Звени, монета, звени Шторм Вячеслав

Впрочем, нет. Не какая-нибудь. Майра.

Смешно сказать, но за последнее время я очень привязался к простой служанке из бедного, незнатного рода. Тот же Илбрек или тем более Ронан Светлый, таких каждый день меняют. И то сказать: для девицы почет великий, если взгляд господина на ней задержится. Ну а коли усладила его красавица — получи заслуженную награду: браслет золотой, торквес, или, скажем, плащ тонкого шелка. А то, глядишь, и за доблестного воина из дружины замуж выйти удастся.

В моем случае всё это тоже было — и браслет, и торквес, и плащ. Хотя Майра, разумеется, принимала мои дары и благодарила, она приходила вновь и вновь отнюдь не из-за них. Да и стал замечать, что с тех пор, когда в нашем доме появилась эта сероглазая девушка с мягким тихим голосом, все остальные женщины как-то незаметно исчезли из моей жизни. Майра же, напротив, всё больше времени оставалась не только в моей комнате, на ложе, но и в моих мыслях, всё чаще мы с ней не только предавались любви, но и просто разговаривали, или же она пела, а я слушал. Отец и мать, видя это, лишь посмеивались, а все прочие шептались, что наследнику давно пора остепениться и остановить выбор на достойной себя и своего положения деве. Головой я соглашался с мудрыми советниками, даже обсуждал ту или эту претендентку, но сердцем понимал: вечером, когда в мою комнату войдет простая служанка с серыми глазами и тихим голосом, все эти знатные красавицы покажутся мне вовсе не такими уж достойными…

Одним словом, я был вполне доволен жизнью, когда в дверь постучали.

— Ну? — вопросил отец вошедшего воина.

— Господин, только что прибыл человек по имени Фергус Мак-Аррайд. Он утверждает, что принес тебе тайное послание от главы своего рода и просит незамедлительно принять его.

«Незамедлительно! Не мог до утра подождать, понимаешь…» — фыркнул я про себя. Впрочем, я прекрасно знал, что Кернана Калада не может не заинтересовать, чего же такого тайного и срочного имеет сообщить нам северный сосед. Особой дружбы между нами никогда не водилось, но и серьезных распрей я тоже не припомню. Полям и горам особенно делить нечего.

— Предоставьте гостю комнату и всё, в чем он нуждается, — приказал отец. — Пусть обсушит свою промокшую одежду, утолит голод и жажду, отдохнет немного, а после мы со славным Треном примем его.

Что и говорить, свои нужды посланник Илбрека утолил с поразительной быстротой. Сдается мне, что он пренебрег угощением и отдыхом и лишь сменил мокрую и грязную дорожную одежду на нечто более подобающее визиту к правителю. Стало быть, и впрямь дело его серьезное. Ну-ну, послушаем.

Поклонившись, посланник промолвил:

— Господин мой Кернан, могучий Трен, пославший меня, шлет вам привет и поклон, а также это.

Я взял протянутый мне тяжелый чеканный браслет червленого золота, подкинул его на руке — выбитый на золоте ощерившийся вепрь, знак рода Аррайд, блеснул рубиновым глазом — и перекинул его отцу. Он ловко перехватил украшение на лету и положил на стол, а потом благосклонно улыбнулся посланнику:

— Садись у огня, воин могучего Лоннансклеха. Налей себе выпить и выгони из костей холод и сырость.

Благодарно кивнув, Фергус осторожно наполнил чащу с наслаждением сделал добрый глоток и опустился на лавку вытянув ноги:

— Как хорошо, клянусь Четырьмя! Я не ночевал под крышей с того самого дня, как выехал из Дун Фэбар, а твоему меду, господин, нет равных!

— Но ты, вероятно, проделал весь этот долгий путь не для того, чтобы похвалить наш мед? — усмехнулся я.

— Правду изрек ты, господин мой Трен, — кивнул тот. — И нетрудно сказать: важность дела, что привело меня сюда, переоценить невозможно. Вижу я на вашем столе доску для фидхелла. Знайте же, что ныне началась та игра, ставкой в которой станет венец нашего Предела.

Я изрядно опешил:

— Сдается мне, что венец Предела уже давно нашел своего владельца. И если будет на то соизволение Всеблагих, освободится он еще очень нескоро.

— Ты сам сказал, господин, — усмехнулся в усы Фергус, — если будет на то Их соизволение.

— Неужто наш Ард-Ри так прогневил Четырех, что у тебя есть повод сомневаться в этом?

Отставив кубок в сторону, тот испытующе посмотрел отцу в глаза:

— А как по-твоему, достославный Кернан: нарушение клятвы, данной при Их свидетельстве, смерть защищенных плащом посланника, клевета и хула на верных, укрывательство убийцы и презрение обязанностей правителя Предела — достойный повод?

— Погоди, погоди, добрый Фергус, — поднял руки отец, — ты говоришь слишком много, слишком быстро и слишком непонятно.

— Вы очень скоро всё поймете, владыки. Но прежде чем я начну, позвольте спросить: не было ли в недавнем прошлом каких-либо известий из Ардкерра?

Мы с отцом одновременно пожали плечами.

— Слава Четырем! Значит, я не опоздал. Слушай же, славный Кернан, слушай, могучий Трен. Когда говорил я о нарушенной клятве, то ничуть не преувеличивал. Кто, как не вы, о владыки, были на свадебном пиру Коранна Мак-Сильвеста и своими ушами слышали данный им обет? Можете ли вы воспроизвести его?

— Дословно — вряд ли, а в общих чертах Ард-Ри клялся, что до конца года примет в свой род любого изгнанника, приди он к нему с такой просьбой, а Илбрек, Ронан и я вольны приходить и уходить в Ардкерр, когда нам вздумается, даже если между нами случится война.

— Ты упустил еще одно, господин мой Трен. Ард-Ри говорил тогда, что, буде один из трех его гостем, ни в чем не будет он испытывать недостатка, любое желание его будет исполняться как желание самого Ард-Ри, а обида, нанесенная ему, будет обидой самого Ард-Ри. Ответь, могучий Трен, прав ли я?

— Прав, — кивнул я. — Нетрудно сказать, это слова Ард-Ри. Так ты хочешь сказать, что он отказался от них?

— Выслушай, а после рассуди сам. Случилось так, что господин мой Илбрек, сын его, славный Сиге, а также отряд сопровождающих их воинов всю зиму гостили в Ардкерре…

— …и нашли прием нерадушным? — невежливо перебил Фергуса отец, пользуясь своим положением хозяина. — Неужели не встретили их богатыми дарами, не поили допьяна и не кормили досыта? Неужели девы Ардкерра не услаждали свиту Илбрека песнями днем и ласками ночью?

Мне показалось, что гонец слегка поморщился.

— Да, да, поначалу всё было именно так, господин мой Кернан. И подарки, и пиры, и женщины, и охоты — мы ни в чем не испытывали недостатка, несмотря на то, что Ард-Ри не было дома. Всем в Ардкерре распоряжались его жена, прекрасная Этайн, и побратим, достойный Гуайре Менд.

— Ты сказал «поначалу». А потом?

— А потом начались распри между нами и людьми Ард-Ри. Из потешных, вызванных бахвальством и ссорами во хмелю, они очень быстро переросли в серьезные. С обеих сторон пролилась кровь. И Ард-Ри, вернувшийся к тому времени, и Заика с легкостью могли их предотвратить, но не сделали этого.

— И ты называешь это нарушением клятвы? — усмехнулся я. — Послушай, Фергус, когда в одном месте собираются столько славных мужей, в которых играет горячая кровь, да еще и принадлежащих к разным родам, столкновения неизбежны.

— Быть может. Хотя большинство вызовов воинов Ард-Ри были брошены лично господину моему Илбреку.

Не показав, что меня встревожили его слова, я кивнул:

— Разумеется. Велика была бы слава того, кто в честном бою победил бы самого хозяина Дун Фэбар. Да и проиграть в состязании мужу столь славному — скорее почет, нежели позор.

— Быть может, — вновь повторил Мак-Аррайд. — Хотя мертвым в такой славе не много проку… И всё же, если бы дело было лишь в неучтивом поведении глупцов, торопящихся поскорее воссоединиться с Четырьмя, я бы не осмелился тревожить вас, повелители, да еще в столь поздний час.

— Продолжай, — махнул рукой отец. — Мы в Темре привыкли ложиться поздно, а рассказ твой воистину занятен.

— Так вот. Вскоре любому имеющему глаза было ясно, что Ард-Ри тяготится присутствием в своем доме господина моего Илбрека, хотя и не решается сказать ему об этом прямо.

— Может быть, ты и прав, — медленно кивнул отец. — Но вспомни о клятве Луатлава — твой господин мог оставаться в Ардкерре сколь угодно долго, и никто не мог принудить его уйти.

— Именно. И хотя нападки воинов Ард-Ри при желании можно было бы рассматривать как частичное нарушение этой клятвы, я веду речь не о том. Гораздо более, чем смерть бойцов, Мак-Сильвеста беспокоила женщина.

— Вот как? Кто-то впервые после смерти любимой жены разжег в сердце прославленного воина огонь страсти? Неужели дева та слепа и глуха, что не раскрыла для него свои объятия? А Ард-Ри упустил возможность устроить свадьбу?

— Соловей Ардкерра поет лишь для одного мужчины, — сухо бросил гость и сделал намеренную паузу, давая нам с отцом время для осмысления его слов.

Соловей Ардкерра? Этайн?!

— Уж не потребовал ли Илбрек, — начал я сквозь зубы, — чтобы в исполнение клятвы Ард-Ри положил на ложе гостя собственную жену?! А если так…

Фергус торопливо поднял руки:

— Смири свой гнев, доблестный Трен. Конечно, хотя господин мой и мог потребовать чего-то подобного, никогда не стал бы Илбрек Мак-Аррайд добиваться желанной женщины столь низким способом. Ведь ни для кого не секрет, что в испытании на право стать Ард-Ри ты и Светлый Господин сражались за венец правителя Предела, а Луатлав и мой повелитель — за руку Этайн. Четыре даровали желанную победу Мак-Сильвесту — и Илбрек смирился, приняв их выбор, хотя изгнать из сердца любовь так и не смог. Впрочем, дева тоже — ни до замужества, ни после — не давала понять, что ухаживания моего господина неприятны или тягостны для нее, а если подумать, то и наоборот.

— Но и не давала повода усомниться в своей супружеской верности, так ведь?

— Воистину так. И Ард-Ри знал это, но ревность грызла его душу, и с каждым днем он становился всё неприветливее. Именно поэтому, уверен я, он и не запрещал своим бойцам вызывать на поединки моего господина, надеясь в душе, что тот будет убит.

— Может, ты и прав, — хмыкнул я, вставая, чтобы подбросить в очаг еще одно полено. — А может, всё это — только слова и предположения. В любом случае ревность отнюдь не означает нарушение гейса.

— Как знать. Когда она не подстегивает убийц и не заставляет забыть о законе гостеприимства, чести воина и справедливости правителя… нет, прошу, позволь мне закончить. Тебе всё станет ясно.

В один из дней, когда уже истаял снег, и мы уже подумывали о возвращении на север, мой господин получил новый вызов. На этот раз зачинщиком был молодой Бранн Мак-Менд, сын Гуайре и любимец Ард-Ри. На пиру он жестоко оскорбил Илбрека, поставив под сомнение его доблесть и славу всего рода Аррайд. Обида была тем сильнее, что поносные слова исходили от безусого юнца, вовсе не отмеченного славными деяниями. Конечно, многие утверждают, что он был просто пьян, но кое-кто, вспоминая произнесенное в тот день, считает: Бранн прямо напрашивался на драку и озвучивал невысказанные слова своего повелителя в надежде, что тот его защитит.

Я покачал головой:

— И твой господин, без сомнения, убил его.

— Нет, и теперь горько в том раскаивается.

— Неужто Лоннансклех уклонился от боя? — Улыбка чуть тронула губы посланника:

— Кому, как не вам, владыки, знать моего господина? Ничто в Пределе не помешает ему поднять меч и копье в защиту своего рода, хотя Ард-Ри и просил его об обратном. Да и как иначе? Вот ты, могучий Трен, скажи мне, но скажи прямо, без утайки: если бы кто-то при множестве свидетелей оскорбил Нейлов и унизил тебя лично, разве ты поступил бы по-другому?

Да, что и говорить, при одной мысли о подобном кулаки мои непроизвольно сжались. Для самого последнего жителя Предела Мудрости нет ничего более священного, — не считая Четырех, да не оставят Они нас своими милостями, — чем честь его рода. Долг же правителя по отношению к роду и вовсе необъятен.

Молодого Мак-Менда я совершенно не помнил: это он с братьями, будучи еще совсем щенками, с восторгом провожали взглядами мою колесницу и раскрыв рот слушали бардов, распевающих о моих подвигах, а не наоборот. Да и род Гуайре никогда бы не сравнился с древним и славным родом Аррайд. О да, я очень хорошо понимал Илбрека, горячего, скорого на гнев и удар правителя.

— Так что же ответил Илбрек на просьбу Ард-Ри? — прищурился отец.

— Он ответил — и Луатлав согласился с ним, — что забыть обиду не силах, но победа над мальчишкой, совсем недавно взявшим в руки боевое оружие, послужит не к славе его, но к хуле. А поскольку обида была нанесена прежде всего роду Аррайд, то, по законам Предела, принять вызов может любой член рода. Против Бранна Мак-Менда на Маг Окайн встал Сиге Мак-Аррайд.

Я присвистнул. Несмотря на молодость, старший сын Илбрека уже успел стяжать громкую славу грозного поединщика, обещая со временем затмить даже своего великого отца. Такой противник не уронил бы даже моей чести.

— Так, значит, это Сиге сразил Бранна?

— Господин, в том бою Сиге пал.

Ну и ну! Не иначе как Всеблагие направляли руку парня! В любом случае теперь ему есть чем гордиться. Сдается мне, что скоро барды наперебой запоют о том бое.

— И что же, — спросил отец, отпив меда, — Бранн использовал какой-либо запрещенный прием, чтобы добиться победы? Может, оружие его было отравлено, или кто-нибудь намеренно испортил перед боем колесницу грозного Сиге? Ибо знаю я брата моего Илбрека, справедлив он, и, как бы ни велика была горечь от утраты любимого сына, не стал бы он порицать или преследовать его убийцу, если бы бой был честным.

— Всё именно так, как ты сказал, славный Кернан, — видно было, что речи отца польстили Фергусу. — Я был в тот день на Маг Окайн и могу засвидетельствовать, что победа Мак-Менда была совершенно честной. Но видел я и другое — опьяненный боем, он не только отсек голову павшему, но и зарубил его безоружного возницу, когда тот пытался ему помешать.

Да, это уже было серьезно. Конечно, по условиям поединка сын Гуайре имел право на голову противника (Илбрек, кстати, сколько я его помню, никогда не отказывал себе в удовольствии проехать по улице с кровавым трофеем, привязанным к дышлу колесницы, да и я не просто так ношу свое грозное прозвище), тем более что противник явно превосходил его славой и доблестью. С другой стороны, вряд ли кто-нибудь усомнился бы в победе, свидетелем которой стал сам Ард-Ри. Да и Илбрек наверняка пожелал бы выкупить голову сына, на что имел полное право, а отказать ему в этом — значит, смертельно обидеть. Но убийство возницы, совершенное после того, как пал его колесничный боец…

— Продолжай.

— Мне осталось рассказать немногое. Разумеется, господин мой Илбрек тут же потребовал от Ард-Ри выдать ему убийцу для суда.

— И разумеется, Ард-Ри выполнил его справедливое требование?

Горькая усмешка была нам ответом:

— Так поступил бы господин мой, или ты, доблестный Трен. Но не Коранн Мак-Сильвест. Он заявил, что раз преступление совершено на его земле, в его присутствии и его человеком, то он сам и станет судить его по возвращении в Ардкерр. А знаете, в чем заключался этот суд? Сначала Ард-Ри, как и велит обычай, торжественно лишил Бранна своего покровительства, земли и воды, и Гуайре Заика отрекся от недостойного сына. А потом, — почти выкрикнул Фергус, — потом наш справедливый и гостеприимный Ард-Ри, якобы в исполнение своей клятвы… простил изгнанника, принял его в свой род и назвал своим сыном. Господину же моему было объявлено, что с этой минуты любой, кто поднимет на Бранна руку, будет рассматриваться как враг рода Мак-Сильвест и самого Ард-Ри лично!

Что и говорить, в тот миг я целиком разделял гнев Илбрека. Похоже, что в угоду привязанности к побратиму и его сыну Луатлав презрел справедливость верховного правителя и судьи Предела. Хотя с правовой точки зрения всё было проделано изумительно: действия Ард-Ри полностью отвечали его обету, а членство в новом роде полностью очистило преступника, как если бы он умер и родился вновь.

— И как же поступил брат мой Илбрек? — спросил отец, хотя мы, кажется, уже знали ответ.

— А что бы ты сделал на его месте, господин? Род Аррайд объявил о своей свободе от данной некогда Ард-Ри клятвы до тех пор, пока все достойные мужи Предела, Мудрый и Те, чьими Устами он является, не вынесут свое решение.

— И это лишний раз подтверждает мудрость и справедливость его главы, — признал я. — Разумеется, Мудрый и все мы напомним зарвавшемуся правителю об его обязанностях по отношению к подданным.

— Рад, что ты согласен с моим господином, — широко улыбнулся Фергус. — Значит, в этом споре ты выступишь на его стороне?

Э нет, не так быстро!

— Ты ведь, кажется, тоже был на свадебном пиру Ард-Ри, друг мой? И слышал мою клятву? Призвав в свидетели Тех, Кто всегда над нами, да прославляется вечно Их имя, поклялся я, что в любой ссоре между Коранном Мак-Сильвестом, Илбреком Мак-Аррайдом и Ронаном Мак-Дегайдом не приму ничьей стороны, но приложу все усилия, дабы разрешить дело к всеобщему удовольствию, справедливости и вящей славе Четырех. Так что не зови меня сторонником рода Аррайд, пока я не слышал слов другой стороны и, главное, Лаурика Искусного.

Слегка приуныв от начала моей речи, Фергус к ее окончанию явно воспрял духом:

— Так именно об этом я и собираюсь вести речь, доблестный Трен! Господин мой и все люди его в великой скорби отбыли на родину, отправив гонцов к Мудрому, Светлому Господину и тебе, чтобы созвать на правый суд. Ни один из гонцов так и не достиг цели. Спустя луну считая с того дня к Дун Фэбар подъехал посланник Ард-Ри и, не слезая с коня, передал моему господину кожаный мешок и устные слова Ард-Ри. В мешке находились головы наших послов, а речи — клянусь именем Тех, Кто всё видит, что передаю их дословно, — гласили:

«Ард-Ри Предела Мудрости Коранн Мак-Сильвест вероломному убийце, предателю и клятвопреступнику Илбреку Мак-Аррайду.

Грязный пес! Сейчас ты владеешь тем, что принадлежит мне по праву, но я намерен в скором времени вернуть свою собственность, врученную мне волей Четырех. Взамен я отсылаю тебе то, что ты оставил на моих землях. Готовься к войне!»

— Как ты считаешь, Фергус, — спросил отец, также, как и я, пытаясь прийти в себя от неслыханности происходящего, — о какой собственности идет речь?

— Нетрудно сказать. Мак-Сильвест, видимо, считает, что ему, как Ард-Ри, принадлежат не только его земли, но и владения моего господина. Ха! Наши мечи и копья мигом дадут ему понять, как он не прав. Люди гор никогда не признают своим правителем никого, кроме Илбрека Мак-Аррайда или его сына Туана. Он точно так же, как и его отец, стремится отплатить острой сталью за вероломство, гибель брата и прочих родичей. Весь север сейчас точит мечи и кует шлемы.

— Хорошо, — медленно начал отец, — ты приехал к нам, и значит, новые гонцы были посланы также к Лаурику и Ронану?

— Почти так. «Почти», потому что сейчас посылать кого-либо к Нехту бессмысленно. Во-первых, Ард-Ри нас всё равно опередил, во-вторых же, Ронан всегда принимал сторону Мак-Сильвеста и, если ты помнишь, даже клялся поступать так, и только так. Светлый Господин — неплохой человек и умелый воин, но личная привязанность для него всегда значила неизмеримо больше справедливости. Что же до Мудрого, то он пока ничего не ответил. От истоков Дробайс до его жилища неблизкий путь, к тому же второй гонец вполне мог разделить судьбу первого, или же Лаурик отбыл в иной Предел. В любом случае после всего случившегося Уста Четырех ни за что не раскроются в поддержку убийцы. И всё же господин мой справедлив. Он приказал ждать еще одну луну, и лишь после этого, если дело не удастся решить миром, выступать в поход.

— И что же род Аррайд хочет от меня лично? Да, если судить по твоей речи — а у меня нет причин тебе не верить, — Ард-Ри утратил разум и совершает поступки, недостойные ни доблестного воина, ни верховного правителя Предела. Но моя клятва была дана и услышана, и я отнюдь не склонен по примеру Ронана действовать под влиянием одной лишь приязни, навлекая на себя гнев Четырех.

— Господин, Илбрек Мак-Аррайд — человек чести. Разумеется, он не требует от тебя невозможного, напротив — просит не отступать от клятв и не мешать нашей праведной войне. Главное же, просит мой господин, поскольку по ряду причин слово твое весомее и нет причин у Ард-Ри мешать твоему передвижению, лично потребовать у Лаурика созвать Совет Предела, на котором он будет требовать переизбрания Ард-Ри…

Да, вот такие дела. На следующее утро Фергус отбыл обратно, вполне довольный моим ответом. Впрочем, чего он еще ожидал? Разумеется, нарушать свое слово я всё равно не стал бы и, в худшем случае, дал бы отпор той из сторон, которая попыталась бы заручиться моей поддержкой при помощи силы. Да и Мудрому сообщить обо всём было просто необходимо, хотя бы во исполнение всё той же клятвы. Вряд ли после окончания этой войны кто-либо останется в выигрыше. Но и действовать поспешно не хотелось, тем более что мой мудрый отец сразу же предрек скорый визит людей Ард-Ри. Он же, кстати, предположил, что два рассказа будут весьма разниться между собой. Так оно и оказалось.

С другой стороны, после разговора с Голлом Мак-Мендом я окончательно запутался. Теперь, кроме непонятной позиции Лаурика, я имел еще исчезновение Этайн и Ниам. И что интересно, именно похищение жены и убийство побратима, как следовало из речей младшего сына Заики, вынудило Ард-Ри бросить вызов северу. А Мудрый его в том полностью поддерживал. Более того, Фергус ни словом не обмолвился о том, что в качестве эрика за смерть возницы Сиге его господин потребовал от Луатлава отдать ему Этайн. У любого нормального мужчины такое предложение вызвало бы совершенно однозначную реакцию.

Да, всё это так. Но Сильвест обвинил жену в сговоре с врагом и дошел даже до того, что считает лично ее повинной в смерти Гуайре! И при этом Фергус не утверждал прямо, что для подобных обвинений был хоть какой-то повод.

Допустим, трое из свиты Илбрека тайно остаются рядом с Ардкерром с целью выкрасть (или увести добровольно) Этайн, а попутно, если удастся, и сквитаться с Бранном. И допустим, что Лаурик является во сне к Ард-Ри и раскрывает ему глаза на неверную жену и этих троих. Слова его подтверждаются, и охотники становятся добычей. Но Этайн всё же забирают из Ардкерра, да еще и из-под стражи, из чего следует, что в землях Ард-Ри осталось по меньшей мере два отряда воинов Илбрека. И второй был лучше оснащен и имел внутри Ардкерра сообщников — хотя бы ту же Ниам, — это подтвердил сам Голл. Тогда почему Лаурик предупреждает Сильвеста только об одном отряде? Почему никто из людей Ард-Ри, которые наверняка следили за передвижениями не столь уж многочисленной свиты Илбрека, не обратил внимание на то, как сильно она уменьшилась? Дальше — хуже. Для того чтобы скрыться так быстро — разосланные в погоню отряды вернулись ни с чем, — налетчикам необходимы были лошади или колесницы. Во-первых, они оставляют следы… впрочем, вокруг крепости Ард-Ри подобных следов всегда хватает. Но ведь есть еще во-вторых: где эти лошади и колесницы всё время прятались, и в-третьих: как приблизились к Ардкерру ночью невидимыми и неслышимыми?

Ну и напоследок. Зачем было Ард-Ри убивать посланников Илбрека до формального объявления войны, когда еще, если я правильно посчитал, не было ни нападения на Ардкерр, ни трех злоумышленников в его окрест… Стоп! Трех! Ведь Фергус говорил о трех послах — к Ронану, Лаурику и ко мне. И именно трое воинов Илбрека были застигнуты и убиты по наводке Мудрого. Совпадение? Вряд ли.

И опять же — Мудрый. Мог он точно сказать, что Этайн в руках Илбрека? Мог. Мог перенестись в Дун Фэбар и устроить суд и расправу? Несомненно. Но не перенесся и не устроил. Получается, что он — хранитель мира и спокойствия в Пределе — ратует за кровопролитнейшую войну, в которой наверняка пострадают невиновные.

Впрочем, есть еще одно объяснение. Коранн Мак-Сильвест по прозвищу Луатлав, Ард-Ри Предела Мудрости, утратил разум и лжет. Лжет во всём намеренно или принимая ложь за правду. А Мудрый Лаурик по прозвищу Искусный, Уста Четырех в Пределе, никак не может опровергнуть эту ложь.

Потому что его призвали к себе Всеблагие.

Мудрый мертв, а тот, кто должен прийти ему на смену еще никак не проявил себя.

И выяснить это можно лишь одним способом.

Я решительно откинул в сторону одеяло, и Майра тут же проснулась.

— Ты сегодня поднялся слишком рано, господин мой, — промурлыкала она, сладко потягиваясь и кивая на окно, затянутое бычьим пузырем. — Только-только стало светать. Не лучше ли тебе вернуться на ложе и…

— Нет, женщина, не сейчас! — в притворном ужасе отшатнулся я. — Мне нужны хотя бы те крохи сил, которые ты мне оставила. Так что быстро одевайся, позаботься о еде и найди Фрэнка. Да, еще вели без промедления сообщить, когда проснется господин мой отец. Мне срочно нужно с ним переговорить.

В чуть раскосых кошачьих глазах красавицы промелькнула тревога:

— Что-то случилось, господин мой Трен?

— Случилось, — медленно кивнул я. — Что-то несомненно случилось. И мне очень хочется знать — что?..