеми удобствами.

Через 15 минут Валентина стояла в моем кабинете с пакетами в руках – кроме своей основной работы, ей еще приходилось следить за моим питанием.

– Доброе утро! – выдохнув, Валентина положила пакеты на стол.

– Доброе! Спасибо, сейчас отправляйтесь в бокс, скажите Игорю Семеновичу, думаю, он уже на месте, пусть приготовит капельницу по № (7Н343).

– Вы решили поменять формулу?

– Да, решил, – сухо ответил я. – Прокапаем, а через три дня проверим результаты и там будем решать, что делать дальше. О чем поговаривает народ?

– Вы же знаете, лежачие их не интересуют, ни у кого не возникло желания Вам помочь. У нас клиника для здоровых, ходячих и очень благодарных пациентов. Кому нужен этот подкидыш? Время поменялось, энтузиазм строится исключительно на денежных купюрах. А может, они и правы. Устали люди довольствоваться малым.

– С вами не поспоришь. Но видел я и богатых несчастных и бедных счастливых, и ровно наоборот. Откуда приходит счастье и откуда несчастье – никто не знает. В конечном итоге всем достается поровну. Богатые хоронят своих детей, родителей, сестер, братьев, друзей, и бедных застает такая же участь… Так, Валентина, нам сейчас не до разговоров. Давайте приступать к работе.

– Да, конечно, только не забудьте, пожалуйста, позавтракать. Вы для нашей науки большая ценность.

– Спасибо за заботу. Каждый человек большая ценность, но, к большому сожалению, есть люди, чью ценность еще не определили. Время и только время рассудит и все расставит по местам. Валентина, помойте пациентку и приготовьте к осмотру.

Она кивнула и вышла.

Я приступил к еде. Аромат кофе и запах свежего рогалика возбуждали аппетит. После завтрака мне в обязательном порядке требовалось позвонить по спецсвязи. Металлический голос, доносящийся с того конца провода, вызывал у меня отвращение. Каждый Божий день одно и то же. Зачем им нужны эти каждодневные звонки? Все равно все прослушивалось…

– Алло! Слушаю вас, Владимир Яковлевич!

Я звоню по поводу Венеры Крыловой. Мне необходима полная информация о ее родителях. Вы поставили в известность мать Крыловой?

– Да, конечно, она все знает, но не может приехать в связи с плохим самочувствием.

– Спасибо.

Связь прервалась. Ну, может, это и к лучшему – никто не будет мешать работе.

Войдя в бокс, Валентина начала тараторить:

– Владимир Яковлевич! Когда закончила ее мыть, вдруг на моих глазах стали проявляться пятна под левой грудью. Может, это аллергическая реакция на мыло?

– Успокойтесь, ничего страшного не произошло. Осмотрев и ощупав пятна, я пришел к выводу, что на аллергическую реакцию они совершенно не похожи.

– Валентина, возьмите личное дело пациентки и запишите следующее: «Сегодня, 24 августа, в 7:40 утра у ВК появились под левой грудью пятна, в количестве семи штук, по форме, напоминающие звезду. Цвет бордово-лиловый, на ощупь плоские, размером примерно по 2 мм. Пульс и давление на данный момент в норме. Больше никаких отклонений не наблюдается». «Надо же, – подумал я, – мы ведь еще не успели поменять капельницу. А тут такая картина: звезды четко изображали ковш, созвездие Большой Медведицы. Да, девочка-загадка…».

– Доброе утро! – Зельц вышел из лаборатории, держа капельницу в руке.

– Доброе, доброе. Поставьте капельницу, формулу не меняйте в течение трех дней. Если появятся какие-либо изменения, сразу же информируйте. Вы, – обращаясь к медсестре, сказал я, – наложите повязку на глаза с раствором Н372, два часа с повязкой, 15 минут – без. Вы свои задачи знаете, выполняйте.

Махнув рукой, я вышел.

В это время Венера, находясь под капельницей, вдруг почувствовала, что ей стало тепло и приятно, что ее беспокойство испарилось, вот только что-то жгло под левой грудью.

«Ничего, потихоньку привыкаю к новому состоянию. Пока ничего не вижу, только слышу какие-то отдаленные голоса. А что я в своей жизни хорошего видела? Угрюмые люди, которые сопровождали меня повсюду. Школа, дом… Сплошная скука. Наслушалась вдоволь полезных советов, как мне жить, думать, во что одеваться. Единственное, о чем я жалею, – не вижу моих любимых звезд. Надо только представить, но мое воображение рассеивается. Я точно знаю, что у меня получится, это им не удастся у меня украсть…».

Сидя за столом, просматривал ежедневник. Завтрак вычеркнул, осмотр пациентки тоже, далее по плану, в 11:00 обход второго этажа тоже вычеркнул – как говорит Валентина, лечим здоровых, а у них, кроме веса, ничего больше не прибавится. В 2:00 практические лабораторные занятия с аспирантами отменяю.

Подошел к спецтелефону, снял трубку.

– Слушаю, Владимир Яковлевич.

– Мне нужна дополнительная информация по пункту Н23.

– Вы уже просили, я вам перезвоню, – ответил монотонный голос.

Время приближалось к полудню. Посмотрел в зарешеченное окно, погода меня порадовала. День выдался на редкость солнечный. Люди сновали туда-сюда. Да, спокойно прогуливающихся пар давно не наблюдал. Куда они все спешат, к чему эта нервная суета? Мои размышления о бытии прервал телефонный звонок. Снял трубку. Голос начал вещать: «Пункт Н23 полностью прошел вакцинацию, за это время ничего необычного не было выявлено, за исключением одного факта: в 1978 году Венера Николаевна Крылова намеревалась покинуть пункт, мотивируя свой поступок особой тягой к знаниям и устройством личной жизни. Записи домашних разговоров мы передадим Валентине. До связи».

Да, девочка, задала ты мне задачку… Никто и никогда не намеревался покидать спецпункты по собственному желанию. Но почему меня не проинформировали? Считал себя гением, а тут на тебе – личная жизнь. Неужели человеческая натура победила искусственную жизнь, вакцина дала сбой? Спецорганы в круглосуточном режиме прослушивали привитых, впрочем, и всех остальных тоже. Сводки приходили всегда положительные: люди работали с энтузиазмом, возвращались домой после работы довольные и счастливые. Развлечений им особо не требовалось, просто жили и радовались каждому дню. Вот таким, возможно, бывает счастье, для которого не так уж много надо. Просто любить жизнь во всех ее проявлениях.

Валентина вошла без стука.

– Владимир Яковлевич!

От внезапного появления я вздрогнул.

– Вы что, хотите меня заикой сделать?

– Извините, мне сказали срочно, только что доставили. Она положила кассеты и вышла. Всего три… Молчаливое семейство оказалось.

Вставил кассету под № 1, надел наушники, прибавил громкость и начал слушать.

– Мама, я не буду пить молоко. В школе тоже кипяченое. Меня воротит от этой белой массы!

– Ты что, телевизор не смотришь? Все нормальные люди по утрам пьют молоко.

– Я сказала не буду! Не заставляй меня!

– Вся в отца! Ты знаешь, он умер в молодом возрасте, я его умоляла пить молоко.

– Мама, я не в детском саду, чтобы слушать сказки. Если бы папа был жив, я уверена, он никогда не заставлял бы меня делать то, чего я не хочу.

– «Не хочу!» Нет таких слов. Есть слово «надо!».

– Вот кому надо, тот пусть и делает.

– Сил моих нет. Пожалуюсь врачам – пусть они тебя успокоят.

– Была я уже в больнице, и что-то не видела там врачей, пьющих молоко. Коньячок в ночную смену – это да! Только больным советовали: «Лейте, пейте – это полезно!».

Остановил кассету. Ничего такого в разговоре не нашел. Задумался… Ведь я тоже терпеть не могу молоко. Мои родители никогда меня не заставляли его пить.

Я рос в семье микробиологов. Часто в детстве болтался у них в лаборатории. Папа и мама были сиротами. Присматривать за мной было некому, иногда просили соседку Нюсю по коммунальной квартире. Нюся была одинокая женщина, судьбы ее я не знаю. Самое противное для меня то, что она охотно соглашалась и уводила меня в свою комнату, пахнущую нафталином и овечьей шерстью. Так я скрашивал ее одиночество. Но мне с ней было скучно, все время она пыталась меня накормить, читала неинтересные сказки, заставляла искать укатившийся клубок с пряжей.

Каждое утро я устраивал истерику родителям, выбегал в коридор, садился у входной двери и громко рыдал. Иногда мой примитивный план срабатывал. Родительское сердце не выдерживало слез и соплей и меня брали с собой. Вот это была настоящая радость! Работали они вдвоем, мне тоже позволялось похимичить. Отец выдавал мне пробирки, ставил маленький ковшик с водой, мне давалось задание заполнить стекляшки до половины сахаром, содой, солью и потом разбавить водой. Взболтать тщательно, и как только содержимое полностью растворялось, я получал похвалу.

«Вовочка, ты просто алхимик, точно станешь знаменитым ученым», – говорил отец. Моей радости не было предела. Любил и люблю похвалу до сих пор.

Ну вот, это старость – опять воспоминания уносят меня в детство. Когда мне исполнилось семь лет, я, как и все мои сверстники, отправился в школу. Вот тогда по-настоящему наступила скукотища, даже Нюся не шла ни в какое сравнение. Душные классы, строгие учителя, двойки… Время пролетело быстро; наконец-то пришел долгожданный выпускной, аттестат, и на этом мое детство закончилось. На семейном совете решили, что я буду поступать в мединститут. Курс микробиологии, затем закрытая кафедра, и жизнь моя потекла… Друзей у меня было немного: Витька и Толька, еще со школьной скамьи. Их родители тоже занимались наукой. Наши ученые родители дружили, часто собирались у нас дома, любили отмечать существующие и придуманные праздники. Один из них назывался «День опавшей листвы», который отмечался осенью. Мы, три товарища, как всегда, были предоставлены сами себе и доставляли немало хлопот родителям, потому что ни одна игра не заканчивалась благополучно. Так получилось, что друзья по гулянкам родителей, ребята, тоже поступили в хорошие ВУЗы. Первые месяцы института созванивались, а потом учеба стала отнимать почти все время. Так пути наши разошлись.

Все, на сегодня воспоминаний достаточно. Пойду домой, надо лечь пораньше, завтра предстоит колдовать над пробирками.

Проснулся в 5:00. Зарядка в постели: поднял руки вверх, вращая кистями, что чем-то напоминало танцующую грузинку, затем несколько раз повернул голову направо, налево. Вот, собственно, и вся физзарядка. Контрастный душ, завтрак, оделся – и на работу.

Распахнул тяжелую дверь клиники, почувствовал определенные запахи, которые указывали на мой второй дом. Я решил прямиком направиться в бокс. Вчера всю ночь дежурил Зельц. Я открыл бесшумно дверь, увидел привычную картину дежурства коллеги. Игорь Семенович спал на кушетке, тихо похрапывая. Девушка лежала неподвижно, что-то, как всегда, бормотала, и этот дуэт записывал дистанфон. Приподняв простыню и осмотрев Венеру, обнаружил, что пятна в виде звездочек побледнели. Снял повязку, и мне на секунду показалось, что она меня видит: зрачки расширились, зеленая роговица потемнела и глаза налились черным цветом. «Саквояж, саквояж, саквояж», – все громче и громче повторяла она. На кушетке появилось движение; Зельц приподнялся, громко зевнул, протер глаза, достал из нагрудного кармана очки, дрожащими руками пристроил их поудобней на переносице.

– Доброе утро Вам.

– И Вам.

– Никак наша леди в путешествие собралась, саквояж забыла на перроне, – посмеиваясь, Зельц начал хрустеть пальцами.

Эта привычка меня раздражала, и я покинул бокс. Вернувшись на свое рабочее место, сделал обычный ежеутренний звонок и стал обдумывать дальнейший план работы. Надо же, про саквояж знает!.. Эту багажную принадлежность я ненавидел.

АВДОТЬЯ

Разбитый фонарь дребезжал от ветра. Ощущение промозглости и холодного воздуха не прибавляло настроения. Вокруг кромешная тьма. Благо, часы мои с неоновыми стрелками – подарок учителя за мое усердие – показывали 2:20. Вот уже на десять минут опаздывал водитель.

На железнодорожной станции, если ее можно так назвать, было пустынно. Небольшое строение из бревен напоминало избушку лесничего. Поезд, на котором я добирался до этой глуши, остановился на две минуты. Кроме меня из вагона вышли несколько пассажиров, которые вскоре растворились в темноте. Прибыл я в эту деревню по поручению профессора. Почему выбрал именно эту местность, он мне не объяснил. Мне велено выполнить свою работу и вернуться в Москву через несколько дней.

Я – молодой микробиолог, подающий надежды. Так, во всяком случае, считает мой учитель – профессор микробиологии Владимир Яковлевич Устинов. Светило науки. Между коллегами его принято называть «ВЯ». Прозвище короткое, но полностью ему соответствует. Привычка профессора подходить со спины и делать «ЦУ», бормоча на ухо. На практических занятиях всегда выделял меня, вот и на этот раз поручил мне изготовить 20 пробирок с вакциной от пневмонии. И отправил на вакцинацию в захолустье, инструкцию я должен получить по прибытии. Я уже начал думать, что про меня забыли, как вдруг из темноты послышался гул мотора. Молодой парень лет двадцати четырех выскочил из грузовика и, покашливая в кулак, начал извиняться.

– Здрасте, прошу прощения, задержался маненько. Меня Федором кличут, будем знакомы.

– Владимир, – я протянул ему руку, он вытер ладонь о правую штанину и сжал мою руку, сила чувствовалась в этом парне.

– Машина заглохла по дороге, цельный день мотаюсь туды-сюды, одна машина в округе, – оправдывался Федор.

Мы сели в машину и помчались по колдобинам. Я плотно прижал к себе термоконтейнер, боялся, что в любую минуту он может вылететь через лобовое стекло.

– Василь Степаныч наказал везти вас к тетке Авдотье. Небось, пирогов уже напекла, поди дожидаться старуха гостя.

Через минут пять вдалеке появился мерцающий огонек из окна.

– Вот вам туды, где лампадка светит.

«Ну слава Богу, сейчас завалюсь спать», – заранее мечтал. Федя заглушил мотор. Вышли из машины и стали пробираться через заросли – тропинки не наблюдалось. Войдя в дом через сени, мы попали на кухню. В левом углу находилась печь, чисто выбеленная, в правом – окно с горящей лампадкой и небольшой деревянный стол с двумя табуретками. На столе стоял таз, накрытый полотенцем, на стене – несколько деревянных полок из неотесанных досок, полностью заставленных банками, – вот, пожалуй, и все, что сразу зафиксировали мои глаза.

– Здрасте Вам. Я – Авдотья Лукинична.

Передо мной стояла худощавая, невысокого роста пожилая женщина с большими голубыми глазами. Ее пристальный взгляд смущал меня: она смотрела на меня, как будто изучала музейный экспонат. Белоснежный платок на голове подчеркивал плавный овал ее лица. «В молодости явно слыла красавицей», – подумал я.

– Володя. Очень приятно познакомиться.

– Знам, знам, как звуть, когда пачпорт развернуть, – смеясь, проговорил Федя.

– Ты давай, Лукинична, принимай жильца как положено! Черный кот, лежавший возле печи, вытянулся и зашипел.

– Чаво горлопанишь, окаянный, опять Ваську напугал! Иди с Богом, Иванова дудка. Авдотья развернула Федю и выпроводила из дому.

В избе пахло чистотой и пирогами. Тишину нарушил звук мотора отъезжающей машины. Через пять минут все стихло. Авдотья вернулась.

– Не обращайте внимания, быват, что-то находит на няво. Может, руки хотите помыть с дороги? Умывальник в сенях, полотенце на крючке чистое. Нужник за домом. Пройдемте, покажу покои.

Мы вошли в небольшую комнатку. Лампадка, стоявшая на сундуке, давала слабый свет, дуло из окна, фитиль танцевал под лампой, искажая наши тени. Справа находилось мое временное ложе – железная двухспальная кровать с высокой периной и многочисленными подушками, выстроенными в ряд. В левом углу висели иконы. Авдотья перекрестилась и поклонилась им.

– Вы верующая, Авдотья Лукинична?

– Глупый вопрос задаете, конешно, веруща, иль подумали, образа для красоты повесила? А вы небось атестат?

– Атеист, – поправил я.

– Не могу запомнить паршивое это слово. Авдотья перекрестила рот.

– А Вы где спать будете?

– В сенях, милок, летом завсегда там отдыхаю.

– Электричества по всей деревне нет?

– Чаво нету?

– Свет есть у вас?

– А как же, с рассветом и появится. Солнышко завсегда светит. Вы свои пожитки оставляйте и пойдемте чаю попьем с пирогами.

– Спасибо, я не голоден, в поезде не выспался, с ног валюсь.

– Так отдыхайте, силы набирайте. Спокойной ночи!

– И Вам того же.

Она прикрутила фитилек в лампадке, натянула занавеску, заменяющую дверь, и пропала в темноте. Белоснежная накрахмаленная постель пахла скошенной травой. Разве матрац может сравниться с периной? Она словно обнимает со всех сторон и убаюкивает. Я моментально заснул.

Грохот падающей на пол металлической посуды прервал мой сон. Посмотрел на часы: стрелки показывали ровно 8.30. Потянулся, вставать не хотелось, если бы не звала естественная нужда. Надел спортивный костюм и, прихватив с собой зубную щетку с пастой, отправился к намеченной цели.

Авдотья Лукинична суетилась на кухне, накрывая на стол.

– Доброе утро, Авдотья Лукинична!

– Доброе для меня, коль имя мое не позабыли. Умывайтесь, затем завтрикать будем, – сказала, не оборачиваясь, и продолжала возиться с посудой.

Вернулся с начищенными зубами, и моя рука потянулась к пирогам.

– Тольки с картоплей напекла, – она ближе пододвинула ко мне тарелку.

– Очень вкусно! – сделал комплимент и потянулся за вторым. Из глиняного кувшина Авдотья Лукинична налила молоко в граненый стакан.

– Вы, конечно, мастерица по выпечке. Забытый вкус, тетушка меня в детстве тоже баловала пирогами, но ваши намного вкуснее!

Тарелка незаметно опустела. Хозяйка наполнила тарелку с горкой, села напротив меня, поставила локти на стол, подпирая голову, накрыла щеки ладонями и с застывшей улыбкой наблюдала за моим поглощением пищи.

– Кушай, кушай, все для табе.

Мои комплименты окончательно расположили ко мне Авдотью, и она перешла на «ты».

– Вам здесь не скучно, в деревне?

– А мне не быват скушно, мои мысли завсегда со мною. Скушно – это когда пустота в голове.

– А молоко где берете? Сарая, как я заметил, у вас нет.

– Это ты правильно подметил. Нету у меня. Так это Ленька, сосед глухонемой, кормилицу держит. Нам хватат, три калеки всяво осталось на подворье.

– А третий кто?

– Так это Васька, кот мой старый. Незрячий, а все за мухами гонятся, это он, баламут, табе разбудил, все кастрюли снес с печи, зараза. Васька больше всяво молочко любит, вот удой на троих и делим.

Кот растянулся на деревянном полу возле печи; луч света, пробирающийся сквозь оконное стекло, грел Ваське спину.

– А продукты где берете?

– Федька по записке привозит с другой деревни – колгосп называется. Пензии хватат, слаба умом с детства, жалеют меня.

– Я, пожалуй, прогуляюсь.

– Конешно, сегодня выходной для всех – воскресеньем называется.

Вышел со двора. Пять обветшалых домиков замыкали круг, утрамбованная дорога, разделяющая дом Авдотьи и соседей, вела в неизвестность. Полная тишина вокруг. Кого я буду прививать в этом Богом забытом месте?… На этом мой променад закончился. Вернувшись, зачем-то закрыл за собой покосившуюся калитку. Возникло странное ощущение полного одиночества и никчемности.

Решил изучить Авдотьино «поместье». На заднем дворе картинка вырисовывалась повеселее. Посередине стояла яблоня, возле нее размещалась железная кровать с облупившейся зеленой краской; на ней сушились два тулупа, деревянная будка, сколоченная из реек, стояла в стороне, плотно окруженная бурьяном. С размаху завалился на кровать, металлическая сетка прогнулась под моим весом, и я ударился копчиком о землю. Появилось неприятное ощущение в тазобедренном отделе. Подняться с этого ложа было непросто, – ухватившись руками за спинку кровати, попытался подтянуться, при этом железная подпорка отвалилась и ударила меня по голове. Вот это выходной выдался у меня – сплошные травмы. Слияния с природой у меня не вышло.

Прилепив спинку на место, решил вернуться в избу, а то, не дай Бог, стану третьим калекой вместо кота. Не доходя до угла дома, отчетливо услышал телефонный звонок, доносившийся из будки. Это еще что за колокольня? Любопытство взяло верх, решил вернуться и проверить внутреннее содержание постройки. Раздвигая руками бурьян, пробрался к будке, открыл дверцу и увидел телефонный аппарат, ничем не отличавшийся от московских. Вот тебе и садочек! Трезвон не прекращался, я снял трубку и услышал какой-то неприятный скрежет. Машинально повесил трубку. Почувствовал легкое головокружение, что-то теплое покатилось по правой щеке. Приставив ладонь к уху, увидел, как маленькая струйка красной жидкости стекает по руке к локтю и падает на землю. Испугавшись вида собственной крови, побежал в дом.

– Авдотья Лукинична, посмотрите, что-то с ухом, может, расцарапал нечаянно.

– Все может, присядь пока.

Она достала с полок банки, бросила несколько щепоток порошка в кружку, залила кипятком, намочила полотенце водой, обтерла кровь, свернула из марли трубочку, дунула на нее, аккуратно засунула в ушную раковину. Встала позади меня и начала шептать что-то в затылок. Через минуту вынула тампон – на удивление, кровь остановилась.

– До свадьбы заживет. Выпей отвар, горечь одна, ну ничаво – полегчает.

Медленно отпивая из кружки горячую отраву, я не мог понять, как я, ученый человек, беспрекословно подчинился этой темной женщине.

– Таперича иди приляг на левый бок, поспать табе надо. Улегся в кровать в одежде и моментально заснул.

СОН ВОЛОДИ

Мне снилась Вероника Всеволодовна – мама моей одноклассницы. Она впилась красным маникюром в мое правое ухо, теребила его, приговаривая: «Как ты посмел не съесть ни кусочка яблочного пирога!». Боль усиливалась. Я попробовал вырваться, но ничего не получалось, ее ногти как будто бы приклеились к уху. Я стал кричать: «Помогите!», но вокруг никого не было. Посмотрел на стены – висевшие африканские маски заржали, потом зашипели: «Так тебе и надо, сукин сын, это тебе за непослушание». Дернулся в сторону изо всех сил, боль прошла. Посмотрел на Веронику Всеволодовну – в ее левой руке осталось мое ухо.

– Это вам для коллекции, – закричал, выбежал из квартиры и понесся вниз по лестнице. На улице никого не было, город словно вымер, я не знал, куда идти. Где мой дом? Я не мог вспомнить. Интуитивно побежал в сторону парка. Вдалеке на скамье сидела девушка; приблизившись, я узнал в ней одноклассницу Катерину.

– О, привет, Пьер Безухов. Вот, на, забери – нам чужого не надо!

Она протянула мне мое оторванное ухо. Схватив его, я побежал прочь от ехидного создания во плоти. Бежал без оглядки, силы стали покидать меня, споткнулся, из руки вывалилось ухо и покатилось вперед.

– Подожди меня! – стал кричать во все горло, но оно продолжало катиться, пока совсем не исчезло. Подняться я не мог, и от бессилия заплакал.

– Володенька, просыпайся!

Нежный, как будто родной, голос шептал в мое оторванное ухо:

– Просыпайся!

Открыл глаза – передо мной стояла Авдотья Лукинична.

– Пора вставать, нельзя спать с отваром долго. Как бедовая твоя головушка?