Тайные смыслы Второй мировой Кофанов Алексей

Курская дуга

Первые два года немцы обладали стратегической инициативой: били, как хотели, а мы лишь реагировали. Частично переломить это удалось под Москвой, но затем они вернули свое преимущество. Летом 42-го они снова на юге били первыми — и лишь немногие догадывались, что к Волге их заманивает Сталин. Большинство историков и сейчас со мной заспорит…

Как бы то ни было, казалось, что решают немцы.

А вот к лету 1943-го вышла «ничья»: мы еще не перехватили инициативу, но враг уже ее утратил. О чем я?

Вот изгиб фронта, известный как Курская дуга (см. с. 457):

Близилось лето, а именно в тепле и комфорте немцы привыкли наступать. Ну-ка, взгляните на карту: что бы вы сделали на их месте?

— Подсечь с двух сторон Курский выступ — и окружить! — скажет любой, кто читал эту книгу хоть отчасти внимательно.

Верно. Это сразу приходит в голову.

Но позвольте: у вас есть военное образование? Вы стратег? Провели десятки успешных наступлений? Ведь нет!

«Срезать выступ» — первая мысль любого дилетанта.

Самое смешное, что немцы стали действовать именно так, без фантазии, без творчества. Их оперативное искусство куда-то улетучилось… Однако этот примитивнейший план (разработанный в апреле) они назвали помпезно: операция «Цитадель».

Наша разведка об этом плане сообщила — но и так все было ясно. Я даже подозреваю, что Сталин нарочно приказал создать Курскую дугу, чтоб навязать немцам следующий шаг.

Конец весны мы строили на дуге глубокоэшелонированную оборону; скрыть такие работы невозможно… Иначе говоря, мы знали намерения немцев, а они знали, что мы их знаем. Ничья.

Оборона вышла нешуточная. [524]

Траншей и ходов сообщения по периметру дуги наши солдатики[250] отрыли общей длиной 9,2 тысячи километров — как от Москвы до Майами! Оборонительные полосы имели 120–200 км в глубину. Перед ними саперы заложили сотни тысяч мин, а также построили 2000 км дорог, 686 мостов; под Курск доставлено больше 300 000 вагонов с техникой и прочими грузами.

На дуге сконцентрировали армаду войск, которые кроме рытья укреплений еще и постоянно тренировались. Опыт подсказал новую тактику артиллерии. Раньше пушки ставили в линию, а теперь их разместили группами (противотанковыми опорными пунктами) через каждые 600–800 метров. Прорываясь между ними, вражьи танки подставляли снарядам свои относительно слабые борта.

Немцы тоже готовились всерьез. Прежде всего, разработали стальных монстров — новые танки «тигр»[251], «пантера» и самоходку «фердинанд». Ни наши танки, ни полевые орудия не справлялись с их лобовой броней… Т-34 с пятисот метров пробивал лишь борт «тигра», а тот с двух километров мог поражать даже лоб «тридцатьчетверки»!

«Тигр-I»

Но зато у нас создали ПТАБ (противотанковую авиабомбу) весом всего в полтора килограмма, которая легко прожигала «крышу» танка. Их сериями сбрасывали со штурмовиков Ил-2 над танковыми колоннами — и уцелеть у немцев практически не было шансов. Вплоть до Курской битвы ПТАБы были строжайше засекречены.

Немцы тоже усилили авиацию: истребитель FW-190 и пикировщик Ju-87 снабдили пушками, «крышу» наших танков они пробивали. Вдобавок изобрели радиоуправляемую танкетку, которая катила перед собой тяжелые валы. От их веса взрывались наши мины, расчищая дорогу танкам…

Курская битва стала испытанием для новых технологий.

Разведка узнала время наступления немцев: 5 июля, 03:00. И наши, даже не успев получить одобрение Сталина, провели контрподготовку: упредив противника на полчаса, обстреляли из пушек его приготовившиеся к атаке части. Врага это не остановило, но изрядно ослабило.

Впрочем, поначалу немцы двигались успешно. На южном фасе дуги Воронежский фронт строил оборону несколько месяцев, но II танковый корпус СС преодолел ее всего за… 17 часов! Пришлось бросать навстречу танки. [525] Это к вопросу о том, можно ли было избежать катастрофы 22 июня, перекопав весь запад СССР глубокоэшелонированной обороной… Всё равно прорвали бы.

Полчища танков взметнули в небо тучи пыли от пересохшего чернозема. Добавился дым пожаров и выхлопов. И командовать пришлось наугад: было не видно, что происходит!

12 июля немцы вышли к Прохоровке, и на поле возле нее состоялось знаменитое встречное танковое сражение. Вспоминает генерал П. Ротмистров:

«Смотрю в бинокль и вижу, как справа и слева выходят из укрытий и, набирая скорость, устремляются вперед наши славные „тридцатьчетверки“. И тут же обнаруживаю массу танков противника. Оказалось, что немцы и мы одновременно перешли в наступление. Навстречу двигались две громадные танковые лавины.

Через несколько минут танки первого эшелона наших 29-го и 18-го корпусов, стреляя на ходу, стремительной атакой пронзили боевой порядок противника. Гитлеровцы не ожидали встретить такую большую массу наших боевых машин и такую решительную их атаку. Управление в передовых подразделениях врага было нарушено. „Тигры“ и „пантеры“, лишенные в ближнем бою огневого преимущества, теперь успешно поражались советскими танками Т-34 и даже Т-70 с коротких дистанций. Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь.

Это было первое крупное встречное танковое сражение: танки дрались с танками. В связи с тем, что боевые порядки перемешались, артиллерия обеих сторон огонь прекратила. По той же причине не бомбила поле боя авиация, хотя в воздухе продолжались яростные схватки, и вой сбитых, объятых пламенем самолетов смешивался с грохотом танковой битвы на земле. Отдельных выстрелов не было слышно: все слилось в единый грозный гул.

Напряжение нарастало с потрясающей яростью и силой. Из-за огня, дыма и пыли становилось все труднее разобрать, где свои и где чужие. Однако, имея даже ограниченную возможность наблюдать за полем боя и зная решения командиров корпусов, получая их донесения по радио, я представлял, как действуют войска армии. Что там происходит, можно было определить и по улавливаемым моей радиостанцией приказаниям командиров наших и немецких частей, отдаваемым открытым текстом: „Орлов, заходи с фланга!“, „Шнеллер!“, „Ткаченко, прорывайся в тыл!“, „Форвертс!“, „Действуй как я!“, „Вперед!“ Доносились и выражения, не публикуемые ни в русских, ни в немецких словарях.

Танки кружили, словно подхваченные гигантским водоворотом. „Тридцатьчетверки“, маневрируя, расстреливали „тигров“ и „пантер“, но и сами, попадая под прямые выстрелы тяжелых вражеских танков и самоходных орудий, замирали, горели, гибли. Ударяясь о броню, рикошетили снаряды, на куски рвались гусеницы, вылетали катки, взрывы боеприпасов внутри машин срывали и отбрасывали в сторону танковые башни».

На другой день «взору представилась чудовищная картина. Всюду искореженные или сожженные танки, раздавленные орудия, бронетранспортеры и автомашины, груды снарядных гильз, куски гусениц. На почерневшей земле ни единой зеленой былинки. Кое-где поля, кусты, перелески еще дымились, не успев остыть после обширных пожаров» [526].

Сражение под Прохоровкой стало легендой, мифом, сказанием. Как и в любом мифе, неясно, кто победил и какой ценой. Особенно сказочно гуляют в разных источниках цифры немецких потерь — от четырехсот танков до… трех штук. Наши потери «блуждают» скромнее, от 170 до 270 машин.

Но, даже если поверить немцам (что в том бою победили они), все равно это был лишь эпизод грандиозной Курской битвы. А ее общий итог таков: именно в день Прохоровского боя, 12 июля, наши войска перешли в наступление — и 5 августа освободили Орел и Белгород. Вечером того же дня в Москве громыхал первый салют: 12 холостых залпов из 124 пушек, расставленных на стадионах и пустырях по всему городу, чтобы слышно и видно было отовсюду. Столица ликовала, страна ликовала!

Салюты стали звучать регулярно. Следующий был 23 августа — в честь освобождения Харькова.

После Курской победы наши рванулись вперед почти всюду. В составе Западного фронта воевал и мой дед:

«31 августа 43 года началось наступление. Наша часть опять прорубила передний край обороны противника, впустив пехоту, артиллерию и танки. В этих боях наши войска окончательно освободили Смоленскую область и вышли в Белоруссию, Западный фронт переименован в Первый и Второй Белорусские (наш — Второй)[252].

Моя рота оставила тяжелое вооружение, взяла стрелковое — и была брошена в наступление. Ночью вошли в Белоруссию, атаковали одну деревеньку и захватили. Боеприпасы и продукты на исходе… Утром появились местные жители — в основном старухи и дети, начали общаться с нами — и вдруг вкатывается легковой „виллис“. Из него вышел командир нашего 154 УР генерал Антон Иванович Якимович. Какая нечистая сюда занесла?.. Отдаю рапорт, а он спрашивает у местных:

— Есть кто из Якимовичей?

— Нет никого, — отвечает одна бабушка. — Все давно в город уехали, они ведь грамотные были. А Антошка еще в Гражданскую в Красную Армию ушел.

Генерал говорит:

— Антошка-то — я… Благодарю, лейтенант, за освобождение моей родной деревни[253].

Оказывается, он после Гражданской был в деревне только на похоронах матери — вот его и не узнали.

А меня генерал запомнил.

Без серьезных боев мы дошли до реки Прони — но там застопорились чуть не на год: с октября 43-го по июнь 44-го. Немцы мобилизовали всё население и подготовили сплошную оборону. Перед мощным укреплением мы оказались в открытом поле, пришлось строить свою оборону, отражая нападения.

В середине ноября Якимович поручил мне (он произносил мою фамилию „Пушкаров“) провести разведку боем. Проня — река небольшая, но идти-то по льду! Ночью мы усилили лед хворостом и облили водой. Минули сутки. Следующей ночью тихо пошли, чтоб незаметно достичь рубежа атаки, дать команду артиллерии и атаковать. Но не успели: метров через 150 столкнулись с немцами, шедшими навстречу — с той же целью, вероятно. Началась заваруха, артиллеристы подключились, и вражеские тоже… В общем, бестолковщина. Получаю разрешение на отход, идем назад по льду — и вдруг я провалился в снарядную пробоину. Ночь, ничего не видно, меня под лед затянуло… На счастье, ниже по течению оказалась другая пробоина, и меня притащило как раз туда. Вынырнул, схватился за край, голоса слышу:

— Сюда упал комроты.

— Ну всё, где его найдешь теперь…

— Я здесь! — кричу.

Меня вытащили. Нашелся конь под седлом, меня посадили, и я прискакал в санчасть — но в хату войти уже не смог… Мой приятель врач Селенинов упаковал меня раздетого в ватный спальный мешок, дал выпить спирта и обложил грелками. Я спал почти сутки, потом еще два дня полежал — и лечение кончено. Стал бриться и заметил седые волосы на висках, а было мне без месяца 28…»

Дед скромно умолчал о том, что случилось через несколько дней. И я ничего не узнал бы, если б не нашел на сайте Министерства обороны один текст…

Нет, в масштабе войны ничего глобального дед не совершил, и в этой книге помещать такой документ, может, и излишне… Но это дорого лично мне! Да и небезынтересно.

НАГРАДНОЙ ЛИСТ

Пушкарев Степан Алексеевич, старший лейтенант, командир артпульроты 368 отдельного пуль-арт. батальона 154 укрепрайона, представляется к награде орденом «Красная Звезда».

Год рождения 1915, русский, чл. ВКП(б).

Краткое изложение личного боевого подвига или заслуг

Подразделение ст. лейтенанта Пушкарева, находясь на данном рубеже обороны, отразило пять вылазок немецкой разведки, нанося пр-ку большие потери. Ночью 30.11.43 ст. лейтенант Пушкарев поверял несение службы на рубеже. Ему доложили, что группа пр-ка до 50 человек движется к переднему краю обороны роты. Ст. лейтенант Пушкарев быстро выделил огневые средства для уничтожения группы и приказал без команды не стрелять. Подпустив пр-ка на 50 метров, выделенные средства открыли сильный огонь. Немцы, открыв беспорядочную стрельбу, начали отходить.

Ст. лейтенант Пушкарев, лично руководя огнем, загнал немцев на минное поле. Так, мастерски организовав оборону, ст. лейтенант Пушкарев не только не допустил пр-ка в траншеи, но и нанес ему большие потери. Замысел пр-ка не удался и в этот раз.

Ст. лейтенант Пушкарев широко развернул снайперское движение, лично готовил снайперов. Снайперами его роты уничтожено 30 солдат и офицеров пр-ка.

За умелое руководство боем старший лейтенант Пушкарев достоин представления к правительственной награде орденом «Красная Звезда». [527]

В июле 1944-го дед был награжден также орденом Отечественной войны I степени.

Предвестье Хиросимы

Думаете, англосаксы выжгли лишь два японских города? Нет. Истребляли мирных жителей они и раньше.

В ночь на 25 июля 1943-го началась операция «Гоморра» (намек на библейское уничтожение небесным огнем). Жертвой стал Гамбург. Время и место выбрали не случайно: в городе уже неделю было +30° и 30-процентная влажность воздуха. Жарко и сухо…

Сперва, ориентируясь по приборам, прилетели бомбардировщики «москито», [528] сделанные почти целиком из дерева и потому малозаметные для радаров. Они сбросили сияющие красным цветом маркерные бомбы. Вторая группа самолетов добавила бомбы осветительные и заодно новое противорадарное средство: множество полосок алюминиевой фольги.

Затем применили блокбастеры. Нет, не шедевры Голливуда… Изначально слово blockbuster («разрушитель квартала») означало сверхмощный фугас, полтонны и больше. А потом сбросили массу зажигательных бомб — напалмовых и термитных.

Последовательность ударов продуманна. Британские ученые заранее высчитали результаты, большую работу провели — жаль, нобелевку мира за это не получили…

Чтоб запалить пожары, дома надо «вскрыть». Каменные стены и кровли (черепица, металл) не горят; а вот если вытряхнуть содержимое домов (мебель, тряпки, людей всяких), то вспыхнет все это превосходно. Ученые свое дело знали.

Фугасы разворотили дома. Сорванные кровли «порхали в небе, как бумага», улицы засыпало горючим материалом. И от тысяч зажигательных бомб город вспыхнул. Затем добавили осколочных, дабы пожарные работать не могли… Чтоб не гасло, доблестные бритты подбрасывали в топку бомбочки еще несколько дней.

В ночь на 28 июля они наконец достигли желанной цели: огненного смерча.

Это не фигура речи. Массы раскаленного воздуха устремились ввысь на километры; разреженная среда стала всасывать со всех сторон воздух, насыщенный кислородом — генератором огня. Возник эффект тяги. Жар в эпицентре достиг 800°, ураган несся по улицам, таща в топку даже автомобили, вагоны и куски домов. Весь центр Гамбурга стал морем пламени высотой до пятидесяти метров.

Лишь 6 августа спасатели смогли приступить к работе, раньше жар был нестерпимым. Но спасать, конечно, было уже некого…

В некоторых уцелевших убежищах лежали невредимые трупы женщин, детей, стариков: смерч выжег весь кислород, и люди задохнулись. Убежища же в эпицентре не позволили опознать тела: их не было. Лишь слой вязкого человеческого пепла, кое-где лужицы застывшего металла.

Под руинами нашли 50 000 трупов. Сколько тысяч людей обращено адским пламенем в пепел, не узнает никто… Разрушено 250 000 зданий. За пять дней… Британцы намеренно жгли жилые кварталы.

Подобным образом они «цивилизовали» еще десяток мирных немецких городов. Вскоре к ним присоединились янки.

Вы спросите:

— Но ты же говорил, что немцы работали на англосаксов! Почему ж тогда хозяева так яростно бомбили своих слуг??

А вот почему: ко дню «Гоморры» уже стало ясно, что «Цитадель» провалилась, и победить нас немцы не смогут никогда. Не справились с банкирским заданием: погибнуть, истребив русских. Значит, пусть просто погибнут…

— Погоди, но ведь бритты бомбили Германию с самого начала, с 1939-го! — вспомните вы.

Верно. Однако смотрите на интенсивность бомбежек.

Бомбы, сброшенные союзниками на Германию (в тоннах) [529]

В 1943-м — резкий рывок. Немцы не поняли намека и в 1944-м продолжили отступать, и тогда англосаксы стали мстить им за это с дьявольской яростью.

Была и вторая цель.

Бомбежки продемонстрировали остальным странам Европы англосаксонскую мощь. Руины Гамбурга, Дрездена и прочих городов намекали западным народам, что их ждет, если они не покорятся новым заморским хозяевам (которые владеют Европой по сей день).

В общем, если бы победил рейх, то на Нюрнберге военные преступники Черчилль и Рузвельт безусловно были бы повешены.

«Нормандия»

Теперь о другой союзной авиации.

Не все французы драпали и безвольно рыдали при входе нацистов в Париж. Нашлись и там настоящие мужики.

Наш старый знакомый (по Испании и разведывательному полету накануне 22 июня) Георгий Захаров теперь командовал 303-й истребительной авиадивизией — и именно ему подчинили команду французских пилотов. Слово Захарову: [530]

«В апреле 1943 года эскадрилья „Нормандия“ вошла в состав моей дивизии. Прибыла она в количестве 11 летчиков. Только через год, пополнившись большой группой добровольцев, французы имели в своем составе 61 летчика (55 самолетов).

Жили и воевали французские летчики в тех же условиях, что и наши. Пожалуй, в первое время им пришлось потруднее. По собственному опыту знаю, что воевать вдали от родины всегда тяжелее. Но кроме этой особенности были и другие. Будучи мужественными бойцами, имея прекрасную летную подготовку, французы, тем не менее, многому еще должны были научиться.

…Однажды группа „нормандцев“ вернулась с боевого задания. Старший группы доложил: вылет прошел спокойно, противник не появлялся, на обратном пути обнаружен полевой аэродром противника.

— И вы, увидев, что противник не ожидает атаки, не произвели штурмовку? — спросил я.

— Нет, мой генерал.

— Вы вернулись с полным боекомплектом?

— Да, мой генерал… — растерянно отвечал командир группы Жан Тюлян.

Было время обеда. В дни напряженной боевой работы мы, конечно, не считались ни с какими обедами и завтраками, но в обычной обстановке обед для бойца на фронте — святой час. Я посмотрел на майора Тюляна. Надо было знать этого человека, чтобы понять, как переживал он в ту минуту свою оплошность.

— Вы же боевые летчики и приехали сюда воевать! Не так ли?

— Да, мой генерал, — отвечал Тюлян.

— Немедленно заправить самолеты и вылететь на штурмовку! — приказал я.

Через несколько минут группа была в воздухе.

Вернулись французы возбужденные, разгоряченные. Они размахивали руками, смеялись, показывали, как горели вражеские машины, взрывались какие-то баки (очевидно, бензохранилище или цистерны). Они прекрасно выполнили приказ и были довольны.

Война не была снисходительной к французским летчикам. Из первого состава эскадрильи в живых остались трое: Герой Советского Союза Марсель Альбер, Герой Советского Союза Роллан де ля Пуап и ныне генерал-майор ВВС Франции Жозеф Риссо.

В начале июня как нельзя вовремя прибыло пополнение: летчики Пуйяд, Леон, де Форж, де Тедеско, Барье, Вермей, Матисс, Бернавон. Война есть война — происходит естественная убыль боевого состава. Однако терять „Нормандию“ мы не имели права. Нетрудно понять, сколь непросто было пополнять эту единственную на советско-германском фронте французскую часть.

Индивидуализм мешал летчикам „Нормандии“ до конца использовать их боевое мастерство. Воздушный бой они понимали как стихию, в которой каждый может вытащить печальный жребий. И если тебя постигла неудача — значит, сам виноват.

Первые же серьезные бои показали, что французским летчикам необходимо менять свои взгляды — как можно быстрее постигать тактику группового боя. Я пытался доказать, что несколько даже слабых летчиков могут сбить одного сильного, в какой бы первоначально выгодной позиции тот ни находился.

Французы слушали, но у меня осталось ощущение, что их внимание — скорее, признак воспитанности. Тогда на глаза мне попался березовый веник. Подняв его, я выдернул прутик и переломил его пополам. Летчики смотрели с удивлением. Я дал одному из них веник и попросил переломить его целиком. Летчик старался, но из этого ничего не получилось. Французы заулыбались: пример из старой русской сказки оказался наглядным».

Прерву пока Захарова.

Вот он, европейский индивидуализм! Да, французы в 1940-м сами легли под немцев, но с таким подходом даже честные патриоты были бессильны. Нападение мощного врага можно отразить только с русским мироощущением «сам погибай, а товарища выручай».

Урок пошел французам на пользу. В 1944-м полк перелетал на новый аэродром, пилоты везли своих техников. Опять слово Захарову:

«Самолет появился над полосой. Он словно ощупью пытался найти землю…

— Де Сейн, ты слышишь меня? Что случилось, Морис? Де Сейн, отвечайте!

В эфир летели тревожные русские и французские слова.

Де Сейн слышал. Де Сейн отвечал. У него обгорели руки и лицо. Он ничего не видел. Над головами сбежавшихся людей метался ослепший истребитель. Его пытались завести на полосу. Когда стало ясно, что посадить истребитель невозможно, де Сейну приказали набрать высоту и покинуть машину.

Но это был единственный приказ, который Морис де Сейн отказался выполнить. Как у всякого военного летчика, у него был парашют. Но в кабине, сжавшись за бронеспинкой, сидел боевой друг де Сейна Владимир Белозуб. Он не мог покинуть машину. И Морис де Сейн не бросил русского техника.

Они погибли на глазах у всего полка. Я не знаю другого случая из истории боевого товарищества между французами и русскими, в котором бы чистота человеческой души раскрылась столь полно, во всем своем нравственном величии.

Много лет спустя я встретился с матерью французского летчика. „Мой генерал, у меня был единственный сын, — негромко и небыстро говорила госпожа де Сейн, — и у него была возможность спастись. Да, — повторила она, — у него была возможность…“ Я подумал о том, сколько раз за все эти годы мать летчика мысленно возвращалась к той ситуации. „Но тогда бы на нашу семью легло пятно, — продолжала она. — Мой сын поступил благородно…“»

Красиво. По-мужски. По-русски.

Полк создан по инициативе де Голля — того самого, который стал президентом и единственный в Европе воспротивился американскому фашизму: Франция при нем вышла из НАТО и отказалась от доллара. Тоже крепкий был мужик и товарищество понимал по-нашему.

В полку служило 96 пилотов, 42 из них погибли. Четверо стали Героями Советского Союза. Полк сбил 273 самолета.

Вообще-то — капля в море. Нам французы помогли очень мало.

Это мы им помогли!

Помогли ощутить себя людьми, в отличие от большинства европейцев, которое покорно легло под банкирскую мафию. Потому Франция и сумела дольше окрестных стран сохранять независимость от Штатов.

В мае 1945-го французы возвращались домой. Капитан Франсуа де Жоффр вспоминал: «Это был мучительный день. Мы расставались с нашими механиками, с нашими „яками“. Даже самые суровые из нас не могли скрыть слезы». Младший лейтенант Жак Андре[254] опустился на колени перед своим самолетом:

— Ты спас мне жизнь и дал возможность получить боевые заслуги…

Они еще не знали, что Сталин решил подарить полку все его машины — сорок истребителей «Як-3»! 20 июня французы приземлились на аэродроме «Ле Бурже». [531]

Як-3

И опять слово Захарову:

«В 1968 году во Франции мне довелось принять участие в телепередаче, посвященной истории полка. Передача длилась почти четыре часа. Сначала был показан фильм „Нормандия-Неман“, потом в кадре остались ветераны полка; каждый, кто смотрел передачу, мог позвонить и задать вопрос. Самое удивительное, что во Франции мало кто знал о существовании полка „Нормандия-Неман“».

Поразительно! Страной тогда правил де Голль, но европейский менталитет все равно заставил французов забыть, что несколько десятков их земляков смогли стать настоящими товарищами и сражались на стороне русских!

Не хотелось им помнить такой позор…

USA ностра

10 июля 1943-го англо-американские войска без труда захватили остров Сицилия. Как им это удалось? Отвечает историк А. Тейлор: «Американцы опять вооружили мафию, сокрушенную фашизмом, и господство ее продолжается по сей день» [532].

Как говорится, с этого места поподробней!

Да, Муссолини сумел искоренить «крестных отцов». Крепкий все-таки был мужик, ему удалось. И если б не лег под Гитлера, а остался в стороне, как Франко[255], — глядишь, итальянская мафия так бы и сгинула.

Но вышло иначе.

Вторжением англосаксов фактически руководили крупные американские гангстеры Меир Лански и Лаки Лучано. [533] Второй — сицилиец, посаженный в 1939-м на 50 лет, но получивший теперь амнистию.

Бандиты восстановили «тесные связи со всемогущим главарем сицилийской мафии Калоджеро Виццини, доном Кало. Мафия расчищала путь американским войскам в Сицилии — и они почти без сопротивления дошли до Палермо. Мафия использовала все свое влияние, чтобы превратить наступление американцев в увеселительную прогулку. Были случаи, когда по приказу мафии капитулировали неприступные крепости.

Американские власти по достоинству оценили рвение дона Кало. Он был назначен мэром одного из городов и получил звание почетного полковника американской армии. 15 % личного состава, высадившегося в Сицилии, имели сицилийское происхождение» [534] — то есть попросту были членами коза ностры.

Смотрели фильм «Спрут»? Страшно? А кабы не янки, никакого «спрута» в Италии бы не было…

Англосаксы продолжили наступать. Тем летом они кроме острова захватили и юг континентальной Италии — и вдруг застряли на целый год, не шли дальше. Странно, почему?..

А, понятно, «генерал Мороз» помешал! Кто не знает лютой итальянской зимы!

Нет, ребята, всё проще. Севернее, во-первых, не было мафиозных традиций и «донов» так панически не боялись; во-вторых, там пришлось бы столкнуться не с итальянскими войсками, а с вермахтом. Вот янко-бритты и призадумались…

А высадка на Сицилии никоим образом не означала второй фронт. Ее цель — обеспечить судоходство по Средиземному морю, к английским колониям.

Патриотизм

Война позволила Сталину вернуться к нормальному русскому патриотизму. Совсем выбрасывать марксизм было нельзя: революция бы грянула. Но Верховный сумел свести это вредное учение к минимуму.

Вот некоторые вехи 1943 года.

В РККА восстановили погоны дореволюционной армии. Раньше это было немыслимо: «золотопогонник» считался классовым врагом!..

Возрождены кадетские корпуса — под именем Суворовских и Нахимовских училищ.

15 мая распущен Коминтерн. От троцкистской идейки «мировой революции» теперь и духу не осталось.

4 сентября Сталин принял церковных лидеров — митрополита Московского и Коломенского Сергия, митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия и патриаршего экзарха Украины митрополита Киевского и Галицкого Николая. Принял не просто так: спустя четыре дня митрополит Сергий стал патриархом Московским и всея Руси.

Патриарха в России не было с 1700 года (Петр Первый упразднил). Этот сан возродили… большевики в 1917-м — факт парадоксальный! Однако после смерти патриарха Тихона в 1925-м церковью правили местоблюстители. Так что Сталин вторично вернул стране статус православной державы.

И тут интересная деталь: в титуле прежних патриархов значилось «всея России» [535], теперь стало «всея Руси».

— Почему? — спросите вы.

Потому что Россией стали называть лишь РСФСР, а патриарх управлял церковью всего Союза.[256]

Русь — это и есть СССР, Большая Россия. Идея очень важная.

Летом 1943-го объявили конкурс на текст нового гимна страны (прежним был «Интернационал»). 14 декабря победил вариант С. Михалкова[257] и Г. Эль-Регистана:

Что здесь режет глаз каждому родившемуся в СССР? А вот что — нет привычных строчек:

Ни партии, ни коммунизма! Как же так?!

А так. Я же говорю: Сталин никогда не был марксистом — ну, может, лишь в ранней юности. Изображал марксиста, но упорно и последовательно выбрасывал из нашей жизни эту навязанную нам врагами идейку.

23 декабря 1943 года начальник «Смерша» В. Абакумов отправил Сталину секретное сообщение о реакции военнослужащих на новый гимн. Вот фрагменты оттуда.

Яковлев, генерал-полковник: «За границей это будут расценивать как шаг назад, как уступку союзникам, а на самом деле это не так. Ведь сколько таких шагов мы сделали за войну: комиссаров ликвидировали — ничего не случилось, даже лучше стали воевать, генеральские и офицерские звания ввели, погоны всем надели — дисциплину укрепили. Святейший синод создали, патриарха выбрали, Коминтерн распустили и, наконец, отменили „Интернационал“, и все это на пользу Родине».

Текмазов[260], генерал-майор: «Новый текст гимна учит любить Родину, отечество конкретно, а не вообще. Он складывает смысл понятия об отчизне, и главное, что Советский Союз сплотила Великая Русь. В гимне говорится об отечестве, и при этих словах рождается у каждого гордость за свой народ и союз всех народов советской страны».

Мотаев, инженер-полковник: «Наконец-то вспомнили про Великую Русь, а то ведь ее совсем забыли. Из русского лексикона это слово вычеркнули. Это было большой ошибкой».

Остроумов, подполковник: «Вот это я понимаю, действительно современный текст гимна. Приятно будет такие слова произносить, где выражается вся работа русского народа и наших вождей по созданию русского-советского государства. Теперь наши союзники призадумаются и будут еще больше считаться с нами. Впервые в истории будет так воспеваться русский народ».

Гнилобоков, майор: «Действительно, „Интернационал“ устарел. Его призыв „вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов“, — не отвечает действительности. Какие же мы рабы, мы люди Великой советской страны».

Федюнин, техник-лейтенант: «Многие слова старого гимна в наше время не имели того смысла, который в них заложен. Мы уже давно отжили в „мире рабов“, создали новое, свое отечество. Новый гимн лаконичен, прекрасен по содержанию, в нем отображены все чувства советского народа».

Некоторые думали иначе.

Ржевский, майор: «Замена „Интернационала“ произведена под давлением наших союзников. Наше Правительство идет на все, чтобы быстрее открыть второй фронт».

Ворков, майор: «Тут не обошлось без нажима Рузвельта и Черчилля, которые заставили товарища Сталина изменить наш гимн, так как в нем было сказано „весь мир насилья мы разрушим до основания“, что им не нравилось».

Нордкин, капитан интендантской службы: «В гимне проскальзывает возвеличение русской нации при замалчивании других наций. Темными элементами это может быть использовано как великодержавный русский шовинизм».

Мушников, майор ветеринарной службы: «Новый гимн не отражает сегодняшнего дня. В нем ничего не говорится о Коммунистической партии и о коммунизме, несмотря на то что это была наша основная цель» [536].

Марксизм пустил корни. Потому и нельзя было отбрасывать его сразу.

Бандеровщина

Тем временем Красная Армия освободила половину Украинской ССР. На следующей карте справа — линия фронта на начало лета 1943-го, слева — на конец этого года.