Предвечный трибунал: убийство Советского Союза Кофанов Алексей
Примерная процедура подписания Союзного договора [296]
Георгиевский зал БКД
Оперативный документ № 24
Присутствуют: Президент СССР; Председатель Верховного Совета СССР; Премьер-министр СССР; председатели палат Верховного Совета СССР; делегации республик, подписывающих Договор. Почетные гости (список уточнить). Кино– и телесъемочная группа.
Рассадка делегаций по приготовленной схеме. Церемониймейстер объявляет о начале процедуры, перечисляет почетных гостей и т. д. Исполняется государственный гимн СССР.
Президент СССР выступает с краткой речью и объявляет Договор открытым к подписанию.
Подписной текст Договора размещается на отдельном столе, и для его подписания церемониймейстер приглашает поочередно каждую делегацию, придерживаясь алфавитного порядка. После подписания – рукопожатия, взаимные поздравления руководителей делегаций (фото– и телесъемки обязательны).
Выступления руководителей делегаций. Шампанское, фотографирование на память и т. д.
Пресс-конференция Президента СССР и руководителей делегаций.
Текст необходимо отпечатать на специальной бумаге. Для этих целей можно использовать имеющуюся в МИДе бумагу, на которой печатаются международные договоры Советского Союза. Второй вариант – изготовить для Союзного договора специальную бумагу.
Договор помещается в специальную папку в сафьяновом переплете. На папке вытиснено полное название Договора.
Обычно Договор прошивается специальной лентой или шнуром, который изготавливается из шелка. В МИДе имеется государственный шнур для международных договоров Советского Союза, а также нейтральный шнур, который в случае необходимости передается стране-контрагенту. Для Союзного договора можно изготовить и специальный шнур или ленту.
Опечатывать Договор нецелесообразно: после опечатывания нельзя заменить отдельные страницы Договора, если возникнет такая необходимость.
Необходимо предусмотреть дополнительные атрибуты, придающие торжественность подписанию: государственные флаги республик-участников Договора; флажки на столах делегаций; специальные папки, блокноты, сувениры и т. д.
Участникам Торжественного акта вручаются изготовленные малым тиражом подарочные издания текста Союзного договора и значки.
Государственному банку СССР выпустить к этому дню специальную монету «Союз Советских Суверенных Республик».
Министерству связи СССР выпустить марки и конверты. Производить в этот день спецгашение.
Посольствам СССР в зарубежных странах организовать приемы по случаю провозглашения Союза Советских Суверенных Республик.
Даже тип бумаги оговорили, какая прелесть…
Страна висела на краю пропасти, новый Договор мог ее спасти. Следовало подписывать его немедленно, «вчера» – и что сделал Горбачев? Уехал… в отпуск!
4 августа он отправился отдыхать в свою резиденцию в Крыму, возле поселка Форос.
18 августа около двух часов дня в самолет министра обороны вошли четверо: В. Варенников, О. Шенин, О. Бакланов и В. Болдин. Переоборудованный в командный пункт Ту-154 отправился из Москвы в Крым, на военный аэродром Бельбек под Севастополем. Затем черные «Волги» полчаса катились промеж гор, пока вдали не мелькнула красная крыша. То была постройка с тавтологическим названием «резиденция президента».
Несмотря на «гласность», дача была засекреченной; там не бывали ни журналисты, ни наши крупные политики, ни иностранные вожди. Четверо нынешних гостей тоже оказались там впервые: генсек предпочитал отдыхать в кругу семьи и курорт с работой не смешивать.
Дачка скромная: несколько квадратных километров, трехэтажный дворец для «самого», гостевой дом, бассейн, спортплощадки, большая хозяйственная зона с гаражами, котельной, службой охраны и т. д. Строить все это Горбачев приказал еще в 1985-м, к 1988-му резиденция была готова.
Страна начала голодать, а дачка генсека обошлась казне примерно в 850 миллионов рублей (по курсу «рубль = 1,3 доллара»). А. Черняев записал в дневнике (сентябрь 1988-го): «Дача Брежнева в Ливадии – пошлый сарай по сравнению с тем, что изготовлено здесь на колоссальной территории. Зачем ему это?»[297]
Госпожа Раиса многократно летала в Форос, заставляя переделывать уже построенные части дворца, несмотря на траты. Постоянно возникали новые дорогущие объекты: летний кинотеатр, грот, зимний сад, крытые эскалаторы от главного дворца к морю… Европейские лидеры подобных резиденций не имели.
Кортеж въехал на территорию, и еще полчаса визитеры нервничали в гостевом двухэтажном доме, генсек принимать их не спешил. Затем гостей провели в президентский дворец – с просторными холлами, залами, широченной лестницей…
Еще спустя четверть часа явился Горбачев. Шагал натужно, бережно, морщась.
– Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Что с вами?
– Да радикулит…
Генсек пожал всем руки и спросил недовольно:
– Чего явились?
– Надо кое-что обсудить. В стране проблемы!
– Ну пошли.
Вот тут показания расходятся. Одни говорят, что в Форосе отключили всю связь, и Горбачев вместо «здрасте» этим возмутился. Другие уверяют, что связь прекрасно работала все «роковые» дни. Думаю, первые врут.
Горби привел гостей в кабинет, сел медленно и плавно, но боль все-таки клюнула его в спину, и он страдальчески вздохнул. А может, сыграл все это на публику, как знать…
– Ну? – буркнул он сквозь зубы.
– Михаил Сергеевич, ситуация напряженная, необходимо введение чрезвычайного положения.
– Кого вы представляете? – внезапно спросил хозяин.
«Как кого? Вас!» – не решился ответить Бакланов. Ведь все это тысячу раз обсуждалось, и генсек уже полгода назад именно им поручил готовить чрезвычайку!
– Михаил Сергеевич, ситуация в промышленности и сельском хозяйстве критическая, – вместо этого сказал Бакланов. – Кругом расхлябанность, легкомыслие. Если не принять срочных мер, завалим уборочную.
– Что ты мне рассказываешь? – перебил Горбачев. – Я все это знаю лучше тебя.
Бакланов смешался.
– Товарищ Верховный главнокомандующий, – начал Варенников. – Армия деморализована, теряет боеготовность. Бытовые условия офицерского корпуса…
– Короче! – снова вторгся генсек, красноречиво потирая поясницу. Мол, отлезьте от меня со своими пустяками, плохо мне, умираю. – Все это я знаю лучше вас. Чего вам надо-то?
Заговорил Болдин:
– Михаил Сергеевич, мы по вашей просьбе подготовили варианты. На время уборочной надо местами ввести чрезвычайное положение, помочь колхозникам, дисциплину поднять.
– Конкретные планы есть?
– Да. Например…
– Черт с вами, действуйте. Но доложите мое мнение[298], – внезапно согласился Горбачев, встал и пожал всем руки. Какое «мнение»?! Он же ничего не сказал!..
Болдин замялся на пороге:
– Михаил Сергеевич, мы считаем, что вам следует срочно вылететь в Москву. Ваше присутствие сейчас необходимо.
– Да вы чего, смерти моей хотите? – возмутился дачник. – Видите, как мне плохо?!
Не зря он юным в театре играл: страдание выглядело убедительно. Нет, никак. Никак не может надежа-государь осчастливить столицу своим присутствием – хотя просто жаждет это сделать! Недуг лютый скрутил, и близится скорбный час кончины…
Болдин взмолился:
– А… не могли бы вы дать письменное указание?
– Без няньки совсем не можете? Вы-то на что?
Разговор окончен. Гости двинулись обратно, и уже на парковке Бакланов спросил растерянно:
– Слушайте, так он одобрил или нет? Я не понял…
– А он когда-нибудь что-нибудь говорил определенно? Стиль у его такой: всегда намеками, недомолвками… Политик!
Уже темнело, когда самолет вновь поднял их в небо.
Почти к ночи четверка вернулась из Крыма в Кремль, где уже совещались вице-президент Янаев, шеф КГБ Крючков, премьер-министр Павлов, министр внутренних дел Пуго и министр обороны Язов. Длинный стол под зеленым сукном, люстры мерцают тускло… Это была комиссия для подготовки чрезвычайного положения, которую сам Горбачев собрал еще в марте[299].
Чуть позже добавились председатель Верховного Совета Лукьянов и первый секретарь Московского горкома Прокофьев.
Крымские летуны сообщили итог поездки. Ну что ж, обсуждать особо нечего: раз шеф не сказал ни «да» ни «нет», то надо действовать по намеченному плану. А план такой: вице-президент вводит чрезвычайное положение, объявив, что Горбачев болен (тот сам это предложил, чтоб, как всегда, увильнуть от ответственности). Все документы были уже подготовлены.
«Разговор был не таким простым и достаточно долгим, – вспоминал потом Янаев. – На предложение возглавить ГКЧП я ответил, что у меня еще недостаточно развиты политические мускулы и что я едва ли смогу склонить чашу весов общественного мнения на нашу сторону. Я предложил Лукьянова. Тот сказал, что это политически нецелесообразно, так как он представляет законодательную власть. К полуночи я сказал: хорошо, если больше некому, пусть буду я»[300].
Забавное свидетельство! Конечно, все организовано Горбачевым, но… Зная его предательский нрав, каждый хотел скинуть ответственность – на всякий случай. Ну как он отвертится и их подставит?! Янаев оказался тряпкой, не сумел настоять на своем.
Затем Болдин вернулся в больницу, из которой вышел накануне полета в Крым. Вправду болел или почуял недоброе и решил уклониться? Не знаю. Лукьянов тоже улизнул.
А Крючкову сообщили из Фороса: Горбачев поужинал – с винами по своему заказу – и переместился в кинозал, смотреть приключенческий фильм[301]. А чего париться? Все идет по плану…
Разошлись. И в 6 утра 19 августа все каналы СМИ начали читать документы ГКЧП.
Заявление советского руководства[302]
18 августа 1991 года
Оперативный документ № 25
В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР и переходом, в соответствии со статьей 127/7 Конституции СССР, полномочий Президента Союза ССР к вице-президенту СССР Янаеву Геннадию Ивановичу, в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, исходя из результатов всенародного референдума о сохранении Союза Советских Социалистических Республик, ЗАЯВЛЯЕМ:
1. В соответствии со статьей 127/3 Конституции СССР и статьей 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года.
2. Установить, что на всей территории СССР безусловное верховенство имеют Конституция СССР и Законы Союза ССР.
3. Для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР), в следующем составе:
Бакланов[303] – первый заместитель председателя Совета обороны СССР,
Крючков – председатель КГБ СССР,
Павлов – премьер-министр СССР,
Пуго – министр внутренних дел СССР,
Стародубцев – председатель Крестьянского союза СССР,
Тизяков – президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР,
Язов – министр обороны СССР,
Янаев – исполняющий обязанности Президента СССР.
4. Установить, что решения ГКЧП СССР обязательны для неукоснительного исполнения всеми органами власти и управления, должностными лицами и гражданами на всей территории Союза ССР.
Янаев, Павлов, Бакланов
Обращение к советскому народу Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР[304]
18 августа 1991 года
Оперативный документ № 26
Соотечественники! Граждане Советского Союза!
Над нашей Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М. С. Горбачева политика реформ зашла в тупик. На смену энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Страна по существу стала неуправляемой.
Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества. Циничная спекуляция на национальных чувствах – лишь ширма для удовлетворения амбиций. Ни сегодняшние беды своих народов, ни их завтрашний день не беспокоят политических авантюристов. На их совести гибель многих сотен жертв межнациональных конфликтов, искалеченные судьбы более полумиллиона беженцев. Из-за них потеряли покой и радость жизни десятки миллионов советских людей, еще вчера живших в единой семье, а сегодня оказавшихся в собственном доме изгоями.
Люди, в чьих руках оказалась власть, используют ее как средство беспринципного самоутверждения. Потоки слов, горы обещаний только подчеркивают убогость практических дел. Каждый гражданин чувствует растущую неуверенность в завтрашнем дне.
Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма – регионального, ведомственного, группового и личного. Война законов и поощрение центробежных тенденций обернулись разрушением единого народнохозяйственного механизма, складывавшегося десятилетиями. Результатом стали резкое падение уровня жизни подавляющего большинства советских людей, расцвет спекуляции и теневой экономики. Если не принять срочных мер, то неизбежен голод и новый виток обнищания, от которых один шаг до массовых проявлений недовольства с разрушительными последствиями. Только безответственные люди могут уповать на помощь из-за границы. Подачки не решат наших проблем, спасение – в наших собственных руках.
Со всех сторон мы слышим заклинания о приверженности интересам личности. На деле же человек оказался униженным, ущемленным в реальных правах, доведенным до отчаяния. Права на труд, образование, здравоохранение, жилье, отдых поставлены под вопрос.
Личная безопасность людей все больше оказывается под угрозой. Преступность быстро растет, организуется и политизируется. Никогда в истории страны не получала такого размаха пропаганда секса и насилия.
Дестабилизация подрывает наши позиции в мире. Выдвигаются требования о пересмотре наших границ, даже о расчленении Советского Союза. Еще вчера советский человек, оказавшийся за границей, чувствовал себя достойным гражданином влиятельного и уважаемого государства. Ныне он – зачастую иностранец второго класса, обращение с которым несет печать пренебрежения либо сочувствия.
Государственный комитет по чрезвычайному положению принимает на себя ответственность за судьбу Родины и преисполнен решимости принять самые серьезные меры по скорейшему выводу государства и общества из кризиса.
Мы намерены восстановить законность и правопорядок, положить конец кровопролитию, объявить беспощадную войну уголовному миру, искоренять позорные явления, дискредитирующие наше общество и унижающие советских граждан.
Не ослабляя заботы об укреплении прав личности[305], мы сосредоточим внимание на защите интересов самых широких слоев населения, тех, по кому больнее всего ударили инфляция, дезорганизация производства, коррупция и преступность. Развивая многоукладный характер народного хозяйства, мы будем поддерживать и частное предпринимательство.
Нашей первоочередной заботой станет решение продовольственной и жилищной проблем.
Мы являемся миролюбивой страной и будем неукоснительно соблюдать все взятые на себя обязательства. Мы хотим жить со всеми в мире и дружбе, но твердо заявляем, что никому не будет позволено покушаться на нашу независимость и территориальную целостность.
Наш многонациональный народ веками жил исполненный гордости за свою Родину, мы не стыдились своих патриотических чувств и считаем естественным растить нынешнее и грядущее поколения граждан нашей великой державы в этом духе. Мы зовем всех истинных патриотов положить конец нынешнему смутному времени.
Истина! Под каждым словом подпишусь.
Как видите, даже высшее руководство понимало суть происходящего. Ах, если б оно хотело исправить ситуацию не только на словах…
Нет, поначалу все выглядело правильно: Горби заперт в Форосе, дачу Ельцина в Архангельском под Москвой скрытно окружило спецподразделение «Альфа» (уже в 4 утра). Арестуй главных врагов – и страну спасай! К девяносто первому загубили уже очень многое, но при грамотном руководстве избавление было возможно.
Дальше тоже разворачивалось вроде неплохо. В 04:30 Язов отправил шифрограмму своим заместителям, командующим округами и группами войск с приказом привести войска в боевую готовность. К Москве двинулись части Кантемировской танковой и Таманской мотострелковой дивизий. Командующему ВДВ П. Грачеву приказали выдвинуть в столицу подразделения Тульской воздушно-десантной дивизии. Действия четкие.
Впрочем… А зачем, собственно, войска? С кем они собрались воевать – если ГКЧП вобрал в себя всю верхушку страны, от вице-президента и премьера до всех силовых министров? И о свержении Горби никто не заявлял. Так что даже если б у него чудом отыскались сторонники (ненавидели-то его уже все), им не было нужды противиться горбачевскому же чрезвычайному комитету…
Так что для дела войска были не нужны, они лишь играли роль театрального реквизита. И умные люди должны были сразу это раскусить.
Да, все оказалось лишь дешевым фарсом.
Что делала группа «Альфа» возле ельцинской дачи? Дышала свежим воздухом. Пикничок на природе.
Борис Николаевич весь предыдущий день пребывал в Алма-Ате – и будто бы ничего не ожидал. Вроде как после официальной части случился банкетик, и президента России засунули в самолет лишь ближе к ночи. Но, судя по его активности назавтра, пьянка либо выдумана, либо мужик он тогда был необычайно крепкий…
Ночью он прилетел в Москву, добрался до дачи и уснул. Это, видимо, правда. А вот дальше начинаются, как говорят в кинофантастике, нарушения пространственно-временного континуума…
По легенде, в 6 утра небезызвестная дочка Таня начала толкать его:
– Тятя, тятя, наши сети… в смысле, по радио говорят – переворот!
Тятя опустил с кровати президентские ноги:
– Доча, ты чего, сдурела, понимаешь?
Опохмел, зубы почистить, завтрак… Начали сбираться братья по демократии: Собчак, Лужков, Бурбулис, Хасбулатов, Шахрай, Полторанин, Силаев. По легенде, все они спали сном праведника, но кто-то чудом услыхал шестичасовые новости и начал всех обзванивать. Опохмел, зубы почистить, завтрак… И на дачку к Ельцину.
В девять утра господа демократы разослали с дачки по факсу следующее воззвание:
К гражданам России
19 августа 1991 года, 09:00
Оперативный документ № 27
В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым реакционным антиконституционным переворотом.
При всех тяжелых испытаниях, переживаемых народом[306], демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах. Народы России становятся хозяевами своей судьбы, ограничивают права неконституционных органов, включая партийные[307]. Руководство России стремится к единству Советского Союза[308]. Наша позиция позволила ускорить подготовку Союзного договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания – 20 августа.
Такое развитие событий вызвало озлобление реакционных сил, толкнуло их на авантюристические попытки решения сложнейших проблем силовыми методами. Такие методы дискредитируют СССР, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества.
Все это заставляет нас ОБЪЯВИТЬ НЕЗАКОННЫМ ПРИШЕДШИЙ К ВЛАСТИ ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ КОМИТЕТ. Соответственно объявляются незаконными все распоряжения этого комитета. Уверены, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным законам и Указам Президента РСФСР[309].
Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию. Безусловно, необходимо обеспечить возможность Президенту страны Горбачеву выступить[310] перед народом.
Требуем немедленного созыва Чрезвычайного Съезда народных депутатов СССР.
Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте.
Для выполнения этих требований ПРИЗЫВАЕМ К ВСЕОБЩЕЙ БЕССРОЧНОЙ ЗАБАСТОВКЕ. Не сомневаемся, что мировое сообщество даст объективную оценку циничной попытке правого переворота.
Президент РСФСР Ельцин,Председатель Совета Министров РСФСР Силаев,И. о. Председателя Верховного Совета РСФСР Хасбулатов
Итак, в 6 утра они проснулись. Даже если не завтракать – сколько нужно ехать до подмосковной дачи? Пусть на персональных авто с мигалками – но водители не дежурят под окном всю ночь, их сначала надо вызвать!
Кроме того, сперва следовало выбрать место встречи, это тоже требует времени. Причем Архангельское – худшее из мест! Если бы произошел реальный путч врагов перестройки, дачу Ельцина они оцепили бы первым делом – и арестовали всех, кто там окажется. Это очевидно! (И ведь так и вышло: «Альфа» сразу окружила дачу – да вот только бездействовала… Но кто мог предвидеть бездействие? Лишь те, кто знал сценарий.)
Далее, нужно обсудить ситуацию и принять решение. По легенде, о «путче» они узнали лишь из новостей – где говорилось, что Горбачев временно и законно, по состоянию здоровья… Другой информации они вроде как не имели. Как можно, исходя только из этого, уверенно назвать произошедшее «антиконституционным переворотом»? (Тем более что Конституция не нарушалась и не было никакого переворота: в ГКЧП вошли представители высшей власти.) Такие вещи долго и мучительно обсуждают, чтоб не ошибиться в оценках.
Приняв решение, они сочинили приведенный мною выше текст. Длинный, я его сократил… И разослали по стране.
Внимание! На все ушло три часа. Вот вам и «нарушение пространственно-временного континуума»…
Нет, теоретически это возможно – но лишь если все было решено заранее.
Затем ельцинская группировка переместилась в Москву. Никто ей не мешал.
В столицу уже вошли войска. 362 танка, 427 БТР и БМП, сотни грузовиков с солдатами трогательно соблюдали правила дорожного движения, на светофорах стояли… Путч, известное дело.
Ельцин влез на путчистский танк и провозгласил анафему путчу. И никто не догадался, что это бредовый абсурд…
А затем он переподчинил себе союзные органы власти, в том числе Министерство обороны, МВД и КГБ. Вот это действительно было антиконституционно, президент РСФСР не имел на это права ни при каких раскладах. Так под шумок фиктивного переворота произошел реальный, ельцинский. Увы, не последний…
А господа «путчисты» мололи языками и не делали ровно ничего. На практике чрезвычайное положение нигде введено не было. Некоторые наказывают провинившегося кота свернутой газетой: большая, шуму много, впечатляет! Так же «действовал» ГКЧП…
Хуже того: программа «Время» вечером зачитала «путчистские» документы – а потом вдруг показала любимца публики Ельцина на танке и огласила его мнение, что ГКЧП преступен. Как это допустили?! По легенде, «хунта» ввела тотальную цензуру (даже газеты вышли в белых пятнах, будто материалы не пустили в печать) – но как же она за главной телепередачей не уследила???
Ответ один: все это входило в планы кукловодов.
А толпы электората вышли на улицу и наивно полагали, что защищают «демократию» от «тоталитаризма». Лестно ведь «принять участие в историческом событии», и не хочется открывать глаза, что ты в этом шоу даже не статист, а всего лишь мебель…
Но фарсу следовало придать серьезности. Для этого всегда нужно одно: кровища.
В ночь на 21 августа продюсеры «путча» подогнали сразу нескольких кинооператоров к тоннелю под проспектом Калинина (Новым Арбатом). Откуда-то они заранее знали, что туда двинется колонна БМП – и выход из тоннеля перегородили троллейбусами. На подъехавшие броневики буйно набросилась демократическая молодежь, затыкая брезентом смотровые щели и поджигая бутылками «молотов-коктейля». В темноте и давке погибло трое нападавших. Все это снималось с разных точек, чтоб картинка гарантированно получилась эффектной.
Вот интересно. Место действия выбрали, декорации подготовили (троллейбусы). Но как они статистов заставили бросаться под колеса?! Не камикадзе же были эти трое?
Серьезный вопрос.
Вряд ли в сценарии были прописаны именно эти три фамилии. Скорее рассчитали, что толпа в состоянии буйного аффекта начнет сама себя давить. А дабы подстраховаться, наверняка внедрили нескольких крепких парней, которые должны были помочь кому-нибудь погибнуть. Понадобились их услуги или стадный рефлекс сработал сам? Мы вряд ли узнаем.
И действительно, на видеозаписях[311] толпа ведет себя неадекватно: орет благим матом и бесится. Выбирайте: толпу заранее чем-то обработали (алкоголь? наркотики?) – или это нормальное поведение либеральных демократов?
Как бы то ни было, кровищу получили, видео сняли. Шоу состоялось.
Любопытно, что Ельцин в это время дегустировал водку с Г. Поповым и Ю. Лужковым (три московских мэра разных времен) в безопасном подземном бункере Белого дома[312]. Фарс фарсом, но все-таки постреливали, и народный герой предпочел в подвале отсидеться.
Через сутки в Москву вернулся Горбачев, в белом костюмчике.
Тогда же ЦРУ исследовало ситуацию в СССР. И вот вывод: «Не было свидетельств о каких-либо перемещениях, которые надо было ожидать перед путчем. Заговорщики не провели серьезной подготовки: не было ни массированных передвижений войск и танков, ни перерыва в работе средств связи, ни глушения западных радиопередач, ни облавы на популярных руководителей реформ»[313].
Как ни крути, но вывод один: это был дешевый спектакль. А цель – изобразить противников «демократии» монстрами (танки! цензура! люди гибнут!). И заодно окончательно угробить союзные органы власти. Ельцин-то подчинил их себе, чем создал полную неразбериху.
Судья подытожил мое выступление:
– Спасибо, истец. Будем вызвать свидетелей по данному эпизоду?
Прокурор молчала. Молчал даже Адвокат. Видать, тошнило их уже от копания в подробностях измены.
– Думаю, в свете расследованного выше картина и так ясна, – понял их мнение Судья. – Сегодняшнее заседание окончено.
День девятый
Вискули
Привычно ударил гонг. И Судья сказал так:
– Разберем финальный этап преступления. В целях экономии времени я решил свидетелей сегодня не вызывать – пусть цепь событий нам обрисует истец. Мы многократно имели возможность убедиться в его добросовестности и внимании к мелочам, так что нет оснований сомневаться в том, что он и это сделает качественно.
Я аж покраснел от нежданного комплимента.
– Спасибо… – пробормотал я, поднявшись на кафедру. – Постараюсь оправдать доверие…
И начал рассказ.
Страна агонизировала.
«Путч» стал предлогом для добивания КПСС. Уже 24 августа Горбачев ушел с поста генсека (но президентом остался) и заявил: «Секретариат и политбюро ЦК КПСС не выступили против государственного переворота. Центральный комитет не сумел занять решительную позицию осуждения и противодействия, не поднял коммунистов на борьбу против попрания конституционной законности. Среди заговорщиков оказались члены партийного руководства. В этой обстановке ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске. Не считаю для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального секретаря ЦК КПСС и слагаю соответствующие полномочия»[314].
Ах, как красиво! Сам устроил «путчик», сам сидел молчком в Форосе (имея полностью исправные средства связи) – и сам же обвиняет партию, которая обязана была выполнять его несуществующие приказы!
Кроме всего прочего, эта отставка была незаконной – как и почти все действия Горби. По Уставу партии он не мог сам уйти с поста, а должен был обратиться к ЦК с просьбой об отставке. Но какая там законность, не смешите меня…
Особо буйные предлагали даже устроить Нюрнбергский процесс над коммунистами, но эту идейку замяли. Ведь все «новые демократические» лидеры совсем недавно делали блестящую партийную карьеру. Каждый бы сел…
Окончательно разваливалась вся система управления. Партийную вертикаль власти ничто не заменило, союзные органы подчинялись то ли Горбачеву, то ли Ельцину – никто толком не понимал; валилась и структура госбезопасности. В начале 1991-го в КГБ служило 513 тысяч сотрудников, к концу года осталось 140 тысяч; 400 генеральских должностей было ликвидировано[315].
А высшие руководители будто ничего не понимали.
14 ноября 1991-го в Ново-Огареве собрался Госсовет в составе: М. Горбачев (СССР), Б. Ельцин (Россия), С. Шушкевич (Белоруссия), Н. Назарбаев (Казахстан), А. Акаев (Киргизия, тогда уже Кыргызстан), С. Мурадов (Турменистан), А. Искандаров (Таджикистан), И. Каримов (Узбекистан). Украинский лидер Л. Кравчук блистал своим отсутствием.
Выглядело это примерно так (сведения расходятся, я их обобщил):
Горбачев. Начать надо с названия. Что у нас будет-то: ССР или ССГ?
Ельцин. ССГ. «Р» – это, понимаешь, республика, а нам это обидно. Россия – это, понимаешь, государство. И прочие все.
Лидеры республик кивают.
Горбачев. Борис Николаич, да мы ж с тобой все обсудили! Ты согласился на республику.
Ельцин. Не было этого.
Горбачев (по привычке хочет обматерить, но не решается). Да как не было?! Вчера ж! (Успокаивается.) Ладно, пусть государство… Но какая тебе разница, Борис Николаич? Россия же и есть республика, не монархия, чай. (Пауза.) Или ты хочешь…
Ельцин (набычившись). ССГ.
Горбачев. Черт с тобой, пусть.
Ельцин. ССГ.
Горбачев. Уломал, все.
Ельцин. ССГ.
Горбачев. Ладно, ладно. Только звучит как-то уж… СС, потом еще Г…
Ельцин (хмыкнув). Ничего, привыкнем.
Горбачев. Ладно, ладно, хорошо. Теперь главный вопрос: будем создавать союзное государство или нет?
Ельцин. Союз создать есть намерение.
Горбачев. Значит, создаем единое союзное государство.
Ельцин. Ничего подобного. Не союзное государство, а союз государств. ССГ.
Шушкевич. Да.
Горбачев. Опять двадцать пять! Борис Николаевич, мы же с тобой все обсудили! Это, я вам скажу, вообще ерунда выходит. Мы ж договорились: единое союзное государство, с общей Конституцией, с общей обороной…
Ельцин. Я не согласен с единой Конституцией. Каждой республике нужна своя.
Горбачев (подкалывает). Хочешь сказать – каждому государству?
Ельцин. Государству.
Горбачев. Значит, хотите окуклиться, как бабочки, каждый в свой кокон? Окукливание никого не спасет.
Шушкевич (с улыбочкой). Образно как вы выражаетесь, Михаил Сергеич!
Назарбаев. Надо подтвердить хотя бы, что у нас есть намерение образовать политический союз, с единой армией, территорией, границами.
Горбачев. В какой форме?