Колесница времени Степанова Татьяна
– Это я, – повторила Катя. – Извини, что без звонка и, кажется, не вовремя.
– Заходи! Катя, что же ты так давно не приезжала, не звонила.
Катя смотрела на подругу. Лиля слегка раздалась вширь. Она всегда была маленькой женщиной, невысокого роста, но очень сильной, ловкой, подвижной, дружившей со всеми видами спорта. А тут слегка потолстела. Хотя лицо ее осталось худым, с резко очерченными скулами. Катя отметила, что возле уголков рта Лили залегли морщинки, их раньше не наблюдалось. И все черты как-то заострились, посуровели. Даже когда она улыбалась…
Сейчас лицо Лили было каким-то серым.
За столом в пятом кабинете на стульях для посетителей сидели двое: женщина-карлик – очень миловидная крашеная блондинка, такая крохотная, точно Дюймовочка, с маленькими аккуратными ножками и ручками, в брюках и яркой, почти детской розовой курточке, испачканной зеленым.
А вот второй человек за столом…
Катя подумала, что это переодетый мужчина в женском платье. Так ей сначала показалось. Потом она пригляделась – нет, фигура женская, округлая, но…
Ах, памяти незабвенной Кончиты Вурст – бородатой певички с Евровидения, – у человека в женском платье имелась густая каштановая борода. Каштановые волосы струились по плечам. Пестрое платье из джерси спереди разорвано и все тоже залито зеленым.
– Грудь болит вот здесь. Он прямо в грудь меня бил ногой специально. Я когда упала…
Голос… голос – женский, очень мягкий, немного низковатый, исполненный боли и страдания.
Катя сразу поняла – перед ней женщина.
– Пишите заявление, Кора, – сказала Лиля Белоручка. – Марина, и вы тоже. – Она подвинула к женщине-карлику лист бумаги и дала шариковую ручку.
– Лиля, что у вас тут происходит? – спросила Катя.
Лиля лишь глянула на нее, скулы очертились еще резче под тонкой кожей.
– Может, не надо писать никакого заявления? – спросила Кора.
– Пишите заявление, мы возбудим уголовное дело о нападении на вас.
– На меня дважды уже нападали до этого. Я не обращалась в полицию. Один раз вечером в переходе на лестнице так толкнули сзади. Я грохнулась, боялась, что ногу сломаю. А сегодня мы с Маришкой вышли из такси… Я даже не видела их – как они на нас налетели. Один что-то про Лигу кротких против Содома орал и ударил меня. Я упала на колени. А он меня ногой в башмаке в грудь вот сюда… Грудь болит… и еще в промежность ударить пытался, думал, наверное, что у меня там яйца, как у мужчины. – Та, которую звали Корой, рассказывала все это медленно, словно с усилием. – Я согнулась, а он меня сверху ударил склянкой с зеленкой. Вот теперь вся зеленая буду. Орал, что я трансвестит бородатый… А я женщина – такая же, как вы и вы.
Кора обернулась к Кате. Глаза – темные, полные муки и слез. Борода…
– Я знаю, – сказала майор Белоручка, – пишите заявление о том, как на вас напали.
– Я женщина. Я никаких операций себе не делала. И пол не меняла. Он, тот, кто бил меня, наверное, решил, что я пол меняла. А я – никогда. Таких, как я, прежде в цирках показывали в шоу уродов…
Катя смотрела на бородатую женщину по имени Кора.
– Да, в шоу уродов, – повторила та, – это ведь уродство… Я раньше все эпиляцию делала. Все пыталась избавиться. Но уж очень густо растет. Это генетика такая жуткая, наследственность… Косметолог сказал, что бороться невозможно. Раздражение пошло по всему лицу на коже сильнейшее. Так и до рака кожи может дойти. Так что я эпиляции забросила. И теперь хожу вот так. Уж какая есть. – Кора прижала руку к груди. – Ох, болит сильно… Да, я хожу такая, какая есть, как меня природа-мать создала-изуродовала. А он… этот, из Лиги, бил меня ногами… А я все равно не стану бороду сводить, потому что эпиляция не помогает. И еще по одной причине.
– По какой? – спросила Лиля Белоручка.
– По той, что… ну надо же как-то всему этому сопротивляться. Противостоять.
В пятом кабинете наступила пауза.
– Пишите заявление, пожалуйста, – в который уж раз попросила Лиля, – и я сделаю все, что смогу.
Карлица по имени Маришка склонилась над листом бумаги. Бородатая Кора тоже взялась за авторучку.
– А как писать? – спросила она.
– На имя начальника ОВД. Заявление. Пишите в произвольной форме, все подробности, как на вас напали. А потом вас, Кора, отвезут в больницу на освидетельствование. Надо снять и зафиксировать наличие побоев. – Лиля внешне казалась бесстрастной.
– Меня не били, но зеленкой облили, – тоненьким детским голоском сообщила карлица Маришка. – Это когда я его от Коры оттащить пыталась. Он совсем озверел, этот мужик. Что-то про либерастов-педерастов орал. Хорошо, что Кора в этот раз серьги не надела. А то бы из ушей вырвали, мочки бы разорвали к черту.
Лиля кивнула Кате – пойдем выйдем, пока потерпевшие будут писать заявления.
Катя молча повиновалась подруге.
Они прошли в дежурную часть. Рыжий парень из Лиги кротких сидел на стуле под охраной патрульного. В глазах – бешенство.
– Вы что тут себе позволяете? – прошипел он. – Вы начальник, да? Я спрашиваю – вы начальник?
– Я начальник, – Лиля выпрямилась во весь свой маленький рост.
– Я протестую! За что меня задержали? Это их надо задержать за непотребство! В таком виде – в платье средь бела дня разгуливает трансвестит-извращенец! Это оскорбление чувств, это разврат! Это торжество Содома и Гоморры!
– Прекратите кричать.
– Щас мой адвокат явится, так вот один звонок – самизнаетекуда, – и вас всех тут не станет. Всех без пенсии выгонят!
– У него на пальцах следы зеленки, – Лиля обратилась к дежурному, – фактическое доказательство. В камеру его.
– Меня в камеру? Извращенцев покрываете! – заорал рыжий истошно. – Лига кротких против Содома! Один звонок – и вас всех вон, вон бездельников, взяточников. Мы за порядок, мы за идеальный порядок и за торжество морали. А вы берете под защиту этого развратника, этого грязного вонючего трансвестита…
– И трансвестита я возьму под защиту против вас, – сказала Лиля, – только она – потерпевшая, на которую вы напали, избивали и облили зеленкой, она не трансвестит. Она женщина.
Рыжий из лиги поперхнулся слюной.
– Она женщина, – повторила Лиля, – ты на женщину напал. У женщины физический недостаток. Фактически она инвалид. Ты напал на женщину. Никакой адвокат тебе не поможет. Я тебя посажу. Слышишь ты, подонок, я тебя посажу!
– Лиля, Лиля, спокойнее, – Катя взяла подругу за локоть, – держи себя в руках.
– В камеру его, – приказала майор Белоручка, – а потерпевших на освидетельствование в больницу. И не сметь при них ухмыляться или пялиться на ее внешность. Слышите вы?
– Да мы и не пялимся, – вздохнул дежурный, – охо-хо…
– Тот, второй задержанный, бывший десантник, где?
– Он в уголовке, мы пока его не допрашивали.
– Я сама его допрошу, – сказала Лиля и снова кивнула Кате: пойдем со мной, моя подруга.
Моя милая подруга, что предостерегает и советует держать себя в руках…
Они поднялись по лестнице на второй этаж, в отдел уголовного розыска. В одном из кабинетов под присмотром хмурого пожилого опера, годившегося майору Белоручке в отцы, еще один задержанный. Толстый, здоровенный мужчина в спортивной куртке-бомбере. Под курткой – тельняшка. В пудовом кулаке смятый голубой десантный берет.
– Ваша фамилия Мамин? – спросила Лиля.
– Мамин я, Олег. Слушайте, давайте во всем разберемся нормально, по-хорошему, – сказал парень в тельняшке басом.
– Давайте по-хорошему. – Лиля присела на краешек стола. – Вы потерпевших вроде как не били.
– Я их пальцем не коснулся.
– Ну да, в сторонке стояли, наблюдали.
– Вы поймите меня. Я вообще ничего такого не хотел. Думал, у нас просто пикет от Лиги кротких. Они обращаются иногда, ну, за поддержкой. Они вроде как такие богомольные там, правильные все из себя. Он, этот, из Лиги, как увидел их, стал орать про непотребство, про то, что трансвестит ребенка совращает, с ребенком среди дня разгуливает, переодетый в женское платье. Я сначала не врубился, думал, правда – девчонка. Потом пригляделся, а это женщина взрослая, только карлица.
– Покажите руки, – попросила Лиля.
Парень в тельняшке вытянул вперед ладони.
– Чистые. – Лиля кивнула.
– Да не трогал я их.
– Вы в армии служили?
– Да.
– В десанте?
– Ну, так.
– Защитник слабых, герой.
– Да я…
– Она женщина, – сказала Лиля, – она не трансвестит. Она женщина с физическим недостатком. У женщины избыточный волосяной покров на лице, борода растет. Она вон говорит – раньше таких уродов в цирке показывали. Думаете, легко ей это говорить? Жить с внешностью такой?
Парень в тельняшке моргал глазами.
– Женщина? – спросил он тупо.
– Женщина с физическим недостатком, по сути и так жестоко наказанная природой, жизнью. А вы на нее напали. Унизили публично, избили, облили зеленкой этой поганой!
– Да я думать не думал…
– Вот что, Мамин, я к вашей совести взываю и к вашему сердцу. – Лиля смотрела на парня. – Я не знаю, кого вы там поддерживаете, какую Лигу кротких… Я к вам обращаюсь сейчас как к нормальному человеку, как к мужчине. Этот из Лиги несколько раз ударил женщину с физическим недостатком ногой прямо в грудь. Фактически бил инвалида. Вы это видели?
Парень в тельняшке молчал.
– Я еще раз обращаюсь к вашей совести, Мамин. Совесть у вас есть?
Парень комкал в руке голубой берет.
– Да, – произнес он хрипло, – я видел.
– Вы дадите показания? – спросила Лиля. – Мне нужно, чтобы вы дали показания как свидетель.
Парень кивнул. Но тут же отвел глаза.
– Тогда я вас сейчас допрошу на протокол. – Лиля взяла у оперативника папку с протоколами.
Катя вышла из кабинета. Не надо им сейчас мешать. Допрос непростой. Она спустилась вниз и открыла дверь пятого кабинета – как там дела у потерпевших?
Карлица Маришка и Кора сосредоточенно писали заявления. Обе подняли головы. Катя смотрела на Кору – платье все в зеленке и разорвано спереди, теперь на помойку пойдет.
– Тут прохладно, фрамуга открыта, – сказала она. – У вас есть пальто или куртка? Накиньте.
Кора заворочалась на стуле, и тут же лицо ее исказила гримаса боли. Она снова приложила руку к груди.
– Ох, больно… дышать тяжело.
– Вас врач осмотрит в больнице.
– Я вообще-то Надежда по паспорту. Кора – это для клуба, для сцены.
– А вы что, в ночном клубе?.. – спросила Катя.
– Ага, – карлица Маришка кивнула, – на Ленинградском проспекте. Клуб «Шарада». Там все собираются. Иногда гей-вечеринки устраивают, но в общем там все. Нам предложили. А что? А куда еще таким, как мы, идти? Кора поет, а я официанткой. Там разный народ – и трансвеститы тоже, и натуралы, и просто парочки веселые.
– Вы поете? Голос хороший? – Катя улыбнулась Коре.
– Под караоке только, – та покачала головой, – нет у меня голоса. Это идея администрации клуба, ну, после Кончиты с Евровидения. У нас, мол, в «Шараде» тоже своя женщина-борода.
Женщина-борода…
Катя увидела, как на глаза Коры опять навернулись слезы.
– Вам надо быть осторожнее, Кора.
– А как? Паранджу, что ли, носить? – Женщина горько усмехнулась. – Я решила – будь что будет. Уж какая есть, какая в этот мир пришла.
– А вы тоже осторожнее, – тихо сказала Маришка. – Я вон слышала, когда нас сюда привезли в полицию, этот, из Лиги, орал как бешеный, что, мол, у него связи, что позвонит, и вас всех уволят. Майора, вашу подругу… Спасибо ей, защитила нас. И патрульные вмешались. Мы хоть и уроды, хоть и не такие, как все, другие, – Маришка смотрела на Катю, – а добро помним.
– Вы дадите показания как потерпевшие. И есть еще один свидетель нападения на вас, – сказала Катя, – майор Белоручка поедет к судье. Будет добиваться, чтобы этого типа взяли под стражу. Я надеюсь, судья во всем разберется.
Карлица и бородатая женщина молчали. Потом склонились каждая над своим листом бумаги – писать заявление дальше.
Катя покинула пятый кабинет – пусть пишут одни. Стояла у окна в коридоре, ждала Лилю.
Та появилась не быстро.
– Пойдем ко мне, – сказала она.
Кабинетик оказался маленьким и тесным. Несмотря на то, что майор Белоручка получила повышение, не разжилась она просторными служебными хоромами.
– Рада тебе ужасно, – Лиля слабо улыбнулась, – только вот не думала, что встретимся в таком бардаке.
– Мамин дал показания? – спросила Катя.
– Дал. Но ты сама знаешь – сегодня дал, завтра отказался… Но я это дело до конца доведу. – Лиля постукивала маленьким кулачком по коленке.
– Тебе форма очень идет, – сказала Катя, – форма красивая.
– Новая форма красивая, – согласилась Лиля, – но некоторые все равно увольняются.
Катя молчала.
– Как дома дела? – спросила она потом.
– Ничего, все путем.
– Муж твой все в экспертах?
– Нет, – Лиля покачала головой, – как раз он уволился. Теперь в одной частной фирме медицинской. Услуги определения отцовства по ДНК. Он в этом дока, ты же знаешь.
– Я помню его, – Катя улыбнулась. – Я думала – вот вы с ним поженитесь, и у вас будет куча детей.
– Мы тоже так считали. А теперь… Нет, насчет детей я сейчас что-то уже не загадываю.
Катя и на это не знала, что сказать.
Если только то, что и она представляла свою встречу с подругой и коллегой совсем не так.
– Потерпевших сейчас в больницу повезут фиксировать побои, – сказала Лиля. – Слышала, что эта Кора говорила?
– Да, что на нее не раз уже нападали.
– Она говорила, что надо противостоять. Я вот одного не понимаю. Почему где-то все проходит в форме карнавала, прикола – перформанса, пусть и эпатажного, и может, странного на первый взгляд и не совсем пристойного, но веселого, черт возьми, как с этой бородатой певичкой Кончитой… А у нас все сразу превращается в мрачный кровавый мордобой, в разборку, когда женщину бьют ногами в грудь и трансвестита бьют в промежность, – Лиля закрыла глаза. – Эта Кора сказала, что пытается сопротивляться. А я подумала – я сейчас все Анну Ахматову читаю… Она считала, что человек в некоторых вопросах, если они истины касаются, должен оставаться твердым. Помнишь ее стихотворение Сталину после того, как ее сына арестовали? Она написала стихотворение о том, как к падишаху, отведавшему на пиру ягненка, явилась в образе черной овцы – матери ягненка, и спросила: по вкусу ли был тебе мой ребенок, о падишах? Знаешь, я вот подумала, что женщины иногда выбирают своеобразный путь, чтобы противостоять тирании. Одна является к тирану во сне в образе черной овцы-матери. Другая отращивает бороду и ходит так по городу, не удаляет волосы в салоне эпиляции, несмотря на то, что на нее нападают и бьют.
Катя слушала подругу. Лилька Белоручка читает Ахматову, находит время на стихи.
– Тебе не стоит об этом случае писать, Катя, – сказала Лиля. – Я сама уж как-нибудь тут буду сражаться.
– Честно говоря, я приехала совсем по другому делу, – ответила Катя. – Вообще-то я очень хотела с тобой увидеться после твоего перехода сюда с Петровки. И просто искала повод. Прочла в сводке об убийстве: тут у железнодорожной станции велосипедиста застрелили. Вот я и поехала к тебе. Наверное, не бог весть что за дело, бытовуха или грабеж, да?
– Да нет, на бытовуху или грабеж это не похоже. Парень имел с собой деньги, их не взяли. Всегда знала, что у тебя есть оперативное чутье.
– Нет, что ты, Лиль, я просто… А что с этим убийством, что-то не так?
Лиля внимательно глянула на Катю.
– Да как сказать… – ответила она.
Глава 8
Убийство возле станции
– Лиля, я только в общих чертах знаю, что в сводке прочла, – сказала Катя. – Там написано, что некий Фархад Велиханов, уроженец Уфы, ехал вечером на велосипеде тут у вас в Прибрежном к железнодорожной станции и схлопотал пулю в спину.
– Две пули, – ответила майор Белоручка, – согласно судмедэкспертизе смерть наступила от первого выстрела, пуля в сердце попала, но ему уже мертвому еще и в голову выстрелили.
– То есть контрольный выстрел?
– Контрольный, чтобы уж наверняка.
– Я решила, что это нападение с целью ограбления, – сказала Катя.
– Деньги при нем остались, то есть не наличные, а карточка банковская. Ни ее, ни бумажник у него не взяли.
– А он вообще кто? Гастарбайтер? На строительстве в Прибрежном работал?
– Парень снимал в Москве что-то типа койко-места в квартире с другими приезжими. Мы проверили. – Лиля открыла сейф и достала тоненькую папку. Потом оттуда же из сейфа достала флешку и подключила ее к ноутбуку. – Вроде как учился в Москве то ли дизайну, то ли искусству. Как вечный студент. А на учебу деньги зарабатывал. Он работал в Прибрежном водителем в одной богатой семье. От них в тот вечер как раз и возвращался. Торопился на электричку в Москву. Пока не много у меня информации, неделя еще не прошла с тех пор, – Лиля включила ноутбук. – Вот что узнать удалось: он водил машину «Ауди» в качестве личного шофера некой Евгении Савиной. А в тот вечер он забрал «Ауди» из сервисного центра, там какой-то ремонт делали небольшой, и перегнал ее сюда в Прибрежный, в их дом, и поставил в гараж. А сам на своем велосипеде отправился к станции. И по дороге был убит.
– Хулиганы местные? Напали на гастарбайтера? – предположила Катя.
– Возможно, только хулиганы с битами, с кастетами. А тут у нас пули от пистолета «ТТ». Гильз мы так и не нашли.
– Ну понятно, там же лесная дорога к станции, просека?
– Аллея. – Лиля открыла в ноутбуке файл с фотографиями с места происшествия и повернула экран к Кате. – Вот, смотри. Тело обнаружили только в половине шестого утра, пассажиры шли с первой электрички из области. И наткнулись. Всю ночь шел дождь. Мы осмотр делали сначала рано утром при свете фар от наших машин, потом уже днем. Искали гильзы с металлоискателем – и ничего не нашли.
Катя смотрела на снимки в ноутбуке.
Велосипед в кювете…
Асфальтовая дорожка – вся в глубоких лужах.
Тело…
Мертвец, лежащий в луже ничком.
А вот его перевернули в ходе осмотра – молодой, темноволосый. Смерть не красит.
– А вот так он выглядел на фото паспорта, – Лиля показала новый снимок.
Молодой, темноволосый, серьезный, как на фото для документов, но очень симпатичный парень.
Фархад из Уфы.
– А эти его богатые работодатели что говорят? – спросила Катя.
– Я Евгению Савину сюда вызывала в ОВД. Беседовали мы с ней. Она очень расстроена смертью своего водителя. Хвалила его – мол, такой исполнительный, вежливый, аккуратный. Сказала, что его нашел и нанял ее муж – через Интернет. Она сама за руль не садится из-за какой-то старой истории с автомобильной аварией. В день убийства она его не видела, он просто забрал машину из сервисного центра и перегнал к ним домой.
– А муж ее что сказал?
– Его я пока не допрашивала. Я к ним в дом приехала, но там лишь горничная-иностранка. Филиппинка, – Лиля усмехнулась, – совсем по-русски почти не понимает. Я лишь добилась от нее, что этот Фархад-шофер действительно в тот вечер пригнал к ним в гараж машину из сервисного центра. И сам поехал на велосипеде домой. От ужина отказался, взял на кухне только бутерброд с мясом. Я про время спросила – когда он точно приехал на машине. Так она на часах мне цифру восемь показала. А убит он был спустя полчаса-час, то есть где-то в районе девяти. Но тело обнаружили, как я уже сказала, лишь наутро, а это нам дополнительные сложности создало во всем. Там еще в доме находился хозяин… Отец семейства. Но меня к нему горничная не пустила – его как раз то ли врач семейный консультировал, то ли медсестра уколы делала в тот момент. Он инвалид, прикован к креслу. С ним в другой раз побеседовать придется.
– Слушай, Лиль, на парня просто напали. Или хулиганы, или грабитель. То, что карточку не взяли, кредитку, так их спугнуть мог кто-то. Вроде как рядовое дело, – сказала Катя. Она внимательно смотрела на подругу. – Нет?
Лиля прищурилась.
– А что не так-то? – не унималась Катя.
– Мы искали гильзы с металлоискателем. И мы ничего не нашли.
– И? – Катя недоумевала. – Это же лесная аллея, дождь шел, могло смыть.
– Могло смыть, только…
– Лиль, я же вижу, ты это убийство отчего-то простым не считаешь. Какие основания-то?
– Никаких оснований, – Лиля покачала головой, – и доказательств никаких. И фактов нет.
– Тогда в чем проблема?
– В некоем фантоме.
– В каком фантоме?
– В предчувствии.
– В предчувствии?
– Моем, личном предчувствии, что это не простое дело.
Катя смотрела на подругу. Да, да, как и в том случае с убийствами на бульварах, когда они работали с Лилей вместе. Но там происходило все так демонстративно, устрашающе, громко. А тут так тихо…
Вечерняя аллея, дождь, велосипедист – гастарбайтер-шофер…
– Тогда объясни мне толком, – попросила Катя, – что тебя настораживает в этом деле?
– Два других случая в Москве.
– Два других убийства?
– Ага, – Лиля кивнула, – я о них узнала через МУР. Никто никакой связи не видит, никаких параллелей не проводит. Дела уголовные расследуются автономно, никто их объединять не собирается. Одно убийство совершено 3 сентября, второе 29 сентября. В разных районах Москвы. Первое на парковке на Ленинградском проспекте около двух часов ночи. Второе около девяти вчера во дворе многоэтажного дома на Ленинском, почти у самой МКАД, там стройки везде и дом новый, лишь наполовину заселен, квартиры не раскуплены.
– А кто убит?
– Первая жертва – сын богатых родителей, некто Василий Саянов, девятнадцатилетний студент.
– Как и этот Фархад-водитель.
– Ну что ты, нет. Саянов в Лондоне учился. Потом вернулся, поступал в театральный вуз, но не прошел, попал в сентябре на какие-то актерские курсы. А 3 сентября его убили в собственной машине «Инфинити» – два выстрела с близкого расстояния в упор.
– А вторая жертва?
– Некая Анна Левченко двадцати семи лет, известный блогер. Писала на разные актуальные темы, иногда политические. Участвовала в митингах и пикетах. Ее тоже застрелили в ее собственной машине «Кашкай». Два выстрела в упор с близкого расстояния. Причем заметь – в доме том, на Ленинском, она не проживала, она в Кузьминках жила, с матерью и бабушкой.
– С шофером Фархадом вроде как ничего общего у этих людей.
– Вот именно. Ничего общего. Хотя я пока не проверяла, – Лиля открыла новый файл, – лишь две вещи все это объединяет, пусть и очень шатко.
– Какие?
– И Саянов и Левченко убиты из пистолета «ТТ». И в их машинах гильз тоже стреляных от пистолета не найдено. Хотя по всему гильзы в таком малом закрытом пространстве, как автомобиль, должны были быть. Если только кто-то их специально не забрал, чтобы усложнить идентификацию оружия.
– А ты в МУРе с кем-то из бывших коллег связывалась после убийства на аллее? – спросила Катя.
– Нет. Тут и в главке-то нашем областном мало кто этим убийством заинтересовался. Никто из начальства не приехал. Следователь, я и наши из отдела – вот и вся опергруппа. Водитель-гастарбайтер… Цаца не великая.
– И я на это убийство обратила внимание лишь потому, что оно тут у вас в Прибрежном и ты теперь здесь. Как повод, – вздохнула Катя. – Только это тебя настораживает?
– Только это пока. А проверять будет непросто.
– Почему?
– Ну эта девушка, Евгения Савина, хозяйка машины «Ауди», она вроде вообще никто – мужнина жена, нигде не работает. Но, как я узнала, она племянница госпожи Лопыревой.
– Кого? – спросила Катя.
– Раиса Павловна Лопырева – дама, приближенная к политике. Порой по телику мелькает.
– Видела ее как-то по телевизору. Так Савина ее племянница?
– И падчерица одновременно. Потому что эта ее тетка Лопырева сейчас замужем за ее отцом – Кочергиным.
Катя откинулась на спинку стула.
– Девичья фамилия Евгении – Кочергина?
– Да, а что?
– У тебя есть ее фотография?
– Видеозапись допроса, она же сюда ко мне приезжала, а у нас тут камеры, сама знаешь. – Лиля нашла в ноутбуке новый файл.
Катя смотрела на кадры видеозаписи.
Хрупкая блондинка в синем платье из кашемира с дорогой сумкой.
Читать бесплатно другие книги:
