Побег из Вечности Южный Саша

Мы стояли и смотрели на Аллигатора. Прошло несколько минут. Наконец он начал приходить в себя, в его глазах появилось осмысленное выражение.

Сергей кивнул:

– Можно приступать.

– Мне надо знать, кто заказал убийство семьи Холстовых в Париже, – начал я.

Аллигатор долго смотрел на меня и, кажется, не узнал.

– Ты кто? – спросил он.

– Я тот, кто лишь мигнет глазом, и эти люди вытянут из тебя истину вместе с твоими кишками. Этого достаточно?

– Вполне, – сказал Аллигатор. – Я ничего не скажу.

Я посмотрел на мастеров.

Они содрали с Аллигатора майку, забили ее ему в рот и приступили к делу. Я отвернулся к окну. Было слышно, как натужно замычал Аллигатор. Это мычание то усиливалось, то ослабевало. Я подумал, что, если бы не кляп, он орал бы так, что тряслись стекла.

Они раскололи его за пару минут. Действительно мастера, подумал я, глядя на тяжело дышащего, обмякшего Аллигатора. Его лицо было покрыто крупными каплями пота. Передо мной сидела уже не личность, а кусок желе.

– Борецкий, Романов и Капман, – произнес он на едином дыхании, едва Валерий вынул у него изо рта кляп. – Холстов был не согласен с их политикой ведения бизнеса. И он быстро набирал силу и влияние среди остальных акционеров. К тому же его пакет акций сам по себе был достаточно велик, чтобы диктовать условия. И стоило ему объединиться с несколькими другими крупными держателями акций, как Борецкий, Романов и Капман моментально утратили бы свое влияние. К тому все и шло.

– Кто организовывал убийство? – спросил я.

Аллигатор замялся.

Я посмотрел на мастеров. Они даже не успели шагнуть к стулу, лишь качнулись в его сторону, как Аллигатор быстро произнес:

– Я!

– И никто не заподозрил в убийстве корпорацию? Ведь убить Холстовых было на руку только вам. Вы единственные подозреваемые.

– Для этого мы и использовали младшего Холстова, чтобы отвести глаза следствию. Кроме того, мы сумели договориться с его адвокатом. Но самое главное, у нас было алиби.

– Какое же?

– Марина Холстова. Алиби состоит в том, что она до сих пор жива. То есть существует наследник пакета акций, и мы его не трогаем. Если смотреть со стороны, какая заинтересованность у корпорации в смерти всей семьи Холстовых? Только в овладении оставшимися бесхозными акциями. А для этого нужно убить и девчонку. А ее никто не трогает. Значит, Холстовых убили по какому-то другому поводу, не относящемуся к корпорации.

– Действительно, какой же тогда во всем этом смысл? – спросил я.

– Смысл в том, что Роман Борецкий состоит в фиктивном браке с Мариной Холстовой. Так что все акции находились как бы в семье. До некоторого времени.

– А что случилось?

– Мальчик нашалил во Франции. Ему удалось скрыться с места преступления на угнанной машине. Стерев свои отпечатки, этот идиот оставил в машине водительские права, словно визитную карточку. Говорил, случайно выпали, наверное, когда доставал сигареты. Вдобавок его кто-то видел и описал полиции приметы. На тот момент мы не знали всех подробностей. Нам удалось вывезти парня из страны. Позже по дипломатическим каналам выяснилось, что французская полиция знает имя преступника и собирается потребовать его возврата. Назревал скандал. Все-таки трупы – это не грабеж супермаркета. Нам удалось сделать подмену. Мы успели отправить им на растерзание другого человека еще до появления петиции. Так что мнимый Борецкий отбывал пожизненное во Франции, а настоящий трудился на его месте. Сначала под чужим именем, а когда все улеглось, под своим. И все шло гладко до недавних пор, пока мнимый каким-то чудом не сбежал и не сообщил координаты настоящего Борецкого. И у парня оказался новый кабинет, но теперь уже во Франции и с решетками. А кроме того, случился большой скандал. Французы не дураки, поняли, что в первый раз им подсунули фиктивного Борецкого. Скандал набирал обороты и вряд ли удалось бы его замять. Но в это время в тюрьме от разрыва сердца умер Роман Борецкий. Мальчишка был испорчен до мозга костей. Уже с тринадцати лет увлекался наркотиками. Так что здоровье было подорванным. Есть версия, что в его смерти повинен сокамерник. Дикое совпадение – Борецкий и Холстов оказались в одной камере. У Холстова уже был подобный прецедент – несколько лет назад, так же от разрыва сердца, умер другой его сокамерник. Как бы то ни было, скандал утих.

Я отошел от Аллигатора и присел на подоконник. Услышанное надо было осмыслить. Такого оборота дела я никак не ожидал. Холст отомстил за меня и отчасти за свою семью. Он сделал это тонко и опять не взял труп на себя. Возможно, потому, что еще надеется. На меня. Больше не на кого. Его могут подозревать в убийстве Борецкого сколько угодно. Есть версия! Я усмехнулся. Хоть сто версий. Если представить суду доказательства в невиновности Холста по делу гибели его семьи, то эта версия никак не повлияет на следствие.

Кажется, я узнал все, что требовалось. Узнал и зафиксировал. Это серьезное доказательство, и виновникам не отвертеться. Пора было свертываться. Я собрался сказать спецам, что на этом все, но в голову вдруг пришла мысль узнать подробней о Марине Холстовой. Не считая меня, это был единственный человек на свете, заинтересованный в оправдании и освобождении Холста. Но похоже, у нее тоже не все в порядке.

Я подошел к Аллигатору:

– А что Марина Холстова?

– Ее собираются убрать, поскольку история с убийством Холстовых уже слегка покрылась пылью, – произнес Аллигатор. – Девочка давно стала взрослой и самостоятельной и может доставить неприятностей. Она всегда была с характером. Отказалась выходить за Романа натурально. Только фиктивный брак. Хотя парень был вовсе не прочь заполучить ее в качестве настоящей жены. Ее смерть будет выглядеть как несчастный случай. Девчонке и так долго везло. Сначала когда убили ее семью. В тот день она уехала из дома примерно за три часа до ужина и за два часа до убийства. Не знаю, что заставило ее это сделать. Ужин для семьи был тем моментом, когда все собирались вместе. Вероятно, поссорилась с родными. В тот же день она улетела в Россию и целых полтора месяца находилась в неведении относительно гибели семьи. Потом ей повезло в Москве. Она, ничего не подозревая, разъезжала по городу на «Мазде-Кабуре»…

– Красной? – пошевелил я внезапно пересохшими губами.

– Красной! А что? – непонимающе посмотрел на меня Аллигатор.

– Когда это было? – спросил я.

– Лет восемь назад, – произнес Аллигатор.

Итак, все сходилось! Аллигатор продолжал говорить о том, как девчонке повезло во второй раз, – ее уже хотели убрать, но кто-то сверху сказал: «Стоп!» Но я его уже не слушал, точнее, слушал, но не слышал, только видел, как шевелятся губы Аллигатора. В моих ушах стоял какой-то шум, как будто я на скорости в сто километров высунул голову из окна.

– Что?! – прекратив рассказывать, внезапно уставился на меня Аллигатор.

Я с трудом взял себя в руки и равнодушно пожал плечами.

– Ничего. Рассказывайте.

– Да, собственно, все, – сказал Аллигатор.

– Уже все? Ну хорошо, – кивнул я.

Аллигатор косился на меня подозрительным взглядом.

– А где сейчас Марина Холстова? – поинтересовался я.

– Зачем вам? – спросил после некоторого молчания Аллигатор.

– А затем, что если вы попытаетесь задавать здесь вопросы, то эти люди, – я кивнул на своих помощников, – начнут резать вас на куски. А еще затем, что все, что вы здесь сказали, мы не можем пока проверить. Оно всего лишь… – Я сделал короткую паузу, пытаясь сообразить, что сказать дальше. – Всего лишь записано на видеокамеру.

При этих словах Аллигатор тяжело вздохнул и внимательно посмотрел на меня – понял, что его подцепили на хороший крючок. Не сорваться. Наверняка за этим последует шантаж, указания и прочее. Ему-то не знать такие вещи. Я, стараясь соответствовать моменту, мерзко ухмыльнулся и продолжил:

– А вот то, что вы сказали про девчонку, мы можем проверить прямо сейчас. Съездить и проверить. И если это окажется неправдой, то и остальное ложь. А значит, мои люди приступят к допросу с более глубоким пристрастием. По второму кругу будет больнее, а третий вы вообще можете не выдержать, поскольку лет вам уже немало.

Я старался говорить весомо и бесстрастно, хотя чувствовал внутри себя сильную вибрацию. Все мной произнесенное было сказано только с одной целью – скрыть свой интерес к Марине Холстовой. Кажется, у меня получилось.

Аллигатор пожал плечами и произнес:

– Ее держат за городом. Это в сторону Видного. Поселок Таричево. Сразу за ним небольшой особняк, покрытый красной черепицей. Но проверять не советую – пристрелят. Там охрана. Два человека. Кроме того, собака.

– Но мне надо убедиться, – сказал я. – Увидеть хотя бы издали.

– Приезжайте днем. Днем она бывает во дворе.

Вот теперь, кажется, все, подумал я и, позвав Сергея и Валерия на кухню, достал из кармана пачку денег и отсчитал двадцать тысяч евро. Потом, немного подумав, положил сверху еще пять.

– Что это? – удивленно посмотрели на меня специалисты.

– Премия! – сказал я.

Они переглянулись, а затем поблагодарили:

– Спасибо!

– Его кончать? – спросил Валерий, очевидно полагая, что премию нужно отрабатывать.

– Сам, – сказал я. – Вы идите.

В дверях они обернулись:

– Удачи!

– Спасибо, – кивнул я. – И вам тоже.

– Передай Маховецкому, что мы больше не работаем. Пусть не ищет, – добавил Сергей.

– Этих денег надолго не хватит, – сказал я.

– На них мы откроем бизнес. Так что премия очень кстати.

Когда закрылась дверь, я вернулся в комнату и стал снимать камеру. Аллигатор настороженно следил за моими действиями. Потом я подошел к нему. Он поднял голову, и мы встретились взглядами. Все-таки глаза у него были именно крокодильи, и дело здесь даже не в форме и цвете, а в выражении. Даже сейчас, когда их обладатель пребывал, мягко говоря, в незавидном положении, они смотрели холодно и безо всякого выражения. Но, как выяснилось, рептилиям тоже хочется жить, и Аллигатор вдруг произнес:

– Ты поторопись с этой девочкой. Потому что со дня на день за ней приедут. И тогда за ее жизнь никто не даст и ломаного гроша.

Не знаю, каким звериным чутьем он просчитал, что именно эти слова так подействуют на меня, и я, поколебавшись, засуну пистолет обратно в кобуру и достану руку из-под пиджака.

Я был добр не в меру. Этот старый душегуб, поменяйся мы сейчас местами, пустил бы мне кровь, не моргнув глазом. А час спустя забыл бы об этом. Такова его работа, а может, и натура. Но у меня имелась причина поступить иначе. Аллигатор, сам не подозревая, сказал то, от чего моя голова, в самом прямом смысле слова, пошла кругом. Судьба смеялась мне в лицо – весть, лучше которой я в своей жизни не слышал, принес враг, старая сволочь и убийца. Но что-то мне подсказывало, что надо поступить именно так и не иначе – оставить его в живых. И это будет правильный поступок. Ведь, в конце концов, миром правят не числа. И Саня Железнов наверняка поступил бы так же.

– Сутки придется посидеть. После этого вас выпустят – сказал я и, развернувшись, направился к двери.

На улице стояла глубокая ночь. Москва наконец уснула. Вокруг не горело ни единого окна. Спали все! И только у одного человека – это я про себя, – стоящего посреди темного двора, роились и жужжали в голове мысли, словно это была не голова, а улей. Человека качало, и мысли его путались и перебивали одна другую. Черт! Она здесь! В Москве… Аллигатор сказал – на днях, значит, это может случиться и завтра. И я ее увижу… Выходит, надо действовать прямо сейчас. Там охрана, двое и собака… Неужели и в самом деле я не идиот и все было не зря?.. Чем я располагаю? Есть пистолет ТТ. Жаль, нет глушителя… Час езды, и я ее увижу! Не могу поверить… В собаку придется стрелять. Охрана услышит…

В конце концов мне удалось полностью сосредоточиться на предстоящем деле. Собака учует меня, размышлял я, и, если стрелять, фактора внезапности не получится. Хорошо бы раздобыть где-то газовый баллончик с перцовой начинкой. Тогда собаку можно нейтрализовать без лишнего шума. Но где его взять среди ночи? Впрочем…

Я сел в машину, завел мотор и поехал со двора. Хорошо бы еще бронежилет, мелькнуло у меня в голове. Но опять же, где его сейчас возьмешь?

Стало скользко – температура упала ниже нуля. Я переключился на полный привод и погнал машину со скоростью сто километров в час.

Заправка была пуста. Тихая гавань, с которой все и началось. Алла спала за кассовым аппаратом, сонный охранник пристроился на стуле недалеко от нее. Завидев меня, он встал. Алла, с трудом оторвав голову от стойки, спросонья не сразу меня узнала, а узнав, произнесла:

– Отто?! – А потом вдруг внезапно добавила: – У тебя счастливый вид.

– Еще бы! – сказал я и обратился к охраннику: – Послушай, брат, продай баллончик. Очень надо. Вот держи, – я достал из кармана тысячу рублей.

Охранник, колеблясь, посмотрел на Аллу.

– Продай, – сказала Алла. – Это свой.

И это «свой» вдруг согрело мне душу. Я и не подозревал, что в Москве есть места, где меня считают своим.

– Спасибо, Алла, – сказал я, принимая от охранника баллончик. – Я вернусь, и ты утонешь в цветах.

– Удачи, Отто! – пожелала мне Алла.

Я вышел на улицу, вдохнул поглубже воздух и подумал о том, как странно все происходит. С этой заправки я когда-то шагнул в другую жизнь, которая походила на затяжной прыжок – так порой захватывало дух! И вот опять эта заправка. И уже пора раскрыть парашют, потому что можно разбиться вдребезги, но вряд ли что-то меня остановит. Потому что только любовь оправдывает твое существование, и ничего более. Ничего! Сейчас я очень ясно это понимал. Саня Железо тоже знал, но молчал, прикрываясь словами о роскошной жизни. Возможно, полагал, что я его не пойму. А впрочем, нет. Он сказал об этом. За пару минут до смерти. А искренней существа, чем то, которому осталось жить на пару вздохов, в этом мире не найдешь.

Я поежился, окинул взглядом заправку, дома, стынущие рядом с ней, и все, что спало и так же стыло вокруг, включая небо с клочьями грязных облаков, и сел в машину.

В сторону Таричево я выдвигался по Каширскому шоссе, а потом свернул на Пролетарский проспект. Сразу за кольцевой пришлось сбросить скорость – было слишком скользко. Через некоторое время мелькнул пустой пост ГАИ, за ним указатель «Таричево», и я еще сбросил скорость.

Нужный мне дом стоял чуть на отшибе других. Это был небольшой двухэтажный особняк. Мне пришлось проехать мимо, потому что возле него маячил пятнистый «хаммер» с распахнутыми дверцами. Из машины выходили люди. Остановившись метрах в ста от особняка, я выругался. Все оказалось гораздо хуже. Двое в доме плюс трое, что сейчас приехали, и вдобавок собака. Шансов почти не было. Это не кино. Я достаточно много побывал в переделках вместе с Железо, чтобы не заблуждаться и не переоценить возможности одного против пятерых. Практически они сводились к нулю. Самое паршивое, что судьба не оставила мне выбора. Я не трусил – просто четко видел финал, и он меня не устраивал. Но выбора все равно не было. То, кем я стану, если сейчас не пойду туда, и то, во что превращусь, если пойду, – это по сути одно и то же. Труп! Только в первом случае он будет мыслящим, а во втором молчаливым и холодным, как и положено трупу.

Я вышел из машины, тихо прикрыв дверцу, снова ощущая себя одним из безвестных Сереж, Николаев, Валер и прочих неприметных, малозначительных личностей, статистов у обочины жизни. Я шел к особняку, а мир скалился в мою сторону желтыми клыками. «Что, слабо броситься на меня?!» – спрашивал он.

«Почему все так?!» – обратился я сам к себе, поскольку больше было не кому, – и вдруг почувствовал нечто другое, словно что-то неожиданно прочистило мне мозги. «Парень, ведь это твой шанс уйти красиво! Стать Мужчиной, которые иногда приходят в этот мир», – снова обратился я сам к себе. В конце концов, смысл и суть мужчины не в банковском счете, который никогда не затмит воображения и Поступка, если ты, конечно, живешь не в мире ублюдков и желудков. Настало время определиться, на чьей ты стороне – тех, кто погиб за Любовь, и тех, у кого слово «честь» еще имеет цену, или тех, кто больше всего на свете любит с самодовольной рожей открыть в супермаркете свой пухлый бумажник.

– Сука! На кого ты скалишься, желтозубый! – бросил я в ночь и замер возле ворот особняка.

Некоторое время я стоял в раздумье. Забор был высокий, и над ним тянулась едва заметная проволока сигнализации. Не задев ее, перелезть невозможно. Потом мой взгляд упал на «хаммер». После минутного созерцания машины я развернулся, побежал к «ягуару» и принес оттуда запасную пятилитровую канистру бензина и баллонный ключ. Высадив ключом стекло в «хаммере», я влез внутрь и тем же баллонником разворотил кожух, под которым скрывались провода.

Времени у меня было в обрез. Сигнализация орала как резаная. В свое время я прошел техминимум по угону дорогих машин, но здесь мог оказаться и сюрприз. Наконец мотор завелся. «Хоть в чем-то повезло!» – мелькнуло у меня в голове. Я задом отогнал машину от ворот, затем открыл канистру и кинул ее на заднее сиденье. Послышалось бульканье бензина.

Я накинул ремень безопасности и напряженно ждал, вглядываясь в калитку. Сигнализация продолжала орать, и кто-то должен был вот-вот появиться. Наконец калитка дрогнула и стала открываться.

Я сорвал машину с места, надеясь, что шести метров для «хаммера» вполне хватит, чтобы набрать разгон, который позволит снести ворота, а его хваленая крепость не даст бездарно расплющиться о них. Калитка распахнулась за секунду до столкновения. В ней мелькнуло два силуэта с фонарями в руках, а потом последовал удар. Он оказался сильным. Меня спас ремень. «Хаммер» ворвался во двор, а под снесенными им воротами остался кто-то лежать. Отпустив на мгновение руль, я чиркнул спичкой и швырнул ее за спину. Сзади тут же вспыхнуло пламя, неожиданно заполнив собой всю заднюю часть машины.

Когда до дома оставалось метров пятнадцать, я выскочил из «хаммера». Терпеть жар уже не было сил. Пылающая машина самостоятельно пронеслась оставшееся расстояние и врезалась в дом. Правда, не во входную дверь, как я рассчитывал, а на несколько метров правее. В это время рванул бензобак. На миг стало светло, как от вспышки молнии. Из дома выскочили двое. В свете пламени они были хорошей мишенью, и в одного я попал сразу. Второй, не видя меня и ориентируясь только по вспышке моего пистолета, сделал несколько выстрелов и бросился обратно к дому. Он понял, что у него невыгодная позиция. Я выстрелил несколько раза ему вдогонку, и он упал, не добежав пару метров до двери. Все-таки я не зря ходил в тир. Потом со стороны забора ко мне метнулось темное пятно. Собака! Получив две пули, она уткнулась в землю в паре метров от меня и застыла большим бесформенным комом. Теперь ее породу было не определить. Я встал с колен и осторожно двинулся к особняку. Там оставался еще один человек. По сравнению с четырьмя сущие пустяки. Теперь мы были на равных. Правда, фактор внезапности кончился. Но это не беда.

Джип догорал, все меньше давая света, но все равно территория в радиусе метров семи – десяти вокруг дома была достаточно освещена, чтобы тот, кто остался в нем, смог увидеть меня и пристрелить.

Я остановился на грани темноты и света, прикидывая, что предпринять. Дверь в дом наверняка уже заперли. Значит, придется лезть в окно. Я был слегка озадачен, потому что никак не рассчитывал ухлопать в считаные минуты почти всех. Неожиданно за моей спиной раздался какой-то шорох. Я обернулся, и в этот момент раздался звук выстрела. Пуля ударила меня в левую часть груди, сбивая с ног.

Я пришел в себя от жгучей боли. Кто-то, склонившись надо мной, с пистолетом в руке чиркал зажигалкой и матерился, потому что она никак не хотела вспыхивать. Я медленно ощупал траву вокруг себя в поисках своего ТТ и не обнаружил его. Затем моя рука так же медленно поползла в карман куртки, где был баллончик с газом. Каждое движение доставляло сильную боль. Человек продолжал чиркать зажигалкой и материться. Наконец моя рука достигла кармана и нащупала баллончик. Теперь следовало сделать простое действие – оторвать руку от земли, направить баллончик в лицо человеку и нажать клапан. Но я не был уверен, что смогу это сделать. Я неподвижно лежал несколько секунд, собираясь с силами, затем, стиснув зубы, оторвал руку с баллончиком от земли и выпустил струю газа в склонившееся надо мной лицо человека. Он вскрикнул и схватился за глаза, при этом что-то тяжелое упало мне на грудь – его пистолет. Его надо было взять, но я не мог, мои силы иссякли. Потом я почувствовал, как рука человека шарит по мне в поисках оружия, двигаясь от пояса к голове. Пистолет лежал в верхней части моей груди, возле самого горла. Через несколько секунд этот тип найдет свое оружие и пристрелит меня.

Это был подвиг: на грани потери сознания я все-таки смог взять пистолет и стянуть его с себя на землю и теперь лежал неподвижно, пытаясь удержать ускользающую от меня реальность. А потом я, не отрывая пистолет от земли, направил его в человека и выстрелил. Он упал рядом со мной. В полуобморочном состоянии я повернул голову и посмотрел на него. Его тело лежало неподвижно. Этот тип, видимо, вылез в окно с той стороны дома и, двигаясь вдоль забора, зашел мне в тыл. Я сунул руку под куртку. Кровь текла, но не очень обильно.

Первая попытка встать закончилась неудачей. Рана тут же отдалась болью, и мне снова с трудом удалось не потерять сознание. Пару минут я лежал неподвижно, глядя в небо, где прямо надо мной висела пара мутных звезд. «Интересно, умру или нет?» – пришла в голову мысль. Как бы там ни было, я должен увидеть ее. Какая она стала? Узнает ли меня? Вряд ли. «А вдруг ее уже увезли?» – это была страшная мысль. Тогда все, что я сделал, все эти трупы и я сам с пулей в груди, становилось бессмыслицей. Эта мысль оказалась хуже, чем боль, сильнее ее. Настолько, что я сумел сесть, а потом и встать.

В груди жгло нестерпимо, меня качало из стороны в сторону, но я упорно двигался к дому. Дверь оказалась незапертой. Прежде чем войти, я собрался и сделал несколько глубоких вдохов. В груди от этого заныло еще больше, но в голове прояснилось. Я толкнул дверь и вошел внутрь. Было тихо, настолько, что слышалось тиканье часов. Я привалился спиной к стене, окинул взглядом холл и произнес:

– Марина! – получился какой-то хрип.

Я напрягся и произнес уже отчетливо:

– Марина!

Некоторое время стояла тишина, потом послышались осторожные шаги. Она вышла из двери напротив. Я сразу узнал ее. Теперь она была взрослой и еще более красивой. Наверное, в нормальной жизни, увидев такую на улице, я бы не решился подойти. Чтобы унять волнение, мне пришлось сделать еще несколько глубоких вдохов.

– Здравствуй! – сказал я, потом заметил в своей руке пистолет и бросил его на пол. – Не бойтесь. Теперь нечего бояться. Вы не узнаете меня? Ладно. Я от Холс… от Андрея. Мы вместе отбывали пожизненное. Во Франции. Он не виноват, он не убивал свою семью. У меня есть доказательства. Вы не узнаете меня? – снова повторил я. – Помните парня на заправке?

Некоторое время она с недоумением рассматривала мое лицо, а потом отрицательно покачала головой. И от этого какая-то жуткая тоска вдруг наполнила меня холодом. Я пошатнулся. Но оставалось сделать еще кое-что.

– Вот, возьмите, – я достал из кармана диск. – Вы узнаете, кто убил вашу семью. Вас тоже собираются убить.

– Я догадывалась, – произнесла она, принимая диск. – Вы действительно отбывали пожизненное?

– Да!

– Вы сбежали?

– Да!

– Невероятно! – произнесла она.

Потом возникла пауза.

– Вы говорили про какую-то заправку, – произнесла она, скорей всего, чтобы нарушить неловкое молчание.

– На Профсоюзной, помните? – напомнил я.

– Нет!

Я пожал плечами – мне уже было почти все равно. Я был в ее жизни лишь эпизодом, лицом, мелькнувшим в окне машины.

– Соберите вещи, надо уезжать, – с трудом вытолкнул я из себя.

Она кивнула и направилась в другую комнату. Затем замерла на пороге и медленно обернулась:

– Постойте, я знала одного парня… если вы это имеете в виду… Он заправил бензином какого-то хама…

Я кивнул.

– Не может быть! – Она подошла ближе. Ее глаза пристально всматривались в меня. – Это ты!.. – наконец произнесла она. – Но как?!.

– Так! – Я пожал плечами.

Ее глаза – миры, в которых мог легко потеряться любой мужчина, – метались по моему лицу:

– Я хотела тебя найти, я приезжала на заправку.

– Я знаю. Я тоже тебя искал… всю жизнь! Но я даже не знал твоего имени.

– Но как ты меня нашел?

– Сейчас это неважно, – я уже с трудом выталкивал из себя слова.

– Надо вызвать скорую, – сказала Марина.

Я протянул ей телефон. Пока она звонила, я достал из кармана ключи от квартиры и от машины.

– Возьми. Это от машины и от дома. Энтузиастов, тридцать, квартира сорок семь. Там наши с Андреем деньги. Миллион. Возьмешь, они тебе пригодятся. Машина стоит метрах в ста отсюда. Тебе надо уехать.

– Зачем? – непонимающе посмотрела она на меня.

– Огнестрел. Милиция приедет вслед за скорой. Ты же свидетель. Окажешься на виду. Но никакая милиция не спасет от корпорации. Тебе надо исчезнуть, раствориться. Иначе они тебя убьют.

Кажется, я сказал все, во всяком случае самое необходимое. У меня в глазах стало темнеть.

– Как тебя зовут? – спросила Марина.

– Отто! – ответил я и начал медленно сползать по стенке.

Когда я снова пришел в себя, Марина сидела на полу. Моя голова покоилась у нее на коленях.

– Отто! – произнесла она, заметив, что я открыл глаза. – Красивое имя!

Я слабо улыбнулся.

Ее пальцы осторожно прикоснулись к моему лицу. И от этого меня наполнило чувство, которого я не испытывал никогда в жизни. Меня словно качало на теплых плавных волнах. Даже когда мы с Холстом оказались за стенами тюрьмы, я не испытывал подобного. Может быть, ради таких моментов и стоило жить? И прав был Саня Железо, когда вместо скорой заставил везти его к Диане? Он умер счастливым. Но мне нельзя было умирать. Если такое случится, кто вытащит Холста из тюрьмы? Марина? Ей бы самой уцелеть в этой переделке. Глупо, конечно, умирать… я только нашел ее. Мои мысли путались и таяли, не успев до конца оформиться. Я уже мало что чувствовал. Только Ее пальцы на своем лице. И это было необыкновенно!

Но это был конец. Мое сознание погружалось в хаос. Перед глазами мелькали странные картинки, потом я услышал чье-то глухое бормотание, понемногу становившееся внятным. «Миром правят психи…» – неожиданно четко различил я. Мне еще хватило сил усмехнуться: и вот очередной из них только что спекся!

Набежала тень сожаления, что я так и не узнал второй части фразы. А мгновение спустя в ускользающем от меня сознании вдруг удивительно ясно проявилось:

«И Любовь!» – это было то, что недоговаривал Всадник Без Головы!

Миром правят психи и Любовь!

Он держался этой формулы, и мир не поймал его.

Тайна была такой очевидной, что я удивился, почему не догадался раньше.

– И Любовь! – единственная вещь, оправдывающая твое пребывание в этом мире. Все остальное дребедень. Бутафория для дураков. Пестрые раскрашенные картонки, скрывающие от нас лик истинного.