Звени, монета, звени Шторм Вячеслав
— И всё же я не нарушил клятвы. Ронан и воины Эората напали на нас, мы лишь оборонялись.
Густые черные брови Илбрека грозно сошлись у переносицы:
— Ну так они нападут опять! Будет ли Сильвест мстить за смерть своего ближайшего друга? Нетрудно сказать! Пойми, упрямец: все в Пределе уверены, что мы заключили военный союз, и Ард-Ри не исключение. Так зачем его разубеждать? Нет, мы должны ударить, и немедля. Не успеет завтра солнце опуститься до половины, как все рати севера соберутся здесь. Насколько я знаю Сильвеста, сейчас он движется нам навстречу. Ты знаешь свои земли также, как любой из нас — свои. Значит, для тебя не составит труда выбрать такое место для боя, которое бы давало преимущество нам и сковывало врага.
— Ты говоришь так, будто вопрос уже решен, — хмыкнул стоящий за моей спиной Фрэнк.
Илбрек прищурился:
— А это еще кто? Броэнах, в твоем доме что, так принято, чтобы слуги перебивали господ?
Я не успел ответить.
— Мышь не служит никому, а собака служит человеку, — медленно, словно нехотя, произнес Фрэнк. — Но значит ли это, что мышь достойнее или значительнее собаки?
Лицо Илбрека побагровело:
— Это я, что ли, мышь? — процедил он сквозь зубы. — Тогда как назвать того, кто скрывает лицо в темном углу, а острый у него только язык, да и то — за чужой спиной?
Все пришедшие со своим господином воины расхохотались; улыбки появились на лицах даже моих людей, присутствовавших в зале — властелин Дун Фэбар за словом в карман не лез.
Фрэнк вышел вперед и остановился на расстоянии двух локтей напротив Илбрека. Несколько мгновений оба молча сверлили друг друга глазами. Ох, только еще одой свары мне тут не хватало!
— Познакомься, Лоннансклех. Этот человек сегодня сделал для нашей победы ничуть не меньше тебя. Кстати, Ронана убил тоже он.
Мак-Аррайд демонстративно оглядел Фрэнка с ног до головы.
— Даже так? Что ж, тогда я рад приветствовать тебя, незнакомец. Как твое имя?
— Его зовут Дарэг Клив, Илбрек, — в дверях зала стояла знакомая всем фигура.
— Лаурик! — воскликнул я, не в силах сдержаться.
— Собственной персоной. Как видишь, Трен, я сдержал свое слово.
— Я нисколько в этом не сомневался. И благодарю тебя за своевременную помощь. — Мудрый махнул рукой:
— Пустяки. Все мы — и ты, и Илбрек, и я — служим одному делу. Именно оно и привело меня в твой дом.
— Клянусь жизнью, Лаурик, — наконец вновь обрел способность говорить Мак-Аррайд, — это была славная шутка, насчет Дарэг Клива!
В ответ Мудрый обвел долгим и тяжелым, как вина, взглядом всю группу северян и раздельно, делая паузу после каждого слова, произнес:
— Говорю один раз и больше повторять не буду. Я не шучу. Перед вами — Дарэг Клив…
— …вновь свалившийся с неба, — ухмыльнулся сын Илбрека Диан. — Только что-то уж очень долго он летел, семь веков прошло!
Губы Лаурика сжались, и он сделал в сторону юноши легкий жест кистью, словно отгоняя назойливое насекомое. Удар Фрэнка пришелся Диану в переносицу и опрокинул на пол.
— Назад! — страшным, свистящим голосом прошипел Лаурик, встав на пути у рванувшегося к моему телохранителю Илбрека.
— Да как он…
— Назад, я сказал! Я же предупреждал, что не шучу. Возблагодари Тех, Кто всё видит, что Посланник Четырех опередил меня, иначе твой щенок не отделался бы только сломанным носом! А если кто-нибудь еще в этом зале не доверяет моим словам, или они кажутся ему смешными — пусть выходит вперед.
— Еще никому не сходило с рук ударить по лицу члена рода Аррайд, — глухо произнес Лоннансклех.
— Еще никому не сходило с рук осмелиться воспротивиться воле Четырех или обвинить Их Уста во лжи! — в тон ему ответил Лаурик. — Не хочешь ли ты попытаться, Илбрек Мак-Аррайд? Только назначь перед этим того, кто поведет рати севера на битву с Ард-Ри.
Фрэнк с душераздирающим скрежетом обнажил меч. Я замер, впившись пальцами в подлокотники своего трона. Один неверный жест, одно неверное слово — и прольется кровь.
— Ты не оставляешь мне выбора, о Мудрый, — тяжело дыша, проговорил глава рода Аррайд. — После твоих слов мне остается или скрестить клинки с тем, кого ты называешь Дарэг Клив, или навеки потерять уважение своих людей.
— Вздор! — в гневе топнул ногой Лаурик. — Вот здесь сидит Трен Мак-Нейл, великий воин и великий вождь. Вот уже несколько лун делит он кров с Алым Мечом. Спроси его, осмелился бы он бросить вызов этому человеку?
— Клянусь Всеблагими, нет! — мотнул головой я, не дожидаясь ответа Илбрека. Не стал ждать его и Лаурик:
— Воины Нейлов! Вы слышали, что сказал сейчас ваш повелитель? Презираете ли вы его за эти слова?
Нестройный гул был ответом. Все мои люди, находящиеся сейчас в зале, неоднократно видели Фрэнка в деле. И все они были сегодня частью той стены, о которую разбился вал эоратских колесниц.
— Когда доблестный воин бежит от горной лавины или реки, вышедшей из берегов, спасая свою жизнь, — трусость ли это? — продолжал Мудрый. — Нетрудно сказать — нет! Потому что он заранее обречен на поражение, а смерть его будет глупой, бесполезной и принесет его роду не славу, но презрение. Я — Лаурик, прозванный Искусным, Мудрый Западного Предела, Уста Четырех, носитель Силы, что часть от Их Силы. Вы знаете меня. И я говорю вам: вновь, как и семь веков назад, Всеблагие послали в наш Предел того, кому суждено изменить историю. И как ваши предки семь веков назад были повержены Алым Мечом, так же повергнет он ныне ваших врагов!
Некоторое время в зале стояла мертвая тишина, потом ее нарушил голос Илбрека:
— Я склоняюсь перед волей Тех, Кто над нами, и благодарю их за оказанную мне честь. Прости меня, Лаурик, и ты, Посланец.
— Извинения твои приняты, Илбрек Мак-Аррайд, — медленно наклонил голову Мудрый. — Но хочу я, чтобы отринули ты и все люди твои последние сомнения. Знаете ли вы о том, кто такой Увенчанный Рогами?
Да, это имя было знакомо всем. Властелина Лесов и его небольшую армию беззаконников воспринимали как неизбежное зло, негласно признавая за ними право господствовать над лесами и болотами и собирать с них любую дань по своему усмотрению. Вот уже триста лет после бесславного похода Ард-Ри Финнабайра, закончившегося его смертью, никто не осмеливался тревожить изгоев на их территории. Отбивали набеги — да. Выкупали захваченных пленников и торговали — да. Но идти войной на тех, кому нечего терять, тех, кто и в смерти лишен Их благодати…
— Так внемлите мне: Четыре, в бесконечной благости Своей, открыли мне, что в этот час Этайн Певунья находится в лагере Увенчанного, в его доме, как пленница. Слушайте волю Четырех! В одиночку отправится туда Дарэг Клив, вырвет деву из лап тех, кто живет вне Благости Их, и доставит сюда. В этот зал. Через три ночи.
Герб. Воин
Я проснулся среди ночи от неясной тревоги. Будто в ушах зазвенел набатный звон колокола, предвещающего недоброе. Проклиная перебитые ноги, больше мешавшие, чем помогавшие, я кое-как сполз с убогого ложа, на котором проводил большую часть дня, и подбросил в очаг несколько больших кусков торфа. С трудом дождавшись, пока он займется и осветит комнату, я приник к окну, забранному крепкой решеткой, пытаясь рассмотреть или хотя бы услышать что-нибудь снаружи дома.
Небольшой сруб, в котором меня держали, стоял на востоке лагеря, вторым от частокола. Через единственное окно можно было увидеть лишь кусок стены находящегося впереди длинного дома. Сейчас об эту стену опирался рукой смутно различимый силуэт. Не иначе кто-то из лесных братьев перебрал хмельного. Стоит, отдыхает, сил набирается. Сейчас вот отдохнет и…
Я уже собирался было вернуться обратно, и тут от темноты ночи словно отделилась небольшая часть. У обуянного хмелем, да еще и стоящего лицом к стене воина не было никаких шансов — тень одним плавным движением перетекла к нему за спину, рывком за волосы задрала вверх голову, коротко взмахнула свободной рукой. Я на мгновение отпрянул в глубину комнаты, боясь неосторожным движением или невольным звуком выдать себя. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Кто осмелился ночью разгуливать по лагерю Увенчанного Рогами и резать глотки его людям? Неужели о моей участи стало известно дома, и Луатлав… Нет, невозможно! Конечно, я теперь полноправный член рода Мак-Сильвест, но из-за простого воина нападать на…
А что, если не из-за воина?
Этайн! Мудрый Лаурик был уверен, что Властелин Лесов держит в плену госпожу Ардкерра!
Совладав с собой, я вновь осторожно выглянул в окно. За это время убийца успел усадить свою жертву на землю, прислонив спиной к стене. Со стороны посмотреть — не выдюжил славный воин против пенного пива, сладкого меда и крепкой браги, пал в неравном бою. Вот как пал, так и сидит: ноги-руки раскинуты, голова бессильно на грудь свесилась, волосы лицо закрывают. Если постараться, можно и храп могучий разобрать — воображение послушно картину дорисует.
В этот момент убийца явно услышал что-то, неслышное для меня, и метнулся в сторону. Мое сердце бухнуло раз десять, и появился еще один лесной воин, на ходу сражающийся с застежкой пояса. Сделав несколько не вполне твердых шагов, он скрылся с глаз. А вот назад не вернулся. Зато через какое-то время вновь показался неизвестный. Сдается мне, что у противоположной стены появился еще один быстро остывающий «захмелевший».
Неизвестный немного постоял, прислушиваясь и приглядываясь. Какое-то время он смотрел прямо на окно моей тюрьмы. У меня внутри всё сжалось: нестерпимо хотелось окликнуть неожиданного союзника, подать хоть какой-то знак. Но нет, нельзя. По личному приказу Увенчанного меня сторожили и днем и ночью два воина, да еще и часовые, несколько раз за ночь обходившие лагерь, обязательно проходили мимо. Проклятая же решетка на окне была сработана на совесть — между толстыми бронзовыми прутьями, на длину ладони забитыми в дерево, невозможно было просунуть даже кисть. И всё же я решил рискнуть и осторожно помахал перед окном рукой.
Я так и не понял, увенчалась ли моя попытка успехом, но сразу же после нее неизвестный одним движением выхватил из-за правого плеча меч и, осторожно ступая, стал красться туда, где, как я знал, был вход в длинный дом. И вновь я не услышал ничего, как ни напрягал слух. Ни единого звука.
На этот раз убийца отсутствовал куда дольше. Ноги мои уже давно напоминали тупой болью о том, что им еще непривычны такие нагрузки, но сейчас я не смог бы не только отойти от окна, но и просто лишний раз пошевелиться.
— Ты что там делаешь?
Дверь в мое узилище распахнулась, и на пороге возник один из стражей с пылающим факелом в руке. Я медленно повернулся от окна, стараясь выглядеть смущенным и чуть испуганным.
— Не спится. Ноги болят. Хотел на звезды посмотреть…
Одним прыжком очутившись рядом, страж грубо схватил меня за плечо и швырнул на ложе. Я с трудом подавил стон.
— На звезды, говоришь? — Воин внимательно осмотрел комнату, не иначе выискивая спрятанное оружие, а потом поднес факел к самой решетке и принялся придирчиво изучать ее. Подергав за прутья и убедившись в их целости, страж выглянул в окно. Как и следовало ожидать, увидел он лишь стену напротив, да привалившегося к ней спящего.
— Везет же некоторым! — пробурчал воин с завистью в голосе. — Сторожи тут всякую полудохлую падаль, а…
Закончить он не успел — захрипел и сполз на пол, выронив факел и цепляясь разом ослабевшими руками за решетку. Я уставился на рукоять ножа, торчащую у него в спине, потом попытался медленно повернуть голову к входу.
— Дернешься — убью, — прошелестел холодный голос. — Лицом к стене!
Я подчинился. Дверь тут же мягко затворилась.
— Ты кто?
— Пленник.
— Сколько охраны?
— Постоянно в доме — двое. Есть еще ночной дозор, проходят мимо каждые три часа. Скоро должны быть.
Судя по голосу, неизвестный усмехнулся:
— Если это те, о которых я думаю, то очень не скоро.
— А кто ты? — рискнул спросить я. — Тебя послал Ард-Ри?
— Нет. И вопросы здесь задаю я. Знаешь, где держат женщину по имени Этайн?
Я уже хотел было сказать, что никакой Этайн тут и в помине нет, но потом раздумал. Мало ли, кто и для чего может разыскивать Певунью? Кем бы ни был неизвестный, но раз он не служит моему господину, то может оказаться врагом. А врагу ни к чему знать раньше времени, что под именем госпожи Ардкерра в лагере находится ее сводная сестра.
— Знаю, — кивнул я. — Точнее, догадываюсь, — и начал объяснять. Он слушал меня, не перебивая. Когда я закончил, хмыкнул:
— Похоже, не врешь… Ладно, сиди тут, как мышь. Наружу не высовывайся. Если всё пойдет, как я задумал, я за тобой вернусь. Если нет, поднимется тревога, — решай сам: или беги, или делай вид, что спал и ничего не знаешь. Когда я уйду, этого, — судя по всему, он имел в виду моего убитого стража, — вынеси во внешнюю комнату, к приятелю. Всё понял?
— Всё. Но вынести этого не смогу.
— Что так? На вид ты парень крепкий.
— Крепкий?! — Мой гнев был сильнее страха. Я повернулся к нему лицом. — Ты тоже на вид парень крепкий! Давай я тебе обе ноги перебью, вот тогда и посмотрим, кто из нас крепче!
— Тихо! — Незнакомец шагнул вперед с явным желанием заставить меня замолчать, но в последний момент передумал. За это время я успел увидеть, что он выше меня, шире в плечах, одет во всё черное, и даже лицо и руки старательно зачернены сажей.
Подойдя ко мне, незнакомец кончиками пальцев ощупал мои изувеченные ноги. Покачал головой.
— За что тебя так?
— Тоже хотел Этайн отбить, да не рассчитал малость…
— Вот оно что… Как, говоришь, тебя зовут?
— Бранн. Бранн Мак-Сильвест.
— Погоди-ка! Это не ты ли…
— Я.
Убийца призадумался.
— Ладно! — наконец решил он, расстегивая на убитом пояс с мечом и кинжалом и кидая мне. — Сначала я закончу свое дело, а потом разберусь с тобой. Делаем так, как я сказал сначала. Дверь я запру — на всякий случай. Один ты всё равно далеко не уйдешь, а так, может статься, тебя и не тронут. Если я не приду, то… — он немного помедлил, а потом решительно закончил, — …умри как мужчина!..
Сколько времени прошло с его ухода, я не знаю — то ли час, то ли век… И в один-единственный, неуловимый миг тишина за стенами моей тюрьмы лопнула, как мыльный пузырь. Со всех сторон на меня обрушились перекрывающие друг друга звуки.
Звон стали. Топот ног. Неразборчивые приказы. Проклятия. Крики изумления. Ярости. Боли. Крики, обрывающиеся резко, как резко гаснет свеча под неожиданно ворвавшимся в дом порывом ветра. Только что горевшая так ярко свеча, имя которой — человеческая жизнь.
Два или три раза кто-то невидимый для меня подходил к запертой двери, проверял засов, но вытащить его из пазов не пытался. И всякий разя, обливаясь холодным потом, до боли сжимал в кулаке кинжал — длинный меч для меня, искалеченного и ослабевшего, был слишком тяжел и неудобен — и рассчитывал, хватит ли оставшихся сил хотя бы на один-единственный рывок.
«Умри как мужчина», — сказал он мне на прощание. О Всеблагие! Я всю жизнь почитал Вас и верно Вам служил! Быть может, в последнее время я слишком часто докучал Вам своими глупыми просьбами, но у кого еще просить мне защиты и помощи? Молю, верните мне силы и здоровье хоть ненадолго! Дайте еще один только раз окунуться в кровавый водоворот сражения. Пусть даже я и не обагрю свой меч, пусть буду сражен первым же ударом, но паду воином! Мужчиной!
Вновь шаги за дверью. Тяжелое дыхание человека, бежавшего со всех ног. На этот раз засов — тяжеленный дубовый брус, который я сейчас, должно быть, даже не смогу поднять, — скрипит в пазах, выдвигаясь, и гулко бухает о дощатый пол. Я сжимаюсь, готовый прянуть вперед в тот же миг, когда распахнется дверь, поудобнее перехватываю кинжал. Не подведи, острая бронза, неожиданный союзник!
— Волчонок!
Остановиться! Замереть, не закончив движения!
— Мог Луйн?
Да, это он. Одетый лишь в штаны, босой, запыхавшийся.
В правой руке меч, в левой — факел.
— Хвала Судьбе!
— Не подходи!
Он наконец-то замечает кинжал в моей руке, глаза его удивленно расширяются:
— Что это зна…
— Не подходи! — еще раз хрипло повторяю я. Он качает головой. Конечно, жалкий бронзовый кинжал в руках калеки не испугает могучего воина, вооруженного длинным стальным мечом. Я вжимаюсь в стену, и тут Мог Луйн внезапно опускает оружие.
— Ты в состоянии идти?
Ответить я не успеваю. Громадная фигура, похожая на вставшего на дыбы медведя, возникает за спиной у лесного воина. Глухой рев, треск — и Слуга Копья падает с раздробленной ключицей, а в дверном проеме я вижу чудовищную харю Ингена. Он совершенно обнажен, бугрящийся мышцами торс залит кровью, струящейся из глубокой раны, которая перевязью тянется от левого плеча к правому бедру, но волосатые лапы крепко стискивают жуткую дубину, а глаз горит жаждой убийства.
Кинув на меня быстрый взгляд и оскалившись при виде выставленного вперед кинжала, гигант ухмыляется и наступает ножищей на голову лежащему без движения Мог Луйну.
— Хотел помочь дружку бежать? Не вышло!
Хруст, влажное хлюпанье. Кровь стынет в моих жилах, кинжал становится бесконечно тяжелым, предательски пляшет в руке. Закрыть глаза, покорно подставить голову под милосердный удар. Прервать этот кошмар!
И тут гигант глухо взрыкивает, делая шаг вперед. Волк! Появившийся неизвестно откуда, каким-то непостижимым образом прокравшийся в запертый и охраняемый лагерь. Мой верный пес вспрыгивает чудовищу на спину, вцепляется длинными клыками ему в шею. Ценой жизни покупает хозяину несколько ударов сердца.
Инген с проклятием выпускает дубину, хватает Волка за загривок, отрывает вместе с зажатым в его пасти куском собственной плоти, остервенело бьет головой о стену раз, другой. И в этот момент оцепенение покидает меня, и я с каким-то нечеловеческим воплем прыгаю вперед, выставив кинжал. Зверочеловек успевает лишь вновь повернуться ко мне лицом, и тут лезвие в две ладони длиной входит под подбородок. Мы оба падаем на пол. В глазах моих вспыхивают сотни чудовищно ярких светляков…
Я прихожу в себя от острой боли в руке. Перед глазами всё кружится, в горле першит от удушливого запаха дыма. Факел, принесенный Мог Луйном, упал аккурат на заготовленные пласты торфа, от них занялись стены. Ближайшая ко мне уже вовсю пылала, потрескивая и сыпля искрами. Отскочивший от нее уголек и привел меня в себя.
Туша Ингена подо мной недвижима, обтянутая кожей рукоять бронзового кинжала вызывающе торчит из спутанной бороды. Я пытаюсь встать, но ноги отказываются повиноваться — отчаянный рывок не пошел на пользу неокрепшим костям. И я ползу, упираясь в скользкий и липкий от подсыхающей крови пол руками, ползу, стиснув зубы. Потому что с небывалой остротой осознаю: я хочу жить! Пусть безногим калекой, но жить! Жить, во имя всего святого!
Жажда жизни столь высока, что я ухитряюсь покинуть горящий дом и даже отползти от него достаточно далеко, прежде чем силы вновь оставляют меня.
Смех. Женский смех. Такой веселый и беззаботный, что становится жутко. Но именно этот смех возвращает меня обратно в мир живых. А еще — голос:
— Спят… все спят… Баю-бай, баю-бай… утро пришло, а все спят. И никто не хочет поговорить со мной…
Я открываю глаза, поднимаю голову, упираясь подбородком в землю. Рассвет. Расползающиеся в стороны клочья тумана. Две неясные фигуры, движущиеся в мою сторону. И — голос:
— Я тоже хочу уснуть. Как мой господин. Он не хотел спать, но ты стукнул его — р-раз! — и он уснул… Я тоже хочу уснуть так… Р-раз — и всё. И хорошо. И совсем не страшно… А почему ты всё время молчишь? Поговори со мной! Я — правительница. Совсем-совсем настоящая. Ты не знаешь?..
Двое всё ближе и ближе. Я уже могу различить, что это мужчина и женщина. Мужчина — это тот, что приходил ко мне ночью. Он, тихий убийца в черных одеждах. Скользящая в ночи тень. Сейчас он уже не таится, шагает медленно и уверенно, будто у себя дома. Неужели он вырезал весь лагерь Увенчанного? В одиночку? Женщина рядом с ним ведет себя как маленькая девочка: то отстает, то забегает вперед, заглядывая спутнику в глаза, то вдруг начинает кружиться в танце. И без умолку болтает разные глупости, не замолкая ни на миг, обрывая фразы на половине, перемежая слова беззаботным смехом. Она сошла с ума, но не осознает этого. Говорит, говорит:
— Р-раз — и всё!.. А куда мы идем? А зачем? Ну что ты всё время молчишь? Как тебя зовут? Меня — Этайн… У меня сначала был муж Ард-Ри, а потом — Властелин Лесов. Но ты ударил его — р-раз! — и он уснул. Я знаю, без головы спать нельзя, но он всё равно уснул. Ха-ха-ха! Теперь ты мой муж, да?
Теперь я понимаю — это Ниам. Глупышка Ниам, выдавшая себя за хозяйку Ардкерра и поплатившаяся за это, не вынеся ужасов прошедшей ночи. Один рукав ее платья почти оторван, волосы в беспорядке рассыпаны по плечам, лицо и руки перемазаны сажей, а смех…
Они подходят всё ближе и ближе. Я вновь утыкаюсь лицом в землю, практически не дыша. Что-то внутри твердит: «Замри! Не двигайся! Ты мертв!» И я подчиняюсь, смиряя желание позвать на помощь, потому что этот внутренний голос сильнее. Теперь я не вижу их, но слышу по-прежнему хорошо. И чувствую, как оказалось, тоже: Ниам неожиданно садится рядом со мной и принимается нагребать в горсть землю пополам с золой, а потом тонкой струйкой сыпать мне на спину, что-то напевая.
— Прекрати!
А это уже мужчина. Впервые подал голос. И голос этот звучит бесконечно устало, как будто этот человек всю ночь работал не покладая рук. Впрочем, если задуматься, то именно так оно и было.
— Он не проснется, — отвечает безумная Ниам, нежно гладя меня свободной рукой по голове. — Он спит крепко-крепко.
— Оставь ее. Пусть поиграет.
Голос новый. Причем этот голос я тоже знаю. И знаю настолько хорошо, что прокусываю нижнюю губу, чтобы только не закричать.
— Ой, еще кто-то не спит! А как тебя зовут? Меня — Этайн, а те…
Тихий шелест. Едва ощутимое прикосновение. Я инстинктивно понимаю, что Ниам распростерта на земле бок о бок со мной.
— Ты убил ее? — несмотря на произнесенные слова, интонация мужчины в черном скорее утвердительная, чем вопросительная.
— Убил? Вот еще! Это после всех-то трудов… Нет, она просто спит. И пускай. Бедняжка донельзя измучена пережитым. С нею всё будет хорошо.
— Хорошо?! Она же утратила разум! Слышал бы ты, что она говорила и…
— Тс-с! Зачем столько шума? Ну утратила, и что с того? Илбреку будет довольно и такой Этайн. Ведь дело, в конце концов, совсем не в конкретной женщине. Неужели ты думаешь, что я затеял всю эту авантюру исключительно ради того, чтобы добыть Мак-Аррайду очередную красотку для любовных утех… тем более что для утех она и такая бы сгодилась. Нет, Этайн — больше, чем просто женщина, больше, чем королева. Она символ. В здравом ли уме, нет ли, но Соловей Ардкерра в руках Лоннансклеха — это удар по Ард-Ри. И удар этот тяжек вдвойне, если дева окажется в его объятиях по собственному желанию. Ты славно поработал сегодня ночью, Алый Меч!
Не может быть! Должно быть, всё это только чудится мне? Или я спутал его с другим? Ему ли не знать, что перед ним лежит никакая не Этайн Певунья! Но убийца в черном развеивает все мои сомнения:
— Мудрый, довольно! Уж по крайней мере когда мы одни, не зови меня этой собачьей кличкой!
— Отныне эта собачья кличка — твое имя!
— Перестань!
— Нет, этот ты перестань! Запомни раз и навсегда то, что я сейчас скажу тебе. Послушника Алого Ордена по имени Фрэнк из Горелой Низины больше нет. И жителя Северного Предела по имени Фрэнк тоже. Он умер там, на улице ночного Лайдора, погиб от рук наемников, посланных Серебряной Маской. Ты живешь уже третью жизнь. Жизнь, взятую взаймы. И взять ее разрешил тебе я — Мудрый Западного Предела Лаурик, прозванный Искусным! Твоя жизнь принадлежит мне без остатка, и в ней ты не более чем послушный меч в моей руке. Карающий меч. Алый Меч возмездия!!! Ты всё понял?! Отвечай!!!
— Я всё понял, Мудрый.
— Как тебя зовут?
— Алый Меч.
— В чем твоя сущность?
— Служить.
— Да, служить. И запомни: меч — каким бы хорошим он ни был — всего лишь меч. Мертвый кусок железа. Без силы руки он ничто. Я — твоя рука. Хочешь узнать мою силу? Смотри!
Судя по всему, Лаурик приподнимает голову Ниам, прислонив ее к моей спине. И сразу же по всему моему телу прокатывается обжигающая волна холода. Я вновь закусываю губу, сдерживая крик. Ранка тут же затягивается, и я даже не успеваю почувствовать вкуса крови.
— Вот так! — удовлетворенно произносит Мудрый. — Будь она хоть на волосок от смерти, теперь всё в порядке. Разум и тело этой женщины полностью исцелены. Сейчас она просто спит здоровым, наполняющим силой сном, а когда проснется, то вновь будет нормальной женщиной без каких-либо признаков безумия. Разум ее очистился от скверны… Почему ты так странно смотришь на меня?
— Я… я преклоняюсь пред твоей силой, Мудрый…
— Что ж, хорошо. Надеюсь, ты запомнишь этот урок навсегда. И учти: то, что я даю одной рукой, я с легкостью могу забрать другой.
— Я запомню. Теперь мы можем отправляться?
— Нет. Осталось еще кое-что. Ее лицо.
— Лицо? А что с ним не так?
— Да нет, всё так. Но его нужно чуть-чуть изменить, чтобы ни у кого не было сомнений в том, что это Этайн.
— Я не понимаю, Мудрый. Так выходит, что это…
— Да, — судя по всему, Лаурик склонился над спящей Ниам и слегка массировал ее лицо кончиками пальцев, — это не Этайн. Настоящая жена Ард-Ри… считай, что умерла. Но после того, что я сделал, их не различила бы и родная мать. Только вот Соловьем Ардкерра ей больше не бывать, но всё спишут это на тяготы плена и потерю памяти, вот и всё.
— Не вижу особой разницы.
— А ты и не должен. Эта девушка — ее зовут… звали Ниам — сводная сестра Этайн по отцу, и они достаточно похожи. Но для тех, кто знал настоящую правительницу, разница была весьма велика, уверяю тебя. Знаешь, в этом даже при желании можно усмотреть знак свыше: до ссоры с Ард-Ри Илбрек чуть было не женился на Ниам…
— Позволишь еще вопрос?
— Спрашивай.
— Зачем тебе был нужен весь этот маскарад? Судя по всему, ты мог бы слепить эту «Этайн» из любой другой женщины?
— При желании — даже из тебя, — усмехнулся Лаурик. — Ты прав, конечно. В первую очередь мне нужно было, чтобы Илбрек и северяне признали Посланца Четырех по имени Алый Меч. Надеюсь, ты не забыл прихватить голову Увенчанного и его знаменитый плащ?
— Не забыл. Кстати, ноша не из легких.
— Ничего, ты силой тоже не обделен. Еще вопросы будут?
— Как я понимаю, обо всём этом никто не должен знать?
— Правильно понимаешь. Никто, и в первую очередь — Трен Броэнах. Предупреждаю честно — я не буду спускать с тебя глаз, и если только заподозрю, что ты сболтнул лишнее… Впрочем, тебе всё равно вряд ли поверят… Ладно, я закончил. Теперь подними ее на руки. Смелее, она проспит до самого вечера, и не в твоей власти разбудить ее от этого сна. Нам пора. Илбрек Мак-Аррайд, будущий Ард-Ри Западного Предела, ждет свою новую жену!
Голова Ниам больше не касается меня. Звук удаляющихся шагов. Порыв ветра. И — тишина. Звенящая, гулкая тишина. Несколько ударов сердца я лежу, зажмурившись, а потом, неожиданно для самого себя, упираюсь ладонями в землю. Руки мои налиты силой, она играет в венах как хмельная брага. Запрокинув голову к небу, я смеюсь, и дик смех мой, в котором звенит переполняющая меня мощь. Он гремит над разоренным лагерем, заваленным мертвыми телами лесных братьев, он отражается от стен домов и частокола, он копьем пронзает туман и гулким эхом мечется меж стволов сосен.
Отсмеявшись, я одним мощным рывком поднимаюсь на ноги. Ноги мои налиты всё той же могучей силой, и я знаю, что сейчас могу танцевать, сражаться, бежать наперегонки с самыми быстрыми скакунами Светлого Господина. Бежать от рассвета до заката. Бежать и обгонять их.
— Хвала Вам, Великие! — громко произношу я. — Не напрасно взывал я к Вам в час отчаяния, и ныне вера моя крепка, как никогда. И тебя благодарю я, Лаурик Искусный, Уста Четырех, Мудрый Западного Предела! Кем бы ты ни был ныне, где бы ни находился. Благодарю за этот дар, пусть дан он без ведома твоего и желания. Благодарю и клянусь Теми, Кто не оставил меня: я расплачусь за этот дар сполна!..
Голова. Правитель
С утра поиски на поле боя возобновились, и к вечеру я мог оценить все масштабы потерь. В бою пали триста восемнадцать воинов, еще сто сорок надолго выбыли из строя, причем добрая треть их вряд ли когда-нибудь еще сможет взять в руки оружие. Илбрек потерял убитыми тридцать четыре человека, еще столько же были ранены, но тяжелых или безнадежных среди них не было.
Да, горечь утраты была велика, но у правителя Трена Мак-Нейла не было времени на скорбь. Нужно было распорядиться о погребении и тризне, разместить войско северян и позаботиться о его пропитании, пересчитать людей и разослать гонцов во все селения с приказом всем мужчинам, способным держать оружие, спешно двигаться к Темре, благо теперь этого самого оружия у нас было предостаточно. Еще необходимо было позаботиться об усилении рубежной охраны и сменных конях на заставах. Конечно, Лаурик обещал своевременно предупредить нас о приближении войск Ард-Ри, но мало ли что может случиться… В оставшееся время мы с Илбреком и избранными воинами объезжали окрестности, выбирая место для главного сражения.
Да, хотя меня по-прежнему страшил гнев Четырех, сурово каравших клятвопреступников, я вступил в войну. Лоннансклех и Дайре Мак-Дегайд оказались правы: в такие времена третьей стороны нет и быть не может. Впрочем, у меня имелись еще две причины поступить именно так. Перед отъездом Лаурика и Фрэнка я имел еще один долгий разговор с Мудрым, в конце которого он приказал собрать всё население Темры и торжественно объявил: властью, данной ему Четырьмя, он освобождает меня от исполнения клятвы, поскольку первым нарушил ее Ард-Ри, и главное сейчас — защита Предела. Не скрою, почти все мои воины встретили этот поступок с небывалым облегчением, и над крепостью долго гремели восхваления Всеблагим и Их Устам. Впрочем, вторая причина была для меня куда более весомой.
Я уговаривал его не вступать в этот бой. Я убеждал, что нет урона для его чести, если он останется в крепости. Я напоминал, что хотя годы и обошлись с ним благосклонно, он уже давно не мальчик. Я твердил, что в случае моей смерти у народа останется законный правитель, который соберет новую рать и отомстит за меня. Я говорил, говорил, говорил, а он лишь слушал не перебивая, не возразив ни единым словом. Когда я наконец замолчал, он улыбнулся, разгладил усы и произнес: «Нет большей награды для отца, чем воспитать достойного сына. И если мне суждено погибнуть, то я предпочел бы встретить смерть, стоя с тобой плечом к плечу». Я не имел права запретить ему. А если бы и имел, то вряд ли воспользовался бы им.
Мы действительно долгое время бились плечом к плечу, и один вид Кернана Калада, отринувшего годы и разящего врагов как молния, вливал в наших воинов новые силы. А потом водоворот битвы разбросал нас в разные стороны, и встретиться снова нам довелось лишь на следующий день.
Я нашел его сам. Покрытый десятком глубоких ран, так и не разжав пальцев на рукояти иззубренного сломанного меча, он лежал под тушей мертвого коня, всем своим весом раздавившего ему грудь. И на губах старого Кернана Калада, умершего именно так, как он мечтал — в бою, лицом к лицу с врагом, — навеки застыла улыбка. Прощай, отец! Ты уже далеко, на золотых Островах Вечной Юности, тебе больше не о чем беспокоиться. А твоему сыну надо учиться жить без тебя и ненавидеть. И если первое очень тяжело, но всё же возможно, то со вторым — прости, отец! — выходило не слишком хорошо. Несмотря на священный долг кровной мести, я не испытывал ненависти. Ни к эоратцам, забравшим жизнь Кернана Калада, ни к Ард-Ри Мак-Сильвесту, развязавшему эту бессмысленную войну, ни к неведомому мне врагу — бывшему Мудрому Северного Предела по имени Серебряная Маска, направлявшему руку Луатлава. Могучий Трен Мак-Нейл, великий воитель, жнец битвы, делатель вдов — я впервые думал о близкой войне — величайшей войне Предела, если верить Лаурику, — и не испытывал ничего, кроме усталости и апатии. Нет, я делал всё, что от меня ждали, я готов был вести моих бойцов вперед, сражаться и убивать, но когда я стоял на поле боя над телом отца, что-то внутри меня дало трещину. И из трещины этой, как из кувшина, медленно, по капле, утекало нечто очень важное. Я страшился себя, такого, каким становился, потому что это слишком напоминало Фрэнка… нет, Алого Меча. В последнее время я всё чаще ловил себя на мысли, что внутри пришельца из Северного Предела скрываются как бы двое: мой друг и телохранитель Фрэнк и холодный, безжалостный убийца Дарэг Клив. Который не испытывает ни сожалений, ни радости от дела рук своих, с одинаковым равнодушием и мастерством, унаследованными от многих предшествующих поколений, врубается топором в березовый ствол и человеческую грудь. А еще я почему-то думал о том, похожи ли на Фрэнка все прочие жители его Родины? «Выбрал Предел Северный битву…» — так, кажется, говорилось в легендах? И тот ли это был выбор, от которого впоследствии можно было бы отказаться?..
Когда отгремела тризна по павшим, когда упокоились они — все: и враги, и друзья, как бы ни возражал Мак-Аррайд, — под одним высоким курганом, и Темру-на-Форайре накрыла ночь, я лежал в своих покоях, тупо уставившись в потолочную балку. Битва и последовавшие за ней три дня измотали меня до предела, но сон почему-то обходил стороной правителя Трена. Не помогало даже хмельное. Всё тело ломило, в ушах стоял какой-то гул, воздух в комнате казался душным, влажным и тяжелым, как болотный туман. И вот когда я уже совсем было решил одеться и выйти из дома на улицу, полог откинулся и в комнату шагнула Майра.
— Ты не спишь, господин мой Трен?
— Как видишь.
Не спрашивая разрешения, девушка выскользнула из платья и забралась ко мне под шкуры.
— У меня нет ни сил, ни желания для любви, красавица.
— Я знаю, — тихо произнесла она. — И, наверное, пришла сегодня к тебе именно поэтому. Ляг на живот.
Когда я подчинился, Майра принялась разминать мои напряженные мышцы. Ломота бежала прочь от прикосновений ее сильных, но чутких пальцев, по всему телу растекалось живительное тепло. Я не смог сдержать блаженного вздоха и затылком почувствовал, что девушка услышала его и улыбнулась.
Закончив, Майра поднялась, чтобы уйти, но я поймал ее за руку.
— Останься.
И неизвестно почему добавил:
— Пожалуйста…
Мы лежали, обнявшись. Голова девушки покоилась у меня на груди, я перебирал ее густые, мягкие волосы и рассказывал. О своем детстве, о волкодаве, подаренном мне отцом, о своей первой охоте, о первом посещении дома Мудрого, о Фрэнке и своих страхах.
— Он хороший человек, — прошептала Майра. — Просто другой. И ты совсем не похож на него. Всё ваше сходство в том, что вы оба — великие воители, оба способны обжечь, как лед и огонь. Но огонь, горящий в тебе, может не только жечь, но и согревать своим теплом, а он… ему намного тяжелее, чем тебе.
— Тяжелее? Ох, женщина, ты и сказала! Я не помню, когда последний раз делал что-то просто потому, что мне этого захотелось. У меня нет свободной минуты, голова пухнет от забот, я ответственен за сотни людей, я — правитель на пороге войны, наконец, я только что потерял отца…
— Вот видишь, — прервала меня она, — ты сам только что сказал. У тебя нет времени на тоску и отчаяние, дурные мысли и даже скорбь. Ты постоянно в делах, тебя окружает столько людей, которые ждут от тебя помощи и поддержки, верят в тебя… любят тебя. А он всё время один, всё время чувствует себя изгоем, в котором все видят лишь непобедимого воителя, Алого Меча, гибкого и прочного, как его железная рубашка. Нужного лишь для того, чтобы убивать тех, на кого ему укажут. Ты говоришь, что потерял отца. Это так, и все в Темре-на-Форайре искренне скорбят по славному Кернану Каладу. Твой отец был великим вождем и мудрым правителем, память о нем не умрет в народе. А Фрэнк — что ему терять, кроме жизни? Какую память после себя он оставит — имена сраженных им соперников?..
Майра замолчала; молчал и я, потрясенный ее мудростью и собственной слепотой. Молчал и сам не заметил, как уснул.
Когда я проснулся девушка, уже одетая, сидела рядом с ложем и смотрела на меня.
— Сладко ли тебе спалось, господин мой? — с улыбкой спросила она.
— О да! Уж и не помню, когда я в последний раз так хорошо спал, — честно ответил я, вставая. Голова моя была на диво ясна, тело переполняла сила.
— Ты, наверное, напустила на меня какие-то чары, — сказал я Майре, протягивавшей мне воду для умывания и полотенце.
— Наверное, — ответила она. — Этими чарами от начала начал Четыре наделили женщин, ведь Они тоже — женщины… Ты хочешь есть?
Я прислушался к своим ощущениям и понял, что умираю с голода. Верно растолковав отразившиеся на моем лице эмоции, Майра негромко рассмеялась и чуть подтолкнула меня к столу, уставленному блюдами и кувшинами.
— Долго я спал? — спросил я, вгрызаясь в бычью лопатку.
— Солнце уже прошло полпути на запад.
— О Всеблагие! — Я поперхнулся и закашлялся. — Должно быть, меня искала уйма народа?
— Да, человек десять, включая правителя Илбрека. Я всех отослала, сказав, что ты приказал не беспокоить тебя. — Нет, эта женщина не переставала меня изумлять.
— И что, Мак-Аррайд тебя послушал?
— Не сразу. Сначала он начал кричать и ругаться, говорил, что вы хотели с утра устраивать какой-то совет, но я ответила, что на этом совете от тебя всё равно было бы немного толку, потому что ты всю ночь не спал.
— А он?
Читать бесплатно другие книги:
